Chapter 1: Глава 1. Человек прогресса
Chapter Text
Войдя в комнату, Виктор первым делом щёлкнул выключателем — свет разлился по пространству тускло, жёлто, как в старых лабораториях. Хотя за окнами ещё не стемнело: вечер просто потускнел, как экран, переведённый в «ночной» режим. Виктор подошёл к балконной двери, раздвинул тяжёлые шторы — ткань шуршала, как лента старой плёнки.
С улицы доносился низкий гул машин, и по ту сторону дороги, возле круглосуточного кафе, где когда-то подавали отвратительный кофе и раздавали бесплатный Wi-Fi, начинали собираться люди. Разодетые тусовщики-подростки, женщины с переутомлёнными глазами, мужчины, чьи лица казались слишком загорелыми для этого времени года. Они курили, переговаривались, останавливались — будто что-то ждали. Или кого-то.
Они с Джейсом ходили туда когда-то. Часто.
Виктор одёрнул штору. За панорамными окнами кипела вечерняя жизнь. Виктор подошёл к ним, не прислоняясь к стеклу, но оказываясь достаточно близко, чтобы всё разглядеть, услышать, как играет уличный музыкант. Тёплый вечер. Вечер, который они не проводят в лаборатории. Давно не проводят. Лампа на столе затрещала — скоро перегорит лампочка.
Он открыл шкаф. Там, между полупустыми вешалками, висел старый рюкзак. Виктор вынул его, бросил на кровать. Рюкзак гулко плюхнулся о постель, ничего не громыхнуло, не зазвенело. Внутри — ничего, кроме варварски сложенной смятой футболки «Академия Пилтовера» и той самой тетради, в которую он когда-то чертил совместные формулы. Формулы, которые теперь назывались «интеллектуальной собственностью Джейса Талиса».
За шторой снова зашумело — начался дождь. Липкий, промозглый, он барабанил по вывеске ближайшей закусочной, по покосившемуся навесу, по оконному стеклу. Дождь ничем не пах. Не было ничего особенного в улицах «после дождя», только обыкновенный петрикор — геосмин, озон. Природно-привлекательная для человека смесь.
Виктор вспомнил, как когда-то дождь пах солью — то ли от набережной, то ли от джейсовой кожи, распаренной, а потом щедро облитой каким-то странным парфюмом, таким же солёным и свежим. Виктору нравилось, но больше он любил запах его средств для бритья, те тоже обладали невероятно приятной отдушкой. Они не касались друг друга — всё ещё играли в дистанцию. Но дождь размывал границы, превращал робость в смелость. Он был везде, он соединял. Он прощал Виктора за то, за что он сам не мог себя простить.
Виктор сел на край кровати.
Виктору казалось, что ему нечем дышать.
Воздух встал камнем в горле, никак не мог выйти через рот, Виктору не получается выдохнуть и носом. Его голова становится одним крупным шаром, готовым лопнуть. Он считает до трёх, трёт виски. Ничего не меняется. Он находится в своей новой реальности, из которой уже не выбраться. Ничего жуткого не произошло.
Он не понимает, что конкретно вызвало у его организма эту реакцию. Всё ведь такое… обычное? Так бывает, когда очень долго ждёшь чего-то неотвратимого. В конце концов, когда оно наконец свершается, не остаётся ничего, кроме пустоты. Странной, чужеродной пустоты.
Сжав телефон в руках покрепче, он устроился удобнее. Глаза слепит от яркого света, Виктор переводит экран в щадящий для зрения режим, снижает яркость. Он пролистывал ленту с ледяной, почти научной сосредоточенностью. Указательный палец двигался с точностью метронома, а взгляд — нет, не скользил, а останавливался, врастал, цеплялся.
Он перечитал ещё раз. И ещё.
Комплиментарно. Постарались же, поспешили выпустить материал как можно быстрее. Слетелись на чужой успех, стараясь выжать по максимуму из инфоповода. Если бы Виктору сказали, что «это просто работа», он бы не поверил. Это не чья-то работа. Это настоящая кампания — со стороны властей города, пиар-акция — для СМИ.
Сначала были только намёки. Едва уловимые сигналы, от которых Виктор отмахивался, как от фонового шума: заголовки вроде «Молодой учёный из Пилтовера — новый голос в технополитике», короткие отрывки интервью университетской газете. Он щёлкал по ним, но не смотрел. Не потому что не хотел — потому что знал, что увидит.
А потом — волна.
The Progress Report
«Джейс Талис — Лицо нового Пилтовера»
«Джейсу Талису ещё нет и тридцати, а о нём уже говорят как о человеке, меняющем Пилтовер. Талис прошёл стремительный путь от лауреата премии Дня Прогресса до основателя собственной компании. Но главное: он стал первым, кому удалось превратить хекстек в инструмент системных изменений — не в лаборатории, а в реальной жизни.
