Work Text:
Январь выдался промозглым и пасмурным. Низкое небо давило на Страт, ледяная морось и слякоть отнюдь не украшали городской пейзаж, но несмотря на это, на душе Крома цвели розы. Вооружённые шипами, они крепко держали его сердце в колючей хватке, болезненной, но в то же время приятной.
Любить Карла было непросто: с его вздорным характером это требовало огромных запасов терпения и действительно ощущалось словно попытки продираться через терновые плети. Но все эти старания окупались целиком и полностью, когда молодой король ненадолго переставал кривить губы в недовольной гримасе и вместо этого улыбался своему самому преданному слуге. Эта улыбка напоминала мелькающее среди облаков январское солнце: такая же недолговечная, но при этом пронзительно искренняя.
Ради этой улыбки Кром был готов на всё — более того, он понимал, что его возлюбленный об этом знает и пользуется этим. Крома это устраивало. Любовь переполняла его до краёв и помогала закрывать глаза на любые каверзы, так что он не знал, что нужно сделать Карлу, чтобы Кром его осудил. По крайней мере, сейчас, когда свет этих глаз и пара нежных слов в полумраке спальни могли заставить его забыть обо всём.
Но и у Крома были принципы. Без них он не стал бы тем, кем был сейчас. Одним из них было нежелание признать свою роль королевского фаворита. Это казалось ему слишком пошлым и в какой-то степени позорным. Он в первую очередь был другом Карла и его преданным воином, а только потом — любовником. Эта новая роль никак не вязалась у него в голове с остальными, конфликтовала со всей его сутью: в конце концов, он долго не верил во взаимность своих чувств и шок оказался слишком силён.
Карл этого не понимал. Он наслаждался каждым мгновением и, будь поглупее, наверняка бы не смутился выражать свою благосклонность на публике. Но глуп он не был, кто бы что ни говорил. Давать такой козырь в руки возможных заговорщиков он не собирался — или Крому хотелось на это надеяться. Потому что было у Карла желание, которого Кром исполнить не мог: простое, но совершенно невозможное. Он хотел, чтобы Кром хоть раз уснул и проснулся в его постели.
Сущий пустяк, но каждую ночь, дождавшись, пока утомлённый страстью молодой король погрузится в дрёму, Кром тихо выбирался из хранящей тепло их тел постели и возвращался в свою — холодную и пустую. Карл ругался, обижался, провоцировал — но Кром упрямо отказывался остаться с ним до утра хотя бы раз. Ему казалось, что если он даст слабину, то всё покатится в никуда и иллюзия контроля, под которым ему удавалось держать свой мир, окончательно рассыплется.
— Ты меня не любишь, — однажды заявил Карл в сердцах. — Ты врал мне всё это время, пользовался моей благосклонностью.
Кром замер, бросив одеваться.
— Если бы я тебя не любил, — постарался ответить он как можно сдержаннее, — то за такие слова уже вызвал бы тебя на дуэль.
— Короля — на дуэль? Звучит как что-то, на что способен только Ледиос, — фыркнул Карл.
Нужно было собираться быстрее. И тише. Но сегодня Карл задремал слишком чутко — и теперь они сонно переругивались: Кром — сидя в одной рубашке, Карл — и вовсе растянувшись на постели в чём мать родила.
— Но если король капризничает, как…
— Как кто? — Карл вцепился в слова, как всегда в их ссорах. — Давай, говори, о чём подумал. Как бордельная девка, возомнившая себя госпожой?
— Как ребёнок, — процедил Кром. — Который не понимает, что сам себя подвергает опасности.
Карл разошёлся не на шутку:
— Так не ты ли клялся защищать меня от опасностей? Говорил, что с тобой я могу ничего не бояться?
Кром покачал головой. Как и всегда, Карл слышал только себя.
— Я не смогу защитить тебя от всех и каждого. От заговорщиков. От аристократов, которые могут попытаться сместить уязвимого короля, не собирающегося обзаводиться наследником. Чем меньше живых душ знает о нашей связи, тем прочнее ты сидишь на троне.
