Archive of Our Own ^beta

Chapter Text

— Быстрее! — злится принцесса. — Еще быстрее! Или мне стоит добавить огонька? — взгляд с наслаждением цеплялся за чужой страх.

— Кто учил тебя манерам, Азула? — она тут же оборачивается на этот низкий грубый голос и его требование, ожидаемо вздрогнув, ее лицо расплывается в довольной улыбке — он ее заметил! «Папочка», — ликуют ее мысли, хлопают в ладоши эмоции, а на лице лишь скомканная краткая ужимка.

— Да, отец, ты прав. Я слишком добра, — не сдерживает утешительного смешка, поглядывая на Озая снизу вверх, замечая, что поставила самого Хозяина Огня в замешательство, — Живее! — распаляется она, аж взрываясь на огненные искры. Бедные циркачи, что висели на тоненьком канатике, дрожа, поглядывали вниз, не зная, что делать — спасаться самим или развлекать ее высочество? А смогут ли они спасти свои жизни, если все-таки выживут, не взбредет ли в голову юной принцессе наказать их жизнью? Кстати, когда там выход Тай Ли?

«Я не чудовище! Я не злая!», — вторила себе Азула, а затем вновь окинула взглядом непоколебимого Озая, ища в том ну хоть толику одобрения, но взгляд отца был направлен даже не ввысь, где пыжились изнуренные разноцветные гимнасты, а куда-то сквозь сцену и толпу, выходя далеко-далеко за пределы шатра, будто бы где-то там, — в Долине Забвения прямо сейчас кто-то ощутил его пристальный нелюдимый взгляд.

«Не может быть!», — радостно рассвирепела принцесса, не сдерживая очередной огненный всплеск, который, казалось бы, лишь на долю секунды опережал сами эмоции. «Ты все еще любишь ее?», — задается главным вопросом. Начиная вскипать от ненависти, понимая, что мать разрушила нечто большее, чем просто отношения с собственной дочерью — брачную клятву, семью. «А мог ли ты любить?», — ее мысли были столь неосторожны, столь азартны, что огонь просто налипал клоками и горел, горел, горел, и не только в ее глазах. Яркий, красный, багровый, сочный — прямо как все эти яростные и грубые чувства. Чувства к чему? На что? Было бы прекрасно, умей Азула абстрагироваться также как ее давняя подруга — Мэй, от одного упоминания от которой у Азулы шел рвотный рефлекс. Вялая, скучающая напыщенная аристократишка. Азуле иногда закрадывались возмутительные мысли о том, что будто бы Мэй больше принцесса, чем сама принцесса. «Я принцесса! Только я!», — она продолжает безотрывно смотреть на отца, который так и не появился в зоне людской досягаемости, он был лишь изваянием, видимостью в огне. Он нервничал — нет, не так — он отчаянно тревожился! И надо быть заурядным или недальновидным как Зуко, чтобы не понимать эмоций отца. Озай был всегда либо зол, либо очень зол!

«Мама…», — Азула почти произнесла это вслух, слыша шепот ворочающегося языка, что слетел быстрее, чем она смогла поймать себя. «Что в твоем понимании любить, отец?», — каждый раз, когда она мысленно задавала ему вопрос, то за него порой и отвечала, даже чаще, чем бы того хотелось, но прямо сейчас ей не важен ответ, ведь они остались совершенно одни — мрачное уединение, неизбежное объединение. Больше нет никого из династии Огня.

«Предатели!», — выплевывает уже более спокойно, опуская дядю Айро, считая того неистинным сыном Азулона. Толстый, низкорослый, смердящий, грязный, маскирующий свой алкоголизм любовью к чаю. А вот отец не пьет, вновь подняла глаза на его профиль. Отец замечательный, гордый, статный, никому не понять Озая, — с придыханием отпускает мысли восхищения. Он делает это все потому, что такова его линия жизни, потому что некому тушить его распаленную ярость. «ОН такой же как я», — Азула набралась смелости, глубоко вдохнула, распрямилась, постаралась натянуть как можно более правдоподобное невозмутимое лицо, протянула руку и схватила Озая горячими дрожащими пальцами, впиваясь ногтями в его пылающую кожу. «Только ты меня поймешь», — стыдливо отворачивается, прячется, пытаясь зацепить не только собственный взгляд, но и мысли о происходящем вокруг, не делая акцент на том, что отец помимо всего прочего — Хозяин Огня. Его злость отразится на любой коже, и Зуко прочувствовал это на себе.

«Так тебе!», — скалится Азула, наполняясь необузданным горделивым раздражением, готовая вспыхнуть как спичка. Но что останется от спички, как только та догорит? Уголек. И Азула помнила это, знала. Каждый вечер ее мучали разные мысли. А что, если на месте Зуко могла быть сама Азула? А что, если внутренний огонь горит и окисляет, обугливает, очерняет, губит и жжет? И чем больше ты огонь, тем быстрее догоришь?

Озай опустил свой взгляд, наблюдая за тем, как нервно Азула теребит его пальцы, вцепляется, царапает, растирает и дергает. Он сомнительно взглянул на нее. Лишь секундой, тут же возвращая взгляд обратно, его губы слегка дрогнули, либо Азуле это показалось, а может, просто хотелось? Она видела и чувствовала все, даже если сидела к вам боком. Это как чутье у зверя, когда напряжен каждый мускул, когда все сосредоточие и концентрация направленна на неуловимую беспроигрышную интуицию. Азула тотчас же поймала на себе чей-то бесцеремонно-пристальный охотничий взор, он был в толпе. Судорожно оборачиваться — значит проиграть, значит — дать понять, что тебя заметили, что вынудит нападающего либо все-таки атаковать, либо сменять лица, наружности, до тех пор, пока не сможет затеряться, достигая-таки своей цели. Принцесса сделала несколько вдохов, успокаиваясь, чувствуя, что рука Озая еле ощутимо, словно прикосновение воздуха, сжимает ее. Она в безопасности. Все эти ненавистные взгляды… да они же ждут того момента, когда можно будет растерзать, сжечь и убить. Все ОНИ. Даже несмотря на то, что бессовестно улыбаются в лицо и уважительно склоняются пред каждой встречей.

— Принцесса. Хозяин Огня. Мое почтение! — Озай резко, с пренебрежением, отбросил руку дочери и спрятал свои кисти в широкие рукава, молча кивнув в знак приветствия.

— Адмирал Джа-о, — протянула его имя Азула, наблюдая за тем, как он присаживается рядом. Наглый, бессовестный, беспринципный и опасный, — смотря на него, Азула преисполнилась отвращения, но тут же благосклонно улыбнулась, когда Джао поцеловал ей руку.

— Есть новости о принце Зуко, — вклинился в представление Джао, чем вызвал у Озая пренебрежение и гнев, Азула наблюдала с восхищением, как искривилось лицо отца при одном только голосе адмирала, или при упоминании Зуко? Азула испытала истинное наслаждение, — уже несколько месяцев о ее брате была тишина, и тут есть хоть маленькая лазеечка — вездесущий Джао.

— Меня интересует аватар! — бросил в него камень своих слов Озай, даже не одарив взглядом, словно его ужасно выворачивало от Джао. Каждый хоть немного умный человек задастся вопросом, на подобии: «А зачем Озаю такой адмирал?», — но это лишь доказало бы невнимательность вопрошающего. Азула тяжело вздыхает, чувствуя неприятную близость Джао. Нет, он не дурно пах, но он был столь прилипчив и навязчив не только в идеях, но и внимании. Его любовь к Озаю и Нации Огня была такой явной, Джао бы сам умер, но выслужился бы до такой степени — пока от него ничего не осталось.

— Мне говори, — томно прошептала Азула, не сдерживая гаденькой улыбочки. — Он не в духе, но потом с тебя и спросит, ты знаешь Хозяина Огня, а я знаю, когда и как лучше донести до отца информацию. И обязательно сделаю это. Все-таки как-никак, но повышением вы обязаны мне, — Джао не мог или даже не хотел понять — вранье это наглое или же принцесска бестактно обольщает его. Ее присутствие дарило всегда столько полярных эмоций, она как будто бы тот камень преткновения, который с одной стороны твоя помеха, но с другой — сокровище. Гадкая и очень смазливая девчонка, Джао бы хотел пробиться дальше и не останавливаться на достигнутом, и если это возможно — породниться с Хозяином Огня, слиться с Нацией воедино, стать ее божеством.

Азулу стал утомлять вечно появляющийся Джао, с изгнанием Зуко того стало подозрительно больше, чем принцесса могла вынести. И тут, совершенно неожиданно, как самое точное попадание в цель — ее сковал парализующий холодный страх, будто бы ледяной молнией прошибло — кто-то смотрел на нее. Да столь пристально, будто бы прожигал — она ощущала его бурлящую неосторожную магию огня, внутри Азула горела под его прихотью. Осторожно, не в силах скрывать свой бушующий ураган чувств, Азула обернулась, ее взгляд устремился выше, прыгая с одного человека на другого — все не то, но она чувствовала цель. Какая невероятная сильная и притягательная энергетика. Ее прошиб испепеляющий ужас, когда несколько рядов выше она столкнулась со взглядом двух черных дыр, в которых глаз не разобрать. Это было даже не лицо, это была деревянная устрашающая маска со львиным оскалом, напоминающая озверевшего демона или улыбающегося в танце синего дракона. Азула немедленно необдуманно встала, и этот кто-то повторил за ней, она хотела было поднять руку, как он повторил за ней, он вел себя как ее карикатурное отражение, чем вызвал незамедлительную улыбку. Он приблизил указательный палец к оскалу на маске, призывая сохранить этот секрет, она хитро покачала головой, успев мысленно позвать охрану несколько десятков раз во время его этих кривляний. Но тут ее схватила гордость, неужели она — принцесса Страны Огня, превзошедшая не только старшего брата, но и кузена Лу Тена, не сможет справиться с каким-то театральным актеришкой? Незнакомец развернулся и стал уходить, движения его были плавные, уверенные, гуттаперчевые, будто бы он и был акробатом цирка.

— Ты куда? — немедленно среагировал Озай, схватив ее за руку, дернув назад, она не удержалась и плюхнулась на свое место, пока Азула безуспешно смотрела на человека, что приближался к выходу. Стройное телосложение подчеркивал его непроглядный в ночи облегающий черный костюм, облачавший даже кисти рук. Не переставая ее дразнить, он звал за с собой, вызывая у принцессы странный интерес, словно она вновь с принцем Зуко и они решают, кто будет рыться в документах Азулона, а кто прятаться. Это всегда было ночью, когда дворец засыпал. Зуко бесцеремонно врывался к ней в покои, стоя в дверях, притягивал лишь жестами, не говоря ни слова. Да, это был кто-то другой, но этот кто-то явно будет повержен, у Азулы настолько разыгралась фантазия, что она стала представлять, что под маской аватар, и что она прямо сейчас свяжет его, сломает сначала руки, затем ноги, и он не сможет колдовать, а для пущей уверенности — заклеит ему рот.

— Мне надоело, отец, я хочу уйти, — высказалась как можно более презрительно, испытывая угнетающее раздражение.

— Я хочу, чтобы ты осталась! — грубо, резко, уверенно, но не крича смерил ее взглядом Озай. — Мне так спокойней! — она сначала опешила, замолчала, а только потом разозлилась, готовая убить отца за подобную дерзость! Что это значит, он не хочет? Она переполнилась как чаша, такой невиданной и обжигающей яростью, что готова была выжечь тут все, вместе с Озаем, внутри она кричала от гнева и бессилия, дралась, кусалась. «Как ты смеешь приказывать принцессе Страны Огня, — не могла усмириться Азула, — даже несмотря на то, что ты сам — Хозяин Огня! Я решаю, что делать, куда идти и чем заниматься!». Но внешне она осталась непоколебима. Ее мышцы скрутило от чудовищной силы перенапряжения, ей физически тяжело было сдерживать свои бурные порывы. Она не проронила ни одну искру, но чувствовала огонь. Огонь внутри, он жег ее безжалостно и долго, обжигал сердце, мешал делать вдох, сжимал ребра и скручивал руки. Азула зажмурилась, готовая расплакаться от этой несправедливости, она знала, что это всё сильнее нее: Озай, огонь, эмоции.

— Там кто-то был! — сквозь зубы почти крикнула она на отца, что даже Джао обернулся. Озай проглотил этот плевок неуважения, в глубине души желая залепить Азуле огненную пощечину, но, присмотревшись, он заметил, как блестят ее глаза, наполненные слезами, которые та так тщетно пытается сдержать, удержать, не пустить. Он не скрыл своей победной удовлетворительной улыбки, удовольствие от увиденного нельзя было сравнить с поимкой аватара или победой Нации Огня над другими. Она злится, она ненавидит, ничего не может сделать, но сдерживается, слушается, настолько избалованная, что даже не боится, как всегда это делал Зуко. Озай победоносно выдохнул, продолжая держать Азулу за руку. Его прикосновения начали давить на нее, он сжигал сильнее Кометы Созина, сильнее пренебрежения матери и сильнее презрения Зуко.

— Дурак Айро! Ненавижу! — выругалась она, смотря куда-то вниз. — Ненавижу! Ненавижу! Чтоб он сдох! — она рычала, словно дикая львица, только достаточно тихо, потому что стыд пока был ей присущ. Адмирал Джао косился на принцессу, но ни смел вмешиваться, ему доставляло истинное расслабление — представление парящих извивающихся акробатов.

— Стража! — гордо и невозмутимо воззвал Озай. Азула тут же прекратила гневаться. Гнев как рукой сняло, словно водой холодной окатили, пред ее глазами стали мелькать пыточные, казематы, темница, сырость, грязь и крысы. Прямо сейчас отец прикажет запереть Азулу где-нибудь, пока из нее не выйдет вся дурь. Она успела побыть в растерянности какое-то коротенькое время, пока не подошла стража, и отец не сказал:

— Проверьте тут все на предмет подозрительных лиц, — обернулся к Азуле. — Как он, говоришь, выглядел? — выжидающе на нее уже смотрел не только Озай, но и стража.

— Он был в маске, как актер, — задумалась вдруг Азула, и почувствовала себя глупой. Они ведь в цирке, тут есть и актеры и маски, а что, если это действительно был просто местный артист? Озай тяжело вздохнул, явно разочарованный, но не подал виду:

— На всякий случай осмотрите территорию, чтобы никто не болтался в странном виде. И уж тем более не скрывал своих лиц, это ни к чему, — его голос не дрогнул ни секунды, когда он говорил, то словно обращался в пустоту, так как он даже не смотрел на стражников. Те покорно поклонились и ушли, только после этого Азуле стало легче, она испытала долгожданное облегчение в самом нутре, в самой душе, если таковая у нее имелась. Огонь погас, Азула сдулась, больше у нее ничего не горит.

— Принцесса, ваш травяной чай готов, — стоило Азуле подойти к своим покоям, как служанка радостно ее встретила отличными новостями.

— Надеюсь, без сахара? — нужно убедиться, что ложки дегтя не будет.

— Что вы, госпожа, никто не посмел бы, — на этих ее словах Азула выдохнула и прошла в свои покои, где ее окружило несколько девушек, что стали снимать с нее одежду, мягкие молодые пальцы работали очень шустро, принцессе было даже не к чему придраться, но даже если бы это было так, мысли Азулы, как и мысли Озая на представлении — были где-то в дали от мира людей. Кто был тот человек? Что он хотел? Неужели это действительно всего лишь жалкий актер театра Но? Азула не сдержала смешок, чем напугала служанку, та дернулась и Азула окинула ее свирепым взглядом, чем напугала еще сильнее. Как только за ними закрылась дверь, Азула довольно улыбнулась, ведь они ее так опасаются, боятся сделать что-то не так. Но ведь если холодно и расчетливо подумать, то они совершенно легко предадут и с радостью раздерут их с отцом на части. Их полчища, прямо как крыс, а как много одаренных огненной магией крыс… Азула тяжело вздохнула, обхватив кружку с чаем, от него пахло просто невероятно, много пряных трав, и она отчетливо ощущала сладковатый привкус чабреца, много ромашки и чего-то еще, но все перебивал чабрец. Азула подошла к зеркалу, начиная рассматривать себя со всех сторон, особенно завораживало лицо. Она считала себя самой непревзойденной во всем, идеальной, отчеканенной и неподлежащей подражанию.

— Все самое лучшее мне-е, — протянула она это почти с лаской и добротой, улыбаясь самой себе. — И только мне-е. Ни моему братцу-поганцу, или дядец-тунеядец, нет. Все мне. Корону, власть, деньги, красоту, — когда она говорила, то все пила, глоток за глотком, от чего успокаивалась и нежилась в собственном великолепии. Трогает левую сторону лица, восхищаясь гладкости кожи и ее бледности. — А ведь братец теперь уродец! — злобно захихикала, да так заливисто, что почти пустила слезы. Смех ее был устрашающий и колкий, переходящий в истеричный, не знающий конца, только набирающий обороты. Она знала свои слабости, главное — вовремя остановиться. Последний глоток был сделан, после чего Азула вышла на открытый балкон, и бросила ее на несчастных прохожих. Кружка разбилась в дребезги, что только порадовало принцессу, после чего та почувствовала, как выпитое действительно расслабило все ее мышцы, разум опустел, даже захотелось спать. На улице была темная, сверкающая ночь, отовсюду доносился вой сверчков, разбавляемый потрескиванием огня. Она взмахнула рукой, приказывая огню стихнуть и лечь спать вместе с ней, отдаться черноте ночи и дать себя поглотить луне, чтобы войти в новый день с солнцем и возгореться подобно его пламени.

— Я. Тебя. Слышу, — улыбнулась принцесса, испытывая те же чувства, что и на представлении, стоило ей это сказать, как кто-то сзади обхватил ее руками, закрывая рот, резко и насильно склоняя голову вбок. Азула сразу же потянула нападающего вниз, начиная намеренно падать, желая утянуть гада с собой или вынудить отпустить, так как насколько бы сильным он не был, но ему станет невыносимо тяжело. Она расслабилась, что сделало ее еще более тяжкой участью, камнем она давила его к полу, но этот черный человек был силен и глуп, он удерживал ее на протяжении нескольких минут, пока та бессовестно пыталась вырваться. Она считала, что стража — глупые идиоты, лишь видимость, а она не слабохарактерная девчонка, чтобы в покои врывалась толпа мужланов с пиками. «Он мой!», — думалось ей, — «Я сама его положу».

Это была полная тишина — немая непрекращающаяся борьба, ни звука, кроме шороха одежд, Азула ни разу не испугалась, думая, что это похоже скорее на сон. Азула все никак не могла уснуть, это длилось уже много лет, с того самого дня, как Зуко поставили шрам на Агни Кай. Ох, она была тогда в таком бешенном восторге, что брат отхватил по полной, что наконец на его роже красуется истинное лицо. Теперь она одна была всем прекрасна и идеальна в их Стране Огня. Кто поставит на трон слабака и уродца? Только не Озай. Хотя Азула только лишь и могла, что догадываться о такой ненависти отца к сыну, но с другой стороны, это было ей на руку, это было выгодно как-никогда. Но ее не покидало чувство, что на месте брата могла оказаться и она сама, ведь чем она лучше? Азула же тоже ребенок Хозяина Огня, как хорошо, что из них двоих все досталось Зуко. Она вскрикнула сквозь чужую руку, пытаясь вывернуться из цепких рук, как только ощутила острие, что с хрустом проткнуло ей шею, но это не самое страшное, что ее ждало. Обугливающая резкая боль прошлась по тонкой нежной коже, отчего Азула зашипела как зверь, укусила нападающего за пальцы, оттягивая ткань перчатки, оставляя не только отметины зубов, но и много слюны. Накатывающее дурманящее чувство сгущалось в голове, но мысли были чисты, тело обмякло, им невероятно тяжело двигать, внутренний голос остался четким, но такими медленным, а сказать что-то было настолько сложно, будто камни тягать. Она тяжело выдохнула ему в руку, в усталости от борьбы прикрывая глаза, как ощутила, что он ее отпускает. Она валится на пол, но этот кто-то — тянет, не давая убежать, толкает со всей силы, Азула собирает все предметы на своем пути и намеренно сворачивает, желая вызвать море шума, чтобы наконец кто-то пришел спасти ее, как бы унизительно это не звучало. Ноги не держат, руки тяжелеют, эмоций никаких.

— Только не волосы! — произносит она, видя черную кисть над своей головой. Она смотрит во тьму и видит лицо, вернее — нет, не лицо, это рисунок. Маска. Большая, больше человеческой головы, со львиным оскалом и драконьим смехом. Синяя или красная? Азула не понимает, это тот человек из шатра или другой? А был ли человек? А шатер? А есть ли все, что происходит прямо сейчас? Волосы распались у нее по плечам ровными темными прядями, послышался металлический звон — он отбросил ее корону, что щемило сильнее его прикосновений, он пытается лишить ее титула? Сдирает с такой неосторожностью, совершая какое-то богохульство, осквернение, проявляя удивительно эмоциональную дерзость, чувственное преступление.

— Я все равно принцесса, — кратко и очень насмешливо выдавливает из себя, находя это забавным. — Даже без короны, — даже сейчас она была преисполнена гордости за себя, считая, что чтобы не произошло — она невероятна в этот момент, а этот потасканный чмырь никогда не смоет с нее лицо власти, никогда не заставит просить о пощаде. Он злобно вцепился в нее, хорошенько потряся, приподнял за грудки и резко отбросил. Азула вцепилась за балдахин собственной ложи, пытаясь удержаться на раскачивающейся ткани, но послышался жалобный треск — и она повалилась вниз, рухнув на спину. Она попыталась рассмеяться, испытывая на себе взгляд из-под маски, человеческое тепло и невероятную необузданную силу, а еще и удушающую тяжесть. На минуту все затихло, Азула даже обеспокоилась, затем она ощутила свободу и вдохнула полной грудью, как только он сполз с нее. Его руки коснулись дерева маски, Азула была в нетерпении, она ухмылялась несмотря на темноту и свое положение, она желала посмотреть на того негодяя, что смеет быть столь грубым с ней. Она замерла, даже перестала дышать, приоткрыла в сосредоточии уста, испытывая необъяснимые противоречивые чувства — вроде бы интересно, что же будет дальше, а вроде бы — ненавижу! Гори в огне, неверный! Он остановился, не собираясь показывать принцессе свое грязное подлое лицо, стянул перчатку, сначала одну, затем вторую, окуная пальцы в ее волосы, отчего Азулу пробрал невероятный смех, он тут же зажал ей рот, показывая другим пальцем, что она нехорошо себя ведет. Обомленная, взволнованная с негодования, заведенная и преисполненная пренебрежения, она все же замолкает, вспоминая, как брат всегда делал также. Одним духам известно, как сильно ее потрясло его изгнание! Одним духам известно, что она испытывает каждый раз, когда вспоминает, как его зовут!

Азула не любит предсказательниц, с одной стороны она им не верит, вернее — не хочет, с другой же — побаивается. Правитель и есть предсказатель, человек должен сам чертить свою жизнь. Его руки опустились на ее шею, стали сжимать, до тех пор, пока она не стала захлебываться, затем он ослабил пальцы, давая ей отдышаться, чтобы снова сжать. Он делал так несколько раз, пока окончательно не выбил ее из сил, его руки взялись за лицо, он закрыл ей глаза, наблюдая за тем, как она тяжело дышит, как вздымается и опускается ее грудь, как дрожат руки, как спокойно и неповоротливо ее тело. Она была как живая кукла, которая не могла двигаться сама, с трудом соображала и выговаривала слова, но при этом все ощущала и испытывала. Азула не видела ничего, пока не сдернула его руки с себя, прикладывая всю свою ярость и злость для того, чтобы сдвинуть этот неподатливый камень. Он почти ничего не ощутил, кроме легкой тяги, его руки стали спускаться ниже, охватывая дрожащие вздымающиеся груди, от гладкости ее кожи отделяла легкая тонкая рубашка. Сомкнув пальцы на вороте, он с силой дернул, чего не выдержала полупрозрачная ткань, сразу же с треском разделившись надвое.

— Как тривиально, придурок! — вздохнула Азула, понимая, за чем он приперся к ней среди ночи. — Я найду тебя! Я сожгу тебя! Испепелю! Взорву! — она говорила это и испытывала головокружительную власть, желая разбить эту маску, а лучше поджечь прямо на его лице и смотреть, как корчится и кричит ее мучитель. Он как будто не слышал ее, что заставило Азулу напрячься и попытаться что-то сделать, а затем прикосновение к ее ноге, да еще и такое грубое, резкое, притягивает ближе к себе. Пение сверчков, оглушительный стук сердца и пугающий шелест одежд. Он не реагировал ни на одно слово, будто бы ее здесь и не было вовсе. А как он узнал, что ее покои находятся здесь, ведь об этом не знают даже подчиненные отца, ну или, например, Джао. Никто не мог ему об этом рассказать, только если этот человек не знает ее лично, как какая-нибудь Тай Ли, или тот, кто постоянно следил за ней. Азуле на какой-то момент реально показалось, что это, скорее всего действительно Тай Ли, ведь так ловко и бесшумно двигаться могут только ниндзя, а Тай Ли в совершенстве владела этим навыком. «Тогда я убью тебя», — попыталась успокоиться. Он схватил ее за бедро так сильно, что Азула ахнула, нет, это было не больно, это было неожиданно и резко. Она протянула руку, которую почти не ощущала, испытывая в ней бесконечный тремор, коснулась груди человека в маске, вцепляясь ногтями в тянущуюся ткань, она хотела его оцарапать или прожечь, но мысли были такими медленными, что сконцентрироваться не получалось. А он прижимал ладони к ее грудям, размазывая их по ребрам, давил своим телом и присутствием, рука плавно, но так яростно прошла путь от груди, по животу, опускаясь ниже на лобок. Азула не поверила в свои ощущения, прикрыла глаза, вторя: «Это все сон. Сон! Это сон!», не могло такое происходить наяву! Не могло! Никто не знает, где находятся ее покои, особенно покои, в которых она спит! Ведь она не постеснялась занять комнату брата после его изгнания — настолько ей хотелось поглотить его своим присутствием и спрятаться от непрошенных гостей. Всем, и даже Тай Ли, Азула говорила, что на месте покоев принца теперь кладовка — не более, чем сбыт всякого раритетного хлама. Откуда хоть кто-то мог знать, что здесь она? Это сон. Или призрак. Дух. Его никто не видел на представлении, стража так и не нашла никого подозрительного, и уж тем более в маске Но, значит — это плот ее воображения, либо она разгневала духов, и теперь они мстят ей! Что бы сказал придурочный дядя Айро? Он ведь был чуть ли не проводником в мир духов, не уступая аватарам. Он бы сказал: «Азула, девочка моя, если рыба всю жизнь живет в реке, значит ли это, что рыба знает судьбу реки?». Осталось понять — кто рыба, а кто река! «Я река, а ты — лишь рыба во мне», — жутко это признавать, но Азула была окутана, скованна и парализована всеобъемлющим страхом перед могуществом других над нею. Да, как бы силен ты не был — но их всегда будет больше. Дураки, глупые, забитые, безмозглые, холопы, но их так много — целая Страна Огня, и не только Огня… Везде предатели, ищущие наживы, желающие прилепить свой бок туда, где потеплее. Она дернулась, как только ощутила, что чужая рука жадно шарит, как считала сама принцесса, в оплоте всей ее прелести и притягательности. «Ну и дрянь!», — его ласки вызвали в ней смешанное чувство стыда и страха. Ноги одеревенели, но к рукам стала возвращаться власть, он этого не заметил, пока наслаждался своим бурным триумфом, а к языку вернулась легкость, внутри зажегся огонь. И эта страсть сжигала сильнее солнца в зените, страсть к уничижению, к истинному и беспрекословному господству. «Оно мужчина», — усмехнулась она, ощущая всю его сосредоточенность ниже пояса. Если бы она не была принцессой, если бы она не была Азулой, стал бы этот непонятный тип лезть сюда, делать столько отчаянных движений, в полном давящем молчании, когда против него вся Страна Огня? Да его убьют по щелчку пальцев. «КТО ЖЕ ТЫ?», — разрывало ее любопытство, чью же голову она взорвет подобно петарде? Этот кто-то очень умен, проворен, он достоин оваций, аплодисментов и безжалостной порки! С такой осторожностью он касался ее в самых скрытых местах, наверное, он не осмелился бы делать это при свете дня или огня — потому что он жалкое ничтожество, вынужденное скрывать свою физиономию.

— Ты, наверное, очень страшный? — не смогла удержаться, делая вид, что ей невыносимо трудно дается каждое слово. — Иначе зачем тебе скрывать свое лицо? — ее слова как ударная волна, наполненная острыми осколками — отбрасывала больно, добивала смертельно. Он схватил ее за ягодицы, приподнимая и притягивая к себе. Среди ночной черноты, ее глаза разглядели его член, она ничего не могла сказать уточняющего, кроме того, что это плоский черный силуэт. Она, не отрываясь смотрела на маску, отпуская всю свою слабость, пряча в закрома, он видимо этого и ждет — слез, пощады, повиновения. «Урод, это я тебя насилую!», — снисходительно подумала, не замечая, как прошептала. Она не чувствовала в себе сил по сию минуту, огонь горел, не выходил наружу, отчего Азула вновь убедилась, что это всего лишь сон. Он уперся своей скользкой и нежной головкой прямо в самое ее основание, готовый нанести смертельный удар по самолюбию. Но это не так, Азула не такая, и этот человек не такой. Да кто же так насилует? — все не прекращала измываться над ним, даже будучи в полной прострации. Мысли так и остались тягучими словно мед — нет, медовое липкое болото. Мысли в ней появлялись и тонули, появлялись и тонули, а еще ей уже очень хотелось спать, но адреналин бил ключом, отгоняя любой сон, но все же еще никогда в своей жизни она не испытывала такого откровенного и удивительного безразличия. Пока его нервные бесстыдные пальцы бегали по ее ягодицам, переходя в бедра, останавливаясь и сжимаясь, преодолев ее инстинктивное сопротивление, он с силой разводит ей ноги шире. Она все же замерла от секундного страха, а он — от удивления. Он осторожно принялся потираться о ее наружные половые органы своим членом, она уже слышала его тяжелые вздохи, наверное, ему было очень и очень душно: что от этой маски, что от этой обстановки, что от усталости. Азула нервно простонала, ощущая, как непроизвольно сжимаются ее ягодицы, от столь теплого настойчивого трения. В ее голове роились разные мысли, порой об убийстве, порой даже об отце, о мести, о адмирале, но даже через все это она чувствовала его твердый горячий член, который казался ей очень скользким и влажным. Это было одновременно щекотно, очень тепло и грязно, а потом он нащупал своей головкой то, что искал, начиная давить. Азула обомлела от такой наглости, но всего на долю секунды. Она прикусила палец, чтобы из ее груди не вырвался ни один страдальческий стон или вопль, чтобы этому гаду было нечему порадоваться. Его рука легла ей на волосы, он стал их сжимать, проталкиваясь внутрь нее все более охотно, она издала нежный вздох, ловя ртом больше воздуха, а затем, задерживая дыхание, рассматривала уже даже не маску, а потолок собственной спальни, вернее — принца Зуко.

— Ммм… — делает свой стон более карикатурным и вычурным, желая показать, что ей ни капельки не больно. Она испытывала внутри невероятное давление на все стенки собственного влагалища, его головка не была у́же самого основания. В висках бился пульс, мысли растеклись подобно воску, теперь все, о чем она думала — было сосредоточено в ней самой. Он схватил ее за руку, выпрямляясь, от чего она кратко всхлипнула, ощущая, как растягивается все внутри, это показалось ей невероятным. Он не был у нее первым, но он первый за долгое время, а еще его член больше многократно чем тот, который был в ней много лет назад. Она выдохнула с каким-то восторгом и бешенным облегчением — это всё, на что он способен, это не страшно. Это просто какой-то надутый хам, который очень печется о своем лице, она окунула руки в темноту, пока не нащупала тело своего насильника, она оттянула ткань его одежд и забралась рукой вверх по коже, нащупывая напряженный живот и грудь. Он вновь склонился, маска уперлась ей прямо в лицо, он дернул Азулу вниз, после чего она натолкнулась уже о его грудь, и это дало понять, что человек в маске выше как минимум на голову. Он обхватил ее шею и крепко сжал, после чего Азула полоснула его по груди до самого живота, выбивая из него стон, приглушенный, непонятный, но мужской. Он елозил по ней как озверевший, вталкивая почти в самую землю, она цинично улыбнулась тому, что под ней мягкие простыни, а не жесткая мощеная дорога. Он зажал ей губы, заставляя нервничать и полыхать изнутри. А она все ждала, ждала подходящего момента… Сквозь его ладонь у нее вырывается надрывной полувсхип-полустон, Азула обслюнявила ему руку, пытаясь укусить. Она схватилась за его торс, судорожно пытаясь стянуть черное облачение — вдруг у него есть особые признаки, шрамы, родинки, что угодно! Он был преисполнен необузданной страстью, еще никто никогда так возмутительно не сношал ее, словно это его последний день в жизни, а она его единственная любовь. «Ну и гадость!», — ерничала на каждое действие, уже ощущая запах его пота, она пыталась вытолкнуть его с себя, обжечь, опрокинуть. Она испытала на себе грубые непристойные прикосновения, он сжал ее губы и щеки, растирая, наблюдая за тем, как может меняться ее выражение. Смех! Она услышала его смех — тихий, осторожный, низкий, гортанный, искаженный под деревянной маской. Она была поражена до глубины души, от чего вскрикнула, ощущая, с каким наваждением он елозит у нее внутри. Ее всю расслабило выше пояса, а ниже — сковало и напрягло, как же это было щекотно, немного мокро и сильно тепло. Ей нечем дышать, между ними почти не оставалось пространства, Азула задыхалась, она с силой стянула его руку с своего лица, жадно делая каждый новый вдох. Она уперлась рукой в нижний край его маски. Действительно деревянная, гладко-отполированная, окрашенная лазурной глазурью — дорогая вещь, между прочим, эти маски. Другой рукой она сжимала его плечо, пытаясь оттолкнуть. Под свое жалобное пыхтение он безропотно протыкал ее тело, иногда становясь удушливо мягким и нерасторопным, она ощущала его ни с чем несравнимое удовольствие собственной кожей. Он млел и был счастлив, потому что сосредоточием его мыслей на данный момент был его член и безмозглая головка, которая уже начала медленно жадно подрагивать. Вот этот момент! Азула напряглась изо всех сил, вложила всю себя в это движение, резко оттягивая низ края синей маски, толкая вверх. Азула улыбнулась, увидела подбородок, совсем скоро были бы губы, но он сразу же одернул ее руку, сжал, оттолкнул, хотел ударить по лицу.

— О нет! Продолжай, — ласково притягивает обратно к себе, не желая отпускать на самом интересном. Она вцепилась ему в шею, прикрывая в томной неге глаза, преисполненная любопытством, раздираемая внутренним зудом промежности. Наверное, он чувствовал тоже самое — что играет с огнем. Его движения стали частыми, краткими, а затем плавными и спокойными, он заерзал больше обычного, Азула воспользовалась его жалким и неизбежным оргазмом, со злостью взглянув на него, дернула маску со всей силой. Незнакомец замычал, резко отстранился, пряча лицо во тьме, а затем со вздохом прорычал, отпуская всю ярость и животную страсть. Азула ощутила, как горячие струи легли на ее тело и лицо, еще, еще и еще. Пальцы не выдержали и деревянная маска вывалилась у нее из рук, тот человек сразу же метнулся на звук, Азула за ним, стараясь быть более быстрой и ловкой, но каждое действие делалось для нее слишком медленным. Он оттолкнул ее, Азула обессиленно упала, всматриваясь в темноту, пытаясь разглядеть непрошенного гостя, она улавливала все его движения во тьме. Легкий шорох пробивался сквозь песнь сверчков. Он совершенно ее не боялся, он вышел в середину балкона, присел, чтобы стража не могла его заметить, и Азуле показалось, что он уставился на нее своими огромными черными бездонными глазами, что он сверлит и злорадствует, посмеивается, что будет ходить по миру и рассказывать какая у нее влажная и податливая щель. Азула была готова расплакаться от досады и негодования, ведь теперь все об этом узнают, теперь отец отправит в изгнание уже ее, потому что она — позорно позволила собою воспользоваться, что она посмела быть в уязвимом состоянии. Человек в маске поклонился ей, непонятно в знак чего, и исчез без следа, она даже не хотела гнаться за ним, она жутко испугалась, что об этом тотчас же кто-то узнает, что кто-то уже видел ее гнусный секс с этим гадкими типом. Она обронила пару слезин, не зная, признавать ли свою вину, или обвинить в этом кого-то другого. Но нельзя с этим знанием жить — ее могут начать шантажировать. «Этого не было!», — ее глаза стали слипаться, постепенно, неспешно, слезы перестали литься, давая принцессе возможность убедиться в своей правоте. Еще никто и никогда не втаптывал ее в грязь, а сейчас и подавно! Она была преисполнена парадоксальной уверенности в том, что перешагнет через это и будет жить дальше.

— Это всего лишь секс. Просто секс…

Chapter Text

Этот позор нужно срочно скрыть, замаскировать и уничтожить. Азула боялась проснуться позже служанок, которые намеренно захотят увидеть ее в непотребном растерзанном виде. Они все этого только и ждут — как бы унизить и предать. Жалкие, никчемные, трусливые челяди, прямо как тот, кто совершил этот поразительно глупый поступок, ведь теперь, принцесса намерена землю выжечь, но найти того, кто посмел всласть надругаться над ней. А этот его смех… аж до мурашек, Азула не могла этого забыть. Судорожно, второпях, подозрительно озираясь, поджидая за углом новую встречу с незнакомцем, Азула стянула содранный балдахин, сорвала свою разодранную рубашку, попутно вытирая чужую смердящую сперму, приходя от этого в бешенство. Она выходит на балкон, будучи полностью обнаженной и вышвыривает одну за другим вещи, сначала рваные тряпки после возмутительной встречи, затем собственные вещи, ползая по полу на коленях, заглядывая под кровать, открывая все ящики, что имелись в этой комнате, распахивает все шкафы, швыряет металлический подсвечник в зеркало, чтобы то немедленно разбилось в дребезги. Она хотела кричать, покрыть всю комнату пламенем и просто сжечь!
— Где моя корона?! — ее крик был слышен даже с улицы. Она выбежала на балкон — растрепанная, лохматая, совершенно голая, яростно поджигая все вещи, что упали вниз, которые уже успели приглянуться зевакам. Она заливисто расхохоталась, видя, как они горят в чужих руках. — Больше! Больше огня! — не может обуздать свою ярость, распаляя пламя все сильнее и сильнее желая устроить пожар. Внизу уже собралось много народу, они переполошились, стали тушить бешенное пламя, а оно тухло и снова вспыхивало. — Вас всех нужно просто сжечь! Вы все равно не понимаете по-хорошему, — смотрит на всех этих стражников и людей обыкновенных, ничем непримечательных, а они ее даже не слышат. Азула вдруг замолчала, приходя в невероятный ужас. Что бы сказал дядя Айро? «Тот, кто мягко ступает, далеко продвинется в своем пути», — слышит его голос в своей голове, немедленно приходя в себя, а затем безропотно и искренне кривит лицо, падая на пол, роняя крупные слезы.
— Где? Где моя корона? Он украл ее! Он убил меня! — королевой драмы ее не назовешь, но на ее крик сбежались слуги и стража. В комнату услужливо и осторожно постучались.
— Ваше высочество, мы слышали крики, с вами что-то случилось?
Тот, кто мягко ступает, далеко продвинется в своем пути. Сначала она резко зажалась, замялась, не понимая, стоит ли ей все рассказать прямо сейчас или утащить эту правду с собой в могилу, а затем смиренно и отчужденно ответила:
— Мне приснился жуткий кошмар, думаю, в чай все же положили сахар… — она несла несуразицу с умным тоном, понимая, что наделала слишком много лишнего шума, и когда до отца дойдет, он может узнать не самые лучшие стороны жизни Азулы. — Приготовьте мне ванну с благовониями, мне это очень нужно, — старалась быть как можно мягче, но безразличной. — Сейчас же! — сорвалась, хлопнув ладонью по полу.

Темные струящиеся волосы моментально отяжелели и приобрели более угольный оттенок, с них полилась неуловимая и невесомая вода, а голова значительно отяжелела. Азула покачивалась из стороны в сторону, напевая зацикленный, такой въедливый мотив местной флейты. Сегодня никто не посмел войти с принцессой в ванную комнату, она бы этого не пережила, для нее не существовало презумпции невиновности. Виновны были абсолютно ВСЕ! Без исключения. Без обсуждения. Это было ясно как очевидно и то, что комета Созина пролетает каждые сто лет, без задержек и оправданий. Это как раз должно произойти в самой середине августа, с двенадцати до пятнадцати часов дня, когда солнце будет шпарить и обжигающе палить — испепелять, наполненная мощной силой кометы. Сверкающая, словно звезда. Это будет тот день, когда произойдет слияние двух солнц! Азула ощущала себя не меньше чем стоическим монументальным солнцестоянием, которое пару раз в десятилетие происходит на Южном полюсе, прямо в те моменты маги воды страдают больше обычного, но это в прошлом, ведь магов воды на Южном полюсе больше не осталось, что заставило принцессу безудержно ухмыльнуться, бросить победоносное и злорадное: «Ха!». Она прикасалась к себе впервые за столько лет, ощущая мягкость распаренной кожи, она так давно не делала это самостоятельно, что испытала пренебрежение за все те годы, когда ее лапала стая простолюдинок-служанок.
— Неслыханная гадость! Отныне больше никто не прикоснется ко мне, — злилась и вместе с тем остывала принцесса, убеждаясь, что все идет так, как она желает. Беспрекословно выполняется. Она откинулась на спинку чугунной, отблескивающую медью, ванной, тяжело выдохнула прикрыв глаза, продолжая напевать умиротворяющий мотив. Голова шла кругом, волосы дыбились, огонь был неуправляем, — стоило ей вспомнить минувшую ночь с человеком в маске. Руки, ноги, кожа — все помнило его хамские настоятельные прикосновения, ранящие чувства движения, уничтожающие любую спесь вздохи, доставляющие страх руки и болезненный прокол шеи. Азула опустила глаза на вспененную поверхность, поднимая из-под толщи теплой мыльной воды ослабленные, еще дрожащие пальцы. Они сдавливали тонкий остроконечный дротик, на конце которого красовалась ярка красная кисточка. Этот ублюдок уложил ее дротиком для поимки диких крупный зверей! В ярости, Азула сжала пальцы в кулак, впиваясь ногтями в кожу, зажимая дротик сильнее. Она хотела было сжечь это гадкое напоминание о ее позорном поражении, но в какой-то момент она остановилась, глаза ее закрылись, глубокий вздох — и пальцы разжимаются. Дротик летит сквозь толщу воды, разрезая пенные пригорки, с лязгом утонув в двух ста литрах воды. Это может стать весомой уликой. Это может в будущем очень пригодиться, недальновидно поддаваться скоропостижному эмоциональному взлету. Отблеском мыслей она слышит голос дяди, который не оставлял ее никогда: «Полный чайник молчит, неполный — шумит». Невероятно, но именно его философские поговорки так воодушевляли и оцепеняли Азулу, что она еще много дней подряд после услышанного могла бегать за Айро, выспрашивая, как понимать его высказывание, тогда он предлагал принцессе самой взглянуть в ценность его слов и облачить в более приземленную и знакомую ей аллегорию. Приходилось садиться с ним за чайный столик, чтобы высказать все мысли, и вот что странно, день за днем она открывала новые смыслы одной лишь крылатой фразы. Завидная начитанность, безусловная память, нерадивая гениальность. Как такому человеку могли достаться такие величайшие способности Династии Огня? Ему — какому-то неотесанному треплу?! А дурак-братец, которого незаслуженно обожал дядюшка даже никогда и не старался разобрать хоть пару слов Айро, у Зуко будто всегда воск в ушах был, а в голове опилки. Зато какой же у него громкий и раздражающий голос, ну прямо как кучка разноперых колокольчиков, что звенят бесперебою, бестолку и безумолку. Зачем ему язык, если он так за всю свою никчемную жизнь и не сказал им ничего умного? Зачем ему голова, если в ней так и не родилось каких-то интересных и особенных мыслей? Зачем ему руки, если он не умеет управлять огнем на уровне Династии? Зачем ему магия огня, если он абсолютная заурядность — неприметность, на уровне дворцовой стражи или циркового артиста?
— Ваше высочество? — к ней неожиданно постучались, что удивило Азулу, ведь она потеряла свою былую концентрацию, когда чувствовала присутствие других буквально на расстоянии. Минувшая ночь что-то сломала в ней, и она не боялась своих трещин или сколов, она желала, как можно быстрее зализаться и стать еще сильнее, чем прежде!
— Да? — нехотя протянула, оборачиваясь в сторону двери.
— Вас ожидает Его Величество, — на этих словах у Азулы все сжалось, тело будто бы опять окаменело. Это не то, что ей нужно прямо сейчас! Отец, как ты не понимаешь, что твоей дочери сейчас совершенно не до тебя и твоих мировых переворотов! Она возмутилась отцовской наглости, посчитав, что после пережитого ночью ей никто не страшен. Где-то в глубине души она была уверена настолько сильно, что Озай никогда не посмеет вызвать ее на унизительный Агни Кай, что была готова проспорить даже свою жизнь. При всем уважении, но Хозяин Огня был также одинок, как и Азула, они были единственными в своем роде. Их семья как ваза, которую однажды уронили и вот она раскололась на несколько частей, где некоторые части так и не удалось найти. А еще она была уверена, что Озаю стоит бояться, вступая в бой с нею, ведь она безжалостно разотрет даже его физиономию в пепел, если того потребует ситуация.
— Я не пойду. У меня нет настроения, — без зазрения совести она делала это из раза в раз, словно проверяя: его отношение к Зуко было персональным или отец просто такой человек? В чем заключается вранье родителя, когда он, чаще всего успешно, пытается обмануть и убедить собственных детей в том, что к каждому относится также хорошо, как к твоему брату или сестре? Этого в корне не могло бы быть! Это жалкое и преступное вранье, за которое, как считала принцесса Азула — стоит давно бросать в темницу на пару дней, чтобы хорошенько подумали и разобрались в своих мыслях и чувствах, а не слепо врали поколениями! Это невозможно, и только единственный ребенок в семье не способен понять, каково это — когда одного любят больше. Это видно во всем: в жестах, в интонации, прикосновениях, даже подарках. Просто мы все — разные люди, какие-то нам нравятся, какие-то сразу же отталкивают, даже не сделав ничего дурного. Обычные межличностные отношения, но только глупец не поймет, что по тому же принципу строятся и отношения внутри семьи, Азула просто знала, что матери симпатизирует больше Зуко, просто потому что он был ее человек, даже не имея родства они бы сразу же подружились или поженились, и не было в этом какой-то особой магии принца Зуко. Просто вот так сложилось, за что сам же Зуко и не раз поплатился. Ведь после исчезновения Урсы его больше не кому было любить, для Зуко закончилась жизнь в безопасности и понимании, так как он считал Азулу с отцом клубком огненных змей, готовых его удушить. Возможно это было и так, Азула даже не стала бы отрицать — а зачем? Зуко же правда всегда был каким-то недоделанным, придурковатым и просто преступно наивным. Таким как он нельзя править страной, таким как он нельзя давать власть в руки. Подумаешь, мальчик! — этот факт трепал Азулу за душу больше всего остального, неужели то, что имелось у него между ног — давало больше прав на трон Хозяина Огня? На каких основаниях? Кто создал этот мир ТАКИМ? Она встрепенулась, как только услышала громкий и яростный стук в дверь, глаза ее округлились, наполнились диким страхом, стоило ей вспомнить, как прошла ночь. Неужели он нашел ее? Неужели человек в маске уже во дворце? Это он! Это точно он! У Азулы не было даже и малейшего сомнения в том, что он пришел довершить начатое — унизить ее на глазах у всей Нации Огня, совокупиться прямо у всех на виду и заставить гореть в огне собственного стыда и презрения. Стук стих, дверь отворилась и на порог вошел невозмутимый, непоколебимый и мрачный Озай. Азула ни разу не дрогнула, она хищно улыбнулась, понимая, что сейчас будет самое настоящее шоу. «О, ты опять заметил меня, отец!», — ей невероятно сильно приятно сорвать его, заставить пройти в другую часть дворца, бросить все свои дела только ради того, чтобы проведать ее высочество.
— Азула! — он выкрикнул это, пока на лице его бушевало бешенство, еще чуть-чуть и его волосы загорятся.
— Ч-что слу-случилось, папа, — как можно более жалобно произнесла она, а в душе ликовала, танцевала и надменно смеялась, желая обрызгать его лощеную рафинированную мантию Хозяина Огня.
— Я приказывал тебе явиться ко мне! Думаешь, я ничего не знаю? — эти его слова заставили Азулу осесть, остыть и заметно напрячься.
— Да что не так? Я, как, ты мог заметить, очень занята! И я не знала, что ты хочешь меня видеть, или мне нужно было догадаться? — не растерялась и стала блефовать.
— Я просил передать это твоим служанкам! — он не кричал, но был готов сорваться в любую минуту. Озай — непревзойденный буйный холлерик, что не терпит отказа, Азула даже побаивалась представить, что было с тем, кто донес ему известие о том, что она просто не в настроении для встречи. Наверное, истинным его желанием в данную минуту было выволочь ее за волосы. Да, он был такой, но и все на этом.
— Мне никто ничего не сообщал! — нагло врет и даже не замечает, как на ее лице вырисовывается обличающая ухмылка.
— Перестань лгать! — вспылил он, взяв с комода расписную древнюю вазу и в бешенстве бросил в Азулу, она молниеносно нырнула в воду, прячась под толщей пыльной воды и густой пены. Ваза пролетела мимо, врезаясь в стену оглушительным звоном, и орашая комнату осколками, которые беспардонно налетели даже в королевскую ванну. Азула озадаченно вынырнула, приподнимая от удивления брови. — Ко мне, живо! — это было последнее, что он бросил в нее, хлопнув дверью так, что стены содрогнулись.

Рука тонко и умело выводит ярко-черную линию, утолщая в концу, взмываясь вверх, затем такая же ровная и огибающая линия, отзеркаливающая предыдущую — Азула отбросила кисть, рассматривая свои веки, что заиграли по новому. Теперь, когда она всматривалась в свое отражение, она ощущала, что стала другим человеком, да, раньше она никогда так не делала — это первый раз, когда Азула практикует подобную технику в макияже, что очень вызывающе притягивает к ней даже собственный взгляд. Последним штрихом была яркая и невероятно-вкусно пахнущая помада. Азула помнила, как мать часами проводила время у трюмо, она говорила, что если не навести порядок везде, то мысли будут путаться. Мама называла это — «навести порядок». Томно выдохнув, принцесса принялась расчесывать волосы, все еще не желая, чтобы к ней прикасался кто-то другой. Интересно, что же отец выскажет ей, что он в курсе, что она развлекала всю ночь непонятного преступника? А может быть, дело даже не в этом, и отец, скорее всего, захочет сообщить ей что-то совершенно другое? А если тот человек в маске уже понес молву по всей Стране Огня, а если он печатает похабные брошюры с ее изображением, описывая весь ее внутренний мир? От этих мыслей Азула возгорелась яростью, пуская огонь по своим пальцам, а затем, слабо прикрыв глаза, горько всхлипнула, нечаянно пропустив скупую слезу собственной слабости и ничтожества. Даже если никто не поверит в эти мерзкие похабные россказни — ее всю жизнь в дальнейшем будут дразнить, показывать пальцем, никакого уважения больше никогда и не от кого будет ждать, всё — она это предмет насмешек и правосудия для простолюдинов! Ох, как же будут довольны все ее подданные, которым из-за нее влетело, как же будет ликовать стража, которая получала по башке из-за ее вранья. Да кто посадит на трон жертву сплетен секс-скандала? Да никто, будучи в своем уме! Прямо сейчас, если бы дядя Айро был здесь, он, наверное, был бы единственным человеком, кому она могла бы довериться и сказать все, что на самом деле с ней происходило. Несмотря ни на что, дядя Айро был очень по-философски безобидным и честным человеком, наполненным состраданием, созиданием и умиротворением. Именно в этом Азула прямо сейчас могла найти покой и получить ответы на те вопросы, что рвали ее изнутри обжигающими колющими когтями. Огонь горел. Он горел внутри, но он был мокрым от слез и бессилия. Еще никогда в своей жизни Азула не была столь сильно морально обезображена, и чем больше времени проходило с момента происшествия — тем больше ее преследовали навязчивые тревожные вопросы. Вопросы, вопросы, вопросы, на которые никто не даст ответы, кроме ее воспаленного и категоричного эго. А эти ответы такие… что лучше их и вовсе не получать, целее будешь. Она встает со своего места, оглядывая подозрительный порядок вокруг, затем тут же вспоминает, какой погром устроила сегодня утром. Она вдруг призадумалась, посчитав, что подобное наваждение вызвано гадким дротиком, ведь именно для нее — для Азулы, это даже слишком. Подумав об этом, принцесса обхватывает руками столешницу и с силой сворачивает все, что на ней аккуратно стояло: духи, помады, флакончики кремов и масел, расчески, завивки, заколочки, диадемы и украшения — все летит прямиком на каменный пол, тут же отскакивая от твердой холодной поверхности, разлетаясь кто куда. Этот шум остался у Азулы таким же замедленным, как ее стоны в ночи минувшего дня.
— Принцесса! — молоденькая бледненькая служанка в окружении еще нескольких стояли во дверях, с трепетом и показным беспокойством наблюдали за ней. — Мы услышали шум.
— Ну и что дальше? Какого хрена вы приперлись вообще? Разве я вас звала? — это был неравный бой богатых и бедных, властливых и плененных, господ и холопов. — Кто вы такие, что смеете заходить ко мне без стука? — Азула все продолжала вспоминать незнакомца в маске, с каким жаром он лапал и обжимал ее, и что бы было, как бы она сейчас стояла здесь, если бы вчера ночью кто-то также бесцеремонно ворвался в ее покои, застукав такую многозначительную, сомнительную сцену? Да они бы первые пошли трепаться по всему миру о том, какая принцесса Азула слабая на передок, прямо, как портовая шлюха! Подобный случай ни на секунду не посмел смыть спесь и гордыню с ее лица, но добавил значительную долю потрясения и опасения. Ей казалось, что прямо сейчас, стоя за дверью эти девицы обсуждали ее, а что если они знают этого человека, а что если это дворцовый саботаж? Спланированная акция нападения на честь королевской семьи? Мерзавки!
— Уберите здесь все, — кратко бросила, поспешно удаляясь из комнаты, оставляя после себя один лишь разгром, анархию и хаос. Это было где-то внутри, она не могла это контролировать, просто, за что брались ее пальцы — сыпалось и ломалось, крушилось, сжигалось и уничтожалось. Порядок, покой и налаженность — это те вещи, которые не давались Азуле ну никак, как бы принцесса не старалась.
Теперь ей предстояло пройти длинный путь по дворцу огня до самих покоев отца, возможно, он примет ее столь же помпезно как и советников — в тронном зале, выстраивая между ними нерушимую стену недопонимания и огня. Стоило ей ступить на красную ковровую дорожку, которой был устлан весь дворец, как Азула испытала множество глаз, они все таращились на нее. Она больше не могла идти столь же горделиво и безразлично как раньше — внутри ворочилось что-то уязвленное, побежденное и, пока что, до сих пор не исцеленное. Они скрывали свои лица под масками, прямо как нападавший в ночи. Азула не могла перестать озираться боковым зрением по сторонам высматривая в стражниках хоть какие-то знакомые черты, а еще эти грузные, скрывающие лица шлемы… если раньше Азуле было плевать, то теперь это гнетет сильнее порушенной гордости, стоило ей выйти в люди. Но то, как она себя ощущала, и то, как преподносила — не было отражением друг друга — нет, ее походка была такой же величавой и царственной, словно ничего не произошло прошлой ночью.
— Принцесса, Хозяин Огня будет ждать вас в своем рабочем кабинете, — сообщил ей престарелый слуга, пустивший уже длиннющую плешивую бороду. Она постаралась не корчиться от пренебрежения, ведь ее не покидала мысль, что она даже примерно не может сказать, какой был возраст у нападающего. Он не выходил у нее из головы, его таинственная наглая и непокорная выходка говорила о нем как о слащавом гордеце, который за гордыню мать родную готов продать — даже предательство, преступление и потеря жизни — это ничто, когда можно измарать что-то поистине прекрасное, превознесясь на крыльях собственной претенциозной высокомерности. Да, этот кто-то однозначно не так уж и прост, как хочет казаться.
— Ваше высочество… — знакомый хамоватый и очень бравадный голос. Он немедленно склонился, выказывая самое сладострастное приветствие.
— Адмирал Джао, приветствую вас, — очень отстраненно и холодно произнесла она, не собираясь и секунды терять на подозрительный унылый треп, как вдруг он выдает:
— Мы же так и не поговорили.
— О чем? — она смотрела на него так, словно он сумасшедший, она искренне не понимала, что ему надо.
— У меня есть сведения о вашем брате — принце Зуко. Надо спешить, пока я не отплыл, — и тут ее прошибло. Она вспомнила! Кажется, после безумной ночи у нее отшибло память, ведь ко всему прочему они были на представлении. Истоки ведут к началу — ведь истоки и есть начало, дядя Айро бы сказал: «Я могу следовать за тобой тысячи вёрст и не потеряться. Я не боюсь мороза и огня, не ем, не пью, но я исчезаю, когда солнце садится на западе. Кто я?».
— Отлично, но сейчас я не могу, — деланное жеманное недовольство, карикатурная ухмылка, и она идет дальше.
— Давайте позже? — а он непотопляем, истинный адмирал!
— Давайте, — бросила ему вскользь, даже не оборачиваясь.
Дротик для усмирения крупных диких животных… значит, Синяя Маска был наслышан о невероятной и просто гениальной силе Азулы. Подготовился заранее, как будто знал, где искать и куда идти. Клубок ее мыслей все наматывался и наматывался, пока из тоненькой ниточки домыслов не вышел огромный узловатый запутанный клубок, и ведь ей не стало от этого легче. Она ни разу не приблизилась к разгадке: кто он?
— Отец, это я, — Азула настойчиво постучала, испытывая еле заметное чувство вины перед отцом, он ведь не виноват в том, что у Азулы такое произошло. Или… все же он имеет к этому какое-то отношение? Эти мысли испепеляли ее, не давали разобрать где правда, где ложь, где жизнь, где смерть, где предатель, а где друг. Где та грань, когда самый ближайший оборачивается самым заклятым?
— Входи, — он был спокоен, по голосу — опять отстранен. Виновато и очень кратко глянув по сторонам, убеждаясь, что никого нет поблизости, она отворяет дверь.
— Что с тобой? — Озай ходил из стороны в сторону, сомкнув руки на груди. Да, он был недоволен, да, она заставила его краснеть, возможно даже хлеще чем когда-то Зуко.
— Прости, отец, — это все, что она могла ему сказать, искренне чувствуя вину перед случившимся. Если начать оправдываться — это закопать себя в пучину презрения. Надо дождаться, пока он выскажется, возможно, он действительно знает больше, чем говорит.
— Что за погром ты устроила? Что за неповиновение? Что за поведение? Ты очень меня огорчаешь, Азула. А ты должна меня радовать.
— Я плохо спала, в чай положили сахар, он плохо на меня влияет. А еще, я тревожусь, что на нас нападут, — она не смогла.
— Перестань! Это даже звучит смешно! Ты не в себе, — последнюю фразу он сказал очень отчужденно, отчего у нее все сжалось внутри, ведь она стоит на краю, и прямо сейчас решается ее дальнейшая судьба — Агни Кай или изгнание, а может и все вместе. Да, должно быть это страшно, но мысли Азулы были не там, она изо всех сил старалась вернуться в реальный мир с его материальными и не очень — проблемами. — Я хочу, чтобы ты пожила на Угольном острове, — Азула сначала даже не поверила, что правильно расслышала его слова. Нет, не может быть! Он все-таки изгоняет ее! — Приведи себя в порядок! Ты мне не нужна больной! — эти слова как хлесткая пощечина — больно отпечатались на ее самолюбии.
— Спасибо, — не удержалась от колкости, отвечая на его последнее возмутительное высказывание. Если Зуко он мог вышвырнуть, то ее — ни за что! Она сама не позволить это сделать, она ему не игрушка, которой можно поиграться и выбросить. А если человек в синей маске этого и добивается — разделения? Тогда Озай остается один, и это может послужить отличным поводом для нападения, переворота, революции.
— Перестань ёрничать!
— Конечно, отец, — она постаралась вложить в эти слова как можно больше безразличия, презрения и неуважения, высмеивая отца. Она как будто прощупывала его, шагала по минному полу, бездумно ступая везде, где взбредет ей в голову, ни разу не задумываясь об опасности таких глупых маневров.
— Азула! — в нем уже начал вскипать огонь, он ударил кулаком по столу, выбивая столп огня, который тут же рассеялся в воздухе — она и бровью не повела.
— Прости… — она была искрення, но очень лаконична.
— Приказываю тебе, как твой отец и твой повелитель — отправиться на Угольный остров, дабы забыть обо всех своих надуманных проблемах! — а вот тут Азуле было поистине действительно неприятно, он задел ее за живое — обесценил, аннулировал, девальвировал все ее переживания и чувства, сводя все к одному — ты заигралась, ты не выдерживаешь дворцовой суеты, твоя корона давит тебе. — Истерики, — а он невозмутимо перешагнул и продолжил, — это не то, что смеет вырываться из уст наследной принцессы Нации Огня, — эти слова наделили ее надеждой и нежным трепетом, ведь он только что назвал ее «наследной принцессой». Он ценит ее, она ему все еще не безразлична.
— Ты так прав… — начала было она, преисполненная к нему беспрекословной и безвозмездной любовью, — я стараюсь.
— Я это знаю. Я это вижу и ценю, — он вызывал в ней горячую, расплывающуюся внутри обжигающим бурлящим маслом, улыбку. — Поэтому прояви покорность, прояви уважение — отправляйся с близняшками на остров, — но это тут же заставило Азулу внутренне бороться и противиться его словам, но она осталась нема, когда он говорил. — И перестань перечить, складывается ощущение, будто бы это все для тебя игра какая-то, — странное долисекундное молчание, которое моментально развернуло ракурс его мыслей и дум. От него не исходило ненависти, но и в особую заботу Озая поверит только сумасшедший или отчаянный самоубийца! Азула помнила, как отец ни разу не горевал по Азулону, а ведь тот был его младшим сыном, который всегда и каждую минуту был с ним. То ли Азулон этого не ценил, то ли Озай делал это не просто так, либо они оба не могли позволить друг другу разорвать эту непрерывную связь, которая грозила ножом в спину. Азула знала, как горевала Урса, как рыдал Зуко, узнав о смерти кузена Лу Тена, плакали все, кроме Озая, она считала, что отец терпеть не мог племянника, прямо как Айро Азулу. Просто невзлюбил. Или не просто?
— Где твоя корона? — его голос еле сдерживал раздражение.
— Украли, — она уже несколько раз проигрывала этот диалог у себя в мыслях. Озай не верил ни одному ее слову, она вызывала в нем бушующий гнев, она проделывала с ним невероятные и поистине необъяснимые вещи. Он желал поставить ее на место, вместе с тем, поддерживая тот личностный путь, который она для себя выбрала. Он верил в ее безвозмездную верность, в слепое обожание и абсолютное подчинение, даже, если она в глубине души сомневалась — она выполняла, не ставя под сомнения его решения. Когда-то в детстве, Азула считала отца великим, монументальным, монолитным, непобедимым, подобно вымершим драконам. Она видела в нем силу, непобедимость и хладную невозмутимость. Ей нравилось вызывать в нем эмоции, ей нравилось прощупывать его грани, заходя каждый раз все дальше, ставя себя рядом с ним во все более опасное и необдуманное положение. Это было ровно до вчерашней вопиющей ночи, после которой Азула ощущала себя совершенно иначе, чем могло бы показаться, ей было совершенно безразлично, сколько предметов он разобьёт в споре с ней. Азула считала, что Озай просто нагло и борзо придерается. Она уже не сомневалась, ей не нужны были бóльшие доказательства того, что ей никогда не сравниться с пренебрежением, которое испытывал Озай к Зуко. Что бы не сделала и не вытворила Азула — он почему-то терпел, игнорировал, закрывал глаза на многие гаденькие и неоднозначные проступки. Он даже держал ее за руку, в момент, когда никто не мог этого заметить. Почему-то Азула была уверена, что дорога́ Озаю, а после изгнания Зуко и исчезновения Урсы — особенно. «Мы одной крови», — одним только духам было известно, насколько переполняла Азулу гордость от самого этого скромного факта.
— Нет времени распутывать это никчемное дело! — повысил на неё голос, выводя из себя этим. Она ненавидела, когда ее кто-то строит. Она не прощала этого матери, деду, а отцу и подавно. Незаметно сжимает кулаки, чувствуя, как подкатывает гнев, что уже оседает на ее ладонях рвущимся пламенем, которое она тотчас же подавляет, почти физически ощущая, насколько это тяжко — сдерживать свои истинные чувства. Но она смогла это сделать практически героически, со стороны казалась невозмутимой, взгляд ее был внимателен, прищур выдавал блуждающие мысли в собственных фантазиях, но наружно она осталась непокоренной даже Озаю. Гордо вскинув подбородок, брови её ослабли, губы приоткрыты, рисуя на лице безмятежность, покорность и потерянность, словно она была где-то не с ним. Она отплатила ему той же монетой, как всегда это делал Озай — игнорировал, не присутствовал, убегал. Она не чувствовала удовлетворения, ведь с изгнания Зуко прошло много времени, а Озай так и не провозгласил ее наследной принцессой страны Огня при всем своем совете, при всей Стране Огня.
— Собери волосы, — с пренебрежением окинул ее взглядом, — не ходи как простолюдинка! — он не любил, когда у женщины были обычные, ничем не оформленные распущенные волосы. «Что хочу, то и делаю!», — мысленно она уже несколько раз обругала его непрошенный совет.
— Да, отец, — смиренно склонилась, выказывая благодарность за заботу и внимание.
— Я сейчас же прикажу слугам собирать твои вещи, — это прозвучало испытывающе, оскорбительно и унизительно. Он изгонял ее, хотя, может быть, сам того не понимая. Он поступал с ней ровно также, как с Зуко, — уверена Азула, посчитав это несправедливым, предательством. — Ты свободна, — махнул ей рукой на дверь, присаживаясь к себе за рабочее место. Азула было уже хотела отворить дверь, как голос Озая заставил остановиться:
— Я больше не желаю терпеть подобное поведение, — внутри ее всю затрясло, лицо выдало искренний испуг, обернуться и показаться ему такой — она не осмелилась, продолжив стоять спиной. — Я приказываю тебе вернуться с острова другим человеком! Я не хочу и не желаю знать, что ты истеришь, кричишь или вмешиваешься во что либо, что тебя не касается, — он говорил спокойно, но очень холодно, обжигающе холодно. — Забудь о ненужных и нагромождающих твою жизнь и сердце сантиментах! Не напоминай мне Зуко!

