Archive of Our Own ^beta

Chapter Text

Сон Кихун лежал в темноте и невидящим взглядом смотрел куда-то прямо перед собой. Вслушивался в какофонию приглушенных ночных звуков. Вот кто-то — кажется, седьмой номер, тот, который тут с мамой, — на соседней кровати закашлялся. Сверху раздалось тихое чертыхание.

Сейчас была очередь Дэхо нести вахту, и его крепкая плечистая спина темным силуэтом выделялась на фоне прохода.

А хорошая у них в этот раз сложилась команда! Два морских пехотинца, надежный и сильный Ёниль да и он, Кихун, уже совершенно не тот, что прежде. Четыре крепких мужчины на страже слабой беременной девушки. Если бы только здесь это хоть что-то да значило! Да, они смогут защитить ее в случае ночного нападения. Смогут вытащить, если этому гребаному Ведущему вновь придет в голову заставить их играть в перетягивание канатов. Вот только...

Сегодняшняя игра показала, что в этот раз все будет иначе. Вместо дальгоны сегодня они играли в пентатлон,и лишь чудо спасло их от выбывания. А ведь вся уверенность Кихуна строилась на том, что он знает грядущие испытания. Знает... Да только не те, что будут, а те, что происходили в прошлом. И почему он, правда, решил, что эти ублюдки будут повторяться?! Уж в чем, в чем, а в извращенной фантазии им не откажешь.

Но ведь первая игра осталась той же! И он смог спасти в ней немало людей! В прошлый раз «Тише едешь — дальше будешь» унесло жизни более, чем двухсот человек. В этот же раз жертв оказалось вдвое меньше. Но они были! Почти сто человек погибли вчера, и еще сто десять — сегодня.

Двести человек... Двести смертей... Столько страха! Столько боли! И все они — на его совести! Это он уже дважды не смог убедить людей прекратить игру! Это он вчера совершил очередную ошибку. В первый раз многие, как тот же Ёниль, проголосовали за продолжение именно из-за него, из-за его признания, что он — финалист одной из предыдущих игр и знает, что ждет их дальше. Да и сегодня...

А ведь у него было целых два года на то, чтобы придумать надежный план на спасение жертв этого страшного места. И план у него был! Был! Но, конечно, он должен был догадаться, что маячок сумеют найти. Должен был придумать, что делать, попав в ситуацию как сейчас. Как вести себя, вновь один на один оказавшись с этими Играми.

Если бы только он был умнее! Если бы кто-то, по образу мышления похожий на Санву, был с ним, на его стороне...

Если бы... Если бы... Только вот теперь сожалеть уже поздно. Нужно думать, что делать дальше. Как спасти оставшихся здесь людей. Но в голову как назло абсолютно ничего не приходило.

— Черт! Как ссать-то хочется! — раздался вдруг в темноте голос Чонбэ. Тот завозился у себя на кровати. Сел, по-стариковски кряхтя.

— До утра не дотерпишь? — шепотом, чтобы не потревожить сон остальных, спросил Кихун.

— О, и ты тоже не спишь? Ч-черт! Нет, что-то мне уже совсем невмоготу. Пойду прогуляюсь. Судя по тому, что женщин они сегодня уже выпускали, обоссанные штаны им тут не нужны.

— Подожди. Я с тобой, — Кихун тоже сел на кровати, спустил ноги на пол.

За прошлую игру он ни разу не выходил в туалет ночью, но знал, что и тогда некоторые игроки уговаривали охрану их выпустить. Да и как бы он не знал? После того громкого скандала, что тогда в первую же ночь учинила Минё?!

Удивительная все же штука — человеческая память! Все три года на воле он старался не вспоминать своих погибших товарищей по Игре. Сосредоточился на злости и ненависти к Ведущему, но словно бы забыл о Сэбек и Али. О всех тех хороших людях, что в прошлый раз остались здесь навсегда.

И вот теперь они встали перед ним как живые. Будто бы он разговаривал с ними только вчера.

Эти три года... Смешно, но по его субъективному ощущению они оказались короче, чем те страшные шесть дней Игры. Или наоборот? Это время на воле шло абсолютно нормально, здесь же растягивалось как будто на отдельную жизнь?

Да и верно: здесь все они оказывались в положении обреченных, и каждая минута, каждый вздох, мог оказаться последним. Здесь столько всего происходило! И нервы превращались в оголенные провода. Причем дело было даже не только в постоянных смертях, к которым ни один нормальный человек ни за что не привыкнет, хотя, конечно, и в них тоже, но... Люди тут становились другими. Это страшное место влияло на них: на кого-то сразу, на кого-то — постепенно, словно бы исподволь. Оно подталкивало людей во тьму, обнажало в них все то дурное, что на воле могло бы и вовсе никогда не проявиться.

Хотя нет. Не все здесь теряли человеческий облик. Кто-то, как те же Сэбёк и Али, до самого конца не переступали черту. Да, их было меньше, чем тех, кто деньги ценил выше человеческих жизней. Но они были! И осознание этого факта как ни что другое, укрепляло веру Кихуна в людей.

Как там говорил перед смертью Вербовщик? Что здесь нет никого достойного, сплошной человеческий мусор? Ха! Тогда Кихун не нашелся с ответом, но теперь ему было бы, что сказать. Красота всегда находится в глазах смотрящего. Но кто-то замечает лишь темную сторону жизни, сплошные проблемы и грязь. И да, посреди толпы, безусловно, будут многочисленные подонки и мрази, с этим Кихун уж точно не стал бы спорить. Но... каждому нужно давать второй шанс. И в любой толпе, даже такой специфической как у них тут, найдутся хорошие люди.

Вот в чем, например, виновата Чунхи? В том, что доверилась своему парню и из-за него получила многомиллионные долги? В том, что отказалась делать аборт, и теперь пытается бороться за будущее своего нерожденного ребенка? Да, она сглупила, согласившись принять участие в Играх. Но разве у нее был такой уж большой выбор? И оказалась ли бы она здесь, если б знала, что рискует жизнью? Почему ей не дают уйти?!

А сто сорок девятая? Она и вовсе здесь из-за долгов сына.

Ёниль пытается спасти умирающую беременную жену.

И хотя Кихун не знает мотивации остальных «крестиков», он не сомневается, что большинство из них — люди хорошие. Просто оказались в сложных обстоятельствах, и теперь делают все возможное, чтобы выжить. Разве желание жить — это что-то плохое? Разве за надежду можно убивать?!

— Кихун? Так ты идешь? А то давай я лучше сам, а ты спи, — вырвал его из размышлений голос Чонбэ.

— Иду я, иду, — с ворчливыми интонациями ответил Кихун.

Они прошли к выходу из полутемного зала. Чонбэ постучал в дверь. Круглое окошко-иллюминатор долгое время оставалось закрытым, и им пришлось стучать еще и еще. Но вот оно наконец распахнулось, в проеме показалась черная маска Треугольника.

— Добрый вечер, — вежливо обратился к солдату Чонбэ. — Вы не могли бы выпустить нас в туалет?

— В ночное время выходить запрещено, — ответил ему равнодушный механический голос.

— Мы понимаем. Но поймите и вы нас: естественные потребности до утра ждать не будут...

— Не положено! — отрезал голос. Хотя судя по тому, что окошко пока не захлопнулось, ответ был не совсем окончательным.

Кихун мысленно поморщился. Вот только упрашивать этих тварей о милости ему и не хватало! И если б речь шла о его собственных потребностях, он бы сейчас развернулся и постарался бы перетерпеть до утра. Но просить о таком друга он не мог. Уж кто-кто, а Чонбэ был не из тех людей, что стал бы наводить суету по пустякам. И раз он сказал, что ему нужно в туалет, значит, перетерпеть он не сможет.

— Послушайте, господин Треугольник... — начал Кихун и тут же замолчал, понимая, что просительные интонации у него не очень-то получаются. Скорее уж таким тоном высказывают проклятия, а не просьбы. Кихун откашлялся, готовясь к новой попытке.

Но тут сзади раздался еще один голос:

— Не спешите отказывать, господин Треугольник. Поверьте, если бы ситуация не была... близкой к критической, мы бы вас никогда не побеспокоили. Вам же будет лучше сейчас выпустить моих друзей и меня.

Кихун спиной почувствовал жар от тела подошедшего Ёниля. Обернулся, обнаруживая того непосредственно у себя за плечом. Ёниль подарил ему ободряющую улыбку, и Кихун кивнул, выражая свою благодарность. Подумалось: а все-таки хорошо, что Ёниль в их команде! Почему-то казалось, что на стороне «ноликов» он мог бы доставить даже больше проблем, чем сотый номер.

Хотя о чем это он?! Какие проблемы? Ёниль — отличный парень, вон как заступился за триста тридцать третьего, когда того избивали фиолетовый придурок с дружком. Да и в целом Кихун почему-то чувствовал себя в компании Ёниля свободнее, чем в чьей-либо еще. Словно бы они были давно знакомы. Словно бы уже прошли вместе огонь и воду.

Хотя, конечно, здесь даже старые друзья порой преподносят такие сюрпризы... Но не время сейчас вновь вспоминать о Санву.

Несмотря на убедительные слова Ёниля, окошко с глухим лязгом захлопнулось. Кихун тяжело вздохнул. Да уж, вот так и разговаривай с этими розовыми тварями по-человечески. Впрочем, не успел он чего-либо сказать, как дверь открылась.

В сопровождении всего одного Треугольника они дошли до туалета, и Кихун, воспользовавшись возможностью, тоже быстренько сделал свои дела. Крепко зажмурил глаза и умылся холодной водой из-под крана. Вытираться было нечем, да, честно говоря и не хотелось. Вода мокрыми дорожками стекала по его лицу, вдоль шеи, прямо в воротник форменной куртки. Неприятные ощущения? Да, так бы он мог подумать в своей прежней, спокойной жизни, но теперь они напоминали ему, что он все еще жив.

Вдруг Кихун поймал себя на странном ощущении. Он не слышал, как кто-либо подходил к нему, но неожиданно почувствовал чужое присутствие. Жадное внимание, от которого все волоски на его теле словно бы встали дыбом.

Ну да. Конечно же, эти извращенцы даже в туалете не могли обойтись без камер! И сейчас наверняка на них таращатся десятки операторов-«комбинезонов».

Хотя нет. Это внимание было... другое. Более личное, что ли? Неужто сам Ведущий поднялся в ночи, чтобы посмотреть, как он ссыт?!

Кихун открыл глаза и запрокинул голову, выискивая на потолке камеры. Ну да, вон она, и еще, и еще одна: охватывают все общее пространство, впрочем, кажется, хотя бы оставляя в слепой зоне кабинки. Появилось детское желание показать в камеру средний палец, но Кихун сдержал себя.

А взгляд все давил, и под ним становилось все более не по себе.

Кихун опустил взгляд, скользнув им по отражению в зеркале, и не удержался, крупно вздрогнул. Прямо у него за спиной стоял Ёниль и смотрел на него... Приличные люди так не смотрят! Пристально, жадно, в упор.

Так вот чей взгляд Кихун почувствовал ранее! Вот чье внимание.

Но что это с ним?! Ёниль вдруг лишился ума?

Кихун поймал в зеркале его взгляд, вопросительно вскинул брови. Но Ёниль даже не переменил выражения лица, как будто его совершенно не беспокоило, что Кихун заметил его... наблюдение. Даже не смутился, зараза! И взгляда своего бесстыжего не отвел!

По спине у Кихуна побежали мурашки. Он вдруг осознал, что в чужом внимании не было той молчаливой агрессии, что обычно исходила от Ведущего. Обычно! Ха, как будто бы они встречались чаще, чем пару раз.

Ёниль смотрел... хищно и алчно, как голодающий — на миску риса, и этот взгляд пробирал до костей. Но от него вовсе не веяло привычной враждебностью, скорее — становилось неловко и жарко. Совсем как в подростковом возрасте от переглядываний с симпатичной девчонкой. От этого взгляда одновременно хотелось закрыться, сбежать, дать по наглой смазливой роже... и смотреть, смотреть, не отрываясь, в ответ.

Дыхание Кихуна сбилось и он, сам не понимая зачем, резко повернулся, поймал взгляд Ёниля вживую.И снова оказался в той же ловушке. В том же вязком, отдающимся где-то внизу живота, тягучем внимании.

В голове у Кихуна сделалось абсолютно пусто. Его разом покинули абсолютно все мысли. Он лишь стоял и смотрел. Смотрел и плавился под чужим взглядом.

Он и сам не знал, кто из них сделал первый шаг навстречу. Хотя нет, кажется, это был все-таки он. Но и Ёниль, словно зеркаля его движения, тоже шагнул вперед.

Шаг. Шаг. И еще один. Они сближались, не разрывая взглядов. Как враги за секунду до смертельной дуэли. Как любовники после долгой разлуки.

Что?! Что за глупости лезут ему в голову?! Какие враги? Какие... любовники?!

Тут Ёниль опустил взгляд, и Кихун как-то сразу понял, что тот теперь таращится на его губы. Они моментально пересохли, и Кихун машинально облизал их. О, этот взгляд! Это странное, появившееся словно бы из ниоткуда, ощущение власти над другим человеком!

Кихун сделал последний шаг, подходя к Ёнилю вплотную. Губами прижался к чужим губам.

Ох! Это сложно было бы назвать поцелуем. Наверное, даже в свои пятнадцать Кихун не действовал столь неловко. Короткий мазок губами по губам, ладонь робко положить на предплечье.

Ёниль под его прикосновением словно бы закаменел, и Кихун тут же попятился. Прежде чем опустить взгляд, успел заметить выражение абсолютного удивления на лице Ёниля. Он что, все неправильно понял?! До чего же неловко!

— Простите! — совсем тихо извинился Кихун. — Я... Я, кажется, вас неправильно понял. Я не должен был...

Но договорить ему не позволили. Ёниль в один миг пересек разделявшее их расстояние. Крепко схватил за плечи, прижимая к себе, впился в его губы жадным, собственническим поцелуем. Кихун тут же подался ему навстречу, выдыхая всю свою неловкость в чужой рот. Принялся отвечать со всей накопившейся за годы воздержания страстью.

Их поцелуй совершенно не походил ни на один из тех, что у Кихуна бывал прежде с женщинами. Ни нежности, ни мягкости, одна оголенная страсть, физиологическая потребность в другом человеке. Нет, не в любом другом человеке! Именно в этом, что умеет так жарко смотреть, так крепко держать. И так целовать, что голова идет кругом, а все тело моментально вспыхивает от желания.

— Не здесь, — слышит он хриплый голос Ёниля, и только тут понимает, что уже успел забраться рукой ему под одежду. Что с упоением гладит низ чужой жесткой спины.

Мужской спины, между прочим! И это он! Тот, кто даже в юные годы никогда не экспериментировал со своим полом!

Ну да плевать. На все плевать, когда Ёниль продолжает смотреть на него с такой неудержимой страстью.

Помедлив, Кихун кивает. Оглядывается по сторонам в поисках укромного места.

Ч-черт! А ведь он на мгновенье забыл, где находится! Забыл о направленных на них камерах, о так пока и не вышедшем из кабинки Чонбэ.

Но Ёниль не позволил ему предаваться долгим размышлениям. Схватил за руку, потащил за собой к ближайшей кабинке. Втолкнул внутрь, запер дверь на защелку.

Кихун испустил тихий нервный смешок. Как-то он уже не в том возрасте, чтобы трахаться в туалетах! Не в том возрасте, чтобы позволять себя целовать почти незнакомцу, самому жарко засасывать его в ответ. И уж точно не в том, чтобы млеть от одних только пристальных взглядов!

Но он млел. Целовал. И к черту возраст!

Заперев за ними дверь, Ёниль повернулся, вновь окинул его голодным темным взглядом. Но прикасаться почему-то не спешил. Любит наблюдать? Было б за кем! Сомневается? Передумал?

— А ты красивый, — словно бы с удивлением шепчет Ёниль, продолжая его разглядывать. Красивый? Он? Вот уж глупости! Как раз он — обычный побитый жизнью пятидесятилетний мужчина. А вот Ёниль, хоть, наверное, и практически его ровесник, выглядит как настоящий небожитель. Вот кто действительно красив!

Но постойте. С каких пор Кихуну вообще есть дело до мужской внешности?

— Ты тоже, — нервно усмехается он. И это еще какое преуменьшение! — Так что, мы... — он замолкает, делает пространный жест рукой. На него вдруг наваливается смущение и осознание того, чем они только что занимались. Чем все еще собираются заниматься?

Ёниль делает шаг вперед, и Кихун пятится, пока не оказывается зажат в углу между двумя стенами и унитазом.

— Мы — да, — развеивает его сомнения Ёниль. Вновь накрывает рот поцелуем. Кихун приоткрывает рот, и в него сразу проникает чужой язык. Острые зубы прикусывают его нижнюю губу.

Способность мыслить Кихуну снова отказывает. Он алчно впивается в чужой рот, вступает в танец-борьбу с чужим языком. Руками мнет жесткие бока и предплечья, и буквально горит от ответных прикосновений.

— Уммм, — стонет он, и тут же Ёниль зажимает ему рот ладонью.

— Тшшш! — прикасаясь губами к уху, шепчет он. — Не забывай о Чонбэ.

А ведь и правда! Кихун снова забыл, что от друга их отделяют лишь тонкие перегородки. Что тот о нем подумает, если застанет сосущимся в туалетной кабинке с другим мужиком?! Но почему-то эта мысль не отрезвляет, а наоборот, лишь усиливает и без того уже ставшее болезненным напряжение.

Кихун кивает, и тут же чувствует, как Ёниль второй рукой накрывает его член. Грубая ткань штанов трется о нежную кожицу, и Кихун снова не может удержаться, шипит прямо в зажимающую ему рот ладонь.

— Какой ты страстный, — шепчет ему в ухо Ёниль. — Такой горячий. Такой развратный. А по тебе и не скажешь! Хотя... — он сквозь ткань оглаживает головку, и на штанах тут же проступает пятно от выделившегося предэякулята. — Сними их! — голос Ёниля звучит как приказ, и Кихун вдруг думает, что мог бы кончить от одних только этих властных ноток. Этих сильных, почти грубых поглаживаний.

Он снова кивает, одной рукой стаскивает со своей задницы штаны, а вторую запускает в штаны к Ёнилю, стискивает того за твердую ягодицу. Ого! А кто-то, похоже, не вылезает из спортзала!

Штаны падают к его лодыжкам, и Кихун вдруг понимает, что без помощи рук ему от них до конца не избавиться. Ну да и хрен с ними! Сейчас гораздо важнее продолжать щупать чужую задницу.

Ёниль вдруг схватил его за свободную руку. Поднял, прижимая к его же рту, заменяя свою ладонь ладонью Кихуна.

— Тшшш! Стой вот так. Давай, зажми себе рот. И ни звука!

Действуя уже двумя руками, Ёниль вслед за штанами спустил с его задницы и трусы. Принялся одновременно дрочить и наглаживать ягодицы. Ребром ладони провел по расщелине, пальцем покружил около входа. Кихун тут же напрягся.

— Давно у тебя кто-то был?

— В смысле — был?! Я вообще-то ни разу с мужчинами! А ты что, хочешь?..

— Хочу, — жарко выдохнул Ёниль, в его взгляде мелькнуло что-то абсолютно дикое и безумное. Он приставил палец ко входу Кихуна, нажал, раскрывая нежные стенки. Но засовывать внутрь палец не стал. — Хочу, но не буду. Не сейчас...

— Не сейчас, — эхом откликнулся Кихун, одновременно испытывая разочарование и облегчение. Не то, чтобы он хотел член в своей заднице. Но черт! Он полноценно не трахался... лет пять так точно.

Ёниль задрал ему майку, прижимая ее нижний край к плечам. Пальцами свободной от члена руки провел по груди Кихуна. Огладил сосок и вдруг пребольно ущипнул за него. Кихун, который во время недавнего разговора перестал закрывать себе рот рукой, испустил возмущенный вскрик.

— Эй! Все нормально? — тут же раздалось из дальней кабинки — Вы меня, это, не ждите. Я тут надолго.

— Угум, — промычал согласно Кихун.

— Зажми рот рукой. Веди себя тихо. Или ты хочешь, чтобы твой друг увидел тебя с голой задницей? — рука Ёниля, до этого дрочившая ему член, переместилась на ягодицу, с силой сжала ее. Кихун поспешил сделать как сказано, и тут же Ёниль пребольно ущипнул его за сосок. Эй, они на подобное не договаривались! Но не успел Кихун выразить свое возмущение по поводу столь грубого обращения, как Ёниль наклонил к его груди голову. Мягко подул на пострадавшее местечко, провел по нему языком. Контраст прохладного дуновения и жаркой влаги, болезненного щипка и нежных посасываний, моментально лишил его всяческих возражений. Ооох! Это было весьма горячо!

Кихун и сам вновь запустил вторую руку в штаны к Ёнилю, на пробу прикоснулся к чужому члену. Ощущения были совершенно не такими, как когда он гладил самого себя. Ствол как будто бы короче, но толще, кожа — нежнее.

— Да, вот так. Давай, сожми его! — ободряюще прошептал Ёниль ему на ухо. Облизнул ушную раковину, легонечко прикусил за мочку.

Кихун обхватил чужой член поудобнее, провел вверх и вниз вдоль ствола рукой. Все еще надетые на Ёниле штаны и белье мешали, выступившей из головки влаги явно не хватало для комфортной дрочки, но Кихун все равно водил и водил по нему рукой.

— Ммм, — промычал вдруг Ёниль, и от этого звука, от осознания, что он, Кихун, может всего лишь дрочкой довести взрослого мужчину пусть до кратковременной, но потери контроля, делалось пьяно, как... Даже не от соджу, а от виски или коньяка.

Хорошо, что Кихун по-прежнему продолжал зажимать себе рот ладонью! Ёниль вновь наклонил голову, зубами сжал его правый сосок. Надавил, довольно болезненно, так, что наверняка останется след, но при этом все же не переходя грани. Принялся нежно зализывать. И снова укус. Кихун запрокинул голову, ударившись затылком о стену сзади, испустил низкое приглушенное ладонью мычание.

— Эй, что за звуки? Вы что там, трахаетесь? — тут же раздалось из дальней кабинки. Чонбэ заржал, но, не услышав ответа, поспешил добавить: — Прости, брат, сказал, не подумав. Вы еще здесь? Я сейчас уже. Почти выхожу.

Кихун хотел было что-то ему ответить, но Ёниль помотал головой. В его взгляде мелькнуло темное предупреждение, и он тут же принялся дрочить Кихуну всерьез, подводя к скорой разрядке. Грубо, сильно... Ох, совершенно не так, как ласкал себя всегда сам Кихун. Но — идеально!

— Я... Я сейчас кончу, — прошептал Кихун, чувствуя себя немного виноватым за то, что не мог собраться, продолжить дрочить Ёнилю в ответ. Но ему было слишком хорошо, чтобы шевелиться. Слишком...слишком... Да просто все — слишком! Как-то на старости лет он был не готов к настолько ярким ощущениям. Причем даже не от полноценного секса!

— Все, я вышел! — вновь крайне не вовремя прозвучал голос Чонбэ. — Эй, вы еще здесь?

Ёниль не перестал ему дрочить, а напротив, как будто бы усилил нажим. Его взгляд сделался еще более темным и диким, и Кихуну пришлось уже всерьез зажать себе рот и нос ладонью, чтобы ни единым охом не выдать себя. Хотя он мог бы поклясться, что звук, с которым ладонь Ёниля скользила по его члену, слышен во всем туалете. Что Чонбэ вот-вот поймет, насколько его дурацкая шутка оказалась близка к истине. Что сейчас он подойдет к их кабинке и...

— Ушли что ли? А еще друг называется! — проворчал Чонбэ. Раздались его шаги, хлопнула дверь. Они с Ёнилем наконец-то остались одни.

Ёниль поцеловал пальцы зажимающей его рот ладони, и Кихун тут же убрал ее. И снова их губы, их языки встретились в полном страсти и борьбы поцелуе. И о-о-ох! Не прошло и минуты, как Кихуна накрыло ярчайшей волной удовольствия, он кончил прямо в сжимающую его член ладонь.