— Плевать я хотел на трон, — по-змеиному прошипел Карл, — если просыпаюсь в одиночестве.
Эта фраза впечаталась в память Крома раскалённым клеймом. В этом был высший эгоизм Карла: если уж он чего-то желал, то погружался в это полностью, без оглядки на остальное. В любовь в том числе, какой бы губительной она от этого ни становилась. В такие моменты Крому становилось не по себе: он видел, что Карл не остановится ни перед чем на пути к желаемому.
Но сегодня, в годовщину дня своего рождения, Карл был на удивление приветлив и покладист. Всего единожды он намекнул, что был бы не против проснуться рядом с Кромом — а после переключился на праздничные хлопоты. И чем ближе к вечернему балу, тем подозрительнее всё это становилось. Но только на самом балу Кром наконец догадался, к чему всё идёт.
Одной из многочисленных традиций, которыми так дорожил Родон, был первый танец с королём в день его рождения. Его Величество сам избирал счастливицу, которой подавал руку — и, естественно, этот выбор становился поводом для пересудов всего двора и нёс особенное значение. Королевы-консорты, фаворитки, случайные любовницы на пару вечеров — кого только не видел этот зал на первом танце прежних королей. И вот Крома огорошила внезапная мысль, что может выкинуть на своём первом дне рождения в качестве короля Карл.
Его опасения усугубились, когда к середине бала Карл отставил в сторону бокал с вином, которое без охоты потягивал весь вечер, и хлопнул в ладоши, привлекая всеобщее внимание. Музыка стихла, и взгляды всех придворных обратились к молодому королю.
— Мои преданные подданные, — он изобразил улыбку так умело, что только Кром заметил, что искренней она не была. — Я рад видеть всех вас здесь в этот прекрасный вечер, посвящённый моей скромной персоне. Полагаю, все вы знакомы с традицией первого танца.
Кром скрипнул зубами и подумал было скрыться в толпе, но с его ростом ему бы едва ли это удалось.
— Засим не буду утомлять вас долгими рассказами. — Карл мягко, перекатываясь с пятки на носок, шагнул вперёд и мазнул взглядом по замершей толпе. — Моей сегодняшней избранницей…
Кром словно примёрз к месту. Ничего хорошего его не ждало: либо позор и скандал, либо повод для тайной обиды и ревности, если Карл прикроется какой-нибудь невезучей мадемуазелью. Потому что, пусть разум и твердил, что афишировать их отношения опасно, сердце оказалось бы не готово наблюдать, как Карл танцует с другой. Но всё же лучше это, чем угроза для них обоих.
— …я никого не назову, — наконец закончил Карл после томительной паузы и сверкнул обаятельной улыбкой. — А традицию эту я своей королевской волей с сегодняшнего вечера упраздняю. Что ж, можете продолжать веселье. Музыку!
Он взмахнул затянутой в перчатку рукой, и грянул вальс. Кром вздохнул. Вроде бы уже взрослый, не абы кто, а король — и всё же видно было в Карле того мальчишку, которому завидовали все, но который мечтал лишь о том, чтобы строгий отец хоть раз вместо чтения нотаций просто сказал, что гордится сыном. Этот мальчишка до сих пор пугливо прятался за безупречной улыбчивой маской, за музыкой, за своим рыцарем. Порой самообладание Крома подтачивала мысль, что и отношения с ним были для Карла лишь попыткой восполнить пожизненный недостаток любви.
— Что, испугался, что тебе придётся изображать мою даму? — ухмыльнулся Карл, когда Кром чуть позже нашёл его в одной из открытых для гостей комнат.
— Насколько я помню, в танце у нас за даму обычно ты, — без задней мысли парировал Кром.
— Только ли в танце? — томно протянул Карл и выдал такую многозначительную улыбочку, что Кром почувствовал, как залился краской до самых корней волос. Он попытался изобразить укоризненный взгляд, но Карла эти потуги только рассмешили.