Chapter Text

Как ни крути — мы живем в эпоху династий. Разве семейное дело государственной важности можно доверить кому-то, кроме родных? Я — наследная принцесса Страны Огня, и не важно, что кто-то этого пока ещё не знает. И наша семья у всех на слуху, нас боятся и уважают даже в таких забытых частях мира как Южное племя воды, когда вы видите огромную водоплавающую машину, разрушающий фантазию дирижабль или прожигающий землю огромный бур — вы узнаете почерк моего отца — моей династии. Наша династия насчитывает поколения. И когда-нибудь мой отец передаст корону мне. Давно пора. Я знаю, что вы скажите: «Слишком молода! Такое надо заслужить…», боюсь, вы меня плохо знаете, как и эти патриархальные жлобы в Северном племени воды. Вот почему я получила свой авторитет — каждый день я собираю грязные слухи и превращаю их в бриллианты. А получить нужные сведения проще, когда тебя принимают за хорошенькую дурочку, хотя ты — незаметно владеешь каждым человеком этой жалкой страны. Мною часто пренебрегали, отец хотел, чтобы его место занял мой брат Зуко, мою кандидатуру он сперва не рассматривал. Но, как выяснилось, у Зуко был другой путь… он готов забраться в самую глушь, лишь бы подальше от отца. Если вы ещё не поняли, то мой отец — человек старой закалки, он привык иметь дело с влиятельными богатыми старцами в закрытых залах, провоцируя революции. И он не в силах принять, что мир вокруг нас меняется. Если вы скажете, что будущее принадлежит женщинам, то отец ответит, что будущее ещё не пришло, однако он ошибается…

— Значит, вы утверждаете, что судно моего брата несколько раз пересекало границу и входило в воды страны Огня… — Азула напряглась, вальяжно и неслыханно-дерзко закинув ногу на ногу, приковывая взгляд к окну, наблюдая за укромным видом внутреннего двора, отыскивая злачный пруд, в котором до недавнего времени обитали утко-черепахи. — Чтоб духу его здесь не было!
— Его корабль уже покинул берега, если верить моей последней информации. Бежит как окаянный пес, — Джао пристально всматривался в принцессу, пытаясь отыскать в ней хоть какой-то намек на интерес.
— Чудесно. Прекрасно, — сказала она без особого сожаления, в глубине души лихорадочно коробя себя за неравнодушные мысли, что им с Зуко так и не удалось встретиться лично. Она была бы не против прямо сейчас заглянуть в его изувеченное огнем лицо, сравнить с идеально-гладким своим или величественным отцовским, и лишь вновь убедиться в том, что ее брат всего лишь жалкая пародия на Хозяина Огня. — Мусор сам себя вынес! — разразилась она звонким безжалостным смехом, вызывая у адмирала восторженное любопытство. Джао видел в принцессе потенциал настоящей львицы, нет — дракона. Она была гибкой и притягательной в выражении своих чувств, и абсолютно безбашенной и взрывной — что касалось слов. Ей даже не нужно было вспыхивать берега, чтобы порождать огонь — она сама была огнем. Он любовался ею, он восхищался ее красотой, юностью и совершенной лютостью, что сравнима с голодом взбеленившегося зверя. — Я предпочитаю избавляться от мусора… его нужно просто сжечь! — эта ее фраза была хлесткой, дерзкой, громкой и очень сексуальной. Юная, прелестная и невероятно злая. Если бы зло имело лицо — у нее было бы лицо Азулы. Джао поражался тому, насколько близкими могут быть кровные узы и какой же необъяснимой может быть ярость на представителя собственной крови. Джао был решительно настроен выслужиться перед Хозяином Огня, доказать ему, что он не просто правая верная рука, но и отличный зять, если Озай этого пожелает.
— Вы были так обеспокоены на представлении, — решительно сменил русло беседы.
Азула не оценила его беспокойства, считая это невежливым и недостойным. Перед глазами вновь явился человек в маске, который своими навязчивыми и скользкими прикосновениями осквернил ее тело. Она уже была не в силах думать об этом снова и снова, но судьба все возвращала и возвращала ее к этому унизительному разгромному событию, втаптывая в илистую грязь. Да, это было так — ее грязно и резво поимели в собственных покоях, пока она мнимо сопротивлялась, крутя в голове лишь одно истинное желание — сорвать синюю маску и сжечь лицо ночного насильника. Азула заерзала на месте, ощущая своими ягодицами твердость кресла, испытывая боль в натруженных мышцах и неумолимую тяжесть мыслей. Джао окунул ее в воспоминания, от которых она желала отмыться. А что, если адмирал не просто так интересуется и это его коварный план по убийству чести принцессы? Она была готова подозревать каждого во дворце, каждого приближенного отца и каждого недомерка из совета. А что, если отец ищет способ избавиться и от Азулы? А что, если Джао уже в курсе произошедшего? Что делать? Азула знала, что человека в любой ситуации выдает его реакция, не слова, что произносит его лживый язык, а именно реакция: взгляд, голос, поведение. Она тяжело и размеренно выдохнула, замечая на заднем дворе нелепую и пустоголовую Тай Ли, что делала великолепную акробатическую стойку. Азула завистливо-злостно ухмыльнулась, обожая свою недалекую подружку за ее неоправданный порывистый оптимизм во всех случаях жизни. Не обладаешь магией огня — не беда, буду гибче змеи! Не обладаешь острым умом — ерунда, возьму смазливой физиономией! Не обладаешь важными знаниями — кому это нужно, когда из твоих уст льется обаятельный бессмысленный бред!
— Джао, я могу тебе доверять? — с прищуром перевела на него взгляд принцесса, приближаясь, искоса тревожно оглядываясь.
— Всецело! — он был безнадежно влюблен, что смешило принцессу с каждым его появлением.
— Случилось кое-что ужасное, — Азула вдруг деланно поникла, исподлобья наблюдая за собеседником.
— Я во внимании! Я оторву голову каждому, кто посмеет стереть улыбку с вашего лица! — прекрасно! Просто чудесно! То, что нужно!
— Есть один преступник. Я хочу выследить его, но есть одно большое «но» — я не знаю его имени, даже лица, но кара за содеянное, однозначно — горение заживо без права пересмотра!
— Не томите же! Возможно, я располагаю некоторой информацией… — а он молодец, быстро схватывает, стоило ей только подумать.
— У меня есть подруга — добрейшей души человек. Чудесная, прекрасная девочка, и мухи бы не обидела, но… — томно поднимает на него взгляд из-под ресниц, находя адмирала Джао смешным.
— Но?
— Ублюдок в синей маске какого-то дракона или духа напал на нее, сначала оглушил, вколов охотничий дротик, так как Тай Ли… — она деланно замялась, стыдливо прикрывая рот, в ужасе отворачивая лицо. — Ну вот, проговорилась, — почти пустила слезу благородства. — Прошу, не сообщайте никому, иначе, ее семья будет в гневе, а все шишки мне, ведь Тай Ли поделилась только со мной — как со своей единственной принцессой и лучшей подругой.
— Я могила! — Азула ухмыльнулась, продолжив:
— Вколол ей дротик, потому что иначе без этого она бы его одной левой уложила, она обладает невероятно точным чутьем на энергию ци, способна перекрыть и блокировать противника на непродолжительное время. Но этот кто-то, видимо, хотел показать мне свое превосходство, так как Тай Ли моя любимая подруга… — аж вся изошлась от своего вранья. — Он совершил самое страшное преступление, которое только можно совершить над женщиной! — не прекращая нагнетает, с невероятным удовольствием наблюдая за тем, как меняются выражения Джао. — Напал, оглушил, ограбил, да еще и посмел надругаться, — последнее она добавила шепотом, еле сдерживая порыв отсмеяться всласть, поглядывая на акробатические приемчики подруги. Тай Ли, прямо в этот момент выпрямилась, поправила волосы, отбрасывая косу за спину, замечая дальний взгляд Азулы. Лицо Тай Ли засияло ярче солнца, улыбка разлилась по ее лицу, она судорожно замахала, подзывая к себе.
— О, великие духи! Это просто кощунство! — всплеснул Джао, польщенный искренностью и доверием своей принцессы.
— Понимаете, — опустила глаза, печально затараторив, — у меня ощущение, будто бы это моя вина.
— Вздор!
— Вы не понимаете! — резко осадила его. — Тай Ли моя подруга, он покусился на ее честь из-за меня! Этот кто-то пытается мне сказать, что я в поле его зрения! — Джао картинно ахнул, хватаясь за грудь.
— Почему же вы молчите!
— Вы идиот?! Я же сказала, что это не шутки. Об этом никто не смеет знать. Я и Тай Ли хотим лично стереть с лица земли этого урода! Нам не нужна огласка, я говорю вам только исходя из того, что вы все время в рейсе, и у вас есть возможность бороздить океан, пересекая границы других стран. Вам, — вызывающе ткнула в него пальцем, — может посчастливиться узнать что-то об этом! У вас нет выбора — только сообщить мне, это приказ! — она говорила, а голос ее немного трясся от перенапряжения и усталости, она очень боялась это все говорить, да и вообще поднимать эту тему. — Я доверяю вам, Джао, вы мой друг, — бессовестно ему польстила. После этих громко брошенных слов, она как ужаленная вскочила со своего места, не желая давать собеседнику начать новую тему. Она знала, что интересна адмиралу, но, на этом, пожалуй и все. Никаких мужчин в поле своего зрения она терпеть не намерена, особенно, после унизительной мерзкой ночки с Синей Маской. Принцесса все равно была преисполнена воинственной уверенности, что найдет и сдерет с него не только маску, но и лицо, потому что такие как он не достойны носить облик. Его нужно стереть в порошок и развеять на ветру. Азуле хотелось верить, для собственного успокоения, что не все представители сильного пола такие опасные и гнусные, ведь так жилось бы лучше и легче, если в душе еще теплится надежда. Но после разговора с собственным отцом она была в бешенстве, лишь убеждаясь, что мужская несменяемая власть только уродует. Она считала, что с ней бы такого не произошло, потому что она другая! Но только с помощью непробиваемой жесточайшей и беспринципной мужской силы возможно добиться небывалых успехов в тирании и покорении всего мира. Это начал еще Созин, подхватил Азулон, и распростер Озай, как хорошо, что до Айро дело так и не дошло, единственное, что мог бы учинить этот болван — устроить международный день чая. Это несерьезно. А что мог бы вытворить Зуко? Ну, по-хорошему, впасть в истерику прямо на важном заседании, выставить себя слабаком и глупцом, который экономит армию, деньги и силы, не зная, как себя повести на политической арене. Большие победы требуют больших затрат. Зуко же мыслил как женщина, а Азула считала свой разум скорее хладно-мужским, чем очень гордилась. Как хорошо, что мать не любила ее, ибо это дало возможность стать сильнее, а не таким слюнтяем как Зуко.
— Тай Ли, дорогая, — Азула вцепилась в подругу страстными испуганными объятиями, — как ты? Клянусь, я сделаю, все что от меня зависит! — краем глаза она ловила на себе пристальный взор адмирала. «Вот урод!». — Он поплатится! Я могила, — она была столь искрення и чувственна в своих речах, что наблюдающий потерянный адмирал сочувственно кивнул, прикрывая эмоционально глаза. Надо же, такое произошло с маленькой хрупкой девочкой, Джао, в глубине души, был безумно рад, что такая тайна вышла наружу, ибо это сильно сблизило его с принцессой. Ему стало все труднее и труднее наблюдать за разговором подруг, он скоропостижно трусливо и по-мужски ушел, переполняясь животной яростью на человека в синей маске. Надо же быть таким уродом, чтобы покуситься на честь маленькой безобидной и хрупкой девочки, которая ему совершенно ничего не сделала. Неслыханная дерзость, которая несла в себе крайнее хамство и опасность. Только будучи не в себе, человек поступится всем, чтобы осквернить дочку дворянского сословия.
Азула с вожделением наблюдала за тем, как растроганный Джао скрывается с поля ее зрения. «Ну просто редкостный придурок!».
— Спасибо, дорогая, — всплеснула руками Тай Ли, утягивая подругу в сильные нежные объятия. От неожиданности Азула даже вспылила, чуть было не обжигая бестолковую Тай Ли. — Я всегда знала, что ты настоящий друг! А что случилось? — отскочила, уворачиваясь от злобного пламени. Азула явно была не в духе, но это только умиляло.
— Как же? — Азула резко сменила гнев на холодное и отстраненное безразличие, голос ее абсолютно бесцветный. — Ты забыла? — смотрит на нее так, словно это пугает.
— Я не понимаю… — это уже изрядно напрягло Тай Ли.
— Ты же так плакала… — Азула спрятала глаза в траву под ногами, вспоминая свои запретные для сознания чувства. — Ты прибежала ко мне сразу же, после того как это произошло… — у Азулы стоял ком в горле — ей придется проговорить случившееся еще раз. Это так ужасно. Неистово. Невыносимо. Принцессу ломало и било дрожью каждый раз, когда язык поворачивался заговорить об этом.
— Что произошло? — Тай Ли округлила глаза, ей передавались жуткие эмоции Азулы, ее уже саму почти пробил озноб.
— Это действие лечебных уколов, — нежно берет ее за локоть, а Тай Ли почти злобно отбивается от этих объятий, разбереженная в душе.
— Да объясни же наконец! — злится.
— Я думала, ты вспомнила, но раз так, то тогда, давай позже, — только данная сцена вызывала в Азуле веселье. Она облегченно выдохнула, понимая, что ей легче переносить эту боль, когда это произошло с Тай Ли. — Тай Ли, нельзя, — резко хватает ее за пальцы, видя, что та пытается вырваться. — Потом. Я пообещала тебе, — смотрит на нее пристально, безжалостно и очень томно, не моргая. — Я не оставлю это дело так. Ты меня знаешь, — хищно вглядывается, жалея, на самом деле, только себя, дает обещание самой себе: — Этот человек будет страдать. Я найду его, — Тай Ли слушала и боялась, уже изрядно расплакавшись. Голос ее визглив и уныл, она жадно вытирала руками глаза, понимая, что чего-то не знает.
— Спасибо! — кинулась ей на шею, повисла, оттягивая вниз, прямо, как Азула нападающего. Она не стала сопротивляться, опустившись на колени в траву, обнимая подругу так крепко, так сильно, словно мать собственное дитя. Покачиваясь на руках с плачущей Тай Ли, Азула испытала небывалые ранее чувства — освобождения и облегчения.
— Я тебя не оставлю, — целует в макушку, ощущая себя Урсой. — Мы уедем отсюда! — резко и цинично отбросила разнывшуюся Тай Ли, вскакивая на ноги, преисполненная новыми идеями. — Прямо сейчас!
— Куда? — разрыдалась пуще прежнего.
— На Угольный остров! — присела обратно, хватаясь ей в предплечья, с силой затряся, заставляя Тай Ли перестать ныть и взглянуть в ее равнодушные безнравственные глаза.
— Как же так? Тебя не отпустит Озай.
— Пфф, да кто он такой, чтобы спрашивать его мнение?! — взбеленилась Азула, треханув подругу так, что та заплакала с новой силой. — Ты, и обещание тебе для меня важнее, чем какие-то политические передряги с отцом. Ты думаешь, мне интересно, что он думает? Нет! Когда такое произошло с моей любимой подругой… — она говорила так много, без остановки, практически без оглядки на саму Тай Ли, словно это был разговор с самим собой.
— Любимой?.. — Тай Ли, вдруг очнувшаяся от наваждения, стерла горькие слезинки, с обожанием глядя в глаза Азулы. — Ты, тоже моя любимая!.. — после сказанного, Азула разочарованно закатила глаза, понимая, что, зарывшись во вранье, сболтнула лишнего. — В смысле подруга, — неловко и стыдливо расхихикалась Тай Ли, утирая последние следы своей необъяснимой истерики. — Я с радостью поеду с тобой на Угольный остров, — крепко вцепилась в принцессу, практически перекрыв ей кислород, заставляя Азулу резко и грубо отстраниться. — Я позову Мэй! — засияла она, вызывая у Азулы приступ возмущения. Тай Ли была самым непосредственным, наглым и глупым человеком в окружении Азулы, а еще и невероятно надоедливым.
— Мэй? — пристально и с вопросом уставилась на нее Азула. — Какая Мэй? Зачем? — ее имя как самый болезненный удар по самолюбию. Никто и не догадывался, что Азула хотела дружить только с Тай Ли, но вот незадача — Тай Ли дружила с Мэй, и чтобы хоть как-то подобраться к первой, нужно было подцепить и вторую. Азула тяжело выдохнула, не понимая, как выйти из этой ситуации. Разве им вдвоем не было бы также хорошо, без Мэй? Зачем ее тащить с собой? Неужели Тай Ли мало Азулы? Она ведет себя в точности как Зуко в детстве.
— Азула, ты что не в курсе? — затрепетала Тай Ли, подогреваемая местными секретами. — Мэй призналась принцу Зуко в своих чувствах, — она сияла, когда говорила это. — Я как узнала — сразу к тебе побежала. Только это тайна, — коснулась указательным пальцем губ, напоминая Азуле Синюю Маску, отчего ее будто током прошибло. Внутри всю затрясло от неизведанного необуздываемого гнева, разочарования, злости и бешенства. Азула встает со своего места очень медленно, при этом чувствуя, как вскружила голову эта новость. Она всячески пыталась скрыть свое помутненное состояние, руки затряслись, ослабли, словно еще один дротик проткнул ее кожу. Она словно не слышала и не видела Тай Ли.
— После этого принц Зуко преподнёс ей жемчужное ожерелье, — глаза Тай Ли блестели все еще от слез, и одновременно восторга. Она была обаятельной и привлекательной сплетницей, обычно, Азуле это нравилось, но почему-то — не сегодня. — Которое стоило целое состояние! — она вскочила с места, хватая Азулу за локти, пытливо и со смехом наблюдая за принцессой. Нет, она не хотела поиздеваться или обидеть — она просто ничего не знала, она не обладала нужным количеством дворцовых местных секретов, чтобы делать какие-то личные грязные выводы, просто Тай Ли искала в глазах Азулы ответную сенсацию. А сенсации не последовало. Азула разнервничалась, по лицу — даже расстроилась, желая бросить подругу и уйти, но та вцепилась клещами, давила и продавливала своей улыбкой и, возмутительно неприличной новостью, заговорщически смеясь. И Азула даже не понимала: та высмеивает или действительно радуется. — Она бережет его как зеницу ока, спит в обнимку, обмотав шею дорогущим метровым ожерельем из лощеного молочного жемчуга! — а Тай Ли продолжала, расплываясь в изнеженной напускной улыбке, явно, приходя в какое-то неестественное и пугающее восхищение.
— Ладно, бери Мэй, — махнула не глядя, прячась в коконе собственного напускного величия, уже оборачиваясь к подруге спиной. Да, Тай Ли не промах — Азула лишний раз в этом убедилась, сила отдачи прилетела принцессе поразительно и удивительно быстро, она даже не успела увернуться, пригнуться или атаковать — Тай Ли отправила в нокаут. — Отправляемся сегодня вечером. Или завтра с утра.
— Отлично! — захлопала в ладоши. — Скажу Мэй, чтобы та брала с собой все самое интересно.
— Да, ожерелье пусть возьмет, — напоследок выплюнула Азула, уходя без оглядки, гнетущая внутренней пустотой. Сначала у нее было неотвратимое ощущение, что это она капитан ситуации, что это она рулит на борту, что это она мастер пагубных новостей, что это она стратег. Она была уверена, что в этой жизни ничего не выбьет ее из колеи, ничто не заставит свалиться с пригретого седла. Как, будучи в изгнании, ее поганый брат продолжает делать гадости? Поразительная наглость!

Большое древесное судно с позолоченной каймой и длинношеим змеем на шпиле, медленно, но набирая обороты отчаливало с пристани, трос был безвозвратно обрезан огненной несдержанностью принцессы, после чего, слуги и стражники, не успевшие взойти на борт, догоняли корабль вплавь. Озай умудрился удивить равнодушие Азулы, стоя в этот момент на самом краю причала, каменно и отстраненно застыв, прилепляя взгляд к собственной дочери.
— Прощай, папочка, — дерзко улыбнулась она, распуская волосы, покрутившись в разные стороны, развеивая гладкие пряди по ветру. Сильные соленые потоки ветра расчесывали и путали не только мысли. — Я скоро вернусь, — рассмеялась ему в лицо, наблюдая отрешенность и бесспорную заинтересованность. Да, Озай был невыносимо опекающим папашей, возлагающим на свое чадо большие надежды, Азула всегда жила в стесненном ощущении, что надо больше, лучше, сильнее, жёстче, ведь ему всегда недостаточно, ведь ему всегда мало. «Почти» ее не устраивало, а с его уст всегда слетало это слово, она ведь считала, что «почти» относится и к его отношениям с ней.
— Возвращайся, — кивнул Озай, вдруг резко передумав. Азула обомлела, рассвирепела, проливая свой огненный удар практически в него, от которого он без усилий отбился, улыбнувшись уже более широко, начиная аплодировать. Сначала «уйди», стоит уйти и он тут же одергивает прямо на ходу, когда уже все решено — приди обратно, я погорячился. Развлекай меня, ведь без тебя мне станет жутко скучно и тоскливо, моя звездочка, искорка, неукротимая стихия, дай погреть о тебя руки, дай вдохновиться силой твоего безумного и неукротимого духа, дай коснуться твоей неповторимой обольстительной души.
— Да пошел ты! — выругалась, отчаливая все дальше и дальше, наблюдая все более и более широкую улыбку Озая. — Ты мне надоел! — она вела себя подобно маленькому недрессированному тигренку. Несомненно, это было предрешено с самого ее появления, ведь она родилась в год огненного тигра — неподражаемая сила наглости, распаляющаяся просто от одного шороха и косого взгляда.
— Я буду ждать, — любовно помахал ей рукой, не осмеливаясь более терпеть ее голое хамство и презрение, хотя, он понимал, что вынудил ее, что это он ее такой сделал, она — плод не только его любви, но и воспитания. Как же было невыносимо отказывать ей в чем-то: что в детстве, что сейчас. Она поразительная хамка, отчаявшаяся грубиянка и вынужденная странница. Все, чего хотела Азула — это лежать на широкоплечем алом диване, и чтобы деньги и власть падали прямо с неба, орашая ее, ведь она не считала нужным что-то делать для того, чтобы что-то получать. Мне должны, — так она решительно и думала, не боясь произносить это из раза в раз. Страх — это слабость, которого не лишена даже она. Азула зажмурилась, прикрывая ладонями лицо, понимая, что только что совершила, слезы полились против ее воли, но она надменно их вытирала, встряхивая свое сознание каждый раз, когда оно хотело дать трещину.
— Почему ты не вернулась? — Тай Ли подошла тихо и незаметно, пока они без остановки отдалялись и отдаляли, все это время будучи невольным свидетелем еще одной тайны — Азулу и Озая связывали очень тесные и ядовитые отношения, в которых она жарилась на собственном огне, вроде бы, и неистовая ненависть обуревала ее разум, но насколько же очевидными были ее ранимые нежные чувства.
— Я ему что, игрушка? — с яростью оттолкнула подругу, оборачиваясь назад, видя, что всем плевать — Мэй с хладным лицом окунула глаза в море, теребя на шее длинное жемчужное ожерелье, сестры Ли и Ло стояли рядом и что-то говорили, хотя Мэй их совершенно не слушала. Правильный выбор. Последнее, что хотела наблюдать принцесса — пристальное ненужное внимание, которого и так было всегда слишком много. — Я не зверек! Я живая, я не кукла! — вызверела от собственных слов, запуская в плавную текучую воду свой безумный страстный огонь, заставляя соленую поверхность вскипать, поднимая столпы пара.
— Ну конечно, ты не кукла, — потянулась с объятиями Тай Ли, заставая Азулу врасплох, обжимая ее с самым истинным наслаждением, блуждая по ее телу плавными приятными прикосновениями. — Ты самая лучшая, — Азуле нравилось это — абсолютное и безвозмездное неоспоримое обожание.
— Отпусти! — резко и безжалостно рвет Тай Ли душу грубостью, размыкая ее руки, выползая из-под навязчивых объятий.
Азула, обиженно и деланно рухнула рядом с Мэй, вскидывая подбородок, обиженно поглядывая в сторону причала, затем ее взор плавно бороздил по отблескивающей водной глади. Она запустила пальцы в свои волосы, начиная задумчиво наматывать на пальцы, чувствуя, что, возможно, она погорячилась и Озай не хотел ничего такого. Он просто вспылил. Он, между прочим, бросил все свои дела, дождался следующего утра, сначала Азула считала, что он приперся позлорадствовать, поиздеваться, карикатурно проститься, бросить в след что-нибудь колкое или безразличное. Ну вот, она же уже была готова тщеславно и без оглядки покинуть столицу, как он взял и вдребезги разбил ее горделивый победоносный настрой, прямо, как и все те вазы, стаканы и стекла, в эмоциональной схватке с ней. То, когда он сделал это впервые — изрядно напугало принцессу, она была тогда довольно мала, но проворна, уже бессовестно хитра и явно опасна. Она застала их ссору с матерью, а вообще, Азула встревала в личную жизнь родителей очень охотно и часто, наверное, это и послужило виной тому, во что потом это вылилось. Азула до сих пор чувствует оскверняюще-испепеляющее чувство стыда, ведь она была вышвырнута, опорочена и выброшена не только своей матерью. У Азулы иногда складывалось ощущение, будто бы мать с Зуко были в сговоре, каждый из них в свое время пригрел, делал вид, что любит, а затем выкачивал из нее информацию, эмоции и силу, выбрасывая, словно сухую жухлую шкурку. Она тяжело и томно выдохнула, отгоняя противные воспоминания, которых не позволяла себе касаться. Эта часть ее жизни была под запретом, она ни с кем не допускала это обсуждать. Слишком личное. Интересно, а что думал по этому поводу ее брат? Он также запретил себе касаться некоторых щекотливых тем своего прошлого? Просто вычеркнул, перешагнул и пошел, сначала наивно сделав вид и, поверив в то, будто бы этого никогда не было? Прекрасно! Просто прекрасно! Поведение истинного жалкого труса. Она много раз крутила в голове сцены того, как могла поступить тогда, когда он бросил в нее те, скандалом наполненные, резвые громкие слова, ударив сильнее любого меча. А могла ли она тогда его остановить, переубедить? Оставить на своей стороне? Или нет? Или Зуко всегда был просто черствым глупым болваном, прямо, как дядя Айро? Азула покосилась с недовольным видом сначала на престарелых сестер, затем на невыносимую зазнайку-Мэй, складывая руки на груди, выжидающе сверля взглядом, желая вызвать у той приступ неприязни и заговорить первой.
— Тебе идет, — вдруг бесстрастно произнесла Мэй, искоса посматривая на рядом примостившуюся Азулу.
— О чем ты? — прорычала, испытывая нервный взрыв от одного звука ее голоса.
— Твои волосы, они очень красивы, — эти слова чуть не выбили из Азулы слезу. Она встала, отходя подальше, спиной ощущая пристальный любопытный взор Мэй, Азуле хотелось пустить пару слез, настолько стало противно от самой себя. Они все относятся к ней хорошо, искренне, с беспокойством, просто каждый по-разному это показывает: Тай Ли бежит вешаться на шею, Мэй незаметно переводит тему, стараясь подбодрить. За всеми этими эмоциональными преступлениями против этикета, Азула совершенно забыла о своей истинной причине поездки — Тай Ли. Азула резко воспряла из пепла, ухмыльнулась, наполненная обжигающим возбуждением — пора ставить эксперименты! Сможет ли она убедить глупышку Тай Ли в том, что это на нее совершилось нападение человека в синей маске?
Корабль умиротворяюще покачивался на волнах, разрезая их пополам, отдаляя от суетливой неприветливой столицы, приближая к уже забытой спокойной бухте Угольного острова. Плыть было недолго, но Азула уже вся извелась, стоило показаться противоположному берегу, они были сначала необъятно далеко, затем все ближе и ближе, Азула вдруг немного расстроилась, что ее судно не ведет маг воды, наверное, он был бы расторопнее тех олухов, с которыми пришлось бороздить океанические просторы.
— Я вижу! Там! — Тай Ли встала на носочки, прикрываясь от солнца, судорожно указывая на скалистый неоживленный уголок бухты. Острая рифовая поверхность грозно встречала свою единственную наследницу. Прошло уже восемь полных лет с того дня, когда Азула была там в последний раз. Внутри захлестнуло странное горестное чувство ностальгии и разбитого сердца. Волны бились и бились, заходя и хлестая острые каменистые выступы, огибая и облизывая влажный темный камень, практически не покрытый зеленью. Отец специально отправил ее сюда, видимо, чтобы она оживила это забытое, практически умершее место. Как эмоционально с его стороны. Принцесса была польщена его арсеналом издевок. Наверное, там все в жуткой пыли, грязи, и затхлых воспоминаниях об Урсе. Стоило ей исчезнуть из жизни Озая, как он вычеркнул это место из своего сердца. Да, он бесспорно любил ее какой-то животной отравляющей любовью, Азула помнила, как мама частенько плакала от отцовских приступов неконтролируемой ярости и душной ревности. Он был моментально вспыльчив, справедливо подозрителен и удручающе-контролирующим, мама и Зуко этого не понимали, а Азула была полностью солидарна с четкими выверенными решениями отца. Он любил мать столь горячо и ярко, что от одних воспоминаний об этом у Азулы дрожали руки, это можно было сравнить с ослепляющей вспышкой на солнце, он возгорался моментально и распалялся со скоростью молнии, но и остывал также. Он ругал, кричал и сыпал в нее проклятья, разбрасывая вещи, не контролируя свой огонь, разбивая любимый мамин чайный антикварный сервиз, но так было уже перед самым ее уходом, но он также покорно и смиренно просил у нее прощение, держа за руку крепко, вставая на колени в их собственной спальне. Мать кривилась, бросала взгляд в другую сторону, но это именно то, чего она всегда ждала — когда он приползет к ее ногам. И так было постоянно, сначала оттолкнет, осквернит, прогонит, больно унизит, а затем так судорожно и пылко извиняется. У мамы было все — он покупал ей необдуманно дорогие украшения, парфюм, косметику — любые побрякушки, легкомысленно тратился на ненужные меха, надевал на нее королевскую мантию, также, как и снимал. Азула смиренно выдохнула, испытывая все же больше положительные эмоции от встречи с прошлым. Да, там было великое множество всякого… чего-то хотелось исправить, подправить, но так как это невозможно, то желалось только забыть. Зуко всегда был столь же беспечен, опрометчив и богемен — как мать, все его движения были по богатому неспешны, слова тянулись патокой, ведь, по началу, он не был столь агрессивен и вспыльчив. Напротив — с него текло лощеное рафинированное благородство, смешанное с липким приторным тщеславием. Циничный, беспринципный, но при этом такой фальшиво-понимающий и нравственный — аж тошно. Она сложила руки на груди, впадая в детские переживания, смотря на плотно запертую узорную дверь, Азуле всё казалось, что прямо сейчас дверь распахнется, а на пороге стоит мама и Зуко без шрама. Они бы пытливо и ласково улыбались, в мнимом приветствии махали руками, Зуко стоял бы, вцепившись в мать, тогда как Урса игриво и хитро прищуривается. Она хихикала столь глумливо и звонко, в смущении прикрывая улыбку, всегда пряча от Озая глаза — ведь он ее безусловный господин, чем вызывала в нем шквал сильнейших необъяснимых чувств. Азула уверена — нет, она совершенно точно определяла по некоторому безошибочному признаку, что в голосе ее всегда имелось какое-то радостное возбуждение, почти незабываемое для мужчин, которым она нравилась, какая-то поющая убедительность. И ведь при всем при этом — у нее был нескромный голос… в нем звенели деньги. Да, именно деньги звенели в этом голосе — вот что так пленяло в бесконечных переливах — звон металла, победная песнь золота. Что не говори, но, мама с Зуко ломали вещи и людей, а затем исчезали, прятались за легкие взятки, за свою всепоглощающую беспечность!
— Ло! Ли! — скомандовала Азула, стоило им пришвартоваться.
— Да! — хором крикнули старые, но очень бодрые бабульки.
— Готовы служить Стране Огня? — размашистым шагом Азула без труда перепрыгнула высокие края судна, приземляясь прямо на обветшалый причал.
— ДА! — радостно и снова хором всплеснули руками старухи.
— А, вы, девочки? — пристально и с ухмылкой уставилась на Мэй и Тай Ли.
— Да! — запрыгала Тай Ли, манерно спускаясь по скинутым ступеням.
— Тогда тряпки в руки и быстро наводить порядок, — указала пальцем на фамильный дом династии огня, хищно скалясь, пытаясь быть как можно более дружелюбной.
— Я так и думала, что за этим что-то кроется, — угрюмо и недоверчиво покосилась Мэй, явно раскусившая Азулу еще задолго до того, как та открыла рот.
— Ну а что? Нам там жить вообще-то. Поэтому ты тоже, меньше набивай себе цену, бери тряпочки, ведерки, и вперед, — лучезарно заулыбалась Азула, внимательно оглядывая ожерелье на груди Мэй, которое, та беспрестанно теребила.

Переступая порог собственной комнаты, Азула окидывает взглядом второй ярус, на который вела мощная, но изящная лестница из цельного дерева, ярус был обставлен сплошными длинными шкафами и комодами с зеркалами в полный рост. Эти шкафы казались такими большими, что в них можно спрятаться и по сей день. Красные бархатистые покрывала, большие раздвижные окна-двери, выпускающие на размашистую террасу, с видом на необъятный бескрайний океан. Азула подошла к окну и отворила его, мутная белая тюль тут же зашелестела по полу, впуская в комнату соленый воздух, разнося и сдувая налипшую пыль. Вся комната была прямо в точности как когда-то. Ничего не изменилось, все осталось на местах. Все так, как было при маме. Отец оставил это место, сделав неприкосновенным памятником своему минувшему прошлому.
— Девочки, как вы там? — глумливо кричит в приоткрытую дверь, все еще рассматривая удивительный вид на бухту.
— Отлично! — послышались возгласы близняшек и Тай Ли. Грохот, шаги, скрип половиц и громкие обсуждения длились весь световой день. Азула непреклонна — приказала всем своим сопровождающим, включая стражу — привести в порядок затхлое и духами забытое поместье. Все вместе они справлялись очень даже шустро, практически без нареканий, вроде бы только приехали, а уже почти все готово.
— Вы все такие молодцы, — вальяжно вышла в общий коридор, даже не обращая внимания на старающихся Тай Ли и старух. Ее хищный взор столкнулся с безразличием Мэй. Она беспардонно и хамски восседала на красном шелковом диване, без стеснения теребя жемчужное колье. Это стало изрядно подначивать Азулу выжечь Мэй пару прядей на голове.
— Какого хрена ты валяешься?! — пнула ее бесцеремонно вытянутые ноги. Та посмотрела на Азулу с искренним и горделивым холодом, ни разу не обидевшись.
— Мне не интересно убираться, — картинно зевнула, лениво прикрывая губы.
— Просто поразительно! — выругалась Азула, перешагивая через наглость Мэй, без оглядки проходя вглубь коридора, останавливаясь возле центральной тумбы напротив главного входа, с тяжестью в сердце вглядываясь в семейный портрет. Как хорошо, что на нем не изобразили пыхтящего и храпливого дядю Айро, а также его сынка-неудачника. Как здорово, что Лу Тен умер, ведь в противном случае главным претендентом на трон был бы даже не Зуко.
— Что тебе надо? — взбесилась Мэй, вскакивая со своего места. — Что ты вечно дергаешь меня? — она была возмутительно пылкой и острой на язык, поразив не только окружающих, но и принцессу. Азула нервно бросила в нее краткий взгляд, раздраженно прикусив губу, продолжая всматриваться в семейный портрет. «Если твои мысли не всегда чисты, то не удивляйся, когда окружающие люди будут постоянно тебя осуждать за дурные поступки», — услышала она как гром среди ясного неба — напутствующие слова дядюшки Айро, от которого здесь только призрачные невесомые воспоминания.
— Моя начальница — мать. Ловит меня, когда я пытаюсь улизнуть. Она не проявит умения прощать, растопчет своими высокими каблуками и отправит в чистилище, — улыбнулась Азула, с интересом посматривая на Мэй, беря семейный портрет, разглядывая. Мэй значительно напряглась, слова Азулы бумерангом вернулись и достигли самого сердца, больно впиваясь.
— Да ладно вам! — всплеснула Тай Ли, делая кувырок, приземляясь на руки, подходя к подругам. — Не ссорьтесь, мы же только прибыли. Азула, у Мэй болит голова, — нежно бережет дружбу с каждой из них.
— Ага, как же, вся извелась, бедная, — посмеивается Азула, ставя портрет на место, упрямо складывая руки, вызывающе облокачиваясь о стену.
— А что делаешь ты? — вспылила Мэй, а рука ее тянулась к кинжалам, что всегда припрятаны в поясе.
— Я? — призадумалась принцесса, делая голос более дружелюбным. — Ну, вообще-то, я думала, как нас всех тут разместить. И знаешь, — примирительно подходит к ней, кладя руку на плечо, — я подумываю, разместить тебя в комнате принца Зуко. Как на это смотришь? — не может сдержать язвенной ухмылки, вся исходя на издевки, которых не замечает Мэй. Ее лицо тотчас же расслабилось, она засмущалась, отводя взгляд, заметно краснея, довольно улыбаясь. — Я, между прочим, делаю самое сложное — строю логистический маршрут до каждой части Угольного острова, ну и продумываю наше размещение.
— Прости, Азула, я погорячилась. Просто, дома родители устроили очередной скандал на почве моего отъезда, — в проигрыше она отступает, добровольно сдается, стоило предложить ей сладенькое на десерт.
— Ничего-ничего, не извиняйся! — безоружно поднимает руки, а затем возносит над головой, резко расставив в стороны, разгоняя огонь по своим ци, поджигая каждый светильник в этом доме. — Темновато становится, — как бы невзначай меняет тему. — Пойдем, я покажу тебе твою новую комнату, — заботливо огибает ее спину ладонью, становясь подозрительно услужливой. Сама благодать. — Тай Ли, за нами! — срывается на командирский тон.
— Уже бегу!
— Захвати тряпки и ведро с водой! — смотрит на Мэй, находя в ее глазах ответный огонь насмешки. Они улыбнулись друг другу столь ярко и страстно, что между ними неоспоримо выбилась искра. Ни что так не сближает двух людей, как оскорбить и унизить третьего.
— Без проблем! — прокричала им где-то сзади Тай Ли, стуча пятками по полу.
Переступая порог комнаты, Азула вошла, коварно покружившись, приседая в ложном приветствии, показывая насколько же у принца Зуко была необъятная и красивая комната. Мэй причудливо рассмеялась, впервые за долгое время. Входя в его спальню то ли осторожно, то ли с восхищением и боязнью нарушать этот застывший портрет величия изгнанного принца. Азула схватила Мэй за руки и они стали легкомысленно и по-детски кружиться, разбегаясь в разные стороны, их дыхание отскакивало от необъятных пыльных и безлюдных просторов. Азула подбежала к Мэй, дерзко толкая на кровать, Мэй потеряла равновесие и приземлилась на роскошные алые простыни, пребывая в неистовом восторге, переполняемая чувствами. Азула сразу же взбежала на второй ярус, который был идентичен ее. Топот кратких шагов, и вот она уже выше остальных, посматривает на своих подруг с долей насмешки и презрения, наблюдая за тем, как они ошарашены увиденной красотой и величием. Азула ласково проводит рукой по перилам, пренебрежительно стирая пыль, оборачиваясь к обширным громадным простирающимся шкафам.
— Что тут у нас? — распахнула она глаза, не сдерживая радости. Каждая вещь так и осталась нетронутой, наглаженной и накрахмаленной. Все лежало аккуратно и по цветам. Зуко любил порядок, несмотря на хаотичность его поступков. — Это тебе, — достала первую попавшуюся соломенную шляпу с черной лентой, отбрасывая в Мэй. — Ему шили новую коллекцию каждый сезон, — бездумно вытаскивала разноцветное тряпье: красное, синее, зеленое, оранжевое, белое — у него имелись все оттенки. — Это шелк, — продолжала засыпать Мэй его цветастым вычурным шмотьем, которое все еще прекрасно по-королевски пахло. Он носил предпочтительно красное и то, только лишь по политическим причинам, но любил на самом деле белое. — Это фланель, — вытащила яркую начищенную рубашку, которую, Зуко так и не успел надеть. Тай Ли бегала внизу и подбирала каждую вещь, что валилась на пол, словно это какая-то сумасбродная нелепая игра. Мэй так сильно смеялась, что Азула даже сама не заметила, как на ее собственном лице проскользнуло искреннее веселье, — это хлопок, — швыряет его темно-синие штаны, словно это мусор, а Мэй уже вскочила на ноги, прыгая за этим неостановимым дождем, — лён, — выудила зеленую кофту, помня, как принц Зуко примерял ее у портных. — Он мог носить все, что захочет! — воскликнула она, бесстыдно и осквернительно хватая целую стопку рубах, без сожаления опракидывая. — Лови! — отпрянула от стеллажей, вцепляясь в пыльные перила, торжествующе наблюдая за тем, как Мэй, словно дрессированная собачка, но так возмутительно-влюбленно хватала и сгребала все его шмотье, да так ласково, так заботливо, словно она сама Урса.
— Вот, здесь ты можешь прятать свои секреты, — прыгнула сверху, с грохотом и победоносно приземляясь прямо в груду пораженных без боя вещей, разбрасывая словно листья, подбегает и отворяет маленький ящичек, от которого лежал ключик на столешнице. — Мой брат всегда так делал, — выжидающе смотрит.
— Правда? — польщенная, Мэй тут же подбегает к Азуле, рассматривая письменный стол, все еще прижимая вещи Зуко.
— Имеются сомнения? — вскидывает бровь.
— Нисколько! — восторженно ахнула Мэй.
— Прекрасно. Все, пора раскладываться. Тай Ли, я покажу тебе твою комнату, если позволишь, — она была сама обходительность.

— Мэй такая счастливая, — Тай Ли была до глубины души поражена. — Могу поспорить, что она припрячет все письма принца Зуко в тот самый ящичек, — Азула почувствовала, как неконтролируемо задергался ее глаз.
— Ммм, люблю секретики, — с причмоком закончила фразу, распахивая шторы в новой комнате Тай Ли.
— Азула… — ее голос дрогнул, будто бы в смущении. Она резко обернулась. — Ты расскажешь мне… — Азула взмахнула рукой, вынуждая замолчать.
— Позже. Сейчас не время, — она оттягивала момент истины, будучи неготовой встретиться с пережитым вновь. — Я должна заняться делами.
— Какими? — не отпускала ее, уже будучи в постели.
— Прямо сейчас, когда вы, девочки, будете отдыхать, ваша принцесса будет занята важным делом. Это касается тебя, любимая Тай Ли, — скривилось ее лицо в усмешке, когда она внимала тому, как яро реагировала эта девчонка на любые комплименты. — Ни о чем не думай и засыпай, — взмахнула она рукой, забирая весь огонь, погружая комнату во мрак.
Если бы Зуко узнал о том, что она сделала с его вещами, он непременно пришел бы в бешенство. Но его здесь нет, и, скорее всего, уже никогда не будет. Азула с опаской вышла в мрачный коридор, в котором горела всего одна одинокая свеча. Азула шла тише штильного ветра, все еще побаиваясь незнакомцев среди ночной неизвестности. На этот раз уже сам разум заставлял принцессу перестать наматывать клубок собственных мыслей и страданий. Нет, было вовсе не до этого! Азула выглянула в главный холл и мелкая дрожь отступила, когда она убедилась в том, что стража караулит главный вход. Нет, опираясь на нынешнюю действительность — ее не достать, он не пойдет за ней, бороздя океан, чтобы совершить вновь тот грязный и порочный проступок. Эта маска отпечаталась настолько сильно в сознании, что Азула, закрывая глаза, четко видела те очертания. Плотно закрывая дверь в собственные покои, она еще раз напоследок выглянула в коридор, прислушиваясь, слыша приглушенный храп старух, безмятежно закрывает дверь, понимая, что для нее ночь только начинается. Отворяет ящик письменного стола, зажигая больше свечей, наполняя комнату поразительным для ночного времени — светом, достает пожелтевший лист пергамента, кисть и черную тушь. Хорошенько ее потряся, на себе чувствуя, как это делал с ней нападающий, она оторопело роняет баночку на пол, та с грохотом приземляется о половицы, отскакивая, заставляя Азулу нервно вздрогнуть. Разминает рисовальную кисть, отворяет смольную тушь, сцеживая излишки, приступает к пергаменту, выводя там знакомые воспоминаниям линии и изгибы. Овальное вытянутое строение маски, размашистый оскал, с длинными кривыми клыками, острые задранные уши и злобно-изогнутая линия неразрывной брови. Его глаза — сплошные черные дыры, в которых меркнет блеск глаз нападающего, словно, он и есть самый настоящий неистовый беспощадный дух. У этой рожи был устрашающий вид, будто у пу́гало, что блистал среди огорода. Рот приоткрыт в злостном опасном оскале, что можно подумать, будто бы оно корчится в немом крике или усмешке. Азулу бросало то в жар, то в холод, стоило знакомой физиономии показаться на листе пергамента, она была столь напряжена и поглощена этим делом, что чуть было не расплескала всю тушь. Отставляя испачканную кисть и плотно затворяя баночку, она достает следующий краситель, что имел лазурный оттенок, осторожно окунает мягкий хвостик в баночку, практически не дыша, боясь за каждую каплю, что почти уничтожила ее выстраданное творение. «Адмирал Джао должен знать что искать. Я не сумасшедшая. Мне это не приснилось», — прикусила в сосредоточии конец кисти, отбрасывая мешающие пряди волос. Она потеряла счет времени за этим бесспорно увлекательным и творческим занятием. Да, Синяя Маска была поразительна и испепеляюща в своем забвенном лживом правосудии.
— Вот олух, — убирает все кисточки и баночки, довольная мучительной работой. — Пускай, Джао получит это письмом и сам даст кличь о поимке этого преступника, чтобы это никоим образом не касалось меня. Если сболтнет — убью, — сжала пальцы в кулаки, доставая следующий лист, беря кисть потоньше:
«Дорогой Адмирал, как ваше плавание? Спасибо, что вы были так добры ко мне и не оставили с этим один на один. Это очень важно — чтобы каждый житель страны огня имел хоть толику вашего благородства и силы обещания. Я с нетерпением жду нашей новой встречи. Моя обожаемая Тай Ли совсем плоха. Уж и не знаю, что мне с ней делать… Она была отведена мною к гипнологу, это немного помогло, хоть сейчас она и не помнит почти ничего. Но помню я, и это камнем лежит у меня на сердце. Я высылаю вам портрет, списанный со слов моей многострадальной подруги. Прошу, вы сослужите мне огромную службу, если хоть что-то разузнаете об этом негодяе. Умоляю, если столкнетесь с ним, и, о чудо, поймаете, прошу, не раскрывайте его личность и не убивайте, пока не достигните меня. Разделите со мной эту честь — убьем его вместе! Я была вынуждена покинуть столицу и отправиться с подругой на Угольный остров, чтобы хоть как-то разделить ее горе и помочь.
Отправляю вам своего ястреба. Держите со мной связь…», — закончила она на одном дыхании, подбирая письмо, начиная иссушать влажность чернил, желая, как можно скорее отправить адмиралу. Если негодяй-Джао ослушается принцессу и раскроет личность Синей Маски быстрее чем она, то тогда принцессе будет легче сгореть в собственном стыдливом огне. Эта анонимная-дрянь непременно начнет болтать о том: что и с кем он по-настоящему сделал, тогда, принцессе несдобровать, и Джао не задумываясь ни на секунду, будет ставить свои условия для сохранения этой тайны. Азула не могла допустить такого кощунства над собственной гордостью. Но людям, порой, свойственно неосознанно выставлять свои жалкие слабости, свои израненные части души, например такие, как — тщеславная, головокружительная самонадеянность и надменность Джао, у которого, однозначно, имелся комплекс бога не меньше, чем у Озая. Скручивает пергамент в трубочку, обвязывая алой ленточкой, затем принимается за портрет, не в силах долго разглядывать, проводит скоропостижно рукой, подсушивая рисунок, тут же сворачивая и его. Освобождая своего крикливого ястреба из клетки, привязывает к нему послание, на удачу целуя, с легкостью, но дрожью во всем теле, отпуская. В этот момент с нее будто шквал камней обрушился — настолько стало легко и непринужденно. Смотря в холодное темное небо, Азула поежилась, прикидывая, сколько, должно быть, времени она потратила. Но это не все, что она должна была сделать. Тай Ли могла с легкостью разрушить все старания Азулы, и вот тогда, вранье разрушится с новым грохотом, сенсационно объявляя об Азуле как о жертве домогательств, а этого быть не должно. Не могло. Она также бесшумно и осторожно пробирается в коридор, успокаеваемая только храпом двух престарелых бабуль. Переставляя ноги ровно и четко, скользя на каждом ловком движении, она незаметно и идеально подкрадывается к комнате Тай Ли, бесшумно приотворяя дверь, с опаской заглядывая. Послышалось томное размеренное сопение, разбавляемое шумом набережной, Азула безжалостно и хладнокровно переступает порог, оказываясь рядом со спящей, беззащитной и ничего не подозревающей Тай Ли.
— Слушай меня внимательно, — ласково и с придыханием шепчет на ухо, а Тай Ли только еле заметно поморщилась. — Это была обычная будняя ночь, ничего из себя не представляющая. Ты взмыла ввысь, разрезая воздух своими прыжками, к тебе был прикован каждый зритель… — убаюкивающе и ласково гладит ее по волосам.
— Зритель… — бездумно повторила Тай Ли.
— Да, ты помнишь того самого зрителя?
— Нет…
— Ты помнишь! — прошипела злобно, вцепляясь в ее голову. — Ты помнишь Синюю Маску, — ее шепот был околдовывающим, ядовитым и внушительно сдержанным.
— Синюю Маску…
— Да! Он смотрел на тебя все выступление, пока ты была под куполом. Ты обратила на него внимание, подумала, что он тоже циркач, прямо, как и ты! — это прозвучало унизительно. — После выступления ты отправилась домой, но тебя схватили прямо по дороге и больно вкололи острый дротик. Ты ослабла и онемела всем телом, — она нагоняла жути, сама пребывая в той фантазии главным насильником. — Он утащил тебя в кусты!
— Ах… — всхлипнула Тай Ли. — Кусты!..
— Да! Прямо, как зверушку. Поймал тебя. Снял штаны и надругался, — впивалась когтями в ее волосы все сильнее и сильнее, ощущая истинное облегчение, рассказывая это, переигрывая ситуацию, в которой жертва не она. — Ты кричала и отбивалась, как могла. Но тебя еще и ограбили.
— Меня ограбили…
— Да! И изнасиловали.
— Нет, — противится.
— Да! Жестоко и безжалостно, — Тай Ли занервничала, что сразу же почувствовала Азула. — И ты побежала к принцессе Азуле. И она тебя спасла от этого позора.
— Азула… — произнесла Тай Ли. — Что ты тут делаешь? — голос ее был взволнованным.
— Я пришла, как и обещала тебе. Ты же знаешь, я беспокоюсь о тебе после всего случившегося. Я буду стеречь твой сон!
— Ты такая добрая, — Тай Ли улыбнулась. — А зачем?
— Чтобы человек в синей маске больше не трогал тебя…
— Ах… — разнервничалась Тай Ли, а на глазах ее навернулись горячие слезы.
— Он грубо и жестоко изнасиловал тебя. Ты просила, нет — умоляла прекратить, но он был неприклонен! — на этих ее словах Тай Ли завыла сильнее, после чего Азула зажала ей рот. — Он обращался с тобой как со шлюхой. Груб, изворотлив, лишил тебя лица и чести, — продолжала плотно сжимать ее губы, чувствуя на коже влагу ее слез. — Не реви! — она сказала это в полголоса, отпуская Тай Ли, та приподнялась, потирая лицо.
— Это правда?
— А ты мне не веришь? Своей принцессе? С какой стати мне врать тебе?
— Почему мне так больно, Азула? — она горько и сильно плакала. — Почему тогда я ничего не помню?
— А ты хочешь вспомнить?
— Нет! Ради всего святого — нет! — заскулила как собака.
— Тогда верь своей принцессе Азуле, и ты будешь в безопасности.
— Да…
— Ты любишь свою принцессу?
— Да…
— Прекрасно. Ложись спать, — цинично и в приказном тоне бросила, без оглядки уходя.