Кихун обмяк, разорвал поцелуй. Прислонился к стене у себя за спиной, зажмурил глаза, переводя сбившееся дыхание. Тут вдруг ему на шею легла чужая ладонь, и он вспомнил, что вообще-то тут пока только один получил удовольствие. Что Ёниль все еще возбужден.

Он открыл глаза и встретился с темным, буквально пожирающим его взглядом. Слабо улыбнулся, прошептал:

— Спасибо. Я... Давай теперь я, — он потянулся ко все еще скрытому под одеждой члену Ёниля.

Но тот вдруг остановил его. Перехватил руку.

— Подожди. Ты не мог бы... Можешь встать на колени? Хочу подрочить тебе на лицо.

Кихун вспыхнул, настолько грязно и пошло прозвучала просьба Ёниля. Его собственная жена, услышь от него такое, дулась бы не меньше недели! Но этот взгляд... Человеку, который так на него смотрит, Кихун просто не мог отказать.

Он кивнул. Наклонился, немного неловким движением поднимая с пола так до конца и не снятые штаны вместе с бельем, натянул их на задницу. Тщательно разглядывая плитку перед собой, встал на колени, о крышку унитаза оперся локтем. И лишь после этого вновь осмелился поднять взгляд на Ёниля.

Скулы того покраснели, всегда аккуратная прическа, кажется, стараниями самого же Кихуна, пришла в беспорядок. Губы были поджаты, а глаза... О, эти глаза! Никогда прежде ни у одного человека Кихун не видел такого дикого, жадного взгляда! Взгляда, в который можно упасть, словно в бездну. В котором можно утонуть и пропасть навсегда.

Ёниль сделал полшага вперед, цепко ухватил Кихуна за подбородок, удобным для себя образом фиксируя его голову. Наконец извлек из штанов собственный сочащийся смазкой член. Провел им по щеке Кихуна, по закрытым губам.

На какое-то мгновение у Кихуна мелькнула мысль приоткрыть рот, попробовать Ёниля на вкус. Но он тут же отбросил эту идею, как... Не то, чтобы невероятную, но преждевременную. Несмотря на все, что между ними только что произошло и до сих пор происходило, Кихун не был готов взять в рот чей-то член. Ну или же — пока не был готов.

Ёниль еще поводил членом ему по лицу, пачкая предъэякулятом. Отстранился, перехватил себя поудобнее и принялся дрочить. И смотреть, смотреть Кихуну в глаза. Наверняка представляя, как имеет его в самых разнообразных и затейливых позах.

И ох! Стоять вот так, на коленях перед дрочащим на тебя мужиком, оказалось неожиданно... вовсе не унизительно, а сладко-тревожно. Черт! Да будь Кихун помоложе, в этот момент у него бы наверняка снова встало! А так он лишь снизу вверх смотрел Ёнилю в глаза, и плавился от чужого очевидного удовольствия.

Кончил Ёниль без предупреждения. Густая вязкая сперма выстрелила Кихуну прямо в лицо. Пачкая рот, нос, щеки, подбородок, даже волосы. Кихун поспешил вытереть ее раскрытой ладонью, обернулся в поисках туалетной бумаги.

— Эй, ты не мог бы поаккуратнее? — прошипел он. Поднял взгляд и увидел тень недовольства на лице у Ёниля. Или это ему показалось? Тот сразу расплылся в виноватой улыбке, сказал:

— Простите, Кихун. Я должен был предупредить. Вы в порядке?

— Д-да. Все нормально.

Вопрос Ёниля прозвучал предельно вежливо, почти официально, и этот контраст с тем, что между ними только что происходило, заставил Кихуна сильно смутиться.

Он поднялся с колен, стараясь даже не смотреть в сторону своего... кхм, знакомого. Оправил одежду.

Лязгнула задвижка, и дверь их кабинки открылась. Кихун поспешил пройти в сторону раковины, тщательно помыл руки и лицо. Но даже на себя в зеркале он взглянуть не решился.

Что он наделалг?! Как такое вообще могло между ним и Ёнилем произойти?! Да еще здесь! Прямо посреди смертельных игр! Как он мог настолько забыться?!

— Идемте? — раздался тихий голос Ёниля. Судя по интонации, ему тоже было не по себе.

Они вышли в коридор, и только тут Кихун осознал, что все это время снаружи их ждал Треугольник. Что, в отличие от Чонбэ, он прекрасно знал, сколько их заходило, и сколько вышло. Что если бы этот солдат ворвался внутрь, решив их поторопить... Краска стыда прилила к щекам и к шее Кихуна.

Но Треугольник оказался на удивление деликатным: вообще никак не прокомментировал их столь долгое пребывание в туалете. Хоть что-то хорошее в этих «комбинезонах» есть: их обычно раздражающее молчание!

В полной тишине они вернулись в общую комнату, проследовали к кроватям. Но тут их уже ждали активно что-то обсуждающие, явно взволнованные Чонбэ и Дэхо.

— Где вы были?! — стоило им подойти, набросился на них Чонбэ.

Кихун потупился, не зная, что сказать другу. Как и правда объяснить ему свое поведение.

— Давайте поговорим обо всем утром, — миролюбиво предложил Ёниль.

— Обо всем — это о чем?! Вы что-то видели? Что-то придумали? — не сдавался Чонбэ.

Кихуну пришлось поднять взгляд и посмотреть прямо на друга. Врать ему не хотелось, но и сказать правду было решительно невозможно. И о чем только он думал в туалете?! Хотя что за вопрос! В том-то и дело, что он совершенно не думал!

— Мы просто решили осмотреться. Там, над одной из кабинок, есть люк вентиляции. Простите, что не предупредили о своей вылазке. И... хорошо, что нашего отсутствия не заметили.

Что?! Какой еще люк вентиляции?! Кихун удивленно посмотрел на довольно складно совравшего Ёниля. Вот ведь дает!

На этот раз тот смотрел вовсе не на него, а на Чонбэ. И было в этом взгляде что-то такое... недоброе, нехорошее, от чего по спине пробежал холодок. Захотелось шагнуть вперед, закрыть собой Чонбэ от этого взгляда. Х-ха! И придут ведь в голову подобные глупости! Это явно его подсознание теперь, после случившегося, пытается представить Ёниля в темных красках. Хотя ведь это даже не он в случившемся виноват! То есть да, Ёниль таращился на него совершенно неприлично, но это Кихун первый набросился на него с поцелуями. Первым полез к нему в штаны...

Так, стоп! А вот эти мысли уж точно — лишние.

— И как, что-то узнали? — присоединился к разговору Дэхо.

— Нет. Там дальше во все стороны стоят решетки. Так что, увы...

Ёниль так уверенно говорил об этой вентиляции, что Кихун мысленно поставил себе пометку в самом деле проверить, что там и как. А вдруг никаких решеток нет? Может, они сумеют отсюда выбраться? Ну или хотя бы — что-то узнать о следующей игре. Только вот... Едва ли Треугольник выпустит его из общей комнаты второй раз за одну ночь. Или попытка — не пытка? Да, решено, чуть попозже он обязательно попробует выйти еще раз. Посмотрит, о каком вообще люке речь.

Дэхо и Чонбэ принялись обсуждать, какой может быть следующая игра, и Кихун устало поморщился. Если б все было так просто! Если б он сам хоть раз сумел угадать следующую игру! Увы, но он — далеко не Санву.

— Давайте уже спать, — сказал он. — Завтра нам силы точно понадобятся.

Chapter Text

— Не отпустили? — с сочувствием спросил Чонбэ, когда Кихун вернулся к своей кровати.

По его внутренним ощущениям с момента прошлого похода в туалет прошло уже около часа, но сна не было ни в одном глазу. Он даже встал, дошел до охранников, попросил его снова выпустить. Но на этот раз, как Кихун ни уговаривал, как ни упрашивал, мерзкие Треугольники остались глухи к его мольбам. А если б у него и правда прихватило живот, что б они делали?! Вот же твари!

В ответ на вопрос Кихун молча покачал головой. Подумалось: сменить, что ли, Чонбэ на посту? Пусть хоть кто-то из них нормально отдохнет.

Вот только подходить к другу было неловко. Придуманная Ёнилем ложь словно бы встала между ними стеной. Или то были не ответы Ёниля, а вопросы Чонбэ? Понимание, что тот и дальше продолжит спрашивать об их с Ёнилем якобы вылазке? Нет, так-то врать Кихун умел, но своим близким никогда не любил. Он всегда, даже находясь на самом дне, старался говорить как минимум полуправду. Полуправду! Его маме, пока она еще оставалась жива, от этого уж точно было не легче!

Так! Но в эту вентиляцию он еще обязательно залезет, это теперь вопрос принципа. Не этой ночью, так следующей!

Следующей ночью... А будут ли они тогда еще живы? Для скольких еще людей следующий день станет последним? Может быть, для него самого? Для Чонбэ? Для Ёниля?!

Ёниль... Думать о нем было странно. Неловко, тревожно и стыдно. Кихун знал, что все они здесь — настоящие смертники, и точно не собирался ни к кому из товарищей по несчастью привязываться. Ну не мазохист же он, в самом деле! Терять обычных знакомых и без того больно, чтобы еще и с кем-то из них, обреченных, сближаться.

Обреченных?! Ну уж нет! Кихун обязан что-то придумать! Как-то их всех спасти! Только как?.. Если он и себя-то защитить тут не может. Если смотреть правде в глаза, то он и в прошлый раз стал победителем совершенно случайно. Почти в каждой игре ему помогали. Люди... Хорошие люди. Али, Сэбек, даже О Ильнам. Санву... Как же Кихун по ним всем скучал! Да-да, и по Ильнаму тоже. Конечно, не по создателю этих гребанных игр, а по тому хитрому, но доброму старику, с которым, казалось бы, подружился.

Да уж! Легко сказать, ни к кому здесь не привязываться! На деле же у него вновь, всего за два дня, уже образовались сильные эмоциональные связи с товарищами по несчастью. Вот что за шуточки у судьбы? И почему он раз за разом встречает на этих играх своих друзей из обычной жизни?! Тех, кто и так ему дорог. Тех, кого отчаянно не хочется потерять!

Чонбэ... Одни только мысли о том, как очередной Треугольник пускает пулю в лоб его старому другу, доводила Кихуна до отчаяния.

И мало ему тут проблем. Теперь еще и с Ёнилем все стало так сложно!

Ему бы сейчас думать о предстоящей игре, быть максимально хладнокровным и собранным. Выискивать в окружающей их обстановке любые мелочи, способные их спасти. Тот же люк вентиляции в туалете... Он правда существует? Через него можно куда-то попасть? Этого Кихун не знал. Не подумал. Вовремя не заметил. А вот Ёниль оказался куда наблюдательнее.

И снова Ёниль! О чем бы Кихун ни думал, его мысли раз за разом возвращались к... кхм... недавнему туалетному приключению. Он закрывал глаза, и видел перед собой полный желания взгляд. Чувствовал фантомные ощущения чужих рук и губ на своей коже. Вот же... Пятьдесят лет уже прожил, а ведет себя хуже подростка!

Ёниль, Ёниль, — мысленно передразнил самого себя Кихун с издевательскими интонациями. Его, между прочим, дома ждет больная беременная жена. Так что прекрати немедленно думать о нем, ты, старый придурок!

— Не спите? — услышал вдруг Кихун тихий голос Ёниля и тут же понял, что мироздание над ним все-таки издевается. — Можно я присяду на вашу кровать?

Первым порывом Кихуна было отказать ему, прогнать прочь. Желательно — вообще на другой конец общей комнаты. Вторым — сделать вид, что спит, что не услышал вопроса. Но вместо этого он сел на кровати. Подобрал под себя ноги, освобождая место для Ёниля.

Какое-то время они сидели в молчании.

— Наверное, нам нужно поговорить, — первым нарушил неловкую тишину Ёниль. — То, что между нами произошло... Что вы об этом думаете?

— Простите! Этого больше не повторится. Я и сам не знаю, что на меня нашло.

— Зато я знаю, — в мягком голосе звучали успокаивающие интонации. На губах играла улыбка. И как только Ёниль после всего произошедшего может оставаться настолько спокойным?! Хотя он ведь тоже не спит, и это говорит о многом. — Все мы здесь испытываем сильное напряжение. Вполне естественно сбрасывать его тем или иным образом. Кто-то влезает в драки и докапывается до других игроков. Ну а кто-то... как мы с вами. Вы ведь в прошлой игре поступали так же?

— Нет! — громче, чем следовало бы в ночи, воскликнул Кихун. — Нет, — повторил уже шепотом.

И хотя Ёниль предложил хорошее объяснение той херне, что произошла между ними в туалете, Кихун не собирался себя обманывать.

— Может, для вас это и было лишь способом сбросить напряжение, для меня все не так просто.

Ёниль вперил в него странный нечитаемый взгляд. Слишком серьезный, слишком внимательный! И только тогда Кихун вдруг осознал, как именно прозвучали его слова.

— То есть нет, вы не подумайте! Я помню о вашей жене и точно не стану навязываться!

— У нас с женой уже давно не те отношения, — после довольно продолжительной паузы сказал Ёниль. — В том числе и поэтому она так хотела... так хочет ребенка. Его рождение — последний шанс спасти этот брак.

— О! Простите. Так вы собирались разводиться? И все равно пришли сюда ради нее?

— Какие бы у нас ни были отношения, она — моя жена. Я за нее отвечаю, — в голосе Ёниля прозвучали незнакомые жесткие интонации. — Еще бы только она сделала, как я сказал! Если бы пошла на аборт... Но я в жизни не встречал человека упрямее! Хотя... — он вдруг улыбнулся. — В этом, кажется, вы бы могли с ней поспорить.

— Все будет хорошо! — Кихун ободряющим жестом положил руку Ёнилю на колено. — Мы обязательно выберемся отсюда! Вашей жене сделают операцию, и вы еще подержите своего ребенка на руках!

— А вы? Что будете делать вы, когда окажетесь на свободе?

— Я?.. — Кихун так далеко не загадывал. Если он выйдет отсюда по результатам голосования, то продолжит свои поиски, свою борьбу с этими кровавыми играми. Ну а если он каким-то чудом сумеет их уничтожить... Нет, почему-то Кихун не мог даже предположить, что станет делать дальше. Просто жить?

— А давайте встретимся после завершения игр? Просто посидим, я угощу вас соджу... Обещаю грязно не приставать!

— Вы правда этого хотите? Встретиться со мной в обычной жизни?

— Ну... Да? — последнее прозвучало наполовину вопросительно. Хотя Кихун не особо представлял их с Ёнилем дальнейшее взаимодействие, он и правда хотел бы продолжить общаться.

И вовсе даже не в горизонтальной плоскости! Жена! У Ёниля есть на свободе жена!

— Хорошо. Я запомню ваше обещание. И смотрите, не передумайте! Я всегда спрашиваю со своих должников в полной мере! — прозвучало как шутка, но Кихуна почему-то все равно пробрал нервный озноб.

— Все в порядке? — голос Ёниля преисполнился беспокойства, будто он заметил изменение в настроении Кихуна. — Простите, вам все же нужно поспать. Хотите, я сделаю вам массаж головы? Он хорошо расслабляет, и моей жене всегда помогает уснуть.

Его жене... Кихун мысленно фыркнул. Но поспать ему в самом деле было необходимо, а потому он кивнул.

— Хорошо. Делайте.

Ёниль пересел в изголовье, и Кихун положил голову ему на колени. Он боялся, что такое положение покажется довольно двусмысленным, что его сейчас вновь накроет то же безумие, что и ранее в туалете. Но нет. Он и правда слишком устал.

Прохладные пальцы легли ему на виски. Чуть надавили, прошлись круговыми движениями.

А это было приятно! И очень, очень расслабляюще.

Кихун почти моментально заснул.

***

— Внимание! Третья игра скоро начнется! — прозвучал бодрый женский голос, от которого Кихуну захотелось завыть.

Он вновь находился в игровой комнате, и снова перед ним вздымались к высокому потолку две платформы. Ярко-желтые полосы отделяли команды игроков друг от друга.

Неужели снова?! Ему опять предстоит участвовать в соревновании по перетягиванию канатов? Упираться ногами, спиной... зубами и когтями?! Нести ответственность за доверившихся ему Санву, О Ильнама, Сэбек и Али?.. И на этот раз вовсе не факт, что им повезет так же, как раньше. Что они смогут удержаться на краю пропасти и не упасть. Что противник не применит против них их же стратегию.

— Кихун, поднимайтесь! Уже утро, — вдруг откуда-то с потолка раздался знакомый голос. Голос, которого здесь вроде как не должно быть.

— Ёниль? — удивленно спросил он, выискивая среди игроков спину с номером 001, но всякий раз натыкаясь взглядом на старика О Ильнама. — Ён-и-иль! — закричал он и... проснулся?

В общей комнате царила утренняя суета. В глаза бил яркий свет, со всех сторон доносился гул голосов. Кихун сел на кровати, потянулся, прогоняя сонливость. Наконец заметил ожидающих его в проходе Ёниля, Чонбэ и Дэхо.

— Доброе утро. Все в порядке? — спросил он, выискивая взглядом Чунхи. Но ее нигде не было.

— Чунхи пошла в туалет с девяносто пятой и сто двадцатой. С ней все будет хорошо, — словно бы прочитал его мысли Ёниль.

Кихун кивнул. Да, в туалет они взять с собой Чунхи не смогли бы, так что хорошо, что у нее появилась компания женщин.

Они вчетвером тоже дружно сходили в туалет, по возможности привели себя там в порядок.

В сторону вчерашней кабинки Кихун старался не смотреть, хотя каких усилий ему это стоило! Зато он нашел взглядом люк на потолке, еще раз пообещал себе при первой возможности проверить вентиляцию. Вдруг выход отсюда все это время был у них прямо под носом?!

Наконец все игроки вернулись в общую комнату. Получили символические вареное яйцо и воду на завтрак, вскоре после чего началось время третьей игры.

И снова эти бесконечные раздражающе-розовые лестницы. Это тоскливое тянущее чувство тревоги.

Игровой зал в этот раз превратился в подобие большого круглого ярмарочного шатра. Посередине стояла карусель, украшенная тремя маленькими белыми лошадками. По периметру всего зала располагались разноцветные двери, с двух сторон имелись глубокие ниши, оформленные в виде сцены. На радостно помигивающем лампочками табло горело число двести пятьдесят пять. А в прошлый раз их к началу третьей игры оставалось всего восемьдесят... Если и дальше получится минимизировать потери, у многих появится шанс дожить до финала.

Ведь победитель вовсе не обязательно должен остаться всего один?!

Но что это может быть за игра? Во что вообще играют на ярмарках?!

Набивший оскомину женский голос объявил:

— Третья игра называется «третий лишний». Повторяю: третья игра называется «третий лишний».

Им объяснили правила, и тут же все вокруг, разбившись на отдельные группы, принялись обсуждать возможные стратегии. Но не зная заранее последовательности чисел, разве к такому подготовишься?!

Они впятером взялись за руки, пообещали друг другу обязательно справиться, выйти из этого зала всем вместе. Встали на платформу.

Зазвучала детская песенка, и карусель закружилась.

Десять! Во всеобщей суматохе они объединились с группой сто сорок девятой и ее сына, но тех было лишь четверо. И лишь чудом сто двадцатая в последний момент нашла им десятого игрока.

Бег до ближайшей комнаты. Облегченный вздох: хуф, успели!

Как только время закончилось, защелка на двери закрылась, снаружи раздались мольбы о пощаде, первые на сегодня выстрелы. Добежать успели не все...

На табло загорелось число двести двадцать.

И снова всем выжившим пришлось вернуться на карусель. Зазвучала музыка и... Кихун не поверил собственным глазам. Фиолетововолосый придурок с дружком взялись под руки, затанцевали. Вот уж действительно, танцы на крови!

Кихун и до этого подозревал, что они постоянно обдолбаны, но чтоб настолько! Даже под наркотой у людей должны быть хоть какие-то пределы! Хотя о чем это он? Организаторы игр творили с ними куда большую дичь, находясь в здравом уме, без препаратов!

Кихун отвернулся и тут же поймал на себе очередной пристальный взгляд Ёниля. Он что же, даже сейчас продолжает на него постоянно таращиться?! Было в этом что-то ненормальное, и Кихун сделал себе мысленную пометку потом с Ёнилем серьезно поговорить. Потом... Если они оба уйдут от этой адской карусели живые.

Четыре! И Ёниль от них отделился, рискуя своей жизнью ради всех остальных.

Добежав до спасительной двери, Кихун остановился. Обернулся, изо всех сил стараясь найти взглядом Ёниля. Если он не нашел себе группу... Если его сейчас убьют...

— Кихун! — на последней секунде его затащили в комнату, но он тут же снова приник к узкому смотровому окну.

Кихун стоял и вглядывался в лица тех, кто не успел. Но впервые не переживал за незнакомцев. Выискивал среди них ставшее всего за пару дней таким дорогим лицо и радовался, что Ёниль там, снаружи, не находится.

Радовался?! Во что его превращает это место?!

Когда двери открыли, Кихун сразу выбежал наружу. Продолжил тревожно вглядываться в лица окружающих.

Когда Ёниль подбежал к ним, радостно улыбаясь, Кихуну захотелось броситься ему на шею. Обнять крепко-крепко, и больше никогда от себя не отпускать. Но его опередил Чонбэ. Обнял Ёниля, дружески похлопал его по спине.

Кихуну показалось, что у него сейчас из-за стресса подкосятся ноги. Вот вам и «не привязываться к другим игрокам»! Но Ёниль... Ёниль и правда стал ему слишком дорог.

Но не время сейчас для слабости. Нужно собраться, ведь игра продолжается.

Три! И они с Ёнилем отделяются от остальных. Не сговариваясь, подхватывают под руки замершую посреди зала сто сорок девятую, вносят ее в комнатку на руках.

На табло, когда они вышли, загорелось число сто сорок один.

Сто сорок один?! Кихун поджал губы. Это же... Это... Минус сто четырнадцать человек от начала игры?! Почти половина из тех, кто был жив еще этим утром, погибла... Но нельзя, нельзя сейчас об этом думать!

Шесть! Четыре женщины, двое мужчин отправляются сразу в кабинку. Остальные трое — он, Чонбэ и Ёниль — срочно бегут искать недостающих.

Объявляется последний, финальный раунд, и Ёниль высказывает страшное предположение, что сейчас прозвучит число два. Что их напоследок еще и заставят сражаться друг с другом за спасительные кабинки, которых на всех просто не хватит.

К горлу Кихуна подкатывает тошнота. Но он держится, держится!

Два!

Кихун замешкался, не зная, кого хватать за руку: Ёниля или старого друга Чонбэ. И тогда Ёниль сам утащил Чонбэ навстречу спасению. К Кихуну подбежал Дэхо.

Быстрее, быстрее! На всех кабинок не хватит!

Тут и там у спасительных дверей завязывались драки. Кто-то хватал впереди бегущих за плечи и за полы одежды, ставил подножки и делал подкаты. Никто не хотел умирать.

Никто... Никто...

После финального раунда их осталось ровно сто человек, Чонбэ после возвращения в общую комнату пересчитал дважды. Пятьдесят шесть кружков и сорок четыре крестика. Двенадцать человек разницы... Но неужели даже сейчас, после сегодняшнего кровавого месива, большинство проголосует за то, чтобы остаться?! Что не так со всеми этими людьми?! Неужели в их понимании правда деньги того стоят?!

— Не все ценят чужие жизни выше наживы, — ответил на его мысли Ёниль. Кихун посмотрел на него удивленным взглядом. Неужели настолько легко понять, о чем он думает? Хотя да, наверное, все нормальные люди здесь сейчас задаются похожим вопросом. — Вы помните, как вели себя на карусели двести тридцатый и сто тридцать четвертый? Они танцевали! Им было весело!

— Они явно под наркотой, — поморщился Кихун.

— Эти двое — возможно. Но остальные? Вы видели, как они себя вели? Я посчитал: во всех раундах, кроме последнего, комнат на всех бы хватило. И если бы люди не дрались...

— К чему вы клоните?

— При всем уважении к вам, я перестаю понимать, за что вы боретесь. Люди здесь подобрались... весьма специфические. Почти каждый здесь хотя бы раз, но проголосовал за то, чтобы остаться. И это после того, как уже стало понятно, что ставкой в игре являются жизни. Если бы все сразу проголосовали за выход... Если бы я тогда, в самый первый раз, не нажал на кружок...