Что ж, видно, вина он сегодня всё-таки выпил достаточно.
— Не красней так, я сегодня всё равно слишком устал, чтобы тебя соблазнять, — покачал головой Карл, вдруг погрустнев, и устало откинулся на спинку кресла.
— Ты нужен мне любым, — выпалил Кром, сам того от себя не ожидая. — Хоть уставшим, хоть нет.
Карл удивлённо распахнул глаза, их пронзительная лазурь блеснула как-то по-особенному, прежде чем он растерянно хмыкнул и торопливо отвернулся.
— Да. Я знаю. Что ж, пожалуй, пойду к себе… Кажется, они там и без меня прекрасно справляются, — Карл кивнул в сторону выхода в главный зал, откуда доносилась музыка, смех и звон бокалов.
Кром нашёл его в личных покоях чуть позже, когда проверил посты стражи, за которую вызвался отвечать на празднике. Он думал, что Карл уже спит, но из-под двери лился тусклый свет, и Кром вошёл в комнату без стука, как привык. Как позволялось только ему.
— Стало быть, не так уж ты устал? — Кром мягко поддел Карла, сидящего в любимом кресле.
— А ты всё-таки хочешь попытать удачи? — безрадостно отозвался тот.
Кажется, король окончательно впал в меланхолию. Кром шагнул ближе, силясь заглянуть ему в лицо.
— Нет, но я не против всё-таки станцевать — ты ведь пригласил бы меня, если бы мог?
Карл удивлённо приподнял бровь. Проявил интерес — это уже хорошо.
— Помнишь, как ты учил меня вальсу? — продолжил Кром и картинно протянул руку. — Буду рад, если проверишь мои умения теперь, спустя столько лет.
Карл фыркнул, но вложил в Кромову ладонь свою — уже обнажённую, без перчатки, такую прохладную и, кажется, слегка дрожащую.
— Напрашиваешься на строгий экзамен, сэр Кром.
Едва ли это медленное топтание по кругу со стороны действительно напоминало вальс, но им двоим этого было достаточно. Карл привалился к Крому, устроившись подбородком на плече, и тихо мурлыкал под нос мелодию с бала. Ноги он переставлял едва-едва, и Кром решил не мучить его слишком долго: почувствовав, что партнёр по танцу уже едва стоит, помог ему дойти до кровати и упасть в плен мягких перин. Карл сонно заворчал, ничуть не помогая Крому, который стянул с него обувь и лишнюю одежду, прежде чем король, оставшись в нижней рубашке, целиком забрался под одеяло.
Кром с нежностью понаблюдал, как он кутается, и бросил случайный взгляд на каминные часы. Девятнадцатое января закончилось, а он так и не преподнёс возлюбленному достойного подарка. Но, может, ещё не поздно это исправить…
Самому раздеться оказалось куда легче и быстрее, чем избавить от одежды ёрзающего Карла. Кром привычно забрался в знакомую постель и пододвинулся к уже задремавшему любовнику, который, однако, тут же потянулся навстречу и прижался к его плечу. Кром не стал его останавливать — напротив, прижал к себе, на радость дремлющему Карлу, который тут же засопел ровнее. Сейчас он казался таким трогательным и беззащитным, заключённый в Кромовы надёжные объятия. Пожалуй, давно надо было дать ему того, чего он хотел.
Так думал Кром, вдыхая аромат волос Карла. Они пахли розами и каким-то травами, но если спуститься ниже, уткнуться носом в ложбинку между шеей и затылком, можно было почувствовать его собственный запах, терпко-сладкую смесь, приятнее которой для Крома не было ничего в этом мире. И как он мог всё это время отказываться от того, чтобы засыпать рядом с ним?
Любить Карла действительно было непросто — но кто сказал, что ему самому было легко? Пусть хоть завтра проснётся так, как ему давно мечталось. Кром уже мог представить его ворчание из-за жары под одеялом и придавившей его тяжёлой руки. И всё же он был уверен: Карла это осчастливит. А ради счастья своего короля генерал был готов на всё.