Chapter Text

«Когда вы накажете меня презреньем, вы уже будете на многие мили простирать моря и океаны, я не знаю, что вы почувствуете, но я пойму, если вы захотите это тут же сжечь, даже не дочитывая до конца», — ее руки тряслись, чернила по необыкновению ее стальной руки — растекались от одного взгляда. Она роняла слезы вместе со словами, которые выкрикивала ее девичья нежная душа. «Я преисполнена по отношению к вам неслыханной наглости, потому что посмела обнажить не только свои чернила, но и, как считают подруги и родители — черствое трухлявое сердце. Да, принц, это все так. Меня выворачивает, когда я вижу вашу достопочтенную горделивую сестру, которая ратует за ваше изгнание. Меня выворачивает, когда она жадно потирает свои кровавые ручонки, наслаждаясь тем, что ваше чудесное лицо было без сожаления и безвозвратно опорочено», — Мэй была столь преисполнена небывалой и просто несвойственной ей храбрости, которую порождало жадное желание, как можно скорее отослать свои последние слова, а возможно и наложить на себя руки, не в силах терпеть собственную опрометчивую бестактность, этот позор от того, что принц также скверно посмотрит на нее как и его сестра, отбросив слезливо написанный текст прямо в камин, зарывая горящими углями, но высказаться — было делом жизни и смерти за всю свою жизнь молчавшей Мэй. Другого шанса не представится.
«Мой дорогой принц, позвольте мне такую вольность… — она очень волновалась, скрепя сердцем роняя горькие крупные слезы, — Позвольте мне любить вас. Хотя бы сказать, о давно зародившихся, даже — вспыхнувших чувствах, которые раздирают меня изнутри. Мне не смириться, что я, придя в королевский дворец, чтобы под предлогом навестить Азулу, больше не смогу выжидать встречи с вами… ведь вас больше не будет. Ох, принц, мне так стыдно за свою вольность! Если вы кому-нибудь поведаете о столь явной дерзости моей — я тотчас же утоплюсь без зазрения совести! Не думайте, что я ищу корысти там, где ее нет. Я не ваша сестра. Я очень по вам страдаю, оттого и набралась смелости, ведь мне больше нечего терять. Все самое любимое я уже потеряла… вместе с вами…» — слезы падают и размывают написанные ею чувства, Мэй зажимает себе уста, чтобы плакать тише, дабы родители не догадались о том, что она посмела проявить такую дерзкую эмоциональность. А если они увидят и прочтут ее письма, то ей тотчас же захочется вспороть себе шею. «Я знаю, что поступаю опрометчиво, шантажируя вас собственной кончиной — очень по-детски, но знайте, принц Зуко — когда от вас отвернулся весь народ огня и собственная семья, есть еще на свете один человек, что вас так горячо и нежно любит. Человек, что зачеркивает дни в календаре, считая дни вашего отсутствия, чтобы сделать праздником день вашего возвращения! Я люблю вас, принц Зуко, люблю неимоверно долгой и романтичной любовью. Позвольте мне еще одну наглость — я посмею представить, что вы всего лишь по долгу страны отправлены в рейс, что бороздите океаны не в изгнании, а для блага, для того, чтобы вернуться героем! Писала бы вам нескончаемо, но, кажется, кто-то идет… Ответьте мне, прошу!».
Зуко утопил свой яростный и ненавистный взгляд в гладкий умиротворенный океан, высматривая хоть одну курицу, которая, о чудо, может быть научилась летать, и прямо сейчас принесет хоть какую-то здравую весть. Бороздить океаны — занятие из тяжелых и пренеприятных, ощущение, что ты бесконечный заложник тесных железных стен, болтаешься где-то в неизвестности как бумажный кораблик. Он ненавидел все, что связывало его со Страной Огня: сестру, отца, советников и даже дядю Айро, который, прямо сейчас легкомысленно потягивал горячий дурнопахнущий чай, раскладывая пай-шо. Как отец может быть таким глупцом и так безвозвратно и бескомпромиссно отправить его — наследного принца, в изгнание? Разве он не часть королевской семьи, которая и так раскололась подобно дядиным чашкам, когда тот чрезвычайно сильно напьется? Он жил и дышал своей страной, ее идеалами, идеями, взглядами, а они так беспечно выбросили его — самого верного и страстного слугу страны, да как такое вообще возможно? Почему никто не вступился тогда, на Агни Кай? Зуко резко обернулся, впиваясь взором в радушного и жизнерадостного степенного дядю. Где он был, когда отец ставил ему такое клеймо — прямо как скоту, на все лицо? «Если ты любишь меня, дядя, то почему, тебе было легче взять и сбежать? Ты просто предатель. Ты просто жалкий трус. И теперь, дождавшись, когда есть еще кто-то такой же жалкий — ты решил прибиться ко мне». А кто и что он без своего дяди? Только благодаря нему и своему уважению, даже деньгам, которые у того пока водились, принц Зуко имел возможность бороздить бескрайние воды и бдеть аватара, наготове атаковать в любую минуту. «Зуко, мальчик мой, в чем смысл убивать аватара, когда тот переродится вновь и вновь?» — задавался вопросами Айро, закидывая Зуко ненужными мыслями. Кому какая разница, что там будет, ведь главное — цель, а она оправдывает любые средства! Зуко сжимает пальцы в кулак, пребывая в истинном наслаждении от собственной несгибаемой уверенности в своих силах. Он считал себя умнее не только Озая, но и кряхтящего и храпящего во сне дяди. Он покажет им всем. «Зуко, посуди сам, хорошо — давай просто представим ситуацию, — перед глазами мелькали воспоминания, — дальше мы и твой отец перебьем всех магов воды? Затем земли? А дальше? Огня? Ведь это неизбежно! Это неслыханная глупость — сражаться с аватаром, желая его смерти. Аватар, помимо людской плоти — дух, который имеет бесконечный цикл перерождений. Это как сражаться с океаном, который не имеет конца! Это как сражаться с зимой, весной или летом! Это установленные духами правила, законы мира. Без них не может существовать наша реальность». Да плевать на реальность, когда на кону стоит твоя корона и честь!
— А вот и наша остановочка, — встает со своего места Айро, выходя на пристань. Зуко огляделся, поежившись от обилия огромных грозных кораблей Флота Огня. Их с дядей корабль был в три, а может и в четыре раза меньше. Они с дядей были такими жалкими. Любовь подчиненных держится только на верности и уважении к дяде и его поблажках в виде игры в пай-шо и часовых чаепитиях. Какие чаепития могут быть, когда на кону стоит твоя честь?! Они были в родных краях, и Зуко заметно нервничал, желая укрыться в другом месте, не злить отца и не пересекаться с сестрой…
— Не ожидал увидеть вас столь скоро, — надменный вальяжный тон, нетерпеливая, но очень горделивая походка.
— Коммандер Джао! — воскликнул Айро, — Не желаете присоединиться к нашему с племянником чаепитию? — на этих словах Зуко больно ткнул его локтем, желая разбить в дребезги кружку.
— Адмирал! — гаркнул он очень громко и настойчиво. — Я адмирал Джао! Впредь попрошу запомнить. А то сочту за оскорбление, и накатаю вам обоим срок, — он был невероятно зол, что очень насторожило и Зуко и Айро. Они незаметно переглянулись.
— Кто-то явно постарался… — скептически и уже более серьезно добавил Айро, видя в этом злое предзнаменование.
— Да! Постарался здесь только я! — а его эго было раздуто до необъятной величины. — Принц Зуко, — задевает одним своим тоном, вызывая у того приступ омерзения, — как успехи в поимке аватара? — насмешка в голосе, явное рвение размазать прямо по мостовой.
— Никак, — улыбнулся Зуко, копируя свою сестру. — Вы что, комм… то есть адмирал, может быть я вас удивлю, если скажу, что ни для кого не секрет, что аватар уже как сто лет умер! — выдавил с яростью, вываливая на Джао весь звериный запал, метая пламенные искры, вызывая у того довольную ухмылочку.
— Да вы что, и как же вы тогда намерены восстанавливать свою честь? — злорадно расхохотался Джао. — Кстати, — резко оборвал свое ликование. — Какими судьбами здесь, в Стране Огня, близ моего флота? А, я понял, вы думаете, что аватар — это я? Признаюсь, польщен, — вновь залился хохотом. У Зуко от гнева и ярости, которые он уже не мог сдерживать — проступила крупная пульсирующая вена на лбу. Айро крепко держал его за руку, умоляя перестать вестись на этот поганый эмоциональный трюк. Но желание воспламенить спесь Джао — было сильнее всего, слаще всех привилегий.
— У нас серьезная пробоина вообще-то, — возмущенно уставился на него принц, демонстрируя пострадавший нос корабля.
— И как же это вас так угораздило? — призадумался Джао, считая, что в этом всем что-то есть, уж больно странно ведут себя эти двое.
— Мы столкнулись с морским змеем! — всплеснул умом дядя, вызывая у принца желание провалиться сквозь землю — настолько это звучало неубедительно. Зуко сразу счел по выражению лица Джао, что тот явно что-то вынюхивает. Адмирал крепко вцепился им под дых, и явно не отпустит, пока не убедится в чем-то. Зуко сильно напрягся, выдавая все на своем лице.
— Неужели? Я с нетерпением жду волнующих подробностей! Хотите, выпить?
— Не получится, нам надо идти, — Зуко почувствовал себя некомфортно и абсолютно беззащитно, надо было удирать.
— Принц Зуко, адмирала надо уважить, — хватает племянника за плечо, не видя, на сколько тот встревожился. — Для нас это большая честь. У вас есть женьшеневый чай? Это мой любимый чай, — Айро стремительно ушел, завлекая Джао за собой, уводя подальше от разъяренного Зуко, который, как загнанный в угол зверь видел только один выход из ситуации — нападение с дальнейшей победой, и полным исчезновением. Зуко остался один на один со своими мыслями, одиноко смотрящий в грозные железные махины с острыми наконечниками, они с легкостью вспорют борта их с дядей судну. Зуко стал нервничать только сильнее, вспоминая, что синяя маска припрятана не очень хорошо, а что, если это происки Азулы? Она ведь в курсе. Он был уверен, что она давно ведет на него охоту, и вот — он попался на живца. Как недальновидно было с его стороны поддаться уговорам дяди о прибытии в Страну Огня. Нет, с этим надо покончить, а Азулу убить… Или же заставить молчать, но лучше, все же, убить. Вот он трусливый болван, ведь она была у него в руках — голенькая, беззащитная, ряженая, почему он не прикончил ее прямо там? Откуда в нем берется эта жалость? Будучи там — с ней, на ней и в ней, он ни единой клеткой своего тела не желал ей смерти, за что раскаивается прямо сейчас — за свою слабость, что посмел проявить тогда. Это и определило его судьбу. Прямо сейчас. Джао — это ловушка, и он идет в его сети, вернее — в ее. Она поймала его, разгадала, как самую идиотскую загадку. Азула всегда была умной и хитрой, она всегда понимала все с первого раза, ей не требовалось прилагать усилий, ей не требовалось запоминать — у нее получалось все всегда идеально и лучше всех с первого раза. Вот прямо сейчас, она была лучше всех — сразу прознала, что Синяя Маска — это ее изгнанный оплеванный и изуродованный брат. Он уже чувствовал ее когтистую руку на своей шее, которая сжимается сильнее кандалов. Всего лишь минутная слабость, которая стоила ему свободы и жизни. Он, молча и несмотря по сторонам, вошел в шатер, на котором красовался символ страны — горящее пламя. Джао выжидательно смотрел на него и криво улыбался. Зуко был уверен, что его сестра спит с ним, ну а зачем этому идиоту Джао подняли жалование и тут же повысили в звании? Явно обошлось не без Азулы. Отец частенько давал ей возможность покомандовать, повыносить вердикты, особенно, в качестве судебных дел — отца просто изводила вопиющая жаркая нега, которую Зуко смел наблюдать, когда его сестра надменно и безжалостно выносила вердикт за вердиктом: «Казнить, без права на обжалование; казнить, без права на пересмотр; казнить, без суда и следствия!», — в голове всплывает ее дерзкий истеричный голос. Ей было можно. Ей всегда было можно все. Отец обожал ее. Он любил ее. Любил так, как не любил даже мать. Азула, по мнению Зуко, была для Озая самой желанной и обожаемой женщиной. Она все делает через постель, потому что она беспринципная шлюха! Зуко непроизвольно сжал губы, желая врезать Джао, да посильнее, оставляя и на его лице ужасающий болезненный шрам. Он считал, что правильно поступил с нею, потому что таким грязным и испорченным тварям как она только это и нужно от мира, она достойна, чтобы ее поимели, только так он мог показать ей, где ее истинное место — на чьем-то королевском скипетре. Он вершил над нею правосудие, у него были благие намерения, он считал, что проучил ее. Но, видимо, расплата пришла слишком молниеносно, ведь полдворца — ее порочные любовники, только при таком условии она может быть всеобъемлющей и властной.
— К концу года, — начал беззаботно Джао, пока Зуко, на негнущихся ногах присел за царственный позолоченный стул, не притронувшись ни к одной чашке с чаем, — столица Царства Земли будет в наших руках. Хозяин Огня наконец-то одержит победу в войне, — Зуко посмотрел на дядю, который нелепо копошился в выставочных доспехах и оружии, в военной палатке Джао.
— Если отец всерьез думает, что весь мир с охотой подчинится ему, то он глуп! — вылил всю свою тревогу в эту фразу, с облегчением выдыхая — они ничего не знают. Это не происки Азулы, ему вдруг резко стало ее жаль, жаль, что он так мерзко подумал о ней. Он не знал, как и почему такое крутилось в его испорченной голове. В дали от людских глаз он стал чувствовать, как безнадежно и жутко дичает.
— Два года на море — ничуть не укоротили ваш язык! — приблизился Джао, явно испытывающий его терпение. — Ну так что, как идут ваши поиски аватара? — это уже мало походило на обычный вопрос. Он спрашивает одно и тоже — надеется, что Зуко забыл и на этом же сам выдаст себя! Он напрягся еще больше, ведь с этой гадкой Азулой, он стал забывать кое-что действительно важное.
— Мы его не нашли, — кратко и не смотря на противника, бросил, отыскивая хоть что-то, выдающее Азулу.
— И все же, вы на что-то надеялись? А, может быть, вы нашли доказательство того, что аватар жив?
— Нет! Ничего…
— Понимаете, в чем незадача — аватар единственный, кто может помешать нам выиграть эту войну. Если у вас осталась хоть капля верности, то вы расскажете мне, что узнали, — Зуко засмотрелся на доску объявления, что была прикрыта плотной темной тканью — явно упала случайно.
— Я ничего не узнал! — встает со своего места, медленно подходя ближе, пока Джао стоял к нему спиной, прожигая взглядом карту Царства Земли. — Аватар давно погиб, дядя прав, — не может ни о чем думать, бесшумно приоткрывая завесу, просто одним чутьем ведомый, зная, где нужно искать. Нет, он не сумасшедший, он явно понимает, что к чему. Его руки затряслись, стоило темной ткани отогнуться и приоткрыть ничто иное, как яркий четкий портрет Синей Маски. Она рассказала все, — нервно и с опаской затрепетал Зуко, медленно оборачиваясь, наблюдая за хитрым и недобрым оскалом Джао.
— Нравится? Вы знаете, кто это мог бы быть? — перекинулся на другую тему, заставляя принца застыть от массы вопросов, что крутились у него в голове: это все было подстроено? Или просто совпадение?
— Без понятия. Впервые вижу, просто очень красивый синий цвет, сразу узнал — это маска темного духа воды из пьесы «Любовь драконов». Идем, дядя, нам пора, — обернулся к Айро, уже уходя, желая, как можно меньше говорить с адмиралом. Всё, теперь он в розыске, вернее — его альтер-эго. Это не пугало Зуко, только наоборот развеселило и вселило уверенность в том, что отец и все — ошибались, ведь Азула — идиотка обыкновенная, которая даже не удосужилась вспомнить, как когда-то, когда были совсем маленькими и отдыхали с матерью на Угольном острове, та брала их на спектакль «Любовь драконов». И уже после, когда наступала ночь, они сбегали на пляж и отыгрывали финальную боевую сцену, роль Зуко в которой всегда, почему-то, была отдана под злобного духа воды. «Очевидно же — из меня куда лучший император драконов!», — помнит ее бахвальство как наяву.
— Нет, вы никуда не уйдете, — скомандовал Джао страже, и те перекрестили пики, преграждая Зуко путь. Он поморщился, понимая, что все это как-то чересчур странно. Вся эта ситуация, а если, Джао все-таки обыскал корабль и нашел что-то интересное помимо аватара? За какую-то информацию, его — изгнанника, никто не посадит и не казнит, а вот за изнасилование, тем более принцессы — еще как, Азула сама вынесет ему смертельный приговор, рубанув с плеча. Тогда закончится все. И поиски чести, и поимка автара — все будет кончено, ведь он преступник. Если за происками Джао действительно стоит только аватар, то Азула полнейшая дура набитая, в чем Зуко, собственно, никогда и не сомневался.
— Значит, двенадцатилетний мальчишка побил тебя и твоих людей… Ты еще более жалок, чем я думал! — расхохотался Джао, хлопая, выбивая пламя прямо из ладоней.
— Я его недооценил, но этого больше не повторится! — оборачивается, и смотрит прямо в укор.
— Второго шанса у тебя не будет! Теперь аватар мой! — на этих горделивых словах, Зуко бросился на Джао, желая вымазать его лицо в пепле, как предательская стража заломила ему руки, не давая совершить возмездие. Зачем какому-то адмиралу флотилии поимка аватара? Для чего? Только с одной целью — для чего-то выслужиться перед Озаем. Хитроумный план был, видимо, в том, чтобы просить за поимку аватара какую-то высшую награду…
— Боитесь, что я поймаю аватара раньше вас? — подначивает Зуко, наготове кулаки, от которых уже дымит.
— Пф-ф, ты мне не соперник! В моем распоряжении сотни военных кораблей, а ты всего лишь принц в изгнании. Ни дома, ни союзников, от тебя отказался даже отец, — бьет по самому больному — и попадает точно в цель, на секунду лишь заставляя принца растеряться. Но как бы и что бы Джао не предпринимал, у него никогда не будет самого важного — королевской крови. Его стать напускная, а у Зуко — наследственная.
— Ошибаетесь, когда я доставлю аватара к отцу — он примет меня со всеми почестями и восстановит меня в правах на престол! — у Зуко было неотвратимое чувство, что Джао просто невероятно сильно метит на его место. И с чего бы вдруг? Тут точно не обошлось без Азулы и ее дешевых интрижек. Наверное, пообещала стать его женой, в случае поимки аватара — как тривиально, но очень предсказуемо с ее стороны. Ну и дурак этот Джао, она убьет его при первой же возможности, как только тот ей наскучит или не угодит.
— Если бы отец хотел твоего возвращения — ты бы уже давно был дома. С аватаром или без. Но ты в его глазах — позор и бесчестие народа огня. Твой шрам это доказывает!
— Хотите получить такой же? — вырывается вперед, не сдерживая своей огненной ярости, сдерживаемый лишь стражей. Какой же адмирал жалкий трус, раз не способен по принципу чести — по-мужски разобраться, не втягивая свое звание, положение и деньги. Блатные повадки — участь невидимки.
— Вызов на поединок? — расхохотался, втаптывая в грязь.
Ведь это он — Зуко — принц, это его должна защищать стража, это ему по праву рождения предначертано правит Страной Огня, как невыносимо больно наблюдать за тем, когда собственный народ бастует и сдает тебя. Это он — часть королевской обожаемой знаменитой семьи, тогда почему же с ним обращаются как с грязью, простолюдином и скотом?
— В Агни Кай! — яростно необдуманно выплевывает ему в лицо.

Зуко ни разу не боялся Агни Кай после того, как единожды поучаствовал в нем вместе со своим отцом, после предательского удара Озая, какой-то Джао смеет пугать или хотя бы пытаться — да он просто набитый идиот! Он смотрел на адмирала с искренней и лютой ненавистью просто потому что тот такая мерзкая и наглая выскочка, что он из себя мнит? Всего лишь какой-то ничего из себя не представляющий бахвальный тип, который пытается пробиться туда, где потеплее пламя, да и тем более самым низким и гадким способом — через королевскую постель. Ох, как же здорово иметь собственную постель, собственную комнату, а ведь Зуко начал забывать каково это — жить в роскоши и достатке — у него все отобрали. Он уже забыл каково это — хорошо и вдоволь питаться, носить красивую яркую одежду, которую пошили прямо для тебя, в единственном и неповторимом экземпляре. Больше ничего нет, ни упоминания, ни следа. А этот жалкий напыщенный индюк Джао имеет больше, чем истинный принц, в котором течет чистая королевская кровь. Да кто такой этот Джао по сравнению с ним — пыль, мусор, который случайно забыли вынести и теперь он тухнет и смердит. Зуко был нацелен выжечь эту наглую физиономию своего противника, с которой он прямо сейчас сверлил Зуко взглядом, бессовестно поливая отборными гадостями и помоями, словно перед ним стоял худший представитель страны. Он не мог смириться с тем, как им помыкают и говорят все, что вздумается — обычные, ничем не примечательные, кроме своей жажды наживы и злости, люди. Его статус принца становится для всех смехотворным, словно он циркачка, над которой вечно издевалась Азула, Зуко уже даже не помнит ее ничем непримечательного имени, лишь завидные акробатические и развлекательные способности. Зуко всегда считал эту девчонку безмозглой и бесполезной, только такие никчемные снобки как его сестра могли общаться с подобными, потирая об нее ноги, тешась с ее необразованности и доверчивости. Азула была такая — волчица в овечий шкуре, которая перегрызет каждому глотку — без разбору, в друзья она примет себе самых никчемных и слабых, потому что ими легко управлять — прямо как Джао. Да у него на лице высечен ее почерк. М-м-м, какая же она неповторимая, ну просто единственная в своем роде. Зуко собрался с силами, вдох-выдох, вдох-выдох, концентрация на энергии, что бежала по его разгоряченным ци. Одно грубое движение, и принц наносит первый, и удивительный по своей силе удар, даже не ожидая от самого себя. Дядя Айро внимательно следит за каждым шагом и вздохом племянника, находя в Зуко тревожные знаки — он был однозначно не так прост, как могло бы показаться на первый взгляд. Айро знал, что принц мечтает — грезит о беспечной вялотекущей жизни во дворце, где вокруг него будет много красивых и злых женщин, с чванливым характером и ярким макияжем. Что ничего и никаких усилий не нужно будет прикладывать, чтобы просто хорошо жить, как же Зуко не терпелось вновь встать на ступень величия и тихо-мирно ждать своего победного, коронного часа, когда Озай просто передаст ему страну. А вместо этого он был вынужден скитаться словно нищий оборванец и получать оплеух от таких хамов как Джао, который просто захотел сообщить Зуко о том, что вытирает об него ноги просто так — потому что может, без объяснения. Айро было больно за племянника, он всеми мыслями был с ним, наблюдая за выверенными отточенными движениями Зуко. Ни одной ошибки, ни одной помарки, кроме одной — излишняя, преступная эмоциональность, сбивающая мысли в кучу, дарящая обжигающий огонь даже хозяину и покорителю, он оступался, потому что был зол, он делал себе больно, потому что торопился. Торопился победить горделивого насупившегося адмирала, Айро совершенно точно был уверен, что между ними какая-то особая вражда, а аватар — это лишь повод разжечь войну. Зуко делает замах ногой, затем рукой, каждый раз чередуя, с силой отпуская обуревающий все вокруг, острый огонь. По лицу Джао Айро сразу увидел, как тот обжегся о принца уже не мало раз, просто не очень это показывал, но Зуко… Зуко этого не видел, он ждал от себя большего, лучшего, каждый раз за каждое движение ругая, требуя идеальнее, требуя победить в этой схватке. И тогда, помня, как брат изуродовал и изувечил Зуко на судьбоносном Агни Кай, Айро молча и с мольбой в глазах обратил свой взор в воду, призывая духов помочь несдержанному и пылкому принцу. Зуко не давал повода к проигрышу, он четко и ровно шел за победой, выжимая из адмирала последние силы, тогда как сам был полон воодушевления и мощи. Ему хотелось сражаться, в бою он чувствовал свою значимость и неповторимость. И вот, каждое движение — всласть, каждый удар — нега. Джао рухнул на спину, побежденный, проигрывая малолетнему позорному сопляку — посмешищу, ненавидя себя за такой провальный и унизительный проигрыш. Уж лучше умереть, чем жить с чувством неполноценности.
— Давай! — закричал Джао. — Добивай же! — смотря на Зуко с вызовом. Айро в этот момент поставил на кон все, веря в то, что его племянник не такой — он не убийца, хотя в душе зудел червь, который напоминал о настоящем происхождении принца и о том, кто его истинный отец. Зуко вознес руку, выполняя блестящую боевую стойку, последний рывок и яростный поток огня бросился в сторону Джао… но пролетает мимо, встречаясь с камнем палубы. Айро был доволен как никогда. Он знал! Он всегда знал, что его племянник просто заблудшая душа, погрязшая в путах гордыни и стыда, но он обязательно выкарабкается, и то, что он не позволил злостному огню обуревать им и управлять, не позволяя уничтожить чужую, хоть и не очень ценную, но все же — жизнь.
— Твой отец вырастил труса! — Джао был еще больше вне себя от такого благородного, но такого убийственного для самолюбия жеста — пощады, прощения, да брошенного с таким пренебрежением и чувством собственного, предначертанного где-то там — свыше, превосходства, что стоило принцу отвернуться, как адмирал наносит решающий, и в его надеждах последний удар, хоть и в спину, но сокрушительный и смертоносный.
Айро поджидал и ожидал подобного от беспринципного и бесхребетного пса Озая подобной гадости, с особым жаром и величием поглощая огонь, который мог навредить беззащитному, но выигравшему по всем правилам, принцу. Зуко яростно обернулся, пожалев о своем добром жесте, наливаясь уверенностью и страстным желанием закончить жизнь провального адмирала, в ту же секунду обуреваемый жаждой мщения, входя в неистовый раж, остановленный лишь хладнокровным хватом дяди, который умоляюще, но строго, сказал:
— Не порти свою победу!
Зуко все равно вспылил, считая, что еще поплатится в будущем за живую душу адмирала, и не один раз. Во всем виноват простодушный и наивный дядя! Зуко с хлопком закрывает дверь собственной каюты, прогоняя стражу из коридора, хватаясь за голову, желая превратиться в огромную бурю огня — в пожар. Ходит и ходит, неумолимо подходя то к одному краю каюты, то к другому, словно неугомонный бесконечный маятник. Раскрывает потайной ящик стола, сгребая все, что вызывает интерес. Злобно и с ядом окунает свой безудержный изгневанный взор прямо в размеренное пламя камина, находя себя теми искрами — загнанными и удерживаемыми. Огонь — опасная бурная стихия, которая готова спалить все на своём пути, и принц ощущал, что огонь подкрался к нему незаметно и очень близко, кипя уже где-то в горле. Руки помнили, с каким остервенением он сжимал шею Азулы, желая сжечь и оставить неповторимый уничижительный шрам своей ладони, чтобы каждый, кто смотрел на неё — вспоминал о том, какая она жалка и поверженная. Он берет тяжелую извилистую кочергу, втыкая меж дров, начиная шевелить, распаляя пламя, насыщая воздухом. Искры отлетали в разные стороны, Зуко не боялся огня с того самого Агни Кай. Больше этот огонь не причинит ему боли, Зуко уже испытал, каково это, теперь, он совершенно точно убедился — это не страшно. Это дико, обжигающе, выворачивающе и безжалостно больно — терпеть горящий вздувающийся шрам, к которому прикоснуться было пыткой. Дядя Айро говорит, что это чудо, что глаз остался на месте и не перетерпел сильных изменений. Но Зуко, после того Агни Кай старался меньше смотреться в своё отражение, даже на воде, даже на стекольной гладкой поверхности — он отворачивался, никогда не принимая, но и не делая на этом шумный акцент. Пока мы этого не видим — этого нет. Ничего не имело значения, после того, как с твоего лица практически сняли кожу, а ведь принц помнил, с каким ужасом у него отходили куски ороговевшей плоти, а под ней склизкая мокрая и кровавая каша. Зуко помнил, как это ужасно больно, как это страшно стыдно, Азуле бы подошло подобное украшение, но мама бы этого не оценила. Вспоминая мамин непревзойденный элегантный образ, глаза Зуко наливались слезами, дыхание перехватывало, ведь знать, что ты больше никогда не сможешь произнести слово «Мама» вновь — это худшее, что может случиться… С особым цинизмом, Зуко лезет в карман за пазуху, вытаскивая припрятанные скомканные письма, картинно развеивая им жаркий воздух, принц Зуко бросает один клочок за другим, принципиально ничего не чувствуя, ведь все самое страшное он уже пережил. Больше ему ничто в этой жизни не сделает больнее, чем он уже прочувствовал когда-то, и ведь эти отголоски прошлого пиками врезаются и прокалывают воспоминаниями сердце. Ее голос был такой глумливый, циничный и меркантильный, — вспоминал Зуко. Даже в цирке, наблюдая за своей горячо-любимой Тай Ли, Азула выглядела слишком недовольной.
Зуко казалось, что присутствие Озая влияет на сестру пагубнее самого крепкого алкоголя, который добавляет себе дядя в чай, считая, что это очень незаметно. Азула — невозможная — нет, не так — невыносимая, заносчивая, напыщенная негодяйка и противная зазнайка. Покончив с последним письмом, он встаёт, печально наблюдая за тем, как горит истинная искренняя и чистая любовь, пролитая на сухую пожелтевшую бумажку. Ее голос был таким отравляющим и дерзким, засыпая, он сгорал от ненависти и стыда к самому себе, ведь она была права — Зуко теперь редкостный уродец, а ещё дядя — алкоголик, ну и в довесок — Зуко до тошноты посредственный маг. Не то что она — великая. Сама вселенная радовалась появлению Азулы, тогда тучи впервые за долгое время столкнулись над столицей огня, словно бы бросая клич о том, что дух родился! Мать страдала нещадно, пытаясь извергнуть ее из своего тела, словно уже тогда она жгла больнее бурлящего масла. Зуко вспоминал ее мягкую гладкую кожу, которую он безжалостно осквернял своими грязными безнравственными и преступными прикосновениями. У неё очень красивый анфас, и красив он был во всем, у неё была по-королевски незабываемая щель, ну или что там у неё… мягкая, пышная, благоухающая, снаружи белая, а внутри розовая, но от долгих прикосновений — красная. Он поднял глаза ввысь в железный грубый потолок каюты, хватаясь в свои брюки, которые изнутри раздувало его собственное возбуждение, и то, что делало его великим… именно благодаря этой особенности, он, по праву наследования всегда будет первым, и как бы отец не переписывал свои отношения, историю, законы — он все равно будет знать истину, которой пренебрёг. Но это ничего не значит. Правила установили эту жизнь ещё до начала времён. Зуко расстегнул свои брюки, ощущая, как расперло его самолюбие, как горит его кожа в самом таинственном и любимом месте. Туго обхватывая свой тяжелый и гладкий член, он прикрывает в сладострастной неге глаза, вспоминая, с каким нервозным и наглым восторгом смотрела на него сестра прямо в тот самый момент, когда он был Синей Маской. Азула никогда не признаётся, что ее можно изнасиловать, и уж тем более никогда не сознается в том, что с ней кто-то когда-то подобное совершил. Исключено. По ее глазам можно было считать то, что она просто монстр, бесчувственное бревно, бездушная тварь, но ему было так приятно снова побывать в ней, особенно, когда она против. Ненадолго, но это смыло спесь с ее размалеванного удивительного лица. Эта сука посмела занять даже его спальню во дворце! Она захотела поиметь с него всё, она захотела выжить его даже из дворцовых воспоминаний, словно принца Зуко никогда и не было. Было! И он побывал в ней — в оплоте бесчестия, вранья и обмана. Опасная лгунья. Насколько же она опасная, ядом плещет как гадюка, угрожающе тряся хвостом. Он был не в себе, изнемогая от жаркого прилива ко всему своему телу, стягивая и сжимая, растягивая и скользя плотно сжатыми пальцами, по окаменевшему грузному члену, что в цвете пламени казался багровым. Он стирал с неё напускную помаду, проводя пальцем по ее губам, делая из ее лица неряшливое посмешище. Он содрал с ее нежных темных волос тягу, которой она очень дорожила и кичилась — наследная корона. Теперь у неё нет ничего, — с облегчением и отмщением простонал Зуко, больше всего на свете, желая вновь оказаться на месте Синей Маски — отдаться злобному духу, и вновь со страстью и жаром входить в царственное неприкосновенное тело принцессы Азулы, распаляя в ней похоть, смешивающуюся со страхом и гневом. Она ведь сумасшедшая, ей должно было понравиться, — считал Зуко, на самом деле уверенный, что сестра давно уже догадалась о том, кто на самом деле был под маской. Это же так очевидно, он ведь даже не старался это скрыть. Ее нежные дольки половых губ казались обжигающими и очень мокрыми, они приятно облегали его набухшую изнуренную головку. Она мнимо пыталась защититься, но он все равно вошёл в неё — беспринципно, продажно, бессовестно и так легко, обезоруживая, как самого дикого необузданного животного. Как зверьё. Азула — дикий надрессированный зверь. Все эти мысли разгоняли в нем огонь, ярость и неутолимое возбуждение, зудящая нежная щекотка стала сильнее и интенсивнее, концентрируясь в одном месте, которое Зуко безжалостно и мокро тёр, издавая пылкие жаркие стоны, уже чувствуя свой скорый конец. Она хищно и дерзко улыбалась ему даже сквозь ночную тьму, а как она пахла… а как пахло в самой спальне. Дурманяще, околдовывающе, вкусно. Зуко был уверен, что Азула сама по себе вкусная, но терпкая, с неявной остротой. Ее с издевкой растянутое: «М-м-м», — и он ладонью прижимается к ее вставшим соскам, продолжая нервно и второпях толкать, толкать, толкать, уже забывая кто он и как его имя. «Продолжай!», — слышит ее лукавый возглас, не пускает, на самом деле преследуя одну единственную цель — его лицо. С громким вздохом, переходящим в рык, Зуко расплескивает неудержимую тягучую сперму, страстно вдыхая жаркий спертый воздух, жалея, что не хватило выдержки растянуть удовольствие наподольше. Резкие краткие струи бросились прямо в камин, Зуко тяжко и долго смотрел на пламя, которое под его размеренным глубоким дыханием только распалилось. Не было силы сильнее, чем сила собственного головокружительного удовольствия, не было ничего более окрыляющего, чем беспрекословная власть, и не было ничего более возвышенного, чем собственная честь.
— Принц Зуко! — Айро с остервенением начал биться к нему в каюту. — Принц Зуко, сейчас же откройте! — Зуко судорожно и на трясущихся измученных ногах подошел к двери, наспех одеваясь, проводя ладонями по взмокшему разбереженному лицу. Зуко абсолютно не понимал, что с ним происходит… все повторяется… как много лет назад. Он с такой болью в сердце, но столь быстро — как только смог ощутить и прочувствовать, — смог разорвать этот порочный круг. Зачем? Зачем он вошел в него однажды? Выйти из этого не представлялось возможным. Зуко был наполнен гневом, отчаянием, которое рвалось слезами наружу, и утягивающим в бездну страданий — одиночеством. Как это произошло впервые? А что, если бы он сказал «нет» еще тогда, что, если бы дал отпор и защитил свою честь еще в том, столь неосознанном возрасте, потерял бы он столько, сколько потеряно сейчас? Он изнемогал от болезненного леденящего чувства одиночества. И только в один момент своей недавней действительности он был по-настоящему счастлив. Проглатывая и зарывая собственные чувства подальше от чужих глаз. Зуко набирается смелости, и отворяет дверь. На пороге стоял взволнованный дядя, который с силой распахнул дверь его личной каюты, нагло нарушая стойкое депрессивное настроение чужих покоев, врываясь, занося вместе с собой, помимо чая — добродушную мягкую улыбку.
— Вы были молодцом, принц Зуко. Я горжусь вами, — протягивает ему очередной отвар. — Выпей, должно полегчать, — Зуко сразу же вспомнил сестру, которая уже много лет подряд поглощала какую-то дурно-пахнущую настойку перед сном. — Это успокаивающий чай, ты меня знаешь — я в этом мастер, кто если не я помог вернуть твоей сестре человеческое лицо… — Айро аж передернуло от воспоминаний, и Зуко безошибочно понял — дядя тоже, прямо как и он — досадно скучает. Скучает по той жизни.
— Давай вернемся! Я знаю, ты хочешь этого также, как и я! — после разговора с Джао, Зуко решил идти другим путем — Азулой, кто если не она, вторая решающая власть в этой стране палящего солнца?
— Ты не понимаешь, и я вижу это, отчего горько становится… Да, есть вещи, по которым я и ты тоскуем, но они в прошлом. Принц Зуко, нельзя вернуть прошлое, — Айро полез в свой длинный размашистый рукав, доставая оттуда скрученный маленький сверток, передавая Зуко. — Мы никогда не сможем повернуть историю вспять, да и нужно ли это? Ведь здесь мы свободны, мы можем жить как захотим.
— Жить, как хочешь один ты, дядя! — всплеснул руками, не притронувшись к заботливо-заваренному чаю.
— Ты пей, пей, — по-отцовски гладит его по спине, ощущая, как удивительно сильно напряжена каждая его мышца. Он что-то скрывал. Это «что-то» грызло его червем. Зуко залпом выпил все, что было в кружке, отбрасывая ее так, что та тотчас же разбилась. В такие моменты он был вылитый Озай. Айро помнил своего брата, когда тот еще был совсем малышом, когда тот был подростком, подобно Зуко. Озай никогда не мог определиться с тем, что он чувствует и хочет, его душу рвали на части какие-то противоречивые мнения и желания, он был из тех людей, кто хотел напялить на себя одновременно и белое, и черное. В свое время Озай так распереживался, это было единожды в юности, когда Азулон высмеял его при всех за то, что он посмел плакать о скоропостижной гибели матери, тогда Озай надел на себя белые одежды, показывая всему миру свой протест и свою скорбь, такое повторилось лишь раз, когда ушла Урса. И чем больше Айро пытался вцепиться в принца, уверяя самого себя, что Зуко не такой — и Зуко сразу же подтверждал эти слова, а потом разгромно и громко заявлял об обратном, Айро приходил в ужас. Как было невыносимо сложно убедить себя в том, что принц Зуко не его сын, хотя так безнадежно этого хотелось.
— Кто пишет? — улыбнулся, понимая все с первого раза, ведь это не единственная бумажка, которую доставляет измотанный ястреб с гордой символикой страны огня. Зуко послабило, он нервно, но очень устало завалился в кресло, наблюдая за потрескивающим бесконечным пламенем, гипнотизируемый и уносимый в счастливый липкий сон. — Эта девушка очень настойчива, хотя, я не мог бы сказать о ней подобного раньше, — Айро присел рядом, спокойно и с долей наслаждения потягивая ароматный женьшеневый чай.
— Это Мэй, — повернулся к нему Зуко, разворачивая любовное послание, от которого приятно пахло женскими духами. Как же непревзойденно-приятно пахнут женские волосы, одежда, да и вообще женщины источают особый незабываемый аромат. Он улыбнулся на этих мыслях, ощущая себя больше животным, чем его сестра Азула.
— Как потрясающе, как хочется жить дальше, зная, что тебя ждет непревзойденная изысканная красавица, да еще и такая смелая, — посмотрел дядя на письмо, которое безрадостно сжимал принц. — Вам стоит наградить ее за терпение и трепет.
— Думаешь?
— Уверен, женщины — существа ранимые, оттого и хочется совершать ради них подвиги, залезать в долги — только, чтобы узреть искреннюю, хоть и недолгую улыбку.
«Дорогой принц, я безмерно счастлива, что могу найти в ваших словах столько искренности и взаимности. Знаете, меня переполняли разные чувства, особенно, когда я прихожу в академию или в гости к вашей сестре — мне не хватает вас. Я бы все отдала, чтобы видеть ваши чуткие янтарные глаза, внимать вашему звонкому переливистому голосу. Я боялась, что вы посчитаете меня сумасшедшей, и оставите с мучительным молчанием, я так рада, что мои опасения оказались напрасны…»
Она не способна на серьезные поступки, не считая слезливых посланий, — грузно вчитывался в написанный текст, находя это бестолковым и очень романтичным. Мэй поднимала в нем лавину ласковых и теплых чувств, но он был абсолютно точно уверен, что в настоящей жизни он ей не нужен. Мэй просто искала с кем разделить свое бурное нескончаемое одиночество, и выбрала недосягаемого его. Он помнил ее очень отчетливо и хорошо, по большому счету, никак не оценивая. Она просто была. Была рядом с Тай Ли и Азулой. Была третьей, ничем не выделяющейся и ничего не говорящей девочкой, словно куклой. Принц Зуко хотел бы верить, что все будет столь же сладко и гладко, как описывает Мэй, но что, если она не способна любить наяву, а только на расстоянии, только в письмах? Принц аккуратно сложил письмо, искоса поглядывая на подозрительно довольного дядю.

Chapter Text

Тьма как-то неожиданно и без спросу сгустилась, утаскивая на самое холодное и ледяное дно, последнее, что она помнила — как протянула руку, но ее утащило что-то сильное и могущественное, по ощущениям текучее и ледяное — вода. Как бы не старалась, но Азула не могла разглядеть ничего, кроме шевелящихся вдали силуэтов. Их движения были мелкие — перебирающие, скорые, кишащие, будто бы острые. Она вскинула глаза ввысь, надеясь встретиться лицом к лицу с луной, а не увидела ничего. Ни малюсенького просвета. Ни один луч не продирался в это холодное забытое и сырое место, из которого шмонило болотом и гнилью. Азула ничего не боялась, подпитываемая внутренним огнем, который не могла выпустить, но могла чувствовать. Он все еще был с ней, все еще был подвластен, хоть и в глубинах подавлен. Звон монотонно стекающих вниз капель, которых Азула даже не видит. Она мысленно попыталась зажечь хоть что-то, отчего пришла в леденящий сковывающий ужас, когда поняла, что ни одна рука не в силах сдвинуться. «Что это за место?», — мечтательно окинула крытый небосвод, при вздохе выпуская еле ощутимый пар. Она было хотела притронуться к своей шее, но так и осталась скованной, будто бы присутствовала в этом месте лишь наполовину. Тишина сгущалась и расступалась в непонятных шорохах, словно чего-то очень много и оно беспрестанно роилось, роилось, роилось.
— Принце-е-е-ска-а-а, — доносится чей-то приглушённый то ли приказ, то ли шёпот. Она в опаске только больше оцепенела, пытаясь понять, существует ли сама в данный момент, кто она и почему здесь так безнадежно темно. Стук капель о камень. Запах сырости и мокрого дерева. Глаза не видят ничего, кроме сплошного чёрного пространства, в котором нет ни начал, ни конца. Здесь достаточно холодно, ноги по колено в стылой воде, одежда тесно и тяжело налипла, пытаясь утянуть, вобрать, булыжником забрать на самое дно.
— Принце-е-е-ска-а, — вопиющий, холодящий кожу голос, пробирающий до костей, от которого волосы становятся дыбом, а лицо непроизвольно приобретает испуганный вид. Азула не двигается, внимая шуршанию мелко перебирающихся конечностей, словно сзади рой гигантских пауков или насекомых. Звук этот стрекочущий, клубящийся, мелкий, очень частый, а голос говорящего был надтреснут, но в нем отчетливо просачивались нотки опасной гордыни. Ее объял животный, ранее неизведанный ужас, неприятный чавкающий приближающийся звук заставлял Азулу включить воображение полностью. У неё было два выхода: бежать или остаться. Шорохи за спиной постепенно стихли, стоило им оказаться достаточно близко. Азула и бровью не повела, лишь слегка повернув голову, практически застывая в тревоге, которую она уже была не в силах показать. Голос не смел вырваться, будто в горле осели камни, словно кто-то отнял у неё способность говорить, словно кто-то желал, чтобы она только слушала. Лишил языка.
— Я… у… Те-бя… — начал медленно, шипяще, по тембру голос определенно мужской, — за спиной! — сказал это почти крича, молниеносно, в конце разразившись устрашающим звенящим смехом, который, обычно был присущ ей. — Я очень красив! Так всегда говорила моя мама, — чем больше оно говорило, тем страшнее становилось. Она не могла двинуться с места — животный ужас приковал сильнее озлобленного мага земли. Она шумно сглотнула. — А знаешь, почему я у тебя за спиной?! — он кричал ей почти на ухо, будто злился. — Потому что я боюсь, что ты обзовёшь меня уродцем! И тогда, я не смогу сдерживаться… — на этих словах ее мелко затрясло, что не осталось без внимания гостя, он разразился ещё большим смехом. — Я выбрал тебя. Знаешь, почему? Нет, не потому что ты принце-е-е-ска, — последнее слово он смаковал, пережевывал и с усмешкой выплевывал. Неслыханная дерзость! Борзость! Завидная смелость. На этой его издевке она сжала пальцы в кулаки, решаясь нанести удар, собрать весь гнев в огненную бурю, пропустить сердцем, объять руками и поджечь обидчика. Пусть горит!
— Я выбрал тебя, потому что ты сама открыла мне дверь… много лет назад… ты настолько глупа, что никогда не поймёшь, как сделала это, — ему доставляло особое удовольствие задевать и унижать ее. Азула, было уже хотела отпустить огонь по венам, как неожиданно для себя испытала невиданный холод. «Моя магия!», — в панике прокричали ее мысли, после чего незнакомец снова залился гулким раскатистым смехом.
— Тебя будут мучить вопросы, но я тоже буду мучить тебя. Ты мне нравишься, — прошипел последнее слово почти на ухо, вызывая у Азулы истинный интерес, разжигая в ней уже угаснувшее пламя честолюбия. — Ты напоминаешь мне меня, я буду следить за тобой! М-м, как же ты хороша… — эти сальные словечки вновь вызвали в ней страх, смешанный с отвращением. — У тебя самое прекрасное лицо среди всех, что мне удавалось увидеть, — сердце стучало почти в горле, Азула не понимала ни единого слова, ощущая, что попала в дурдом страны огня.
— Когда-нибудь, я наберусь смелости, чтобы явиться перед тобой… но пока… пока ты не готова… — она ощутила холодное мокрое прикосновение к своей щеке, словно слизень пробежался. Азулу аж всю передернуло, на душе сразу стало ещё более погано, тошно и отвратительно. — Оставайся со мной… во тьме, — убедительно шептало и околдовывало, касаясь ее своими колючими тяжелыми лапами. «Нет… неужели, таков мой конец?!», — бросила взор на черное безобразное небо.
— Азула, девочка моя… — кто-то другой взывал к себе, абсолютно посторонний, не имеющий ничего общего с тем, кто клещами повис у нее на плечах.
— НЕТ! Ты! — заверещал рокочущий жуткий голос.
— Говори со мной, Азула, — она увидела яркий непривычный глазу свет, он озарил ее своим сиянием и она смогла дернуться, закрывая глаза в прищуре. Когда взгляд привык, она рассмотрела четкий призрачный силуэт в лунных тонах. Высокий, благородный на вид, старец, облаченный в мантию народа огня, на его волосах виднелась корона наследного принца Страны Огня.
— Кто-о ты? — растерялась, выдавливая слова неуверенно и запуганно. Он протянул ей свою крепкую натруженную руку, заботливо улыбаясь.
— Как же тебя занесло в столь гадкое и жуткое место? — он был удивительно добр и ласков. Она захотела вцепиться в его ладонь, но тот, кто был позади, лишь сильнее стал сдавливать ее плечи, утягивая назад в черноту.
— Это Я выбрал ее, она моя, Року! — зашелестел грубый неузнаваемый голос, расползаясь по телу принцессы своими длинными жесткими лапами. Их было больше чем две, казалось, словно ее опутали цепями и кандалами, резко дергая все глубже и глубже внутрь черноты, дальше от лучезарного сияния.
— Аватар Року? — воскликнула Азула, узнавая в призрачных чертах его незабываемый образ, что висел на гобелене в столице Страны Огня как поверженный Созином. Глаза Року сияли и переливались благоговенным светом, которого был лишен этот клочок забытого мира, он властно взмахнул руками, направляя в сторону Азулы яркий пронизывающий теплом свет — он был сплошной стеной, необузданной волной, которая окатила плененную принцессу. Она ощутила, как тьма отступила, чьи-то скользкие руки отпустили ее, с ревом шипя, обжигаясь о сияние Року. Азула вырвалась и побежала. Да побежала так, что сердце застучало у нее где-то в висках, а аватар был той целью, которой она хотела достичь. Она бежала и бежала, все никак не имея возможности добежать, а Року стоял, непревзойденный, словно монумент, словно статуя, простирая свои объятия, приглашая Азулу, взывая к себе, отгоняя любую тревогу и страх. Он явился только ради того, чтобы вытащить ее из цепких лап очередного незнакомца.
— Где же ты был раньше, прадедушка? — пламенно вспылила, озлобленно скалясь, желая окатить его своим багряным огнем. — Почему ты не спас меня раньше, когда мне это так требовалось? — переложила на Року всю вину Синей Маски. — Ты не любишь меня! Также как они все! — она яростно кричала ему, пока он с упоением и благодатью улыбался ей, терпеливо продолжая взывать к собственному свету.
— Я помогу тебе. Я всегда помогал тебе, — раскачивающимся тоном произнес, ни на секунду не злясь и не разочаровываясь, все также тщетно пытаясь помочь ей.
— Нет! — завыл кто-то из темноты, перебирая влажными конечностями. — Он лжет! Его не было, он только очнулся от столетнего сна… — ехидно поддевает в Азуле недоверие.
— Кто Синяя Маска? — обернулась она в темноту, а затем уставилась на Року, стоя, как между двух огней, не зная, в какую сторону склониться. Голос из темноты засмеялся, да так заунывно, переходя в гортанное рыдание, ни разу не приближая принцессу к разгадке. Тогда она вновь обернулась к Року, ища в нем ответ или хотя бы что-то, что могло помочь.
— Нельзя вернуть прошлое… — спокойно и монументально ответил аватар.
— Можно! Можно! — зашелестел голос из глубин, соблазняя принцессу, приковывая ее интерес.
— Он лжет! — размеренно отчеканил Року. — Тебе придется самой во всем разобраться, но стоит ли это того? — он покачал головой, делая шаг навстречу. — Поверь мне, ты пожалеешь… некоторые вещи лучше оставить, как есть. Те или иные происшествия в нашей жизни, очень часто — следствие сделанных нами выборов когда-то в прошлом.
— Нет! Это он лжет! Он знает. Он его знает! — не прекращал смеяться кто-то из темноты.
— Кох похититель лиц… — начал Року, прикрывая безмятежно глаза, делая еще один шаг в сторону Азулы. — Если уж на то пошло, то от матери тебе досталась возможность знать лицо каждого в этом мире, что в мире живых, что в мире мертвых.
— Вы водите меня за нос! — выругалась Азула, ощущая, как они сводят ее с ума. — Оба!
— Я украду его лицо, если ты того пожелаешь, — зашевелился он в темноте, Азула видела его приближение. — Я отдам его лицо тебе в знак победоносного трофея, — выглянуло оно на свет, облачая свое белесое женское лицо с ярко-красными размалеванными губами, безумно улыбаясь. Азула в ужасе закричала, пятясь назад, наблюдая за тем, как перебираются множество его конечностей, словно это гигантская сколопендра. — О, если бы ты знала, как сильно мое желание примерить и твое лицо, особенно, когда оно так страстно переливается от одной эмоции к другой… — оно обольщало и пленяло Азулу, затуманивало своим видом и речами. Року, неожиданно и с силой, схватил принцессу за руку, утаскивая с собой, пока Азула продолжала истошно кричать, ведь бледное женское лицо на десятках тоненьких ножек побежало за ними, резко прыгая, словно паук, хватая принцессу за ноги.
— Помоги мне, Року! — взмолилась она, дрожа всем телом, парализованная пронизывающим испугом, от увиденного кошмара. — Помоги же! — приказывает со всей яростью, смотря на то, как они удаляются все дальше и дальше. А Азула все смотрела и не отрывалась от белого женского лица, которое говорило низким напористым баритоном. Року не произнес ни слова, утаскивая ее за собой все выше и выше, и вот уже показался свет, но Азула этого совершенно не видела, прикованная к бесцветным глазам Коха, который неотрывно таращился, готовый снова напасть, у нее было совершенно осязаемое чувство, что он копошится в ее голове, пытаясь что-то отыскать.
— Ты вернешься сама, — это было последнее, что он сказал.

Вздрагивая и моментально распахивая глаза, Азулу встречает приятный прохладный бриз, развевающиеся прозрачные шторы и крик диких прибрежных птиц, а еще чей-то девичий смех. Лениво поднимаясь с постели, Азула ощущала, как ноет все ее тело, словно сегодня ночью была скорая вынужденная тренировка. Ей не хотелось вставать с пригретого места, хотелось остаться в постели и провести там весь день, она тяжко выдыхает, прикрывая глаза от ослепляющего приветливого солнца, что пробирается сквозь открытую дверь, чтобы пожелать доброго утра.
— Мэй! Мэй! — слышит она крик Тай Ли. — Смотри! Смотри! — ее веселящий, необремененный разумом смех, актерская интонация и манерная игра обаяния даже на расстоянии. Азула медленно и разбито подходит к приотворенной двери, бесшумно облокачиваясь, прячась за неплотную шифоновую тюль, рассматривая, как размеренно и легкомысленно они бросались песком, вернее, бросалась Тай Ли, а Мэй ныряла в синий глубинный океан, прячась от нападок. Они вовсю плескались и обосновывали уютный уединенный пляж, даже две смердящие старухи радостно потягивались на палящем солнце. Азула склонила голову, облокачиваясь, с возмущением и отвращением складывая руки на груди, находя своих подружек невероятно пустоголовыми и посредственными. Она резко разворачивается на носках, не теряя равновесие, ощущая, как к телу возвращается былая сила и мощь, как непобедимы ее мышцы и несгибаема сила стратегии. Она отворяет собственный тайный ящик письменного стола, беря оттуда единственный и уже окислившийся от времени и соленого воздуха ключ, с полным безразличием к собственному триумфу, направляясь прочь. Как можно быть такими падкими на лесть? Как можно так решительно отдаваться в лапы бесполезных чувств, да еще и без смущения их демонстрируя? Как можно так легко доверять ей — Азуле? Она сама с каждым днем все меньше и меньше верила в то, что говорила, видела и слышала — она уже не могла довериться даже самой себе, испытывая тяжесть загнанного в угол страха. Без особых угрызений совести она тихо отворяет комнату собственного брата, на самом деле искренне жалея, что вообще кого-то пустила на порог его обители. Ее не покидало досадное чувство о предательстве собственного брата, и в этот ранимый момент ей было плевать, что и когда он делал или говорил, как когда-то изничтожил и ранил, ведь сейчас его нет. И страшнее всего дается осознание, что, скорее всего, она больше никогда не повидается с ним. Не поквитается с ним. Он так стремительно безответственно ответил на чувства Мэй… Интересно, что им движило? Может быть то, что он теперь завидный уродец, и ни одна уважающая себя женщина не посмотрит в его сторону? Берешь, что самое идет в руки? Или все дело в том, что он никому не нужен, но этим кто-то — вызвалась быть верная и израненная жесткими правилами Мэй? Идеальная пара, не находите? Два позорных неудачника, которых терпеть не могут собственные родители. Разве можно считать Мэй любимым ребенком, когда на твоих глазах, когда ты уже давно в стадии пубертата — родители заводят себе новую милую непорочную игрушку, которая еще и мальчик? Значит ли это, что ты надоела своим родителям? Значит ли это, что тебя им недостаточно? Да, все так. Один Зуко способен понять Мэй, только он смог прочувствовать острие пренебрежения и преступного безразличия единственного родителя. Ушла мать, а следом за ней и Зуко. Он не смог справляться без нее. Он не смог жить без ее любви и ласки. Азула беспардонно и без особого зазрения дернула секретный ящик принца Зуко. Заперто. Мда, неужели можно быть настолько доверчивой и бестолковой, чтобы действительно сделать так, как тебе говорят, всего лишь приправив обман любимым принцем Зуко? Не глядя вставляя ключ, Азула слышит знакомый щелчок. Да, принцесса имела ключ от потайных ящиков Зуко, о чем он, кажется, догадывался, стараясь не показывать все свое нутро так беззастенчиво. Ее взгляд зацепился за мелкий мятый пергамент, который был аккуратно сложен стопочками, совесть ни разу не дрогнула — наоборот, Азула считала, что все делает правильно. Это ее дом, а следовательно — ее письма. Переступая порог ее обители, вы лишались чего-то личного. Беспардонно вытаскивает все письма Мэй, подходя к балконной приоткрытой двери, наблюдая за тем, как девочки продолжают плескаться в теплом океаническом просторе. Писем было не много, но все они от принца Зуко — этот почерк она узнала бы из тысячи. Такой ровненький в самом начале и дрожащий к концу — у Зуко всегда так — по жизни, начинает уверенно и хорошо, а заканчивает поразительным провалом.
«Здравствуй, Мэй…» — он обронил пару капель, уже, в самом начале, замарав о себе первое впечатление, Азула довольно улыбнулась, узнавая все того же нерешительного и зажатого Зуко.
«Признаюсь, я был очень удивлен твоему письму, но незабываемо рад, что хоть у кого-то вызываю трепет и любовь», — на этих его словах Азулу всю сковало гадкое ощущение наглого предательства.
«Моя судьба — ведет бороздить океан — у меня больше нет дома, вернее — я там чужой. Не могу сдержать благодарности перед духами за то, что у меня есть такой замечательный дядя, без которого мой путь закончился бы на улицах обветшалых районов Страны Огня. Скажи, Мэй, ты бы любила меня даже таким? Бедным, — не так — нищим, без гроша в кармане, с уничтоженной честью безвозвратно? Мне сложно выражать свои чувства, и уж тем более доверие. Скажи, ты считаешь меня уродливым? Я предугадываю твой ответ, но не лжешь ли ты себе, и не пытаешься ли обмануть, ведь у меня на пол-лица позорный шрам — клеймо на всю жизнь?», — Азула поморщилась, при этом ощущая, как сильно бьется ее разгоряченное раненое сердце от одного прикосновения к его письмам. Как он мог такое говорить? Да еще и девчонке из чужого дома?
Писем Мэй Азула не знала, но она не прекращала бегать глазами по его строчкам, слыша его голос в своей голове:
«Ты чудесна. Само благородство. Как бы мне хотелось тебя увидеть и горячо обнять. Мою жизнь в изгнании скрасило только твое появление. Кажется, будто я всю жизнь ждал именно тебя…» — он писал вульгарный слезливый бред, от чего Азулу бросало в пламя бушующего стыда. Она почувствовала, как к лицу прилила температура, как тяжело стало ей делать вдох. Отвлекаясь на крики и возню девочек, ее внезапно все вокруг резко стало угнетать и удручать, мысли разваливались, как и построенный в ее голове мир.
«Я с трепетом жду нашей встречи, надеюсь, она когда-нибудь состоится. Я хочу, чтобы ты не забывала, как важна для меня — ты и твои письма, они вселяют желание жить. Хочу, чтобы ты приняла мой подарок с почетом и уважением, хочу, чтобы, когда ты надевала это ожерелье — ты не забывала, насколько важным человеком можешь оказаться».
Оставалось последнее непрочитанное письмо, которое было ниже всех, из чего Азула делала вывод, что Мэй складывает письма по дате их получения, а это значит, что оставшееся письмо отправлено и получено значительно недавно.
«Решено! Я возвращаюсь в Страну Огня! Я знаю, как это сделать! Я верну свою честь! Духи дали мне шанс — так говорит мой дядя. Аватар вернулся. Скоро ты услышишь обо мне. Ничего не говори моей сестре. Кстати, как там она?», — Азула ужаснулась последним строкам, у нее было необъяснимое чувство, словно он преследовал ее — смотрел через написанное, зная, что она все это увидит, что будет читать. Поразительно, как может разыграться фантазия… Она еще раз рассмотрела все полученные Мэй письма, раскладывая на полу, скользя взглядом по каждому, находя характер повествования очень подозрительным: все начинается мягко и нежно, практически с плачем, но при этом его почерк красив и размерен, но чем больше он пишет — тем сильнее меняется его настрой и посыл, а почерк становится прерывистым, размашистым и импульсивным.

— Рада, что вы веселитесь, — теперь Азула смотрела на Мэй как на безнадежно-провального разведчика, который с треском завалил, порученную ему миссию. Как можно быть такой недальновидной и действительно припрятать все самое сокровенное там, откуда Азула сможет это все достать, да еще и без особых усилий? Неужели это таков план? Или Мэй тут вовсе не при чем и играет роль обманутой пешки? Или все же ей настолько не хватает Зуко, что она хочет вобрать частичку его любым способом? Да, как влюбленно и глупо с ее стороны — слепо доверять и подражать только исходя из собственных чувств, однако, Азулу радовало, что брат вспоминает о ней, правда, было противно, в какой форме она об этом узнала. Ей с нетерпением хотелось поглядеть на то, что же она писала Зуко. Ну вот, так даже неинтересно, — расстраивалась принцесса, ловя себя на мысли, что быть членом одной семьи — это нечто большее, чем иметь общих родственников, это — иметь схожие черты и повадки, что и определяли породу. Каким бы жалким и убогим она не считала Зуко, но он прямо сейчас поразил ее до глубины души, воспламеняя полярные невероятные чувства, с одной стороны она чувствовала себя униженной и оплеванной, видя нежное внимание ее брата по отношению к Мэй, с другой же она была до глубины души поражена, ведь он оказался не так жалок, как она предполагала. Да он же использовал Мэй и это так очевидно, и уже не важно — искренни его чувства или нет — он питался ею, используя, как свои глаза, как фонарь среди темноты. Азула остервенело посмеивалась над ним, при этом пораженно аплодируя. Да, он точно сын своего отца.
— А ну-ка, хватит прохлаждаться, — начинает разминать отекшие конечности, принимая более комфортные позы для растяжки. Азула чувствовала себя одновременно очень сильной, но и вместе с тем очень слабой, особенно после возмутительного прихода незнакомца в ее покои, она не переставала винить саму себя в том, что с ней произошло. Она продолжала прокручивать в голове их минувшую встречу, меняя события местами, надеясь, что ей удается зажечь хоть искорку, увернуться из обвивающей хватки, и закончить ударом в солнечное сплетение, обезоруживая ночного насильника. Все же, ей не стоило играть с ним в его игры, она опоздала, считая, что непобедима в любом своем проявлении, даже в слабости, и это-то стало ее нерушимым концом, после которого она медленно, но старательно глотала больше любых мало-важных событий — лишь бы не думать и не вспоминать о своем разгромном поражении. Зуко, адмирал Джао, ссоры с отцом, интрижки Мэй, но только не Тай Ли, так как она ассоциировалась у Азулы с перенесенной болью того вопиющего позора. Теперь, это ноша Тай Ли, хотя, как самый настоящий друг и истинная жертва — Азула собиралась помочь подруге, не имея в помыслах растоптать или разгромить. При первом взгляде Тай Ли казалась как обычно, не выдающей никаких отрицательных чувств, но от Азулы не скрылось то, как Тай Ли сегодня плохо выглядит, как рассеяно ее внимание, как ослабли ее гибкие мышцы, что теперь она даже не в силах выполнять свои восхитительные трюки. Ло и Ли удовлетворенно кивнули, считывая потребность принцессы, тогда она подсела к ним поближе, опуская взгляд в прохладный неспокойный океан.
— Мне нужно стать сильнее, — она говорила с вызовом и яростью. — Я хочу познать такую технику, при которой меня не сможет тронуть ни один враг, после чего, тот замертво упадет, опаленный, — она умиротворенно выдохнула, получая истинное удовольствие от представления смерти человека в синей маске, оборачиваясь на двух подозрительно затихших старух.
— Ты готова, — сказали они, смиренно прикрывая глаза, словно слыша чей-то еще голос. — Ты легко постигнешь искусство метания молний. Если будешь старательно развивать этот ледяной смертоносный огонь, то сможешь пускать его по своим жилам, отбрасывая противника с одного прикосновения. Это будет похоже на статическое электричество, только сильнее в разы, вызывая у противника длительный шок.
— Так ведь и мозги прожарить можно, — в припрыжку подбежала Тай Ли, прижимаясь к принцессе, ища защиты.
— Именно это мне и нужно, — без эмоций бросила Азула, уставившись на Мэй, что в противовес всем стояла напротив, заслоняя и так неяркое солнце.
— Сегодня ты долго спала, — обратилась к ней заботливо Ло.
— Да еще и дрыгалась всю ночь, — добавила Ли.
— Кошмар приснился, — недовольно уставилась на них, вспоминая внушительного и величественного аватара Року, с его облачающим: «Кох похититель лиц». У него была прилизанная размалеванная девичья физиономия, грубый мужественный бас и, извивающееся, не имеющее конца перекроенное тело, лишенное и толики человечности. — Кто такой Кох похититель лиц? — спросила будто бы в пустоту, гипнотизируемая шумом размеренных волн.
— Забудь про него! — коротко бросила Ло.
— Не связывайся с ним! — припугнула Ли, но больше никто из них ничего так и не сказал.
— Не слышала про такого, — развела руки Тай Ли.
— Я тоже, — устало рухнула Мэй, всклокочивая песчаный пляж, вызывая бурю пыли. Азула недовольно оглядела небольшую бухту, что была прямо перед их королевским поместьем. Абсолютное уединение, по близости не было ни единого домика — это в стиле Озая или тех, кто был до него — выше нос и ноль внимания, совершенное одиночество, что отделяло не только Азулу, ну и всю династию огня от обычных жителей, наверное, оттого и сложно было ей понять то, что чувствуют остальные. Но Азула к этому даже и не стремилась, зачем ей засорять собственное сердце и мысли, когда у нее и без того куча не доведенных до конца дел?
— Ску-у-чно, — растянулась на песке Мэй, сгребая его пальцами, бросая безвольный и бесстрастный взгляд в облачное небо.
— А давайте, сходим на главную площадь? — оживилась Тай Ли.
— Это еще зачем? — не оценила Азула, не желая выходить в люди, все еще опасаясь человека в маске. Здесь был дом, безопасность и стража, а там — раздолье для любого сброда, только сейчас она оценила то, как отчаянно и верно их блюли угрюмые стражники.
— Да брось, никто и не узнает кто мы такие, — оживилась неожиданно Мэй. — Не превращайся в мою параноичку-мать, — брошенные столь неаккуратно хлёсткие слова больно огрели Азулу по гордости и самолюбию. Действительно, что это она? Никто и пальцем не посмеет тронуть их, а даже если и попытается, то она безжалостно подожжет их, внимая запаху паленых волос. Но все же — нет, это бессмысленное времяпрепровождения, недостойное наследной принцессы.
— Вы идите, а мы с Ло и Ли будем тренироваться, — отмахнулась она, на самом деле уже давно желая избавиться от их навязчивого липкого присутствия. Она словно не чувствовала себя тут центром вселенной, а вообще-то они лишь глупые неодаренные магией девчонки, они вообще-то в гости приехали. Азула у себя дома, тогда как эти две лишь приживалки. Она долго могла поливать помоями каждого, кто хоть мало-мальски ей не нравился… ну или нравился. Смотря на то, как они без оглядки удалялись, Азула приняла удобную позу, складывая руки, выравнивая дыхание, распаляя внутренний огонь.
— Подави свои эмоции, — подсказывала Ло. — Угомони душевный бунт, которым ты подрываешь окружающих одним лишь взглядом.
— Ты должна быть холодна и разумна, вспомни своего отца. Стань Озаем.
Она вобрала в грудь как можно больше воздуха, с тяжестью отпуская, но не отчаиваясь, она продолжила дышать, ощущая, как легко становится в груди с каждым новым выдохом. Глаза ее были сначала плотно сжаты, но чем дольше она дышала, тем больше расслаблялось ее тело, становясь практически невесомым, мысли пустели и леденели. А это оказалось легче легкого, — ухмыляется принцесса, распахивая глаза, медленно вставая, повторяя движения, которые показывали ей сестры, да так четко, так ровно — синхронно, они раскачивались как размеренные волны. Туда-сюда, туда-сюда.
— Прекрасно, у тебя отлично выходит, — сказала одна из них, но Азула старалась даже не обращать на их замечания внимания.
— Ты текуча как вода. Ты истинная вода, несмотря на то, что при рождении тебе далась магия огня, ты бы также прекрасно овладела и водными техниками.
— Ты талант, предначертанный зодиакальным циклом.
— О чем вы? — вскинула бровь, продолжая разгонять собственную энергию, перетекающую от одной руки к другой, уже испытывая на кончиках пальцев колкую щекотку, словно множество искр хотя вырваться наружу.
— Судьба каждого человека вложена в три цикла. Два первых это: восточный тотемный зодиак, где тебе расписывает приблизительную судьбу то животное, в год которого ты родилась, следом идет звездный гороскоп, который дарует тебе один из двенадцати знаков-хранителей, в зависимости от дня и месяца. Он определяет твое примерное поведение, соотнося с той стихией, которая дается тебе звездами. Ну и последним циклом является одно из четырех царств, что принимает тебя в свои ряды, даруя способность повелевать той или иной стихией, которую тебе передают родители. Если ты родился в Царстве Земли, это не значит, что по гороскопам ты не сможешь иметь другую стихию. Звезды и годы — циклично вершат свой суд как им заблагорассудится, что лишний раз доказывает — наш мир лишен гармонии и очень далек от идеала. Скажи, Азула, кто ты по гороскопу? — они ни разу не отвлекали ее своей заунывной очевидной болтовней.
— Скорпион, — с полным отсутствием эмоций произнесла она, видя, истинную брешь мира — отсутствие гармонии. Она четче чем раньше ощутила светлые и темные стороны всего мира, приходя к мысли, что Кох похититель лиц живет на стороне темной обуревающей Инь, тогда как Року непреклонный светлый Янь, а это значит, что мир духов делится точно также — на свет и тьму.
— Твоя стихия, дарованная звездами — вода, ты текуча и плавуча, проберешься через любой камень и обязательно сточишь, — они усыпляли ее своими красноречивыми бредовыми речами, но, однозначно, давая Азуле невероятную поддержку. Она ухватилась в эту мысль, что стылый холодный огонь — это ее истинный облик. — Твое тотемное животное, в честь которого ты родилась — огненный тигр. Огонь и лед. Вода и пламя, а ведь истоки электрических искр, которые покорились магам огня ведут ни куда-нибудь, а в Северное племя воды. Первую молнию удалось создать, наблюдая за размеренным течением техник покорителей воды, что не удивительно. Такого мага можно сравнить с мокрым облаком, внутри которого, от природы, возникают положительные и отрицательные частицы. Еще это можно сравнить с противоположными, но такими неразрывными духами Туи и Ла. Между частицами возникает разряд, который и привыкли называть молнией. Все это происходит, потому что в естественной среде отрицательные частицы оказываются внизу облака, а положительные стремятся наверх, поэтому, чаще всего мы видим вспышки молний внутри облаков. Таким образом, маг огня, разделяя свою энергию, создает разряд внутри себя, который выпускает наружу. Как и в случае с естественной молнией — магу огня неподвластен контроль над данным разрядом, он стремится вперед к обозначенной цели, получая сопротивление в виде воздуха, из-за чего и появляется такая ломанная и разветвленная форма. Изменить траекторию, предать молнии какую-то форму или полноценно контролировать ее распространение — невозможно. Молния в нашем мире является мгновенным разрядом, возникающим от разделения энергии на положительную и отрицательную, при всем этом ты еще и рискуешь сгореть изнутри, если не выпустишь ее наружу. Именно поэтому этот прием считается невероятно опасными даже смертельным, ведь уклониться от чего-то настолько быстрого как молния — практически невозможно. Молния, также известная как «хладнокровный огонь», очень непредсказуема даже для своих создателей. Но ты сможешь, это предначертано твоим талантливым происхождением и невероятной силой духа, — они несравненно сильно распаляли в ней ощущение собственной непобедимости и великой удачи, которая ведет ее от самого рождения. Обуреваемая сильнейшей гордостью и тщеславием, в какой-то момент преисполнившись во всех этих эмоциях, Азула ощутила оглушительную пустоту, а руки затрясло от невероятной силы дрожащего ощущения, которое просто невероятно сильно хотело вырваться. Последнее плавное раскачивающееся движение, глубокий размеренный вдох-выдох, и рука летит ввысь, с острия ее пальцев срывается грозная неуправляемая молния, что вызывает у Азулы смех радости и величия. Она смогла. Старухи оказались правы, не обманули — она особенная. Да что там какой-то аватар, когда само рождение Азулы было главным подарком этому миру? Ее резвая ровная, искривляющаяся в полете молния, искрящаяся от побочных зарядов, что продолжали вырываться, устремилась ввысь. Могло показаться, будто она достигла облаков, разрывая их изнутри, отчего они грозно громыхнули, проливая шквальный стенообразный дождь. Волосы сразу же налипли к лицу, крупные капли струями побежали по ее телу, вода окутывала и опьяняла, давая Азуле понять, что ее услышали небеса.
— Прекрасно. С первого раза, — одновременно захлопали старухи, без особого удивления наблюдая за очередным величием истинной принцессы Страны Огня.
— Мой любимый цвет всегда был голубой, — подытожила Азула, довольная собой, взглянула на этот мир новыми глазами — бесстрашными, неукротимыми, смелыми, бросающими вызов.
— Догоняй своих подружек, возможно, успеешь на что-то интересное, — переглянулись сестры, оставляя принцессу одну.