— Не вините себя. Вы ведь уже осознали ошибку.

— Вы правда считаете, что все так просто? Если человек ошибся и раскаялся, его можно простить?

— Да. Каждому нужно давать второй шанс.

— И сколько же таких вторых шансов вы собираетесь давать этим людям? — Ёниль пространным жестом руки обвел зал. — Посмотрите на них! Вспомните, как они вели себя на карусели!

— Сколько раз можно давать человеку второй шанс? — Переспросил Кихун. И тут же, особо не задумываясь, ответил: — Столько, сколько потребуется!

— Вы слишком добры. Но что, вы бы даже треугольникам дали второй шанс?

Треугольникам?.. Кихун поджал губы. Вспомнил рассказы Чунхо о том, в каких условиях живут тут солдаты и прочие работники игр. Он ведь еще тогда подумал, что не считая черных трансплантологов, солдаты здесь тоже наверняка работают не от хорошей жизни.

— Если бы они осознали, что делают, если б раскаялись и попытались помочь другим людям, то да. Они тоже имеют право на второй шанс.

Лицо Ёниля приобрело странное выражение.

— И организаторы этих игр?

— Нет! — резче, чем планировал, ответил Кихун. — Нет ничего плохого в том, чтобы хотеть выжить. И когда выбор стоит между тем, чтобы умереть самому или дать умереть другому...

— Убить другого, вы хотите сказать? — взгляд Ёниля сделался пугающе-алчным. Будто он пил каждое слово Кихуна как умирающий от жажды — воду. Нет, все-таки надо будет ему сказать, что неприлично смотреть на людей таким образом!

— Да. Убить или дать умереть... Вы правы, итог один.

— Вы так говорите... В прошлой игре вам уже приходилось делать подобный выбор? Вы... убивали?

Кихун покачал головой, поражаясь внезапной бестактности вопросов Ёниля. До этого он был куда сдержаннее. Хотя... Учитывая обстоятельства, он имеет право знать, с кем связался.

— В прошлой игре... В прошлой игре мой выбор был не до конца честным. В последний момент мне помогли определиться. Но да. Я выбрал жить. Мне жаль вас разочаровывать, но я — никакой не герой. Я трус, и выбирая между жизнью другого человека и своей...

— Но вы же сюда вернулись. Насколько я понимаю, вполне осознанно вновь поставили свою жизнь на кон. Разве это — поведение труса? Так зачем вы здесь?

— Потому что по-другому я не могу! — повысил голос Кихун, стукнул самого себя раскрытой ладонью по колену. — Может, я и не самый умный. Не самый храбрый или честный. Но я не могу спокойно жить, зная, что здесь происходит!

— Почему? Вы же сами видите, какие люди здесь собраны. Вы вчера так и не ответили на мой вопрос: разве вышедшие отсюда игроки были бы благодарны вам за прекращение игры? За спасение?

— Это место меняет и вас, — Кихун тяжело вздохнул. — Но я понимаю, о чем вы думаете. Да, здесь легко поддаться иллюзии, что люди состоят из одних только пороков. Но вы просто не туда смотрите. Разве наши друзья такие, как вы говорите? Посмотрите на Чунхи, на сто двадцатую, сто сорок девятую... Да хоть даже на нас с вами! Тут всегда есть те, кто до самого конца остается человеком. И да, я могу понять выбор тех, кто стоит между жизнью и смертью. Но никогда не пойму того, кто из чужих трагедий делает развлечение.

— Браво! Хорошо сказал! — вдруг раздался голос Чонбэ. Он громко захлопал в ладоши. Подошел, положил руку Кихуну на плечо. — А ты молодец! Не ожидал от тебя таких здравых мыслей и проникновенных речей. Растешь на глазах! И вот что... Ты можешь на меня рассчитывать. Что бы ты ни задумал, я с тобой. До конца.

— И я с вами. До конца. — Несмотря на все свои недавно высказанные сомнения, поддержал его и Ёниль.

Кихуну показалось, что Ёниль с Чонбэ обменялись отнюдь не дружелюбными взглядами. Странно. Между ними что-то успело произойти?!

— Так что мы будем делать? — поинтересовался Ёниль, отрывая Кихуна от мыслей о том, что тот мог не поделить с Чонбэ.

— Посмотрим на результаты голосования. Может, хотя бы после сегодняшнего люди одумаются.

— А если нет?

— Давайте пока что верить в лучшее. Нам нужно, чтобы всего шесть человек изменило решение.

— Я точно выберу крестик! — объявил Чонбэ.— Если еще пять человек выберет крестик, будет ничья! Если шесть — мы победим!

— Тогда давайте подойдем к кружкам и, пока голосование не началось, попробуем переубедить их! — предложил Кихун. В нем вновь воспряла надежда на лучшее.

— Нет, это слишком опасно. Там люди, которые во что бы то ни стало хотят продолжить игру, — возразил Ёниль. — Я тоже хочу как можно скорее покинуть это место. Но мы обязаны сохранять спокойствие. Нельзя, чтобы те люди напали на вас... На любого из нас.

— Вы думаете, они могут напасть? — присоединился к разговору Дэхо. — Я согласен с Ёнилем. Сумма приза теперь составляет порядка трехсот миллионов вон. И раз нам нужно, чтобы всего пять или шесть игроков поменяли свое мнение, у нас есть все шансы выиграть это голосование. Но если мы начнем агитацию...

— Если разозлить ту сторону, может начаться большая драка до того, как состоится голосование, — подхватил его мысль Ёниль. — Вы в самом деле этого хотите, Кихун? Помните, что на нашей стороне больше стариков и женщин.

Кихун поджал губы. Исподлобья посмотрел на товарищей. Кажется, все они, даже Чонбэ, придерживались одного и того же мнения. Верили, что они и правда без дополнительного вмешательства смогут выиграть голосование. И кто из них с Ёнилем после этого больше верит в людей?

Не то, чтобы Кихун разочаровался в людях. Нет! Он ведь сам только что доказывал Ёнилю обратное! Но... Он помнил и результаты двух предыдущих голосований. Помнил прошлые игры... Слишком для многих здесь получить эти деньги равно выживанию. Хотя... И Дэхо тоже прав. Если они прекратят игры сейчас, то всем выплатят по триста миллионов вон. Для многих это уже должно стать достаточно суммой.

Впрочем, не успел он принять окончательное решение, как раздался тревожный гудок. Открылись двери, и в общую комнату вошли вооруженные солдаты. Копилка пополнилась за всех погибших игроков.

Началось очередное голосование.

И снова Кихун, как игрок с последним номером, должен был совершать свой выбор первым.

Чонбэ первым поменял свой нолик на крестик. Триста восьмидесятая, сто восемьдесят пятая, сто двадцать пятый. Сто двадцатая... От ничьи их отделял всего один голос и два — от победы. Неужели они и правда смогут выиграть голосование? Уже сегодня их всех отпустят домой?!

Кихун пообещал себе, что найдет на свободе всех крестиков. Постарается помочь им с долгами. Уж если спасать людей, то до конца...

Счет на табло стал сорок семь — сорок семь. И еще шесть человек пока не проголосовали...

Сорок восемь — сорок девять в пользу тех, кто хочет остаться.

Ну же! Пожалуйста! Еще три человека! Если все трое оставшихся нажмут на крестик...

Ёнсик, как и уверяла его мама, нажал на кнопку с крестиком. И осталось всего двое, тех, кто и в прошлом туре голосовал за выход. Неужели они победили?! Неужели в этот раз хотя бы сто человек получилось спасти?!

Игрок с номером шесть отправилась голосовать, и на нейтральной полосе остался один только Ёниль.

— Кихун, — заговорил вдруг Чонбэ странным голосом. Напряженно и тихо, будто не желал быть услышанным. Что? Они почти победили, какие сейчас могут быть неприятные разговоры?!

— Да?

— Насчет Ёниля... Видишь ли... — Чонбэ замялся. На его лице вдруг отразилось смущение. Что?! Он все-таки понял, чем они с Ёнилем занимались тогда в туалете?! Неужто еще и поговорил на эту тему с Ёнилем?! Тогда не удивительно, что они вдруг начали смотреть друг на друга волком. — Во время последнего тура... В комнате...

Тут вдруг со стороны ноликов раздались радостные крики. Что?! Кихун и Чонбэ мигом забыли о несостоявшемся разговоре, повернулись к табло, на котором высветилось невероятное. Сорок девять — пятьдесят.

Игрок под номером шесть передумала! Проголосовала за то, чтобы остаться.

О нет! У Кихуна потемнело перед глазами, и он крепко зажмурился. Нет! Нет, нет, нет! Он должен был сделать хоть что-то! Предотвратить случившуюся катастрофу!

— И наконец игрок номер один, — объявил Квадрат.

Ёниль медленно подошел к трибуне с кнопками.

— Господин, мы в вас верим! — громко прошептал Дэхо. — Это будет пятьдесят на пятьдесят, и ничья, верно?

— Да, — кивнул Кихун. Хотя он и не знал, что организаторы будут делать в случае ничьи, позволят ли им переголосовать заново, это было лучше, чем поражение. Так у них до начала следующей игры еще будет шанс.

— Ты ему веришь? — мрачно спросил Чонбэ, и Кихун повернулся к нему, посмотрел с удивлением. Конечно же, он верит Ёнилю, как же иначе! И Чонбэ как никто другой должен бы это понимать! Тогда о чем он вообще? Почему сомневается?

— Да. Как себе, — уверенно ответил Кихун. Чонбэ, казалось бы, помрачнел еще сильнее прежнего.

А Ёниль почему-то медлил. Стоял и смотрел на табло. Вновь, как и в самом первом голосовании, от него зависела судьба игроков.

— Ёниль меня пугает, — признался Чонбэ. На этот раз на него обернулся не только Кихун, но и Дэхо.

— Почему?

— Мне неприятно это говорить, но... Во время последней игры в комнате...

Пи-и-ип! Ёниль наконец-то нажал на кнопку. На табло загорелось утешительное пятьдесят — пятьдесят.

Кихун перевел дыхание. Он и правда верил Ёнилю как себе, но поведение Чонбэ заставило даже его занервничать. На что он намекает?! Почему сомневался в решении Ёниля? Что значит, он его боится?!

Если он знает об их туалетном приключении, это еще не повод навешивать на Ёниля все возможные грехи. Тогда что произошло между ними во время последней игры? Ёниль ведь не мог... приставать еще и к Чонбэ?! Да нет же! Бред какой-то!

— Да, да! Ды победили! У нас получилось! — радостно приговаривал рядом Дэхо.

Ёниль повернулся, с теплой улыбкой глядя Кихуну в глаза. И на какой-то момент Кихуну показалось, что все будет хорошо. Не может не быть, когда Ёниль рядом.

Впрочем, почти тут же наваждение и прошло. Вспомнилось, где они. Чем только что закончилось голосование.

— В случае ничьи, — словно бы в ответ на его мысли объявил Квадрат, — игроки голосуют повторно. Мы хотим дать вам время на размышления. Поэтому повторное голосование состоится завтра.

Дать им время на размышления?! Ну конечно! Судя по всему, этой ночью состоится большая резня. И значит, им нужно срочно найти выход отсюда!

Что там было на счет решетки вентиляции?

— Ёниль, — веско произнес Кихун, — нам с вами нужно срочно выйти в туалет. Сможете уговорить Треугольников выпустить нас до ужина?

Ёниль посмотрел на него с прищуром, кивнул. И только тогда Кихун осознал, как двусмысленно прозвучало его предложение. Ну да у них нет времени на объяснения!

— Я с вами! — тут же вмешался Чонбэ.

Кихун покачал головой.

— Нет. Вы оставайтесь тут и присмотрите за кружочками. Если вдруг что-то пойдет не так... Постарайтесь не допустить большой драки. Я на вас с Дэхо очень рассчитываю.

Чонбэ бросил очередной недоверчивый взгляд на Ёниля, но все же кивнул.

Хорошо. Теперь лишь бы система вентиляции не подвела!

Chapter Text

Пока все игроки обсуждали недавнее голосование, Кихун и Ёниль незаметно подошли к выходу. Ёниль на удивление быстро уговорил Треугольников выпустить их в туалет. Хотя да, еще ведь не ночь. Мало ли, что официальное время посещения туалетов будет после ужина, днем, наверное, правилами выходить не запрещено.

В показавшемся вдруг неловким молчании они дошли до туалетов, и Кихун сразу направился к той кабинке, над которой виднелся люк вентиляции. Ёниль настороженно замер у входа.

— Идите сюда, мне понадобится ваша помощь, — позвал его Кихун, заметив, что тот остановился.

— Кихун, для чего вы меня сюда позвали? Вы хотите, чтобы я сделал... что? — голос Ёниля прозвучал ниже чем обычно, мягче и вкрадчивей, и у Кихуна от его звучания пробежали по спине мурашки. Ох! Со своей идеей залезть в люк он даже и не подумал, как его слова могли прозвучать для Ёниля! Что тот мог подумать... Чего ожидать...

Кихун обернулся, посмотрел на Ёниля. Весь словно бы вспыхнул от направленного на него горящего страстью взгляда. Облизнул вмиг пересохшие губы, тем самым привлекая к ним и внимание Ёниля.

— Прости, я не... не это имел в виду, — севшим голосом объявил он.

— Не это? — Ёниль сделал стремительный шаг вперед, еще и еще один, подошел вплотную. Кихун попятился, спиной уперся в дверцу кабинки. Ёниль положил руки ему на предплечья, носом провел вдоль скулы вверх и вниз. Коротко мазнул по губам языком. — Тогда что? Что бы вы хотели сейчас со мной сделать?

О-ох! У Кихуна вмиг потяжелело внизу живота, член в штанах заинтересованно приподнялся.

Сколько всего интересного Кихун хотел бы сейчас сделать с Ёнилем! Жадно и страстно его поцеловать. Снять с него эту жуткую зеленую форму, изучить все его крепкое сильное тело не только взглядом, но и руками, и языком. И может быть даже... Может быть даже взять в рот его член.

— Нужно запретить вам так смотреть на людей! — выдохнул ему прямо в ухо Ёниль.

— Кто бы говорил! Это меня от ваших взглядов порой жуть берет! Вы все время так смотрите...

— Как? — чуть отодвинулся, провокационно вскинул бровь.

— Как будто хотите меня сожрать. Или трахнуть прямо там в общем зале, — последнее Кихун произнес себе под нос шепотом, но судя по тому, как загорелся взгляд Ёниля, тот его прекрасно расслышал.

— А что, если и правда хочу? Вы бы позволили мне... завладеть вами? Присвоить себе каждый ваш взгляд, каждый вздох? Каждое произнесенное вами слово? Каждую мысль?

— Звучит жутковато! — коротко хохотнул Кихун, чувствуя, что его тело вовсе не согласно со здравым смыслом. Что ему, телу, плевать, чем там именно хочет владеть Ёниль. Главное, что им, Кихуном! И что он... Ну, вроде как даже не против зайти сильно дальше, чем вчера.

Но стоп! Они тут вовсе не для этого! Вот выберутся на свободу, тогда Кихун и отдастся Ёнилю на первой же нормальной кровати! У него в «Розовом мотеле» как раз полно подходящих.

— Я и правда... многое тебе бы позволил, — снова облизнул губы Кихун. — Но прости, не сейчас. Я позвал тебя сюда не для этого. И не думаю, что у нас есть время на... на нас.

— На нас, — повторил за ним Ёниль, и в его исполнении эти два слова прозвучали серьезно и веско, почти как обещание. — Мне нравится, как вы это сказали. Но если вы позвали меня не для того, чтобы... почувствовать себя живым после сегодняшней игры, то для чего же?

— Помните, вы вчера сказали Чонбэ, что мы залезали в люк вентиляции? Давайте и правда посмотрим, что там!

Взгляд Ёниля помрачнел. Сделался холодным, опасным. Или Кихуну только показалось? Может, на него так повлияли непонятные подозрения Чонбэ, что и он начинает видеть в Ёниле нечто жуткое? Вот ведь! Умеет же Чонбэ поднять панику на ровном месте!

— Хорошо, — после недолгих раздумий кивнул наконец Ёниль. — Давайте посмотрим.

Они зашли в кабинку, и Кихун забрался ногами на унитаз. Дотянулся до крышки люка.

— Черт! Тут завинчено!

— А вы чего ожидали? — усмехнулся Ёниль. — Я думал, отправляясь сюда, вы подумали, как будете открывать этот люк.

— Ну... Как-нибудь? — Кихун и правда почувствовал себя дураком. Это же надо было так облажаться! Ну да ладно, сейчас он что-нибудь придумает. — Нужно найти любой подходящий по форме предмет. Не может же здесь не быть совсем ничего!

— Думаете, организаторы любезно припрятали для вас в бачке отвертку? — с изрядным скепсисом протянул Ёниль. Но не успел Кихун найтись с ответом, как достал из кармана... перочинный нож. — Вот, держите.

— Ого! У вас его не забрали! — присвистнул Кихун.

Хотя да, и в прошлый раз у Сэбек был нож, а у двести двенадцатой — сигареты и зажигалка. Да и на этой игре фиолетовому придурку оставили крест с наркотой. И это только то, о чем он, Кихун, знает! Наверняка и многие другие игроки оказались столь же удачливы и запасливы. Да уж... Похоже, это только его организаторы игр обыскивают со всем тщанием, так, что заметили даже встроенный в зубы чип, а к другим игрокам относятся гораздо лояльнее.

Ну да в данном случае не ему жаловаться. Уж кто-кто, а Ёниль едва ли применит свой нож во вред другим людям. Да и лезвие у этого ножа такое короткое, что даже вилку можно считать опаснее!

— Спасибо, — поблагодарил Кихун, принимая нож. Быстро открутил винты, открыл крышку люка. — Подсадите?

Кихун ожидал, что Ёниль сейчас подставит ему плечо, и он сможет взобраться наверх как по лестнице. Но тот ухватил его за бедра и поднял в высокой поддержке. Кихун от неожиданности едва не ударился головой о край люка. Сгруппировался, кое-как подтянул себя целиком в вентиляцию.

— Мне пойти с вами? — раздался снизу приглушенный голос Ёниля.

— Не нужно. Я быстренько оглянусь, и если найду что-нибудь интересное, сразу вернусь за вами. А вы... Вы не могли бы пока отвлечь Треугольников? Я постараюсь быстро, но... Не хотелось бы, чтобы они вошли сюда в самый неподходящий момент и узнали о нашей вылазке.

— Не беспокойтесь. Никто сюда не войдет, — уверенно пообещал Ёниль.

В пролазе было темно и тесно, Кихун, стоя на коленях, сразу с двух сторон плечами упирался в стенки, а затылком — в потолок. Но это был выход! Выход, который, возможно, сумеет привести их на свободу! О том, как им выбираться с острова, Кихун пока предпочитал не думать.

Вскоре он дополз до первого люка, сквозь решетку посмотрел вниз. Но увидел лишь серые пол и стены, безликий коридор, совсем как тот, по которому они шли к туалету. Ну да, он не мог уползти далеко, наверняка это и есть тот самый коридор. Или похожий... Это здание напоминало Кихуну лабиринт, построенный шизофреником. Да и Чунхо рассказывал, что многие двери здесь сделаны лишь для вида, а на самом деле никуда не ведут. И часть коридоров упирается в тупики без каких бы то ни было помещений...

Поворот на девяносто градусов... Проклятье! Дорогу вперед преграждала решетка. За ней виднелся еще один люк, но добраться до него не представлялось возможным. Кихун внимательно осмотрел решетку в поисках винтов, но она, похоже, была тут приварена намертво. Еще и крепко так! Кихун попробовал выбить ее ногами, но она даже не дрогнула. Зато звук раздался такой, что находись внизу кто-то из служащих, его бы точно услышали.

И почему Ёниль вновь оказался прав?! Он ведь даже не заглядывая в систему вентиляции, сразу сказал в том разговоре с Чонбэ, что путь перегорожен решетками. Нет, так-то, наверное, это даже логично... Организаторы вполне могли догадаться, что игроки увидят люк в туалете и захотят забраться в вентиляцию. Но... Как обидно-то! Кихун ведь уже настроился на возможность побега! Мысленно прикидывал, кого и как убеждать последовать за ним. Да осторожно, чтобы игроки вроде сотого номера ничего не заподозрили...

Кихун еще раз напоследок подергал решетку руками, но она вновь не поддалась. Пришлось разворачиваться и ползти назад. Увы, но и эта вылазка оказалась бесплодной. Единственное, что он здесь нашел — люк в ближайший к туалету коридор. Нет, так-то, может быть, и его получится использовать для побега. Вот только Кихун пока не представлял, как.

Он вернулся к открытому люку, спрыгнул практически в объятия Ёниля.

— Ну как? Все в порядке? Треугольник к вам не заглядывал? — тихим шепотом спросил он.

— Нет, все тихо. Мне кажется, у него есть подозрение, чем мы с вами можем тут заниматься. А как у вас? Что-нибудь нашли?

— Нет. Вы были правы, там и правда пролаз заварен решеткой. Можно доползти только до люка, который ведет в некий серый коридор. Но я туда не спускался, не уверен, что это не тот же самый коридор, по которому мы идем в туалет. Хотя... Надо все же будет проверить! Это даст нам хоть какую-то свободу передвижения.

— Вы хотите сбежать прямо сейчас? Вдвоем со мной? — приподнял брови Ёниль.

— Нет, почему? Мы все разведаем и вернемся за остальными.

— Но вы же знаете, тут повсюду камеры. Если мы выйдем в тот коридор, об этом наверняка почти сразу узнают организаторы. И даже если у нас получится добраться до выхода из этого места, это явно билет в один конец.

— Но что же делать? Сразу позвать остальных? А если там и вовсе нет выхода?

— Позвольте уточнить: кого именно вы имеете ввиду под остальными? Всех игроков этим путем не вывести. В лучшем случае — вашего друга, Дэхо и Чунхи.

— Нет, так не годится! — замотал головой Кихун. Сразу вспомнилось, каким взглядом во время последней игры на них смотрела сто сорок девятая, когда Ёниль намекнул ей на недостойное поведение сына. Нет! Кихун не сможет здесь ее бросить! Он... Он должен своей матери хотя бы это.

Да и сто двадцатая, и двести сорок шестой кажутся людьми достойными.

— Тогда что вы предлагаете?

— Не знаю. Я не знаю! — Кихун ударил кулаком по стенке кабинки, но легче ему от этого не стало. Как же ему надоело чувствовать себя настолько беспомощным! Как же надоело быть постоянно на шаг позади этих уродов-организаторов! Это ж надо было додуматься заварить вентиляцию!

— Но мы обязательно должны что-то придумать. Если завтра на голосовании победят нолики и состоится очередная игра... Нет! Ёниль, а вы не... Вы же умный! Может, у вас есть идеи?

— Увы, — Ёниль развел руками. — И простите меня за прямоту, но я правда не понимаю, чего вы добиваетесь. Предположим, у вас даже получится организовать побег. Но решит ли это проблему тех людей, кто здесь оказался? Им всем... Да что там! Нам всем нужны деньги, и деньги не маленькие. Вы же знаете: у многих здесь такие долги, что на воле без шанса быстро заработать крупную сумму многим останется разве что спрыгнуть с моста.

— Но это неправильно! — поджал губы Кихун. — Вот вы, например... Думаете, ваша жена обрадуется, если вы к ней не вернетесь? Почему никто не думает о родных? Тут все, начиная с организаторов этих долбаных игр, говорят о каком-то шансе. Но это все ложь! Опасная, как наркотик, иллюзия. То есть да, победителю деньги достанутся, но принесет ли ему это счастье? Сумеет ли он по-настоящему вернуться к родным?..

— Так произошло с вами?

— Да! В прошлый раз я... Я отправился сюда из-за крупных долгов, но после первой игры состоялось голосование, и нас отпустили домой. Только вот потом нам снова предложили вернуться. И да, я вернулся! Вернулся ради того, чтобы оплатить мамины больничные счета. Но пока я был здесь, она... Она умерла. Совершенно одна, и несколько дней ее тело пролежало в нашем доме.