Ливень настиг Угольный остров быстрой и продолжительной стеной, переполошив добрую часть бесхребетных жителей, так как дожди — удивительная роскошь в этом райском месте Страны Огня. Тай Ли и Мэй еле успели спрятаться за яркую, привлекающую внимание придорожную лавку центральной площади. Люди сновали туда-сюда, кажется, радуясь небесной воде. Тай Ли сразу же просияла, рассматривая изысканные яства, что пленяли взгляд и просто умоляли попробовать их все.
— Я думала, что ты бережешь свою форму, — недовольно уставилась на нее Мэй, выжимая волосы, манерно отбрасывая назад. Она подошла к соседнему прилавку, на котором были представлены разнообразные актерские и карнавальные маски. — А вот это уже куда поинтереснее, — берет самую недовольную и грозную маску, примеряя, неожиданно оборачиваясь к подруге. Тай Ли вздрогнула, судорожно прикрывая глаза, зажимая уши, начиная истерично кричать.
— Нет! Отойди! — верещала она, занося атакующе ладонь, которую сразу же перехватывает удивленная, но не растерявшаяся Мэй. Между ними завязывается короткий, но очень бурный бой. Тай Ли словно сорвало крышу, она смотрела на то грозное выражение, с которым скалилась неизвестная маска, вызывая рефлекторное желание защищаться, удручаемая смазанными воспоминаниями о жутком нападении, которое она пережила. Мэй сдерживала безудержный порыв вытащить свои наточенные кинжалы, дабы усмирить взбесившуюся внезапно подругу.
— Да что с тобой такое? — холодно и очень отстраненно спросила Мэй, уворачиваясь от непрекращающихся нападок. Она ловко и очень быстро плавно маневрировала, не оставляя Тай Ли и шанса нанести обезоруживающий парализовывающий удар. Тай Ли вскидывает ногу прямо перед лицом Мэй, опрокидывая и сдирая жуткую гипсовую маску, та соскользнула и с треском разбилась прямо на мостовой, обнажая удивленное и недовольное выражение Мэй.
— А, это ты… — Тай Ли замялась, останавливая свой неконтролируемый поток агрессии. — Ты меня напугала, я думала… что ты это не ты, — не может прийти в себя, испытывая на себе бешенный ритм изнервничавшегося сердца.
— Что за цирк вы тут устроили? — из ниоткуда появилась Азула, разнимая девочек, смотря сначала на одну, затем на другую, медленно и с опаской опуская взгляд под ноги, наблюдая раскрошенную и безвозвратно утерянную маску. Азула сразу же довольно улыбнулась, оборачиваясь на Тай Ли, не замечая, как отпускает мысли в слух:
— Молодец, хорошая работа, — ловит себя на том, что ей практически удалось убедить подругу в случившемся преступлении.
— Я не знаю, что на меня нашло, — разводит она руками, ходя взад-вперед, поглядывая на продолжающий обрушиваться ливень, от которого поднялся промозглый мутный туман. — Перед глазами были странные картинки… я, ночь, цирк, а затем кто-то чужой…
— Перестань есть на ночь, это все от этого, — возмутилась оскорбленная Мэй, абсолютно не вникая и даже не желая.
— Как грубо с твоей стороны, а еще подругой называешься, — спускает на нее всех собак Азула, испытывая на себе страх и угнетение от такой реакции, переживая наравне с Тай Ли.
— Вы что наделали?! — рассвирепел продавец, выбегая из-за прилавка, собирая по кусочкам уничтоженную маску. Азула злобно прижала ногой пару осколков, с силой размазывая, с презрением глядя на продавца. Он унижает ее чувства. Надо запретить, на государственном уровне, продавать такие опасные вещи, как скрывающие лица маски. — Вы обязаны за это заплатить! — не унимался он, тряся у них перед лицом обломками. Азула ткнула ему в лицо свой обуревающий яростью огонь, без слов угрожая спалить тут все. Он опасливо отскочил, начиная привлекать внимание остальных горожан к своей трагедии.
— Я заплачу! — выбежала Тай Ли, вытрясывая звенящие кармашки, услужливо и очень удобно извиняясь. Азулу поразила жертвенность подруги, то, с каким поникшим лицом она извинялась и практически плакала от того, что совершила.
— Какая ты жалкая, — угрюмо буркнула Мэй, не оценив порыв Тай Ли угодить всем. Азулу разрывало чувство, будто это она виновата в произошедшем, ей было безумно жалко и совестливо перед Тай Ли, ведь она подвела и использовала ее. Использовала их дружбу в корыстных целях. Но, не проявляя ни единого одобрения, Азула просто прошла мимо, нагоняя Мэй.
— Как это случилось? — практически напала с расспросами на Мэй, пока Тай Ли копошилась с продавцом, помогая ему убрать остальные осколки.
— Без понятия. Она просто заистерила и стала нападать на меня, словно я какой-то преступник.
— Хм, Тай Ли всегда была немного не в себе, — рассмеялась Азула, находя у Мэй ответную улыбку солидарности и согласия. — Что хотеть от ребенка, которого никогда родная мать-то не замечала, — продолжала нагло гнобить.
— Теперь, я даже не удивлена. Все чаще она становится какой-то невыносимой.
— Красивое ожерелье, раньше я не замечала его у тебя, — приблизилась к Мэй практически вплотную, угрожающе дыша ей в ухо, пробираясь пальцами сквозь ее ниспадающие темные волосы, хватаясь за переливающуюся бусину.
— Да брось, не прикидывайся, — оттолкнула ее, вырываясь вперед, чувствуя от Азулы подозрительный интерес, который она слишком напористо проявляла. — Тай Ли тебе сразу же рассказала, уж я-то знаю.
— Тебе есть что скрывать? — смотрела неотрывно ей в спину, с ненавистью прожигая тонкую нить, на которой держались эти красивые бусины.
— Не идиотничай, Азула, — Мэй была закрыта от любых очевидных внешних манипуляций, ее было не так-то просто поймать в капкан, не удивительно, что Зуко выбрал ее, чтобы расколоть эту железную леди — нужно приложить все усилия.
— Хочешь ее лицо? — Азула вопросительно обернулась сначала в одну сторону, затем в другую, пытаясь понять, кто такое мог сказать, неужели самое очевидное — ее измученная воспаленная фантазия.
— Ну где вы там? — Мэй остановилась, оборачиваясь назад, замечая, что осталась одна, щурясь, пытаясь разглядеть сквозь толщу ливня знакомые очертания.
В ту же секунду Азулу отрывает от манящих мыслей знакомый женский крик, да такой истошный, что становится не по себе. Она срывается с места, слыша позади кличь Тай Ли.
— Не может быть! — Мэй сидела на коленях, утопая в неглубокой луже, ползая на коленях, впитывая в свою легкую и красивую одежду грязные мутные воды, но, кажется, это ее совершенно не волновало, она хаотично водила руками по луже, вертясь в разные стороны, пытаясь что-то отыскать.
— Ты что-то потеряла? — остановилась Азула, не смея подходить ближе, тогда как Тай Ли бросилась к ней, вляпываясь коленями в грязную расплескивающуюся лужу.
— Мое ожерелье, — обернулась она, а лицо ее подобно дождю — источало крупные струящиеся капли и тут уже Азула не могла разобрать — дождь это или слезы. — Оно порвалось прямо на ходу… я ничего не смогла даже понять, — судорожно подбирала слова, стараясь, не пропустить ни одну бусину. Тай Ли сразу же стала шарить руками по скользкой, утопленной в воде мостовой, ища мелкие проворные бусины, которые разбегались, точно насекомые, ища самые укромные и темные уголки. Азула так и осталась стоять, уже полностью промокая, с торжествующим спокойствием наблюдая за трясущимися руками Мэй.
— Не надо было брать его с собой, — сетовала расстроенная и израненная Мэй.
— Да, не надо было, — безжалостно прошла мимо Азула, наступая на крупную бусину, вдавливая ее в проем. — Вещи, которые тебе дороги — следует хранить подальше от чужих глаз, не находишь?
После этого случая они втроем практически не разговаривали, даже не смотрели друг на друга, промокшие уже до ниточки. Надо было где-то переждать дождь, они синхронно и без колебания направились в одну сторону — в сторону небольшого малинового шатра, который привлекал своей яркостью, отличаясь от всех остальных увеселительных мест. Над самым входом висела наскоро написанная и уже обмокшая вывеска, которая гласила: «Самые точные предсказания».
— Пойдемте! — схватила их за руки Тай Ли, побуждая забраться внутрь.
— Нет, я не пойду, — кратко бросила Азула, обиженно складывая руки на груди, отрицательно мотая головой.
— Да брось, — взмолилась Тай Ли, — на улице безумный ливень, мы переждем дождь и после этого сразу же отправимся домой. Всего пара минут, если не хочешь — можешь не получать предсказание.
— А что в этом такого? — заинтересованно и пытливо сверлила взглядом Мэй. — Неужели, ты испугалась какой-то провидицы, Азула? Ну и какой из тебя Хозяин Огня, если ты шарахаешься таких пустяков? — она говорила жестоко, очень отстраненно, но повержено, сжимая в кулаке те бусины, что удалось спасти.
— Я? — дерзнула она, распаляя над ее лицом искры. — Я ничего не испугалась! Я вообще ничего не боюсь.
— Мы ушли, — взяла Мэй под руку Тай Ли и с вызовом направилась в сторону размашистого, единственного в своем роде, шатра. Азула вдруг вновь почувствовала себя маленькой и уязвленной, прямо, как когда-то, когда Зуко и мама также без оглядки на совесть — уходили, легкомысленно теряя из виду строптивую Азулу, предоставляя ей вольность — остаться наедине со своими противоречивыми, непримиримыми и пугающими мыслями. Быть в гудящем одиночестве, а особенно — вынужденно — вызывало у принцессы стойкое ощущение отчужденности, незначительности и беспрекословной ненужности. Зачем мама так поступала с ней, неужели, она не боялась?

Chapter Text

— Мам, мам, — закричал радостный Зуко, — я хочу туда, — указывал на пестрое логово предсказательницы. Мама радостно нескромно улыбнулась, достопочтенно кланяясь всем, кто здоровался с ней этим утром. Азула специально спряталась за деревом, наблюдая за тем, как свежа и прекрасна мама сегодня, хотя, она всегда была по особому чудесной. Она не стеснялась носить баснословно-дорогие наборы украшений, даже если уезжала из дворца, то, что она прямиком из столицы — определялось по некоторым безошибочным признакам. Отец бесстыдно поощрял в ней слишком вольное обращение с деньгами, он обещал в скором времени разобраться с делами и прибыть на остров тотчас же, называя его потрепанным краем страны. У нее был складный ровный голос, немножко томный — этим и манящий, она сама словно обладала невероятной и мягкой магией убеждения. На нее поглядывали с восторгом все — каждый прохожий, особенно — мужчины, дарившие свое восхищение. Она хоть и старалась фальшиво скрывать, что является женой наследного принца, но корону почему-то не снимала, хотя убеждала это делать детей. Живописными мягкими складками распадалось ее лаконичное, по театральному изысканное, платье, оголяя белоснежные ровные плечи, чересчур длинно выходя в рукава.
— О, да, погода сегодня крайне чудесна, — прикрывает в смущении ярко-накрашенные уста. Невероятная. — Да, было бы прискорбно, если бы дождь испортил нам столь отличный сезон, — разговаривала она с каждым торговцем, и вот уже вокруг нее начала потихоньку сгущаться толпа людей. Зуко смиренно, как жалкий пес, ждал, пока мать наговорится и закончит беззастенчивый парад самолюбования, и обратит на него свой взор, тогда как Азула была неоспоримо уверенна, что мама заметит ее пропажу только ближе к обеду, когда прибудет отец. Мама ведь всегда желала избавиться от Азулы… по крайней мере, она так думала.
— Вы так считаете? — заигрывает даже с торговкой фруктов. — Ой, нет, спасибо, мне уже некуда это все складывать, — благородно и жеманно отказывается от шелкового расписного платка. Азуле было до слез обидно, что мама так и не обратила на нее своего внимания, даже, когда та исчезла с поля ее зрения. Лишь доказывая — в ее поле зрения кто угодно, если они дарят свое восхищение.
— У вас такие шикарные волосы, — ластится к ней какая-то бабка, предлагая шикарное бриллиантовое украшение для волос.
— Вам бы подошел алый, — тут же заворковал вокруг торговец с платком.
— К вашим кольцам отлично подошли бы вот эти серьги…
И этого было бесконечно много, Урса вальяжно поправляет свои идеальные волосы, на всю главную площадь заявляя, кто она такая. Уверенная, но неспешная походка, грация лилась с каждого движения, околдовывая окружающих. Она была бы ярчайшей звездой — стань она женой Хозяина Огня, ей суждено было затмить мужа своим благочестивым напыщенным поведением истинной королевы. Зуко уже не выдержал и подбежал к матери, хватая ее за руку, что-то без остановки говоря:
— Я ей говорю… а она мне… — Урса ласково улыбалась, потирая его пальчики, совершенно не слушая, каждый раз отвлекаясь на прохожих господ, что непременно хотели одарить ее своим вниманием.
— И вам доброе утро, — увлеченно, но деланно улыбается генеральской жене, явно зарабатывая любовь всего народа одним своим появлением. Она затейливо, но лживо транслировала всем вокруг, что она такой же обычный человек, как и все тут вместе собравшиеся. Она ни в кого не бросила и плохого слова, надменного взгляда — никогда, будь то приставучий бедняк или назойливая жена генерала — она со всеми нарочито дружелюбно перекидывалась парой фраз, пока Зузу беспрестанно что-то рассказывал ей. Это был нескончаемый ехидный гомон — все смеялись и любезничали наперебой, отрывая от Урсы, а вернее — от ее наигранного величия, кусочек.
— Ну и мне… как только я увидел, так захотелось… — а Зуко даже не смотрел на мать, продолжая тянуть в свою сторону.
— Милый, это неприлично, — нежно прикасается к его носику, начиная со всеми наскоро прощаться. — Куда мы идем? — улыбнулась наконец ему.
— Ну, вообще-то, я тебе уже тысячу раз сказал, почему ты меня не слушаешь? — разбухтелся маленький принц. — Я хочу получить предсказание! Хочу, чтобы гадалка сказала мне, что я буду Хозяином Огня!
— Ну как же так? — рассмеялась она тоненьким стеснительным голоском. — А как же дядя Айро? А как же его сын Лу Тен?
— Э-э-э, ну, они станут Хозяевами огня в других странах! Ты что, думаешь, мой любимый дядя и кузен не поделятся со мной, учитывая, какая у нас огромная страна, а после захвата Ба Синг Се…
— Ох, если бы все было так просто, — поцеловала его в лобик, заигрывая, — а как же наш папа?
— Папа… — замялся Зуко, подходя с мамой к наскоро разбитой палатке, которая пестрила мистическими лозунгами: «Тарисса скажет все, что тебе предстоит пережить», «Тарисса знает, чем лечить вашу хворь», «Тарисса увидит день рождение вашего наследника». Зуко уже скрылся из виду, тогда как Урса взволнованно огляделась по сторонам, не находя свою дочь.
— Скажите, вы не видели девочку… — стала расспрашивать прохожих. — У нее распущенные длинные темные волосы, невысокого роста, откликается на имя Азула.
— Мам! — выкрикнул Зуко, выглядывая. — Ну ты где?
— Зуко, Азула пропала, — бросилась к нему, вспоминая о сыне.
— А… — недовольно фыркнул. — Так я тебе об этом всю дорогу талдычил — убежала она, — с облегчением выдыхает, не понимая, почему мама не радуется, ведь Азула такая маленькая, визглявая и гадкая. Да, Зуко не помнит себя без нее, но он много раз представлял, как было бы здорово, если бы Азула не родилась. И тогда, они были бы только втроем — он, мама и папа. Урса вытаращила глаза, выпадая в осадок, ощущая, как скапливаются ее слезы прямо в уголках, безудержно проливаясь. Что же она скажет мужу? Как и где теперь искать ее? А все ли с ней хорошо? Она ведь такая упрямая, вдруг обожжется!
— Куда? — вцепилась в него.
— Я не знаю, — искренне обеспокоился принц.
Все это время, наблюдавшая Азула — ликовала, ведь наконец-то мама поняла, будучи заложницей королевского этикета, что есть что-то более важное, чем эти бестолковые и бесполезные люди, которых она видит первый и последний раз в жизни. Мама присела на корточки, закрывая руками лицо, над ней стал толпиться народ, поднимая панику, что пропала маленькая девочка. Кто-то резко и неожиданно схватил принцессу за запястье, она даже не успела опомниться, как ее грозно выволокли на обозрение ликующей публики. Зуко смотрел на нее с усмешкой и даже каким-то отчаянием, ну вот, она вернулась…
— Азула, доченька, — схватилась в нее Урса, прижимаясь, поглаживая по голове, успокаиваясь. Азула стояла, окруженная высоченными гогочущими людьми, что закрывали ей солнце, она безошибочно поняла, что принц Зуко малость разочарован. Опять она привлекла все внимание к себе. Она постоянно просилась к родителям на кровать, когда те засыпали, и они брали ее, объясняя тем, что Азула — маленькая пугливая девочка, да и вообще он — Зуко, должен быть сильным и выносливым, а не проситься к родителям, подражая сестре. Почему ей было можно? Чем она такая особенная? Он рассматривал ее вызывающее голубое платьице с развевающимися прозрачными рукавами, она напоминала принцессу Северного Племени воды, а не Страны Огня, но ей было можно, потому что голубой — ее любимый цвет. Сжимая свое недовольство и сердобольность в кулаке, Зуко прячет их в карман брюк, обещая себе, что потом даст волю эмоциям, но не сегодня, когда мама так распереживалась, не сегодня, когда так ярко светит солнце, не сегодня, когда он почти получил свое долгожданное выстраданное предсказание. Надо же было ей все испортить!
— Мама, прости, — начала трогать ее волосы, внимая каждой лучезарной улыбке. Урса не ругала ее, Урса любила ее, целуя пальчики, разглядывая пятна на новом платьице, что Азула успела себе понаставить где-то в кустах. — Я думала, что ты не вспомнишь обо мне… — она говорила это очень трогательно, но Зуко не верил ей, раздражаясь от каждого звука этого обманчивого голоса. Хоть дядя и мама уверяли, что он старше, что он мальчик, а значит — по определению ее верный друг и защитник, но Зуко очень мучило и бередило то, что он не единственный в своем роде. Есть она — вся такая привлекательная изящная и ранимая девчонка, от которой тает любой лед в душе, любой — да не Зуко. Он недовольно сложил руки на груди, обиженно наблюдая за тем, как мама и Азула воркуют, сверху-вниз, гордо вскинув подбородок, он великодушно простил этих двух слишком ранимых маленьких женщин, уверенный в своей непревзойденности по праву рождения. Дядя Айро обязательно подарит ему позолоченный гравированный кортик, как только вернется с Царства Земли, а Азуле он подарит плешивую куклу, даже несмотря на то, что ей это неинтересно, но блестящие отполированные ножи должны быть только у Зуко, и так как он умеет писать лучше — он позаботиться о том, чтобы во всем быть особенным, избранным.
— Не говори так, — расплакалась Урса. — Мама тебя очень любит, я и твой брат хотим сходить предсказать судьбу, пойдешь? — встает она, поправляя сбившиеся волосы. Народ удовлетворенно расступается, восхищаясь терпением и нежностью Урсы — в глазах других она была заботливой любящей и чуткой матерью, наверное, она действительно такой и являлась. Зуко смотрел на мать с восхищением, хоть в глубине души и очень страстно ревнуя, сначала к отцу, затем к Азуле, но именно такой — легкой, великодушной и ранимой она ему нравилась. Мамочка. Любимая. Самая красивая. Берет ее за руку, восхищаясь ее неземной и совершенной красотой, а она шла чуть впереди, погруженная в мысли, не впуская никого из вне в свои чертоги, Зуко казалось, что он как будто не все знает о своей маме. Когда ты говорил с ней, она привлекательно и очень кратко застенчиво посмеивалась, отгораживаясь ото всех, включая собственных детей, не открывая истинные чувства, пряча душу ото всех настолько далеко, словно мама была не мама, а какая-то разукрашенная наряженная кукла. И когда в поле зрения ее появлялся отец — она резко менялась, она моментально охватывала его интерес, без стеснения флиртовала с ним, но, Зуко, вспоминая, понял это намного позже, ведь тогда — в детстве он чувствовал лишь странное необъяснимое притяжение между ними, от которого становилось очень неловко и неприятно.
Гадалка в цветастых одеждах, наперебой сверкая перстнями и перьями на своем причудливом головном уборе, подошла к ним, смотря на каждого, мама было хотела что-то сказать, но та не дала, опуская взгляд на маленького принца, указывая на того пальцем, выбирая. Зуко был вне себя от призрачного мимолетного величия, ведь прямо сейчас выбрали его, ведь прямо сейчас он безоговорочно первый. Так и должно быть. Всегда. Азула присела на подушки, протягивая руки к разведенному костру, бесстрастно наблюдая за тем, как брат и мама уходят в другую комнату. Оттуда послышалось гремение монет, хлопки и гулкое пугающее гудение. Азула улыбалась, обвивая теплый игривый огонь по своим пальцам, он лип и лип, желая впитаться в плоть. Она считала маму совершенной, Азула не любила куклы, потому что нет куклы краше, чем ее родная мать. Хлопок, и из соседней комнаты, где пропала мама с Зуко, поплыл ароматный розовый дым, Азула раскрыла уста, внимательно наблюдая за тем, как творится магия. Другая магия. Отец не позволял себе такой вольности как гадалки, будучи очень ранимым и подозрительным. Их не было, казалось, вечность, но Азула сидела смирно и тихо, прямо, как учил ее мастер Куньо, самое главное, в покорении огня — концентрация и дыхание, если оно будет сбивчивым и неправильным — значит — все насмарку. Она играла с огнем, чувствуя себя волшебницей, особенной и невероятно сильной, это было словно самый настоящий дар, которого, к сожалению, была лишена такая вся безупречная и идеальная мама. Они вышли неспеша, мама стояла в проходе, когда Зуко радостно в припрыжку выбежал, явно получивший что-то приятное, он даже не посмотрел на Азулу, а сразу же бросился на улицу. Гадалка, ровно, задрав высокомерно нос, поглядывала на нее, явно подзывая одним лишь взглядом. Мама ласково улыбалась, но как-то выжидательно. Азула, если честно, немного побаивалась, особенно, когда к ней столь пристальное и безудержное внимание. Внутри у гадалки простирался разведенный огромный костер, правда, который был почти погасшим.
— Я — говорю, — начала она, бесстрастно смотря прямо в глаза. — Ты — делаешь. Дай знак, что поняла, — Азула кивнула, все это нагоняло на нее только больше жути, мама взяла ее за руку. — Нет, — в приказном тоне гаркнула, заставив Азулу и Урсу вздрогнуть. — Это правило — не касаться. Ей может передаться частица вашей судьбы в этот момент, что собьет меня с толку. Просто сидите рядом, раз уж настаиваете. Как твое имя? — окунула взгляд в еще дрыгающееся пламя.
— Азула, — сверлила взглядом эту седую-преседую женщину, поглядывая на ярко-зеленые перья, что забавно торчали из ее чалмы.
— Хорошо, Азула. Здесь — обитель духов. Я не провожу глупых фокусов, могу сказать какую-то конкретную развилку твоей судьбы, духи мне помогут в этом. Они все, прямо сейчас, наблюдают за тобой. Разожги пламя, — проговорила певучим низким голосом, заманивая Азулу в свои сети. Она резко вскинула руку вперед, без особых усилий бросая собственное горячее пламя прямо на необуглившиеся деревяшки. — Хорошо, — кивнула гадалка, тогда как Азула радостно и вопиюще взглянула на мать, показывая, насколько теперь она великолепна. Урсу почему-то кольнул такой жест дочери, он хоть и казался невинным, но у нее словно бы Óни в глазах плясали. — Я уже вижу, правда, твое пламя мутит, помоги мне — возьми любой порошок, что стоит рядом с тобой и брось его в собственный огонь.
Азула опустила взгляд на глиняные пиалы, рассматривая разноцветные пыльные порошки, здесь был голубой. Без особых раздумий она взяла как можно больше лазурного песка, практически не умещая в одной руке, Урса смотрела на это все с каким-то ужасом и шоком, не впервые видя в своем ребенке такую ненасытную и жадную натуру. У нее уже рук не хватало, а она все брала и брала, тогда Урса взглянула на гадалку, которая с каменным неживым молчанием наблюдала, не делая никаких замечаний. Это мгновение, казалось, длится целую вечность, Азула окунала пальцы все глубже и глубже, пытаясь ухватить все, чтобы больше никому не досталось голубого песка. Только ей! Она в проигрыше разжимает пальцы, песок бесшумно выскальзывает у нее из рук, налипая на пальцах, ладонях, окрашивая в глубокий синий. Азула все делала сама, даже не замечая на себе удручающего и испуганного взгляда матери, и холодного бесчувственного взора гадалки, кажется, Азула вообще позабыла о том где она и что здесь делает, ее главной целью стало — забрать весь песок. Не выдержав больших попыток, полностью испачкавшись, она хватает целую мисочку и опрокидывает в свое небольшое пламя, внутри желая больше — и огонь взметнул ввысь, окрашиваясь в васильковый, ее пламя было как неусмеримая всепоглощающая стихия. Урса ощутила тот жар, что исходил от маленького кострища, захваченный прихотью принцессы.
— Вижу! — приглушенно, практически с шепотом заговорила гадалка, пригибаясь ближе к этому необъятному пламени, заходя в какой-то транс, монотонно завывая и закатывая глаза. — Вижу, твое пламя хвалит тебя. Ты невероятно сильна. Невероятно зла, — на этих словах Урсу всю неуверенно и с опаской сжало, она даже на секунду прикрыла глаза, отпрянув от синего пламени. — Твой путь тернист. Вижу, страдать будешь — много и долго, — оторвала она взгляд от огня, вглядываясь в Азулу через потоки ее сильного буйного огня. — Многие духи пришли в неистовство. Ты невероятна.
— Что? Что меня ждет? — радостная, заулыбалась Азула.
— Кое-что очень интересное…
— Что же?
— Вижу я очень отчетливо, не могу поверить в увиденное, потому и оттягиваю момент истины, ведь вижу я, что ты любовница собственного брата… — на выдохе закончила, поглощая и сдувая огонь.
— А? — вытаращилась на нее Азула. — И все? Всего лишь-то? — обернулась на мать, совершенно не понимая, что это значит, разочарованная в том, что она не будет Хозяином Огня. Как же так, неужели Зуко был прав, и быть повелителем — его путь. Нет, это какая-то ошибка, такого не может быть.
— Пойдем отсюда! — Урса резко вскочила, больно схватив Азулу за руку. — Да знаете вы, что я сделаю с вами?! — она была полна необыкновенной и невиданной ранее ярости, Азула еще никогда не видела мать такой, злость и грубость были не в характере Урсы. — Вы хоть знаете, кто я такая? — она использовала свое коронное оружие. — Вы хоть знаете, кто мой муж? — она говорила это с гордостью и горечью одновременно.
— Да, я многое видела, можем, посмотреть вас поподробнее, — пытается взглянуть в ее ладонь, хватает, насильно отгибая пальцы. — А эта весть испортит вам всю жизнь, вот поэтому я и говорю каждый раз каждому — гадание, это дело личное, духи не любят, когда вмешивается кто-то чужой.
— Я мать! Вздумали пугать меня? — а Урса была настроена очень воинственно и агрессивно, продолжая с болью сжимать руку дочери, которая активно и яростно вырывалась. Урса посмотрела на нее глазами, полными ужаса, с пренебрежением отпуская, считая монстром. Азула потеряла равновесие и упала, больно шмякнувшись на пол, она не заплакала — нет, она с вызовом взирала на мать, которая была готова убить тут всех. — Как вы смеете такое говорить маленькому ребенку? Да еще и такую вздорную ЛОЖЬ!
— О, — рассмеялась эта женщина, помогая Азуле встать, — если бы вы знали, что этот маленький ребенок вытворит, то не говорили бы подобного. Она особенная, у нее сверкающая ярчайшая жизнь, она должна сгореть в этом величии. Такова ее судьба, судьба поцелованной духами.
— Что за бред? — вновь схватила дочь за руку, вытаскивая из этого подозрительного и затхлого места.
— Кто такая «любовница»? — кусает ее за руку, но Урса непреклонна, она не обращает внимание на выходки дочери, ища Зуко взглядом. — Мама! — зовет ее, но та не оборачивается, только тащит и тащит. — Мама! — кричит почти на всю улицу, только после чего Урса отпускает ее и Азула уже готова вновь рухнуться, как неожиданно и для Урсы и для самой Азулы, ее подхватывает Зуко, не давая встретиться затылком о мостовую.

— Зуко, — смотрит на его темный ночной силуэт, волосы его развевал легкий прибрежный бриз, он копошился одной рукой в песке, бросая свой томный, неподетски-серьезный взор куда-то за горизонт.
— А? — взглянул на нее тотчас же, различая в ночи ее нежные мягкие черты, отворачиваясь, он наспех бросает скомканный песок, наблюдая за тем, как тот летит до самого берега. Им нельзя было зажигать костер, иначе их было бы видно из дома, а так хотелось посидеть перед сном, наслаждаясь шумом спокойного моря.
— Что значит «любовница»? — она хотела посмотреть на его глаза, но видела лишь вырисовывающийся в ночи по-королевски надменный вздернутый профиль, даже сейчас он был уверен в своей особенности. Зуко обернулся, бросил взгляд в песок, начиная его судорожно ковырять.
— Не знаю, — пожал плечами. — Ты больно маленькая, чтобы задаваться такими вопросами, небось услышала от кого? — с прищуром уставился на нее.
— Вовсе нет! В книжке у дяди Айро вычитала, вот и все!
— Интересные книжки наш дядя читает, — хмыкнул принц, но она чувствовала его улыбку сквозь ночную темень, хоть и не могла увидеть столь четко, как если бы это был день. — Посуди сама, — взглянул он на нее, делая голос более мягким и трепетным. Когда они были вдвоем, то им не приходилось бороться за первенство и внимание родителей, они просто становились сами собой. Просто Зуко и просто Азула. — Любовница имеет общий корень со словом «любовь», следовательно, любовница — это та, которую любят.
— То есть мама тоже любовница папы?
— В какой-то степени — да, — вновь опустил взгляд в разрыхленный песок. — Просто, они еще и муж и жена, а любовники — это те, кто испытывают друг к другу сильные любовные чувства, но пока, по каким-то причинам не могут пожениться.
— Зуко, а мы с тобой поженимся? — ей было как-то неловко это спрашивать, но шум воды был таким успокаивающим, а положение таким обнажающим.
— Мы с тобой? — усмехнулся колко, поднимая взгляд вновь, и тогда Азула ощутила его издевательский взор прямо кожей. — Мы — нет.
— Почему? Ты же принц, а я принцесса. Мы оба хотим стать Хозяином Огня, может, нам тогда просто стоит пожениться? — ее речи были столь наивными и изнеженными, что он даже не узнавал свою сестру, находя весь этот разговор неудачной шуткой.
— Да, в твоих словах есть логика — определенно, — вдруг призадумался. — Но я на тебе никогда не женюсь.
— Почему? — разозлил и обидел одновременно. — Я что, некрасивая?
— Нет, Азула, дело не в этом. Ты просто еще очень маленькая, да и вообще, я терпеть не могу девчонок, не обижайся, но твои подружки меня бесят. Я не хочу быть как наш отец — женатым и с детьми… я хочу быть свободным, хочу держать эту власть пальцами, хочу отдаться своей стране и стать великим.
— И кто же тогда встанет на престол после тебя, если у тебя не будет жены и детей? — недовольно сложила руки на груди.
— Ты, или твои дети, — берет ее за руку. — Ты же знаешь, я не жадный. Ну, или дети моей любовницы, — усмехнулся, обижая Азулу, ведь она только что открыла ему свою душу, как хорошо, что она вовремя себя остановила, и не разоткровенничалась с Зуко о том, что сказала гадалка.
— А что тебе нагадали? — с интересом всматривается в него.
— Интересно? — улыбается, поправляя ее волосы.
— Фу! — отбрасывает его ладонь. — Я теперь вся в песке. Ты специально! — готова расплакаться, а он смеется над ней, ведь шалость все же удалась.
— Я знал все, что она мне наговорит…
— То, что ты станешь Хозяином Огня?
— Это я и так знаю, меня не волновал этот вопрос, я спросил, буду ли сильным и неуязвимым, тогда как гадалка ответила мне, что путь мой тернист, непрост, но очень ярок, что я, как пламя — буду возгораться вновь, даже если затушат.
— Жалкий Дух Воды! — вскочила Азула, принимая боевую стойку, надменно смеряя брата взглядом. — Теперь, когда я обличил твое истинное лицо, избавившись от проклятья твоего, заплатишь ты за свои злодеяния! — она говорила громко, но достаточно, чтобы мать и стража не слышали. Зуко сразу же усмехнулся, понимая, к чему она ведет, не растерявшись, принимая грозный вид, он выпрямился во весь рост, мысленно примеряя на себя синюю маску злостного обманщика и лжеца, мгновенно перевоплощаясь.
— Ты так ничему и не научился, когда среди смертных жил? — в призывном жесте зовет сестру к нападению, готовый отразить ее каждый неловкий жест. Маленькая девчонка, что с нее взять, надо быть аккуратнее, она ведь первая, кто побежит жаловаться папочке, даже несмотря на то, что каждый раз сама провоцировала, сама виновата. Но в их семье действовал один нерушимый закон: кто пожаловался первый — тот и прав, а если Зуко оказывался первее, то ему говорили, что он все равно не первый, ведь Азула младше, а маленьким несносным девчонкам следует уступать. И как бы жалостливо он не поглядывал сначала на отца, затем на мать — они редко, когда вставали на его сторону. Он же — будущий мужчина, он постоянно и больше всех должен — должен быть сильным, должен защищать и поддаваться сестре, должен забыть про слезы и боль, должен стать великим магом огня, должен лучше всех в академии знать географию и политологию. По мнению отца, Зуко должен был быть самым известным и лучшим учеником, но Зуко к этому не стремился, а если уж по правде говоря — у него никак не получалось выделиться хоть в чем-то. Сестра уже первый год в академии, но она показывает блестящие результаты, чем заставляет отца все больше и больше разочаровываться в сыне.
— Ха! Ха! Ха! — угрожающе и очень вычурно скривилась Азула, делая первую атаку, которую Зуко без труда отбивает.
— Мне угрожая, сам приближаешь собственную смерть! — закончил заученную фразу Зуко, толкая сестру, да так резко и неожиданно, что та повалилась на песок. Она, не ожидая подобного, сильно разозлившись, бросила в брата яростный поспешный огонь. Зуко прикрыл лицо рукой, оступаясь о камень, падая прямо на спину. — Это нечестно! — разнылся, злясь. — Мы же договаривались — никакой магии! Все должно быть понарошку! С тобой играть — хуже некуда! — вспылил, бросая в сестру ответное пламя, наблюдая за тем, какая невероятно ловкая и неуловимая стала Азула, безошибочно, несмотря на непроглядную ночь, уклонялась. Она подскочила и побежала, Зуко слышал шуршание мокрого песка под ее ногами, резко и исподтишка хватает за щиколотки, она падает лицом прямо в мокрую трясину, кажется, начиная плакать. Они распалились уже не на шутку, Азула перевернулась на спину, откидывая брата ногой, беря в охапку песок, бессовестно швыряя тому прямо в лицо. Зуко закричал, тут же прижимая ладони к глазам.
— Будь ты проклят! Подлый дракон! — не выходя из образа, крикнул принц.
— Драконы все добрые! — набирает в ладони соленой воды, подбегая к Зуко, выплеснув, заставляя того разъяриться и войти в неудержимый раж.
— Добрые и глупые! — хватает ее за запястья с силой швыряя в песок, набрасываясь сверху, желая утопить прямо сейчас в ледяной воде. Какая же она гадкая! Гадкая и лживая! Договорились же, что все будет понарошку, что не будет никаких драк и магии по-настоящему, но с ней играть по правилам — однозначно проиграть, ведь Азула всегда врет! Он вцепился ей в плечи, начиная впечатывать затылком в землю, ее руки прокрались по его груди прямо к шее, больно и сильно сжимаясь, заставляя Зуко задыхаться. Он набрал в легкие как можно больше воздуха, продолжая бить ее головой о мокрый жидкий песок, практически окуная в воду.
— Что здесь происходит! — этот голос нельзя было спутать ни с чьим. Внутри все похолодело, Зуко потерял бдительность и отпустил сестру, которая тут же этим воспользовалась и нанесла решающий удар прямо с кулака и прямо в лицо. Он рухнул на бок, принимая поражение, считая, что Азула выиграла нечестным путем.
— Папа! — вскочила растрепанная грязная Азула. Озай спускался с причала, зажимая меж пальцев лепечущее спокойное пламя, освещая себе путь. Азула побежала к нему, бросаясь в объятия, Зуко видел, как тот заботливо и встревоженно взял ее на руки, не обращая на него внимая, начиная горделиво и молча уходить. Азула показала брату язык и покрутила пальцем у виска, выглядя при этом как грязная оборванка.

— Зуко, как ты мог так поступить? — ходила из стороны в сторону Урса, растерянно ища куда бы приткнуть взор, не зная, что и делать. Зуко уже сидел в своей ночной сорочке, ожидая отцовского гнева. Озай вышел с Азулой на руках, волосы у нее были мокрые, глаза — деланно на мокром месте.
— Это все она! — показал на сестру пальцем. — Она не умеет играть по правилам!
— Зуко, вы должны были давно лежать в постелях! — тяжело выдохнула Урса, вопросительно смотря на мужа, который был полностью поглощен дочерью, что изрядно выводило из себя. — Почему ты не спала, Азула? — заставляет ту обернуться. — Чует мое сердце, что это твоих рук дело!
— Я всего лишь хотела встретить папу! — показывает матери язык, улыбаясь отцу в ответ, вызывая у Урсы сильнейший приступ гнева. Она садится рядом с сыном, беря его за руку, демонстративно смотря на Озая.
— Она врет! Азула всегда врет! — раскричался Зуко. — Это она каждый раз предлагает посмотреть на ночной океан и звездное небо, а потом мы разыгрываем сценку из спектакля «Любовь драконов», ты же помнишь этот спектакль, мам?
— Да, дорогой, я помню, — прижимает его к себе, нарочито выдавливая из себя все больше эмоций, не спуская глаз с мужа, которому до них не было никакого дела. — Озай, скажи что-нибудь! — не выдержала, сорвалась. Озай еще какое-то время играл с дочкой, и только потом скептически и очень недовольно обернулся, вызывая у принца и жены страх с негодованием. — Ты будешь позволять ей крутить тобой? И это, пока — всего лишь ребенок, что же будет с тобой дальше, когда она станет постарше? — а Урса была неумолима, испытывая к дочери самое истинное отвращение и ужас, не понимая, что такого она делает с людьми. Азула, с самого ее пробуждения, наблюдала и внимала маминым таким же лживым и трусливым речам, Урса была актрисой в прошлом, а в настоящем ею и осталась — ей удавалось обмануть многих.
— Зуко, ничего не хочу знать! — смерил его безразличным и холодным взглядом Озай, держа дочку за руку. — Ты всегда должен помнить, что это твоя младшая безобидная сестричка, другой не будет, — на этих словах Урсу аж всю передернуло. Озай больше не хотел детей. Не хотел после Азулы. И это почему-то в глубине души оскорбляло и трогало за живое, словно Урса ужасная и бесполезная жена. — Ты всегда будешь неправ, потому что ты должен быть умнее, — он посмотрел на них с матерью долго, томно и устало. — Да что с вами объясняться? Я устал, ясно вам? Это вы тут нихрена не делаете, только выясняете отношения! Можно, я, вообще, хоть раз домой приду и здесь не будет драк, ссор и упреков? — посвятил последнее слово жене. — Зуко, ты неправ и точка.

— Братец, — без стука вошла к нему в комнату.
— Уйди! — обиженно протянул, ощущая себя скверно после всего услышанного, у отца был такой взгляд, словно он их всех презирает, всех, кроме Азулы.
— Пойдем, спрячемся в шкафу мамы и папы.
— Зачем? — не поднимая головы с подушки, пробубнил.
— Посмотрим, чем дело кончится.
— Отстань! Слышал бы отец твои слова — не считал бы тебя безобидной, — бросил в нее подушку, видя, как она с поражением закрывает дверь. Азула — все из-за нее, отец, когда рядом с ней — не слушает и не видит никого, Зуко постарался не думать о ней, на самом деле, немного сожалея, что не пошел в след за сестрой, но она ведь даже не извинилась! А все потому, что она не считала нужным это делать, ведь, как учил ее папа — извинения — то, что не следует произносить принцессе. Никогда. Она уже по праву рождения права, и извиняться ей просто не за что.

Притаившись, ступая тише легкого шелеста осенней листвы, практически не дыша, Азула скорейше минует длинный темный коридор, абсолютно не боясь темноты, и того, что там пряталось.
— Как дела в столице? — мамин низкий бархатный шёпот доносился до Азулы очень четко. Они приближались к собственным покоям. Вообще, отец предпочитал спать один, но мать убеждала разделять ночи в одной спальне хотя бы будучи на Угольном острове. Отворяя бесшумно дверь родительской спальни, Азула, перебирая большими беззвучными шагами, ступая, как самая грациозная кошка, упирается руками в выпирающую лестницу, ведущую на второй ярус, где у отца был стол и рабочее место. Она юркнула под лестницу, скоропостижно отворяя шкаф, прячась в самый низ — в длинные тяжелые одежды, в нетерпении выжидая, представляя, что она ниндзя, которого отправили на важное задание, расширяет небольшой зазор в жалюзи дверцы, внимательно затаившись.
— Ты поздно, мы ждали тебя к обеду, — причитала мать, смотря ему в спину, ровняясь уже на входе.
— Прибыл, как только смог, — обернулся к ней, протягивая руку к ее волосам, с насмешкой вынимая позолоченную корону, собственнически распуская ее волосы. Его этот жест был таким интимным, таким будоражащим, словно она его самая дорогая вещь. Урса осталась неподвижна, разглядывая его внимательно, не опуская глаз, что было неслыханной дерзостью, которую она примеряла в особые случаи.
— Ты необычайно красива, — берет ее холёную бледную ручку с ярко-красными ногтями, целуя очень легко, почти безучастно. — Мне так повезло с тобой, — Азула поморщилась, не понимая, что между ними происходит. Она никогда ещё в своей жизни не видела отца таким. Урса провела рукой от его щеки до самой груди, поглаживая, все также гордо посматривая на него снизу-вверх, он положил свою ладонь сверху, зажимая, отчего мама еле заметно вздрогнула.
— Я люблю тебя, — говорил он жестко, но очень искренне, пока она мягко улыбалась и напускно прятала взгляд, хотя, он очень требовательно призывал ее взглянуть на него вновь. Их касания казались такими тягучими, наполненными долгожданностью встречи, горящие от пламенного вожделения.
— Возьми меня, — скромно заулыбалась она, пробуждая в нем зверя. — Я вся твоя… — она произносила каждое слово с томным придыханием. — Дорогой, — обвивает его плечи рукой, страстно и чувственно припав к недовольным губам, в неудержимом бурном поцелуе. Он огибал ее стройное привлекательное тело, сдергивая с силой, до треска ткани, ее шуршащий рукав. Платье разорвалось на ней, что не прервало их исступленного влажного поцелуя. Она отклонилась от мужа, игриво приоткрывая уста, утягивая с собой, заставляя идти у неё на поводу.
— Я кое-что тебе принёс, — отошёл и тут же вернулся с бархатной позолоченной коробочкой, открывая прямо при ней.
— Невероятная красота, — искренне радуется побрякушкам, целуя его снова. — Надень его на меня, — в исступлении оборачивается спиной, приподнимая волосы. Азула замечает ярко-рыжие камни на золотом витиеватом металле, это ожерелье смотрелось не просто дорого — баснословно дорого, величественно и неповторимо.
— Так вот, чем ты был так занят, — прикоснулась она к холодному металлу.
— Да, камни — моя работа, — припал к ее шее, бесстыдно целуя, продолжая рвать и сдирать с неё наряд. Она уже была практически обнаженной, показалась ее бледная крупная грудь, она воодушевленно проводит пальцами по своей груди, с чувством сжимая. Берет его руку и ладонью прижимает к соску, старательно нежась под его неудержимым напором. Ее волосы были длинными — до самого пояса, он стягивал их, перебирая пальцами. Сдергивая с мамы последнюю одежду, он остановился, и тогда она опустилась на колени и стала раздевать его, без конца поправляя свои длинные волосы. Азула была шокирована, но очень заинтригована. Мама была к нему столь близко, они были столь неслыханно обнажены, что это не укладывалось в голове. Зачем стоять и обниматься обнаженными? Она потянула его на себя, закрывая Азуле все представление, только ее руки, блуждающие по его напряженной спине и бёдрам. Азула часто и волнительно задышала, испытывая неведанный ранее приступ духоты и непонятного стыдливого напряжения, но как бы ужасно это не выглядело — хотелось наблюдать дальше. Отец тяжело дышал, гладил ее по голове, в какой-то момент призывая к себе, бросая с силой на роскошную кровать. Азула чуть не вскрикнула от ужаса, зажимая себе рот. Он надвигался на неё словно хищник, тогда как она манила его к себе, нерасторопно, игриво и очень бесстыдно, после чего Азула уже почти ничего не могла разобрать, они легки, а потом послышались мамины тяжелые вздохи, будто бы ей больно, но по голосу и не скажешь. Она не кричала «помогите!» или «больно!», но это было так странно, необъяснимо. Ткани зашелестели, мягкие прикосновения их тел, а затем грубый величественный голос папы:
— Я хочу видеть твой бесподобный вид сзади, твою спину… — и тут Азула уже смогла их разглядеть. Мама, ее лицо закрывали свисающие длинные пряди, она стояла на четвереньках, отчего Азулу пробрал озноб и какое-то гаденькое скользкое чувство. Сквозь ночные темноты мало что было понятно, но горящие на полу свечи красиво оттеняли все происходящее, мамино новое ожерелье мерцало ярче звёзд, звеня у нее на груди.
— Прогнись сильнее! — хватает ее за волосы, заставляя вскрикнуть, отчего Азула вжалась в заднюю стенку, ощущая, что ей нечем дышать, на лбу проступил пот, а все тело охватила переменная дрожь. Послышались странные звуки. Сластолюбивые, развратные и очень чувственные. Она набралась смелости взглянуть ещё раз и досмотреть неожиданную сцену до конца. Они были абсолютно голые. Требовательно держа ее за волосы, периодически опуская ладонь на ее грудь или ягодицы, он ритмично и часто двигался, на что она жалобно с негой вскрикивала, как только он входил в неё. Азула не могла себе позволить разглядеть происходящее детальнее, умирая от стыда и презрения к собственной матери. Она казалась такой грязной, жалкой и опороченной. Она стонала изо всех сил, вожделенно поглядывая на мужа с плеча, исходя на распутное неистовство, произнося его имя с вызовом и любовью. Азуле стало противно, ей хотелось выбежать из шкафа прямо в эту минуту, чтобы заставить мать краснеть и чувствовать себя ничтожной, чтобы отец бегал и извинялся за содеянное. Они делали что-то преступно-неприличное. Он вытрясывал из неё всю душу, грубо, резво и очень второпях, она вся тряслась в испепеляющей неге, извиваясь, как змея. Он, за шею притягивает ее к себе, продолжая на последнем издыхании устало вожделенно дергаться. В этот момент Азула очень четко и ярко увидела лицо матери, оно было не обременено разумом, но притягательным и очень изнуренным, со сладострастной улыбкой на устах. Он проводит рукой по ее волосам все ниже и ниже, в какой-то момент резко и неаккуратно отталкивая, завозился наспех, Азула уже ничего не понимала. Прозвучал его конечный добивающий понимание стон, и все, что делала мама в этот момент — надменно и презрительно наблюдала, подставляя ему своё оголенное бледное тело.
— Ты оскорбляешь меня этим, — Азула не понимала, о чем она говорила.
— Не хочу тобой рисковать. Моя мать умерла от аборта, мне было тринадцать, — сказал он это с каким-то отчаянием, закрывая устало глаза, ложась с ней рядом.

Chapter Text

Взгляд привлекало все, не уставая сравнивать. Копаясь в закромах воспоминаний, Азула беспокойно присела на мягкие подушки, что цветастой грудой были свалены в углу напротив низенького чайного столика. Сдирая опостылые бесцветные капли со своего лица, принцесса, дрожащей от холода рукой, уверенно наливает приятно-пахнущий крепкий чай, уже на расстоянии определяя степень его терпкости. Прикасаясь к вымокшим тяжелым волосам, концентрируясь на внутренней силе, берущей начало в огне, она иссушает и испаряет надоедливую, липкую и неприятную воду, окунаясь в тепло собственного пламени. Это было невероятно комфортное и долгожданное ощущение. Ощущение завсегдатай славы и силы, — она настолько умело обращалась с собственной магией, каждый раз, бессовестно — не забывая себя похвалить. Ее брат был человеком быстрых молниеносных решений, неуправляемой магии и просто безудержного огня. Это пламя испепеляло его, точило, как самое раскаленное острие. При воспоминаниях о Зуко, Азулу бросало в жгучую ярость, ведь перед глазами представали его жалкие ничтожные письма. Мэй держалась несгибаемо и крепко, она, удрученная и мокрая от проливного агрессивного ливня, в проигрыше, нарочито приземлилась рядом, изысканно и очень деликатно, отгибая край своего длинного пологого рукава, эротично оголяя бледное замерзшее запястье, — словно сама Урса на званном вечере. Все ее движения наполнены истинным аристократизмом и величием, — заносчивые родители значительное количество времени потратили на оттачивание обольстительных тонких импульсов своей дочери. Мэй затягивала своей обворожительной грацией, держась, как истинная королева, вот только без достойного короля. Нет, конечно, нет — они с Зуко совершенно не подходили друг другу. Между ними была незримая, но очень ощутимая пропасть — пропасть двух несовместимых конфликтующих в драке темпераментов. Она была нищей на эмоции, замороженной, будто ледышка — непризнанная принцесса Северного Племени Воды. От одного краткого взгляда на нее — веяло обворожительным обезоруживающим холодом, да таким, что скромно сидя рядом — она обжигала, как самые заснеженные глыбы. Окунув руки — можно было остаться без пальцев. Но в Мэй имелось что-то незримое, но отчего не менее явное, что, без сомнения, затягивало, как пугающие глубины одинокого полуразрушенного колодца, со жгучей мерзлой водой. Она мастерски и очень живописно наливала всего лишь чай, в всего лишь кружку, делая из этого претенциозное представление собственного венценосного совершенства. Долгие годы жестокого обращения вырастили из нее прекрасного наемного и очень опасного своей хладностью — убийцу. По ее лицу нельзя понять абсолютно ничего — каменная стылая стена, за которую не пробраться, от того, что она смертельно скользкая, один неверный шаг — свернута шея. Она бы безжалостно и не задумываясь расправилась с любым — не церемонясь, цинично и очень расчетливо подбирая лезвие. Азула ни сколько не боялась Мэй, в ее присутствии принцесса все равно, как бы не старалась — ощущала свои изъяны. Изъяны во всем: в поведении, в выдержке, в проявлении чувств. Мэй была прочнее стали и острее любой горной вершины. Она не проронила ни слова с ухода Тай Ли, над ними томным тяжким грузом повисла давящая тишина, разбавляемая потрескивающим пламенем. Мэй сидела совершенно вымокшая, одежда складчатым мешком облепила тело, шурша при каждом движении, но по ее лицу нельзя было сказать, что она страдала. Она, словно не ощущала температуры, она, даже, как будто, — не дышала, все делая предельно точно и пугающе тихо, с абсолютной уверенностью. Но Мэй, в месте с тем, совершенно не отличалась манёвренностью, будучи ригидной, черствой и неподвижной — ее сила в стойкости, ее сила проявлялась в жестоком спокойствии не только эмоций, но и взглядов, мыслей, идей. Она будто бы не загоралась ни от чего в этой бренной, наскучившей ей, жизни. Что Зуко в ней нашел? Азула обиженно и очень демонстративно вперила в нее предосудительный взгляд, всячески вызывая — исподтишка нарываясь на словесную дуэль. А Мэй смиренно и отрешенно, поглядывая в чай, делала неспеша глоток за глотком, сырость стекала по ней крупными каплями, черные волосы налипли и расплылись по лицу, некрасиво приставая к шее и щекам, а одежда вульгарно выпятила все достоинства ее тощего тела. Она была выше их всех, но на этом Мэй не остановится, ее будущее — нескладные два метра сухостоя, она совершенно неинтересно худа, практически истощена — за что взгляд и желал уцепиться, стоило ей хоть немного оголиться. Несуразная, со странной отрешенной походкой, хоть и не сутулая, но это — ее будущее. От природы в ней не было ничего изящного и привлекательного, но ее выносливость к жестким правилам и садистичному этикету со стороны родителей — дали свои переспелые плоды. Она вроде бы и была хороша, но в очень многих вещах — беспардонно плоха. Ее лицо казалось бесцветным — уныло серым, отсутствие любых чувственных проявлений сделало его еще более гладким и упрямым. Нельзя не уточнить, что у нее нескромный размер ноги, большие ладони с ветвистыми пальцами и вечно усталые спящие глаза. Она блестящий победоносный воин, дворцовой страже есть чему поучиться у Мэй, — хитро улыбнулась Азула, все еще таращась.
— Ты следующая? — перевела на нее совершенно потухшие глаза.
— А давай, — Азула желает сделать ей неприятно, но Мэй недосягаема до простых человеческих интриг.
— Хорошо, я, как раз, хотела быть последней, — скомкано улыбается, вызывая у принцессы ожидаемый приступ злости.
— Тай Ли так вырвалась вперед… — призадумалась Азула, переживая, что же наговорит той гадалка. А если та все же выскажет опасения насчет вранья принцессы? Нагадает, что никакого нападения Синей Маски не было? Азула трепетно побаивалась, что и это гадание может разрушить ее жизнь, прямо, как тогда — в глубоком детстве.
— Видимо, ей больше всех надо, — вяло пролепетала Мэй, делая глоток.
— А что идешь узнать ты? — смело и бесцеремонно поинтересовалась принцесса.
— Ничего. Я не питаю иллюзий насчет свой жалкой жизни. Хозяином Огня мне не стать.
— А что, хотелось бы?
— Нет. Это же очень скучно, неинтересно. Вечные совещания, распри и политика, политика, политика. Мне проще вести обыденную, для многих, ничем непримечательную жизнь.
— Семья? Дети? Любящий муж? — Азула ехидно потешалась над ее узким и абсолютно кастрированным восприятием.
— Да. А почему нет?
— Действительно, а почему нет? — устало выдохнула Азула, откидываясь на мягкие подушки всем телом, забывая про чай.
— Азула, — Мэй вдруг стала менее серьезной чем раньше, брови ее взметнулись в удивлении, глаза округлились, как у вопрошающего ребенка. — А ты, когда-нибудь, была влюблена?
Да, именно этого вопроса и следовало ожидать, да и Мэй — не единственная, за всю жизнь, кто поднимет столь вольную и возмутительную тему. Любить. Ну и глупость. Зачем, и как это делать? Для чего? Принцесса искренне потешалась над столь романтичными, захламляющими разум, пубертатными бреднями. А это все от того, что Мэй, на самом деле, сдерживала чувства лишь внутри, лишь напускно, в действительности, бурля и кипя от известных, одной только ей, переживаний.
— Нет. Никогда, — задумалась принцесса, сцепляя пальцы обеих рук, отрешенно уставившись в сторону.
— Здорово, когда муки сердца не томят тебя. Ты сильная. Эмоции очень поглощают, хоть родители и запрещали мне их всячески проявлять, но они никуда не делись. Сидели во мне как демоны, вырываясь в самые неподходящие моменты.
— Да, очень жаль. Твои родители, бесспорно — придурки. Но не кажется ли тебе, что они хотят, как лучше?
— Лучше для кого? Только для себя если. Я уже давно поняла, что в их семье я как декоративный элемент, не более.
— Замуж хочешь? — очень бесцеремонно с ее стороны. Мэй покраснела, отворачиваясь. — За брата моего, хочешь? — прикипает к ее разгоряченному лицу взглядом, безотрывно сверля. — Я, вообще-то, могу тебе помочь… — как бы невзначай бросает.
— Правда? — внутри она была наивной маленькой девочкой.
— А твои родители одобрят твой выбор? Зуко, все же, позорно изгнанный, его хает вся страна, — говорит это без тени сожаления, испытывая деспотичное бурное наслаждение.
— Я думала об этом. Но это лучше, чем всю жизнь прожить в качестве декора. Я хочу уйти от них. Сбежать. Знаешь, не считай меня слабохарактерной или глупой…
— Нет-нет, ты что. Все в порядке, — обезоружено поднимает ладони.
— Я знаю, что Тай Ли тебе все рассказала. Ты ведь не против?
— Нисколько, — отмахивается, дружелюбно похлопав ее по руке, ужасаясь тому, какая она ледяная.
— Я знала, что она расскажет. Я не против, просто, сама бы, вряд ли решилась пойти на такую аудиенцию, а так, Тай Ли сделала все за меня. Может, ты знаешь, где сейчас принц Зуко? — жалобно, и очень осторожно приподнимает на нее потеплевший взгляд, Мэй.
— Без понятия, — беззастенчиво улыбнулась, на самом деле, не собираясь помогать Мэй сбежать даже в том случае, если бы и была уведомлена о местонахождении Зуко. «Мерзавка!», — Азула преисполнилась в гневе, удивляясь столь необдуманной, беспечной смелости.
— Девочки! — выбежала Тай Ли, фальшиво растягивая губы в улыбке, припав рядом.
— Мэй, отпускаю, — кивнула Азула в сторону гадалки. — Тебе нужнее, — наполнила свою речь вычурным благородством. — Нельзя терять ни минуты. Возможно, прямо сейчас, ты найдешь ответ на волнующий тебя вопрос, — собственнически сжимая пальцы Тай Ли, безотрывно и привлекательно уставилась Мэй в глаза, желая насильно переубедить.
— Ты права, — нервно подскочила Мэй, испытывая неопределенность, не смея трактовать посыл принцессы как-то иначе, чем ей того хотелось. — Спасибо тебе, — выдавила растерянную улыбку. Азула с плотоядным прищуром прожигала ей спину, наблюдая за тем, как босые мокрые ноги, дрожащие от холода, удаляются в другую комнату. Она выжидательно прислушивалась, надеясь, уловить шелест закрывающейся двери.
— Ну как? — обеспокоенно сложила губки Азула, вспоминая то, как это выглядело на маме.
— Ну-у… — Тай Ли замешкалась, опустила глаза в пол.
— Ты, наверное, вся замерзла, — окружает ее заботой, притрагиваясь к мокрым одеждам, моментально иссушая. — Я налью тебе чаю, — хитро щурится, пытаясь не засмеяться, когда Тай Ли не может увидеть ее истинного лица.
— Когда мне становится грустно, — с ласкою смотрит она, влюбленно размыкая уста, смущенно улыбаясь, перенимая горячую чашку чая прямо из рук своей принцессы. — Когда мне становится грустно, то я вспоминаю о тебе и все печали и невзгоды кажутся такой ерундой, — говорит это, а ее щеки розовеют, делает глоток, наслаждаясь тем, какая же Азула красивая, и красота ее была в ее несгибаемости, напористости, от нее веяло — сдувало, мощной грандиозной силой, такой не обладал даже свирепый Озай. Принц Зуко в глазах Тай Ли был очень красив, особенно, до того, как получил шрам, он напоминал наружностью саму принцессу, тогда как внутренне он казался слабее. Смотря на подругу, Тай Ли без стеснения любуется и наслаждается тем, как Азула вопросительно и с усмешкой наклонила голову, возмутительно закатив глаза. Ее длинные шелковистые волосы идеально обрамляли нежное светлое лицо, сокровищем во всем ее образе, помимо аккуратных притягательных губ и будоражащих золотистых глаз, с волчьим соблазнительным прищуром, как будто Азула всегда не доверяет вам — уже заранее, на ее лице истинной достопримечательностью играли и чувственно переливались, изогнутые, изломанные, идеально сужающиеся к концу брови. Взгляд был неотразим, хоть веки ее игриво и полуприкрыты, заволоченные пеленой коварства и лжи. Она казалась Тай Ли самой красивой девочкой во всем мире. Бесстыдно красивой, по-мужски сильной, не по годам умной, она смешала в себе самые разные лучшие качества от ее многовековой царской династии. Находиться рядом с таким немыслимым человеком, обладающим, на расстоянии обдающим, — опьяняющей властью, вместе с тем демонстрирующим просто колоссальную свободу мыслей и действий — все равно, что прикасаться к божеству. Без особых раздумий, если бы ей предложили выбирать между Зуко и Азулой в споре: «кто лучше?», — Тай Ли безукоризненно выбрала бы Азулу. У Азулы по лицу читались сильные пережитки прошло и грядущее экстравагантное будущее. Она будет ни на что не похожей, ее жизнь — как падающая звезда, после смерти, которая, возродится вновь, ведь разговор о жизни — тот же разговор о смерти, только наоборот. Можно быть живым, но при этом быть мертвым внутри, а можно умереть, но жить в памяти людей — Азула была из последней категории, несмотря на то, что она и была немного груба или заносчива.
— Если ты мне не доверяешь… — только не это, больше всего на свете, Тай Ли не желала обижать и лгать своей принцессе.
— Нет, Азула. Нет, — вцепилась в кружку, делая глоток для смелости. — Мне нагадали, что кто-то идет за мной, что этот кто-то — моя тень. Ночной паразит. Оно будет жить другой жизнью за мой счет… — Тай Ли ужасно напугана, глаза ее блестели от слез, тогда как Азула облегченно незаметно выдохнула, ободряюще поглаживая, по все еще влажным, распущенным волосам.
— Я с тобой. Я всегда буду рядом с тобой, — обнимает ее, кратко, для виду, целуя в лоб, давая Тай Ли расслабиться и забыться в своем обществе. — А ты быстро! — возмутилась Азула, переводя фокус своего внимания на недовольную Мэй.
— Твой черед, — неуважительно тычет большим пальцем назад.
— Что-то не так? — подбежала обеспокоенная Тай Ли, усаживая Мэй на место. — Да ты вся дрожишь, вот, пей скорее, — прижалась к ней, начиная заботливо обтирать. Азула видела, как Тай Ли также верно, молниеносно и с любовью — беззастенчиво переметнулась к Мэй, это заставило ее ревностно возмутиться. Кто такая Мэй? Разве она принцесса, чтобы так волочиться за ней по пятам и беречь здоровье?
— Удачи, Азула, — улыбнулась ей Тай Ли, тогда как Мэй гордо спрятала неприсутствующий взор на чем-то материальном, не имеющим для нее ни единого значения.