— Мне жаль, — мягко произнес Ёниль, положил руку ему на плечо. — Но разве у вас больше совсем никого нет? Жена? Дети? Братья или сестры?

— Есть. И нет одновременно. Моя бывшая жена с новым мужем уехала в Америку и увезла нашу общую дочь. А я... За все эти три года я даже ни разу не решился поговорить с ней по телефону.

— Почему? Если мы выберемся, поезжайте к ней. Еще не поздно все исправить. Она ведь ваша дочь!

— Нет, уже слишком поздно, — покачал головой Кихун. — Я... Я не смогу к ней вернуться. Мне будет слишком стыдно. Я давно уже признал, что в своей личной жизни полностью облажался. Я оказался никчемным сыном, плохим мужем... никудышным отцом. Я только все порчу! И я верю, что без меня в новой семье ей будет только лучше.

— Но вы не знаете этого наверняка. Точно ли чужой мужчина заботится о ней, как о своем ребенке? Не попрекает ли ее мать тем, что она — именно ваша дочь?

— Вот вы сейчас точно не делаете легче! Но нет. Все равно, я... Я не могу! Если я сдамся и уеду в Америку, получится, что все было напрасно. Знаете, в прошлый раз здесь со мной был мой друг детства, и у него осталась старая мать. Она до сих пор не знает, что случилось с ее сыном, и каждый день ждет, что он вернется. Еще здесь была одна девушка, беженка из Северной Кореи... Ее по-прежнему ждет маленький брат. И таких историй я могу вам рассказать вовсе не две, а гораздо, гораздо больше. И это только те люди, с кем я лично общался! Хорошие люди, которых привели сюда обстоятельства. И я... Я всем им задолжал свою жизнь!

— Так вы чувствуете вину за то, что выжили тогда именно вы, а не кто-то из них?

— Нет. Или да. Я не знаю. Но то, что я выжил посреди стольких смертей должно что-то значить! Понимаете?! Я обязан теперь всем жертвам этих игр! Я должен, должен остановить эту фабрику смерти!

— Подождите, что именно вы должны? Остановить игры? Или спасти людей? Ради кого вы здесь? Ради живых или мертвых?

Кихун нервно хохотнул.

— Да-а-а... А сложные вы задаете вопросы! Я не знаю. Я не такой, как вы, и не привык подвергать все строгому логическому анализу. Но даже если я не очень умный, я просто знаю, что должен делать, а что — нет. Вижу, насколько неправильно все, что здесь происходит. Да, наверное, я оказался здесь, как вы говорите, ради мертвецов. Но точно так же я теперь должен и вам, и Чонбэ, и Чунхи, и всем, кто мне доверился. Нет! Всем, кто действительно хочет отсюда выбраться. Да, каждый имеет право выбрать для себя смерть. Для себя, но не для другого! А на этом голосовании нолики именно убивают тех, кто хочет домой. Голосование... Демократия... Х-ха! Не важно, кто и какие красивые слова при этом произносит, но суть этих игр только в том, что организаторы убивают людей на потеху каким-то зажравшимся моральным уродам. И нет, пусть мне не говорят о якобы добровольности! Если бы тут и правда можно было добровольно уйти, пусть даже и без денег, уверен, что та же Чунхи уже давно была бы дома.

Эмоции переполняли Кихуна, и во время своей речи он много жестикулировал, но при этом — вовсе не смотрел на собеседника. Было слишком страшно увидеть непонимание или даже жалость на лице Ёниля. Только не на его!

И все же Кихун поднял взгляд. Куда тише спросил:

— Что? Я слишком много болтаю?

И тут же потерялся в ответном взгляде Ёниля. То, как тот смотрел... Пристально, цепко, будто исследователь — на неподдающуюся строгим расчетам деталь, одновременно с восторгом и раздражением, и это буквально вгоняло в ступор.

Что? Он разве сказал что-то не так?

— Нет-нет, продолжайте. Мне крайне интересно узнать ваше мнение. Но позвольте спросить... На что вы потратили выигранные в прошлый раз деньги?

— Что? При чем здесь это? Я их не тратил. Это грязные деньги! Я не хочу и не буду их трогать!

— Совсем? То есть, вы не отдали те долги, что в первый раз привели вас на игры?

— Нууу... Долги я отдал.

Ёниль улыбнулся, и Кихуну захотелось кулаком стереть с его губ эту ухмылку. Ёниль же — свой, так почему он не понимает?!

— Но почему вы не занялись благотворительностью? — задал тот очередной неудобный вопрос.

— Что?

— У вас ведь была возможность помочь тем, кто, и как и вы когда-то, оказался в трудной ситуации. Ведь как-то организаторы игр находят людей на грани отчаяния. Вы могли бы делать то же самое. Но не убивать их, а помогать. Почему вы не использовали полученные деньги во благо?

— Во благо? — растеряно переспросил Кихун. А ведь и правда, подобное почему-то ни разу за два года не пришло ему в голову. Он слишком сосредоточился на своей ненависти к организаторам игр, на разрушении, и совершенно забыл о пути созидания.

— Именно. Вы бы могли создать свой благотворительный фонд. Или даже ссужать деньгами людей напрямую. Уверен, что многие состоятельные люди вас бы поддержали. И часть тех, кто сейчас оказался на играх, получил бы свой счастливый билет без того, чтобы рисковать жизнью.

— Вы правы, — убитым голосом сказал Кихун. — Я мог бы кому-то помочь. Может быть, даже вам. Я ужасен, правда?

— Нет, — Ёниль улыбнулся. — Вы просто человек, а не Бог, и не нужно брать на себя ответственность за то, над чем вы не властны. Тем более, что здесь много игроманов и тех, кто способен спустить вникуда любые легко доставшиеся деньги. Вы же слышали размер их долгов? Эти люди едва ли оценили бы вашу помощь.

Кихун вспомнил самого себя до первых игр. И то, как он просаживал на ставках буквально все деньги, до которых мог добраться. Свои, мамины, те, что брал у знакомых взаймы... Сумел ли бы он тогда сам остановиться? Если бы вдруг ему кто-то просто так дал бы сумму достаточную для того, чтобы закрыть все долги? Чтобы купить маме новую медстраховку? Он... Он бы взялся за ум или снова поставил бы все на очередную лошадь?

Как же легко стать игроманом! И насколько сложно потом вернуться к нормальной жизни. Кихун и не помнил уже, с чего все началось. Кажется, это Чонбэ первый раз предложил ему сделать ставки на скачках, еще и привел на тотализатор. Вот только сам Чонбэ до развода долгие годы удерживался на грани, знал свою меру. А Кихун? Когда он начал терять себя?

Может быть, в тот год, уже больше десяти лет назад, когда он впервые столкнулся с тотальной несправедливостью этого мира? Они с Чонбэ тогда работали на автомобильном заводе, но случился очередной экономический кризис, и почти половину всех рабочих уволили буквально одним днем, без соблюдения элементарного трудового законодательства. Сам Кихун тогда оказался в числе счастливчиков, за которыми рабочее место должно было сохраниться. И хотя зарплату к тому моменту не платили уже целых полгода, это была работа, официальная работа! Но из солидарности они все поддержали массовую забастовку на заводе. И что? Государство не просто их не услышало, оно проявило себя максимально жестко и даже жестоко.

В тот день, когда родилась его дочь, на глазах у Кихуна полицейские насмерть забили его лучшего друга. Он увидел смерть слишком близко. Страшную, несправедливую смерть!

Их все равно уволили, всех участников той забастовки, и почти семьсот человек, включая Кихуна, внесли в черные списки заводов — они больше не могли работать в своей прежней отрасли. Двадцать восемь человек тогда сразу покончили с собой. Но разве это хоть кого-то заинтересовало?..

Кихуна не услышала даже его жена. Она так и не смогла простить ему того, что в момент начала схваток его не оказалось рядом. Но разве ж он знал, насколько тяжелыми станут для нее роды?!

Он облажался тогда дважды. Не смог поддержать свою собственную жену в момент, когда был ей так нужен. Не смог помочь никому из друзей и коллег.

Впервые он влез в кредиты, чтобы открыть собственный бизнес. Тогда были очень популярны ресторанчики, продававшие жареную курочку, и Кихуну показалось отличной идеей стать владельцем одного из них. Увы, но он вновь сделался жертвой очередного массового бедствия. Почти все те ресторанчики обанкротились из-за непомерной конкуренции. Хреновый из него вышел бизнесмен...

Жана вскоре ушла от него. Работа таксистом приносила так мало денег, что не хватало даже на еду. Так что да, Кихун всерьез поверил, что только чудо сможет помочь ему подняться со дна. Чудо... Конечно же, крупный выигрыш.

Вспомнив себя прежнего, Кихун поморщился, как от зубной боли. Вот уж о чем он точно предпочитал все эти годы не думать, так это о глубине собственного падения. Так было проще: начать жизнь словно бы с чистого листа. С момента начала Игры.

Но ведь и правда... Причины, приведшие его на эту фабрику смерти, были гораздо сложнее, чем просто воля Ведущего или зажравшихся богатеев. Он сам кубарем полетел в эту яму. И он, и все остальные игроки.

— Нет! — упрямо тряхнул он головой. Посмотрел на Ёниля. — Может быть, они сразу и не были бы благодарны. Но настоящая помощь ведь заключается не в том, чтобы дать человеку деньги. Нужно дать ему место в жизни.

— О! А вы серьезны настроены. Значит, теперь, если... то есть, конечно же, когда вы окажетесь на свободе, у вас будет, о чем подумать?

— Да. Но мы подумаем над этим вместе! Вы тоже обязаны выжить! Ведь без вас... Боюсь, что без вас я снова не справлюсь.

— Договорились. Мы оба выживем! — очень серьезно ответил Ёниль. Это прозвучало как обещание, которому искренне хотелось поверить. Вот только...пора уже было спускаться с небес обратно на землю.

— Осталось понять только, как, — тяжело вздохнул Кихун. — Простите, что-то я разоткровенничался, а время идет. Странно, что нас до сих пор отсюда не попросили. Не мог же господин Треугольник заснуть там на посту?.. Кстати! А что вы там говорили про то, что Треугольники могут догадываться, чем мы тут занимаемся? Думаете, они знают о моей вылазке в вентиляцию?!

— Едва ли, — Ениль коротко хмыкнул. — Но в прошлый раз мы... Кхм. Прежде чем уединиться в кабинке, мы целовались прямо под камерами.

— Ох! — не нашелся с ответом Кихун. — Так думаете, они... Они думают, что мы сейчас тут?.. — он почувствовал, как краска стыда заливает его щеки и шею. Все же одно дело — зажиматься в туалетной кабинке с симпатичным тебе человеком, и совсем другое, когда об этом знают безликие охраннички. Как бы не оказалось, что он со своей обычной легкомысленностью подставил Ёниля. При тех особых отношениях, что его связывают с организаторами Игр и лично с Ведущим!

— Наверное, — Ёниль пожал плечами, как будто его совершенно не смущало такое положение дел. — Но вы правы, времени прошло уже много, пора возвращаться. Только когда будем выходить, нужно будет для усыпления их бдительности привести себя в соответствующий вид.

— Вот еще! Ради этих... Этих! — Кихун еще больше смутился.

— Что, даже не поцелуете? — прозвучало со столь явной насмешкой, что Кихун моментально вскинулся, посмотрел Ёнилю в лицо. Он что, еще и способен шутить на тему их...кхм... не состоявшихся сегодня обжиманий? Ну и пожалуйста!

— Нет! — резко ответил он. Развернулся, открыл дверь кабинки и даже сделал уже шаг наружу. Как вдруг на него накатило осознание, что это может быть последним шансом на близость с Ёнилем. На то, чтобы хотя бы еще раз его поцеловать.

Кихун так же резко обернулся, грудью сталкиваясь с плечом шагнувшего вслед за ним Ёниля. Без промедления впился в его губы жадным поцелуем.

Ёниль на какое-то мгновение замер в напряжении, затем подался навстречу, перехватывая инициативу. Раздвинул языком его губы, слегка прикусил нижнюю, зализал.

— Хорошенькое у вас «нет»! — хмыкнул, почти не разрывая поцелуя, так, что Кихун не столько услышал его слова, сколько прочувствовал их у себя на губах. Ухватил его за задницу, крепко стискивая ягодицу.

— Ч-черт! Жаль, что у нас и правда совсем не осталось времени. Но мы обязательно выберемся отсюда! И в тот же вечер, клянусь, я вам отсосу! Нет, больше! Мы зайдем так далеко, как вы того захотите. Потому что я... Ну, я хочу с вами всего, — выдохнул в губы напротив Кихун.

— Вот это я понимаю, мотивация!

Ёниль с видимой неохотой выпустил Кихуна из объятий, и они наконец вышли из туалета. Пора было возвращаться в общий зал.

А ведь они так и не придумали, как выбраться отсюда живыми. Если только... Кихун заинтересованно покосился на автомат в руках Треугольника. И подумал, что Ёниль задает все-таки сложные, но очень правильные вопросы. Наступил момент, когда он, Кихун, должен сделать выбор между мертвыми и живыми.

Chapter Text

Кихуну очень не хватало на этих играх часов. Не то, чтобы в обычной жизни он постоянно следил за временем, но тут было крайне неудобно не иметь совсем никакой возможности в нем ориентироваться. Прошло ли полчаса или час? Уже день или вечер?

Как долго они с Ёнилем отсутствовали в общей комнате?

Когда они уходили, все игроки обсуждали только что завершившееся голосование. А когда вернулись, в очереди за ужином оставалось буквально несколько человек. Значит ли это, что на самом деле прошло совсем не так много времени, как Кихуну казалось? Или между голосованием и ужином пауза сегодня была больше, чем обычно?

Кихун помахал рукой Чонбэ, встал в конец «своей» очереди. Их на этот раз было две: одна на половине «ноликов», а другая — на половине «крестиков». Организаторы даже так ухитрялись напоминать им о сложившемся в их мини-обществе расколе и неравенстве. В прошлый раз без этого искусственного противостояния между игроками было проще. Или нет? Может, ему это сейчас только кажется? Ведь и тогда постоянно случались стычки. Да что там! Тогда уже после второй игры ночью состоялась резня...

Кихун получил свой сегодняшний паек, покрутил в руках стеклянную бутылку с газировкой. Так-так... Время на размышления они, значит, дали всем игрокам до завтрашнего голосования?.. А стеклянные бутылки, наверное, чтобы лучше думалось?! Ну а что. Глюкоза, говорят, полезна для мозга.

— Все в порядке? — спросил Чонбэ, когда Кихун присоединился к своей компании. На этот раз они сидели довольно большой группой: помимо Чонбэ, Чунхи и Дэхо рядом расположилась четверка сто двадцатой. Неудобно как-то... Третий день подошел к концу, а они все еще не назвали друг другу имен. Хотя Кихун запомнил, что сына сто сорок девятой зовут Ёнсик.

Кихун неопределенно повел плечами. Нехорошее предчувствие холодком пробегало у него по спине. Какое там в порядке! Если организаторы столь явно намекают им на самый простой способ изменить исход завтрашнего голосования! Им бы теперь всем дожить до утра...

В фольге вместе с едой обнаружились еще и вилки.

— Так что ты хотел рассказать нам о Ёниле? — спросил Кихун у Чонбэ, чтобы отвлечься от мрачных мыслей. Ёниля как раз остановил кто-то из других игроков с разговором, и пока можно было обсудить с другом, что его настолько сильно встревожило.

— Что? — сделал вид, что не понимает вопроса Чонбэ.

— Ты говорил, что там, на последней игре, когда вы вдвоем убежали в кабинку, между вами что-то произошло. Но не договорил, что именно.

— Да так, ничего. Ничего особенного, — после некоторой паузы ответил Чонбэ. — Это место и правда влияет на людей.

Кихун кивнул. Одними губами улыбнулся присоединившемуся к ним Ёнилю.

— Как думаете, у нас получится выиграть после второго голосования? — спросил двести сорок шестой, подсыпая соли на и без того ноющую рану.

— Теперь это все или ничего. Как ранее говорил господин Кихун, утром нам нужно будет попробовать переубедить кого-то из «ноликов», — рассудительно ответил Ёниль.

Кихун вскинул на него вопросительный взгляд. Он правда так думает? Действительно не понимает, что случится этой ночью?

Ёнсик и его мама, а затем и остальные из их компании, принялись выкрикивать в сторону «ноликов» различные заманчивые предложения, пытаться соблазнить их отдыхом и вкусной едой, которая ждет их на воле. Вот только они, как и раньше Кихун, забывали о том, что там, на свободе, большинство ждет вовсе не кусок сочной говядины, а встреча с разгневанными кредиторами.

Им всем ответил сотый номер, завязалась общая перебранка. В центр зала с обеих сторон вышли готовые к драке мужчины. Кихун вновь покрутил в руках вилку, тяжко вздохнул. Люди... Ну вот почему они не могут всегда сохранять человечность?! И вот как их спасать, когда они сами с такой легкостью шагают навстречу смерти?!

Кихун покосился на Ёниля и заметил, что тот в очередной раз на него откровенно таращится. Еще и покачал головой так понимающе! Лучше бы он со своими мозгами придумал, как им всем отсюда выбраться! Или хотя бы — как прямо сейчас остановить назревающую драку.

К счастью, на этот раз перебранка не привела к массовой бойне. Игроки пошумели и разошлись каждый на свой сторону. Но вот взгляды, которыми они при этом обменивались... Надо, надо срочно придумать план по спасению! Причем немедленно! А иначе никакого «потом» для многих может не наступить.

Пока Кихун пребывал в мрачной задумчивости, большинство игроков отправились в туалет. В общем зале наступило тяжелое, напряженное молчание. Слишком неестественное для такого количества людей в одном помещении. Слишком... взрывоопасное.

И взрыв не заставил себя ждать.

Из динамиков вдруг зазвучала ненавистная музыка, омерзительно-радостный женский голос принялся перечислять номера выбывших игроков. Зашуршали деньги, пополняя копилку.

Еще пять жизней оборвалось.

Но почему сейчас?! Почему... так рано?! Кихун был почему-то уверен, что и в этот раз бойня произойдет ночью, когда в окружающем мраке не видно лиц тех, кого убиваешь. Что люди не решатся переступить эту черту настолько в открытую, при свете дня.

Хотя с чего он решил, что эта черта для всех здесь существует? Что среди них изначально нет преступников и убийц? В пошлый раз были...

Но Кихун и правда надеялся, что еще успеет хоть что-то придумать. Что у него будет шанс спасти всех тех, кто проголосовал за возвращение домой. Хотя как?! Что он сможет придумать за оставшееся время, когда даже за два года на свободе не составил ни одного запасного плана?!

Как, как им отсюда выбраться?!

Уходившие в туалет игроки вошли в две разные двери. Потрепанные, окровавленные, с дикими ожесточенными взглядами. Вперед тут же вышел сто двадцать четвертый, этот вечно обдолбанный дружок фиолетового, поднял испачканные кровью руки. Закричал:

— Сюда! Слушайте все сюда! Когда мы были в туалете, на нас напали! Эти гребаные сволочи, они... Они пытались нас всех убить! Мой друг погиб! А до него еще несколько...

— Это неправда! — закричали со стороны «крестиков».

Кихуну захотелось закрыть ладонями уши, крепко-крепко зажмурить глаза. Не видеть, не слышать. Не понимать, что и это еще — не конец. Что люди, за которых он готов был бороться, окончательно перешагнули через черту человечности. Что они правда готовы вцепиться друг другу в глотку. И убивать, убивать...

Крестики хотя бы борются за свое право жить. За возможность вернуться домой. А вот те, другие?.. Неужели в их понимании деньги и правда того стоят?!

Кихун стоял, во все глаза вглядываясь в лица замерших друг против друга людей. Почему-то в этот миг особенно остро чувствовалось присутствие у него за плечом мрачного, сосредоточенного Ёниля. О чем тот думал? Может, в очередной раз хотел бы спросить, кого тут Кихун собрался спасать? Неужели... вот этих?

Но нет! Кихун крепко сжал кулаки. Нельзя, нельзя о таком даже думать! Любой человек заслуживает права на жизнь!

Ой ли? Прямо любой? И Треугольники, и Квадраты? И... Ведущий этих игр?!

Это ведь организаторы специально низводят попавших сюда людей до состояния примитивных животных! Лишают их полноценного сна и нормальной еды. Держат в постоянном стрессе и страхе. Стравливают, как собак! Но собака ведь может броситься и на того, кто возомнил вдруг себя ее хозяином.

Перебранка в центре зала внезапно закончилось, и с обеих сторон началась суета: игроки срочно пересчитывались, чтобы понять, кого среди погибших больше: крестиков или ноликов. Суета... Суета... Все снова думали о завтрашнем голосовании, а не о том, что погибли люди.

Как быстро здесь все привыкли к смертям!

Их оказалось сорок восемь «крестиков» против сорока семи «ноликов». В собравшейся вокруг Кихуна толпе принялись радостно обсуждать, что их теперь большинство, что если никто не передумает, они выиграют на завтрашнем голосовании. Они смогут вернуться домой...

Наивные! Неужели Кихун и сам в прошлый раз был таким? Они до сих пор так и не поняли, куда попали. Что их ждет с наступлением темноты.

— Внимание! Тридцать минут до отбоя! Всем игрокам вернуться в свои кровати и приготовиться ко сну, — прозвучало из динамиков. Кихун стиснул зубы с такой силы, что у него едва не свело челюсть.

Тридцать минут... Тридцать минут на то, чтобы придумать хоть какой-то план. Нереально! Хотя...

У него ведь появились кое-какие мысли, когда они с Ёнилем возвращались из туалета. Нет, конечно, Кихун и сам понимал, что идея напасть на охранников, отобрать у них оружие и захватить Ведущего далека от блестящей, но других-то у него все равно нет! А так у них будет пусть и минимальный, но шанс на спасение. Все лучше, чем оставаться в игре и ждать, пока их одного за другим перебьют на потеху абсолютно не уважаемой публике.

Вот только... Прав был Ёниль. Нужно выбирать между живыми и мертвыми. Между гипотетическим шансом на восстание и защитой тех, кто ему доверился. А ведь среди «крестиков» куда больше женщин и стариков. Физически они слабее противников и вряд ли доживут до утра.

Все да не все. Взять хотя бы Ёниля... Как он в тот раз ловко расправился с «фиолетовым» придурком и этим его дружком! А Чонбэ с Дэхо и вовсе — служили морпехами. Да и у него теперь какая-никакая подготовка есть. Он ведь за эти два года научился не только стрелять.

— Вторая команда ведет себя подозрительно. Они как будто бы что-то затевают, — первым заметил неладное Дэхо.

Но и тогда остальные к нему не прислушались, отмахнулись. Продолжали с преувеличенной радостью говорить о завтрашнем голосовании.

Кихун тяжело вздохнул и поднялся. Он сделал свой выбор. Живые важнее мертвых. И да, может быть, он не прав, но он — человек момента. И для него важнее защитить тех, кто рядом, здесь и сейчас, чем сохранить силы для будущего восстания.

— Когда вырубят свет, — с мрачной решимостью объявил он, — игроки из той команды на нас нападут.

— Серьезно?! — в наступившей глухой тишине прозвучал голос Ёнсика.

— Покончив с нами, они выиграют голосование. И существенно пополнят призовой фонд, — озвучил то, что считал и так очевидным, Кихун.

— Но что же нам делать?! На нашей стороне куда больше стариков и женщин, — растерянно проговорил смутно знакомый игрок с номером пятнадцать.

— Мы должны напасать первыми! — тут же предложил Ёниль, вставая рядом с Кихуном. — Они явно ожидают, что мы просто ляжем спать и нас будет легко перебить по кроватям.

— Нет! — отрезал Кихун. — На самом деле наш враг — не они. Это организаторы Игр заставляют нас вцепляться в глотки друг другу. Да, игроки с той стороны хотят выиграть больше денег, и тем самым подвергают наши жизни опасности. Но мы не знаем обстоятельств каждого. Может... Может быть и среди них есть хорошие люди. Нет! Мы должны сражаться против организаторов! Только победив их, мы действительно сможем выйти наружу.

— Что? Среди этих-то — хорошие люди?!

— Да они только что убили двух наших в туалете!

— У вас есть план, господин Кихун? — последнее произнес Ёниль, и Кихун был ему за этот вопрос благодарен. Хоть кто-то ему верит и спрашивает о конкретике, а не начинает бессмысленный спор!

— Да, есть. У меня есть план, — прозвучало куда увереннее, чем Кихун ожидал. Все вокруг моментально стихли. — Мы должны будем обмануть ту сторону. Заставить их поверить, что не ждем нападения. Что легли спать, и нас правда можно легко перерезать в кроватях.

— Что?! При всем уважении... — начал было кто-то возмущенным голосом, но Ёниль поднял руку, выразительно посмотрел на спорщика, и тот моментально замолчал. Кихун бросил на него короткий благодарный взгляд. До чего же все-таки ему повезло иметь рядом Ёниля! Чувствовать его плечо и поддержку дорогого стоило!

— Возьмем одеяла с верхних коек, скатаем из них валики и положим внизу, как будто это спящие люди, — принялся размышлять он вслух. — На какое-то время это сумеет обмануть противника. Женщины и старики спрячутся по центру под кроватями, а те, кто посильнее, будут их охранять. Действовать нужно слаженно, будьте готовы прийти друг другу на помощь. Они будут драться по одиночке, поэтому помните, что именно в сплоченности — наша сила. Только если мы будем все заодно, у нас появится шанс практически всем остаться живыми.

Кихун оглядел мрачные, сосредоточенные лица людей вокруг. Подспудно он ждал, что сейчас кто-нибудь начнет спорить. Что мужчины не захотят драться, защищая женщин и стариков. Что собственные шкуры покажутся им дороже... Но нет. Почему-то никто не выступил с возражениями. Даже Ёнсик лишь смахнул со лба пот, решительно кивнул. Хотя как раз он, на скромный взгляд Кихуна, может представлять собой проблему: даже его мама выглядела куда лучшим бойцом. Нужно будет распределить мужчин так, чтобы сильные страховали слабых... Может, еще Чонбэ и Дэхо посоветуют нечто дельное? Чему там их успели научить в армии?

— Как хорошо вы придумали, — высказался сразу за всех Ёниль. — Но что вы говорили о нападении на организаторов?

— Да... Потом... Потом, когда бойню остановят и включат свет, сюда войдут солдаты, чтобы прибраться. Нам нужно будет изобразить мертвых, а когда они окажутся совсем рядом — отобрать у них оружие. А потом... Потом нам нужно будет подняться наверх. На верхних этажах расположены все главные комнаты персонала. Человек, который носит черную маску — их лидер. Если мы сможем захватить его в заложники, нас отпустят!

— Как вы предлагаете с ними бороться? — снова один за всех спросил Ёниль. — Их несколько десятков, если не сотен. Мы же не знаем точного их количества? — Кихун молча помотал головой. — Они хорошо вооружены, а мы... Вам знаком план этого здания? Есть ли у вас хоть что-нибудь кроме общего направления «наверх»?

И снова Кихун был вынужден покачать головой.

— Нет. И я понимаю, как звучат мои слова. Но это — наш единственный шанс выйти отсюда и остаться людьми. Да, мы можем попытаться выйти завтра по голосованию. Но это будет значить, что ночью нам придется убить множество других игроков. Таких же как мы, попавших в беду и запутавшихся. Тех, кто от отчаяния готов убивать. Так чем мы тогда будем лучше? Мы... Все вы! Подумайте, какую цену вы готовы заплатить за собственную свободу. Как сможете жить потом. А сейчас у нас есть шанс раз и навсегда прекратить эту бесчеловечную игру!

И снова вопреки ожиданиям Кихуна никто не стал спорить. Выражение мрачной решимости появилось на лицах игроков.

— Пять минут до отбоя! — прозвучало из динамиков.

Ёниль, Чонбэ и, неожиданно, сто двадцатая принялись поспешно распределять людей по группам, давать указания, кто и где должен находиться во время ночной драки.

Напряжение буквально витало в воздухе. Времени ни на что катастрофически не хватало.

— Десять секунд до отбоя, — словно бы издеваясь, эти мрази начали вести в динамик обратный отсчет. И все же... Кихун окинул быстрым взглядом «крестиков»: кажется, они готовы. Как только выключат свет, все, согласно договоренности, положат вместо себя на кровати валики, займут свои места.

Лишь бы только все получилось! Лишь бы их усилия не оказались напрасны!

Три... Два... Один!

Свет погас, и в окружающем мраке Кихун лишь по звуку определил, что люди рядом пришли в движение. Хорошо, хорошо. У них все получится!

Прошло еще несколько бесконечно-долгих секунд, в течение которых Кихун занял собственную позицию между Чонбэ и Ёнилем. Распределяя участки, кто и где должен будет стоять во время драки, они оба наотрез отказались покинуть Кихуна. Что ж. Так было, может быть, и не честно, но гораздо спокойнее.

Из темноты показались крадущиеся к ним «нолики». Раздались громкие крики. Массовая драка началась.

Как и в прошлый раз, эти твари, организаторы, включили мигающий свет, одновременно и помогающий, и вносящий дезориентацию. Секунда — свет, секунда — темнота. Впрочем, если приноровиться, этого оказалось вполне достаточно, чтобы не позволить кому-либо пройти мимо себя незамеченным.

На Кихуна налетело чье-то тяжелое тело, некто размахивал вилкой, целясь ему в горло. Как некогда на тренировках, Кихун провел захват, вырубил нападавшего. И еще одного, и еще... Да что же они все на него прут и прут-то?! Кихун даже не успевал оглядываться по сторонам, не знал, нужна ли Чонбэ или Ёнилю его помощь. Вот вам и продуманный план!

Ч-черт! А этот-то почему такой верткий и сильный?! Кихун дрался на пределе возможностей, но вскоре почувствовал, что у него сбилось дыхание, что долго в том же темпе он не продержится.

У-у-у! Кихун пропустил удар коленом в живот и непроизвольно согнулся, за что тут же поплатился: на его спину обрушилась целая серия новых ударов. Стоять! Стоять! Главное — не упасть, а то его моментально затопчут и добьют вилкой. Экая будет нелепость умереть, буквально чуть-чуть не дотянув до возможности вступить в прямой бой с организаторами этих игр. То-то Ведущий посмеется...

Вдруг Кихун почувствовал, как нападавшего оторвало от него неведомой силой. С трудом он разогнулся и увидел, как Ёниль с мрачной решимостью держит его противника в удушающем захвате.

Свет-темнота-свет... Прошло буквально несколько мгновений, как чуть не убивший Кихуна «нолик» упал к ногам Ёниля. И Кихун мог лишь понадеяться, что тот оглушен, а не мертв.

— Простите. Мне показалось, что вам требуется помощь, — во время очередной вспышки света Кихун успел различить немного кривоватую и даже зловещую улыбку Ёниля.

— Спасибо, — отдышавшись, ответил Кихун.

Больше на них никто не нападал, и у него наконец-то появилась возможность оглядеться по сторонам. Возле него на полу лежало четыре тела. Хотя нет, уже три: один из его недавних противников потихоньку отползал прочь. Справа дрался пришедший на помощь своему соседу Чонбэ, на остальных же участках все, кажется, было в порядке. Получившие неожиданно сильный отпор «нолики» начинали возвращаться на свою сторону, а тех, кто задержался, помогали обезвредить Дэхо и присоединившаяся к мужчинам сто двадцатая. Хёнджу. Кихун слышал, как ее называли Хёнджу.

— Приготовиться! — скомандовал он, так, чтобы его услышали Ёниль и тяжело дышащий после драки Чонбэ. Сам лег рядом с двумя телами своих недавних соперников. О! А ведь тел только что было три, значит, еще один из них незаметно успел отползти. Хорошо, что Кихун никого не убил! А то в пылу драки, да еще при таком паскудном освещении, легко было не рассчитать сил.

Один, два... Кихун успел досчитать до тридцати двух, когда включили нормальный свет. В зал ворвались вооруженные Треугольники и Квадраты. Раздался звук выпущенных в воздух автоматных очередей, призванных успокоить тех из игроков, кто все еще продолжал драку. Фигуры в красных комбинезонах рассредоточились по залу, окружая выживших игроков.

— Поднимите руки! Назад! Бросьте оружие и поднимите руки! — следовали отрывистые приказы.

Наконец прозвучало заветное: «проверьте убитых!».

Кихун напрягся всем телом, изо всех сил вслушиваясь в приближающиеся шаги. Скоро... скоро... Сейчас!

Треугольник опустился возле него на колени, прислонил сканер к чипу за ухом.

Резкий бросок! Кихун заломил Треугольнику руки, вырвал оружие. Боковым зрением увидел, как Чонбэ и Дэхо обезвредили еще одного Треугольника. Хёнджу первая начала стрелять по охранникам...

Не отвлекаться! Нельзя было отвлекаться! Воспользовавшись его заминкой, на Кихуна вновь напал тот Треугольник, у которого он только что вырвал оружие. Завязалась драка, и Кихун тут же понял, что всерьез бороться с подготовленным противником — далеко не то же самое, что отбиваться от «ноликов».

Автомат вернулся к своему владельцу.

Выстрел! И противнику Кихуна снесло голову. Кихун обернулся на звук и увидел, что это Ёниль в очередной раз спас ему жизнь. Он благодарно кивнул, перебрался в укрытие.

Завязался настоящий стрелковый бой. К лежащим на полу фигурам в зеленых костюмах добавились тела в красных комбинезонах. А стрелять в живых людей оказалось ничуть не сложнее, чем в движущиеся мишени...

Выстрел! Выстрел! Оглядеть зал в поисках новой цели...

— Отступление! Отступление! — прозвучала команда из динамиков. Охранники принялись с боем прорываться на выход, но сбежать успели не все. По счастливой случайности у Квадрата, командира Треугольников, закончились патроны, и он вовремя пробиться к закрывающимся дверям не смог.

— Прекратить огонь! — скомандовал Кихун.

Принявшие участие в перестрелке «крестики» собрали с убитых охранников оружие и запасные снаряды, после чего Кихун вновь вышел вперед. Объяснил всем игрокам, что они не должны сражаться друг с другом, что их главная цель — организаторы этих бесчеловечных игр. Предложил всем желающим к ним присоединиться...

Но увы, тут Кихуна ждало горькое разочарование. Не то, чтобы он ждал, что кто-то из «ноликов» отправится с ним, но и «крестики» по большей части остались к его речам безучастны. Даже те, на кого Кихун думал, что может рассчитывать. Те, кто еще недавно помогал защищать женщин и детей в темноте.

Что ж. И одиннадцать человек могут многое, если каждый из них сражается за свободу. За то, чтобы больше никто на этом проклятом острове не умирал...

Закончив со сборами, Кикун подошел к взятому в заложники Квадрату, под дулом пистолета заставил его снять маску.

— Боже мой! — воскликнул Чонбэ. И да, Кихун был полностью с ним согласен. Грозный Квадрат оказался мальчишкой в лучшем случае лет двадцати. И в таком возрасте он уже — безжалостный массовый убийца?! Кихуну сделалось не по себе. Подумалось, что если и Ведущий окажется недавним школьником, ему будет сложно пристрелить эту тварь. Сложно, но необходимо. Тот, кто с такой легкостью ежегодно отправляет сотни людей на верную смерть, не имеет права на существование!

— Сейчас ты отведешь нас к вашему начальству, — глядя мальчишке в глаза, сказал Кихун. Тот промолчал, но даже и не подумал строить из себя героя.

Кихун локтем выбил окно смотрового люка в двери, открыл задвижку. Они вышли из общей комнаты.

— Всем игрокам вернуться в общежитие! Иначе вы выйдете из игры. Повторяю: тот, кто не вернется в общежитие, будет считаться выбывшим из игры, — когда они были уже на лестнице, прозвучало из динамиков.

О да! Занервничали, твари?! Кихун почувствовал хороший такой, злой азарт.

Далеко спокойно пройти им не дали. Вновь началась перестрелка. Но и этот раунд остался за ними.

Квадрат почти довел их до входа в зону администрации, даже вдруг по собственной инициативе рассказал, как и чем открыть ведущую туда дверь, как вдруг его застрели. Свои же... Вот твари!

Хотя странно, конечно, почему снайпер выстрелил именно в Квадрата, а не в Кихуна?! Они ведь оба стояли одинаково расслабленные вне укрытия. Ну да не время сейчас для размышлений.

Вновь застрекотали очередями автоматы. В их рядах появился первый убитый.

— Я пойду искать вход в зону администрации, — принял решение Кихун. Оставаться всем здесь и ждать, пока их по одному перестреляют, было абсолютно бессмысленно.

— Я с вами, — тут же отозвался Ёниль.

— Нет! Это слишком опасно! — тут же, не задумываясь, ответил Кихун. Хотя они все и находились в гуще сражения, ему почему-то казалось, что здесь, вместе со всеми, в укрытии, будет куда больше шансов остаться в живых. Он легко мог рисковать собственной жизнью, но даже тень мысли о том, что убить могут Ёниля, причиняла ему сильную боль. Нет! Ёниль точно должен выжить! Ведь он обещал!

— Именно поэтому вы не можете идти один.

— Я возьму с собой Чонбэ.

Взгляд Ёниля потяжелел, сделался холодным, колючим. То, как он посмотрел на Чонбэ... О, при других обстоятельствах Кихун обязательно что-нибудь сказал бы по поводу его беспричинной ревности. Но тут он только вздохнул, решил перед лицом смерти быть до конца честным. Ведь кто знает, что ждет его за углом, сможет ли он еще хоть когда-нибудь посмотреть в эти, ставшие всего за три дня, такими родными глаза.

— Ёниль, послушайте... Прошу, не поймите меня неправильно! Вы же помните, что мы с вами друг другу пообещали? На свободе я обязательно отдам вам все долги! Вы только живите! Пообещайте мне, что с вами все будет в порядке!

— Обещаю. Мы с вами обязательно встретимся на свободе! — взгляд Ёниля потеплел, и Кихуну, несмотря на разделявшее их расстояние, на свистящие вокруг пули и запах смерти, показалось, что Ёниль сейчас его поцелует. Он облизнул губы, постарался одним только взглядом выразить все обуревавшие его сейчас эмоции. Надежду на новую встречу, веру в близкую победу. Готовность ради их обещаний идти до конца.

Они победят! Обязательно победят!

— Все! Идем! — Кихун сделал жест Чонбэ следовать за собой, бросился к нужному повороту.

В коридоре за углом обнаружилось множество разноцветных дверей, вот только почти все они оказались фальшивками, вели в никуда. И если бы не информация от Квадрата, Кихун ни за что не нашел бы вход в зону администрации. Там их ждал серый мрачный коридор, так не похожий на остальные, разукрашенные яркими красками, помещения. Поворот, поворот... Солдаты!

Кихун и Чонбэ заняли позиции в укрытии, завязалась очередная перестрелка. Минус два Треугольника... И снова бесконечный бег куда-то наверх. Неужели... Неужели они уже близки к цели?! Но солдат становилось все больше, и Кихуну пришлось признать: вдвоем дальше им не пройти. Он поднял рацию и крикнул своим:

— Ёниль, Дэхо, слышите? Мы почти у пункта управления! Но нам нужны дополнительные снаряды и подмога!

— У нас у самих мало патронов, — прозвучал в ответ голос Ёниля. Кихун тут же почувствовал облегчение: жив! Ёниль пока жив! Он передал ему информацию, что у солдат в карманах брюк были еще дополнительные обоймы, после чего вновь полностью сосредоточился на перестрелке.

Минуты в бою превратились в часы.

— Кихун! — раздалось вдруг сзади из-за угла. К ним присоединились Ёниль и еще двое игроков, сорок седьмой и пятнадцатый. — Как вы? Смогли найти вход в контрольный центр?

— Думаю, он там, впереди, но мы не можем прорваться. Может быть, вы сумеете поискать другой путь?

Как бы сильно ни хотелось Кихуну защитить Ёниля, оставить его в безопасности, он понимал, что сейчас им снова придется разделиться. И что на этот раз именно Ёнилю предстоит уйти на разведку, куда-то туда, навстречу Ведущему.

— Стойте! — ухватил он Ёниля за локоть. — Вот, возьмите. — Кихун протянул ему свою запасную обойму, ту, что недавно добыл с риском для собственной жизни. Но если это было единственным, что он сейчас может Ёнилю предложить...

— Вы уверены в этом? — Ёниль, конечно же, тоже понимал ценность последних патронов. И теперь смотрел на Кихуна... Ох, этот его пронзительный, вынимающий душу взгляд!

У Кихуна образовался комок в горле, и он не решился ничего сказать, лишь кивнул. Ёниль принял патроны, после чего вместе со своими спутниками побежал дальше, навстречу опасности.

И снова Кихун вернулся в бой...

— Кихун, мы его нашли! — раздался из рации голос Ёниля. — Отвлеките их, и тогда мы сможем напасть на них сзади. Мы сможем пройти!

— Да! — закричал Кихун, чувствуя, как от простых слов Ёниля у него словно бы выросли крылья. Силы как будто удвоились.

Они почти что смогли! Ёниль нашел вход в центр управления! Еще чуть-чуть, и они победят! Захватят Ведущего и заставят этих мразей отправить всех выживших игроков домой. А еще... Еще... Кихун не представлял, как, но знал, что перед тем, как убраться с этого острова, непременно тут все уничтожит. Свяжется с Чунхо, и тот обязательно ему подскажет, что делать дальше.

Остался сущий пустяк — до этой победы дожить. А патроны у них с Чонбэ уже и правда заканчивались. Кихун как мог экономил снаряды, старался стрелять только наверняка, но время, чертово время играло против него! Ну где же Ёниль?! Почему от него нет никаких новостей?!

— Ёниль, что случилось? Вы прошли? — спросил Кихун в рацию.

— Простите, Кихун, — услышал он тихое, и от этих интонаций, от этих всего лишь двух слов у Кихуна в груди все заледенело. — Все кончилось, мы проиграли. Я... Я остался один, но они меня окружили.

— Ёниль, что вы говорите?! Вы целы? Держитесь! Ёниль? Ён-и-иль! — но как бы Кихун ни кричал в рацию, ответом ему была тишина.

Солдат как будто бы стало больше, а их огонь — интенсивнее. Нет! Не-е-ет!!! Все не может закончиться так! Только не сейчас, когда они уже так близки к цели! Только не после того, как Ёниль...

Кихун испустил крик отчаяния, выпустил последние патроны по солдатам.

— Всем игрокам приготовиться ко сну, — будто бы издеваясь над ним, прозвучал ненавистный женский голос в динамиках. — Немедленно вернитесь в общежитие. Иначе вы выйдете из игры. Повторяю: всем игрокам приготовиться ко сну...

— Мы сдаемся! — крикнул Чонбэ, у которого тоже закончились патроны. Они с Кихуном вышли из укрытия, подняли руки вверх.

Кихуном овладела глубокая апатия, не позволяющая даже до конца осознать, что это все, конец. Они проиграли. Сейчас их убьют. В отличие от Чонбэ Кихун абсолютно не верил в милосердие организаторов этих Игр. Нет, насколько он знал Ведущего, тот сейчас появится, чтобы сказать ему несколько пафосных слов, а потом непременно отдаст приказ своим красным псам об их уничтожении. С проигравшими здесь не церемонятся.

Понимать-то Кихун все понимал, но страха почему-то не было. Все, он свое отбоялся. А теперь... Теперь стало просто все равно.

Их с Чонбэ окружили Треугольники, наставили на них автоматы. Как должно быть, солдатам сейчас хотелось пристрелить их на месте. Но нельзя, без приказа — нельзя. Ничего, скоро будет им и приказ.

А вот и он. По лестнице к ним спустился Ведущий.

Это был первый раз, когда Кихун мог увидеть фигуру в сером плаще и черной маске вживую, но по рассказам Чунхо он, оказывается, составил абсолютно верное впечатление.

— Игрок четыреста пятьдесят шесть, — раздался знакомый искаженный маской голос. — Вам понравилось играть в героя?

Ну конечно. Эта тварь просто не могла над ним не поиздеваться!

Ведущий поднял руку с пистолетом, наставил его на Кихуна.

О, а вот и запоздалый страх. Жить по-прежнему отчаянно хотелось. Но не ему одному. Большинству жертв этого места, этих мразей, хотелось жить. И Сэбек, и Али, и... Ёнилю. Всем, с кем Кихун успел здесь познакомиться, и свидетелем чьих смертей стал. Что ж. Он хотя бы попытался остановить эти Игры. Сделал все, что мог, пошел до конца. И если Кихун о чем и жалел перед смертью, так это о том, что не может забрать с собой и Ведущего. Всех этих красно-розовых сволочей.

Он вскинул на ведущего полный ненависти взгляд, но ничего не сказал. Да и толку перед ним распинаться? Этот все равно никогда его не поймет.

Ведущий внезапно перевел пистолет с Кихуна на Чонбэ. Но не выстрелил, а все стоял и чего-то ждал. Чего? Что они будут его умолять о милосердии?! Да пошел он!

Ведущий, который явно целился в лоб Чонбэ, вдруг опустил пистолет, выстрелил ему в ногу. Сделал Треугольникам жест рукой, и один из них приложил кричащего от боли Чонбэ по голове автоматом.

Что?! Их... не убьют? Но последнее, что Кихун услышал перед тем, как и ему прилетело по голове чем-то тяжелым, было произнесенное голосом Ведущего:

— Игрок триста девяносто выбыл. Игрок четыреста пятьдесят шесть выбыл.

Chapter Text

Крупные капли дождя стучали по матерчатому козырьку навеса. Рядом раздавалась какофония крупной автомобильной дороги, спешащих укрыться от непогоды людей.

И только Кихун посреди всеобщей суеты никуда не торопился. Он в одиночестве сидел за уличным столиком небольшого кафе и методично заливал в себя соджу. Рюмку за рюмкой, еще и еще. Первая бутылка подходила к концу, но рядом стояла, дожидаясь своей очереди, вторая.

Легче не становилось. Да и не станет, Кихун уже знал это по личному опыту, ведь вернувшись с Игр в прошлый раз, он пребывал в запое почти целый год. Но пусть алкоголь не в силах помочь с решением проблем, зато он может подарить хоть немного забвения.

Или не может?! На душе по-прежнему оставалось паршиво.

Уже целых два месяца прошло с того дня, когда Кихун и его сотоварищи по несчастью подняли неудавшийся бунт на Играх. Целых два месяца, как он должен быть мертв. Но по странному капризу Ведущего их с Чонбэ не убили, а выпустили на свободу.

Последнее, что он помнил перед тем, как получить прикладом автомата по затылку было сделанное механическим голосом Ведущего объявление о том, что они с Чонбэ выбыли.

А первое, что увидел, придя в себя, оказалась полузаброшенная дорога в предместьях Сеула. И снова он был связан, снова лишен одежды. Чертовы извращенцы! Удовольствие, что ли, они получают, оставляя бывших игроков в таком состоянии в безлюдной местности?!

Впрочем, злился Кихун не долго. Не успел он толком оглядеться, как услышал, что рядом кто-то застонал. И да! У себя за спиной он обнаружил Чонбэ! Живого Чонбэ! Его простреленная Ведущим нога даже была кем-то милостиво перебинтована, но как и на Кихуне, из одежды на Чонбэ оставили только трусы. Вот же сволочи!

Наверное, Чонбэ вкололи что-то обезболивающее, потому что поначалу свежая рана его даже не беспокоила. Кое-как они помогли друг другу освободиться от веревок, пустились на поиски одежды. Но увы. Эти гады в самом деле бросили их почти полностью раздетыми посреди ночной глуши. Может, надеялись, что их тут добьют какие-нибудь местные маньяки?..

Как бы то ни было, они с Чонбэ сумели дойти до нормальной дороги. Правда, рядом с подозрительно раздетыми мужчинами долгое время никто из автомобилистов не хотел останавливаться, и они серьезно промерзли. Но в итоге кто-то, так и оставшийся неизвестным, сжалился, вызвал полицию. Их отвезли в участок, но Кихун и Чонбэ дружно решили даже не пытаться раскрыть полиции глаза на правду. Хватит, Кихуну и одного раза оказалось достаточно. Хотя... Ведь именно благодаря прошлому походу в полицию он и познакомился с Чунхо.