— Какой вопрос вас интересует? — гадалка, в розовом ляпистом костюме вывалила перед Азулой мешок денег.
— Никакой, — буркнула, отвернувшись, не веря, что снова оказалась в подобной ситуации.
— Тогда посмотрим на то, что хочет сказать вам судьба… — окутывала она взглядом принцессу с напускным таинством, плавно, едва касаясь монет, лавировала над ними ладонями. — Вас интересует вопрос: почему я выбрала деньги, для гадания? — улыбнулась, не находя в Азуле приятного собеседника. — Деньги сами выбрали вас, захотели поведать вам то, что знают.
— Как интересно, — устало и очень демонстративно зевнула.
— Возьмите горсть монет, и бросьте рядом, — Азула схватила как можно больше и безразлично кинула, не находя в получившейся куче ничего примечательного. — Некоторые люди, даже духи, и кто-то особенный, ждут твоего внимания.
— Кто-то особенный? — переспросила.
— Да. Он и не дух и не человек. Он и не жив и не мертв. Говорят мне монеты, что ваша судьба — найти и забрать его, подарив жизнь. Найдешь, отыщешь — будет твоим вечным слугой.
— Почему я? — недоверчиво выпятила губы, скрещивая руки на груди.
— Можешь спасти потому что, вытащить из забвения. В определенное время и в определенном месте твоей судьбы — есть некоторые яркие пересечения, что даже в мире духов знают о том, что должно когда-то с тобой произойти, при этом, не ведая подробностей…
— Это все чертовски интересно, но ни черта непонятно.
— Вот тебе свеча, зажги ее, смогу сказать больше, — протянула ей большую и толстую, цвета нефрита, свечу. Азула немедля ее зажгла, всего лишь щелкнув пальцами. — Хорошо, возьми и капай воск на разбросанные тобою монеты, — опьяненная и заинтригованная, она повиновалась каждому глупому настоянию. — Кто-то чужой, не от мира сего, видит твою яркую вспышку в судьбе, ища с тобой встречи.
— Кто?
— Это не относится к тому, кто не жив и не мертв, застряв посреди миров. Они все видят тебя, потому что жизнь твоя — как комета Созина — все знают, что раз в декаду пролетает она над миром, также и они знают, что тебе предрешено быть в каких-то событиях.
— Кто? Кто меня ищет? Кому я нужна?
— Много кому. Так много, так много кому. Так многих ты сводишь с ума… Будь осторожна, иначе, они разорвут тебя на куски, ведь каждому ты необходима по-своему. Но это все впереди, ближе всего вижу того, кто хочет твоего холодного огня. Он хочет родиться на этот свет, после чего отплатит своей незабвенной преданностью, даже после смерти он не расстанется с тобою.
— Ну! Говори, кто это? Где мне его найти?
— Найдешь ты его в бесплодных песках Ши Вонг.
— Как?
— Ты не ошибешься. Он последний в своем роде на этой бренной земле.
— Что еще видишь? — не терпелось побольше расхитить будущее. — Кто человек в Синей Маске?
— Вижу подсказку: Я могу следовать за тобой тысячи вёрст и не потеряться. Я не боюсь мороза и огня, не ем, не пью, но я исчезаю, когда солнце садится на западе. Кто я?
— Моя тень, — детская страшилка дяди Айро, которой, он неугомонно пугал Азулу.
— Да, это так. Все верно. Судьба уготовила тебе с этим человеком не одну встречу. Ты все поймешь и узнаешь, только не береди судьбу, иначе, собьешься с пути, не достигнешь высот — сгоришь и рассыплешься в уголь, сойдешь с ума, растасканная по кускам. Иди линейно и твердо, отключи горячие чувства, и судьба приведет тебя к ответу быстрее и с меньшими потерями!
— Пустыня Ши Вонг? Что там?
— Там бескрайние и безжизненные поля испепеляющего песка.
— Очень занимательно.
— Судьба откроет тебе подробности, просто жди. Последний в своем роде. Мумия бездонных пустынь.
Взбудораженная, и охваченная истинным ужасом, Азула даже выронила свечу, с грохотом разбрасывая монеты, не зная, как ей поступить. На одной чаше весов размеренная жизнь, обретение вечного союзника, с другой же — месть обидчику и злостному насильнику. Она опустила глаза, все же веря, что произошедшее изрядно подкосило не только ее уверенность, но и всячески запутывало, отдаляя от истинных проблем. Этот кто-то захотел лишить ее величия.
— Есть еще кое-что, — убедительно смотрит в глаза, мягко беря за руку ту, что направила на истинный путь, озаряя светом непроглядную душевную тьму. — Скажите мне, что вы увидели в судьбе черноволосой угрюмой девушки, что была передо мной? — провидица смутилась, испугалась такого пристального деспотичного взора, переставая сгребать монеты.
— Нельзя, это не ваша судьба.
— Нет. Моя, — Азула уже была готова прожечь ей рукав.
— Я не делюсь чужими судьбами с другими.
— Я тебе вдвое заплачу, — кидает перед ней наполненный золотом мешок. — Столько же получишь, если прояснишь мне кое-что, — гадалка напряженно протерла лоб носовым платком, нервно вздыхая.
— Эта девушка приходила с вопросом о своем предмете воздыхания. Она искала ответ на вопрос: будут ли их судьбы переплетены, сможет ли он спасти ее из заточения? Я же, заглянув в ее судьбу, сразу увидела, что за напускной холодностью, девушка очень чувствительна и ранима, а тот, кого она выбрала — неоднозначный и неопределенный тип. Двуличный и опасный. Ему куда важнее собственный комфорт, деньги, власть и лицо, ежели чувства. Я не могу ничего сказать о нем, но совершенно точно знаю, что эта девушка в ближайшее время никуда не уедет и не сбежит, что очень ее расстроило — участь пленницы для нее страшное клеймо.
— Ну и глупости. Желает возложить решение собственных проблем на чужие плечи. Как это по-женски, — злорадно скалится, вызывая ужас и отвращение.
— Наверное, ты из-за избранника ее интересуешься… — с прищуром приулыбнулась. — Давай, погадаю тебе, дай руку, я загляну в твою линию любви.
— Еще чего! — оттолкнула, небрежно бросая перед носом еще один, обещанный мешок монет. — Любовь меня не интересует.

* * *

«Достопочтенная принцесса Азула, знаете ли вы, что ваш братец и я встретились на обоюдном Агни Кай. Мне не составило труда размазать его уверенность, отобрав победу, оставляя на его лице шрам в виде позорного поражения! Но так как я вспомнил о вас, то во мне сразу же проснулось уважение к вашей семье и удручающая жалость к принцу Зуко, что в одиночестве, бороздит океан. Я решил сохранить ему жизнь, не беря на душу грех пролития королевской крови, признаюсь — я суеверен, потому и опасаюсь гнева духов! Аватар вернулся, и спешу доложить вам, что он будет пойман тотчас же, убит или доставлен в руки вашему великому отцу. По совершенно точной информации я разузнал, что аватар не обладает магиями всех стихий, в совершенстве обладая лишь ведущей — воздухом. Ваш брат назойливо и судорожно пытается поймать аватара, надеясь, что Хозяин Огня примет его с почестями обратно, стоит ему только выполнить невозможное! Но мы с вами оба знаем, что принц слишком жалок для побед и завоеваний, иначе, он не был бы безвозвратно изгнан, словно ненужный мусор. Ваш достопочтенный дядя — генерал Дракон, совсем потерял былое человеческое лицо, походя уже больше на престарелого побирушника и помоишника. Такие отбросы недостойны входить в королевскую династию, не смею вас ни к чему принуждать, но я бы тотчас же без сожаления поймал и убил их, не позволяя порочить гордое имя королевской династии и нашего Хозяина Огня. Зуко беспринципно и наивно будет громко кричать и заявлять о себе, ваш брат походил на сумасшедшего дикого саблезубого лосельва, стоило мне приятно и незамысловато заговорить. Он несет опасность не только для своей чести, но и чести всей страны. Что-то я отвлекся…
Аватар держит путь в Северное Племя Воды, судорожно спеша овладеть магией воды… Принцесса, у меня появился шанс сделать для Народа Огня невероятный подвиг — стереть с лица земли магию воды, я давно вынашивал этот план, и как только выпала возможность — я не упущу. Знаете ли вы, что можно убить Луну, и тогда, магия воды умрет навсегда? Знаете ли вы, что духи Луны и Океана отдали бессмертие, чтобы стать частью нашего мира… романтично и глупо, не находите? Уверен, что, прочтя это, вы сочтете меня сумасшедшим, а если Хозяин Огня узнает, то и подавно… Но я не сумасброд! Я знаю, что видел много лет назад, еще будучи лейтенантом в Царстве Земли. Вы с отцом можете сами убедиться в правдивости моих слов, стоит только незамедлительно отправиться в безлюдные кровожадные пустыни Ши Вонг, распахнув потайную библиотеку, что почти полностью ушла в пески, еще чуть-чуть — и мир людей совсем потеряет связь с духами! Так давайте же покажем им, на что мы — маги, способны, докажем, что страх нам неведом — не дадим аватару овладеть магией воды, обезоружив все Северное Племя. Когда я просматривал бесценные свитки, аналога которым больше нигде не существует, то я узнал, что духа Луны и Океана можно просто убить.
В завершении, я хочу порадовать вас и незамедлительно выслужиться, сказав, что получил ваш, поистине шедевральный, рисунок преступника в синей маске, признаюсь, это крайне необычно. Я уже разослал о нем информацию в редакции, отдавая приказ развесить на каждом столбе эту физиономию. Считанные дни — и он уже в тюрьме, отбывающий наказание. Мне удалось выяснить немногое — он, скорее всего, актер или же безумный фанат театральных постановок, никогда бы не подумал, что люди искусства столь бездумны и алчны… Я вернусь с победой, принцесса, я буду прославлять вашего отца и вас. Страна Огня будет править миром!»

Многие ночи спустя, как и минувшую, принцесса не могла уснуть, перекатываясь с одного бока на другой, чувствуя себя задыхающейся без воды рыбой. Ее всю окутало тоской и бурным, мешающим мысли в кашу страхом, неуверенностью, ведь вопросов становилось все больше и больше, тогда как ответов с каждым днем меньше. Если Азуле и удавалось приблизиться к разгадке, то, прикасаясь к истине, та отворяла ей дверь в новые неизведанные бескрайние берега, где запертых на вопрос дверей становилось все больше. Сколько дверей ей придется распахнуть, дабы понять, где и как ступать по столь бренной земле, чтобы выйти из проигрышного положения в выигрышное? Безликий человек в Синей Маске являлся ей во снах, портя красоту, смывая неприкосновенность, владея ею как вещью, без зазрения совести демонстрируя. Почему с ней так поступили? За что? Как посмел? Какие могут быть мотивы? Азула исходила от неизвестности на пыточную лихорадку, роняя крупные слезы, побаиваясь темных углов собственной спальни даже в дали от столицы. Она уже не там, она уже не с ним… а что, если кто-то из стражи — это и есть ее тень? Кто ходит за ней попятам, и ходит ли? Правильно ли она восприняла сказанное провидицей или все не так тривиально, как хочет показаться? Через приоткрытое окно ворвался сильный порывистый ветер, заставляя рамы трещать, а занавески вскружиться в безудержном страстном танце. Азула боязно оглядела темноту, ища того, кто затаился в ней. В ее тени. Взглянув в мрачную одинокую правду комнаты, она поймала себя на мысли, что так больше продолжаться не может — паранойя губит, цепями приковывая, заставляя топтать сердце на одном месте, закрывая путь к собственному прогрессу. Если прямо сейчас она не начнет двигаться, перешагивая через случившееся… как громко кричали ее мысли в тот день… то власть исчезнет также безвозвратно и неожиданно, как ее блестящая, с любовью выкованная корона наследной принцессы. Зуко нет. Зуко больше нет. У нее на пути никого. И именно в эту минуту, в этот фрагмент собственного существования она оказалась так глубоко ранена, смертельно подорвана, мучимая вернувшимися, как когда-то давно, — бессонницами. Азула боялась повторить ту ночь во дворце, когда расслабляющий отвар опьянил и обезоружил ее чутье и разум, дозволяя ночному насильнику одержать верх, словно, этот кто-то был в курсе, когда стоит напасть. Почему все так? Она ведь уже почти забралась на самую верхушку тронного айсберга, как ее взбеленившаяся тень неожиданно и предательски сталкивает в самое леденящее и жалкое дно. Дно болота.
Ступая по рыхлому влажному песку, она забвенно в забытье идет на зов океана, минуя все предрассудки, не слушая монотонный голос собственных инстинктов. То, что с ней произошло лишь бестактно показало, насколько она слаба и беззащитна. Ног коснулся приливный колючий ветер, а затем объял теплый медовый океан. Когда-то им с братом очень нравилось проводить вечера перед сном в тайне от родительских глаз, на этом уединенном пляже: разговаривать, драться и ссориться. Сейчас, как никогда, Азула чувствовала свое беззащитное одиночество, когда рядом с тобой нет даже самых родных. Почему-то так исторически сложилось, что в их семье люди не задерживались, откалывались и убывали подобно луне с каждым днем — по кускам, пока полностью не исчезнут.
— Одиночество уродует даже самые красивые лица… — она поморщилась, когда вновь услышала этот голос, который, словно из ниоткуда пробирался, с каких-то холодных влажных недр. Она не понимала где и как оно ее находит. — Хочешь, я помогу тебе? — этот голос зазывной и певучий, но тем не менее будоражащий и пугающий даже самое отважное воображение. Она молчала, не веря, что голос, который исходит откуда-то из вне, может быть в ее голове. Она сделала пару неспешных шагов назад, выходя из бушующего солоноватого океана, оказываясь на рассыпчатом берегу, продолжая смотреть на ночные масляные переливы на глади воды, больше не слыша чужого зазывного голоса.

— Ло! Ли! — врывается к ним в комнату посреди ночи, зажигая все потухшие свечи, сдирая с них одеяло. Старухи опасливо переполошились, тут же вскакивая и принимая боевые стойки, сонная и заторможенная Ло, испугавшись, что на них совершено нападение, бросилась скручивать сестре руки, принимая ее за ночного вторженца.
— Ай! Отпусти, сумасбродка! — пнула прямо пяткой в хлипкий голень Ли. Ло яростно вскрикнула, хватаясь в ноющую ногу, прыгая на другой. Ли обиженно толкнула Ло, та не удержалась и рухнула на постель, наводя много шуму, кряхтя и изнывая от возмущения и боли.
— Вы просто невыносимы! — вспылила Азула, метая искры в них.
— Принцесса! — синхронно обернулись на нее, полностью просыпаясь. — Ваша техника холодного огня просто восхитительна, бросьте, перестаньте изнурять себя тренировками. Вам это ни к чему, вы же не ваш слабохарактерный брат. Ложитесь спокойно спать, не стоит так фанатично отдавать себя боевым искусствам! — очень заботливо окутывает Азулу Ли, по-отечески поглаживая ее предплечья.
— Вы совсем ненормальные?! — отбрасывает наспех скользкие липкие прикосновения. — Я не за этим пришла.
— Мы думали, что вам вновь потребовалась силовая или магическая тренировка… — задумчиво и немного опечаленно усмирила свой любовный порыв Ли, присаживаясь рядом с Ло.
— Колитесь, старые интриганки, — хлопнула она по столу, выбивая столб огня прямо перед их лицами. — Кто такой: Он и не дух и не человек, — с придыханием и ноткой таинственности начала Азула. — Он и не жив и не мертв. Последний в своем роде, мумия бездонных пустынь.
Старухи обескураженно и очень обеспокоенно переглянулись, словно ведя скрытый диалог в собственных мыслях, при этом, не рождая ни одного слова.
— Мы не знаем, — помотала головой Ло.
— Правда… — опустила вниз глаза Ли, — Бездонные пустыни наталкивают только на одну мысль — всеми известная пустыня Ши Вонг в центре юго-восточного Царства Земли. Существует легенда, связанная с этим местом, — взяла она четки с крупными бусинами расцветки народа огня, безмятежно перебирая шарик за шариком, кажется, напрягаясь, чтобы вспомнить что-то конкретное. — Ни для кого не секрет, что духи существуют, некоторые заперты в чертогах мира Духов — параллельная реальность нашего, потайное расслоение мира, где духи вершат свои законы и правила, будучи сильнее нас — людей, многократно, но, загнанные собственными руками или же судьбой. Но, некоторые духи существуют и в нашем мире, пробираясь через разломы и трещины в реальности.
— Твой дядя побывал в мире духов, — перебила Ло, вызывая у Азулы отвращение при одном звуке его имени. Но, признаться, она была удивлена, ведь никогда о подобном не слышала.
— Откуда вы, старые ведьмы, можете об этом что-то знать? — плещет ядом, испытывая истинное наслаждение, когда оскорбляла или унижала слабых и немощных.
— Он не раз играл с нами в пай-шо, угощая женьшеневым чаем, — не обращая внимания на выпады Азулы, совершенно незлобно и даже подозрительно любезно ответила Ло, мягко улыбаясь.
— Так, это все неважно, что там про пустыни?
— Так вот, — недовольно взглянула Ли на Ло, все еще обижаясь за ее бестактное перебивание на самом интересном. — Существует поверье, легенда, якобы дух знаний Ван Ши Тонг обосновал в пустыне собственную библиотеку, вытаскивая в свет из мира духов, жадно пополняя накопленные знания, отбирая многие труды людей.
— И?
— Это все, чем примечательна пустыня Ши Вонг.
— Старухи, остаетесь за главного! — деспотично и очень дерзко бросила эту новость им в лицо, а сама отвернулась к зеркалу, любуясь своим отражением. — Ваша принцесса пойдет наводить порядки в библиотеке Ван Ши Тонга.
— Но это же всего лишь легенда, там очень опасно. Опрометчиво, вам вот так бросаться из огня в полымя.
— Я вашего мнения не спрашивала, — бесстрастно поправила свои волосы, понимая, что ночь будет длинной. — Вот когда спрошу — тогда выскажетесь, — резко обернулась к ним, вся исходя на гадости. — Скажите мне, бабки, кто такой Кох похититель лиц? И почему я слышу его голос?
— Голоса даже в нашем мире, наполненном духами — дурной знак, — сказали они хором, практически пропевая.
— Мы ничего не знаем про Коха, кроме того, что страшнее убийцы нет, ведь он отбирает самое важное у человека — его лицо, а вместе с тем и душу, оставляя безликую оболочку, — продолжила Ло.
— Мы видели это всего лишь один раз в своей жизни, — подтвердила Ли. — Девушка из Северного племени воды с необычайным рвением пыталась спасти собственного брата, которого этот дух лишил лица.
— Если ты видишь и слышишь этого духа — это еще более дурной знак. Он хочет похитить твое лицо, — нагнетает и без того Ло. — Присвоить его себе.
— Зачем он это делает?
— Мы не знаем… — устало переглянулись сестры. — Возможно, знания, что хранятся в библиотеке Ван Ши Тонга, если она существует — помогут вам защититься от этого настырного и очень опасного духа.

«Перестань испытывать мое терпение, если ты надеешься на слова раскаяния — ты этого не получишь, это не в моем характере», — Азула эротично закинула ногу на ногу, бесстрастно вчитываясь в письмо, а улыбка расплывалась сама по себе — он все же не забыл о ней. Он ни на день не забывал, но папа сам виноват в том, что заставил свою дочь усомниться в собственной нужности. Он считает их с Зуко забавными игрушками, и, если Зуко на такое согласен — согласен на любые унижения, только чтобы вновь получить от отца одобрение с почестями, то Азула же была уверенная, что ей отцова доброжелательная улыбка ни к чему, дабы самостоятельно набивать себе цену. Уж тем более, когда в ней — в принцессе — столько человек нуждается. Все держалось на ней, поэтому, ломать только устаканившийся размеренный мир, с интересными грядущими приключениями — очень недальновидно и опрометчиво. В стиле Зуко. Но не Азулы. Наверное, если бы что-то подобное Озай писал ему, то братец, тут же, бросил бы все дела, лишь бы оказаться у отцовских царских ног. Жалкая пародия на Озая, этот Зуко. «Немедленно возвращайся в столицу, аватар вернулся! Твой брат во всю его разыскивает. Противный мерзкий Джао решил выслужиться и поймать аватара первым. Я хочу, чтобы это дело проконтролировала ты», — отодвигает письмо, вперив взгляд в размашистую бархатную картину крадущегося тигра над своей кроватью.
— Ага. Сейчас. Разбежалась. Уже бегу и падаю. Что еще сделать? — саркастично и безжалостно рассмеялась Азула, представляя лицо собственного отца, и то, как в неистовстве он берет что-то тяжеленькое и тотчас же швыряет в стену, хватает вещи со стола, расшвыривая по разные стоны, избивая столешницу кулаками, поджигая все вокруг. — Ты хочешь, папа, чтобы я и какие-то никчемные мужичонки работали в одной команде? Пф-ф, этому не бывать! — злится, сжимая кулаки, считая каждого мужчину потенциальным насильником. Если Азула собралась становиться Хозяином Огня, то ее воля должна быть несгибаемой, ни о кого независящей, и уж тем более от страха перед собственными родителями, братьями или дядьями.
«Письмо могут перехватить, прочитать, поэтому, не жди от меня слов любви, но знай, что я погорячился и я очень сожалею о твоем отбытии. Жалею о своем столь импульсивном порыве. Ты же должна знать меня лучше всех — я не могу это контролировать…».
— Вздор! Еще как можешь! — расхохоталась с новой силой. — Просто не хочешь!
«Ты мне нужна в столице». Азула отбросила письмо небрежно и очень обиженно — мир вокруг сгустился, события пытаются помешать судьбе вершиться, все что происходит — словно мельтешащий шум, отгораживающий от истинной цели. Признаться честно, у Азулы затряслись поджилки, стоило ей увидеть печать отца на письме, она боялась его открывать несколько дней, находя оправдания, откладывая в долгий ящик, решаясь только сейчас, когда приходилось прощаться с Угольным островом. Отец вселял в Азулу разного рода чувства, от неразделенной любви, до бушующей ненависти, но страх перед его всемогуществом был сильнее всего, она уважала его, обожая нерушимую стать, и когда ей становилось слишком невыносимо — она вспоминала папу в самые сокровенные моменты, которых не видел бы никто. Она вспоминала, как он играл с ней в куклы, как брал маленькую на руки, как обучал ее мастерству огня, говоря, что то пламя, что горит в ее глазах — истинный талант, которым обделен ее ничтожный брат. Азула знала Озая с многих сторон, и отцом он был замечательным — чутким, заботливым, в меру строгим — но не с Зуко. Его особенностью в воспитании, если он вас очень любил, — было беспечным и легкомысленным потаканиям всем материальным желаниям. Он готов был купить ей все на этом свете, что, собственно, и делал, пока Азуле это изрядно не поднадоело. «Что ты хочешь? Ну что? Скажи мне, и я все сделаю», — брал ее за руки, когда она, недовольная очередной стычкой с Зуко, плакала, он дожидался того момента, когда слезы прекратят, а на лице засияет смущение или довольная улыбка. И тогда, у Азулы стали появляться самые различные платья, короны, игрушки, кортики и позолоченные сабли, которыми она злорадно хвасталась перед старшим братом, которому ничего этого не доставалось, поначалу — потому что он будущий мужчина и должен стать сильным через лишения, а затем — просто потому что отец что-то не поделил с Зуко. И как, должно быть, обидно было ее брату, когда, про все эти подаренные с легкой руки отца сокровища — забывали, бросали и никогда не вспоминали, после чего, многое принцесса растеряла, раздарила или использовала как шантаж. И ей искренне было не жалко, только такой засранец как Зуко мог придавать большое значение бездушным холодным вещам, вселяя в каждую особый смысл. Кортик, что подарил ему дядя Айро из стен Ба Синг Се, Зуко хранит, наверное, и по сей день. Азула тогда была вне себя от полученной куклы, как можно ей — лучшей ученице боевой академии дарить куклу, тогда как брату нож? Неужели он не видел, что это неравноценно, с учетом, что Зуко очень посредственно дрался и отбивался от атак, дарить ему такое оружие — все равно что приговаривать к смерти, да этот нож Азула могла с легкостью выхватить у брата, ударяя прямо в сердце. Они даже разыгрывали с этим подарком маленькую драку, в которой, Зуко ведь ничего не успел понять, распахивая в недоумении глаза, будучи безжалостно побежденным. Азула так громко кричала и истерила с того, что Зуко посмели подарить оружие, а ей — игрушку, оскорбляя и плюя в саму душу, как вокруг собралось множество служанок, даже мама прибежала, а Зуко хвастался у них за спинами, посмеиваясь над сестрой. Вспоминая сейчас, Азулу бросало в ехидство, она устало прикрывает глаза, гортанно и низко посмеиваясь с того, какие же дети порой злобные и глупые. Зуко с дядей Айро в придачу выпросили у нее в тот день колоссальное количество слез, она в ярости кричала, разорвала шторы, поджигая, пытаясь бежать за братом и поджечь его волосы, отобрать ножик и сбросить с балкона, чтобы тот не достался никому. Мать была как обычно строга к эмоциональности, просто-напросто не понимая из-за чего можно устроить такой погром. Бедные служанки — они весь день приводили гостиную в порядок. А потом пришел отец, возмущенный громкими криками, он сурово и раздраженно спросил: «Что вы так орете? Вы не даете мне работать!». «Папа!», — заверещала тогда Азула, придерживаемая Урсой за плечо. «Папа, это все она», — бессовестно ябедничает тут же подбежавший Зуко, показывая пальцем: «Дядя подарил мне кортик, а она взбеленилась как свинобраз!», — смотрит на него снизу вверх. О, и тогда лицо Озая поменялось, приобретая сострадальческие отцовские нотки, он присел, развел руки в стороны, подзывая свою дочь. Она вырвалась, хоть Урса уже и не держала ее, недовольно покачивая головой. Азула достигла отца очень быстро, и когда он объял ее своими большими сильными руками, поднимая над землей, над всеми ними — она как-то быстро успокоилась, потирая глаза, нервно пыхтя. Мать и брат тогда смотрели на нее одинаково неодобрительно. «Пойдешь мне помогать?» — улыбнулся ей Озай, на что она без раздумий кивнула. «Какая ерунда этот кортик, — развернулся и стал удаляться, приговаривая: «Я тебе иайто (прим. Иайто — японский тренировочный меч для иайдо — искусство внезапной атаки или контратаки с использованием японского меча) подарю». «Какого цвета?», — изрядно выбившись из сил, повисла на нем Азула, смотря из-за отцовской спины на ошарашенного и уничтоженного Зуко, которого сразу же подбежала обнимать мама, ласково и нежно поглаживая по голове, кажется, теперь заплакал уже Зузу. «Какого хочешь!», — ярко, громко и очень обнадеживающе бросил Озай.

— Значит так, девочки-белочки, — грозно из-под ресниц посматривает на них, словно они: обвиняемый и пострадавший, а она их неприступный судья. — Нам с вами потребуется пересечь Царство Земли, — не успела Азула договорить, как Мэй недовольно и очень демонстративно вздохнула, вызывая к себе только злобный взгляд, а Тай Ли радостно хлопнула в ладоши, несдержанно восклицая:
— Ура! Приключения!
— Куда лучше и не скажешь, — продолжила, насупившаяся Мэй. — Родители если узнают — убьют.
— Вообще-то, мы здесь для того, чтобы поддержать Тай Ли! — Азула очень собственнически притянула ее к себе.
— Поддержать? — подперла подбородок Мэй. — Хороша поддержка, мы бы прекрасно валялись на пляже, облизываемые теплыми волнами — нет, нас такое не устраивает…
— Это, прошу заметить, всегда не устраивало тебя! — ткнула в нее пальцем Азула.
— А я не против, говорят, в Царстве Земли очень красивая модная одежда и самые вкусные сладости, — заулыбалась Тай Ли, спиной отклоняясь назад, достигая руками пола, она отрывает ноги, переворачиваясь и снова вставая на носки. Этот элемент вышел у нее великолепно, на что Азула и Мэй скептически переглянулись, давая Тай Ли понять, что это вышло крайне неуместно и ужасно.
— Вообще-то, нас ждет бескрайняя пустыня Ши Вонг! — поправила ее Азула.
— Э-э… — замычала Мэй, явно желающая взять верх над ситуацией. — Зачем?
— Идем разгадать загадку. Отец только что прислал письмо, — обворожительно потрясла она его печатью на листке пергамента перед подружками. — В нем он просит посетить тайную библиотеку духа знаний…
— А, то есть столько телодвижений ради того, чтобы книжки почитать? — демонстративно зевнула Мэй.
— А мне нравится! — сделала кувырок Тай Ли, широко улыбаясь. — Я читала, что сок кактуса положительно влияет на кожу и придает глазам особый блеск!
— А я читала, что там орудуют мошенники и воры — маги песка. Не боишься, остаться без головы? — Мэй уставилась на принцессу. — Я поддержу любое твое решение, ты же знаешь…
И тут своей необъяснимой противоречивостью Мэй напомнила Азуле именно Зуко, который сначала говорит одно, да еще и с грозным видом, следом, мягко дополняя совершенно другое. И тут Азула всегда на перепутье, не в силах разобрать истинные мотивы таких людей, а, в прочем, ей повезло больше остальных — ей нет смысла как-то копаться и разгадывать их тайны, она всегда сделает по-своему, перешагивая через любые преграды.
Больше всего, Азула переживала из-за отца, который мог бы нагрянуть лично, если вдруг что не по его, как это было с Зуко — он сам лично сжег его физиономию, да еще так быстро — никто ничего и понять не успел. Азула помнила, как брат свалился на колени, в ужасе исступленно осознавая, кто перед ним, слабохарактерно, прямо, как лживая Урса, вымаливая у разъяренного отца прощение. Да, перед тем как сгинуть, Азула внимала маминым слезам из-за двери ее покоев, она так горько и долго рыдала, папа все время орал и кричал на нее. Жалкое зрелище. Интересно, что такого она должна была совершить, чтобы настолько быстро и безоговорочно настроить против себя отца? Сделать это порой очень легко, а порой — невозможно. Азула судорожно собирала свои вещи, взваливая на Тай Ли, которая была и рада. Азула все раскидала, заглядывая под кровать, надеясь, что ее корона наследной принцессы, ну хоть какая-нибудь, завалялась здесь. «Да брось, наоборот сними, — поддержала ее Тай Ли, — Ты и без нее прекрасна. Не подставляйся лишний раз, Мэй в чем-то права». Ни в чем она не права! Никчемные глупые девчонки, не понимающие, что царственный кортеж и позолоченное пламя в волосах — это истинный признак бога, коим Азула себя периодически и считала. А еще ей было нескромно жаль, аж даже до гулких слез, что Синяя Маска украл ее любимую и единственную в своем роде корону. Она была с гравировкой: «Собственность королевской семьи». Отец ругал — так, больше делая вид, ища повод придраться, Синяя Маска как ни кстати подбросил дровишек в его огонь. Если бы Азула расплакалась и томно посмотрела на Озая — он без раздумий простил бы ей небрежную неосторожность, но Азула была предельно зла даже на отца, считая, что, то надругательство — коллективная халатность всего дворца! Она старалась отгонять от себя те стойкие мысли о неукротимом человеке в маске, которого она и боялась и ненавидела. На самом деле, раскрывать письмо Озая было невыносимо и по этой причине — вдруг он опишет в нем то, как о ней ходят грязные и вульгарные сплетни, приправленные острым враньем. Но ничего этого не случилось, хотя за столь продолжительный период после происшествия — хоть что-нибудь, но вылезло бы… Кому понадобилось с ней так громко в тайне поступить? Тот, кто на это пошел — явный безумец и сумасшедший, а она все еще помнила, какого это — чувствовать в себе его раздутый угол агонии и тщеславия… его член, вроде бы, уже давно из нее вышел, а она не могла в это поверить, считая, что Синяя Маска в ней что-то оставил…
По картам, пустыня Ши Вонг находилась относительно недалеко, бросая взгляд с карты на океан, касаясь перил кармы корабля, принцесса наблюдала за отдаляющимся Угольным островом, где Ло и Ли на удачу рассыпали по берегу деньги, которые, жадно глотали океанические воды, а еще, они нарисовали Азуле число восемь на мизинце, уверяя, что оно дарует успех. Нет, конечно же она во все эти бредни не верила, но старухи так настаивали, что уже просто задерживали всю экспедицию.

Chapter Text

Начищенная до блеска, отполированная, скрывающая самое трусливое и жалкое лицо — синяя маска водяного духа, взирала на принца, а под нею — красиво, словно достопримечательность музея — блистали двойные палаши, в которых он наблюдал собственную растерянность, сменяющуюся настырностью и неугомонной злостью и даже завистью. Урод-Джао посмел все-таки выследить и поймать аватара, наверное, не без помощи сестры… Она все делает для того, чтобы принц не вернулся в столицу — коварный, но такой очевидный, в ее стиле — план, а все из-за того, что она боится. Боится и знает, что истинная участь править страной находится в его руках — в руках Зуко, даже закрывая глаза на его нынешнее погромное положение. Это абсолютно не имеет никакого значения: слово дал, слово взял — так это работает. Дядя прав, говоря, что аватара бессмысленно убивать, и Джао оказался не такой уж идиот, выразив эту же мысль… или, ему кто-то ее подсказал? А что, если дядя настолько сильно не хочет обратно пребывать в Страну Огня — нет, даже не так, — настолько сильно не желает, чтобы возвращался принц Зуко, что в тайне помогает адмиралу прийти к цели первым? Зуко, облаченный во все таинственно-черное, в последний раз собираясь с духом, поглядывает в неживые глаза маски, смело и желанно надевая, с лязгом долгожданно возвращая палаши в ножны. Для того, чтобы упразднить Азулу, ему не требовалось даже лезвие — лишь смекалка, ловкость ума и охотничья хитрость. Наверное, она этого до сих пор забыть не может, но, когда Зуко хоть маленько, хоть ненадолго бренно опускался в тот день, его всего обдавало необъяснимым приятным жаром. Она была неприлично хороша собой даже в таком паршивом положении, она оставалась несгибаемой в ту роковую спусковую ночь, даже когда ничего не решала, а только неосознанно и сладко развлекала королевское самолюбие принца. Должно быть, она с негой вспоминает этот секс, ведь лучше у нее уже не будет, — злорадно улыбается, с упоением разглядывая себя в зеркале, видя при этом кого-то чужого. Его движения стали подобны дикому зверю, нет никого: только он и тьма, которую разгоняло сияние крепости Похай. Он крепко держится за желание пробраться внутрь, только чтобы досадить бдительности Джао, отобрать у него и малейшую надежду на победу. Аватар — всего лишь жалкий трофей, хоть, по сути своей, и неуловимый. Интересно, а где сейчас Азула? Чем она занята? Оттачивает боевые навыки и упражняется в искусстве лжи? Хотя что-что, а именно ложь — это ее коронное. Зачем ей столько вранья? Почему она даже не интересуется им? Это ее коварный план по поимке Синей Маски? Зуко скрыто и довольно ухмыляется, когда прокрадывается в самую глубь крепости, уже наверняка предугадывая куда завезли аватара. Вот незадача: четверо солдат пристально караулят его темницу, на что бы среагировали эти животные, не поднимая шума? Ни на что! Потому что сделать тихо — невозможно. Опасливо, он подкидывает им смятый обожжённый шлем, дожидаясь хоть кого-то, уже прикидывая, что орава этого квартета начнет палить из него что есть мочи. Выбежал один несчастный стражник, после чего принц, ни секунды не раздумывая, свесился с потолка, до мурашек пугая одним только видом своей синей маски, стражник захотел кричать: «тревога!», как принц мимолетно и очень невесомо спрыгивает, грациозно расправляясь со стражником, на самом деле жалея свой народ и своих людей. Убивать своих — плохой знак, разве станет достопочтенный Хозяин Огня убивать собственных людей зазря? Озай — точно да, Зуко — никогда. Но сейчас другого выбора не было: либо они, либо он! Один за другим — без внезапности, очень предсказуемо и линейно окружили его, забрасывая жгучим огнем, тыкая острыми пиками. В ход идут припрятанные палаши, с треском разрубаемые каждую палку, что так опасно торчала. Зуко поглощает их огонь, моментально возвращая, расшвыривая по разные стороны, с чувством вины добивая, пронзая сердце каждого острым клинком. На его мече кровь. Много крови. Он сам весь практически в крови и пропах гарью. Оборачиваясь на единственную железную и очень теплую дверь, Зуко отворяет ее, отскакивая в сторону, пугаясь полуобмороженных лягушек, что поплелись к нему навстречу. А этот аватар — самый конченый идиот из всех, которых Зуко доводилось встречать, он — распятый и прикованный цепями, с ужасом в глазах заверещал, стоило Зуко начать приближаться, вознося над ним смертоносные кровавые лезвия. Ах, как же было сильно желание вспороть ему легкие, отрубить башку, стирая последнего мага воздуха с лица земли. Но тогда ненасытный Джао переиграет ситуацию, забирая победу себе, ведь Синей Маске не уйти незамеченным от столь многочисленной армии. Отец — идиот, раз растрачивает своих людей попусту, доверяя такому недоумку как Джао самых лучших людей! А ему — родному сыну — кровь от крови, плоть от плоти, он не доверил ничего, с позором прогоняя, если бы не Айро… Зуко было бы даже не на чем бороздить океанические глади. Скоропостижный звон цепей, и наручники пали, аватар освобожден, а ведь так хотелось разрубить его пополам, но рассудок берет свое. Аанг — лысый беззаботный мальчишка с нелепой наивной улыбкой, благодарно кланяется, но на любезности не оставалось времени — в дальних залах послышались возня и крики. Зуко хватает аватара за руку выводя из опасных тоннелей, пронзая каждого встречного нападавшего. Они с недорослым Аангом бились бок о бок так, словно всегда знал друг друга. Сила магии воздуха была несоизмерима ни с чем, это словно магия всего сущего, Аанг не давал никому подойти и даже приблизиться, обезоруживая и безвозвратно раскидывая стражу на большие расстояния.
— Спасибо тебе, — благодарно улыбнулся аватар, хватая Синюю Маску за руку, в последний момент уводя от нападающего, смывая холодным ветром. — На счет «три» хватайся за меня! — командует Аанг, видя приближающихся стражников. — Раз, — Зуко не смел в открытую использовать магию огня, вкладывая весь огонь в свои лезвия, рассекая больше и больнее. — Два, — Аанг раскрутил посох в руках, набирая обороты, разнося сильнейший порыв ветра. — Три! Побежали! — схватил его за руку, вприпрыжку выбегая на открытую местность, несясь, как самый быстрый скакун, изрядно изнуряя Зуко. — Хватайся за меня! — командует, пытаясь взлететь. Зуко без раздумий вцепляется Аангу в торс, крепко стягивая, посматривая на собравшуюся внизу взбеленившуюся стражу. — Отбивайся от них! Я буду стараться ровно лететь, — Зуко уже становилось смешно от того, что им командует какой-то лысый глупый мальчишка, который даже меч в руках держать не способен. Стражники кишащей кучкой следовали за ними по пятам, метая грозный огонь, Зуко отбивал его, перенаправляя в противника одними клинками.

— Хм-м, — многозначительно призадумался Джао, наблюдая все это с высоты. — Легок на помине, да еще и маг огня!
— С чего вы взяли? — недовольно уставился на него полковник Шин.
— Не удивительно, что вас понизили, — рассмеялся. — Он режет огонь, как маг воды режет лед. Он не использовал ни одной искры, при этом повелевая магией огня лучше вас, — Джао вопросительно обернулся к полковнику, заставляя того принять гнусное поражение. — Поймать аватара живым! — командует адмирал, уже прикидывая, что набросать принцессе в письме. — На ловца и зверь бежит, — хитро прищурился адмирал, не веря своему везению. — Поймать Синюю Маску вместе с аватаром! Живыми! — резко обернулся, раздавая громкий клич.
Стоило принцессе Азуле прислать его портрет, а, между прочим, рисует она хорошо — точное попадание в цель, как этот недомерок уже прытко спелся с аватаром, сверкая пятками, убегая.
— Адмирал! Цель сбежала! — подбегает к нему сослуживец.
— Я сказал поймать обоих! Немедленно! Где наши лучшие лучники? Живо, сюда!
«Дорогая принцесса, вы как в воду глядели. Вас всегда стоит прислушиваться, вы очень и очень помогли моему делу. Оказывается, человек в синей маске не просто жалкий актер. Он, однозначно, на кого-то работает… на того, кому требуется голова аватара, или же, он, наоборот на стороне этого паршивца, потому, как я иначе никак не могу объяснить его этот добродушный жест по вызволению аватара».

Что это было? Почему принц Зуко оказался в густом пышнокронном лесу? Свет неярко отбрасывает тень на бледную лоснящуюся кожу, он внимает приятной легкости бытия, ему так необычайно спокойно дышать. Он судорожно касается своего обнаженного лица, с позором понимая — лик его был постыдно раскрыт, что тайны не получилось. Аватар — самый настоящий сердца обличитель. Голова гудела, в погоне что-то с силой приземлилось о его голову, оставляя раздутую болезненную шишку.
— Думаю, — доносится до него детский неразумный голос. — В другой жизни, скорее всего, мы могли бы подружиться… — в его словах скорбь о потере, но при этом и радость от громкой победы. Для Аанга Синяя Маска больше не тайна, для аватара вообще не было тайн. Никто так не унижал его честь и достоинство, как это играючи и непосредственно сделал аватар. Азула и Джао ни в коем случае не должны узнать настоящую личность, скрывающуюся под речным духом. Все этот назойливый Аанг… Глупый мальчишка, наполненный романтичными мечтами, прямо, как когда-то сам Зуко. Да, он считал, что отец полюбит его, ну, или хотя бы заметит, оценит по достоинству и перестанет издеваться и оскорблять… после маминого ухода он всегда нападал и растирал гордость принца при всех, совершенно не щадя его чувств, поощряя тоже самое в Азуле, а та и рада… она ведь до сих пор говорит самые пошлые и мерзкие гадости. Ладно его, но дядю Айро-то за что? Он ведь так хорошо всегда относился к ним… Зуко еще какое-то время вспоминал свою семью, очень сильно желая вернуться к ним, очень сильно, просто по-человечески скучая… Мама… где же ты сгинула, когда твоему сыну было так ужасно и больно? Неужели, тебе хватило сил и наглости выбросить его из своего сердца? Нет, она бы никогда так не поступила по собственному желанию, ее вынудили… А Аанг все говорил и говорил о своих жалких никчемных эфемерных чувствах, сожалениях, о какой-то мнимой дружбе… Что есть дружба, когда есть семья, а семейная кровь — самая крепкая, и в конце концов — семья важнее всего. Никакие друзья не заменят по-настоящему родных и близких. Он вспоминал их тайные беседы с сестрой, да и не только беседы. У них с Азулой накопилось так много тайн и нерешенных проблем в прошлом, наверное, она очень обижена на него и по сей день. Что же он наделал? Зачем он так поступил с ней? Ей ведь, наверное, очень больно, она, наверное, много и долго плакала, разнося все, что попадется под руку — в щепки. Но тогда, много лет назад, когда он еще не заработал очерняющий душу и тело шрам, у Зуко просто не было выхода, вернее — он его не видел… Эта жаркая петля становилась слишком тесной — душной, болезненной, это сейчас, когда прошло пару лет с его изгнания — он рассуждает иначе, а ведь на тот момент он был уверен, что избранный им путь — единственно верный. Сожалеть о чем-то — его давняя черта, которая досталась ему именно от матери, у нее было такое отчужденное лицо, стоило им остаться наедине, словно, она не любила никого в этой жизни, даже собственного сына. Отец с Азулой, если бы увидели его сейчас таким разодранным и слабым — тотчас же добили бы, раздраженно посмеиваясь. Как так можно, мы же родные? Закрывая глаза, нервно вынуждая позабыть прошлое, Зуко резко приподнимается, возмущенный, разбереженный, словно рана — наполненный исполинским гневом, ненавидя возмутительно назойливый голос Аанга, что казался надоедливым монотонным жужжанием комара — без сожаления сгоряча палит в него яростным обжигающим огнем, желая оставить на его башке такой же след, что красовался на собственном лице Зуко. Чтоб повадно не было!
Возвращался он очень уставшим, побитым и измученным, пробираясь, как он считал — очень бесшумно, мимо дядиной каюты, не замечая, как ушло Айро приоткрыл дверь, с придыханием наблюдая за тем, как племянник еле волочит ноги. Зуко был крайне подавлен, Айро всерьез задумался над состоянием принца. Да, первый год самый тяжелый, но вот уже идет третий, а Зуко легче-то и не становится, даже ромашковый чай с мятой не имеет должного эффекта. Как бы принц не старался делать все скрыто и незаметно, он в своем репертуаре — громко и плотно захлопнул дверь, да уж, шпион из него никчемный… Лу Тен когда злился, вел себя похожим образом, а ведь он тоже был молодым горячим подростком… Айро, тихо, стараясь не греметь, будто в его каюте тысячи спящих детей — отворяет нижний ящик стола, доставая оттуда закупоренный кувшин, ставя на стол. Чайник вовсю призывно дымил, Айро наливает себе в кружку чаю, половину оставляя пустой, следом доливая дурно-пахнущий напиток из кувшина. Он очень скрывал свою любовь к саке, считая, что саке, если понемножку — действует как лекарство.
Зуко устало плюхнулся на кровать, осторожно проползая пальцами в секретный узкий зазор между матрасом и стеной, нащупывая что-то предельно знакомое гладенькое и тонкое, он выуживает, зажимая плотно между большим и указательным. В королевском золоте отразилось его задумчивое выражение, он поправил подушку, приподнимая, рассматривая блестящую отполированную корону, медленно переворачивая. В самом низу, были выгравированы слова: «Собственность королевской семьи», — да, такое нигде не купить, особенно — оригинал. Не зря Созин подарил свою старую корону Року — аналогов подобного больше никогда не встретится. Эти короны отливались каждому под заказ, периодически меняясь год от года, обычно, никто не переплачивал за новую корону — переплавляли из старой. Она, конечно не чистое золото — иначе бы давно развалилась, там было больше платины, золото — так, для цвета, и все это мешалось с палладием — металл платиновой группы, но более прочный и долговечный. Зуко ухмыльнулся, ведь в свое время сам лично побывал на изготовлении подобной, а глупая Азула без понятия, что носит не чистое золото, да она, навряд ли вообще в курсе, что золото — это слишком мягкий металл. Она девчонка, ей бы украшать себя, причем боевые искусства украшали ее не меньше чем драгоценности и платья. Стоило ей как-нибудь по-особому разодеться — она исходила от величия, которым, прямо холодом обжигала. На ней хорошо сидело все… Зуко и не предполагал, что из них двоих он будет первым, кто так сильно станет желать встречи, что он один из первых, кто с таким рвением будет вспоминать ее. Он помнил, как она нескладно пела на уроках искусства, как делала подлянки Мэй за то, что та лучше поет. Зато у сестры хорошо получалось играть на флейте, правда, Азула забросила это дело, отдавая предпочтение политике и стратегии. Если дядя обожал пай-шо, то Азула была королевой шахмат, хотя Зуко считал, что для подобного его сестра слишком глуповата. Она выстраивала шахматные фигуры на огромной, простирающейся на столе карте, белые — враги, красные — воины страны огня. Она властно и деспотично заставляла Зуко играть с ней, и он проигрывал раз за разом, потом убеждая себя в том, что он ей всего лишь добропорядочно поддался. И это была ложь… кажется, он много врет, прямо, как его сестра.

* * *

«Достопочтенная принцесса, ваш скользкий мерзкий братец идет и следует за мной по пятам. Получив одобрение со стороны вашего отца, я стараюсь не дать принцу Зуко возможность вернуть свою честь…», — Джао легкомысленно отрывает кисть от пергамента, утаивая личный козырный интерес, но, ведь, это не имеет никакого отношения… Он решил, что под шумок у него получится быть более проницательным, хитроумным и ловким, чем беспардонный, идущий напролом бесхитростный принц Зуко. Да, Джао уже никогда не стать крон-принцем, потому что его отец или дед не являются Хозяевами Огня, но, не растерявшись, его мысли напутствующе и уверенно шепчут: «Мы пойдем другим путем!». Да, зачем давать принцу Зуко вернуть свою честь, когда это может стать преградой на пути к собственной власти и величию? Джао мыслил и возгорался от своих же идеалистичных горячих идей, подгоняемый уверенностью, что занять место в центре страны и прямо у ее правительства, а в самом лучшем исходе — вершить закон и писать историю самому — однозначно его судьба. Но для этого надо сместить паршивца и бледное серое пятно с королевской династии Страны Огня — принца Зуко. И тогда, после поимки аватара, он убьет двух зайцев: и не даст Зуко восстановиться в правах о престолонаследии, и сможет просить у Озая высшую награду за поимку такого важного и неуловимого преступника как последний маг воздуха. И этим требованием будет просьба руки и сердца дочери самого Хозяина Огня. Да, Джао происходил из достаточно обычного, и ничем непримечательного дворянского рода, но даже это не умаляло его накала и напора, это только поддевало и вдохновляло, окрыляло выбиться в верха, пролететь над этим миром яркой падающей звездой, на которую все в один миг — с разных концов света, будут смотреть и молить о исполнении собственных желаний. Но сначала, Джао должен выполнить собственные алчные мечты и цели, дабы выполнять уже и чужие. Принцесса явно благоволит ему, ей явно приятно его общество, ей явно также сильно хочется унизить и изничтожить собственного брата: лучше чем она, союзника просто не найти. Джао расплывается в дурманящей улыбке, прикуривая из толстой деревянной трубки, которая в точности повторяла очертания давно вымерших драконов, с воодушевлением и улыбкой отпуская прогорклый концентрированный дым ввысь. В каюте стоял душный никотиновый смрад, которым пропахли даже чернила. Да, адмирал нервничал и переживал, допуская, что все может сорваться, и что такой поганец, как принц Зуко, сможет преподнести какой-нибудь пренеприятный неожиданный сюрприз. И тогда все. Никакой принцессы, никакого титула, никакой власти. Зуко никогда не допустит Джао, после всего случившегося — до политических серьезных курьезных вопросов. Зуко, однозначно, и совершенно точно был злопамятен, шкодлив и заносчив. Он вцеплялся в какую-то идею, словно безумец, наверное, когда он по ночам засыпал, то с его уст не переставая слетало слово «честь». Да какая может быть честь с таким уродливым пригарком на лице? Джао надменно и низко посмеивался, гортанно хрипя, выпуская очередную порцию гадкого невкусного дыма. У него уже изрядно вскружилась голова, а мысли невозможно путались, сознание расплывалось как песок на берегах во время бушующих волн. И, кажется, что-то уносило адмирала Джао в бездонные края, умиротворенно раскачивая туда-сюда, туда-сюда. Он прикрывает устало глаза, представляя лицо принцессы, вспоминая томность ее бездонных безнравственных глаз. Внутри, по всему телу расплывалась бурная нежность, обожание и восхищение. Она была истинной звездой в короне своего отца. Неудивительно, что Озай не спешит обручать ее с кем-то, надо быть идиотом, чтобы такого гениального стратега схоронить в свадебных и бытовых хлопотах. Классическая свадьба — это явно не про Азулу. Но! Ей можно посулить выгодой. Она сама охотно пойдет на сделку. Брак — ничто иное, как заключение договора двух противоположных лиц. Он — ей, она — ему. Джао распахивает глаза, посматривая на недописанное письмо.
— Адмирал, к вам посетители, — отворяет дверь стражник, впуская ораву напыщенных и не особо умных мужланов. Как таких земля носит? Джао лично готов отвернуть голову каждому и расхитить их корабли — настолько скверные люди только что переступили его обитель. Как они смеют так вальяжно и важно ступать по его кораблю, осознавая, что этот грозный флот ни кого-нибудь, а самой Страны Огня! Он смотрит на них исподлобья, отодвигая курительную трубку, с любовью и уважением, примостив в нефритовую подставку.
— Я полагаю, вы знакомы, с принцем Зуко? — неспешно и очень аристократично интригует их, посматривая в эти побитые несуразные морды. Да, бороздить океаны — сложное занятие, еще более сложно сохранить сверкающую улыбку или не умереть, отправляясь в долгое плавание. И так, как они почти все беззубые, им, видимо, не так явно, как всем разумным морпехам, что в далекие плавания, следует брать апельсины не крохами, а ворохами. Они не принадлежали ни к одной нации, так как этот сброд либо сам отрекся от всех обязательств когда-то, либо же их с позором, подобно принцу Зуко — за что-то просто-напросто вышвырнули. Им ничего не оставалось, кроме как стать подлыми продажными убийцами и доносчиками, грабителями и шулерами. Самые узнаваемые во всех частях света — угрюмые и неотесанные пираты. Интересно, и как же принца Зуко угораздило с ними связаться? Может быть, его уже тянет на пиратство, просто, в итоге, из-за сложного характера принца они что-то не поделили? И уже те, отказали ему в инициации в пираты? Джао отпустил возвышенный для себя и, унизительный с их стороны — смешок, украшаемый кривой ухмылкой.
— Плати золотом! — отозвался самый дерзкий из них, примостив у себя на плече уродливую одноглазую птицу.
— Будет, — отворяет ящик рабочего стола, вываливая крупную шкатулку на стол, — вам золото, — те глупо и жадно оскалились, начиная пробовать металл на вкус.

— Принц Зуко, — осторожно, боясь нарушить его незыблемый покой, украдкой входит Айро, но при этом держась очень уверенно и по-родительски стойко.
— Я не играю на роге Цунги! — и тут, конечно же, принц врал, на самом деле отменно и блистательно зная весь аккомпанемент его звучаний. Зуко был способен сыграть практически любую мелодию, при этом, совершенно никогда не сбиваясь, а также не отвлекаясь. Музыка не была его страстью. Но он просто понимал ее. Понимал, как она должна литься, вместе с тем, его сердце из раза в раз рвалось на части, стоило ему услышать сладкие тягучие песнопения этого инструмента. Он не считал себя эмоционально сдержанным человеком, на самом деле, стараясь исключить большинство раздражителей, что могут вызвать в нем преступные сильные чувства. Он брал всех этих людей, вместе с вещами, сгребал, как ненужный хлам и, с полным спокойствием и облегчением, выбрасывал в бездонное бескрайнее забытье. Надо уничтожать любые намеки на эмоциональный шантаж, к вещам привязываться нельзя! А ведь люди — те же красивые тряпки, что остались в его комнатах во дворце в столице. Они также непостоянны, марки и недолговечны. Да и нужны ли люди и это окружение? Как показывала его жизнь — все это оказалось выброшено стремительно и без оглядки. Его собственный отец обошелся с ним как с насекомым — просто шел и раздавил, совершенно не думая, что, возможно, умертвил своей безалаберностью и халатностью прекрасную порхающую бабочку, что обязательно вылупится, как только гусеничка наберется сил!
— Я беру ваших людей! — громкий, уверенный и безжалостный голос Джао размазал спокойствие принца, полностью отрывая от него недавно обретенное, слегка эфемерное, чувство собственного достоинства и собственного дома. Он пришел, чтобы разрушить его окаянную жизнь окончательно! И это все из-за Азулы! Она мстит ему! О духи, насколько же она мстительная мегера! — взвыл Зуко, не понимая, как ему действовать дальше, ведь она как божество — всеобъемлюща, неуловима и очень сильна. Всегда гениальная в своем неприкрытом и вязлом вранье. Она как топкое болото, вляпавшись в него раз, он уже не мог выбраться, оно засасывало посильнее зыбучих песков. Она хотела его поглотить, утопить, изничтожить, чтобы он захлебнулся от собственной плюгавости. Зуко обомлел от того, насколько она все же оказалась бесчеловечна, насколько она беспринципна, что готова ради мести спать с таким отморозком, как Джао. Со старым седым отморозком! Верзилой! Он прикрыл руками лицо, не понимая, как ему избавиться от нее, как ему порвать с ней любые связи, даже будучи взаперти в открытом океане? Вездесущая, коварная кровопийца! Его сознание истерило и кричало, отдавая сковывающей болью в грудине. Зуко схватился за ребра, не собираясь показывать ни Джао, ни дяде, свои истинные переживания и чувства.
— Что?! — незамедлительно гаркнул на него Зуко.
— Я завербовал их на экспедицию на Северный Полюс, — с выигрышем и удовольствием сообщает, видя, как размазывает его честь окончательно. Ох уж этот молодой и горячий мальчишка, он так рассердился, что яростные искры трепетали на каждое движение.
— Дядя, это правда? — надежда все еще горела в принце, когда он обратился к Айро, ведь этот жалкий старик так клянется ему в безвозмездной любви.
— Увы, да, — без каких-либо эмоций, сдаваясь без боя, сказал он. — Он забирает всех. Даже Кока, — на этих словах, Айро прикрыл глаза рукавом, утирая слезы.
«Какой нахрен Кока», — Зуко не верил в услышанное, его дядя — дракон запада, так просто и смиренно сдается! Зуко сдерживался из последних сил, чтобы не придушить не только Джао, но еще и самого Айро. Он, держал оборону у стен Ба Синг Се шестьсот дней, чем всегда хвастался и гордился. Будучи маленьким, Зуко отчетливо это помнил. И все это ради чего? Ради чего он пошел набивать статус дракона, вырезая сердце последнему огнедышащему? Чтобы сейчас плакать по жалкому уборщику Коке, что вечно треплется с ним за игрой в пай-шо? Это твоя любовь, дядя? — вспылил от ярости Зуко, ненавидя сильней всего в данную минуту именно его. Нет, не подонка-Джао, кто он вообще такой? Но дядя… Зуко был прострелен его предательством в самое сердце и легкие, дышать становилось все тяжелее и тяжелее. Глубокий вдох не удавался — множество невидимых пик пронзали его меж ребер, не разрешая отдышаться. Какая же это сильнейшая обуревающая боль… Просто безумство! Зуко тлел на собственном огне, умиротворяясь лишь от мысли, как сожжет каждый клочок этого продажного судна!
— Жаль, что вы не будете присутствовать при поимке аватара! — поддевает его Джао, смотря в горящие ненавистью глаза принца. — Но я не хочу, чтобы вы мне мешали! — смешок, в котором Зуко видит отголоски своей сестры, моментально срываясь в бой.
— Нет! — Айро вцепился в Зуко, подавляя, хватая за запястья, остужая его непомерный юношеский торопливый и бессмысленный пыл, не давая причинить адмиралу хоть царапинку. Глупец Зуко не понимает, как дядя сам желал влепить нахальному Джао. Но не сейчас. Эмоции — это та валюта, которую нарекли бы фальшивой. Это не то, как стоит прямо сейчас поступать, бездумно отдаваясь в лапы огненному ядерному буйству, ведь через несколько минут, и после хорошего женьшеневого чая, Зуко непременно забудет о невзгодах. Он моментально возгорался, но, также молниеносно и остывал.
Джао демонстративно повернулся к нему спиной, давая понять, что тот еще не дорос, чтобы лицезреть ровное лицо адмирала. Ему нравилось причинять Зуко сильнейшие моральные страдания, он словно жег его на невидимом огне, а сам весь радушно расправлялся с собственной неуверенностью, ведь именно принц — то яблоко раздора, что может угробить и похоронить все, к чему так стоично, и не сворачивая, продвигался Джао. Но что это? Взгляд зацепился за нечто, что висело у принца так беззастенчиво и опрометчиво, прямо в каюте. А он вел себя как самый громкий и возмутительный серийный убийца — он непомерно мечтал быть пойманным. Он оставлял подсказки, словно играючи. Джао это слегка даже немного взбудоражило, напугало, ведь он тут же вспомнил слова принцессы: «…Он совершил самое страшное преступление, которое только можно совершить над женщиной… Напал, оглушил, ограбил, да еще и посмел надругаться…». Неужели принц Зуко мог быть на такое способен? А также на освобождение аватара? Джао неотрывно смотрит в перекрещенные, отливающие бронзой, парные палаши, что так беспардонно красовались у всех на виду, прямо в комнате Зуко. Это подсказка? Или странное совпадение? Он протягивает руку и тут же снимает оттуда хладный, безобидный на первый взгляд, меч. Хм-м, ни одной окислившейся полосы… но ведь мечи даже в ножнах ржавеют, если ими не заниматься и не использовать. А здесь корабль, принц бороздит моря и океаны, следовательно, воздух наполнен влажностью даже внутри кают.
— Я не знал, что вы владеете палашами, принц Зуко, — резко обернулся к нему, внимая его испуганный и вороватый вид, словно, его только что словили на преступлении. У Джао не оставалось ни единого сомнения — слова — лишь пустышки, порой, лишь реакция выдает истину. И принц дал Джао возможность подозревать. Да, доказательств, пока никаких. Но это хоть что-то. Да и все сходилось: опороченная подруга принцессы, что несет откровенно угрозу и ее чести, а также освобождение аватара, чтобы тот не попал к Озаю через руки, непосредственно, адмирала. Гениально! Джао растянул губы в довольной улыбке, будучи уверенным, что еще пара мгновений, и голова Зуко будет украшать виселицу. У него ведь даже глаза горят, как у настоящего преступника… Джао был озадачен, он знал, что немедленно напишет принцессе разоблачающее письмо, но не сейчас, после осады Севера… а то на все рук не хватит. Тем более, о Зуко не стоит беспокоиться, адмирал задумчиво провел ладонью по лезвию, вглядываясь в свое отражение. Да они же наполированные до блеска.
— Не владею, — сразу же отозвался потерянным и очень отстраненным голосом, вставая ближе к дяде. Да, он ищет защиты. — Они старинные. Для украшения.
— Вы не слышали о Синей Маске, генерал Айро? — деланно и очень дерзко игнорирует принца Зуко, подходя ближе, крутя меч в руке, демонстрируя, как это делала Синяя Маска.
— Это слухи! — тут же осадил его Айро. Ну кто бы мог и усомниться в том, что эти двое неудачников заодно? Как ужасно, что даже генерал причастен к таким злодеяниям, — Джао был разочарован в обоих настолько сильно, что сам удивлялся, что такое возможно. Куда уж сильнее? — Вряд ли он существует, — поставил точку в этом вопросе Айро, явно поддерживая принца.
— Он существует, — Джао смотрел на них, как на неудачных актеров. — Это преступник и враг Народа Огня. Но, я чувствую, правосудие его скоро настигнет, — не было времени разбираться с этим сейчас, но, адмирал все запомнил, он все непременно запишет. — Генерал Айро, — вдруг уходя, даже не удостоив взглядом — остановился. — Мое предложение присоединиться ко мне — остается в силе, — держи друзей близко, а врагов еще ближе. Джао уверенно удаляется, не скрывая своей уверенной улыбки.

— Зуко! — резко дергает его дядя, угрюмо и с недовольством всматриваясь, выжимая из племянника стыд и презрение.
— Спасибо, дядя, — хватает его за руку, пока сердце, бешено, как птица в клетке, трепыхалось, норовя разорвать грудину. — Если бы не ты, меня бы уже тут не было, — Зуко сменил гнев на милость, в данную секунду обожая и возвышая дядю надо всеми живущими людьми в этом бренном и покинутом мире. Теперь нет никого. Остался один дядя, и Зуко будет крепко держать его руку до тех пор, пока его рука не станет отягощающей. Но прямо сейчас — ты нужен Зуко. Он смотрел на него взглядом, полным страха и отчаяния, кажется, складывая картинку воедино.
— Он все передаст! Он передаст! — Зуко ошарашено всего затрясло.
Айро недобро сощурился, ощущая, что Зуко сотворил что-то очень нехорошее, раз прямо сейчас того всего на глазах разрушило. У него есть какая-то тайна. И дядя давно подозревает, что его племянник чем-то промышляет. И вот оно как — он Синяя Маска. Да, было не трудно догадаться, особенно, когда их каюты находятся столь близко друг к другу, и когда Зуко без стеснения выходит и возвращается, не смущаясь своего странного перевоплощения.
— Скажи, у тебя раздвоение личности? — на полном серьезе спросил его Айро, не зная, как еще можно оправдать действия горячо любимого племянника.
— Что? — не понял Зуко. — Нет! Ты что! Это я, — начал шептать. — Это я освободил аватара из лап Джао в ту ночь, поэтому меня разыскивают, — ищет в том поддержку, после чего лицо Айро расслабляется, и он, хоть и удрученно, но все же со спокойствием выдыхает — его племянник герой!
— Я же не мог показаться им вот так, — указывает на свое лицо, непосредственно в черствый шрам. — Все бы поняли.
— Я знал, что ты — водяной дух, но не это главное… — пригнулся, отводя его в дальний угол каюты. — Мы перехитрим адмирала. Да, я, думаю, он действительно подослан твоим отцом…
— Азулой! — перебивает, нервно крича.
— Тс-с. Почему же Азулой? — непонимающе вскинул брови Айро.
— А… ну… я просто так решил… — растерянно огляделся Зуко, понимая, что ему лучше молчать, иначе — ему несдобровать.
— Хотя, вполне не удивлюсь, если Озай натравил на тебя Азулу, а она Джао… Это вполне похоже на их план. Смотри, — начинает успокаивать, показывая на пальцах, — только не пугайся сказанного. Обещай, что не подашь виду. Времени мало, чтобы болтать. Джао спланировал нападение! — угрюмо и очень серьезно посмотрел на Зуко, больно сжимая его руку, чувствуя, как тот готов побежать в трусливой отместке за Джао. — Вспомни все, чему я тебя учил! Надо быть хитрее! А ты — всё как на духу, всё как наивный! — Айро нервничал, ведь время поджимало, и если Зуко сейчас не услышит его, то это их последний разговор.
— Я слушаю, дядя, — сделал пару глубокий вдохов, уверяя, что с ним все в порядке.
— Тогда вот план: ты остаешься здесь. Кто-то заложил здесь взрывчатку, я нашел ее в капитанской каюте и по бортам — такие склизкие мягкие шарики, что крепятся под выступы. Это технология Страны Огня! Это точно Джао. Возможно, и не без помощи наших добродушных родственничков.
— Я бы сказал — душных.
— Не паясничай! — пригрозил ему пальцем. — Огонь взлетит, будет взрыв. Но так надо. Джао должен думать, что ты мертв! И тогда все! Огонь ты сможешь поглотить, — указывает ему плавными, но резкими движениями, как и что делать. — Одной рукой поглощаешь весь жар — огонь тухнет, но пламя держать в себе невозможно — взорвешься, поэтому, отпускаешь через противоположную! Понял? На репетицию нет времени!
— Понял!
— Отлично! Следом — я пробираюсь к Джао в качестве генерала, он уже давно меня к себе зовет. Там-то я и найду те злосчастные письма! И уничтожу! Я освобожу тебя, племянник! Я не позволю хоть кому-то тебя и пальцем тронуть! — Зуко впервые за последнее время видел дядю таким решительным и воинственным.
— Хорошо, — торопит события Зуко.
— Стой! Я не закончил! — нервно вздыхает, оглядываясь по сторонам. — Далее, ты пробираешься на судно к Джао в качестве подчиненного. Бери стражников, так как только им позволено скрывать лицо, — указывает на узнаваемый шрам. — А вот теперь, — отпустил принца, — теперь можешь идти. Я ухожу с корабля, — Айро разворачивается, спешно и нервно начиная покидать каюту, как вдруг неоднозначно останавливается, подбегает к Зуко и крепко, но не на прощанье обнимает: — Я верю в тебя! — после чего, оставляет Зуко одного, надевая маску беспечного и легкомысленно глуповатого старика.

Chapter Text

— Невероятно душно, — небрежно оттянула ворот Тай Ли, рассматривая безжизненную пустошь, что простиралась на многие мили вперед, конца и краю этому видно не было. Азула внимательно и недоверчиво взглянула в каждый край запустелого захолустья, испытывая странную непривычную зыбкость песков, а палящее солнце, казалось, жарило на самом жгучем огне. Так душно не было даже в самый знойный летний день Страны Огня. Тай Ли натянула на свое лицо длинный шифоновый платок, закрываясь от песчаной бури.
— Какой дурацкий прикид, — высказалась Мэй, осматривая сначала себя, а потом Тай Ли. — Я ощущаю себя мешком картофеля.
— Это же настоящий шифон, — возмущенно покрутилась Тай Ли, манерно раскачивая свое легкое воздушное одеяние, которое предусмотрительно закрывало все части тела, включая лицо.
— Ощущение, что мы ниндзя, — возмутилась Мэй.
— Не знаю как вы, — резко обернулась к ним принцесса, значительно уставая от нытья подруг, — а лично я не желаю получить ожоги, или засветить свое лицо, — поправляет вуаль, оставляя обнаженными только глаза. — Мэй права, здесь обитает много преступников, не стоит нарываться на большие неприятности.
Судно со стражей осталось в порту рыбацкой деревни близ города Омашу, а добираться пришлось самостоятельно, хоть проводники из Омашу и не внушали доверия, как, в прочем — никто из Царства Земли. Азула нисколько не переживала, готовая нанести любому последний в их жизни удар.
— Уже скоро, — подбадривал, как будто бы себя и свою старую жену, мужчина, что шел всегда немножко впереди, освещая путникам неизведанный ранее путь.
Кто бы мог подумать, что она окажется в таком далеком от своей страны месте, да еще и с таким вопиющим обманом? Ведь ни одна душа не догадывается, а особенно занятой взвинченный Озай, если бы он хоть на мгновение что-то заподозрил — он разнес бы Царство Земли в считанные дни. И как бы Азула не старалась доказать, что это было лишь в познавательных целях — посетить самые известные достопримечательности, он бы и слушать не стал. Вдали от дворца она чувствовала себя лучше, у нее не осталось и следа от склизкого ощущения, будто все эти слуги и важные особы, что обязательно должны присутствовать на званных вечерах или военных советах — посматривают, отыскивая очевидные изъяны, за которые можно попытаться сбросить ее с трона. Она только в дали, а особенно — в другой стране, ощутила ту необъяснимую и ранее не ощутимую свободу мысли, ведь дворцовые козни и перевороты теперь — абсолютно не заботили. Дворец далеко, как и столица, и уж тем более Страна Огня, а еще и папа… Их липкие сальные взгляды — она как будто у всех на виду, и чаще всего, Азуле это нравилось, но не тогда, когда у нее было плохое настроение. Каждый взгляд, каждый прием пищи и каждое касание — может стать последним… но не здесь, когда никто и не подозревает, кто такая принцесса Страны Огня и существует ли? Люди здесь столь необразованы, что порой и слов подобрать не могут для простых вещей, что уж говорить о какой-то письменности или искусстве счета. Ничего. Абсолютно. Пустота и мрак. Ноги отказывались идти по мягкому рассыпчатому песку, тепло которого чувствовалось через подошву, каблуки вязли в желтых сыпучих сугробах. Это, как если бы вы оказались на северном полюсе у Северного Племени воды, но только совсем наоборот, когда вместо бескрайних просторов снега, лежали бы бессмертные монументальные пески.
— Стоит быть осторожнее, — начал старик, оборачиваясь на путников, которые ему хорошо заплатили. — Зыбучие пески — дело дрянь, — взял он за руку жену. — Происки злых духов, — ну конечно, что еще мог сказать необразованный разваливающийся кретин? Азула не проронила ни слова, не содрогаясь ни от одной опасности. Она была поглощена желанием что-то найти, и как только они вошли в Царство Земли, то она ощутила нечто невероятное — ее тянуло магнитом туда, не зная куда. Но чем ближе, тем быстрее билось сердце, поднимая внутренний горячий восторг, что разливался весельем по венам, обуревая сильнее всего, вскармливая лучше еды. Отец, наверное, даже не подозревает о такой диковинке, о которой рассказал хвастун Джао, кстати, а почему он что-то скрывает… Азуле стоило бы донести на него, но это позже, так как мысль о зыбучих песках поубавила уверенность. Широкие просторы, открывающие вид на далекие горы, и виднеющаяся полуразрушенная ветхая деревенька — вот и весь пейзаж палящего солнца. Эти люди, что услужливо согласились провести их к этой деревне — совершенно не разбирались в валюте страны Огня и Царства Земли, так как в их рыболовной деревеньке деньги водились только у зажиточных. Азула дала им буквально на плошку риса, уверяя, что это новая валюта прямиком из Ба Синг Се, эти глупые наивные старики так обрадовались, что Азулу почти пронзило смехом. Мэй кратко ухмыльнулась, давая понять, что это показалось ей весьма и весьма забавным — хоть что-то способно лишь иногда развеять ее скуку. Азуле казалось, что Мэй неосознанно тянулась к ней, но вместе с тем не хотела это показывать, иногда она с таким восторгом провожала ее взглядом, а когда-то — бесстыдно подвергала критике. Азулу не напугать критикой, особенно, если это какая-то простая девчонка, лишь некоторые в этом мире способны переубедить принцессу, и это явно не чье-то непрошенное мнение. Если бы Азула в детстве прислушивалась к каждому замечанию мастера Куньо, а ведь это было необходимо ее брату, то так и осталась бы на уровне Зуко, изучая одну стойку пару недель, оттачивая лишь механику, отодвигая эмоции. Ведь самый лучший огонь горит под властью бурных неутомимых чувств. Дядя Айро всегда на этот счет говорил: «Холодный чай и холодный рис терпимы, но холодный взгляд и холодное сердце — невыносимы». Свое дело нужно любить. Свой огонь нужно любить. И вот Зуко его не любил, он его все укрощал и укрощал, не понимая, что укрощает себя… Она прикрывает глаза от слепящего солнца, старательно уворачиваясь от очередного песчаного порыва ветра. Песок был везде — в волосах, одежде, даже во рту. Столь забытый край мира, иссушенный безжалостным грубым солнцем, неинтересный однотонный цвет охры, что покрывал даже бедненькие глиняные лачуги, казалось, дальше мира нет. И вулкан не кажется таким страшным, как эти иссушающие смертоносные пески.
— Наш путь закончен, — улыбнулась пожилая семейная пара. — Были рады помочь, — поклонились. Азула смотрела на них, не удивляясь, что те настолько наивными оказались — голод и не такое сотворит с людьми, а бедность и подавно убьет все человеческое. Но кто-то должен был не выдержать, чье-то большое и доброе сердце обязательно озарит своей заботой.
— Постойте! — сорвалась с места Тай Ли, снова выворачивая карманы, высыпая им все, что у нее было. Азула смотрела на это, искренне не понимая, кем нужно быть, чтобы с такой легкостью подкармливать бездомных животных, грязных оборванцев, смердящих смертью стариков? Им нет смысла от денег, они, скорее всего, понимают, что дни их неминуемо сочтены. Да и тем более помогать народу земли, когда идет война — очень легкомысленно с ее стороны. Азула была единственная, кто могла спалить весь песок до кварцевого камня, уверенная, что ей никто в этом месте не помеха, даже какие-то бандиты. А что, если два этих старика всего лишь мошенники и прямо сейчас доложат на них кому-то побезрассуднее и победнее, с целью совершить ограбление? Тай Ли готова на все подставиться из-за своей сентиментальной романтичной натуры. У Азулы не дрогнула ни одна фибра, хоть было и интересно смотреть на безвозмездное проявление любви и сострадание к ближнему. Что такая чуткая и нежная девочка делает с такой как Азула? Что ее держит? Либо очень большая любовь, либо беспрекословный страх. Азула вздернуто отвернулась, разглядывая уличных бродяг на признак гостеприимных жадных слабаков. Они недолго пересекали маленькую, почти опустелую деревушку пустыни Ши Вонг, гомон голосов и музыки, сразу же привлек путниц. Они без страха и зазрения вошли внутрь, в глаза бросилась грязь, бедность и криминал. Запустение, гогот, шулеры и вымогатели были одной дружной шайкой в углу, безобидные заблудившиеся старцы в противоположном, раскидывая фишки пай-шо. Привлекательная барная стойка и умелый бармен, что орудовал двойными палашами, кромсая и не оставляя возможности выжить даже самым закостенелым фруктам.
— И что дальше? — вмешалась в раздумья Мэй, брезгливо осматривая помещение, снимая белый шифон со своего лица. Мэй заметно нервничала, кажется, либо привлекая к себе внимание, либо чувствуя обман. Азула не обратила внимание на ее выпад, проходя дальше вглубь, присаживаясь у барной стойки, оголяя лицо, с презрением осматривая каждого. Здесь столько мужчин. Столько потенциальных синих масок…
— Чего изволите? — обратился к ней напыщенный бармен, предлагающий меню из пяти напитков.
— Мда, не густо, — отбросила меню, даже не посмотрев. — Меня интересует возможность бороздить пустыню. Где я могу найти того, кто проведет меня и моих подруг? Естественно, не за бесплатно, — на этих словах ее голос обрел жуткие нотки, глаза заволокло прищуром, а губы плавно расплылись, выдавая в ней опасного человека.
— Здесь, в основном, торговцы или приезжие. Вам не сюда, вам не к нам. Расхитители — это те, кто вам нужен. За любую плату сделают любую пакость.
— Пойдем отсюда, — врывается со своим недовольством Мэй, — здесь дурно пахнет.
— Мне тоже не по себе, — съежилась Тай Ли. Азула закатила глаза, ненавидя девочек за их слабость, однако, ей тоже стало не по себе от этого, наполненного алкоголем воздуха, громких разговоров и подозрительных мужчин. Она старалась делать каждое свое движение менее заметным, но получалось наоборот, на них озирался весь бар, все как будто, побросали свои дела, уставившись, неприлично улыбаясь. Еще немного, и она подорвет их всех.
— Эй, девоньки… — Азула сразу же среагировала, дерзко оборачиваясь, поджигая его карты. — Эй, ты чего?
— Еще одно слово, и я спалю тут всех! — угрожающе засверкала огнем, стоило какому-то громиле встать с места. — Ещё одно движение, и я сожгу не только ваши карты, но и все ваши деньги! — Азула морщится, когда этот громила поравнялся с ней, настырно взирая сверху вниз. Если он унылый патлатый мужлан, то это не значит, что Азула в страхе сбежит, не надрав его отсиженную в играх задницу.
— А ты, я смотрю, поджигательница! — расхохотался этот здоровый безмозглый кретин, напирая своими мускулами.
— Порождающая огонь — мне больше по душе, — радушно, но очень фальшиво, обнажает ему свои клыки. Он дерзко и легкомысленно хватает ее за руку, а принцесса резко, дожидаясь этого момента, выворачивается, наобум, но очень сильно, ударив его прямо в локоть. Послышался глухой краткий треск, и этот недотепа схватился за руку, изнывая от боли. Его нечистоплотные дружки тут же повставали из-за сального потертого стола, окружая подруг.
— Кажется, намечается вечеринка, — бурно и театрально радуется Азула. — Как жаль, что вы не предупредили заранее, я бы хоть приснарядилась что ли… — бросает на сосредоточенную напряженную Мэй мимолетный командный прищур. Та понимает ее без слов и указов, выхватывая припрятанные кинжалы, метая в наступающих здоровяков. Они перевернули собственный игральный стол. Деньги и карты полились рекой, старые бедняки, что невозмутимо до последнего раскладывали пай-шо, тут же поползли трусливо и стыдливо подбирать, что достанется.
— Тай Ли, — обратилась к ней принцесса очень строго и напутствующе. — Бей всегда так, словно это Синяя Маска снова хочет на тебя напасть! — та кратко и покорно кивнула, бросаясь в гущу событий. Мэй вытаскивает ручной кинжал, вонзая его в первого нападавшего, тут же уворачиваясь от следующего. Тай Ли моментально, порхая, как неуловимый невесомый мотылёк, наносила свои интуитивные краткие удары, совершенно без промаха. Хоть Азула и не была мастером в уклонении, но она с легкостью, сцепляя коварно руки за спиной, увернулась от огромного толстого невежи, не глядя запрыгивая на соседний стол, в который врезался этот недоумок. И стоило ему потерять равновесие, как принцесса, с особым вожделением, вскидывает ладони в его сторону, направляя буйный, давно вскипевший внутри, обжигающий всепоглощающий огонь ему прямо в безобразное кривое лицо, мгновенно слыша его страдающие заунывные вопли о помощи. Он ухватился, за покрывшееся волдырями лицо, своими шершавыми и неотесанными прикосновениями практически сдирая измученную заалевшую пузырчатую кожу. Азула смотрела на это и дивно улыбалась, торжествуя от того, насколько хорош и опасен ее огонь. Но она хотела больше, ярче и уникальней! Она не такая как все, чего и требовала от своего пламени.
— Пора сворачиваться, — брезгливо отряхнула руки Мэй, вынимая застрявшие в телах невежд кинжалы, с недовольством оттирая их кровь. Азула одобрительно кивнула, с издевкой махая всем присутствующем на прощание.
— Она маг огня… маги огня… — зашептались, наблюдающие перепалку зеваки, опуская головы. — Они уже здесь, скоро и до Ба Синг Се доберутся…
Гордо подняв подбородок, она уже собиралась покинуть эту медвежью берлогу, как вдруг кто-то схватил ее, оборачиваясь:
— Есть спрос, значит, есть и предложение, — обернулся к ней странного вида парень, он был ненамного старше Зуко. — Любое место в пустыне, куда хочешь, — его лицо было чумазым от песчаных бурь, зубы потрескавшимися от постоянных песчинок во рту, а тело обмотано грязными тряпками.
— Библиотека, — прищурилась она, дерзко вырывая руку из чужого нахального захвата.
— От нее только стеночка осталась, — рассмеялся незнакомец.
— Сойдет, — она поняла, что ей хватит даже этого. Он повел их прочь из деревни, солнце было в самом разгаре, нещадно обжигая даже мага огня, но вместе с тем Азула чувствовала себя сильнее обычного, огонь кипел и бурлил, жег изнутри, давая понять, что он как-никогда жаркий, возможно, даже больше, чем обычно. — Сюда, — привел их к какому-то деревянному корыту. — Это займет какое-то время, — помог Тай Ли взобраться на низкую лодку, любезно улыбаясь.
— Почему вы не заходили в это место? — резко оборвала его Азула.
— Э-э, ну… туда попасть не так уж и просто. Думаете, вас пустят?
— Ты там был? — унизила его одним своим тоном, одной насмешкой.
— Нет. Книжки читать — нудное занятие.
— Читать? — усмехнулась она. — А ты умеешь? — и на этих словах он так бурно покраснел, опустил глаза в пески, больше ничего не говоря, вставая в самом конце, разгоняя песчаную зыбь, приводя лодку в движение. И тут Азула вся изошла от нетерпения, абсолютно не представляя, что же ждет ее там — в неизвестности. Старухи были правы, у нее есть возможность побольше узнать о преследуемом ее Кохе похитителе лиц. Кто он такой и что ему нужно? Может быть, она найдет в потайных залах и складах его бездыханную мумию? Или о какой мумии говорилось в пророчестве? Или это очередной привлекательный ход — громкая ложь, в которой ни слова правды? Зуко любил предсказания, он всегда упивался своим тщеславием, обожая подслушать у судьбы, какие прекрасные тяготы упадут на его молоды плечи, делая сильнее. Зуко всегда слишком серьезно относился к тем вещам, которые того не стояли, например — Мэй, — Азула тотчас же обернулась на нее. Мэй тихо-мирно сидела на выступе, поглядывая в бескрайние утягивающие просторы, ее лицо было несчастным и грустным, наверное, от того, что она больше не в Стране Огня, следовательно, потенциальные письма принца Зуко до нее не дойдут. Мэй придется ждать. Долго и болезненно ждать, а ведь эта крошечная невидимая девочка и так уже заждалась, она все ждет и ждет чего-то, а это «что-то» так и не происходит. И не произойдет! Надо быть глупой и недальновидной, чтобы влюбиться в ее братца-засранца Зуко, да он же не умеет любить — попользуется, а потом свернет в другую степь и откажется от любых чувств, слов, даже, если клялся в вечной любви. Хотя, Азула была уверенна, что единственная женщина, которую, он мог бы назвать любимой, была его мать. Зуко так до сих пор и не оправился от ее исчезновения, он судорожно и жарко искал этой любви у всех подряд, в конечном итоге, обжигаясь о пламя собственного отца. Да, Озай мог любить очень трепетно, вместе с тем унизительно и больно обжигая. Зуко считал, что отец его не любил, и — да, скорее всего, это именно так и было.
Хилая деревенька была уже настолько далеко, что скрылась за горизонтом, плыть среди песков, казалось, — очень умно и продуманно со стороны никчемных магов земли. Наверное, стоит присмотреться к столь чудному ответвлению этой магии. Аватар Року мог поднимать бушующие волны лавы, и ведь такая причудливая магия была доступна лишь магам земли, хотя Азула, все равно хотела бы попробовать ею овладеть, несмотря на очевидную невозможность. Она же правнучка аватара, она же должна быть великой. Пески сгущались, словно краски на листе маленького Зуко, уже было не разобрать где юг, где запад, где север, где восток, ощущение, будто ты оказался посреди беспокойного океана, злая сторона которого — штиль. Песок разгонял деревянные сани так, словно они ехали по заснеженной обледенелой горке.
— Присмотритесь, — заговорил незнакомец. — Видите, шпиль?
— Я вижу! — обомлела Тай Ли.
Да, Азула внимала этому витиеватому, цвета слоновой кости рогу единорога, что произрастал из раскаленных бездонных песков. Незнакомец ускорился, и лодка полетела так быстро, что пришлось держаться за поручни, дабы не свалиться в рассыпчатые жгучие волны. Сначала шпиль казался маленьким, а затем он все близился и близился, удивляя своими внушительными размерами. И как же пробраться внутрь?
— Видите окошко? — заговорил он снова.
— Я не вижу! Не вижу! — запрыгала Тай Ли.
— Я видел, как туда забегали маленькие лисички, в зубах зажимая какие-то свитки или книги. Они карабкались по стене так, словно это была обычная горизонтальная поверхность, пока полностью не скрывались из виду вон в том дупле, — и чем ближе они подплывали, тем отчетливее Азула видела цель. Проводник, что держал курс на шпиль резко и практически не удерживая до безумия разогнавшееся судно, разворачивает его, подлетая над песком, с грохотом приземляясь. Мэй рухнула, не удержавшись, а следом за ней и Тай Ли, придавливая сверху. Азула, не смотря ни на одну из них, завороженная зрелищем, подошла к постройке вплотную, касаясь теплого белого мрамора.
— Дальше я иду одна, — закидывает в самое окно веревку, потянув до упора, пока крюк на другой стороне не зацепился за что-то неподвижное.
— Как же так? — разочаровалась Тай Ли.
— Это не обсуждается. Следите за парнем, чтобы он никуда не сбежал, — грозно и с прихотью взглянула на каждую, обожая наблюдать в их глазах замешательство и обиду.
— Мы справимся, — одобрительно кивнула Мэй.
Азула вцепилась как можно крепче в веревку, полностью откидываясь назад, ловко и практически без особых усилий взбираясь по ребристому шпилю. Веревка больно впивалась в руки, разогревая и натирая нежную царскую кожу. Стоило выступу окна показаться, как она протянула руку, хватаясь за подоконник, с силой подтягиваясь, помогая ногами, и второй рукой отпуская нить, полностью повисая над землей. Девочки и незнакомец смотрели на нее с замиранием сердца, не произнося ни звука, увлеченные особым представлением.
— Как тебя зовут? — улыбнулась Тай Ли, оборачиваясь к магу земли.
— Гашиун, — скромно отводит глаза.
— Да? Какое красивое имя! — в смущении, рукой прикрывает губы. — А ты один такой самородок?
— Э, ну, нет, — неловко почесал затылок. — Нас целая команда, которой заведует мой отец. Я вообще-то очень крут, знаешь ли, — стал моментально набивать цену, стоило и Мэй присмотреться к нему.
— И где все? — Мэй озадаченно огляделась по сторонам.
— Ну-у, они заняты другим делом, меня оставили в деревне. Ну я и решил…
— Подзаработать, — нескромно закончила Мэй.
— Нет, что вы, я решил помочь прекрасным дамам, — глупо заулыбался, заставляя Мэй недовольно покачать головой.

На обратной стороне шпиля была огромная дыра, ведущая прямо на далекий суровый каменный пол, если прямо сейчас Азула отпустит руки, то она тут же рухнет, разбиваясь насмерть. Пальцы неумолимо скользят, мышцы предательски дубеют, отказываясь держаться так долго. Вдохнув побольше воздуха, разгоняя огонь по своим жилам, она приводит свои эмоции в нужное равновесие, бесстрастно отрываясь, отдаваясь стремительному ощущению полета. Полета вниз, на самое дно. Падение казалось бесконечным, перед глазами проплывали каменистые узоры стен, и когда стала показываться твердая, стремительно приближающаяся поверхность, Азула молниеносно, ровно и четко, не сбиваясь ни на одну эмоцию, выставляет руки перед собой, воспламеняя воздух, замедляя падение, плавно перескакивая и ловко приземляясь в безопасное место. Она стояла, готовая к любому гнусному нападению из-за спины, с каждого угла, каждый шорох бы сейчас получил от разгоряченной принцессы огненный взрыв. Она дышала спокойно и мягко, выжидая хоть кого-то, хоть шорох. Внизу оказалось очень просторно, тускло и жутковато, намного холоднее чем снаружи, даже влажно. Ее волосы растрепались еще в полете, мелькая перед глазами, переведя дыхание, она убирает мешающие пряди с лица, победоносно расслабляясь. Здесь никого. Абсолютно и совершенно никого. Вокруг все мерцало в изумрудных цветах, колонны из цельного малахита, прямо, как и пол с потолком, всюду встречала грозная лепнина с совиной мордой, как будто тысячи сов уставились на нее в ту самую минуту, стоило ей пересечь границу этого места.
— Я знаю, кто ты, — Азула резко обернулась. Еще секунду назад никого там не было, и прямо сейчас на нее взирало громадное тучное нечто из перьев и клюва.
— А я знаю, кто ты, — рассмеялась принцесса, выказывая свои самые противные стороны, даже не понимая, почему ей было проще сделать гадость. — Гигантский пингвин, — смотрит в его недовольный прищур, ни разу не боясь.
— Я Ван Ши Тонг, тот, кто знает десять тысяч вещей, а ты невоспитанная дерзкая принцесска! — прошипел он через клюв, при этом тут же возвращая себе самый спокойный и непринужденный вид.
— Принцесска?.. — обомлела она. — Так меня называл только один невежа в моей жизни, — ухмыльнулась.
— Кох похититель лиц! Верно? — приблизил он к ней свою белую морду, рассматривая черными прищуренными глазками. — Я больше не пускаю сюда людей!
— Откуда ты знаешь о Кохе похитителе лиц? — заметно напряглась, осознавая, что с духами шутки плохи, и гадалка зрила в корень, а бабки-близнецы тоже попали в яблочко, в которое даже жалкий Зуко не мог попасть.
— Я знаю его лично! — захлопал он огромными крыльями, обдавая сильными порывами ветра, заставляя Азулу отвернуться. — Я много кого знаю. И я знаю, что ты должна была прийти сюда.
— Откуда?
— От Коха… — на этих его словах, Азула побледнела и со страху волосы на ее затылке поползли наверх. А что, если Кох похититель лиц уже здесь, а что, если это спланированное нападение, и прямо сейчас злобный дух похитит ее лицо, оставляя разум принцессы в вечном забвении? — Я не пускаю людей, потому что они алчны и злы. Они приходят сюда, только чтобы напитаться знаниями об уничтожении, свержении, кровопролитии. И я бы не пустил и тебя, но… — всматривался он в нее пристально и долго, поворачивая голову на бок, как самая обыкновенная птица, пугая Азулу до дрожи в костях. Она опасливо сжала пальцы в кулаки, подогревая, ощущая, что загнана в ловушку духами. — Кох мой давний друг. Он просил за тебя.
— Друг? — не веря своим ушам, переспросила.
— Да, друг, — голос его стал подозрительно мягким и убаюкивающим.
— Просил за меня? — пытается навострить все свои чувства, готовая к нападению с любой стороны. Ее мысли накаляли фантазию, она представляла, что в закромах темных залов ее скрутит гигантское туловище Коха, утаскивая в саму тьму. Он ведь угрожал это сделать тогда… когда Року спас ее.
— Да, просил. Ты первая, за кого просит дух. Должно быть, в тебе есть что-то особенное, раз сам Кох снизошел до такой милости. Видимо, ты должна что-то найти, что требуется ему.
— И почему же он сам не придет и не посмотрит?
— Он очень древний злобный дух, запертый в своей темнице из-за глубоких печальных событий. Он не может выбраться в мир людей. Так решила судьба.
— Он хочет выбраться?
— Возможно. А ты бы не хотела, окажись в темнице? Но, ты и ты здесь — ему нужны. В качестве исключения и своего отношения к Коху, я разрешу тебе черпать знания из моих источников, принцесса Огня Азула, — достопочтенно поклонился ей.
— Наследная, попрошу, не забывать, — улыбнулась, кланяясь ему в ответ.
— Прошу прощения, наследная принцесса Огня Азула, бери все, что тебе захочется. Можешь, хоть остаться здесь, если такова нужда. Но ни в коем случае не выноси ни одну книгу, свиток или реликвию. Это моя собственность.
— Наворованная! — настойчиво хватает его за живое.
— Вам, людям, знания без толку. Вы их не цените, разбазариваете, не преумножаете. Из ваших рук все сыпется, порой безвозвратно погибает! — отчаянно стал защищаться, не желая оставаться хоть в чье-то памяти вором.
— Ты воруешь, но не даешь людям пользоваться их же открытиями, где-то неувязочка вышла.
— Я давал вам, людям, возможность посещать мои хоромы! Один, как раз из последних, тоже, как и ты — из народа огня. Обманул меня, сказал, что хочет лишь знаниями напитаться, а в итоге? Он сжег целую коллекцию знаний и книг о стране и магах огня.
— Джао? — моментально вспомнила его вспыльчивый нрав.
— Он представился Муши, да и какая разница — утерянного не вернуть, — на этих его словах, Азуле стало жаль и те сокровища, что пали в огне с твердой безжалостной руки Джао, и самого Ван Ши Тонга, который, с чистым открытым и наивным сердцем впустил в свои закрома, но обжегся, продолжая отчаянно доверять людям, позволяя уничтожать все больше драгоценных свитков. Какой же он жалкий болван!
Что по правую руку, что по левую — простирались необъятные складские помещения, абсолютно и совершенно темные, словно бы, потайные, даже окон не видно. Все сияло в бледном изумрудном оттенке, отсвечивая от потрясающе-гладких стен. Азула касается этого произведения искусства, чувствуя, насколько промерзло помещение, несмотря на то, что наверху неистово-палящее солнце, даже вздохнуть нечем. Камень простирался крупными плитами, с красивыми расплывчатыми узорами. Малахит отполированный и абсолютно сверкающий, Ван Ши Тонг однозначно любит чистоту. Неужели он действительно друг Коха похитителя лиц? И ведь он не ответил ни на один предшествующий вопрос, он наспех скрылся, не давая принцессе о чем-то догадаться? Или же он не хотел хоть как-то выдавать похитителя лиц? Странно, что такого произошло в мире, что одни духи могут явится в мир людей, а другие заточены? Сестры Ли и Ло сказали бы на это, что это очередное доказательство того, что в мире нет гармонии, почему-то так сложились обстоятельства… Не глядя и очень неуважительно, она проходит мимо каждой книжной полки, касаясь пальцами корешков, проводя острыми ногтями, совершенно не задумываясь, насколько старые и древние эти издания. Кому-то что-то от нее нужно… но кому? Зачем? «Судьба откроет тебе подробности, просто жди. Последний в своем роде, мумия бездонных пустынь… Он и не дух и не человек. Он и не жив и не мертв», что это? С интересом и опаской оглядывает глубокие книжные залы, слыша только свое сбивчивое дыхание и стук каблуков. «Духи», видит табличку, над уходящим в глубь темным залом. Долго не раздумывая, проходит в неявное ответвление, и темное становится светлым. Фонари зажглись ослепительным белым светом, что так приятно освещал зеленый глянцевый малахит. Мерцание этих фонарей можно сравнить с мерцанием ярчайших звезд. Книги и свитки были расположены по порядку, так… ищем букву «К», Азула внимательно заглядывает на каждую полку, продолжая не отрывать пальцы от корешков. И сколько простояла она в раздумии, не понимая, где спрятана истина… а что, если Кох не дух вовсе, а демон какой-нибудь? Она поняла, что делает что-то не так, оставалось взглянуть на оставшиеся буквы, высматривая что-то, явно, про безликость. «История лиц», видит Азула непримечательную обветшалую книжку в белом кожаном переплете. Она была не шибко плотной, видно, что какие-то страницы вырывались. Переплет сделан из змеиной кожи, чьи чешуйки все еще прекрасно отливали на свету.
«У всего сущего есть лицо. Лицо — это неповторимая единица, которой награждается каждый человек при рождении. И нет лица некрасивого, ужасного или паршивого. Лицо — обличающий сосуд, который изготавливает умелый ремесленник. При рождении, изготовитель лиц дарит человеку облик, являясь одним из наивысших божеств. И имя ей — Мать Лиц. Существующая с самого начала времен, многоликая богиня, понесшая наказание…»
Остальное зачирикано черной краской, Азула призадумалась. Божество? Мать Лиц? О таком она еще никогда не слышала. Она переворачивает страницу, наблюдая различные иллюстрации многоликой верховной богини. У нее было тощее, лишённое половых признаков антропоморфное тело, руки ее плавно переходили в длинные пальцы с наточенным острием, она имела одну голову и четыре лица, что смотрели в разные стороны, при этом будучи идентичными.
«Она смотрит на все стороны света, знает судьбу каждого лица, что сотворила когда-то лично. Многие годы она проводит, день за днем, создавая людские лица. Есть сказание, что одно ее лицо смотрит в настоящее, другое в будущее, третье в прошлое, а четвертое в мир духов…
Несчастен и страшен тот, кто не знает, кем является, откуда родом и где его дом. Тот, кто отчаянно занимается поисками своего лица, места обитания, ведь он не знает, откуда он родом. Имя ему — Безликий, судорожно ищущий своё предназначение в мире».
— Кох Безликий? Он хочет отыскать свое лицо? — закрыла книгу с громким хлопком.
— Это аллегория на Коха, — Азула резко обернулась. — Кох очень скрытный, я не могу рассказывать его историю, но, я думаю, он не против того, что ты хочешь коснуться его истории, — начал Ван Ши Тонг.
— Я думала, у вас дела, ну там знаете — клетку почистить, оперение разгладить и все такое… — нервно закатила глаза, испытывая необъяснимый страх в его обществе.
— Я предостерегу тебя, потому что вижу, что язык твой — враг твой, — покачал он головой. — Кох может моментально отобрать твое лицо, если ты проявишь при нем хоть какую-то яркую эмоциональность. Он поддевает твое лицо в этот момент и имеет возможность снять, словно видит, где шов, по которому резать.
— И что будет с этим человеком? Он умрет?
— Нет, это будет забвение. Он застрянет, между миром живых и мертвых, полностью теряя душу, высвобождая оболочку от разума. Ни есть, ни спать такое тело больше не может.
— Зачем ему эти лица? Он их ест?
— Нет, он коллекционер, а порой и ярый мститель. Аватар Курук лишился невесты из-за гнева Коха, тот даже захотел напасть на него, убить, дабы освободить из заточения любимую, но ни один аватар никогда не сравнится с истинным духом по силе. С древним духом. А уж тем более человек, — указал он на нее крылом, заставляя призадуматься глубже.
— Я не понимаю.
— То, что ты прочитала — сочинение одного человека, что грезил о встрече с Матерью Лиц, якобы, для научного интереса, но я-то знаю, что желал он другое лицо. Она не смеет отказать в одном желании, если найдет путника.
— Как это относится к похитителю лиц?
— Никак.
— Врешь, птичка! — заметно разозлилась, понимая, что все было зря.
— Дам один совет, так как знаю десять тысяч вещей: как бы Кох тебя не уговаривал, сколько бы благ или лиц не предлагал — подумай хорошенько, стоит ли идти у него на поводу. Я лишь догадываюсь о его истинных мотивах, но могу сказать одно — он хочет переиграть по-своему.
— Что переиграть?
— Не могу сказать, об этом помнят только самые древние духи… Он был другим до заточения в собственном трухлявом дереве.
— Другим?
— Да. Даже его наружность претерпела множество перекроек, до такой степени, что он сам больше не в силах взглянуть на себя. Он потерял себя, стал безликим, из-за чего и чрезвычайно опасен, особенно, своим жестоким беспринципным умом и хладнокровностью. Я не скажу тебе нового, советуя не связываться с ним, так как даже я не до конца понимаю его истинный интерес.
Азула испытывала на себе его черные неморгающие и очень пронзительные глаза, словно он знал больше, чем на самом деле произносил его острый клюв. Она снова инстинктивно сжала пальцы в кулаки, разгоняя собственный жар по жилам, готовая атаковать гигантскую сову прямо на месте, она уверена, что ей следует поджарить его вонючие перья, если он посмеет играть с ней в опасные игры. Азула прекрасно знала, что совы были хищными птицами, горячая кровяная плоть пришлась бы ему по вкусу, а что, если, все-таки этот дух не так уж дружелюбен, как хочет казаться? А что, если в его черных сдержанных глазах скрыта какая-то опасная правда, а что, если она для него званный и долгожданный ужин?
— Как давно здесь был еще кто-то? — пристально следит за каждым подрагиванием его пера.
— Очень давно, лет пятнадцать назад…
— А песчаные кочевники?
— Никогда. Такой сброд я бы сразу же вышвырнул из своей обители, — его голос казался для Азулы устрашающим, она делала шаг назад, тогда как он делал шаг за шагом к ней навстречу.
— Есть что интересное? Кажется, я ничего не нашла, — поправляет сбившиеся пряди, внутри вся дрожа от леденящего ужаса, прямо как в том сне. Тут Року ее не настигнет…
— Люди, обычно не просят меня провести им экскурсию, потому что очень заняты своими алчными мыслями, — развернулся и начал удаляться, после чего Азула в облегчении прикрыла глаза и как можно тише выдохнула, стараясь привести свое колышущееся сердце в порядок. — Главной достопримечательностью своей библиотеки, я вполне могу считать каждую книгу, многие из них в единственном экземпляре, — увлеченно показывает на полуразрушенные трухлявые свитки. — Знания — это очень важная вещь, и вы, люди, абсолютно не цените ту возможность, что дает вам мир. Вы слишком слабохарактерны, а умы ваши малы, восприятие сужено до банальных вещей. Взгляни же! — распростер он крылья, обдувая сильным порывом ветра. Он медленно развернулся к ней, возвращая себе тот хищный и звериный прищур. — Все эти сокровища не стоят ни единой золотой монеты. Потому что истинная валюта — это знания. Посуди сама, многие из вас, да что уж кривить душой, и из нас — духов, не обременены разумом напрочь. Ты ведь не такая? — обернулся он к ней снова, беспощадно уводя в глубины своей неизведанной бескрайней как пески пустыни Ши Вон, лабиринтовой библиотеки.
— Хочешь в шахматы сыграть? — ухмыльнулась она, представляя, как уделает этого горделивого филина.
— А можно! — рассмеялся он, явно довольный этим предложением.
Что угодно, лишь бы он так не смотрел на нее — как сова на мышку.
— Но сначала! — вскинул он крыльями, освещая комнату — множество фонарей зажглись в одночасье, показывая скрытую ранее в темноте реликвию, к которой Ван Ши Тонг пал, словно к божеству. Вокруг было множество чучел животных, которые, словно, экспонаты. Огромный кругообразный зал, обставленный жертвами таксидермии и безумной фантазией Ван Ши Тонга.
— Ваша работа? — указывает на застывшую тушку маленького кротобарсука.
— Да, увлекаюсь… — обрадовался он, поворачивая совиную голову назад, практически выворачивая, от чего Азула заметно напряглась, все еще чувствуя себя в логове опасного зверя. Если это все он делает с животными, то что помешает ему сделать то же самое и с ней? — Ты посмотри вот на это! — указывает в противоположную сторону. — Это, между прочим, детеныш летающего зубра, который, по вине вашей диктаторской нации уже как сто лет вымер!
Азула нехотя подошла к небольшому пушистому зверьку, у которого примечательным был огромный плоский хвост и шесть крупных лап. Нисколько не жалко, — про себя рассвирепела Азула, стискивая от злости и раздражения зубы, желая, как можно быстрее и безболезненнее уйти.
— Что насчет шахмат? — мило улыбнулась, впервые так сильно желая встретиться с глупыми подружками.
— Позже, — тут же запорхал, радостный, к большому длинному постаменту прямо в центре комнаты, который, Азула бесстрастно прошла не замечая. — Ты только взгляни! — таинственно протянул он. — Ты, невежа, только погляди, какой экземпляр находится в моей библиотеке! — указывал он на большое голубоватое яйцо.
— С чего это я и невежа? — уже не может сдерживать рвущийся наружу гнев, а увлеченный и влюбленный Ван Ши Тонг продолжил, кажется, совершенно не замечая принцессу, поглощенный своими научными и творческими трудами, испытывая истинную радость, хоть перед кем-то хвастаясь такими единственными в своем роде достопримечательностями.
— Вы, люди, уже как, сто десять лет назад загубили такое прекрасное создание! — вознес он крылья над яйцом, сдувая скромные пылинки. Он был так разгорячен, так вдохновлен, залпом говоря, уже даже без оглядки на принцессу. — Это же единственный в своем роде и последний — хозяин рек!
— Впервые слышу, — надула недовольная губки, возмущенная тем, что этот свирепый дух уже не так сильно озадачен ею. Она желала его внимания как никогда.
— Не удивительно, — окинул ее брезгливым взором, возвращаясь к лоснящемуся яйцу, что вызвало в нем бурную радость. — Это последнее яйцо речного дракона. Прекрасные добрые существа, а еще и невероятно красивые.
— Дракон? Их всех перебили…
— Замолчи! Я знаю.
— Но те были огнедышащие…
— Эти элегантные восхитительные создания, с утонченными мордами и безобидными глазами были также подвержены геноциду со стороны ваших соплеменников. Вы — люди, хуже зверей, — обиженно вперил в нее взгляд, будто бы обвиняя. — Иссушали реки и каналы, в которых они обитали. Никому, абсолютно ни одной живой душе они не несли зла!
— Значит, не все потеряно, раз последний выживший находится в стадии вылупления…
— Ох, если бы… я как не пытался понять, что не так — оно никак не подавало признаков жизни. Я уже отчаялся… — взглянул на нее с грустью, давая понять, что знания, все же не главный ресурс в достижении целей. Всегда есть что-то более существенное. — Оно не живо и мёртво, — Азулу смутили его последние слова, она сделала пару шагов, вставая напротив последнего хозяина рек, ощущая ни с чем несравнимую волну величия и спокойствия.
— Разве такое возможно?
— Все, что я смог — не дать яйцу угаснуть полностью и развалиться. Вся магия воды бессильна, а я обладаю в совершенстве многими стилями водной магии, прямо, как и это, последнее в своем роде, существо. Чуткое, нежное и ранимое…
Она коснулась его рукой, ощущая неизгладимое странное, но очень четкое ощущение прямо на кончиках пальцев.
— Я могу помочь! — вскрикнула она, полная уверенности.
— Это мумия, — расхохотался он. — Ему уже никто не в силах помочь… — все эти слова Ван Ши Тонга давали Азуле понять, что истинной причиной появления ее здесь были не древние свитки, которые не являлись ничем похожим на пророчество. Все это — шум, который отвлекал и уводил от истинной правды. Вот он — ее шанс что-то доказать не только этой напыщенной птице, но и самой себе, приближаясь к истине.
— Я могу! — уверенно и очень резко вцепилась в эту идею, понимая, что это ее залог на безопасный выход из библиотеки. — Могу! Я все могу! Ты, необразованный филин, раз не видишь и не понимаешь, кто перед тобой стоит! — ее сердце бешено билось, пока она чувствовала трепыхание всех фибр своей души. — Давай поспорим! — уже без толики страха взирала на него снизу-вверх, вызывающе складывая руки на груди. Ван Ши Тонг неодобрительно сощурился.
— Почему, я должен верить какой-то принцесске?
— Потому что Кох похититель лиц послал меня помочь тебе, разве ты этого не понял?! — крикнула на весь зал, заметно раздражаясь. Но ее слова задели Ван Ши Тонга за живое, и он почему-то стушевался, с задумчивым видом отстраняясь. И это дает Азуле понять, что истинных мотивов Коха не знает даже он. Верное решение, а Кох не так-то прост и совершенно не глуп. — Я — твой подарок от Коха, — блестяще заулыбалась, самоуверенно откидывая волосы назад. — Сначала я не поняла, чего он хочет, но теперь, все становится яснее дня. Не будь птенцом, ты что, не доверяешь своему другу?
Он задумался еще сильнее. Он не был готов рисковать, но она пленяла его своей, просто возмутительной, уверенностью в себе и своих силах.
— Неужели, тебе не хочется возродить хозяев рек? Неужели, не хочешь присвоить себе воскрешение полностью утраченного вида? Ну же! Соглашайся! — беспринципно давит на него. — Если я не права, и у меня ничего не выйдет, клянусь, можешь забрать экспонат обратно. Ты ничего не теряешь.
— Ни одному человеку я не дозволял так крутить мною… ни одному не позволял уводить мои реликвии, но ты красиво щебечешь, прямо как птичка певчая. Слушать тебя — одно удовольствие. Речи, наполненные вульгарным искушением, прямо как у Коха, — рассмеялся он, взмахивая огромными крыльями. — Партия в шахматы! Выиграешь — и он твой, а также свобода… — Азула напряглась, понимая, что, все же, верно опасалась — он не собирался ее выпускать. Наверное, Мэй и Тай Ли уже заждались, либо трусливо сбежали — она бы не удивилась.
— Идет! — протягивает ему руку, на которую он кладет свое мягкое крыло.

Он привел их в другой зал, в котором шахматные фигуры, размером с человеческий рост, были расставлены на полу. Он встал напротив черных, позволяя Азуле сделать первый ход. Что ж, очень умно — наблюдать первый ход, давая себе возможность мыслительной передышки. Ее всю трясло от того, насколько многое стояло на кону — и жизнь и трофей, и верный слуга. Зачем этой птице последний хозяин рек? Чтобы пылился у него в тайной комнате? Азула делает первый ход, передвигая пешку, наблюдая уже за Ван Ши Тонгом. Да, чтобы дать проход остальным фигурам и ввести противника в замешательство — всегда ходят пешки. Он не заставил себя долго ждать. В шахматах важны фигуры, и чем больше у тебя сильных и высококлассных — тем явнее твоя победа, чего так и не понял Зузу. Уже первый ход может определить дальнейшую стратегию противника. Азула заметила, как нервно затрепетали перья Ван Ши Тонга, когда она бесстрастно и величественно сделала следующий ход, двигая пешки к середине, давая возможность хода другим фигурам. Самым простым, но очень эффективным ходом будет переместить королевскую пешку на две клетки вперед, а следом переместить на две клетки вперед ферзевую, но — нет, не все сразу — судорожно обдумывает следующий ход, желает удивить пыльного и высокомерного хозяина библиотеки, наблюдая в его глазах гнетущее замешательство. Открывая путь своим слонам, она строит защитную крепость над королем и королевой. Тот кто играет черными, всегда ждет, когда противник поставит свои фигуры под удар. Кажется, за своими книгами, он упускал важное — тактику, а не силу фигур. Ее ход за ходом был разгромным и агрессивным, она устало передвигает две пешки в пасть ко льву, наблюдая за тем, с какой радостью Ван Ши Тонг громит двух ее пешек одну за одной, без передышки, пребывая в неистовом счастье. Слон на Е4, толкает грузную фигуру, слон на В2, и теперь, Азула отлично контролирует центр доски, в то время, как поле противника осталось стоять в рассыпную. Он не умеет играть! — рассмеялась от этого Азула, понимая, что теория от практики очень отличается, и отказать ей он не мог, исходя из собственной заносчивой гордости.
— Дебютный гамбит… — задумчиво, с нотками скорби, произнес он. — Как бы я не походил, ты вывернешь ситуацию в свою пользу, — свысока, роняет собственного короля, на самом деле несдержанно выходя из себя, наполненный разочарованием. — Ты заставила меня пожирать твоих пешек, пока сама выстраивала оборону собственного королевства. Из тебя выйдет отличный правитель! — принимает поражение, на самом деле, не давая Азуле жестоко разгромить его самолюбие. — Хорошо, признаю, думал, ты блефуешь.
— Прямо, как ты? — оперлась на фигуру слона, победоносно и воодушевленно посматривая.
— Хорошо, уговор в силе. Забирай последнего хозяина рек. У тебя три дня на его реанимацию.
— Может быть, я тебя удивлю, если скажу, что реаниматор — мое кредо? — беззастенчиво звонко засмеялась.
— Зачем он тебе?
— Я просто чувствую, что он поможет мне стать великой…
— Будь осторожна, не обожгись о собственную гордыню!
— То же самое могу сказать и тебе.
— Тебя не переговорить! — злится Ван Ши Тонг, расправляя грозные гигантские крылья, свирепо окидывая ее взглядом.
— Не обращай внимания, это все мой природный шарм, отец говорит, что я родилась везучей, — противно улыбается, подогреваемая собственными лучами славы.

— Что вы там расселись, тупицы? — кричит им раздраженно принцесса, наблюдая, как мило и легкомысленно устроились ее подружки с новоиспеченным другом. На безжизненную пустыню уже снизошел густой, окутывающий, и моментально освежающий мрак. Звезды в этой, временами года забытой, части света возгорали ярче мутных фонарей библиотеки Ван Ши Тонга. Она посматривала на всех с завидной разъяренной самоуверенностью, обхватывая большое шершавое яйцо последнего хозяина рек. — Я сейчас сброшу его вниз, — указывает на свою ношу, —
будьте так любезны — перестаньте нихрена не делать, и помогите мне! — кричала им сверху.
— Как? — озадаченно подбежала к башне Тай Ли, касаясь рукой.
— Дай сюда! — грубо и неожиданно, стянула с ее волос шифоновый платок Мэй, разворачивая и вытягивая по всей длине. — Хватай с другого конца! — резко командует, небрежно швыряя Тай Ли другой конец. — Отойди подальше! — начинает злиться, с просто, невероятно смехотворной несмышлености подруги. Тай Ли, все еще удивленная, хлопающая большими глазками, берет и сминает концы платка сильнее, делая несколько крупный шагов. — Не так далеко, Тай Ли! Ты что, хочешь, чтобы он работал как катапульта? — Мэй была изрядно вымотана, озлоблена и сильно голодна, знойная вездесущая жара поглотила из нее все соки, оставляя на лице заметные покраснения. — Готово! — скомандовала Мэй, понимая Азулу моментально, чем только сильнее убедила принцессу в своей блистательной исполнительности. На каждую единицу понимания тривиального человека, у Мэй имелось две. Из нее действительно выйдет прекрасный наемник, она отличный подчиненный на высоких должностях. Азула прикусила язык, с удовольствием и интересом наблюдая за девочками, находя в них самый настоящий удивительный источник вдохновения. Как прекрасно, когда есть те, кто способен просто идеально, без вопросов и уточнений — быстро выполнить приказ. Мэй достойна оваций! Какая обязательность! Какая точность и тщательность, блистательное попадание в цель, хладнокровно и с первого раза. Теперь, она понимала, почему Зуко ее выбрал — она ладно скроенная педантичная машина с высоким уровнем усердия! Она, однозначно, достойна внимания не только Зуко, но и самой Азулы, — принцесса хитро расплывается в гаденькой надменной улыбке. Ах, какая Азула молодец! Ах, какая ловкая манипуляторша и непревзойденный стратег! «Вы все мои! Все! Без исключения! Мои шахматные фигуры», — от радости аж вся воспламеняется, с опаской, но уверенностью отпуская яйцо вниз, наблюдая, как щепетильно и умело Мэй с Тай Ли подхватили летящий вниз артефакт.
— Азула, что это? — озадаченная Тай Ли плавно и синхронно с Мэй, опускают полы платка на, все еще теплые, пески.
— Это, — внезапно срывается она с края подоконника, уверенно и бесстрашно сигая вниз, приземляясь на все четыре, как гуттаперчевая грациозная кошка, утопая когтями в песчаных насыпях. — Это последний хозяин рек, — поднимается, невозмутимо отряхивая ладони, выскабливая песчинки из-под ногтей. — Выиграла у Ван Ши Тонга, — радостно улыбается, поглядывая на них.
— Последний хозяин рек?.. — опомнился и заговорил маг песка. — Мы с девочками уже познакомились, мое имя Гашиун.
— Очень приятно, но совершенно неинтересно, — отмахнулась безразлично.
— Тебя так долго не было, — подбежала к ней Тай Ли, беря за руки, нежно поглаживая, с интересом и радостью от долгожданной встречи, заглядывая в самую душу, от чего у Азулы внутри, с неловкости, заерзали змеи. — Уже ночь настала.
— Что, хотели сбежать и бросить свою принцессу? Ну да, давайте, признавайтесь! Уже, наверное, собрались обратно в деревню, а оттуда и в порт, только, я вас, нахалок, застала врасплох! Ну же, признавайтесь! — кричала на них обеих. Тай Ли с недоумением и печалью опустила глаза, кажется, скрывая искренние слезы от предательства и жгучей боли.
— Вообще-то нет! — громко возмутилась даже Мэй, скрещивая в обороне руки и ноги, с презрением и обидой глядя на Азулу, каждый раз бросая той моральный вызов. — Мы начали уже подумывать о том, как бы пробраться внутрь, за тобой!
— Вранье! — отказывается в это верить, зная, что они при первой же возможности предадут любого, они же люди…
— Нет, это не так, — подошел растерянный Гашиун. — Девочки говорят правду. Я хотел уехать, но они очень просили остаться, сказали, что хорошо заплатят.
— Тебе слово не давали, Геншин! — срывается на нем Азула, отталкивая Тай Ли, беря в руки яйцо.
— Я Гашиун… — растерялся он, залезая в лодку.
— Неважно! Уходим! — взбирается на песковозное судно следом, укладывая яйцо как можно прочнее, привязывая к бортам. — Не смей гнать! Едь ровно, прямо до самого Омашу, понял? — грозно и люто взглянула на него принцесса, — Гашин.
— Я Гашиун. Вас понял, — тронул с места изрядно отяжелевшую лодку, вздыбливая рассыпчатый неуловимый песок и плавно разгоняясь. — Платите чем? — обратился к принцессе.
— Золотом… — прищурилась она, странно улыбаясь, переводя взгляд на девочек, которые на одно мгновение растерялись, а затем незаметно кивнули. — У нас в стране много золота. Я тебя озолочу, — старается скрыть подкатывающийся смех, отворачиваясь.
— Как хорошо, что ваши подруги убедили меня остаться… — изнеженно заулыбался он.
Они все ехали и ехали, минуя песчаные сугробы, которым конца и краю, а особенно в темноте — не было видно, все заглотило черным небом, даже пески казались черными, силы мерцания звезд не хватало для того, чтобы разглядеть хоть что-нибудь, кроме рядом стоящих фигур. Азула победоносно и с трепетом коснулась яйца, которое, на ощупь было как шершавый камень, по температуре — не понятно, то ли оно теплое от пустыни, то ли в нем заиграла жизнь. Конечно, как можно родиться в таком страшном и угрюмом месте, как библиотека старого сумасшедшего филина, а еще, который увлекается распарыванием животных, набивая их туши соломой? Правильно — никак. Они ехали уже довольно медленно, сравнительно с первой поездкой, Гашиун исполнял наказ Азулы намного лучше, чем в первый раз.
— Девочки, — обратилась она почти шепотом, — простите меня, — еле слышно выдавила, испытывая гнетущее и жгучее чувство стыда. Тай Ли просияла, тогда как Мэй сдержанно кивнула, заметно расслабляясь. Накал страстей между их трио был явен с самого их основания. Они как три реки, что впадали в океан. Они были такими разными, но так идеально подходили друг другу, Азула лучше и полезнее не могла себе представить компаньонок. Но ведь, давайте, не будем лицемерить — каждой из них чем-то выгодна Азула и ее выходки, они не просто по доброте душевной согласились бороздить с ней мир, ища эти самые приключения, неосознанно давая свое согласие на то, чтобы принцесса изрывала им душу и выжигала сердца своими едкими гадкими авантюрами? Ведь так? Азула правильно расценила их жалкую добродетель?
— Где ты научилась так здорово ловить огромные яйца драконов? — усмехнулась Азула, обращаясь к Мэй.
— Обижаешь, у меня же младший брат. Забыла? — в ее голосе звучали саркастичные и жестокие нотки.
— Вот же гаденыш мелкий, не находишь? — ободряюще улыбнулась.
— Вообще, так нельзя говорить, но я терпеть его не могу! Вот бы он сгинул куда! — с искренней, давящей душу и сердце, злостью, сквозь зубы процедила.
— Ты что? — ахнула Тай Ли.
— А что, будто ты бы не хотела, чтобы твоих полоумных сестер не было? — бросает провокацию уже в Тай Ли Мэй, от чего Азула карикатурно подарила ей одобрительные аплодисменты.
— Нет! Никогда о таком не думала!
— Врешь! — сцеживает каждый звук Азула, больше походя на змею.
— Не уйдешь! — повторила ее интонацию Мэй, неожиданно хватая Тай Ли из-за спины, пугая, вынуждая громко вздрогнуть.
— Да перестаньте! — прикрикнула на них. — Забыли, что я могу…
— Тс-с, — тотчас же таинственно коснулась пальцем губ Азула, приказывая замолкнуть, косясь на Гашиуна. — Я все помню. Я дам тебе возможность отыграться… — засияла как само солнце.
— Мы почти добрались, — скомандовал Гашиун, продолжая беспрестанно разгонять сначала песок, а затем равнины.
— Как прекрасно, что мы вас нашли, Гашиун, вы просто находка, — похвалила его принцесса, вызывая в нем бурное смущение.
— Рад стараться, — ускорился. — Мы уже вот-вот, — притормаживает.
Азула внимательно и с выжиданием поглядывала на Тай Ли.
— Ты уверена? — сомневается она, делая плавный кувырок, приземляясь на земли Омашу.
— А ты еще сомневаешься? — отвязывает хозяина рек, всучая Мэй. — Помоги, без тебя вообще никак, — через плечо бросила, даже не смотря.
— Просто прекрасно! — не заставила себя ждать, возмутившаяся Мэй, уходя в сторону причала.
— Не урони, пожалуйста, это очень ценный экземпляр!
— Постараюсь!
— Только не представляй, что это твой брат Том-Том, с яйцом так не надо! — вдогонку добавляет, уже наконец оборачиваясь к Тай Ли. — Ты только представь, что он может с тобой сделать… А если он и есть Синяя Маска, — схватилась за грудь Азула, деланно отпуская прискорбный вид. — Это сейчас, он безоружен, но, стоит ему залезть в карман… — с придыханием и ужасом добавляет. — Я списывалась с адмиралом, он сказал, что Синяя Маска примерно его возраста, не находишь, это совпадение подозрительным?..
— О ужас! Он следит за мной! — прикрыла глаза в испуге Тай Ли. — То-то мне показалось странным, что он нас вызвался подвезти, да и так быстро.
— Я могу сама… — касается ее плеча, сильно поглаживая.
— Ну что там с оплатой? Я требую втройне, так как не предполагал такой задержки, да и судно потрескалось, пока я вез вас по грунтовой местности. Так что, с вас и оплата ремонта.
— Тай Ли, ты же помнишь, как Синяя Маска тебя ограбил. О духи, он прямо сейчас вытащи трубку для метания дротиков! — воодушевленно ахнула Азула.
— Нет! — крикнула Тай Ли, резко оборачиваясь, подскакивая моментально к Гашиуну, нанося ему точные и сильные удары по всем ци, что чувствовал ее твердый кулак. Она безропотно и жестоко ставила ему удар за ударом, уже совершенно не жалея, — Азула смотрела на это с томным и сладострастным благоговением, каждый удар негой разливался по ее телу. Тягучим медом по ее жилам потекло тепло отмщения. Сколько раз она била его, столько раз Азула испытала искрометный страстный прилив. Ее движения были порхающие, притягательные — это у нее от прирожденной циркачки, и очень бешенные, лишенные всякой логики и сострадания, в Тай Ли не было даже смутного понимания, что она делала, пока Азула, созидательно и сухо не добавила:
— Ну все-все, угомонись. Нам уже пора! — развернулась, уходя, теряя интерес к насилию слишком быстро.
— Азула! — Тай Ли, тяжело дыша и запыхаясь, схватила ее за руку, в спешке переплетая их пальцы, отчего Азула почувствовала, как те неистово горят. — Я не заметила у него трубки для дротиков… даже ножа.
— Пф-ф, — усмехнулась она, сжимая ее руку почти до боли, приподнимая к их лицам. — Он уже успел их выбросить в кусты, а ты даже не заметила… — кратко целует ее ручку, злостно прищуриваясь, находя в Тай Ли нескромное ответное обожание. Ей понравилось! Тай Ли сама испытала дивный бурный восторг, когда била его беспощадно, безропотно, одержимо, входя в неистовый безудержный раж.