Да толку-то?! Все равно Ведущий и его банда в очередной раз Кихуна переиграли. Сделали как младенца!

Кихун даже не запомнил, что именно они с Чонбэ наврали полиции по поводу своего раздетого вида, кажется, что-то про придурков-друзей. Но их мало того, что не обматерили — выделили кое-какую одежду и даже напоили горячим чаем. Видимо, врать на автомате у Кихуна получалось хорошо! Лучше, чем когда он осознанно пытается в чем-либо оправдаться...

Когда они с Чонбэ вышли на улицу, уже занимался рассвет. На фиолетово-розовом небе ярко белела луна, серовато-лиловые тучи складывались в поистине завораживающую картину.

— Красиво, — заметив направление его взгляда, сказал Чонбэ. — Я уже и не думал, что снова увижу небо. Как думаешь, почему они нас отпустили?

Кихун лишь пожал плечами. Ответа на этот вопрос у него и у самого не было. Хуже того: вся логика происходившего на Играх подсказывала, что этой ночью их должны были застрелить. С проигравшими там обычно не церемонились.

А ведь они проиграли. Эти чертовы солдаты поставили их на колени, и Кихун готов был поклясться, что в тот момент каждый Треугольник на острове мечтал лично пустить ему пулю в лоб. Но Ведущий отчего-то своим псам этого не позволил. Более того — отпустил проигравших на свободу.

По доброте душевной? Ой ли! Кихун давно уже не был настолько наивен, чтобы верить во внезапную доброту организаторов этих бесчеловечных Игр. Нет, их явно отпустили по какой-то причине. Но по какой? Что вообще от них может быть нужно?!

Чонбэ рядом тяжело вздохнул.

— Как думаешь, а остальные?.. Дэхо, Хёнджу и этот твой, Ёниль... — вопроса Чонбэ так и не задал, но все было понятно и так. Раз уж их двоих отпустили, может быть, повезло и остальным, принявшим участие в их восстании?

Ах, если бы! Если бы Кихун мог себе позволить надеяться! Если бы Ёниль и правда мог оказаться жив... Но как это проверить?! Увы, они почему-то не догадались обменяться контактами, и кроме имени Кихун не знал о своем... кхм... новом друге, практически ничего.

Хотя как это ничего?! Он знал, что у Ёниля серьезно больна беременная жена. И наверное, с помощью Чунхо он сможет разыскать нужного человека.

Надежды, надежды... Интересно, Кихун хоть когда-нибудь перестанет верить в лучшее, чтобы потом не разочаровываться?

Они с Чонбэ разъехались по домам, но договорились потом обязательно встретиться и обсудить все произошедшее. Казалось, у них теперь есть все время мира, ведь они обманули саму смерть! Выбрались из, казалось бы, абсолютно безвыходной ситуации. Причем Кихун — уже во второй раз!

Вот только думать о тех, кто остался на Игре, было слишком больно. Чунхи, сто сорок девятая с сыном... Все остальные «крестики».

Кихун по возвращении в «Розовый мотель» сразу связался с Чунхо и Чхве Учоком, рассказал им обо всем, что с ним случилось за эти три дня.

Три дня... Неужели и правда прошло всего лишь три дня?! Хотя, наверное, уже четыре. Вот только по ощущениям Кихуна с тех пор, как он отправился на вечеринку в честь Хэллоуина, минула целая жизнь. Он словно бы не на несколько дней, а на десятилетия стал старше. Испытал надежду и отчаяние, страх, тревогу, снова надежду. Встретил хороших людей и... Да что уж там! Хотя бы с самим собой Кихун мог быть честен. На этих играх он встретил родную душу, того, рядом с кем впервые за долгие годы почувствовал себя по-настоящему живым.

Если бы обстоятельства сложились иначе. Если бы они вчера не проиграли. Если бы Ёниль остался жив.

О, сколько возможных поворотов судьбы скрывалось за этими многочисленными «если»!

Кихун прекрасно понимал, что люди там, на Игре, ведут себя совершенно иначе, чем в «большом мире». Чувствуют ярче, действуют отчаяннее, в каком-то смысле — торопятся жить. И возможно при встрече на воле у них с Ёнилем не обнаружилось бы вообще ничего общего, так что жизнь развела бы их как любых других случайных знакомых. Но... В то же самое время Кихун верил, что у них с Ёнилем был шанс. Шанс на настоящую близость.

Кихун осознавал, что Ёниль точно не одобрил бы его желания в третий раз найти проклятый остров. Но так же он знал, что тот и не бросил бы его бороться в одиночку. Что, не сумев отговорить от очередной самоубийственной затеи, встал бы рядом, плечом к плечу, так, как всегда вставал на Игре.

Вместе они обязательно что-нибудь бы да придумали!

Но, увы, Ёниля больше не было рядом. Никого в эти дни не было рядом.

Чунхо и вся их команда до сих пор продолжали бесплодные поиски острова в море. И почему им казалось, что они смогут за пару дней найти то, что не сумели отыскать за несколько лет?!

Чунхо и Кихун несколько раз в подробностях обсудили все, что с ними недавно случилось. Но увы, как бы они ни старались, новых зацепок не обнаружили в рассказах ни одного из них. Организаторы Игр оказались слишком осторожны, слишком хорошо информированы обо всех их планах и действиях. В их рядах явно были шпионы. Вот только кто?!

Кихун хотел бы сразу присоединиться к поискам, но корабли находились слишком далеко в море, и тратить драгоценное время на то, чтобы вернуться за ним, было бы слишком глупо. И так уже они не успевали, катастрофически не успевали никого на этих Играх спасти.

Часы неумолимо отсчитывали минуту за минутой. День сменился вечером, а затем и ночью, а это значило, что там, на острове, завершился четвертый тур игр.

Перед последним голосованием их было сто человек. Пятерых убили тем же вечером в туалете, и еще сколько-то погибли в последовавшей за тем массовой драке. Двенадцать человек, включая Кихуна, подняли бунт.

Впрочем, учитывая новый тур игры, все эти подсчеты все равно не имели абсолютно никакого значения. Хорошо, если к исходу четвертой игры в живых осталось хотя бы человек сорок. В прошлый-то раз их после игры в шарики осталось шестнадцать.

Сумели ли войти в число выживших те, к кому Кихун успел на этой игре привязаться? Чунхи, сто сорок девятая с сыном? Другие, лишь смутно знакомые, «крестики»? И что все-таки, стало с теми, кто вместе с ним и с Чонбэ принял участие в бунте? Могут ли они тоже быть живы?!

Весь тот день Кихун безвылазно просидел в комнате своего мотеля, гипнотизируя взглядом телефон и часы. Ох, как отчаянно он надеялся, что сейчас раздастся звонок от Чунхо. Что придет радостное известие: остров найден.

Но увы... Прошел еще один день. И еще.

И все сразу же потеряло смысл. Игры были закончены. Все, с кем Кихун там познакомился, оказались мертвы. Он и на этот раз не сумел никого спасти.

Хотя что значит, никого? А Чонбэ? А всех остальных, тех, кто принял участие в их неудавшемся бунте? Их судьба Кихуну до сих пор оставалась неизвестной. Он лишь надеялся, что когда вернется Чунхо, он сумеет по своим каналам навести справки, по больной жене найдет Ёниля.

Но снова все пошло совершенно не так, как Кихун надеялся.

Когда поисковые корабли с неудачей вернулись на берег, выяснилось, что мама Чунхо серьезно больна. Хорошо хоть Чунхо, в отличие от самого Кихуна, сумел вернуться к ней вовремя, отправить в больницу. Но ему на долгое время стало совершенно не до расследования, которое все равно зашло в безнадежный тупик.

Кихун вновь остался наедине со своей жаждой справедливости, со своей миссией нового поиска Игр.

Вот только на этот раз у него не было совершенно никаких зацепок. Прежний Вербовщик был теперь мертв, а его преемник вовсе не обязан был подходить к жертвам так же в метро. Если уж Кихун и в прошлый раз потратил на его поиски годы, то теперь просто не мог позволить себе тратить время настолько впустую.

Тем более, что он догадывался: в прошлый раз они отыскали Вербовщика лишь потому, что им это позволили. Но рассчитывать на приглашение в третий раз уж точно не стоило. Нет! Он должен, должен был найти подход к поискам с другой стороны!

Начать, что ли, самому искать людей с большими долгами?.. Так, глядишь, он и встретит потенциальных жертв следующих Игр?..

Несколько раз за это время Кихун встречался с Чонбэ. Но рана того оказалась гораздо серьезнее, чем им показалось в день освобождения, так что Чонбэ больше месяца провел в постели. И честно говоря, к некоторому разочарованию Кихуна, вовсе не горел желанием принимать активное участие в поисках. Ни Игр, ни других выживших игроков...

А десять дней назад... Ровно десять дней назад Чонбэ не стало. Он возвращался домой от врача и попал под машину.

Шел сильный дождь, водитель не справился с управлением. Так бывает, сказали Кихуну в полиции. К тому же водитель даже попытался оказать Чонбэ первую помощь, довез его до больницы. Но было уже слишком поздно.

Только Кихун не верил в случайности. Не в такие!

Так бывает?! — кричал он, бросаясь на дорожного инспектора с кулаками. Так бывает, чтобы человек, лишь чудом выйдя из ада, вскоре попал под машину?! Да его же убили!

Убили... Убили... Но почему?! За что?! Этого Кихун совершенно не понимал.

А у него было время подумать, пока он сидел в участке в ожидании адвоката. За нападение на полицейского его же еще и арестовали! Хорошо хоть Кихун заранее, еще до своих вторых Игр, нашел грамотного юриста и теперь сумел с ним связаться.

Кто и почему убил вдруг Чонбэ?! Этот вопрос не давал Кихуну покоя. То есть, «кто», он знал и так, но даже не представлял, по какой причине.

Их ведь отпустили! Ведущий сам позволил им с Чонбэ уйти! Более того, их попросту выбросили на свободу.

Так что за эти два месяца изменилось? И почему они расправились именно с Чонбэ?! Тот никому об Играх не рассказывал, даже не пытался помочь Кихуну в поисках. Он был для организаторов Игр абсолютно безвреден! Так почему?! Почему?!

Кихун даже нанял людей, чтобы выяснить всю подноготную парня, который был за рулем той машины. Но пока они ничего подозрительного найти не смогли.

Двадцать пять лет, старший сын хорошей семьи, выпускник престижного университета. С приличной работой и квартирой, без очевидных долгов. Что у такого счастливчика может быть общего с организаторами Игр?! На первый взгляд — ничего, но Кихун не собирался так просто сдаваться.

Он выяснит правду! Обязательно докопается до причин смерти Чонбэ! Ведь тот не мог, никак не мог погибнуть случайно... Так нелепо! Так глупо!

Нет! Это точно не было несчастным случаем! Только вот Кихуну, похоже, не верили даже нанятые им парни.

Но ничего. Вот поправится мама Чунхо...

А пока Кихун чувствовал себя абсолютно потерянным и разбитым. Одиноким. Проигравшим?

Ну уж нет! Обстоятельства только временно сбили его с ног. Но он обязательно перегруппируется и снова встанет. Обязательно даст Ведущему еще один бой. Вот только... не сейчас. Пока Кихун чувствовал, что ему жизненно необходимо расслабиться и забыться. Хоть ненадолго перестать по кругу думать одни и те же мысли, задавать самому себе одни и те же вопросы.

Может быть, отдохнув, он сумеет взглянуть на все произошедшее свежим взглядом? Сумеет заметить то, что раньше не видел в упор?

А потому впервые за долгие годы Кихун отправился выпить. Как раньше — в дешевое придорожное кафе.

— Кихун?! Сон Кихун, это вы?! — вдруг услышал он знакомый голос. Голос, который каждую ночь звучал в его снах и который он уже даже не надеялся услышать в действительности.

Кихун в задумчивости посмотрел на пустую бутылку. А хорошо пошла! Интересно, если он выпьет еще и вторую, может, не только услышит, но и увидит Ёниля?

Вдруг к его столику подошел некто в черном пальто. Кихун мысленно поморщился: общаться ни с кем не хотелось. Настолько, что ему было даже лень поднять голову и посмотреть на подошедшего. Может, если его достаточно долго игнорировать, он сам отвалит?

— Кихун! Это и правда вы! — раздался совсем близко голос Ёниля. — Что с вами? Вы меня не узнаете? Это же я, Ёниль!

Кихун наконец поднял взгляд и увидел стоящего перед ним Ёниля. В черном пальто и пижонском серо-зеленом шарфике тот выглядел немного иначе, чем на Играх. И все-таки это был он! Настоящий, живой Ёниль!

— Ты жив! — потрясенно выдохнул Кихун. — Ты правда жив?!

Он встал, обошел столик и крепко-крепко обнял Ёниля, еще и наощупь убеждаясь в его реальности. В том, что это — не очередной сон, за которым последует жестокое пробуждение. В том, что насмешница-Судьба отняла у него Чонбэ, но вернула Ёниля.

— И ты жив! Признаться, я не поверил собственным глазам, когда тебя увидел. Вот это счастливое совпадение! Нет... Учитывая вероятность случайной встречи в многомиллионном Сеуле, это, должно быть, Судьба. — Ёниль так же крепко стиснул его в объятиях. — Но почему ты пьешь в одиночестве? Что-то случилось?

— Случилось, — Кихун помрачнел. — Присоединишься? Или... ты не торопишься?

— Мне теперь не к кому торопиться, — взгляд Ёниля подернулся непритворной печалью.

— Твоя жена...

— Умерла через несколько дней после моего возвращения. Я ведь так и не раздобыл деньги на лечение. Они... Меня просто выкинули из Игр, как какого-нибудь слепого котенка.

— О! Прости. Мне очень жаль. — Они сели за столик друг напротив друга. Кихун в знак утешения взял Ёниля за руку и лишь затем подумал, как его жест может выглядеть со стороны. Что Ёниль может вовсе не обрадоваться его тактильности. В конце концов, то, что происходило между ними на Играх, было слишком... ярким и острым. Слишком внезапным и подверженным моменту, чтобы теперь осознанно продолжать те же отношения на воле.

— Это не твоя вина, — покачал головой Ёниль, не отнимая руку. Но для Кихуна его слова прозвучали, как нечто прямо противоположное. Это была его вина. Это он своим вмешательством отнял у Ёниля шанс получить те кровавые деньги. За их счет спасти жену. Если бы они дождались утра и вышли по голосованию, Ёнилю заплатили бы весьма приличную сумму. К тому же, Кихун был бы рядом с ним до конца, они бы успели обменяться контактами и быстро нашли бы друг друга на воле. Даже если бы полученных денег Ёнилю не хватило, Кихун отдал бы ему все свои.

— Прости, — еще раз повторил Кихун, чувствуя горький привкус сожаления.

Хотя о чем он жалеет?! О том, что пытался прекратить эти жестокие игры?! Пытался спасти жизни оставшихся игроков? Причем не только тех, что уже вошли в Игру, но и всех последующих?! Нет! Какой бы высокой ни оказалась цена, на самом деле он вовсе не жалел о своей попытке справиться с организаторами Игр в целом и с их Ведущим в частности. Если бы ему представился шанс снова сделать тот же выбор, то он бы опять поднял бунт. Только на этот раз более тщательно следил бы за наличием запасных обойм. Кто знает, чем бы закончилась та ночь для Ведущего и его солдат, будь у сторонников Кихуна достаточно патронов.

Нет, о том, что они дали солдатам сражение, Кихун вовсе не жалел. А вот о том, что в нужную минуту не оказался рядом с Ёнилем, не поддержал его деньгами или хотя бы морально — сожалел, да еще как!

Ведь он мог, мог бы не ждать Чунхо, а сам поднять все свои связи, нанять еще больше людей для поиска не Игр, а Ёниля! Проверить больницы и беременных женщин с диагнозами, предполагающими дорогостоящее лечение. Тогда, может быть, они бы и успели спасти жену Ёниля! Тогда бы он сейчас не испытывал жгучего чувства вины....

— Нет. Тебе не нужно просить прощения. Это был мой выбор. Я сам осознанно в ту ночь пошел за тобой, — не совсем правильно понял его Ёниль. — Но не будем больше обо мне, я в порядке. А вот о тебе я бы так не сказал. Так что у тебя случилось?

— Чонбэ умер.

— Он погиб в том бою?

— Нет. Нет, тогда мы с ним вышли вместе. Организаторы даже выбросили нас на одном и том же шоссе. У него была прострелена нога... Мы ведь тогда почти дошли до центра управления! Еще бы чуть-чуть! Но у нас закончились запасные обоймы и... — Кихун рассказал Ёнилю обо всем, что с ним произошло с момента их последней встречи в бою. О том, как они с Чонбэ отчаянно отстреливались, но у них закончились патроны. Как они сдались, будучи абсолютно уверенными в близкой смерти. О встрече с Ведущим и о том, что тот почему-то не застрелил их на месте, но ранил Чонбэ в ногу. А потом и вовсе вернул на свободу.

Рассказал о первых днях после Игр, когда Кихун отчаянно надеялся на Чунхо и его команду. На то, что у них получится отыскать остров и прекратить жестокие Игры.

О том, как по прошествии трех дней всякая надежда пропала. Как он остался один, без каких бы то ни было новых идей, с чего начинать следующий этап поисков.

О том, как десять дней назад Чонбэ попал под машину. И конечно же, о своих подозрениях.

— Так ты думаешь, что это организаторы Игр убили Чонбэ? — наконец спросил его Ёниль, когда рассказ был окончен. — Но зачем бы им это делать?.. Ведь, получается, они отпустили на свободу всех, кто принял участие в нашем бунте и выжил в бою?

Кихун пожал плечами. Но да, учитывая, что и Ёниль выжил, получается, их и правда всех тогда выпустили на свободу. Ох! Какое же это было облегчение! Знать, что все-таки его действия оказались не напрасны. Что кроме них с Чонбэ и Ёнилем выжили еще и Дэхо, и Хёнджу, и все те, кто той ночью ему доверился, с оружием в руках отправился добывать себе свободу.

Сколько же в итоге их выжило? Одного игрока убили на глазах у Кихуна еще до того, как он отправился на поиски командного центра. Смерти еще двоих видел Ёниль. Но остальные семь человек? Может ли оказаться так, что все они выжили?! Увы, теперь это было уже никак не проверить. Но главное — надежда на такой исход была очень сильна.

А значит, он, Кихун, мог спасти с острова хотя бы девять человек считая самого себя. Целых девять человек!

Но если их выжило так много, чем организаторам вдруг помешал Чонбэ?! Неужели перед его смертью что-то случилось? Нечто, о чем Кихун просто не знает?..

— Я не знаю, — вслух сказал он, отвечая одновременно и на вопрос Ёниля, и на свои мысли. — Но выясню обязательно!

— Я в тебя верю, — ободряюще улыбнулся Ёниль. — Так ты что, будешь искать эти Игры еще раз? Третья попытка часто оказывается счастливой.

— Буду, конечно. Пока я жив, я их не оставлю в покое! Они еще пожалеют, что меня не убили!

— Может быть, — смеющийся взгляд Ёниля приобрел какое-то новое, непонятное выражение. — А я всегда буду рядом с тобой. Ты же... Ты же не против? — Ёниль пальцем погладил его запястье, и от этой совсем простой ласки Кихуна бросило в жар. Вернее, нет, не от ласки. От того обещания, что за ней скрывалось. От того, что самые смелые мечты Кихуна вдруг получили шанс воплотиться в жизнь.

Пока они разговаривали, Кихун почти протрезвел, и теперь смотрел на Ёниля одновременно с удивлением и восторгом. Неужели это правда происходит?! С ним, вечным неудачником?!

Не иначе как Ёниля ему послала сама судьба в качестве извинений за все произошедшие с ним в прошлом несчастья. А то как еще объяснить присутствие в его жизни такого человека?! Умного, смелого, сильного. Всецело доверяющего Кихуну.

— Я буду только рад.

— Так как ты... нет, как мы собираемся на этот раз искать Игры? У тебя уже есть план?

— Не совсем. Так, кое-какие мысли... — расплывчато ответил Кихун. Но у Ёниля был настолько заинтересованный взгляд, что он не удержался, принялся рассуждать вслух: — Помнишь, там, на Игре ты меня спрашивал, почему я не пустил свой выигрыш во благо? Думаю, нам и правда нужно сделать нечто хорошее на эти кровавые деньги. Хоть так искупить вину перед погибшими. Я... Я пока еще толком это все не обдумал, но думаю организовать какой-нибудь фонд или что-то типа того, который будет помогать игроманам. А то клиник, где могут пройти реабилитацию алкоголики или наркоманы много, а куда обращаться азартным игрокам? Вернее, наверное, даже не им самим, а их родственникам... Ну, тут еще многое нужно будет додумать.

— Здорово. Мне нравится направление твоих мыслей. И что... думаешь, через этих людей в итоге выйти и на Игры? Совместить два в одном?

— Ну да. Мы можем тоже, как организаторы Игр, искать отчаявшихся людей. Но не бросать их в топку игр на выживание, а просто, по-человечески, помогать.

— Думаешь, они будут тебе благодарны?

— Нет. Ты ведь уже спрашивал об этом один раз. С тех пор я много думал над ответом, и теперь понимаю, что ничья благодарность мне не нужна. Я собираюсь делать это не ради их признания, а... — Кихун сделал пространный жест рукой, почему-то именно сейчас не находя нужных слов. Хотя наедине с самим собой его рассуждения шли так гладко! — Не знаю, как сказать. Ради своей совести, может? Ради тех мертвых, что еще с первых Игр присутствуют у меня за спиной?..

— Понимаю. Что ж, я в любом случае в деле. Что бы ты ни затеял, обещаю, я всегда буду рядом. Чем смогу, поддержу.

— Нет, ну совсем все мои затеи поддерживать вовсе не надо! А вот если ты поможешь мне удержаться на краю...

— Обещаю. Какая бы пропасть ни таилась у тебя за спиной, мы вместе пройдем по ее краю.

— Сколько пафоса! — Кихун фыркнул, пытаясь скрыть за смехом смущение. — Но ого! Как долго мы тут сидим. Уже даже стемнело...

— И стало прохладнее. Ты не замерз?

— Нет, но... — Кихун закусил губу. Прощаться с Ёнилем отчаянно не хотелось. А впрочем, что он теряет, если озвучит свои желания прямо? Вряд ли Ёниль, даже если сейчас откажет, станет хуже к нему относиться. А минутную неловкость Кихун как-нибудь переживет. — Кстати. Я, может, и не всегда отдаю долги, но тебе... Если ты все еще хочешь... Поедем ко мне?

— Я надеялся, что ты это предложишь. Иначе и правда пришлось бы напоминать про должок, — довольно хохотнул Ёниль.

До того, как его купил Кихун, «Розовый мотель» повидал всякое. Какие только парочки в него не приходили, охваченные жаждой плотской любви! Чего только Кихун не находил в номерах! Но в последние годы кровати в мотеле перестали использовать по прямому их назначению.

Что ж. Теперь они с Ёнилем восполнят этот пробел. И будут восполнять его часто, с удивительным даже для самого Кихуна пылом и энтузиазмом. А Ёниль-то в постели оказался даже еще более горяч, чем Кихун предполагал!

Как он смотрел на него, раздевая! Как жадно и страстно ласкал! С каким выражением лица сам принимал ласки! Ох! Кихуну в какой-то момент даже показалось, что он может, будто подросток, кончить от одного только вида своего любовника.

Но Ёниль тут же взял его член в рот, и, хотя Кихун все равно продержался недолго, конфуза удалось избежать. А потом... Ох, потом! Ёниль так нежно и томительно-медленно его растягивал, готовил под свой член, что Кихун неожиданно быстро для их возраста снова завелся.

И да! У них был самый крышесносный на свете секс!

И еще, и еще раз. Пожалуй, даже в медовый месяц с женой Кихун не предавался такому разврату. Они с Ёнилем несколько дней только тем и занимались, что трахались, ели, спали да разговаривали.

О своем прошлом и будущем. О детстве и молодых годах, о так и не сбывшихся мечтах. О том, что им теперь делать дальше, как воплотить поистине грандиозные планы в жизнь.

И в отличие от алкоголя, секс с любимым человеком по-настоящему помогал забыться, отвлечься от всех горестей. А затем — абсолютно новым взглядом посмотреть на свою жизнь.