Chapter Text

— Вы должны выглядеть безупречно, — бесцеремонно и вызывающе поправляет она ворот Зуко, претенциозно потрепав его за щечку, словно несмышленого малыша, бросая на Азулу краткий, удовлетворенный с облегчения взгляд, так как эта негодница всегда оставалась лучше остальных, но не лучше самого тщеславного великолепия Урсы. Урса, вальяжно раскачиваясь и очень по-царски, отходит к гигантскому зеркалу, с упоением надевая жемчужные мерцающие серьги, долго и с вожделением посматривая на себя в отражении, с осторожностью и благоговением беря красивый, инкрустированный ярким ослепительным янтарем — гребень. Она очень изящно и соблазнительно приседает на вельветовый пуф, все это время не отрываясь от себя в зеркале, волосы ее мягко рассыпались по плечу, прикрывая привлекательно оголенную часть. В неумолимом солнечном свете эти волосы отливали звездами, или жидким расплавленным золотом. Азула смотрела на мать с молчаливым пикантным восхищением. Нельзя. Невозможно быть настолько утонченной и безупречной, настолько блистательной, словно она только что сошла с картины самого известного художника-иллюстратора. Ее непослушные широкие рукава спадают на тонкие бледные кисти — мама претенциозно и практически эротично отгибает край, привлекая внимание к своим длинным алым ногтям. Она словно какой-то невообразимо-прекрасный дух. Она не человек. Невозможно быть такой… Зуко продолжил стоять безотказно смирно, дожидаясь любезного положительного кивка с ее стороны, тогда как Азула с замиранием сердца следила за тем, как мама открывает глубокую баночку с рассыпчатой белой пудрой, что невероятно хорошо пахла — сладкими цветами ванили. Мама недовольно выпрямляется, жеманно и хлестко откидывая волосы, оголяя покатые изумительные плечи, кокетливо-обнаженную шею и, ровно вздымающуюся превосходную грудь, мягким ворсистым комочком обтирая себя прихлопывающими движениями, придавая коже еще большую бледность, приятную глазу персиковую матовость и просто головокружительный аромат. Истинная королева. Она вычурно, даже эротично, одним большим пальцем, подправляет смазавшуюся помаду, по новой раскрашивая выразительные утонченные губы. Наблюдая за этим, Азула приоткрывает с замиранием и восхищением рот, кажется, уже забывшись в таком опасном и окрыляющем сосредоточии. Она хотела ловить и видеть все, что делала ее чудесная и невероятно красивая мать. Такая красивая, что ее хотелось просто сжечь!
— А я? — Азула сразу же обернулась на звон этого царственного бахвального голоса, ровно, как и невозмутимый отрешенный Зуко. — Я выгляжу безупречным? — на пороге стоял папа, одетый с иголочки, не снимающий королевского династийного облачения. Урса, ни капельки не дергаясь, медленно и очень степенно поворачивается, а ее волосы трепещут в танце легкого ветра. Она скоро, мелкими шажками, приближается к нему как хитрая опасная кошка, он хватает ее за слабое запястье, а она слегка улыбается — глазами, заволоченными таинственностью и недосказанностью. Он с нею до смешного горделив и театрально груб, а она делает вид, что и вовсе не замечает этого. Азула переводит заинтересованный взгляд на брата: он стоял как вкопанный, словно солдат на скорой службе, кажется, очень пыжась и напрасно стараясь перед отцом, но тому не было дело до сына, когда в его окружении такая яркая и умопомрачительная женщина как Урса. Ох, если бы тогда Зуко пошел вместе с Азулой прятаться в шкафу, то он бы все понял. Он ведь понял? Она хватает его за запястье, резко дергая на себя, не замечая, как становится в этот момент собственным отцом. Он, недоверчиво и немного пугливо встречается с ней взглядом, от чего Азулу пробило на яркую жаркую улыбку. Он не смел и пикнуть, потому что не желал вызвать у Озая очередной приступ недовольства, особенно, когда все так предельно хорошо.
— Ты помнишь, Зуко?.. — хитро посматривает на него, зная, что он понимает ее без лишних уточнений. Он все чувствовал, будучи уже немного не в себе. То, что тогда с ним случилось — это было очень странно и впервые. Как огненный буйный взрыв, разрывающий на множество окрыляющих искр.
— Перестань!.. — шипит на нее, вырывая резко руку, теряя с Азулой зрительный неудержимый контакт. Она безжалостно душила его петлей собственных ощущений и мыслей, прямо у сонной артерии, она не давала продыху, заставляя смущаться, стесняться и прятаться. Она высмеивала. Зуко, будто бы, провалился тогда под лед вместе с ней, а это все ее вина. Зачем? Зачем она пытается свести его с ума? Он, засыпая, с опаской прислушивался, ему казалось, будто его сестра где-то исподтишка наблюдает или подслушивает, и стоит ему заснуть, как она что-нибудь, непременно, с ним сделает.
— А я помню… — смотрит на него, совершенно не удивленная и не напуганная, ведь именно этого она от брата и ожидала. Родители все подробно и в красках показали ей.
— Перестать! — дернул за руку уже он. — Прекрати! — он ненавидел ее, а в такие моменты особенно сильно. Она будто бы глубоко проникала в его голову, выворачивала все грязное белье, расшвыривала личные вещи, подставляла, заставляла давиться в ее тягостных липких манипуляциях. Она делала и говорила, порой все так, как он хотел бы слышать и воспринимать. Она без конца врала и врала ему, да и не только ему — всем, а потом обвиняла во лжи перед другими. Она совращала его незрелый и слабый ум, заставляя бояться, прятаться и кричать по ночам от кошмаров. Он понимал, что не в силах противостоять ее обаятельной опасной фальши, она слишком безошибочно могла маневрировать между струн его души, он ее старательно пытался избегать. Ему порой казалось, что сквозь сон он слышит ее голос, что по-змеиному лукаво шепчет: «Ты грязный лгун! Ты грязный-грязный лгун!». Зуко рассказывал об этом маме и не раз, тогда она заходила в комнату к Азуле, а затем к нему, долго поглаживая по голове, уверяя, что его сестра давно и беспробудно сладко спит, что ему нечего опасаться, и что мама всегда защитит его в случае любой, даже небывалой, опасности.
— Тобой невозможно не кичиться… — мамины острые красные коготки заправляют отцовские волосы, она нежно и очень искушено оглаживает его по щеке, плавно опускаясь ниже, резко дергая и притягивая, горячо и страстно целуя. От увиденного, Зуко несмело вытаращил глаза, испытывая дикий ужас и отвращение, его словно всего скручивало и выворачивало от омерзения, он был готов кричать и умолять мать с отцом прекратить эти страшные и болезненные издевательства. Она целовала его очень глубоко, с яростью и вожделением, пока его руки бесстыдно блуждали по ее одетому, но такому контурному изгибчивому телу, что Зуко исходил на немые острые истерики, не понимая: как и зачем такое происходит? Он обернулся на сестру, которая гордо и с прищуром наблюдала за их несдержанным пошлым поцелуем, не выдавая ни единой эмоции, кроме одобрительной усмешки. Они могли делать это долго, Зуко всегда казалось, что эта гадость длится безумно, просто невозможно долго — бесконечно! «Прекратите! Нет! Пожалуйста! Хватит!», — этот внутренний немой протест ломал ему ребра, мешая дышать, скручивал руки, заставляя неистово и недовольно трепетать. Он был так зол и разочарован, что безропотно желал пойти на все, лишь бы эта пытка прекратилась. Одно мгновение, и полы маминого платья вспыхнули горячим устрашающим и растущим огнем. Она вцепилась в отца, начиная истошно кричать, оттягивая Озаю ворот. А он недолго, но очень злобно глядел на нее, довольствуясь страхом и злостью, а еще — ее полной беспомощностью — он считал это сексуальным. Подол ее платья так неожиданно и необъяснимо загорелся, что Зуко в страхе блуждал взглядом по отцу, не понимая, зачем тот это сделал? Озай без промедления поглотил все жгучие языки пламени, утихомиривая буйствующий смертоносный огонь — неуправляемую, пожирающую в муках, стихию. В комнате сильно запахло гарью. Мама, вся перепуганная и всклокоченная, влепила отцу звонку и резкую пощечину, да так, что он аж попятился, а на его щеке остался краснеющий воспаляющийся след. Он в ярости прикрыл глаза, сжимая пальцы в кулаки, желая ударить уже Урсу.
— Это ты! — несдержанно и властно зашипела на него, в опаске закрывая лицо, ненавидя и в страхе отстраняясь, прячась за веером.
— Это не я! — закричал на нее Озай, хватая вазу с цветами — швыряя в мать, она вскрикнула, вовремя отбегая. Осколки оросили тихую комнату небывало громким звоном, смешиваясь с криками и руганью родителей. Озай хотел вцепиться жене в волосы и протаскать так у всех на глазах, пока она брала первые попавшиеся вещи, с ужасом пятясь, швыряя их в мужа. Зуко закрыл руками уши, жмурясь, желая не присутствовать здесь и сейчас при этой сцене. Их с Азулой, в этот момент, как будто не существовало. Родители их не замечали. Не видели. И порой даже не слышали. В этот момент они слышали только друг друга, и те гадости, что лились из их уст совершенно обоюдно.
— Это ты! Это ты! — кричала на него мать, бегая по всей комнате, пока отец бросал в нее любые бьющиеся предметы. Зуко с ужасом заметил то, как довольна, холодна и спокойна Азула, словно ничего не случилось, будто бы сейчас не летали стекла, не кричались ругательства и не швырялся огонь.
— Это не я, стерва ты поганая! Всю душу вымотала, проклятая! — он схватил ее за волосы, она влепила ему по лицу с новой силой, окончательно выводя из себя. Озай громко зарычал, когда она вновь легкомысленно вырвалась. Он, быстро, чеканным гулким шагом стал на нее наступал.
— Стой! — трусливо вцепилась мать в Зуко, второпях прикрываясь сыном, который, тут же со страху ничтожно разрыдался, не выдерживая такого бешенного накала. Зуко сел ей на колени, размазывая сопли, слезы и слюни по своему несчастному, растерзанному чувствами, лицу. — Ты — чудовище! Смотри, что ты сделал с нашим сыном! — мгновенно останавливает Озая, а сама победоносно улыбается, видя, в какой неистовый ужас пришел ее муж.
— Прости, — рухнул он на колени, хватая ее за пальцы, бросая жаркие скоропостижные поцелуи, наспех признавая свою вину. — Прости меня! Я не знаю, что произошло.
— Ты поджег мое платье! — продолжала стоять на своем Урса, равнодушно прогоняя Зуко, стоило Озаю сесть с ней рядом.
— Клянусь, я этого не делал… — продолжал суетливо нацеловывать ей руки, пока она довольно страстно ухмылялась, нарочито приводя дыхание в порядок, театрально теряя сознание. Да, за эту его выходку ее ждали дорогие шикарные подарки, ведь теперь, он будет вынужден вернуть ее слабохарактерное непостоянное, легкое в покупке, расположение.
— А кто же тогда? — пристально и с интересом уставилась на него, ожидая, что он ее примирительно обнимет.
— Помимо меня, здесь еще двое магов огня, — указал он на своих полярно-разных детей. Зуко выглядел жалко, замахав отрицательно руками, в панике скатываясь на пол. Азула закатила глаза, сожалея о том, что ей достался такой непутевый и слабохарактерный брат. Ей безгранично стыдно за него. Она подошла к нему, противно сморщившись, как от чего-то дурно-пахнущего, схватила за руку, резко дергая и дергая, пока тот не удосужился наконец встать. Весь красный, со слезами на глазах, мокрыми слипшимися ресницами и опухшими веками, он стоял и утирался рукавом, все еще изнывая, как волк на луну. Азулу раздражало всё, она просто хотела, чтобы они наконец пошли на предстоящее нуднейшее представление. Та еще пытка. Она демонстративно пнула брата, стоило ему начать закрывать лицо вновь, захлебываясь градом слез.
— Зуко, дорогой, — тянет к нему руки мама, на что Азула смотрит с отвращением. — Почему ты плачешь, сынок? Кто тебя обидел? — Азула не сдержала глупого не верящего смеха. Она еще и спрашивает! Мать недовольно покосилась на нее, не удостоив вниманием, оставаясь все такой же прекрасной, просто более взъерошенной, агрессивной и растеряной.
— Азула! — гаркнул на нее отец, хлопнув ладонью по колену, заставляя ту выпрямиться и замолчать, хотя внутри она все еще продолжала хохотать, особенно, когда наблюдала за братом — за тем, как мать ласково и добродушно успокаивала его. Маменькин сынок. Слюнтяй.
— Это ты сделала? — уже более дерзко и диктаторски взглянула на нее мать. Азула отрицательно покачала головой, скрывая насмешливую ужимку, скрещивая руки за спиной.
— Это сделал Зуко, — поднимает на нее свой неживой, но довольный взор. После этих слов Зуко на мгновение прекратил рыдать, с неверием на глазах — вставая с места, но, стоило ему увидеть гаденькую усмешку сестры, как он несдержанно зарыдал снова, отрицательно мотая головой, тыча в нее обиженно пальцем. Озай осуждающе закатил глаза, нервно похлопывая то по одному колену, то по другому, вставая с места, находя себе какое-нибудь занятие: он стал подбирать все вещи, что были раскиданы в их бурном преступном споре. — Да, это сделал Зуко! — Азула уверенно размазала его самолюбие, совершенно не жалея, искренне наслаждаясь им в этот момент. Обожая его разбитое выражение лица, влюбляясь в его несдержанный страх и взрывные эмоции. Она хотела больше. Хотела познать, на сколько Зуко хватит, как долго ему удастся оставаться в себе?
— С чего ты взяла? — обернулся к ней Озай, расставляя мамины вещи по местам. Азула спрятала нахальный взгляд от его невозмутимого обличительного прищура, вновь переводя взор на мать.
— Он плачет из-за этого! — указала на него пальцем, командирски и очень жестоко произнося: — На воре шапка горит! Зуко бы не плакал, если бы это был не он! Он просто струсил, что прямо сейчас влетит и ему за эту глупую шутку! — хитро и бесцеремонно вцепилась взглядом в брата, который растерялся, в немоте посматривая то на отца, то на мать. — Зуко сегодня как раз хвастался тем, что учитель Куньо учил его мгновенному поджигательству! Вы что, забыли? — с обомлевшим взглядом посматривает на каждого из них.
— Э-это… — заикаясь, собравшись с мыслями, нерасторопно и очень неуверенно начал наконец Зуко, с неприкрытой ненавистью смотря на Азулу. — Н-не правда.
— Зузу, — подбежала она к нему, обнимая, утягивая из объятий матери, — как же так, ты же сам рассказывал! Ты просто забыл, — обходительно усадила его в кресло. — Зузу, милый, — удушливо, будто гадюка, обвивает его руками, обнимая, стискивая, кладя подбородок на его макушку. — Ты просто не совладал со стихией… — жмет его пальцы, продолжая скорее душить, ежели дарить любовь, целуя в волосы.
— Это правда? — пристально смотрит на него мама.
— Д-да… — сдается в плен Азуле, беря ее за руку, отчего она победоносно, но с удивлением улыбается, продолжая его наглаживать. — Эт-то пр-равда-а… я-я с-случай-йно… — приводит свое дыхание в порядок, прикрывая устало глаза рукой, испытывая к Азуле странное чувство необыкновенной душераздирающей разрушающей ненависти и странной неудержимой любви. Он все понял. Он сразу понял, что это была она, но если он сейчас не скажет этого, то тогда, она… «Правильный выбор!», — шепчет ему на ухо, что потом многие годы вперед преследовало его.

Вся царская ложа была предоставлена для них одних. Гордо, невероятно близко и с восхитительным видом. Азула села на самое крайнее место, призывно похлопав брату рядом. Зуко, все еще нервно дрожа, прошел и, как одеревенелый, сел.
— Где мама с папой? — она удивилась, что он пришел один.
— Встретили кого-то из знати… — его голос остался глухим и пустым, как деревяшка. Азула облокотилась на позолоченный балкон, упираясь лицом о собственную ладонь, посматривая на лениво заполняющийся зал театра. Она тут же увидела знакомые фигуры — мама и папа вальяжно и очень лучезарно общались с кем-то, их было четверо. Они даже над чем-то все вместе посмеивались, выказывали друг другу какие-то жесты, похоже, это какие-то папины одноклассники. Мама выглядела немного уставшей, она сонно упиралась ему в плечо, придерживаясь о его руку. Он крепко держал ее, не отпуская. Азула все терялась в догадках, иногда не понимая, что за отношения связывают их с Зуко родителей?
— Это ты сделала… — выдавил из себя принц, медленно оборачиваясь к сестре. — Ты подожгла мамино платье.
— Разве? — взглянула на него. — Я вроде думала, мы уже все выяснили, что это был ты, — с вызовом играючи хихикнула, приближаясь к нему, мягко, околдовывающе и терпко беря за руку, безотрывно смотря. — Зузу… — льстиво обнимает его, снизу вверх поглядывая. — Я сделала это ради тебя, дурачок… — отстранилась, чтобы их лица были на одном уровне.
— Ради меня?.. — он был польщен и вместе с тем горестно разрушен необъяснимым и моментальным чувством вины и благодарности.
— Да, вообще-то, я видела, как тебе плохо, — поглаживает его по руке, а ему аж дурно стало, он захотел встать, прогуляться до родителей — как она с силой тянет его обратно, заставляя плюхнуться на место. — Я сделала это, чтобы отомстить за тебя! — прикусила нервно язык, а затем уткнулась губами ему в щеку.
— Зачем за меня мстить? — недоверчиво пытается отстраниться, зная, что она искусная лгунья.
— Зузу… — еле слышно простонала она, всколыхнув своей близостью волнующие разгоряченные чувства.
— Что? — обернулся к ней, наблюдая ее полуприкрытый притягательный взгляд. Она, словно, самую малость всегда была не в себе — этим она и влекла. Она бесцеремонно положила руку на его горящую щеку, по ощущениям, Зуко казалось, будто ее ладонь ледяная.
— Поцелуй меня… — томно вздохнула, притягиваясь ближе, смыкая их губы в неумелом неловком поцелуе, от которого у Зуко заполыхал огонь в чреслах, он несмело положил на ее плечи свои руки, до боли сжимая, с одной стороны желая отстраниться от нее, а с другой — вобрать внутрь себя, дабы успокоить ту бурную неутихамиримую лавину столь опасных пылких чувств. Она перетягивала его на себя, а он на себя, они раскачивались, желая победить в этой гонке, не желая делить, желая забрать. — Еще, — слюняво шепчет ему она, как только он отстраняется. — Больше… — ее голос был как самая жгучая паранойя — он не мог больше выбросить это из своей головы, единожды услышав. — М-м-м… — стонет она, закрывая глаза, стоило ему сделать это с ней снова — прижать свои мокрые губы к ее. Она тяжело, влажно и томно выдыхает, все же окончательно перетягивая на себя, вцепляясь ему в ворот, чем больно душила. Зуко не хватало воздуха, его лоб покрылся испариной, сердце очерствело от злости, ненависти и пагубной страсти, что насильно разожгла в нем Азула, вместе с тем, оно билось, как птица в клетке, желая насмерть разорваться. — Они идут! — бесчувственно мимолетно оттолкнула от себя разгоряченного обезумевшего Зуко, оставляя с тяжким болезненным чувством незаконченности. Отец с матерью ввалились так громко и неожиданно, что Зуко еле смог привести себя в порядок, растерянно переводя взгляд с родителей на сестру. Азула как ни в чем небывало ему подмигнула, приставляя к своему виску два пальца, имитируя выстрел, тут же издевательски переводя прицел на него. Отец был подозрительно доволен, впрочем, как и всегда, стоило ему выпустить пар, мать возле него смотрелась под стать ему, что очень пугало и зарождало в Зуко множество вопросов. Что такого они делали, что сводили Зуко с ума, прямо, как его гнусная и бесчестная сестра? Мама мягко улыбнулась, присаживаясь рядом, потрепав сына за ушком, словно он был ее забавным зверьком, вызывая у него мгновенный прилив тепла и нежности, он был так счастлив, ощущая сильнейшую непредсказуемую любовь между членами своей семьи. Они казались такими странными.
— Я вижу Мэй? — перегнулся через перила принц, наблюдая, как эта строгая и очень безмятежная девочка шла где-то внизу, пряча руки в длинных рукавах своего платья. Ее подгоняла недовольная торопливая и вечно мельтешащая мать, что шла рука об руку с какой-то своей подружкой.
— Зуко, милый, держи, — передает она сыну небольшой стаканчик огненных хлопьев. Азула недовольно и истерично, не сдерживая силы удара — бьет его локтем в ребра, отчего он моментально взвыл, покорно садясь на место, послушно протягивая к матери руки, вызволяя из ее пальцев две порции угощения, с болью в лице, передавая сестре.
— О, спасибо. Твоя любезность будет вознаграждена духами! — картинно всплеснула Азула руками, радуясь с того, как корчится ее непутевый и очень легкомысленный посредственный брат.
— Дети, тише! — раздраженно шикнула на них Урса.
— А я не знала, что у Мэй тоже есть дом на Угольном острове, — фыркнула Азула, хрустя огненными хлопьями, как можно поспешнее набивая их в рот, словно ее торопил весь театр. Она шумела и шуршала без перебою, на что не обращали внимания ни отец, ни мать.
— У них и нет, — отвечает ей Урса, недовольная, не выдержав — отбирает у Азулы огненные хлопья.
— Мам! Отдай! — тянется руками прямо через Зуко, за что он проклял этот поход в театр, ведь эти две женщины измывались над ним так безжалостно и бесчувственно, постоянно толкая, прижимая, мешая и делая больно, как Азула. Тогда Зуко обратил свой вопрошающий взор на отца, который оставался предельно бесстрастен, складывая руки на груди, посматривая только в одну точку, кажется, полностью отсутствуя.
— Нет! Сиди тихо! — гаркнула на нее уже сильнее мать, осаждая необузданный пыл дочери, отчего Азула в истерике затопала ногами, покрывая руки огнем, на самом деле лишь доказывая, что сдерживать огонь была не в силах именно она. — Видишь женщину, рядом с мамой Мэй, — безразлично переводит взгляд мама, спокойно меняя тему, покоряя дочкину ярость, переключая ее внимание незаметно для нее же самой. Азула недовольно кивнула. — Это очень богатая жена губернатора Чимина, не столицы конечно, но близлежащей области, пока ее муж в командировке, она пригласила Мичи и ее дочь Мэй погостить у себя.
— А где ее дети? — хмыкнула Азула, оборачиваясь на маму, не замечая, как постепенно погас свет в зале.
— У жены губернатора нет детей, — лаконично закончила.
— Как это? — выпучила глаза принцесса. — Почему?
— Не знаю! Все. Хватит, Азула. Перестань трепаться, — вытянула она руку, возмутительно и неуважительно прижимая ладонь к ее губам.
Все в ожидании захлопали, темнота настолько сгустилась, что, в какой-то момент не было видно ничего. А затем плотные, спускающиеся волной длинные шторы медленно поплыли вверх, сверкнула яркая молния, Зуко вцепился в перила посильнее, в ожидании представления. Красивые яркие декорации синхронно задвигались, показывая бурлящее штормовое море. На сцену выбежал злобный водяной дух в устрашающей синей маске, размахивая руками в разные стороны — в такт бурным волнам, неумолимо кружась в злостном танце вместе с бушующей стихией, метая молнии, поднимая пенившуюся воду, мешая и бурля, вызывая страшный карающий дождь. Принц обернулся на рядом сидящую мать, что с придыханием сжала руки, прижимая к груди, с сочувствующим взглядом прожигающую сцену. Отец уже полностью поник, закрывая в полудреме глаза, оставаясь непокоренным и неподвижным, устало вздыхая, на самом деле считая театр пустой тратой времени.
«Когда-то давно злостный дух рек спустился на земли драконов, проникаясь любовью к единственной дочери императора драконов». Синяя маска блистала в неуловимом быстром свирепом танце, приглашая на сцену актера в красно-золоченых одеждах, скрывающего лицо за рогатой клыкастой маской. «Он велел императору драконов выдать замуж свою единственную дочь, предлагая ему свою руку и сердце, обещая, что после помолвки и скорой свадьбы наградит императора богатствами и собственным покровительством в защите от варварства людей». Злобный дух в синей маске стал хитро и нападающе кружить вокруг императора драконов, подхалимски кланяясь, нежно подзывая кого-то из-за кулис. Выбегает смиренная величавая фигура в красивом развевающемся платье. Она спряталась за фигуру императора, ища защиты. «Император драконов грозно покачал головой, давая отпор духу воды, прогоняя, взывая к помощи своего верного и сильного духом племянника». Злостный дух достает меч и одним четким ударом пронзает сердце императора, после чего его дочь отчаянно и в слезах бежит к своему отцу. «Ты должна стать моей по своей воле или нет!», — кричит голос из-за кулисья. Дух дерзко хватает принцессу за руку, вынуждая пойти с ним, как на сцену врывается обозленный и могущественный дракон: «О нет! Ты погубил моего дядю! Тебе нет прощения, негодяй! Удирай, пока я тебя не погубил!». Зал ахнул, аплодируя. На сцене завязалась долгая и красочная битва, в которой летали искры, гремел гром и проливалась вода. Долго длилась эта война, пока принцесса горевала возле ног собственного отца.
— «Кузина, не теряй ни минуты, уходи. Уходи же!», — кричит благородный дракон.
— «Я вас всех уничтожу!», — разгневался дух воды, принимая удар из-за спины, падая наземь. «Будь проклят! Никогда! Слышишь, никогда ты больше не сможешь извергать свое пламя, ведь ты — жалкий человек!», — взмахнул исподтишка в его сторону рукой, и на сцене поднялся плотный обволакивающий дым. У Зуко захватило дыхание, он смотрел неотрывно и с прискорбием предугадывая, что же ждет героев дальше. Все стихло. На мгновение свет погас, Зуко отвлекается на беспечное сопение отца, который уже совсем крепко и демонстративно спал.
— Озай! — ткнула его Урса, недовольно разводя руками.
— Что? — возмутился он. — Я не сплю! — отмахнулся, делая вид, что смотрит, после чего Урса от него отстает, возвращая все внимание сцене, поглощенная происходящим.
Неожиданная вспышка и сцена озарилась солнечным светом, декорации сменились на статичные людские домики и дворцы. В середине сцены сидел поникший мужчина, теребя в руках собственный меч.
— «Кто вы?», — находит его какая-то старушка.
— «Я не знаю…», — растерянно проговорил он.
— «И что же, даже имени своего не скажете?».
— «Скажу… Мое имя Норен…», — с опасной принимает помощь незнакомки, она отводит его к себе домой, обогрев и накормив, дает работу, рассказывая историю о своем погибшем сыне, который точь-в-точь был вылитый Норен. Главный герой, потухший, не понимающий, что ему делать, и как вытащить названную мать из нищеты, бежит во дворец к императрице, прося у нее помощи.
— «Помощь просто так не раздаю. Заслужи. Работай на меня!», — приказывает она. Норен, благородно склонив голову, соглашается, начиная служить человеческой императрице, у которой скоропостижно скончался отец. Норен старательно помогал императрице править страной и обойти лживых советников, чем не переставая удивлял, вскоре, он смог заработать много денег для своей приемной матери, но, сам не заметил, как покорно и бесповоротно влюбился в смертную императрицу. Актеры на сцене закружились в любовном страстном танце, то отбегая друг от друга, то бросаясь в объятия.
— «Моя ты любовь…», — пел голос, — «Не заметил я, как стала ты для меня самым родным человеком на свете».
— Это прекрасно, — пропела мама, беспрестанно повторяя слова за актерами.
— Может быть, в следующий раз тебе самой там сыграть? — сверкнули глаза Озая.
— Ну я же теперь принцесса Страны Огня…
— Думаю, после этого, ты поднимешь популярность нашей семьи еще сильнее, — а он искал выгоду во всем.
— О, Озай, это было бы прекрасно, — берет его за руку, благодарно целуя в тыльную сторону ладони. Зуко поморщился, съежившись так, словно что-то кислое и противное попало ему на язык.
Яркая вспышка молнии, на сцене прозвучал раскатистый гром, от чего весь зал ахнул, а мама схватила Зуко за руку, и от него не укрылось то, что она сжимала их с отцом одинаково сильно в этот момент. Плотный молочный туман заволок героев, между ними промелькнула устрашающая молния и актеры в страхе отпрянули друг от друга. Синяя маска и два блестящих меча, струи воды и крики, развязалась бурная драка между Нореном и злобным неупокоенным духом.
— «Не может быть!», — кричал он. — «Вы не должны были встретиться!».
Императрица, с легкой руки бросает своему любимому меч и между Нореном и духом завязывается кровопролитная драка, огненные струи, что тушили залпы огня, после чего Норен побеждено рухнул, прямо, как в первый раз собственного поражения. Мама стала больно впиваться ногтями в запястье Зуко, он лишь кратко обратил к ней свой взор, но, мамы, здесь не присутствовало, она была охвачена происходящим в пьесе. Лязг оружия, и позади стоящая императрица пронзает сердце забывшегося в собственной спеси духа, из него посыпались искры, он лопнул с громким хлопком, орашая героев проливным дождем. Зал бурно зааплодировал. Норен вскочил и подбежал к своей возлюбленной, они прикоснулись своими масками, запечатляя поцелуй, и голос за кулисами громко провозгласил: «Злобный дух был повержен. Проклятье спало, Норен смог вернуть себе облик дракона. Но что же будет с императрицей…».
— «Ты покидаешь меня», — взмолилась она, падая на колени. Неожиданно выбегает названная мать Норена в человеческом обличии, хватая дракона:
— «Не оставь меня!». Дракон взмахнул хвостом, прогремел огненный взрыв, сцена наполнилась дымом, а после, вместо человеческой императрицы появился еще один дракон, они обняли друг друга, безотрывно смотря, и голос провозгласил, уже объявляя конец: «Проклятье спало и с принцессы драконов, которая заняла место собственного отца. Вскоре, Норен и императрица поженились и правили страной драконов мудро и добро. И воцарилась гармония и благодать. Злобный водяной дух, больше никогда не появлялся, а названная мать Норена последовала за драконами и стала жить среди них, обучившись магии огня». После окончательных строк, зал бурно отреагировал, все что-то кричали и улюлюкали до самого занавеса. Урса подскочила еще до опустившихся штор, яростно хлопая и громко крича: «Браво! Это было прекрасно!». Зуко странно переглянулся, оборачиваясь к сестре, которая, кажется, уже вся изнемогала.
— Ка-а-ак ску-у-учно, — демонстративно выплюнула.
— Ты просто ничего не понимаешь! — оскалился Зуко.
— Ну да, куда уж мне… — покрутила пальцем у виска, указывая на брата, чем очень выбесила.
В театре разгульно и медленно плелись толпы людей, вовсю спешащие встретиться с выходом, многие стояли в самых неудобных местах, мешая сделать и шаг. Беспардонная и наглая Азула не гнушалась сделать кому-то больно, поджигая чужие одежды, заставляя гостей ахнуть — в поклоне прилипая к стенам помещения, пропуская королевское важное семейство, чьи дети не отличались благовоспитанным поведением. Их критиковали за неправильное воспитание и полное отсутствие понятий и норм, в особенности, что прививались каждому ребенку Страны Огня с самого детства. Они должны были быть выдержанны и стойки, выносливы, не крикливы, совершенно невспыльчивы, порицаемые за любую исключительную эмоциональность. Вести себя как Азула — недозволительно, по мнению всего народа огня — крайне недопустимо и распущено, но, никто не смел высказывать Озаю и его жене свое очень ценное мнение, а, уж тем более, в открытую критиковать или давать советы по воспитанию. Зуко всегда блистал на фоне сестры в светском льстивом обществе, он был радостным и очень добрым ребенком, мама снисходительно помахивала расслабленной кистью, беря сына за руку, от чего все, кто видели их — непременно содрогались, расплываясь в сентиментальной улыбке — она оплот истинной материнской и величественной любви. Идеальная жена, просто восхитительная нежная и понимающая мать, Зуко повторял за ней, стеснительно улыбаясь, в приветствии кивая каждому, кто обращал на них особое внимание. Отец оставался единственным, кто никогда никак не реагировал на окружающих его людей, словно бы, их и не было вовсе, он ни на кого не смотрел, мог обратится к жене с совершенно отвлеченной темой, прямо в разгар какого-нибудь лирического разговора, ставя ее в неловкое положение. Но мама всегда могла блистательно и безошибочно вывернуться из таких неудобных ситуаций, обычно, она сглаживала его необдуманные жесткие несдержанные слова или неуклюжие действия, лаконично и очень мастерски выходя сухой из любой воды. Если быть предельно честными — отец не умел общаться с людьми, он ненавидел выходы в свет, он ненавидел всех, кто выходил за пределы его семьи. Он не принимал кого-то из вне, будучи неспособным завязывать искренние долгосрочные отношения, жена была для него приятным проводником, обаятельным советником в мир простого народа. Да, он брал ее везде, где требовалось обманывать, заговаривать зубы или убеждать, потому что он мог только в грубую бескомпромиссную силу. Она занимала очень важное положение не только в его сердце, его семье, но и высшем обществе, умело и ловко считывая каждого человека, что был приближен к Азулону.
— Какие люди! — вырывается Азула вперед, задевая маму Мэй, даже не извинившись. — Подружка! — ехидно треплет ее по затылку, больше унижая, ежели проявляя любовь.
— Ваше высочество… — кивнула бесстрастно Мэй, тут же поглядывая на мать, ловя в ее глазах одобрение, она уходит с принцессой.
— Ма-ам, — задергала ее Азула, пока она жеманно и очень фальшиво поздоровалась с Мичи и женой губернатора.
— О да, пьеса восхитительна! — усмехнулась, театрально закатив глаза, прикрывая свою хитрую улыбку большим рукавом, хватая Озая за руку, заставляя его поприветствовать женщин.
— Добрый вечер… — схмуренно и очень отстраненно начал он. — Много людей. Я хочу на улицу, — обернулся он к жене, опять ставя ее в дурацкое положение. — Дамы, приглашаю вас к нам на чай, — тут же исправился, вызывая у Урсы одобрительный кивок и восторженную улыбку.
— Мичи, госпожа Чимин, вы не против? — закончила за него Урса, не обращая внимания на то, какой погром уже успела устроить их дочь. — Мой деверь Айро только сегодня прислал нам великолепный каркаде с цветами ванили. Он так причудливо раскрывается в чайнике, вы непременно должны это узреть, — радостно похлопала.
— Ма-ам! Ма-ам! — продолжала без остановки Азула, приковывая к себе озлобленные и раздражительные взгляды, особенно, выводя из себя педантичную и закрытую маму Мэй. Но Урса была непробиваема, даже если Азула прямо сейчас подожжет ее платье — никакой паники. — Ну ма-ам! — дергала ее за рукав.

— У нас нет никаких наказаний и замечаний до восьми лет, — подслушал разговор матери Зуко, наблюдая за тем, как они втроем беспечно попивали ароматный чай, то и дело обсуждая пьесу, детей и семейную жизнь. Нет, она так и не обратила ни на кого из них своего сверхценного внимания. Отец, стоило ему пригласить этих разукрашенных напыщенных женщин, переступая порог собственного поместья, тотчас же отбыл к себе в комнату, больше не показываясь.
— А ваш муж? Он как к этому отнесся? — немного возмутившись, задалась вопросом мама Мэй.
— Мичи, знаешь, — занервничала она, явно пытаясь вызвать у собеседниц сочувствие и понимание, после чего, жарко даря взамен всепоглощающее жгучее чувство вины: — я вижу, что нас все осуждают, особенно ты. Азула непростой ребенок. С Зуко не было проблем. С самого его рождения он радовал меня. Это тот ребенок, который не требует к себе слишком много внимания, он не глупый мальчик, а также он всегда способен сам себя занять. Ему даришь пару новых сабель — он в саду до самого вечера просидит, сам с собой играя, — улыбнулась она.
— Это хорошо, — одобрительно закивала мать Мэй, делая краткий глоток чая. — Моя Мэй примерно такая же, но, правда, характерец у нее был будь здоров. Но ничего, пара долгих нравоучений, наказаний, и она уже совсем другой человек.
— Да вы что? — ахнула Урса. — И не жалко вам?
— А что жалеть? Вообще-то, она — это будущее Страны Огня. Мы с мужем считаем, что детей не стоит распускать. Хочешь что-то получить — будь добр заработать баллы влияния за неделю, — услышав это, Зуко в неверии обернулся на них, а затем на радостную Мэй, которую развлекала Азула.
— Баллы влияния? — переспросила мама, с интересом отставляя чашку на блюдце.
— Да, нам эту тактику подсказал один очень хороший учитель, да и у меня такое было. Я вывешиваю на стене большую таблицу, в которой присутствует несколько столбцов, у нас это такие как: хорошее поведение, послушание и успехи в учебе. Если Мэй собирает от двух до трех плюсов по этим критериям, то я дарю ей то, что она хочет. Если же один или ноль плюсов — ничего, — она рассказывала это так холодно, так бесчувственно и отстраненно, словно и не была матерью.
— Такое чувство, что она вас раздражает… — мама сказала это с сочувствием.
— Скажу вам честно — я никогда не хотела детей. Но что уж поделать. Моя судьба была: выйти замуж, а дети — это неизбежность, — развела она руки, в неоднозначном жесте. — Хотите сказать, вас ваши дети всегда устраивают?
— Меня? — удивилась мама, скромно хохотнув. — Вы что… меня никогда не раздражают собственные дети. Я их очень люблю. Просто они совершенно разные. Наверное, будь Азула первой, а она такой тяжелый, капризный и истеричный ребенок… я бы, остановилась на одном ребенке, но так как с Зуко мне было легко, то я решилась на второго.
— И ваш муж был бы не против одного ребенка? — недоверие проскользнуло в голосе Мичи.
— О, нет. Мой муж вообще этих тем не касается, ему, мне даже казалось, как будто бы все равно. Ну родился Зуко и родился — никаких эмоций… Но вот когда родилась дочка… Мой муж был идеальным отцом, он не спускал Азулу с рук. А, в дальнейшем, она привыкла к нему больше, — Зуко отчетливо уловил то, что мать умышленно что-то недосказала.
— Повезло. Хорош ваш муж, хорош… — съязвила мама Мэй. — Я, когда родилась Мэй, не видела ее около двух недель, а потом отбыла на Угольный остров к госпоже Чимин… — ее голос подобрел. — И знаете, что самое странное? Я ведь абсолютно и совершенно не скучала по ней. Мне было так хорошо без нее…
— Мне было очень плохо после того, как родилась Азула… — она наконец сказала это, Зуко даже обернулся, наблюдая их профили, вслушиваясь отчетливее. — Но это все такая ерунда! — всплеснула она восхищенно руками. — Я не представляю своей жизни без них обоих.
Азула гротескно пыталась встать на руки, неповоротливо и как можно более неестественно парадируя их неприсутствующую подругу Тай Ли. Она коверкала и с издевкой повторяла каждое ее действие.
— Смотрите! — кричит она, веселя Мэй. — Аплодируйте мне! Ведь я — будущая цирковая актрисулька! Ах! — схватилась Азула нарочито изящно за ногу, карикатурно падая, представляя себя на сцене. — О нет! Кто-то подсыпал в мои тапочки стекло! Неужели, я теперь не самая лучшая циркачка? — громко расхныкалась, выводя Мэй на оголтелые смешки.
— Ты уволена! — встает она напротив Азулы, грозно указывая уйти проч.
— Но как же так? — ползет она на коленях в ноги Мэй, обхватывая. — Хозяин цирка, пожалей меня, ведь дома мои сестры Тай Лин, Тай Лат, Тай Лао, Тай Лам, Тай Ву и Тай Лиу съедают все чашки риса, оставляя меня голодной! — громко и очень выразительно зарыдала.
— Ты так ужасно выполняешь все акробатические приемы, что на такую как ты придут посмотреть разве что, чтобы покидаться тухлыми помидорами! — махнула Мэй рукавами, продолжая играть роль злобного и разочарованного хозяина цирка. Азула не доигрывает своей партии, откатываясь от Мэй, собирая всю грязь с земли на свою чистую, только недавно купленную, одежду. Зуко завидовал сестре, вернее — ее наглости и вольности, ведь она без стеснения носила свой любимый цвет, тогда как Зуко в таком случае неизгладимо мучила бы совесть.
— Эй, девчонки! — крикнул им Зуко. — Замолчите! — его тон был раздражителен, а голос дрожал, они мешали ему подслушивать дальше.
— Ой, — мгновенно встает на ноги Азула, теряя в дороге заколки и украшения, оставаясь с взъерошенными растрепанными волосами, — а кто-то подслушивает! — бессердечно сдает его, тыча в брата пальцем, поглядывая за приоткрытые двери, прямиком в гостиную, в которой, как ни в чем небывало, сидела мама с гостями.
— Заткнись! — злостно зажимает ей рот рукой, сначала крепко прижимая к себе, а затем наспех, почти пренебрежительно — отталкивая, наблюдая за тем, как Азула неожиданно и очень смешно падает наземь. Она тотчас встала, насупившись, сжимая пальцы в кулаки, заполняясь злостью, которая тут же обретает форму. Она стала все бездумно и яростно поджигать, при этом опасно сжимая губы, готовая вот-вот закричать. Три… два… сейчас она разомкнет свои уста и заверещит так, что спустится отец, и тогда уже будет не до веселья, ведь Зуко опять накажут. Если выходку с маминым платьем папа проглядел, закрыв глаза, то поджег, устроенный Азулой, а она опять соврет, напакостит и вывернет все так, чтобы Зуко остался крайним. Мэй, что стояла поодаль от Азулы, уже приготовилась, закрывая уши, знакомая с принцессой и ее пронзительным криком, когда та была в гневе.
— Стой! — взмолился он, всего на долю секунды опережая ее саму, срываясь с места, снова неудержимо закрывая ей рот, плотно впиваясь пальцами в ее злющие губы. — Не будем ссориться, — подхалимски заулыбался, начиная отгонять ей невидимых мух, моментально сгоняя ее злость, заливая огонь ненависти фальшивым примирением. — А давайте, — берет он ее за руку, медленно отнимая ладонь от ее лица, в страхе переводя глаза то на Азулу, то на Мэй, ища у последней поддержку. Мэй еле заметно кивнула, кратко улыбаясь, убирая руки со своих ушей, понимая, что войну удалось предотвратить, стоило лишь подключить волшебную силу диалога. — Давайте поиграем! Сегодня же была такая здоровская пьеса! — ищет помощи у Мэй.
— Да, — подходит к ним Мэй, поправляя Азуле волосы, наспех приводя ее в порядок, завидев, как Урса торопливо оглядывает темный внутренний дворик. — Я чур принцесса! — указывает на себя, занимая мгновенно место.
— А я… — насупилась Азула. — А я… я буду императором драконов! — капризно затопала ногами, вновь разжигая кострища своих пальцев, злобно и несдержанно пыхтя, с силой отдавливая Зуко ногу.
— Я хотел быть императором драконов… — расстроенно и опечаленно добавляет Зуко.
— Это того, что убили? Отца принцессы? — непонимающе разводит руками Мэй.
— Нет, того, что женился на императрице. Племянник убитого императора конечно же, Мэй, нельзя же быть настолько несмышлёной! — взъелась уже на нее, вперив опасный хищный взгляд.
— Что угодно, сестренка, только не кричи, — льстиво касается ее плеч, присаживаясь возле нее на одно колено, стараясь, как можно быстрее угодить, погасив ее истеричный неостановимый порыв, который испортит любое дальнейшее существование.
— Ты будешь злым духом воды, Зузу! — с омерзением на лице, отпрянула от него, испытывая яркую вспышкообразную злобу.
— Почему-у… — закрывает лицо руками, желая себе роль кого-нибудь поинтересней. — Я не хочу быть злым духом воды…
— Если ты не согласишься, то тогда я закричу! Да так, что сожгу тут все, а обвиню тебя! И тебе никто не поверит, ведь Азула твоя несмышленая сестричка, которая, цитирую: «еще не умеет так хорошо покорять огонь…» — опасно оскалилась, беря Мэй под руку.
— Ладно! Я согласен, только не делай гадостей, — он почувствовал небывалый накал злости, смешивающийся с бессилием и такой отъявленной жалкой слабостью. Он, словно всегда был в тупике, ведь чтобы он не сделал — он всегда будет виноват, а она всегда окажется права. Азула манипулирует своей якобы слабостью, думая, что все видят в ней маленькую безобидную девочку. И ведь если дело дойдет до разбирательства, она очень подло и невовремя потеряет весь запал и весь огонь. Ее победить было очень сложно, а на данном этапе — невозможно. Кому бы он не рассказал, его никто толком не услышит, мама сделает вид, что ничего не поняла или приободрит объятиями и поцелуем, отец же — будет недоволен как всегда, ведь он его наследник, которому не пристало вести себя как никчемный мелочный трус, да и вообще, он не любит, когда кто-то говорит плохо про Азулу… папа точно в этом ему не помощник.
— Значит так, Зузу, — по-командирски очень громко начала она, все еще срываясь, — сейчас Мэй встанет между нами, как тот трофей, который каждый из нас желает получить. Мэй, вставай сейчас же! — указывает она точное место. — Так, все. Начали! — командует, резко взмахнув рукой.
— «О, злобный дух воды, — Мэй прячет взгляд от Зуко, — я не пойду с тобой, как не проси! Ты ведь убил моего отца».
— Твой выход, братец! — врывается со своими подначивающими комментариями Азула.
— Да знаю я! — выходит из себя, разжигая кулаки, указывая на сестру с ненавистью пальцем. — Перестань приказывать!
— Ну? — выжидательно уставилась на него, расхохотавшись от того, что он нелепо растерялся, поддаваясь на ее провокацию.
— «Раз по своей воле ты отказываешь мне, тогда я накажу и тебя!», — Зуко наступает на пятившуюся Мэй.
— «Где же ты, кузен, скорей спаси меня! Злой дух воды хочет смерти моей! Ах!», — падает картинно в обморок.
— «Ну что, негодяй! — вступила на тропу войны Азула, принимая боевую стойку. — Сегодня ты погибнешь от моего клинка», — берет с земли палку, направляя в брата. Зуко, быстро среагировав, находит еще одну, только уже для себя, представляя, что только что подобрал невероятно наточенный гладкий клинок. Не успел он понять, что происходит, как Азула рассекает перед лицом воздух, нанося первый удар исподтишка. Он моментально уворачивается, не успевая нанести ей сокрушительный удар, раз за разом Азула бьет в миллиметре, разрезая воздух противным свистом. Он решил совершенно четко и стойко победить в этой схватке, сорвавшись с места, он стал бегать от сестры, прячась за огромным деревом, Азула старалась догнать его, наматывая бесконечные бесполезные круги вокруг ствола, так и не удосужившись поймать брата. Она начала изрядно выматываться, пока Зуко безжалостно выжидал в засаде, готовый продолжать эту беготню до следующего утра. Они совершенно нескромно позабыли о одиноко скучающей Мэй, оставляя ее наедине с ночным небом и звездами, наблюдающую за их бесконечной битвой.
— Дети, домой, — кличет их Урса, выглядывая на террасу. — Мэй, мама уже заждалась, — после этих слов, та вскочила на ноги, забывая про любые игры, помня про плюсик, что должна заработать за сегодняшний день. Она, услужливо попрощавшись, благодаря хозяйку дома за вкусное печенье и чай, благородно кланяется, вызывая у собственной матери всплеск одобрения.
— Доброй ночи, принцесса Урса, — поклонилась ей Мичи, уводя дочь.
— Доброй ночи… — бросила в них спины оценивающий взгляд Урса. — Дети, папа вышел сказать вам «доброй ночи», — встречает его лучезарной ухмылкой.
Услышав это, Азула тут же бросает палки, переставая гоняться за Зуко, теряя к нему любой интерес, в последний момент уворачиваясь от нечестного болезненного удара. Ей нужно было спешить как никогда, она громко, запыхаясь, взбегает на деревянные ступени, тут же цепляясь о что-то, рухнув плашмя прямо перед ногами матери.
— Азула… — не успевает ей ничего более сказать, как та вскакивает на ноги и бежит сломя голову, врезаясь во все, что попадалось ей.
— Папа! — влетает со всего разбегу, откидываясь назад.
— Что с тобой? — обеспокоенно смотрит, протягивая руку.
— Мне… надо… спешить! — отбрыкивается, поднимаясь самостоятельно, убегая далеко в коридор, откуда послышался скользящий протяженный свист, а затем звонкий стук. — Со мной все хорошо! — кричит поспешно им. — Я уже бегу спать! Ай! — затопала она на одной ноге.
— Что не так с этим ребенком? — посмотрела Урса на мужа, у которого был очень загадочный и усталый вид. Зуко какое-то время не смел показаться на пороге, уже представляя, что скажет недовольный отец, обвиняя в том, что Азула сошла с ума. Он правда не знал, что только что с ней стряслось. Все было хорошо, они играли-играли, ровно до того момента, как не спустилась мама и не сказала, что пора спать.
— Я не знаю… — с порога начал Зуко. — Она резко все бросила и убежала, — невинно посматривает на родителей.
— Все нормально, Зуко, иди в кровать, вы просто очень перевозбудились, — поцеловала его в щеку, закрывая за ним дверь, оставаясь с отцом наедине.
— Может, — расслышал уходящий Зуко, — ты хочешь чаю? — мамин голос очень посредственный, недовольный.
— Нет. Не хочу, — отрешенно добавил папа, разворачиваясь и уходя вслед за Зуко, минуя длинный коридор, отворяя комнату собственных покоев, молча скрываясь. Зуко совершенно точно и безошибочно решил, что отец слишком долго и мучительно выжидал мать, в последний момент решив дать о себе знать, дабы прогнать этих сплетных неугомонных женщин.

— Эй, Озай! — распахнула Урса его двери, показывая свое истинное недовольство, приглаживая волосы и умышленно смотря куда-то наверх, привлекая его внимание. Она легкомысленно стала закручивать свои волосы, явно о чем-то волнуясь.
— Соизволила закончить? — грузно выдохнул он, бросив очень краткий насмешливый взгляд. Он очень показательно читал, задумчиво оглаживая подбородок. — Очень интересные беседы у вас вязались, верно? — ревниво усмехается, все еще пытаясь бегать глазами по строчкам из книги.
— Что читаешь? — подходит к нему. — Какое-нибудь устрашающее искусство макиавеллизма?
— Вовсе нет, это стихи. Может, ты хочешь что-нибудь из этого послушать?
— О, нет! Не начинай, меня тошнит от стихов, ты же знаешь, в каком количестве мне приходилось их разучивать, — расстегивает пуговицы на своем платье, деланно кривясь от несуществующей духоты. — Эта мать Мэй просто ужасный человек… — гладит его по руке. — Разве можно так поступать с собственным ребенком? — Озай даже не смотрел на нее, будучи сосредоточенным в книге полностью, отвлекаясь лишь на ее пагубные прикосновения.
— Мне все равно. Пускай, хоть в реку ее скинет, — перелистнул страницу, а Азула прикрывает глумливо рот, стараясь не выдавать свое присутствие, хоть в шкафу было и заметно жарко. Мама на секунду в ужасе замолчала, а затем продолжительно и гулко засмеялась. Папа с хлопком отбрасывает книжку, разбереженный ее насмешками и возмущенный ее вольной наглостью. Она оставила его ради этих нелепых бабищ, так еще и не дает насладиться прекрасными стихотворениями, которых не в силу даже понять, ведь она поверхностная себялюбивая актрисулька! — Ты просто омерзительна, — проводит рукой по ее волосам, весь полыхая, разжигаясь в самом неуправляемом месте собственного тела. Он хватает ее за шею, окутывая волосы, с силой прижимаясь к ее губам, обожая, когда она сопротивляется.
— Ты чудовище, — кротко приспускает рукава своего платья, обнажая свою притягательную грудь. Он прильнул к ней, поглаживая и нацеловывая, выуживая со своей жены тоненький стон сладострастия. — Если бы я только могла передать тебе всю гамму тех чувств, что ты во мне вызываешь… — с придыханием, делая притягательные паузы, в которых ее уста не переставая стонали, вожделенно мнёт его плечи, вынуждая опуститься ниже. — Ты бы сгорел, Озай! — хитро и очень страстно прищуривается, задирая подол платья. — Давай, я люблю, когда ты это делаешь со мной… — звуки ее голоса были мелодичны, певучи и очень вызывающи. Она мнимо и страдальчески стонала, восклицая, от того, насколько разгоряченным и чувствительным с любовных утех становилось ее тело. Он жадно, словно она вещь, проходился рукой вдоль ее живота, останавливаясь на налитых раздутых грудях, сжимая и оттягивая, отчего она выстанывала его имя так муторно, так горестно и долго. Она вцеплялась ему в волосы, поглаживая и массируя, испепеляемая внутренними чувствами. Самое неуправляемое время для них была ночь, самая долгожданная встреча — на опочивальном королевском ложе. Они всегда это делали в его комнате, потому что в мамину мог напроситься Зуко, наивно прячась там от Азулы.
— Все, я хочу войти, — он резко отпрянул от неё, небрежно сдирая с себя королевские вычурные одеяния, обнажая напряженный торс и раздутое эго собственного величия, Урса стягивала с него штаны синхронно с ним, жеманно подставляясь, трепеща от одних мыслей, что вся его эгоцентричная похоть обрела форму и прямо сейчас воспользуется ее слабостью. Ее слабостями были удовольствия и страсть. Она актриса. Она человек искусства, ей было просто необходимо разгонять эти невероятные сильные, порой горячие обжигающие чувства, иначе, она бы сошла с ума от скуки. Она перевернулась, пытаясь отползти, звонко одобрительно хихикая, когда он всей своей мощной фигурой наваливался на неё.
— М-м-м… о да-а… — тихо-тихо, еле слышно прошептала она, стоило ему устроится на ней поудобнее. Он делал это с ней в меру дерзко, в меру грубо, пребывая в каком-то сладостном липком опьянении от того, что было заключено в ней самой. Урса сводила его с ума, интересно, она понимала это? О, он так ее ревновал, постоянно боясь допустить мысль, что с ней будет кто-то другой. Ну разве такое могло быть? Наклоняется к ней, целуя сначала в шею, а затем в заалевшие влажные губы. Он толкал и толкал ее, да так соблазнительно, под ней шуршали простыни, пока она измученно старалась то ли отбиться от него, то ли насладиться им. Азула была в таком горячем восторге, кажется, разделяя эту душную пытку с каждым из них. Было трудно отличить: больно это или невероятно хорошо. И это не давало ей покоя. Почему ей так нравилось, как это вопиюще и грязно выглядело? Зачем они так много это делают, если это неприятно? Отец хочет мучить мать? Или все не так? Она не понимала, отчего злилась, но и восторгалась. Урса завопила под ним, сгибая за его спиной ноги, постоянно теребя край одеял. Он судорожно щупал ее обнаженный выпяченный зад, одновременно любуясь и возгораясь. Он стал более яростным, а затем снова стал степенным, периодически меняясь, тогда как не менялась только мама. Она все томно и без умолку поскуливала, протягивая к нему назад руку, касаясь ногтями его торса. А потом он чувственно и очень чутко, прижимал ее ладонь к своей груди. Азула обомлела от того, насколько картинно и красиво они иллюстрировали все, о чем молчали.
— Ах… — воскликнула она, стоило ему прижать ее собой полностью, зажимая ладонью уста, вынуждая кричать через его руку. Это было как комета Созина — также неповторимо, сильно и головокружительно. Она не глядя оглаживала его лицо, томно прикрывая глаза, наверное, не чувствуя себя человеком, отдаваясь таким пылким и плотоядным распутным чувствам, что совершенно забывала кто она и как зовут. Была только она и ее ощущения. Ее чувства. Все остальное — приятное дополнение. Она воспринимала Озая как своего раба в этот момент, хотя могло показаться, что первенство однозначно в его циничных мужских руках. Своей слабостью, ироничностью, звенящей беспечностью — она вскружила ему голову, воспламеняя не только его буйные чресла, но и голову, в которой в такие моменты пылал лишь огонь, а после завершения — пепел. Она выкрикивала какие-то неразборчивые слова, пока он скользил и самозабвенно поддавался на ее отравляющие соблазны. Он сильно и бурно закончил, тут же теряясь, кажется, на мгновение, утрачивая сознание, она пользуется его слабостью, убирая со своих губ его командирскую беспринципную руку и такую же бесцеремонную унизительную хватку. А он все продолжал слабо и ласково двигаться в ней из последних сил, после чего сразу же отпрянул, высвобождая, тяжко ложась рядом. Азула видела мамин взгляд в этот самый момент. Она блистала. Она была тем, кем он посмел быть поверженным.
— Как твой оргазм? — прищурилась, а следом, тут же отвернулась. Азула могла лицезреть только ее рассыпчатые волосы и отцовский смягченный профиль.
— Очень хорошо… — вяло и хрипло ответил. — У меня словно руки на секунду отнялись…

Chapter Text

Ветвистые длинные пальцы с особым трепетом и заботой ловко нанизывали шарик за шариком. Кажется, в этот момент Мэй было невдомек, что вообще происходит, ее голова наконец пуста и спокойна, ведь столько дней подряд она судорожно хотела сделать только это. Азула поморщилась, кривя губы, возвышенно и терпимо вскинув недовольный взгляд в сторону. Но, с другой стороны — Мэй хороша: «Остаешься на работе!», — воодушевленно и снисходительно закрывает глаза на все огрехи этой несгибаемой девчонки.
— На, держи, это должно быть прочнее того кошмара, на который ты прямо сейчас смеешь понадеяться, — скалится принцесса, протягивая Мэй тоненькую нитьевую золотую цепь.
— Это всяко лучше, чем простая нить, — набивает себе цену Мэй, но, все же, благодарно кивает Азуле, с улыбкой принимая дар.
Она это заслужила, — благосклонно считает Азула, подходя ближе к собственному трофею, обвязанному крупными толстыми веревками. Она так боялась, если флот потерпит крушение — последний хозяин рек пойдет на дно, потому и приказала привязать яйцо к небольшой плотине. Так она точно ничего и никого не потеряет. Она примостилась около драконьего яйца, не доверяя никому, даже собственной страже. Эти астолопы готовы допустить ночное изнасилование королевской особы, разве можно, после этого доверить им что-то поистине исключительное и ценное? Однозначно — нет. Никогда. Так, ходовые фигуры на подобие шахматных пешек. Кто-то же должен выполнять грязную и скучную бытовую работу. От грузных дум Азулу отвлек радостный возглас Тай Ли. Эта девочка совершенно не вела себя так, словно это она недавно практически до смерти избила несчастного парнишку, что наивно собрался подзаработать. Никто не смеет зарабатывать на Азуле. На принцессе Страны Огня! Неслыханная дерзость! Она амбициозно обыграла Ван Ши Тонга, бессовестно провела отца и косвенно безжалостно избавилась от Зуко, прогрызая место на трон, чтобы что? Чтобы какой-то жалкий бродяга и бандит смел ставить ей условия? Он, наверняка, позарился на последнего хозяина рек, но Азула раскусила его гнусный и очевидный план по захвату денег и драгоценного яйца. Ну, она ему не безмозглый Зуко, с которым в порядке вещей так поступать.
— Вау, Мэй! У тебя так здорово выходит! — захлопала Тай Ли в ладоши, присаживаясь рядом. — Я помогу, давай сюда, — оттягивает она нить, придерживая то, что уже каталось по борту судна.
— Конечно не то, что было ранее, но тоже не плохо, — буркнула, на самом деле уже с облегчением, Мэй.
— И, вроде, такое же длинное… — начала считать бусины Тай Ли.
— Нет, многих не хватает, — с горечью вспоминает, насаживая жемчуг на длинную золотую струну. Азула тотчас же ехидно ухмыльнулась, доставая из кармана утерянные бусины, что специально припрятала на особый случай, кажется — это тот самый случай. Красивый молочный цвет, отливающий глянцевым перламутром. У Зуко однозначно есть вкус, ему не составило труда угодить изнеженной, но такой недолюбленной Мэй. Это именно то, что и требовалось для закрепления ее за собой. Но он нагло и бессовестно копает под принцессу! Жалкий никчемный ублюдок! Ничего без других не может. Интересно, а Мэй что-то ему ответила? Азула встает со своего места, медленно приближаясь к девочкам, покачивая и в ладони перемешивая оставшиеся бусины.
— Держи, — без зазрения протягивает, словно подаяние, отворачиваясь, не желая наблюдать глупую радость, счастье и благодарность, ведь это так низко, так тривиально, даже стыдно с какой-то стороны.
— Но… откуда? — обомлела Тай Ли.
— Хотела сделать сюрприз, — прищурилась Азула, резко и неожиданно снова оборачиваясь, находя Мэй то ли в замешательстве, то ли в неверии. — Вы, видимо, посчитали меня совсем монстром, разве я могла пройти мимо такой катастрофы тогда? — надула обиженно губки, внутри вся изъежившись от собственного величия. Как легко, оказывается, дурить людей. Как приятно и интересно над ними издеваться, а потом выходить героем из их слезной беды. — Просто решила, что подам оставшееся после посещения пустыни Ши Вонг, как маленькую благодарность, — говорила это все невзначай, стараясь не обращать внимания на радость и облегчение Мэй.
— Спасибо, Азула, — что это было? Азула содрогнулась, неужели глаза Мэй на мокром месте? Она хотела заплакать, но сдерживалась.
— Почему ты плачешь? — испугалась, что сделала что-то не так.
— Просто… — вытирает рукавом лицо. — Просто разнервничалась, дорога оказалась долгой и ухабистой. Не обращай внимания. Спасибо тебе, Азула, — резко и неожиданно обнимает принцессу, словно захватывая и обездвиживая — как врага, Азула испытала возгорающееся напряжение, будто бы потерпела очередное нападение. Нужно немедленно защищаться!
— Это так мило, девочки! — подскочила Тай Ли, присоединяясь к объятиям.
— Ну все-все, хватит! — злится принцесса, уже жалея о своем добром жесте. — Хорошего понемножку! — отстраняется от них, почти что щерится, продолжая отступать.
— Азула, а что ты будешь делать с этим яйцом? — уселась поудобнее довольная Тай Ли, продолжая помогать Мэй воскрешать разорванное на части украшение.
— Реанимировать, — снова усела возле последнего хозяина рек.
— И как же ты это сделаешь? — покосилась на нее Мэй.
— Я найду способ. У меня есть одна невероятная идея, — касается шершавой скорлупы, властно проводя по всей длине, взывая к помощи и самого хозяина рек.
— Уверена, у тебя все получится! — сладко подбодрила ее Тай Ли.