И Кихун посмотрел. Заглянул прямо в будущее и увидел там череду блестящих побед. Оказанную десяткам, сотням попавшим в беду людей помощь.

И конечно же, рядом с ним неизменно добрым ангелом находился Ёниль. Его счастливые билетик. Его верный любовник... Нет, любимый человек!

Тот, благодаря кому все складывалось так правильно и легко... Слишком легко для обычной «удачливости» Кихуна!

Chapter Text

пять лет спустя

Инхо стоял чуть в стороне от основной суеты, с чувством глубочайшего удовлетворения наблюдая за высокопоставленными гостями. Здесь были и представители крупного бизнеса, межконтинентальных корпораций, и корейские политики, известные меценаты.

Между гостей сновали официанты в белоснежных фраках, внешне — абсолютно уверенные и благополучные. Забавно, что всего полгода назад каждый из них находился на грани финансовой и психологической пропасти. Буквально — на грани самоуничтожения. Но вовремя оказанная помощь вновь превратила недавних отбросов в почти приличных людей. В тех, кто смог отказаться от пагубных привычек, кто теперь с надеждой смотрит в будущее.

Инхо находил крайне забавной всю эту ситуацию, когда одних и тех же людей, в практически одинаковых обстоятельствах, можно было подтолкнуть в настолько разные стороны. Подарить надежду на большой куш и низвести до примитивно-агрессивного уровня.

Или же — почти ничего не дать, но зато настолько промыть мозги, что человек сам отказывался от любых волшебных возможностей. Становился приземленными обывателем, способным «самостоятельно обеспечивать себе достойную жизнь».

Уж в чем, в чем, а в промывке мозгов нанятая Кихуном армия психологов показала себя истинными виртуозами. Куда там Инхо с его Играми!

Хотя, конечно, и он старался идти в ногу с партнером, так что в последние годы и на Играх стало еще больше психологических ходов и ловушек. А целый ряд специалистов, сами того не зная, сотрудничали сразу с двумя его ипостасями: «добрым» Ёнилем и «злодеем» Ведущим.

Участвовали в финансировании их с Киухном фонда и некоторые Випы. Правда, как раз они точно не знали о тайной личности партнера Кихуна, им скорее доставляло извращенное удовольствие наблюдать за деятельностью бывшего четыреста пятьдесят шестого. Инхо был почти уверен, что они до сих пор делают на него те или иные ставки.

Ну а что? Кихун умел удивлять, и Инхо как никто другой понимал ту тягу, что испытывали к нему всяческие богатые моральные уроды. Ничего, пусть наблюдают, Инхо было не жалко. Его делом было только следить, чтобы никто слишком борзый не приближался к Кихуну вплотную. Место рядом было давно уже и прочно занято им самим.

Кихун... Инхо привычно нашел его взглядом посреди толпы.

Тот как раз лучезарно улыбался председателю одного из крупнейших во всей восточной Азии финансовых холдингов, попутно очаровывая и влиятельного топ-менеджера из Самсунга.

Ох уж эти улыбки Кихуна! Забавно, что сам Кихун этого не осознавал, но их вполне можно было применять как оружие массового поражения. Благо за логику и любые формальности в их тандеме отвечал сам Инхо.

За проведенные вместе пять лет Инхо так и не смог разгадать эту загадку Кихуна, просто в итоге принимая сей факт за аксиому: когда нужно было просто спокойно работать, Кихун ухитрялся испортить даже самые элементарные надежно отлаженные процессы. Но как только наступала пора совершать невозможное, ему не было равных.

Пожалуй, если б пять лет назад Инхо знал Кихуна так же хорошо, как сейчас, на Игры он бы его второй раз не пустил. Даже странно, что у Кихуна тогда не получилось все разрушить до оснований! С его-то гремучей смесью доведенных до абсолюта удачливости и невезучести.

Если б Инхо пять лет назад знал Кихуна так же хорошо, как сейчас, то в жизни бы к нему не приблизился! И тем самым совершил бы роковую ошибку.

То, что начиналось как забавная игра, как возможность немного развеяться и потешить собственное любопытство, превратилось... Да черт знает во что оно превратилось! В полный хаос, как и все, в чем так или иначе оказывается замешан Кихун. В нечто прямо противоположное той идеально спланированной размеренной жизни, что вел Инхо до того, как связался с Кихуном.

Как он вообще мог дойти до жизни такой?!

Инхо регулярно задавался этим вопросом, в очередной раз устраняя последствия разрушительно-эмоциональных поступков Кихуна.

Не далее как две недели назад Кихун ухитрился прорваться сквозь охрану и дать в морду лично председателю Жи-эн-пи групп! Ох и скандал бы тогда мог разразиться! Мог бы... Если бы не Инхо. Годы тренировок превратили его в почти идеального «чистильщика»: он знал, как и на кого надавить, кому и какую дать взятку... кого и вовсе физически устранить, чтобы избежать серьезных проблем.

Удивительно, но связавшись с Кихуном, Инхо словно бы перешел на следующий уровень в хищнической пищевой цепочке. Стал не слабее, как можно было б подумать, а гораздо, гораздо сильнее. Богаче. Влиятельнее.

У него неожиданно появилась цель, ради чего и ради кого карабкаться вверх, вновь самому грызть конкурентам глотки.

Интересно... А осознавал ли Кихун, как много Инхо делал для их фонда? Сколько жизней в итоге было спасено его руками?

О том, сколько грязи при этом скрывалось в их тени Кихун не знал точно, уж за этим-то Инхо следил крайне внимательно.

Он вообще все эти годы сам себе напоминал канатоходца над пропастью. Жил под чужим именем, с чужой, но проработанной до мелочей биографией. Виртуозно скармливал журналистом какие-то мелочи, поддерживая образ скрытного, но в целом не вызывающего подозрений человека.

Нет, публичный образ Инхо нисколько его не беспокоил. В конце концов, для подчистки любых возможных «хвостов» у него имелась целая армия разнопрофильных специалистов. Начиная от пиарщиков и собственного пресс-секретаря, заканчивая... Ну да. Некоторые из его «розовых» солдат получили расширение профиля работы.

Куда сложнее было скрывать свою истинную личность от Кихуна.

Нет-нет, тот вовсе не проявлял себя гением наблюдательности, скорее уж наоборот. Обмануть Кихуна было легко, как ребенка. Тот слишком сильно доверял людям, и это после участия в двух Играх!

Инхо категорически не понимал, как можно после всего, что Кихун пережил, оставаться все таким же наивным. Не понимал, но находил это крайне очаровательным.

Кихун... Инхо сделал глоток виски, продолжая со своего места в уединении наблюдать за Кихуном. За выражением его крайне подвижного лица, за жестикуляцией.

А он изменился, — в очередной раз отметил Инхо. За эти пять лет снова стал более улыбчивым и открытым, но при этом так до конца и не вернулся к тому образу, что был у него на первых Играх. Как бы Кихун ни радовался, над чем бы ни смеялся, в его взгляде неизменно оставалась тень печали. И Инхо полагал, что Кихуну это очень идет. Добавляет его облику некую глубину, то, чего не хватало в момент их знакомства.

Кихун... Кихун...

Инхо усмехнулся. Да уж, крепко его прихватило на старости лет. Он даже любимой женой никогда не был так одержим, как теперь Кихуном.

А как хорошо все начиналось!

Позабавленный упорством, с которым Кихун годами искал Игру и Вербовщика, Инхо отдал распоряжение позволить ему их найти. Даже прибыл тогда за ним лично.

Разговор в лимузине лишь еще раз подчеркнул то, что Инхо знал и так: игрок четыреста пятьдесят шесть излишне подвержен эмоциям. Наивный идеалист — вымирающий вид, абсолютно не приспособленный к реальностям современной жизни.

Инхо было тогда чрезвычайно интересно, какой именно план по уничтожению Игр придумал четыреста пятьдесят шестой за годы подготовки. Ну не мог же он в самом деле рассчитывать только на спрятанный в зубах маячок да на Джунхо с его командой горе-спасателей!

Но как Инхо ни приглядывался к четыреста пятьдесят шестому во время первого раунда Игры, так и не смог разгадать его скрытых намерений. А потому принял поворотное для всей своей жизни решение: войти в Игру самому. Держаться к четыреста пятьдесят шестому как можно ближе, чтобы вовремя суметь повлиять на развитие ситуации, так сказать, изнутри.

Повлиял он, как же! В итоге это на него повлияли, да так, что Инхо до сих пор иногда гадает, а не стал ли он в руках Кихуна готовой на все марионеткой? Веревочной куклой, которую равнодушный хозяин даже не использует по назначению, до поры до времени не догадываясь, на что она вообще-то способна.

Инхо много раз представлял, что будет, когда Кихун наконец узнает о его тайной личности. Честно говоря, он даже не ожидал, что продержится в своей новой роли так долго. Даже в его самых смелых мечтах через несколько месяцев, ну, через год — точно, Кихун разоблачал своего дорогого «Ёниля».

Лишь одно разнилось в мыслях Инхо: как именно Кихун отреагирует на правду. Наверняка первым делом он схватится за оружие, набьет Инхо морду. Будет кричать о том, как Инхо мог так с ним поступить, что он — негодяй и подлец, преступивший вообще все нормы морали. Заподозрит, что все их взаимные чувства со стороны Инхо были не более чем игрой, эдаким способом поиздеваться...

Пусть, думал Инхо. Пусть кричит и размахивает кулаками, пусть даже нажмет на курок и выпустит в него пулю, главное — чтобы Кихун не молчал. О, Инхо был знаком и этот его взгляд! Полный не ненависти, а разочарования. Осознания, что за этого человека бороться уже бесполезно, и единственное, что с ним можно сделать — отпустить, полностью вычеркнуть из своей жизни. Так Кихун смотрел на некоторых своих подопечных. Тех, кому раз за разом давали второй шанс, но кому не хватило... наверное, даже не силы воли, не внутренней мотивации, а вшитых в изначальные настройки возможностей в определенных условиях остановиться, подумать. Завязать с азартными играми.

Когда Инхо увидел этот взгляд в первые, когда понял, что даже Кихун не будет бороться за человека до бесконечности, если тот сам раз за разом показывает, насколько сильно не желает спасения, то... Несколько месяцев ему снились кошмары. Ему, Инхо! Человеку, который до встречи с Кихуном искренне полагал, что уже не способен ни на какие сильные эмоции.

Тогда он сам себе пообещал, что сделает все возможное, чтобы этот взгляд однажды не оказался направлен на него самого.

С ненавистью Кихуна он справится, но вот с равнодушием — точно нет.

Говорят, что люди после определенного возраста не меняются. Но Инхо в тот момент уже в который раз пережил настоящий экзистенциональный кризис, переоценил все свои приоритеты.

Самоубиваться даже ради Кихуна он бы, конечно, не стал, но вот если бы можно было придумать относительно безопасный план уничтожения Игр... Если таково условие, при котором Кихун бы остался с ним, то почему бы и нет? В конце концов, Игры были вовсе не его детищем, и Инхо относился к ним без лишнего трепета.

Однако он как никто другой понимал, что действовать наобум тут нельзя. Бесполезно уничтожать отдельно Игры в Корее, они давно уже, словно раковая опухоль, пустили метастазы по всему миру. Нет, тут сперва нужно было найти ключ. Ту единственную точку, от удара в которую рухнет вся отлаженная система. И тогда уже — бить, но единственный раз, наверняка.

Так Инхо начал свой путь к вершине в иерархии международной системы Игр. И вот теперь, спустя годы, он больше не был простым Ведущим Корейского филиала. О нет, на нем было завязано гораздо, гораздо больше.

Кихун бы, наверное, возмутился: что?! Еще больше крови?! Еще больше смертей?!

Но Инхо старался хотя бы с самим собой быть всегда честным. По большому счету он по-прежнему презирал тех людей, что каждый год попадают на Игры. И ему не было абсолютно никакого дела до их жизни и смерти.

Лишь Кихун. Лишь его взгляд по-настоящему тревожил Инхо.

Да, он стал одержимым психом. Ну и что?! Кто теперь вообще не без греха? Так что раз уж ему для полноценный счастливой жизни нужен Кихун, то он у него будет. И Кихун, и счастливая жизнь — на меньшее Инхо размениваться не собирался.

Тут Кихун громко рассмеялся над шуткой моложавого американца примерно их возраста. Инхо хмыкнул. Интересно, что бы Кихун сказал, если б узнал, что это — один из Випов? Что он не только каждый год посещает игры в Корее, но и стал соучредителем филиала в Панаме?..

Ох, Кихун, Кихун! Ты и твоя доверчивость...

Инхо вновь вернулся к воспоминаниям.

Сблизиться с четыреста пятьдесят шестым номером оказалось на удивление легко. Тот словно бы вообще не обладал критическим мышлением, не обращал внимания ни на одну из тех многочисленных подсказок, что ему вольно или невольно давал Инхо.

Ну вот как после истории с О Ильнамом можно было снова верить первому номеру?! Как?!

Но в этом был весь Кихун. Вся его неистребимая вера в людей. Он неизменно каждому человеку у себя на пути давал некий кредит доверия, тот самый второй шанс, о котором они столько раз говорили.

Участие в шестиногом пентатлоне подарили Инхо неожиданные эмоции. Давненько он так искренне не радовался, ни за кого так не переживал! Даже позволил себе небольшое хулиганство с волчком, проверку нервов Кихуна на прочность. И тот ведь не подвел! Так искренне утешал его, поддерживал и мотивировал... Кажется, именно тогда Инхо впервые почувствовал то тепло, что теперь неизменно сопровождает все его мысли о Кихуне.

Впрочем, это не помешало ему тогда подумать, что прав был старик О Ильнам. Что в будущем нужно будет активнее продвигать Випам услугу входа в Игру. Все-таки ощущения от участия и от наблюдения разительно отличались.

А потом случился тот поход в туалет.

Уж чего-чего, а подобного поворота событий Инхо никогда не планировал и даже не предполагал.

Он просто как обычно смотрел на Кихуна, стараясь разглядеть в нем ответы на свои многочисленные вопросы. А тот весьма своеобразно истолковал возникшее между ними напряжение.

Но Инхо к собственному удивлению оказался вовсе не против физического контакта с Кихуном. Еще как не против-то! О, эти искренние эмоции! Этот, направленный на него, полный отчаянного желания взгляд! Его тогда и самого накрыло, да так, что он едва удержался, не овладел Кихуном прямо в кабинке общественного туалета.

И это он! Человек, который к тому моменту давно уже считал себя равнодушным к чувственным наслаждениям. Нет, он, конечно, регулярно занимался сексом с симпатичными парнями или девушками, но... Делал это как-то механически, без души. Тут же в нем пробудились давно позабытые страсти. Жажда обладания, волнение всего лишь от простых прикосновений.

Может быть, именно тогда у них с Кихуном все и началось? С простого взгляда, которым они обменялись в туалете?

Или же все началось гораздо раньше? Еще когда Инхо лично отвозил домой победителя тридцать третьих игр на своем лимузине? Когда присматривался к нему через экран, пытаясь понять, что же нашел в этом слабаке О Ильнам?..

Как бы то ни было, в тот момент все изменилось. Приобрело для него совершенно другой смысл. Ему больше не хотелось сломить четыреста пятьдесят шестого. Ему хотелось... Да что там! Поначалу — просто банально его трахнуть, ненадолго присвоить себе. Понять, подарит ли секс с ним в спокойных условиях ту же бурю эмоций, что и их случайные прикосновения в туалете. И если да — насладиться ими по полной, выпить досуха, до последней предложенной капли.

Что будет с Кихун потом, Инхо, разумеется, не интересовало. Хотя... Порой в те дни он представлял реакцию Кихуна на правду, и находил возможные варианты забавными. Ему даже отчасти хотелось в ночь неудачного бунта предстать перед Кихуном в обличье Ведущего. У него на глазах застрелить Чонбэ, а потом — демонстративно снять маску.

Но нет. Это бы лишь поломало Инхо всю игру. А так... Кихун сам своим глупым бунтом полностью отдал себя ему в руки. Поставил вне правил, а значит, разрешил делать с собой что угодно. Как будто бы сам пригласил перевести ту глубоко личную партию, что велась между ними, на некий новый, куда более сложный и интересный уровень.

Инхо позволил Кихуну в очередной раз покинуть остров живым. Остров, но не их увлекательную парную игру.

Чтобы в дальнейшем отвести от себя подозрения, Инхо даже отпустил Кихуна не одного, а с этим его безумно раздражающим дружком, триста девяностым. Вот уж кто тоже, как и Кихун, обладал талантом выводить Инхо на эмоции! Правда, в его случае они были исключительно негативными. Кто бы только знал, как сильно триста девяностый его бесил! Как Инхо хотелось задушить его собственными руками!

Так что, когда триста девяностый сыграл свою роль и стал не нужен, Инхо с преогромным удовольствием отдал приказ устроить ему смертельный несчастный случай.

И так будет со всяким, кто слишком близко сойдется с Кихуном.

— Инхо?! — услышал вдруг он совсем тихое позади себя. И хотя шум многолюдного зала почти заглушил этот возглас, Инхо сразу узнал голос, узнал интонации.

На какое-то короткое мгновение он позволил себе закрыть глаза, представить, что ему почудилось. Но увы. Инхо все же был реалистом, и прятаться от правды, какой бы она ни была, не привык.

Он медленно обернулся, встретился взглядом с абсолютно потрясенным Джунхо.

До чего же не вовремя! И почему его люди не предупредили Инхо о возвращении младшего?! В свое время, пять лет назад, он многое сделал ради того, чтобы избежать самой возможности этой встречи. Поднял кое-какие связи, сумел добиться того, чтобы Джунхо поверил: его тяжело больной матери сумеют помочь только в Израиле. Даже подогнал братцу блестящее предложение о работе в еврейском офисе одной из корейских компаний.

Пять лет! Пять лет Джунхо не было в Корее! Так какого же дьявола его принесло сюда сейчас?! Да еще сразу — на многолюдный прием, где любой скандал может обернуться для их с Кихуном отношений настоящей катастрофой?!

Инхо молниеносно прикинул открывающиеся перед ним невеселые перспективы. Мысленно поморщился, понимая, что наступил момент вскрывать карты. Хотя у него на руках пока далеко не та блестящая комбинация, которую он бы хотел... Ну да он и с худшим готов был бороться и выигрывать, а лучшее, как говорится, — враг хорошего.

Сейчас главное — в самом начале повести себя правильно. Выторговать возможность спокойно объясниться с Кихуном. Инхо был уверен: если предъявить ему сразу не только свою истинную личность, но и все собранные за годы подготовки козыри, Кихун не устоит. Устроит, конечно, скандал, какое-то время пообижается, но вернется. Как минимум — чтобы принять участие в завершительном этапе борьбы с Играми. А там уже у Инхо появится шанс вернуть его себе полностью. Все-таки, за эти годы он хорошо изучил Кихуна и заранее спланировал некие... обстоятельства, в которых Кихун его точно простит.

Ладно. Сейчас так сейчас. Следующий раунд игры начинается.

— Здравствуй, Джунхо. Давно не виделись, — Инхо почти искренне улыбнулся.

Рука Джунхо потянулась к поле пиджака, но тут же он ее и отдернул, видимо, вспомнив, что на прием к Кихуну пришел без оружия. Глаз младшего дернулся, но все же он быстро взял себя в руки. Молодец. Все эти годы явно не прошли для него даром.

— Что ты тут делаешь?!

— О! Этот же вопрос тебе мог бы задать и я, — перестал улыбаться Инхо. — Я тут, видишь ли, хозяин приема. И тебе точно приглашения не отправлял. Но Кихун, как обычно, полон сюрпризов.

— Кихун?! Что ты с ним сделал?! Постой-ка... Ты сказал, хозяин приема?.. Но это же вечер в честь...

— Именно. Позволь представиться. Меня зовут О Ёниль, и я — многолетний партнер Киухна. Кажется, ты должен был обо мне много слышать.

— О Ёниль?.. Но это же... Ах ты сволочь! Кихун знает?!

— Нет. Ты ведь тоже, помнится, не поспешил поделиться с ним тем удивительным фактом, что знаешь личность Ведущего. Кстати, за это я тебе даже скажу спасибо.

— Засунь свое «спасибо» знаешь, куда?! Все эти годы я много думал о том, что... чему стал свидетелем. Но так и не нашел ответа на самый главный вопрос: почему?! Как ты мог?! Как мой любимый старший брат мог превратиться... Вот в это?!

— Тшш, тише, не шуми. Нам сейчас ни к чему лишнее внимание.

— Это тебе ни к чему. А я тебя больше покрывать не собираюсь! И да, пусть у меня нет доказательств того, что вы творите на острове, но уж Кихуну я точно все расскажу. Пусть знает, какую гадину пригрел на груди!

— Он узнает, — Инхо кивнул. — Но позволь мне самому ему все рассказать. На самом деле... Глобально у нас с вами одна цель. И я к ее достижению гораздо ближе, чем вы с ним когда-либо могли бы оказаться.

— Что?! Так ты?.. — в глазах Джунхо вспыхнули облегчение и надежда. — Я знал! Я всегда знал, что мой брат не может быть хладнокровным монстром! Но ты... Ты должен нам с Кихуном все объяснить! И если твои слова окажутся недостаточно убедительны...

— Да-да, я тебя понял. Можешь не утруждать себя лишними угрозами. Я тебе все объясню. Но сперва позволь мне поговорить наедине с Кихуном.

— Если ты думаешь, что сможешь сбежать...

Инхо демонстративно фыркнул.

— Вот еще! Не собираюсь я убегать из своего же дома. Ты можешь остаться, убедиться, что я никуда не денусь. Но обещай не лезть в мой разговор с Кихуном. Это — личное.

— Ох! Вы же... — у Джунхо сделалось глуповато-потрясенное выражение лица, будто он только сейчас осознал, что именно слышал от Кихуна о «Ёниле». В каких они отношениях.

— Мы же, — подтвердил Инхо. — Так что дай мне этот вечер. А завтра, обещаю, я тебе все объясню.

Джунхо неохотно, но все же кивнул.

— Но смотри, если обманешь...

На это Инхо не посчитал даже нужным отвечать, лишь бросил на младшего выразительный взгляд.

Не обманет. Почти все нужные ниточки давно уже собрались у него в руках. Пришла пора их обрезать.

А самых влиятельных, самых «нужных» людей, Инхо выведет из-под удара. Они же еще и окажутся у него в долгу... Уж компромата на «сильных мира сего» у Инхо накопилось немало.

Прости, О Ильнам, но время твоих Игр закончилось. Наступает пора Хван Инхо. Инхо и Кихуна.

Chapter Text

— Ну наконец-то! — когда дверь за последним гостем была закрыта, с облегчением выдохнул Кихун. Он любил многолюдные сборища, любил чувствовать себя в центре внимания, но от больших приемов, таких, как сегодня, всерьез уставал. Да на них и не поговоришь нормально ни с кем для тебя важным! Знай только улыбаться да расточать комплименты всяческим полезным толстосумам и прочим почти незнакомым гостям!

А ему так хотелось поговорить с Джунхо! Рассказать ему, чего он за прошедшие пять лет добился в поисках Игр. Не то, чтобы у Кихуна за это время появились конкретные результаты, но все же... Все же, ему было, что предложить обсудить.

Да и не только в Играх ведь дело! Кихун был просто рад видеть старого приятеля. Кого-то, пусть и не из «нормального» периода его жизни, как он про себя теперь называл время до первых Игр, но все-таки знавшего его еще обычным человеком, безо всей этой статусной мишуры.

Как же Кихуну надоело постоянно изображать из себя «приличного» председателя крупного Фонда! Того, с кем будут считаться рожденные сразу в костюмах и в галстуках акулы капитализма. Годы прошли, но он так и не свыкся с этой ролью. То ли дело Ёниль... Вот уж на ком роль сопредседателя сидела как влитая! Его было даже и не отличить от какого-нибудь урожденного чеболя!

— Ну, как ты добрался? Ты ведь только сегодня прилетел? Какие у тебя планы? Ты к нам вообще-то надолго? Как мама? — Кихун вывалил на Джунхо сразу все накопившиеся у него вопросы. Да, они периодически переписывались через мессенджеры, поздравляли друг друга с праздниками да узнавали, как дела в целом, но все это было не то! Кихуну хотелось нормального, живого общения под бутылочку соджу.