— Принцесса, вам письмо от Лорда Огня! Пришло около пяти дней назад, — кричали ей с приближающегося берега.
— Ну что ж, здравствуйте, недолговязые кретинки! — завидела Азула махающих старух, ненавидя пристальное внимание слишком глупых, слишком старых и слишком маленьких. — Эй, вы, — обратилась она к стражникам, что схватили яйцо последнего хозяина рек. — Хоть одна маленькая трещинка, и увольнением вы не отделаетесь, я проделаю в ваших ребрах точно такие же! — тычет в них кулаком, на самом деле приходя в бурное веселье, ведь она дома. Ведь уже совсем скоро ей удастся разгадать тайну неизвестного дракона. У нее обязательно получится. Другого исхода принцесса даже не рассматривала. Не получится могло бы только у Зуко, ведь он несмышленый и туповатый, даже несмотря на то, что он старший, а ведь это все из-за того, что он мужчина. Чем старше она становилась, тем отчетливее видела в представителях их пола какую-то особую, причем у всех такую отъявленную неоспоримую черту: твердолобость, тупость и любовь к хвастовству. Нет. Всё. Хватит с этой страны хозяев огня. Пришло время для ее высочества принцессы Азулы — встать у руля огромной термоядерной державы, чтобы спалить каждый уголок этого мира. О да. Как же много будет огня. Огонь везде, на всех, под всеми, и даже под землей… Насколько же красив огонь, он так возбуждающе горит и стрекочет, испепеляюще жжет и обдает очень узнаваемым ароматом дыма. А когда горят волосы, то эта паль еще долго не может выветриться. Отец много раз наистрожайше наставлял, что маму поджигать нельзя, но как же нельзя, когда она так страстно и восхитительно горит? Азула просто сидела, тихо-смирно рисуя, тогда как мама, не обращая на нее внимания, похаживала из стороны в сторону, стараясь не уронить тяжелую книжку с собственной головы. «Азула, теперь твоя очередь!», — в приказном тоне послышался ее голос. Азула смолчала, возвращая маме ее коронное. Она не удостоила ее даже и кратеньким взглядом, продолжая уперто и яростно рисовать, рисовать много, безумное множество пожаров, фейерверков и огней. Огонь был повсюду. Люди настолько измельчали, что им, порой, требуется обугливающая чистка. Она устроит им чистилище, но только после того, как станет самой неповторимой, самой узнаваемой и самой красивой девочкой во всех странах этого жалкого гнусного мира! Кто такой Зуко? Да о нем и не вспомнит никто, так, лишь изредка указывая на родство с принцессой. Но, если ее жалкий кряхтящий братец приползет к ней на коленях, станет выпрашивать вернуть ему честь, то тогда она громко рассмеется ему в это обуглившееся безобразное лицо, уверяя, что его изуродованная рожа позорит семью… ну конечно же, если Зузу продолжит ее умолять, то она, может быть, вспомнит все прекрасные страстные моменты их увлекательного прошло, так уж и быть, давая ему роль своего верного слуги. А он, она уверена — настолько будет жаждать власти, что просто не сможет удержаться от того, чтобы не стать правой рукой ее величества. Серый кардинал ее величества Хозяина Огня Азулы! Ее руки облепили волны раскачивающегося безмятежного пламени, и чем больше она превозносилась на крыльях собственного тщеславия — тем сильнее ее огонь горел, темнея и темнея, становясь из оранжевого красно-малиновым, затем бурым, сникая в лазурно-голубой. О да, братец, ты будешь моим главным советником! Моей старой доброй игрушкой, которая, если будет неугодна — я тотчас же подожгу. Вызову тебя на очередной жаркий унизительный Агни Кай, в котором ты бесправно падешь на колени снова, прямо как в тот день перед Озаем… И тогда, я припомню тебе все те слова, которые ты так легкомысленно и опасно-бездумно произносил, смотря в мои преисполненные болью разочарования глаза! Разве можно было так поступить с ней? Разве можно было такое сказать АЗУЛЕ? И это после всего, что она с ним делала? И после этого, таким невозмутимым красивым жестом дарить ее ничем не примечательной подружке дорогущее украшение, достойное королевы, что Мэй так бесстрастно теребила, досаждая? Он доставал ее самые укромные уголки души, играя, прямо как на роге Цунги, и как Азула на собственной флейте. И вот, когда мама подхватывает равнодушную и игнорирующую ее Азулу, с недовольством претерпевая хоть чей-то грубый и наглый бойкот. Мама была вне себя, но ничего не делала более. «Отпусти. Мою. Руку!», — первые два слова были сказаны принцессой очень сдержанно, а последнее — с обидой выкрикнуто, ведь Азуле так хотелось рисовать и не растрачивать внимание на мать также, как она их с Зуко всегда учила своим примером. Но маме это не нравилось, кажется, сильнее, чем отцовские мимолетные ядерные припадки. Одна мелькнувшая, практически незримая искра, претенциозная молчаливая стычка взглядом, и рукав Урсы в то же мгновение воспламенился. Мама выпустила ее запястье из собственной хватки, начиная истошно и громко кричать. Громко-громко, ее истерический окрик боли и ужаса был слышен, наверное, даже из стен дворца. Но потом пришел отец, и пламя затухло. Пламя умерло. Но больше, Азулу мать старалась не трогать, игнорируя даже сильнее чем обычно. И это забылось. Но все во дворце кротко и молчаливо догадывались, откуда берутся внезапные огненные вспышки, разгорающиеся с неестественной быстротой. Дядя Айро всегда смотрел на нее с нескрываемым осуждением, только дед Азулон был этим доволен, говоря что-то про незыблемое великое потомство…
— Азула, — воскликнула Тай Ли, заставляя принцессу очнуться. — Ты вся горишь!
— Только не смей ничего делать! — снисходительно останавливает ее взмахом руки. Азула чувствовала то тепло, что как жерло раскаленного вулкана, играло с ее кожей. Ее всегда заносило в такие моменты — в моменты о прошлом, потому и нельзя в него так глубоко погружаться — это могло стать причиной внезапного возгорания. А потушить становилось намного труднее, чем неосторожно зажечь. Пламя обуяло ее всю, она приподнимает свои пылающие ладони, ощущая лишь сильное буйственно-растущее тепло и бешено стучащее сердце. Вдох-выдох, вдох-выдох. Дядя Айро тогда был единственным человеком, кто брал ее опоённую огнем руку, поглощая тот несметный несдержанный огонь, выпуская через рот. Но еще никогда более он не был такого цвета… такого синего, словно бескрайний бездонный океан… она оглянулась назад, приходя во всеохватывающий ужас, ведь она осталась единственной на горящем и разваливающемся судне, воспламеняясь еще сильнее. Она не может это контролировать, когда это все заходит слишком далеко. Где же ты, когда так нужен, бестолковый дядя Айро?
— Азула! — кричат взволнованные Ло и Ли, размахивающие руками на причале. Тай Ли и Мэй с ужасом всматривались на пламенеющее судно, во главе которого была лишь забывшаяся Азула. — Азула! Ты должна угомонить свои мысли! Тебе нужно не забывать о дыхании!
— Ну да, старые динозаврихи, что бы я делала без ваших поучительных бесполезных советов? — закрывает глаза, противясь тому, насколько сильно ей хотелось извергать собственный величавый гнев, подрывая вокруг себя абсолютно все. Оно было подобно тикающей бомбе. Остановись. Остановись. Остановись! У нее же всё всегда получалось с первого раза. Зажечь — без проблем, но не держать в узде. Судно начало с треском разваливаться, со всплеском падая в соленые воды, но вместо того, чтобы затухнуть, дерево продолжало алеть и гореть, вскипая уже воду. Это становилось предельно опасно. Хватит! Хватит. Хватит! Это того не стоит. Они все не стоят этих эмоций. Никто не стоит этого огня. Она ощутила, как жар, побежденный, сниспадал подобно волнам, опускаясь все ниже и ниже, пока полностью не исчез. Азула разбежалась и, вкладывая в свой прыжок всю ловкость и силу, в последний момент приземляется на причал, который поспешно был залит водой. Огонь остался наедине со стихией воды, начиная глохнуть, тонуть и с шипением гаснуть. Скрежет раздолбанных деревяшек дает понять, что вся верхняя часть корабля была потоплена. Вот незадача…
— Что это было? — осторожно, из-за спины спросила Тай Ли.
— Это то, чем тебя не удосужились наградить родители! — разозлилась Азула, выхватывая у стражников яйцо последнего хозяина рек, понимая, что ее силы должно хватить на что-то великое. Тратить ее попросту будет очень неумно, что там говорила гадалка? «…вижу того, кто хочет твоего холодного огня. Он хочет родиться на этот свет, после чего отплатит своей незабвенной преданностью, даже после смерти он не расстанется с тобою…». Холодного огня. Азула вдруг резко остановилась, не веря в то, что услышала из недр собственной памяти. Что значит холодный огонь? Почему холодный? Тот самый, которым невозможно управлять, а только направить?.. Эта задача была посложнее, но не была невыполнимой.
— Азула, ты куда? — слышит она доносящийся откуда-то сзади, крик Тай Ли. Не сейчас Тай Ли. Не сейчас.

У нее была возможность опробовать огонь и поджечь яйцо, но тогда, скорее всего, оно просто сгорит, не оставив после себя даже песчинки, и тогда Ван Ши Тонг окажется прав, а сражаться с этим напыщенным пингвином — не то, чего хотелось принцессе. Конечно же, она незыблемо уверена, что сможет погубить его звездную болезнь, стоит только подорвать драгоценную библиотеку — не дай духи, чтобы он явился с претензиями. Азула чувствовала на себе тяжкий груз практически невыносимой ответственности, ее, наверное, в данную минуту мог бы понять только аватар. Тут требовалось от Азулы всё: смекалка, выдержка, отсутствие эмоциональных преступлений, стратегия и магия огня. Заходя в самую чащу леса, останавливаясь у маленького истока реки, Азула кладет яйцо на большой плоский обветшалый, поросший мхом камень, нервно обхаживая, как хищник добычу. У нее всего одна попытка. И это молния. Если она ошибется — то, что еще теплится внутри — безвозвратно погибнет, и тогда, Азула не сможет себе простить такого преступления, ведь часть ее пути к величию заключалась именно в этой выдающейся находке. Ни Мэй, ни Тай Ли, ни Зуко, ни аватар и никто либо еще не смогли бы достать и даже догадаться о таком исключительном сокровище. Правда… зачем он ей, этот последний хозяин рек? Хотя, это совершенно не важно, главное — результат, о том, что будем делать дальше — длинный тернистый путь, на который, принцесса еще не вступила. Если он последний хозяин рек, значит, он живет в пресных водах… может, стоит не просто вонзить в него молнию, а окунуть непосредственно в воду? Родится на свет… человеческие гадёныши рождаются на свет именно через воду. Вода течет по венам всех живых существ… Она долго не могла понять, как ей поступить. Ведь, вроде бы, драконы существа сухопутные и летающие, вроде бы свое потомство откладывают в горах и песках, при этом тщательно охраняя. Азула напряглась, вспоминая уроки природоведения. Хоть драконы и были уже давно вымершим видом, но прямо сейчас, от ее решений будет зависеть всё. Но будучи в сухом климате и под теплом, под водой — раз Ван Ши Тонг упомянул свою магию воды, — ему не помогло. Значит, остается молния. Азула делает несколько шагов назад, прицеливаясь, отдаваясь в безмятежие и отчужденность, пытаясь взглянуть на себя со стороны третьего лица. Где в ней добро и где зло… Она ощутила, как кровь разогналась, как по ее ци забегала энергия. Последний. Хозяин. Рек. Хочет. Холодного. Огня. Родиться на свет. Задумчиво останавливается, все же боясь не справиться. Лучше, все же, тебе будет в родной стихии, — берет она яйцо, крепко зажимая ладонями, окуная наполовину в реку, наблюдая, как оно немного накренилось от небольшого течения. Электричество лучше проходит через воду и металл. Но так как истинная среда обитания этого дракона — реки, следовательно, стоит вернуть его домой. Азула нервно ходила из стороны в сторону, испепеляемая неусидчивым интересом и неуправляемым страхом, от той самой неуверенности в своем решении, ведь другой попытки не будет.
— Действуй! — слышит шипящий, преследующий ее голос. — Дай этому существу показать свое лицо…
Этот голос сводил ее с ума, он появлялся всегда так внезапно. Сначала во сне, потом среди дождя, на берегу моря, а теперь, он говорил с ней через воды рек. Он явно любил быть у воды. Кох похититель лиц. Она выдохнула накопленное напряжение, отпуская видимый пар потухшего внутреннего пламени. Все. Это начало. И это конец. Она мечтала об этом моменте с того самого дня, как только пересекла борт своего недавно сгоревшего судна. Ну и не жалко, папочка как раз что-то написал, видимо, желает предоставить своей дочери новое судно. Она жадно скалится, представляя его лицо в тот момент, когда пытается совершить исторический поступок — вернуть к жизни давно вымершее. Отец бы не удивился, но он бы одобрительно кивнул, явно довольный, и это отдается в душе принцессы трепетом и теплом. Кажется, она соскучилась по столице… или ей так просто кажется? Она смахивает любые мысли и чувства, подгоняемая к мнимой пропасти в своей душе, сбрасывая обуревающие ею яростные чувства, мешающие сосредоточиться уму и, питающим смертоносный буйный огонь. Ну все, Зуко, теперь ты точно пожалеешь. Ухмыляется она, выводя плавные мягкие кругообразные движения руками, представляя, что кончики ее пальцев — это самая прочная наточенная сталь, ее руки остры как ножи, четки и бескомпромиссны. Ее предрешающий удар отражает в себе всю мощь их великой династии огня, которую одним своим уродливым лицом, порочит Зуко. Последний рывок, пальцы устремляются сначала ввысь, а затем неминуемо вниз, непосредственно находя цель в шершавой голубоватой скорлупе последнего хозяина рек. Вода заискрилась, забурлила, ломанные электрические ветви бросились во всё, что было рядом, попадая и огибая яйцо, нагревая и вскипая воду. Молния, не прекращаясь, билась о все подряд, колышась на поверхности, ослепляя краткими вспышками. Азула измотанно выдыхает, обессиленно падая на колени, подавляя тремор всего тела, она была напряжена каждой клеточкой, ощущая себя прямо как на важном совещании, экзамене или на выступлении перед гадким Азулоном. Этот старый кошмарный дед, от которого дурно попахивало, всегда вселял в Азулу презрение и страх. Его не боялся отец, Озай стерег его, прямо, как Азула последнего хозяина рек, дабы довести дело до логического завершения, после которого он будет непобедим и величественен — Озай яростно и безнравственно поджег труп собственного отца. Она сгребает руками крупный песок вперемешку с землей, остужая разгоряченные руки, от которых исходил улетучивающийся пар. Она тотчас же поглядывает на оставшееся без внимания яйцо. Вода вокруг медленно и затухающе побулькивала, от самого яйца исходи клубы дыма и пара, в воздухе стоял ощутимый запах гари. На скорлупе остался звездообразный рваный след молнии, оно покрылось трещинами, стремительно раскалываясь по всему периметру. Азула даже не смогла все рассмотреть, настолько это было неожиданно и стремительно. Послышался глухой трескучий хруст, голубоватая скорлупа приобретала более желтоватый оттенок, отколупываясь по маленьким кусочкам, пока что-то изнутри не вытолкнуло большую часть скорлупы, которая, тут же налипла на краях полуразрушенного яйца. Из глубокой зияющей дыры полилась зеленая тягучая склизь, выплёскивающаяся будто вода из переполненной чаши. Внутри что-то отъявленно и с желанием жить зашевелилось, задергалось, шурша и попискивая. Оно выбилось с огромным рвением и силой, показывая на свет свою небольшую, покрытую белоснежной чешуей голову, которую перепачкала темно-зеленая жижа. У него били слипшиеся маленькие глазки, стоило ему их распахнуть, как Азула обомлела от того, насколько они горели изумрудами. Несуразное маленькое существо, очень сильно напоминающее дракона, продолжало отчаянно выбираться, кромсая свою вековую тюрьму, разрубая остатки скорлупы полностью, падая в реку, тут же скрываясь в речных водах. Азула подползла ближе, ее глаза бегали по разгоряченному речному течению, выискивая сквозь прозрачную толщу худое бледное тельце. Он напоминал большую и толстую змею, имея при этом изящную вытянутую морду и острые уши. Оно высунуло голову, развевая по ветру два длинных уса, его высокую шею и макушку покрывали мягкие бирюзовые волосы, узкой струей длящиеся до самого хвоста, на котором виднелась яркая пышная кисточка. Еще никогда она не видела нечто подобное. У него совершенно отсутствовали крылья, лапы его были намного короче лап огнедышащих собратьев, хотя он весь выглядел намного краше и изящнее. Азула окунает в ледяную воду руки, подцепляя последнего хозяина рек, с трепетом смотря в его светлые, травянистые и чистые глаза. Поднимает над землей, ощущая его практически невесомость, два белоснежным уса продолжали волшебно плыть по ветру словно по воде, он уставился на нее серьезным живым взглядом, подтверждая собственным дыханием свою необъяснимую жизнь. Он был истинным доказательством ее величия. Ее небывалой смекалки и непобедимой силы.
— Ты мой… — с облегчением произносит она, находя в его взгляде человеческое понимание, словно он был тем, кто знал все, что она чувствовала и говорила, обращаясь к нему. Она не знала, что с ним делать далее, ведь ее работа на Угольном острове подошла к концу, она смиренно и с тяжелым сердцем отпускает его, опуская обратно в реку, наблюдая за тем, как он нырнул под воду, плывя бесшумно и очень незаметно. Он задержал дыхание очень надолго, пока не показался на противоположном берегу, примостившись на освещенном солнцем камне, окунает взор в неизменно текучие холодные воды, моментально что-то завидев — сразу же со всплеском врываясь, выуживая оттуда блестящую крупную рыбу, заглатывая одним рывком прямо налету.
— Невероятно… — ее всю пробрал необъяснимый тремор перенапряжения и гордости за собственные исключительные способности. — Эй, Кох! — крикнула она на весь лес, опуская глаза к реке, ища там хоть что-то похожее на его жеманное устрашающее лицо, которое приходило к ней в кошмарах. — Передай своей недалекой сове, что я выполнила наш уговор! — кичится собственной мощью, зачерпывая в ладони прохладной воды, омывая встревоженное лицо. — Теперь последний хозяин рек мой! Он будет принадлежать только тому, кто вдохнет в него жизнь. Ох, уж этот тщеславный заносчивый филин, я знаю, какую цель он преследовал, — злобно расхохоталась. — Он хотел погубить это прекраснейшее существо, дабы сотворить из его костей и чешуи страшное подобие, коими наполнены его залы! Но нет, он просчитался! Мой дебютный гамбит — это только самое начало для всех вас — безмозглых макак, — продолжала купать свои пальцы с длиннющими ногтями в воде, остужая тот жар, что выливался через край. — Кох, у тебя были родители? Знаешь, я считаю, что все проблемы от бесчувственных самовлюбленных мамаш. У тебя есть мать? — она прислушивалась к тишине леса, слыша пение птиц, журчание ручья и шелест листьев. — Да брось, я знаю, что ты преследуешь меня. Так вот, я поведаю тебе одну забавную историю. В семье я вторая, у меня еще есть один бесполезный и напыщенный братец. Но, как только появилась я, мама заговорила, будто я гений увольнения нянь и виртуоз в уничтожении самооценки других людей. Жаль только, за это оценки не ставили! Я бы сдала этот экзамен на отлично, как, в принципе, и все остальные… — встает она с колен, находя все произошедшее удручающим и эмоционально невыносимым.

Возвращалась назад она уже окольными путями, придерживая яркое живое пламя на самых кончиках собственных пальцев, притвояясь в глубине души самым опасным притаившимся зверем, реагирующим на любые шорохи и звуки. Нигихаями. Азула дала ему имя Нигихаями, прежде, чем он скрылся из виду, уплывая в ледяные глубины реки. Нет, она его не потеряла. Он вернется за ней. Теперь она его единственная близкая душа в этом одиноком для него мире. Лес расступался перед принцессой подобно страже во дворцах. Она еще издали заметила горящий огонь на самом пляже, у которого весело проводили время девочки и обеспокоенные стражники. Всё. Лодки или какого-либо другого судна не оставалось, интересно, что должно произойти, чтобы вынудить Озая отправить за своей непутевой и строптивой дочерью очередную повозку? Наверное, отец думал, что она очень сильно зла на него, подпитывающая свой огонь ненавистью, но дураком будет тот, кто поистине посмеет так считать. Нет огня ярче чем тот, что горит на собственной гордыне, величии, тщеславии и самолюбовании! У нее самый лучший и красивый огонь, особенно тот, что внезапно заполыхал на ней прямо в тот час, когда она подожгла судно — лазурно-голубой, такой, которого не имелось ни у кого. Да, бабки-близнецы оказались как обычно правы, они зрели в корень еще до самого происшествия, связывая ее силы с текучестью воды. Но, наверное, они были правы лишь отчасти, ведь голубой — это ее любимый цвет. Это было один раз, больше Азула никогда ранее не вырождала из себя синее пламя, даже сейчас, пробираясь сквозь непроходимую толщу леса, уже плавно спускаясь по покатым извилистым и каменистым дорогам, она сжимала в своей руке обыкновенный красный огонь. То что было тогда — загадка, которую, принцесса непременно разгадает.
— Азула! — выбежала к ней изведенная Тай Ли, озадаченно хватая за руку, вешаясь на шею, и Азула ощутила то, насколько холодной была та. — Мы обыскивали все вокруг, но так и не нашли тебя. Ло и Ли отправили твоему отцу письмо…
— Что?! — вызверела она, а ее пламя возгорелось сильнее, пугая Тай Ли. — Вы, что?! Тупоголовые кретинки, вы совсем не понимаете, что наделали? — она подошла ближе, завлекая все взгляды к себе. — Значит так, внимание всем бесполезным шкурам, — посмотрела она сначала на Мэй, а уже затем только на Ло, Ли и Тай Ли со стражниками. — Если вы слышите это, значит, вы преодолели ограничения своего куриного мозга. Наверное, вы не понимаете, и задаетесь вопросами: «Это она ко мне обращается?». Если вас зовут Ло, Ли, Тай Ли и Мэй, то это послание для вас. Знаете, хотя я облегчила вам задачу, создав такой легкий план, что его поняла бы даже макака или цирковая обезьяна, — с отвращением выплюнула эту фразу, оборачиваясь к Тай Ли, что уже изо всех сил сдерживала слезы. — Я была уверена, что вашего мозга хватит, чтобы осознать хоть что-то из моих инструкций, понятных даже орангутангу. Вы — четыре мрази — позор для человечества, и я, советую вам ходить и оглядываться, потому что если Озай не лишит вас головы, то это сделаю я! — на этих словах она осмотрела каждого, замечая, что они аж языки проглотили, Тай Ли судорожно плакала, прикрывая лицо, хныча себе в колени. — Вы хоть понимаете, что вы наделали? — ее саму сковал обуревающий воспламеняющий страх. Если отец узнает… если он узнает… Да ему не нужно столько знать, он же точно больше ни за что никуда не отправит Азулу в гордом одиночестве! Что и как она объяснит отцу про последнего хозяина рек, которого, могут отследить и убить из-за таких тупорылых куриц как эти… Азула сама рухнула на песок, понимая, что уже мало что можно сделать, даже смерть этих бесполезных амеб никак не скрасит ее вечер, ведь все самое интересное только начинается. Хозяин рек, Ван Ши Тонг, пески, Кох похититель лиц, Року… отец точно будет в ярости, он посчитает Азулу сумасшедшей, а потом ему будет совершенно не сложно докопаться до той правды, что ей пока удавалось скрыть — Синюю Маску.
— Что вы написали? — наконец разрушила тишину, принимая мужественное решение убирать проблемы по мере их поступления. Сначала надо знать каков урон стоит ожидать, а только потом строить оборонительную тактику. О, отец ну просто безумно будет вне себя от своеволия Азулы, с учетом, что его первой претензией станет: «Ты моя единственная наследница, как ты смеешь подвергать себя такому риску?». Да, да, он будет прав, сказав это, Азула еле смогла удрать от того безумного и странненького Ван Ши Тонга. Она ведь могла не вернуться. Отец, вроде бы, немного суеверен, мир духов его пугает. Это все происки Зуко! Это он ломает и портит ей все планы! Смешивает и тасует карты! Поганый, поганый братец, даже будучи за тысячи миль — тебе удается прислать пламенный привет.
— Да всего лишь, что у нас корабль сгорел… — сконфуженно поникла Ло.
— Это ведь не все! — берет горсть песка, воспламеняя, не замечая, как ее огонь пронизывает голубая сверхжаркая рябь, с ее рук посыпались переплавленные куски прозрачных кристаллов.
— И то… что вы пропали в лесу… — прикрыла губы Ли. Азула сдержанно, но очень надрывно прикрывает глаза, осознавая, что ее выдержки приходит конец.
— Не смей обвинять нас! — вплеснула руками Мэй, обиженно смотря на Азулу. — Ты, ничегошеньки не сказала — сорвалась с места и убежала, а до этого спалила целый корабль! Мы застряли здесь по твоей вине, а ты, ничего не объяснила! Я без понятия, о каком плане и инструкциях шла речь в твоей хамской браваде! Ибо ты не соизволила и взглядом нас наградить, не говоря уже о своих мыслях, идеях и поступках! Азула, ты дочь Лорда Огня! Азула, мы не имеем возможности уплыть назад в столицу! Азула, мы потеряли тебя! И мы пытались спасти тебя и спастись самим! Открой наконец глаза! — Мэй выглядела такой убедительной, когда она с такой яростью и таким рвением отчитывала Азулу, у той было ощущение, словно это мама осуждающе бросает в нее укоры, словно это Урса вновь при всех, а в особенности при дяде и брате — показывает где она оступилась, и где ее место.
— Я не права, — закрывает под ее давлением глаза, испытывая странное чувство, будто этот разговор действительно завела мама. А ведь Мэй права — она дочь Лорда Огня, а ведь Мэй права — она им ничего не сказала. Она права — они сделали все правильно, по-человечески. И ее вина тут только в том, что она не проконтролировала и не поставила их в известность, от чего пошла бурная самодеятельность, от которой уже сейчас веет флотом отца. Он не заставит себя долго ждать. — Простите меня, — мама бы не прекратила злостно на нее смотреть, не дождавшись этих слов. Она выдыхает, разминая оплавившийся песок, выбрасывая эти кристаллические ошметки прямо в океан.

«Азула, сейчас же возвращайся в столицу! Азула, на каком основании ты смеешь столь дерзко оставлять меня без ответа вот уже столько недель? Ты добиваешься от меня каких-то слов? Так ты их не получишь, ты получишь лишь мою искреннюю злость и разочарованность тобою. Маленькая бессердечная грубиянка, при всем моем неуважении к твоему брату, но он больше человек, чем ты. Ты никого ни во что не ставишь. Ты просто неуправляемая дикарка. Подумай о своем поведении, наверное, тебе стоит поумерить пыл, ведь та тактика, что ты выбираешь — это руководство из злостных чувств, а этот путь всегда проигрышный.

Я был неправ. Возвращайся», — читая его наполненное волнообразными неопределенными эмоциями разной масти письмо, принцесса призадумалась, ведь она так и не поняла, какие чувства у него доминируют: отчаяние или злость? А зачем ты отсылал свою дочь, а потом так беспечно и очень легкомысленно кричал ей о том, чтобы она немедленно бросала все свои дела? Ну да, ты ведь даже не догадывался, что у нее могут быть свои интересы. Да какие у нее могут быть дела? Азула со страхом и ненавистью от негодования, смяла его жалкое пылкое признание, моментально поджигая, смиренно и с наслаждением наблюдая, как оно горит. Гори, Озай. Гори. Гори синем пламенем. Ты и вся твоя губительная любовь. Любовь для идиотов. Любовь для слабаков. Привязанность для недоумков, особенно таких, как — Зуко, ведь мамочка была для него всем, точно крепостью для короля. Ну вот, и кто он и что он без нее — пустышка, никчемный изгой со шрамом на всю рожу. Жалкое позорное зрелище. Она бы никогда не пустила брата на трон, ведь его уродство опозорит семью!
Ночка была тяжкой, ветер как назло задувал, распахивая окна и двери, пока Азула, напыщенная и мрачная, перебирала все вещи в своей комнате, проковыривая в мятой наволочке дырку, которую с силой мучила и третировала, так и не решаясь разорвать напрочь. Они всё решили за нее! Так было всегда! Даже мать все решала за нее! Она просто решила уйти, чтобы в одночасье сгинуть! Кто мог бы в своем уме додуматься до такого поступка? А отец? Он ведь всегда решал сначала за мать, затем за брата, а теперь и за нее, и чем страстнее было желание отца вернуть Азулу в столицу, тем очевиднее было ее сопротивление. Мы все откалываемся по одному, словно осколки треснувшей вазы, не зря отец всегда бил посуду. Это он. Это он виноват в том, что у них все ломается и обрушивается, подобно горному камнепаду в массивных хребтах и высотах, он — та самая вулканическая гора, которая, то и дело выплескивает свою злость и горечь, заставляя осыпаться и плавиться рядом стоящие деревья, камни и выступы. Я не хочу! — ничего не хочу из того, что он прикажет мне делать. Бегать, гоняться, ловить. Опять доказывать свою исключительность. А для чего? С какой стати? Пусть Зуко выполняет все его прихоти, она — ни за что! Яркое луностояние приковывало ее уставший и измученный взор. Опять работать, опять выполнять его самодурные прихоти. Она. Она должна быть Хозяином Огня, чтобы наконец победить в этой войне. Отец слишком импульсивен, настойчив, негибок, и что самое смешное — он никогда не умел общаться с людьми. Ему просто-напросто не понятно: обманывают его или нет, желают ли зла, или нет. Озай заведомо воспринимает всех как врагов, заведомо готов напасть, если ты не докажешь ему свою пользу. И почему же никто этого не видит? Как хорошо, что кузен Лу Тен сгинул в могиле, ибо еще одного недоумка на престоле Азула бы не вытерпела. Как было умно́ со стороны отца сдвинуть Айро в самый переломный момент его опостылой жизни, а такой как Айро никогда не обладал должным уровнем огненных амбиций, распыляя себя на глупый чай и игры. Вся его жизнь — одна большая игра, и вот даже сейчас ничего ведь не изменилось, он забрал Зуко, играя с ним в отца и сына, а глупый брат даже не понимает своей обожжённой башкой, что его исключительность лишь в том, что он мальчик, и что он слишком сильно напоминает дяде о его утрате, которую, он тут же смеет восполнять, при этом раскалывая королевскую семью еще глубже. Если это игра, то стоит помнить, что в ней можно проиграть. Она выдохнула, слыша скрип половиц, храп стражи и кряхтение старух. Пришло время навестить Тай Ли.
— Расскажи мне, что ты чувствуешь? — шепчет ей на ухо, поглаживая по руке, касаясь губами. — Что ты чувствуешь, когда Синяя Маска нападает на тебя?
— Я… я… — заворочалась Тай Ли желая отвернуться от навязчивого и постоянного голоса, что преследовал ее почти каждую ночь.
— Скажи это! — вцепляется в ее одеяло.
— Ужас, — выдыхает, а с ее зажмуренных глаз поползли слезинки. — Мне так страшно, Азула… так страшно, когда он хватает и трогает меня. Мне так невыносимо, когда он трогает меня… — когда Азула все это слушала, то ее охватывало непреодолимое вязкое чувство сострадания и удовлетворения одновременно. Азула прикасается к ее волосам, заговорщически и очень осторожно поглаживая, внимая страдающим всхлипам Тай Ли. О, как же невероятно приятно слышать, как она задыхается от утраты сил и горьких, жестоко навязанных ей воспоминаний. — Я чувствую себя грязно, но даже не это самое ужасное… — с придыханием заканчивает Тай Ли.
— А что же? — сквозь ночь можно было уловить в ее голосе самую настоящую садистичную насмешку.
— Самое паршивое, что он хотел добраться до вас, моя принцесса, — на этих ее словах, рука Азулы дрогнула, она отпрянула от Тай Ли, ужалясь об эти слова как о лаву, отстраняясь, и с тревогой отползая в другую часть комнаты, находя спиной холодный пустой угол. Тай Ли так невыносимо права… — Ему нужна ведь даже не я… — ее голос был слабым от слез, надорванным, оттого и очень добрым, искренним, почти что смиренным. — Он пришел за вами, — от этих ее слов Азулу сковал животный непреодолимый страх, который она не могла контролировать, чувствуя, как ледяные мурашки дыбят волосы на затылке. Самым ужасным во всей этой истории оказалось то, что она так и не могла предположить кто это был. Адмирал Джао давно ничего не давал о себе знать, заставляя принцессу сильнее заволноваться, а теперь еще и отец со своими нравоучениями.
Азула провела всю ночь на торце собственного поместья, вглядываясь в ночной спокойный океан, от которого еще веяло опасным весенним холодком, она устало опала прямо на крыльце, продолжая всматриваться в то, как плещутся неявные слабые волны прямо о берег, небольшой причал заливало соленой щипучей водой. Азула мнимо и всего на секунду прикрыла глаза, лишь единожды отпуская свои мысли.
— Азула! — поглаживали ее руки. — Азула…
— Ваше высочество, — послышался рядом голос двух старух. — Вот, выпейте чаю, ночью было прохладно, почему вы…
— Не задавайте мне никаких вопросов, — разбито разлепила она глаза, ощущая, как единственно верно выспалась, что, казалось, удивительным для ее положения.
— Стоило побывать в Пустыне Ши Вонг, — начала Мэй, присаживаясь рядом, опуская ноги на ступени, прижимаясь к Азуле плечом. — Как ты вдруг вся извелась. Я бы хотела сказать, что не узнаю тебя, и все такое, но, на самом деле, я нисколечко не удивлена, в принципе, как и все мы, — делает она глоток горячего чаю, рассматривая океанические размеренные волны, что к зениту наберут свою силу. — Я знаю, о чем ты переживаешь.
— Да? — уставилась на нее Азула, без прикрас видя, как Мэй блефует и подлизывается. — Неужели?
— Конечно, — выдохнула она, смотря на Азулу в ответ, улыбаясь. — Слишком строгие родители. Тебе, как и мне — хотелось почувствовать немного свободы, скрыть что-то от их всевидящих глаз, хоть на секунду перестать быть контролируемой… — она с таким воодушевлением все это произносила, искренне и по-дружески поддерживая принцессу, приветливо кивая рядом опускающейся Тай Ли. — Хочется иметь право на свои секреты. На свою какую-то неприкосновенную жизнь.
— Вот поэтому я и ушла в цирк… — с надеждой и грустью протянула Тай Ли, переманивая все взгляды к себе.
— Брось, ты ушла в цирк, чтобы на тебя хоть кто-то обратил исключительное и ни на что не похожее внимание, — сжала принцесса губы, отрицательно качая головой.
— Вот именно, — возмутилась Мэй, отмахиваясь.
— Наверное. Но вы правы лишь частично, — продолжила Тай Ли, будучи немного грустной, какой-то израненной и с опухшими глазами. — Хотя, — улыбнулась она широко и очень лучезарно, — я бы не хотела иметь такой необъятной популярности, как у тебя, Азула, — ткнула в нее своими словами как ножом. — Ты всегда и у всех на виду. Твоя жизнь — это достояние общественности, наверное, под таким пристальным контролем мало что можно скрыть… — она опустила глаза в свой чай, пока Азула продолжала испепелять ее надменным и жестоким взглядом.
— Да, ты права. Но, можно переложить на кого-нибудь бо́льшую часть своих проблем, — усмехнулась, ни разу не падая духом, делая еще один согревающий глоток.
— Цветы могут зацвести снова, — отрывает их от мнимого, но очень интересного разговора Ло, присаживаясь за их спинами, подстилая подушку сестре, — но у человека никогда не будет возможности снова стать молодым, — Ло и Ли с тоской и трепетом посмотрели друг на друга, берясь за руки. — Не тратьте время попусту.
— И еще, — заговорила Ли, — поражение — мать успеха. Не испортив дела, мастером не станешь.
— Ваш отец прибыл, — закончила любые мысли Ло, заставляя Азулу подскочить на месте. Огромное военное судно приближалось к их небольшому причалу. Вовсю пестрил знак страны огня — возвышающееся пламя. Вдруг поднялся сильный ветер, Азула сгребла свои непослушные и разлетевшиеся по разные стороны волосы, гадая, прибыл ли сам Озай, или же у него и так слишком много дел?
— Ло, Ли, — обернулась к ним принцесса. — Собирайте все вещи. Мы возвращаемся в столицу, — посмотрела она на пришвартовывающееся судно, замечая, что там было много стражи, слуг, и еще великое множество ненужных и неинтересных людей. Одного не было. Он не стал себя утруждать такими длительными и бесполезными плаваниями. Как всегда. Глупо и наивно было даже предположить, что он отложит свои очень важные дела.

* * *

Они окружили ее своей душной надоедливой заботой, порхая словно бабочки над цветком, она даже не успевала ничего им сказать, скованная по рукам и ногам чужими вопросами, вопросами и вопросами: «Принцесса, какой завтрак вы желаете?», «Ее высочество желает принять ванну с лепестками роз или с морской солью?», «Ее высочество желает расспустить волосы или собрать?». Весь этот гигантский корабль выглядел вычурно и очень красноречиво. Она непоколебимо и с нескрываемой спесью отдалась им в руки — в руки творцов и холопов, позволяя трогать себя и прикасаться к самым важным и любимым частям ее тела. Теплая нежная вода слегка покачивалась от корабельной качки.
— Как здорово быть принцессой… — разнежилась Тай Ли, упираясь спиной поглубже в ванную, наслаждаясь огуречными дольками на своих веках. Да, это именно то, что ей требовалось здесь и сейчас, а то видок ее оставляет желать лучшего — жалкий, обрюзгший и очень уставший. Азула взглянула на молоденькую девушку, что стояла позади и расчесывала ее глянцевые мокрые волосы.
— Просто блаженство, — подает голос Мэй, приходя в ласковый нежный трепет, как только массажист стал наминать ее мокрую и уставшую голову.
— Сегодня какой-то праздник… — прищурилась принцесса, блаженно вытягивая руки и ноги, доставая из-под глубокой толщи воды.
— Ваше величество, сегодня праздник государственной важности, — отозвалась та, что вычесывала густые отполированные волосы принцессы, нанося на них концентрированные пахучие маски.
— Да? — вскинула она бровью, беспардонно ухмыляясь. — И какой же? — гаденький смешок. — Празднуем изгнание моего брата? — покосилась она на Мэй, которая резко, но очень кратко ощерилась, бросая в Азулу смертоносный испепеляющий, наполненный ненавистью взгляд. Всего секунда, и Мэй тут же скрывает то, что так явно и беспристрастно рвалось из нее наружу, мастерски маскируя и легко меняя одну маску на другую. Так что же ты из себя представляешь, Мэй? Ты моя подруга? Или же злостная противница?
— Девочки, не ссорьтесь, — улыбнулась Тай Ли, с наслаждением выдыхая, убирая со своих изнуренных век огуречные дольки.
— Да, он того не стоит, — согнула Азула ноги в коленях, огибая их руками, с надменной ухмылкой прожигая немую, но очень обозленную подругу. Пока она здесь. Пока она пользуется всеми благами ее величия — Мэй никогда и слова поперек не вставит, — Азула была в этом абсолютно и безоговорочно уверена. Нет. Никогда. Никогда она не посмеет выбрать Зуко вместо нее. Люди так жалки. Люди так падки на внимание, так страстно жажду к себе интереса и подарков, что…
— Госпожа, сегодня день рождение вашего батюшки, нашего Лорда Огня… — отозвалась служанка, а от сказанного принцессу аж током прошибло, она с остервенением взглянула на нее, искренне приходя в ужас, силясь с теми мыслями, что бурлили в ее голове. У отца день рождение… В этот день однозначно следует чего-то ожидать, отец, скорее всего, не мог просто по-человечески попросить свою дочь поприсутствовать на празднестве — дабы поддержать, потому записывал ее гневными и угрожающими письмами… Азула напряглась, конвульсивно и очень резко сжалась, а затем беспамятно расслабилась, прикрывая глаза, позволяя служанкам трогать и полировать собственное тело. Да, это их работа. Она старалась абстрагироваться от мыслей о Синей Маске, той злосчастной ночи и своего провального финала. Из этой ситуации было только два легких выхода, и нет — это не громкое разоблачение с показательным убийством, а — перенос вопиющей трагедии на Тай Ли, или же принятие того факта, что это был всего лишь какой-то секс. Всего лишь. Какой-то. Секс. Если бы все было так просто, — она переводит взгляд на Тай Ли, нежно и лучезарно улыбаясь ей, не замечая, как ее добродушная и наивная улыбка перерастает в жестокую и надменную, от которой кровь стынет в жилах.
— Накрасьте мне ногти, — обращается она к облепившим ее служанка. — Длину оставьте, острые и неровные концы спилите. Хочу, чтобы все выглядело превосходно, — с искренним и горделивым наслаждением наблюдает, как по обе ее руки уселись две молоденькие простолюдинки, у которых совершенно не существует другой жизни, кроме как — подчинение и обожание королевских господ. Мэй не принцесса, Мэй слабачка, а настоящая принцесса и дочь Хозяина Огня только непревзойденная и роскошная Азула.
— Как прекрасно, — вздыхает Мэй, протягивая руки, привлекая внимание и к своим ногтям. Вокруг нее тотчас же сбежались девушки. Она повторяла за Азулой или пыталась сделать лучше? Ну конечно же Мэй хотела и была уверенна, что уделает истинную принцессу, одним своим грациозным выпадом рук. Гигантская, тощая, с огромным размером ноги, но при этом утонченная и изящная во всем, отточенная и заточенная как острие.
— Должно быть, мы причалим прямиком во дворец отца, должно быть, он устроит демонстрационную пирушку, — Азула отталкивает всех служанок, судорожно, тотчас же ежась от мимолетного холода, выбираясь из ванной. По ней струями полилась вода, неприятно утяжеляя и облепляя. Девушки сразу же накинули на нее легкий длинный халат.
— Ну хоть что-то поистине интересное, — расслабленно подала голос Мэй, повторяя за принцессой, принимая вертикальное положение, высвобождаясь из пут всеобъемлющей воды. Азула скользила беззастенчивым взглядом по ее обнаженному телу, находя в непристойных местах волосатым. Мэй совсем не следила за собой должным образом, словно она не женщина, а медведица. Она даже вылезала как-то несуразно, ей помогали две служанки. Пока они судорожно обтирали Мэй, Азула внимала ее слегка сутулым плечам, серой коже, немного кривоватым ногам. У нее имелась очень небольшая треугольной формы грудь, словно только что начала проклевываться, под самыми ребрами виднелся сильный провал, будто бы Мэй слишком мало ела, или не ела должным образом, хотя, может быть, дело вовсе не в этом, а в том, что она такая вся несуразная и кривая? Гордо подняв подбородок, Азула развернулась, распахивая гигантские двери, приглашая в роскошную огромную комнату, где им предстояло привести себя в самый наилучший вид. Шкафы, шкафы, шкафы, их было великое множество, они начинались от самого пола и доходили до самого потолка, Азула вбежала и стала распахивать их один за одним. Превосходные невиданные ранее наряды гордо взирали своей грандиозностью, и ведь принцесса даже не помнила: это все новые костюмы и платья или из старых коллекций? У нее было настолько много этих вещей — ну просто несоизмеримое множество. На любой случай, на любой день, на любое настроение. Она могла менять наряды по три раза в день, и ни разу не повторяться.
— Невероятно… — ахнула Тай Ли. — Это же настолько шикарно, насколько и дорого, — подбежала полуголая, падая в первый попавшийся шкаф, вынимая оттуда пару нарядов, с восторгом и изумлением рассматривая. — Какая ткань… — глаза ее засветились, щеки порозовели, а Азула с облегчением улыбнулась, понимая, что она вновь смогла их приковать и удивить.
— Созина на тебя нет, Азула, какая роскошь! — ахнула Мэй, разглядывая дивные инкрустированные настоящими бриллиантами украшения. — Необычайно красивые вещи.
Да, не все, сколько бы денег у них не было, могли позволить себе всё, некоторое было недоступно обычным дворянам. Азула смиренно покачала головой, присаживаясь на стул, с удовольствием отдаваясь любви и заботе со стороны своих слуг. Они запорхали над ней, бережно вытирая и промакивая полотенцем сырые волосы, попутно с этим, не оставляя напряжение в мышцах — она чувствовала странную непривычную боль, стоило их рукам начать разминать окаменевшие мышцы.
— Сколько же лет твоему папе, Азула? — сгребая разноперое шмотье, выбежала Тай Ли, практически неудерживая все это в своих тоненьких маленьких ручка.
— Сорок четыре, кажется, — уставилась в потолок.
— А дяде? — даже и не пыталась угомониться.
— В этом году должно стукнуть шестьдесят три, — бесстрастно процедила.
— Как думаешь, какое мне подойдет? — прикидывала на себя то одно платье, то другое. — Мне все жутко нравятся. Они еще и так сверкают, в них бы выступать на сцене.
— Нравится? — даже не глядя спросила, наслаждаясь собственным величием, представляя, что она и есть Озай. — Забирай. Бери, что захочешь, — ухмыляется, совершенно не жалея вещи и не испытывая к ним привязанности.
— П-правда? — закряхтела Тай Ли, очарованная, падая у ее ног.
— Правда. Берите все, что хоть мало-мальски привлекает ваше внимание, — Азула взглянула на Мэй, которая скромно, но очень одеревенело протягивала руки к ее вещам, стесняясь и просто не позволяя себе восхититься, оттого и насладиться услышанным. — Мне это все ненужно.
— Но как же?..
— Если не вы, то я просто вышвырну эти тряпки, а порой могу и сжечь…
— Сжечь? — ужаснулась Тай Ли, отрицательно мотая головой, с нежностью и очень бережно прижимала к груди все то, что ей оказалось по нраву.
— Тебе что-то приглянулось, Мэй? — обернулась к ней Азула.
— Есть кое-что… — начала было она.
— О нет, синее не трогай, — она старалась сама, как можно более бесстрастно это говорить, а ведь влюбилась в эту вещь с первого взгляда. Удивительной красоты, синее, цвета ультрамарин с перламутровым лазурным переливом, подобно мерцающему гладкому жемчугу или пыльце на крыльях бабочки, платье. — Оно мое, — невозмутимо отвернулась, отдаваясь прихотям собственных мыслей, рассматривая, как трясущиеся руки выводят на ее ногтях четкий незабываемо-яркий оттенок.
Азула была немного не в себе, ожидая от встречи с отцом как чего-то одновременно ужасного и незабываемо прекрасного, она совершенно не понимала, чего от него можно ожидать. Ее ни разу нигде не гложило чувство вины, ни из-за сгоревшего корабля, ни из-за тех парней в пустыне, ни из-за тех никчемных необразованных стариков. Вот если только Тай Ли… но она ничего, она молодец — справится, — Азула хмыкнула, чувствуя, как по ее губам ползет заполненная краской кисточка. Холодная жирная помада. Интересно, что же приготовит сегодня столица Страны Огня, наверное, стоит ожидать салюта, бесплатных угощений для простолюдинов, ну и на десерт — осыпание кричащей толпы золотом? Они будут там внизу так мерзко роиться, прямо как опарыши в мертвой плоти, стараясь пожрать не друг друга, а как можно больше. Азула посмотрела на то, как старательно и очень нежно Тай Ли наносили макияж, выравнивая ее немного побледневшее и осунувшееся лицо, ее волосы были густы и шелковисты, цвета молочного шоколада, длинной почти до самых бедер, стоило их только распустить. Мэй осталось непроницаемо холодна, отстранена, но при этом абсолютно и совершенно повержена, не в силах понять, довольна она или обижена — слишком неоднозначно, слишком неясны собственные чувства к сестре принца Зуко.

— Держитесь очень уверенно, — бросила принцесса беглый взгляд на подруг, а следом на Ло и Ли. — Ни слова лишнего о нашем с вами приключении, поняли? — она была раздражена, разочарована, но вместе с тем Азула очень боялась, зная, что весь ее мир висит на тоненькой ниточке лжи. Они дружно и хором кивнули. Она оглядела их с ног до головы, подходя к Мэй, поправляя ее волосы, считая, что те лежат не столь идеально, как того хотелось бы.
— Я догадывалась о твоей лжи, — удерживая возмущение, смотря прямо в глаза, выдает ей Мэй. — Ведь это не твой отец послал тебя в пустыни, — Азула оставила без внимания эту вольность, не желая разбираться с этим сейчас. Следом, она подходит к Тай Ли, чувственно и с наслаждением проводя пальцами по ее рукавам, не веря, что такими красивыми могут быть ее давние и не очень умные подружки. Она должна показать отцу, что будучи в таком не долгосрочном изгнании, она не лишилась чувства прекрасного, что она также бесподобна и прекрасна как и ранее, а несдержанность чувств — лишь маленькая оплошность и формальность, на которую не стоит обращать внимания. Солнце было уже высоко, столица встречала принцессу очень гордо и помпезно, везде висели флаги страны, вместе с тем сверкая гобеленами с королевской семьей, от которой осталось уже двое — они с отцом. На воде покачивались цветы с подожжёнными фитилями, разодетые нарядно люди тушевались вокруг самых главных мест столицы, а особенно — заполоняя двор царского дворца, как бы стража не пыталась отгонять непрошенных гостей, они все равно толпились и толпились, выкрикивая лозунги государственной важности и просто признания в любви. Интересно, что мешало отцу жениться вновь? — рассматривала Азула возмутительно привлекательных женщин, что пришли сопровождать своих мужей.
— Ваше высочество, — расступался перед ней каждый, склоняя голову, отчего она благородно, но очень горделиво стремилась взглядом куда-то ввысь, совершенно никого не замечая. — Дочь Хозяина Огня… — шептались они, пораженные ее стоичным ослепительным баснословным величием, с которым могло бы сравниться только лишь солнце в зените. — Неслыханной красоты… великолепная… — слышала она себе в спину, приподнимая вальяжно руку, отдавая краткий и немой приказ расступиться. — Его королевское Величество… — люд загудел еще громче, стоило Озаю ступить Азуле навстречу, их отделяли какие-то жалкие метры, но с каждым шагом они стремительно приближались, неотрывно и очень отстраненно окидывая друг друга взглядом, не давая понять никому, что на самом деле мог каждый из них испытывать. И чем ближе принцесса становилась к нему, тем сложнее было делать последующий шаг навстречу, и тогда она непобедимо и властно остановилась, вызывая у Озая мимолетный вопрос, и даже возмущение, но она тотчас же берет себя в руки, жеманно кланяясь в приветствии, хищно бросая в него самый насмешливый и самый непокорный, даже возмутительный взгляд, продолжая испытывать его терпение, натягивая как тетиву — до самых мелких вибраций, чтобы без промаха выстрелить точно в цель. Он не остановился ни на шаг, показывая всем своим видом полную отрешенность и томную непробиваемость, это даже завораживало, словно он дикий и очень опасный зверь. Шаг. Один. Еще. Его стража поравнялась с ее, она опустила с напускным смущением глаза, с хитрой ухмылкой оголяя себя его взору, вызывая в нем ответную и одобрительную — лишь слегка уголки его губ взметнулись вверх, оставаясь для большинства неподвижными, — слишком неощутимый кивок согласия, который уловить могла только она. А также то, насколько отцу претило все это, насколько он ненавидел людей и ненавидел любое общество, ненавидел бывать среди всего этого опостылого ему сброда.
— Отец, сегодня великий праздник, — касается она его предплечья, бесцеремонно обхватывая. — Спешу принести вам свои самые искренние поздравления, — смотрит на него снизу-вверх, а он не издает ни звука, хотя по всем безошибочным признакам она определяла его напряжение и самое настоящее нарастающее негодование. Они шли во дворец, украшенный цветами и флагами, очень уверенно, недолго, оглушающе молча, Озай не позволял себе такой дерзости, как разговоры при простолюдинах — это недостойное правителя действие. Во дворце их встречала вся знать и все важные люди. Огромный украшенный зал, много снующей прислуги и полное обилие напитков и яств. Он подозрительно посмотрел на Азулу, призывая пойти с ним, она, с каким-то несвойственным ей ранее волнением, бросила взгляд напоследок в подруг, мимолетно исчезая за глухими высоченными дверьми, оставляя всех, а особенно торжество — позади. Они шли долго, невыносимо молчаливо и в то самое место, где он привык безжалостно командовать — горящий как в пекле, как в сердце самого разъяренного вулкана — тронный зал Хозяина Огня. Повсюду возгорал душный неуправляемый стенообразный огонь, прожигая и испепеляя весь воздух, оставляя Азулу наедине с дикой необузданной стихией и собственным отцом. Он стоял к ней спиной, оставляя чуть позади, она в испуге аж опустила глаза, не зная, стоит ли с чего-то начинать разговор. Время шло, казалось, минуты тянулись в часы, казалось, что они стоят так бесконечно и неловко долго. Своим молчанием он добивал ее больнее слов. Он шевельнулся, неспешно оборачиваясь к ней, его лицо было недовольным, напыщенным и излишне заносчивым, но, кажется, будто бы где-то в глубине души он успокоил то свое необъятное смертоносное всеуничтожающее пламя.
— У меня для тебя подарок, — произнес наконец он, а Азулу аж всю сжало, она испугалась его как человека в Синей Маске, как Коха похитителя лиц. — Даже несмотря на твою возмутительную неблагодарность, на твою неукротимую строптивость, все же я милосерден, — размыкает он руки, вытаскивая припрятанный в мантии небольшой бархатный футляр. Азула ощутила себя странно, словно она подглядывала за отцом и матерью, но только сейчас это было совсем иначе — она и есть их с Зуко мать. Интересно, мама тоже чувствовала себя так необъяснимо? Эту обуревающую лавину противоречивых сверхсильных чувств и эмоций, которые она не посмела бы выразить, несмотря на то, что ей требовалось бы защищать собственную жизнь?
— Вы очень щедры, отец, — пала она перед ним на колени, почтительно склонив голову, начиная в страхе жмуриться, сдерживая трусливые слезы. Щелчок. Он отворил закрытую коробочку, мимолетный яркий блик упал на пол, и Азула увидела в этом злое предзнаменование — ритуальный нож. Прямо сейчас он вонзит ей его в сердце, а затем сожжет тело в королевском огне, не зря же он привел ее в это душное, опасное, но такое величественное место…
— Ты была так расстроена, — делает шаг, один, второй, оказываясь у нее уже за спиной. А она внимала каждому его слову, испытывая животный парализующий ужас, пробираемый до костей. — Я могу быть необъяснимо строг, но это все издержки, это не имеет никакого отношения к тебе, Азула, — подошел к ней вплотную. — Я дарю тебе утерянную корону, по которой ты так напрасно убивалась. Я знаю, почему ты пролила столько слез, ведь она была с тобой с самого рождения, — опустил он руки, закрепляя золотое бликующее металлическое пламя у нее в волосах. — Она намного лучше и больше прежней, я переплавил ее из своей, — на этих словах она вскочила на ноги, забывая про любой этикет, впиваясь в него душными терпкими объятиями, не сразу приходя в себя от услышанного. Ей стало так невероятно приятно, тепло и спокойно.
— А как же твоя, папа? — отстранилась она, заглядывая ему в глаза.
— Я забрал памятную корону Азулона, — он сказал это с усмешкой, на самом деле втаптывая такой интонацией в грязь собственного отца.
— Но… — хотела она оправдаться за свои ранние поступки и хамство.
— Пойдем, — махнул он не глядя, разворачиваясь. — Нам нужно уважить гостей. Потанцуешь со мной, — он бросил это очень сухо и повелительно, практически бесчувственно, минуя длинный уединенный коридор, попадая в ярко-освещенный зал, приветственно окидывая всех взглядом.
— Да, отец, — покорно и рефлекторно склонилась, безоговорочно принимая приказ, не понимая, почему она не в силах его ослушаться. Ну вот, она оказалась такая же продажная и жалкая как Мэй с Тай Ли, ее оказалось так же легко и просто подкупить. Нет! Отец не такой, отец великий, добропорядочный и с обостренным чувством справедливости, просто весь остальной мир отказывается это понимать! Заиграла приятная слуху таинственная музыка, живой оркестр натужно старался, пока Озай благочестиво протянул своей дочери руку, приглашая в центр зала, своим примером призывая гостей присоединиться. Азула с высока осмотрела всех присутствующих и с лучезарной улыбкой схватилась в отцовскую руку, позволяя ему вести.
— Тебе очень идет синий, — сказал это как бы невзначай, заставляя принцессу нахмуриться, делая оборот вокруг себя, вновь возвращаясь к отцу. — Прекрасно выглядишь, — закончил свой скупой комплимент.
— Тебе ведь что-то нужно, — это был не вопрос, она хитро прищуривается, отскакивая в сторону, наблюдая за тем, как вереница мужчин чеканит краткий танец ногами. — Не держи меня за идиотку, отец, — соединяясь в танце, впилась в него глазами, не отрываясь, ища доказательства своих слов.
— А ведь от тебя никогда ничего не удавалось утаить… — поощрительно улыбнулся, уже даже не скрывая этого.
— А хотелось? — с недоверием, вырывается из его объятий, делая несколько кратких оборотов, цепляясь за его пальцы, вытягивая руку.
— Иногда это просто необходимость, не обессудь.
— Говори сейчас же, зачем ты вызволил меня из такого чудесного отпуска? — все еще злится на него.
— Мне отправить тебя вслед за Зуко? — усмехнулся, рассматривая ее лицо.
— Только посмей, — уже почти выругалась, вовремя беря себя в руки.
— Кстати о Зуко… — гордо берет паузу, отстраняясь, делая пару пеших кругов с соседним генералом, следом возвращаясь к Азуле.
— Что-то не так с моим братом? — пытливо выискивает хоть крупицу истинных чувств.
— Всё не так, — бросил он раздраженно. — Я не могу никому доверять, только тебе, — сильней сжимает ее пальцы, а она специально отдавливает ему ноги. — Джао исчез, — с облегчением и злостью добавил.
— Как это?! — практически выкрикнула, привлекая к себе всеобщее внимание.
— Только не говори, что ты была влюблена в него… — закатил в разочаровании глаза.
— Вздор! Ты же знаешь, что — нет! — хочет сумасбродно оттолкнуть, но он ее крепко держит.
— Мы с моими советниками считаем, что Джао убили. Но и ладно, это не самое страшное. Не велика потеря. Кажется мне, что связано это с твоим убогим братцем… — положил руку ей под лопатки, с силой прижимая, заставляя быть покорнее и сговорчивее, чувствуя, что она сейчас вспылит. — Что-то случилось на Северном полюсе. Уже мой братец как-то с этим связан. Поймать аватара не удалось, хотя, я и не сомневался, но вот Зуко… — ему было тяжело и противно от одного его имени.
— Мне убить его? — довольно скалится, ища в толпе Мэй.
— Было бы неплохо. Твой брат и мой — позорят наше имя, позорят нашу династию. Убей его, Азула, и тогда никакой Зуко никогда не встанет у тебя на пути на престол.
— Ставишь мне условия? — гневается, метая искры, забываясь, где и при каком условии она находится.
— Я хочу тебя предостеречь, дочка, — прижимается к ее виску щекой. — Зуко беспринципный и очень жадный человек. Он ищет аватара, дабы восстановиться на престоле. Я уверен, что никакого аватара ему не поймать, да и преследует он — трон. Я не стану убивать его сам — мне совершенно не до этого, а вот ты… — отстранился, всматриваясь в ее глаза. — Это тебе по силам, — музыка плавно закончилась, и Озай абсолютно хладно отстраняется, почти отталкивая, оставляя Азулу наедине со своими мыслями.
Джао погиб? Зуко и дядя Айро с этим как-то связаны? Ну вот, как не вовремя Джао погиб, он, должно быть, умер с очень важной тайной: кто же скрывается под Синей Маской. А что, если Синяя Маска и убил Джао? Азула выхватывает у проходящего официанта бокал с белым вином, делая вид, что любит этот напиток, ища глазами своего невозмутимого и непробиваемого отца. Девушка-официантка задергалась, затряслась, пытаясь удержать равновесие, пританцовывая в паре с подносом нелепый танец прямо перед глазами встревоженной принцессы. Нетронутый бокал задрожал, закачался, не удерживаясь — повалился на каменный пол, с треском разбиваясь. Азула продолжала не отпускать отца взглядом. Убить Зуко. Он хочет, чтобы она избавила весь мир от ее неслыханно-тупоголового братца, ну что ж, как пожелаете, ваше величество, — ловит она на себе его одобрительный взор и такой публичный кивок благосклонности.
— Ты уволена! — прошипела она на растерявшуюся официантку, что стала собирать осколки. Азула даже не стала выслушивать ее оправданий, важно перешагнув через стекла, направляясь вглубь праздника, очень вежливо и тактично представляясь тем, с кем увлеченно общался Озай.
— Превосходно выглядите, — получает она абсолютно очевидный и совсем не удивительный комплимент.
— Спасибо, — душно и обходительно улыбается.