Ха! А Джунхо-то, похоже, отвык от его манеры общаться. Судя по его крайне сложному выражению лица, он даже не мог найтись со словами, не знал, на который вопрос отвечать в первую очередь. Ну да. К Кихуну нужно привыкнуть, это ему всегда говорили все его многочисленные приятели и друзья. И кстати... Как раз пять лет назад, в период общения Кихуна с Джунхо, он вел себя совершенно иначе. Был сдержаннее и серьезнее. Но жить в постоянном напряжении Кихун бы не смог.

После вторых Игр... тогда все стало иначе. Сложнее и проще одновременно. Кихун оказался в тупике, без особых идей, как ему в третий раз выйти на Игры. Что предпринять, чтобы наконец-то их уничтожить. При этом у него не было иных целей кроме борьбы с Ведущим, других стремлений и интересов.

И только Ёниль сумел вернуть его к жизни. Почти сумел воскресить того Кихуна, который, как ему казалось, умер еще на первых Играх.

Да что там! Благодаря ему произошло практически невозможное: Кихун наладил отношения с дочерью! Тот разговор... Он произошел между ним и Ёнилем почти пять лет назад, но Кихун до сих пор помнил почти каждое прозвучавшее тогда слово. Нет, Ёниль вовсе не читал ему морали, не говорил о том, как для девочки-подростка важен отец. Но он задавал такие вопросы, так выразительно смотрел и вздыхал, вспоминая о собственном нерожденном ребенке, что Кихун той же ночью взял телефон и набрал давно уже выученный наизусть номер. Не промолчал, как обычно, услышав голос Каён, а принялся что-то быстро и почти бессвязно рассказывать. То ли извиняться, то ли делиться планами на счастливое будущее... К счастью, Каён у него оказалась умницей. Поняла его и приняла в свою жизнь обратно.

Они с Ёнилем за эти годы уже несколько раз летали в Америку. Кихун с присущей ему честностью и прямотой сразу познакомил дочь с дорогим для него человеком. Каён была, конечно, потрясена, но на удивление легко приняла Ёниля. Наверное, сразу поняла, кому она должна быть благодарна за возвращение отца. За то, что тот наконец взял себя в руки. Еще и неожиданно разбогател...

— Мама... нормально, — вырвал Кихуна из воспоминаний голос Джунхо. Видимо, он решил пойти по самому простому пути и ответить на последний вопрос среди множества прозвучавших. — Ей стало лучше, и она на старости лет занялась языками. Никогда не знала ни одного, кроме корейского, а тут вдруг учит сразу четыре. Постоянно ходит на какие-то занятия, завела себе с десяток друзей.

— Ваша мама — сильная женщина. Мало кто из пожилых эмигрантов находит себе дело в новой стране, — подал вдруг голос Ёниль. Они с Джунхо обменялись сложными напряженными взглядами, и только тут Кихун вспомнил, что до сих пор их так и не познакомил. То есть, с его слов они, конечно, давно знали о существовании друг друга, но виделись-то впервые!

— О, знакомьтесь! — поспешил сказать он. — Ёниль, это Хван Джунхо, я тебе о нем много рассказывал. Он помог мне тогда во второй раз попасть на Игры. Джунхо, а это... мой Ёниль.

«Мой Ёниль»... Да, это было самое правильное, что Кихун мог сказать о своем многолетнем партнере. Своем друге, любовнике... О том, кто стал для него всем. Кто заполнил собой каждую минуту в жизни Кихуна, кто неизменно присутствовал рядом с ним днями и ночами. Присутствовал, даже когда физически не был рядом.

Странно. Судя по его виду, Джунхо вовсе не был рад знакомству с Ёнилем. А по переписке Кихуну казалось, что он в отличие от большинства традиционных корейцев — не гомофоб. Да-да! Кихун и Джунхо со свойственной ему прямолинейностью выложил правду о характере своих отношений с Ёнилем. О том, что на вторых Играх встретил любимого человека, что они теперь вместе ищут Ведущего. Ну а пока — помогают людям в сложных жизненных обстоятельствах, потенциальным жертвам Игр.

— Мы знакомы, — неожиданно ответил Джунхо.

— Что?! Когда это вы успели?

Джунхо выразительно посмотрел на Ёниля, на что тот ответил своим фирменным пристально-тяжелым взглядом. Та-ак. И что между ними происходит?! Подобные переглядки не объяснишь недавним знакомством на приеме.

— Это долгая история, — наконец ответил Джунхо. — Я должен кое-что тебе рассказать. Нет. Мы с... Ёнилем должны кое-что тебе рассказать. Но пусть он будет первым.

Кихун вопросительно посмотрел на Ёниля.

— Да. Есть тема, на которую нам давно уже требуется поговорить, — серьезность тона Ёниля даже немного пугала. — Только не здесь, — он многозначительно посмотрел сначала на Джунхо, затем — на мелькавших где-то за их спинами уборщиков и официантов. — Наедине. Пойдем наверх?

— Сейчас? Но у нас гость. Может, не стоит оставлять его одного? — удивился Кихун. Ведь обычно это Ёниль в их паре следил за выполнением всех формальностей и правил этикета. И чтобы он сам предложил бросить гостя?! Немыслимо!

— Не маленький, справится, — буркнул Ёниль, повергая Кихуна в еще более сильный шок. Да что происходит?! Ёниль никогда раньше не позволял себе такого поведения при посторонних. Насколько же близко они с Джунхо знакомы? И... так в чем они там собрались признаваться?!

— Послушайте-ка. Не знаю, о чем вы, но если вы в прошлом были любовниками, я слышать об этом не хочу.

— Нет! — искренне возмутился Джунхо.

— Он не в моем вкусе, — одновременно с ним фыркнул Ёниль.

— Ну... Ладно. Джунхо, пойдем, я покажу тебе гостевую комнату. Располагайся, отдыхай. А завтра уже пообщаемся как следует.

— Не завтра, — покачал головой Джунхо. — После разговора с... Ёнилем тебе понадобятся и мои объяснения. Я буду ждать вас. И, Кихун... Пожалуйста, не торопись с поспешными выводами. Мы правда сумеем все объяснить.

Кихун вскинул брови, но промолчал. Лишь кивнул, выражая свое согласие выслушать этих двоих. В чем бы там они ни собрались признаваться — хотя бы выслушать.

Они втроем поднялись на второй этаж, где располагались жилые комнаты. Проводили Джунхо в одну из гостевых спален.

Этот дом Кихун и Ёниль купили всего два года назад, но он уже стал восприниматься глубоко личным убежищем. Местом силы и отдыха. Хотя всей обстановкой здесь занимался Ёниль, казалось, что все образы и идеи по благоустройству он вытащил непосредственно из подсознания Кихуна. Создал место, о котором Кихун, даже сам того не осознавая, мечтал всю свою жизнь.

Дом был не то, чтобы большим, но и не маленьким. С просторными помещениями на первом этаже, пригодными для таких вот, как сегодня, многолюдных приемов. С уютными приватными комнатами сверху. С дорогой, но не пафосной отделкой. Дом, который совмещал в себе, казалось бы, несовместимое: в него одновременно можно было и пригласить богатейших людей мира, и комфортно жить, не чувствуя себя при этом в музее.

Хорошие у Ёниля были дизайнеры интерьеров!

Попрощавшись с Джунхо и пожелав ему спокойного отдыха, Кихун и Ёниль наконец остались наедине. Кихун привычно взял любимого человека за руку, погладил по ладони. Ёниль крепко сжал его ладонь в ответ.

Кихун было направился в их общую спальню, как был остановлен словами Ёниля.

— Нет. Давай в мой кабинет. Не хочу, чтобы спальня у тебя потом ассоциировалась... С сегодняшним не самым приятным разговором.

— Что-то вы с Джунхо нагнетаете. Мне уже начинать бояться? — наполовину шутливо спросил Кихун.

— Нет. Если кто и должен сегодня бояться, то это я. Прости. Мне давно уже нужно было тебе признаться. Но я... Я жалкий трус, и все оттягивал неизбежное до последнего. Пойдем! Этот разговор уж точно не для коридора.

Они прошли в личный кабинет Ёниля, где Кихун тут же привычно расположился на подлокотнике любимого дивана. Ёниль подошел к окну. Какое-то время он молча смотрел на ночные огни Сеула, затем наконец обернулся к Кихуну. Выражение его лица заставило моментально подобраться, начать воспринимать все прозвучавшие намеки всерьез. Давно Ёниль не смотрел на него... так. С пугающей мрачной решимостью.

— Я должен признаться, что врал тебе все эти годы.

— Врал? И о чем же?

— Тебе может показаться, что обо всем. Но, пожалуйста, помни, что в главном я не лгал тебе никогда. Мои чувства к тебе... Они даже сильнее, чем ты можешь представить. Я люблю тебя. — После этих слов Ёниля Кихун ободряюще улыбнулся. В искренности чувств Ёниля он нисколько не сомневался. И точно так же любил в ответ. За прошедшие пять лет его чувства ничуть не угасли, напротив, стали глубже, серьезнее. И они оба не уставали говорить друг другу об этом вслух.

Ёниль после короткой паузы продолжил:

— Я действительно попал на Игры из-за болезни жены. Хотел раздобыть денег, чтобы спасти ее и нашего нерожденного ребенка. Но не успел. В остальном... На самом деле меня зовут Хван Инхо.

— В смысле?! — опешил Кихун.

— Когда я впервые называл тебе свое имя, то уже знал, что ты общаешься с Джунхо. Поэтому побоялся, что у тебя возникнут ненужные ассоциации. Представился не настоящим именем.

— Так... Погоди, — Кихун помотал головой. — При чем здесь Джунхо? И ты... Ты что, пять лет прожил под чужим именем? Но как? Ради чего?! И я же... Мы же с тобой ездили заграницу, я видел твои документы.

— Они не настоящие. Хорошего качества, но подделка.

— И зачем?.. Ради чего тебе понадобились такие сложности?! Постой... Как ты сказал, тебя зовут на самом деле?

— Хван Инхо.

— Хван Инхо... — задумчиво повторил Кихун, пробуя новое имя на звучание.

А знакомое, кстати, имя! Хотя если бы Ёниль.. то есть, Инхо, не упомянул в контексте своего настоящего имени Джунхо, то Кихун бы и не вспомнил обстоятельства, при которых уже его слышал. Дало было на первой Игре, когда к нему после ночной резни подошел красный солдат в маске с квадратом, спросил, нет ли среди них человека по имени Хван Инхо. Как Кихун выяснил уже сильно позже, это и был Джунхо, который проник на остров в поисках пропавшего брата. — Ты — брат Джунхо?!

— Сводный. У нас разные матери.

— Но почему тогда... он же искал тебя еще на первых Играх!

— Да. Искал и нашел.

— Не понимаю. — Кихун помотал головой, отгоняя очевидные страшные подозрения. Вот уж о чем он и не думал услышать, отправляясь с Ёнилем в его кабинет для «серьезного» разговора, так это об Играх! О том, что все эти годы жил с... В таком грандиозном обмане! — Ты был там? Но... Не среди игроков? Но как же тогда твоя история с женой и с тем, как ты попал на Игры?

— Как я уже говорил, это правда. Но впервые я попал на Игры еще в две тысячи пятнадцатом году. Как и ты, стал победителем. И тоже как ты — не успел спасти дорогого для меня человека. Между нами вообще всегда было много общего.

— Подожди. Что-то я запутался еще больше. — Кихун поднялся, подошел к Ёни... то есть, к Инхо. Встал на расстоянии двух шагов от него. Пристально посмотрел в глаза. — Так ты хочешь сказать, что впервые попал на Игру чуть ли не за десять лет до нашего знакомства? Стал Победителем, но позже вернулся? Что ты был там и в двадцатом году, и в двадцать четвертом?!

— Да.

— Так тебя специально во второй раз ввели в Игру, чтобы ты... что? Присматривал лично за мной? Неужто ваш Ведущий так меня испугался?!

— Это был не страх, скорее — любопытство.

— Ну конечно! — Кихун не удержался от нервного смеха. — Первый номер! Какой же я дурак! Как вообще мог поверить... тебе. После всего, что произошло с О Ильнамом!

— Честно говоря, меня это тоже всегда удивляло, — не стал спорить Инхо.

Кихуну отчаянно захотелось как следует врезать по его наглой морде. Останавливало только то, что это было лицо его дорогого Ёниля. Человека, которого он любил. Которого, как оказалось, никогда и вовсе не существовало.

Он закрыл глаза, отвернулся.

— Так... И что теперь? Почему вы с Джунхо вдруг решили признаться? Он все это время был заодно с тобой?! С вами?

— Нет. В тот раз Джунхо пробрался на остров незваным. Я неосторожно оставил в одном из своих убежищ визитку игры, а он нашел ее, и когда увидел у тебя такую же, решил поиграть в героя. В этом вы с ним похожи.

— Но ты говоришь, что в тот раз он нашел тебя. И что? После этого стал вашим внештатным агентом? Это из-за него мы во второй раз не смогли выйти на Игры?

— Ты так плохо знаешь Джунхо?

— Я и тебя, оказывается, совершенно не знаю! Говори: это он сливал вам информацию о наших поисках?

— Нет. Не знаю, что он тебе рассказывал о том, как тогда выбрался с острова, но... Мы тогда друг в друга стреляли. Ты видел шрам у меня на груди. И я на нем оставил точно такой же. Он узнал, кто я, но ту нашу встречу сложно было бы назвать братской.

— Шрам на груди? Но ты говорил... Постой-ка! Джунхо рассказывал, что его тогда ранил... Какую именно роль ты выполнял на Играх? Кто ты?! — Кихун подскочил к Ёнилю... к Инхо, схватил его за воротник идеально пошитого смокинга. Посмотрел прямо в глаза, повторил едва слышно: — Кто ты?!

— Ты же и сам уже понял, — улыбнулся одними губами Инхо.

— Ах ты! — Кихун все же не выдержал, дал ему кулаком в морду. Правда, он совершенно не ожидал, что Инхо не станет от него защищаться, что позволит разбить себе нос. Ярко-алая кровь потекла прямо на белоснежную рубашку. Кихун было подался вперед в инстинктивном порыве помочь любимому человеку. Но тут же отшатнулся. Нет. Никакого Ёниля никогда не существовало. И что бы ни говорила эта тварь, все было ложью! Столько лет! Он все эти годы прожил с... даже думать об открывшейся правде было тошно.

Но Кихун все же заставил себя произнести:

— Ты — Ведущий?

Инхо едва уловимо кивнул. Кихуну захотелось завыть, как раненому животному. Убежать, спрятаться в самую глубокую нору, какую он только сможет найти, и там зализать полученные раны. От души погоревать об утраченном.

Но он заставил себя вновь повернуться к Инхо. Посмотреть на него новым взглядом. Попытаться понять, как тот, кого он любил, рядом с кем прожил пять лет, мог оказаться... Неужели он и правда за все эти годы не увидел истинного лица Ведущего?! А там, на Игре?! Боже, как, должно быть, смеялась эта тварь, когда они шли захватывать в заложники его же. А ведь он и сам стрелял по солдатам! Убивал своих же людей...

Новая страшная мысль заставила Кихуна буквально схватиться за голову. Растрепать идеально уложенные перед приемом волосы:

— Игры ведь так и не прекратились?.. И ты каждый год... Когда на несколько недель уезжал якобы по делам нашего фонда... Ублюдок! Что же за человек ты такой?! Как ты мог?! И потом, снова убив сотни людей, ты возвращался ко мне? Смешно тебе было?! Весело?! Знать, что я ищу тебя и хочу убить, и все это время оставаться у меня же под боком?! За что ты так со мной? Почему?!

— Почему?.. Я люблю тебя. Ты мне нужен.— Впервые от этих слов, произнесенных родным голосом, на душе не стало тепло. Наоборот, Кихуна пробрал ледяной озноб. Услышать такое от Ведущего звучало... откровенно пугающе. Он же псих! Настоящий отморозок! Мало ли, что ему придет в голову, лишь бы удержать при себе. И словно бы в ответ на его мысли, Инхо добавил: —
И, Кихун... У меня есть для тебя подарок.

Кихун громко, от души расхохотался. Но горький это был смех.

— У тебя еще хватает наглости говорить о любви?! О подарках?! Да единственный подарок, который мне от тебя нужен: пусти себе пулю в лоб!

— Понимаю. И сейчас не стану навязываться. Но, Кихун... Поверь, мне есть, что тебе предложить. Разве ты не хочешь раз и навсегда покончить с Играми? Не только с корейским филиалом, но и с играми по всему миру?

— Что?! Эта дрянь проводится не только в Корее?

— В том-то и дело, что нет. Когда О Ильнам только придумал Игру, это было... весьма камерное мероприятие. Но многим випам оно понравилось, и они организовали в своих странах филиалы. Теперь Игры — это не только я как ведущий, не только наш остров. Это — разветвленная международная сеть. Ты можешь убить меня, отрубить гидре голову, но на ее месте тут же вырастет новая.

— И я должен тебе верить? — скептически спросил Кихун. Хотя на самом деле уже поверил. Да, такое дерьмо всегда разрастается. Но если он не мог победить даже одного Ведущего, то что ему делать теперь?!

— Ты уже поверил, — верно интерпретировал выражение его лица Инхо. Ну конечно, этот гад слишком хорошо его изучил! И даже не только за последние годы... Он и там, на Игре, показывал чудеса эмпатии. А как чудовищно просто на самом деле объяснялось его понимание!

— Но я могу предоставить тебе доказательства.

— И зачем тебе это? Чего ты вообще от меня хочешь?!

— Всего. Но я уже говорил тебе: мы с тобой очень похожи. И ты, и я в свое время попали на Игру в минуту отчаяния. Стали Победителями, но потеряли того, ради кого выживали. Мы оба вернулись в Игру... и оба хотим ее уничтожить.

— Что?! — Кихун не поверил собственным ушам. Слишком сюрреалистично прозвучали слова Инхо. Кихун даже ущипнул себя за руку в тщетной надежде проснуться.

Вот бы весь этот разговор оказался всего лишь кошмаром! Вот бы не было никакого Инхо, а его дорогой Ёниль не имел бы ничего общего с организаторами Игр. Не оказался бы самой большой среди них всех мразью, тем, на кого Кихун охотился... Суммарно — лет восемь.

— У нас с тобой одна цель. Я тоже хочу уничтожения Игр.

— Пффф! — фыркнул Кихун. — Если бы ты правда этого хотел, их бы давно уже не было!

— Думаешь, это так легко? Вынести материалы за пределы острова? Даже меня каждый раз обыскивают на выходе. Но даже если и собрать доказательства, что дальше? Пойти в полицию? В прессу?

— Ну... Да? — даже Кихун понял, насколько неуверенно прозвучали его слова. — Не станет же полиция игнорировать очевидные доказательства!

— То-то тебя самого выслушали в полиции, — хмыкнул Инхо. — Доказательства по таким делам имеют обыкновение исчезать из хранилищ улик. Уж поверь мне как человеку, который неоднократно отдавал распоряжение замять то или иное дело. Да и так называемая свободная пресса не опубликует то, что им запретят. А им запретят, уж поверь мне. И журналисты, как и слишком любопытные полицейские, смертны. Не у каждого из них есть брат, который сможет их прикрыть. Будь тогда на месте Джунхо любой другой офицер полиции... Сам понимаешь.

— И что ты пытаешься мне сказать? Что бороться с Играми бесполезно?!

— Нет. Вовсе нет. О, я смотрю, ты, наконец, заинтересовался?

Кихун не сдержался, показал Инхо средний палец. И все-таки да, приготовился внимательно слушать. А вдруг хотя бы на этот раз Инхо не обманет? Вдруг у него и в самом деле есть план, как победить Игры? Уж кто как не он владеет о них всей полнотой информации! И если он правда на их стороне...

— Ну, допустим. Я тебя слушаю.

Инхо повернулся к нему спиной. Подошел к спрятанному за картиной сейфу — Кихун знал о его существовании с самого начала, но никогда всерьез не интересовался его содержимым, слишком сильно доверяя Ёнилю, — достал из него несколько пухлых папок.

— Вот. Это то, что ты искал. Здесь собраны более чем исчерпывающие доказательства. И по нашему филиалу, и по другим. Возьми, почитай.

— Ты же говорил, что и тебя обыскивают на выходе с острова, что оттуда ничего не вынести, — съязвил Кихун. Но уже как-то механически, без огонька. С нескрываемым волнением принял папку с доказательствами... А вот сейчас он и почитает, что именно там были за доказательства!

— Может быть, уже позовем Джунхо? Ему тоже будет не лишним ознакомиться с этими материалами.

Кихун лишь кивнул. Он как раз открыл папку и теперь бегло пролистывал ее содержимое. Имена и даты рождения игроков, начиная с... Ох ты ж! Сколько же лет уже существуют эти Игры?! Сколько народу там полегло?! Он, оказывается, даже приблизительно не представлял себе масштабов происходящего. Да там убивали не сотнями — тысячами! Едва ли не десятками тысяч!

А вот и данные служащих: солдат, рабочих, психологов и врачей. Сколько же в этом дерьме всех замешано! Имена сотрудничающих с Игрой полицейских, адвокатов, политиков и банкиров... Многие из них были Кихуну хорошо известны. Черт! Да некоторых он даже принимал в собственном доме!

— Все это весьма впечатляет, но, Инхо, ты же сам знаешь, как работают наши суды. Это все — не доказательства, — раздался вдруг голос Джунхо совсем рядом. А Кихун и не заметил, как тот к ним присоединился.

— Верно. Это еще далеко не все, — в голосе Инхо прозвучало самодовольство. Он явно был горд тем впечатлением, что собранные им материалы произвели на Джунхо и Кихуна. —Доказательства у меня тоже есть, их я храню в надежном месте... не в Корее.

— И давно ты все это собрал? — спросил Кихун. — Почему не пускаешь доказательства в дело?

— Потому что, как я тебе и говорил, мало собрать улики. Нужно еще и придумать, как сделать так, чтобы они пошли в ход, не пропали.

— И как же?

— А вот тут уже требуется настоящее мастерство. Во-первых, нужно найти идеальных союзников. Тех, кто достаточно близок к власти, но пока ею не наделен. Людей с амбициями и с возможностями, достаточно решительных, чтобы они осмелились подняться наверх за счет настолько... сложного дела. Но мало их просто найти, нужно еще и дождаться момента, когда эти люди могут быть максимально заинтересованы.

— Найти, дождаться! А пока что, продолжать убивать ни в чем не повинных людей?! — вскипел Кихун. — Да с этими материалами!..

— Боюсь, что Инхо прав, — едва слышно проговорил Джунхо. — Я много лет пытался добиться от вышестоящих офицеров начала расследования. Но ты сам знаешь, что это так ни к чему и не привело.

— У тебя не было доказательств! — возразил Кихун. — Но с этим...

— К счастью, — перебил его Инхо, — нам не придется делать выбор между опрометчивыми действиями и осторожным ожиданием. Время пришло. Давайте сделаем это. Вместе. Уничтожим Игры раз и навсегда.

— Вместе! — Джунхо поднялся, протянул руку ладонью вверх. На нее тут же положил свою руку Инхо.

Братья повернулись, вопросительно посмотрели на Кихуна.

И хотя в нем все еще жива была ненависть к Ведущему, он тоже поднялся. Накрыл руку Инхо своей. Все-таки тот был не только Ведущим, но и его Ёнилем. Тем, кто просто не мог постоянно врать на протяжении пяти лет. Тем, кто, оказывается, долгие годы собирал доказательства против Игры. Кому отчаянно хотелось еще раз поверить. Дать самый последний шанс.

— Вместе, — наконец подтвердил Кихун. — Но Инхо... Я за тобой слежу. Не подведи.

— Тебя? Никогда, — ответил тот. И в этот момент Кихун окончательно решился поверить.

К счастью, на этот раз — не напрасно.

Они и правда сделали это! Смогли закрыть Игры, как в Корее, так и по всему миру. Это было нелегко, на это у них ушли долгие годы, но они справились. Вместе.

Инхо и Кихун. Кихун и Инхо.