«— Мы спали по три часа в сутки. Иногда вообще не спали. Но у нас было ощущение, что если не мы, то никто», — вспоминает Талис.
Несмотря на сомнения, высказываемые некоторыми экспертами, его вклад в индустриализацию хекстека неоспорим. С запуском программы «Энергия для всех» в северных секторах Пилтовера были обеспечены бесперебойные поставки чистой энергии, а экспорт хекстек-двигателей вырос на 20% за последние два года, согласно данным Гильдии торговцев»
Лицо прогресса. Ну надо же. Звучит красиво, правда. Джейсу ужасно подходит. Хоть и отдаёт коммерческим душком.
Джейс предложил идею.
Его самого сделали идеей.
Виктор вздрагивает, когда читает воспоминания Джейса в этом коротком интервью. Спали по три часа в сутки. Так оно и было. Все эти маленькие воспоминания. Только они двое — против всего мира. Они и их мечта. Виктор помнит. Помнит, как переписывался с Джейсом всю ночь перед сессией. Тот страшно нервничал. Ещё сильнее Джейс нервничал на защите.
Следующее. Виктор читает по касательной, пробираясь через многочисленные хвалебные оды.
«… — Я всегда считал Виктора одним из умнейших людей, с которыми мне довелось работать. Его вклад — неоценим», — признаётся Джейс.
Талис подчёркивает, что его нынешний приоритет — направить технологические разработки в области хекстека на благо всего города. Говоря о предыдущих партнёрах, он отмечает, что в настоящий момент несколько разошёлся с ними в своих взглядах на науку.
«— У нас были разные взгляды на то, как хекстек должен работать для общества»
На лице Виктора ничего не меняется, он и сам чувствует, как к костям приросла кожаная маска подобия эмоций. Так застывают с одним выражением лица андроиды, запрограммированные на нейтральное настроение — они не должны смущать настоящих людей своей гипертрофированной улыбкой.
Неоценимый вклад. Что за мерзкое слово. Оно значит: я оценил, но вслух не скажу. Или: я оценил, но не хочу платить. Или ещё хуже: я не помню, что именно ты сделал, но звучит красиво.
Нет-нет-нет. Джейс ничего плохого не имел в виду.
«Молодой учёный меняет игру»
Виктор не понимает, о какой игре идёт речь. Игре за перетягивание Джейса как каната? О, поглядите, всем хочется оторвать кусочек от учёного, влезть в его ум, повертеть там нужные механизмы, завести, использовать для себя любимых. А потом выбросить, когда надоест.
Виктор много слышал про эти истории внезапно свалившегося успеха. Они падают на голову как снежный ком, сметают лавиной.
Сегодня утром он проснулся так, как просыпался каждое свое утро на протяжении уже многих лет. Чашка дежурного кофе, просмотр рабочей почты. Перед этим всем надо встать и проветрить комнату, хотя не сказать, что воздух с улицы такой уж освежающий. Всё как и раньше. Ободряющих новостей в своей жизни Виктор не ждал уже много лет. Виктор ничего не ждал с тех пор, как финансирование их с Джейсом проекта, грубо говоря, загнулось. Он сосредоточился на том, что умел лучше всего — долгими вечерами заполнять голову отчётами, графиками, статьями, которые всё реже брали даже в журналы Академии. Не актуальный вопрос, Виктор. Знаешь ли, Виктор, тебе стоит бросить твои амбициозные мечты. Единственным человеком, который всё это время играл с ним в игру «тяни-толкай» был Джейс Талис. Джейс Талис — золотой мальчик Академии, гордость Пилтовера, теперь — любимец всех и вся.
Виктор всё ещё смотрел на экран, но уже ничего не читал. Слова сливались в серую массу — фразы о прогрессе, развитии, инвестициях, инновациях, как будто кто-то выбрал из их общего прошлого только поверхностное, только блестящее, и выставил это на витрину. А Виктор знал, как всё начиналось на самом деле.
Они познакомились в университете. Должно быть, так начинаются многие истории о невероятных стартапах, родственных душах, великих начинаниях. Очень красивая затравка для будущей биографической книги.
Тогда они не думали такими категориями.
Он вспоминал: серые залы старого корпуса, пахнущие влажной штукатуркой и тряпьём. Тот первый вечер, когда они встретились — Виктор сидел за одной из парт, уткнувшись в ноутбук, Джейс пришёл поздно, шумный, запыхавшийся, с кофе в одной руке и булочкой — в другой. У них не было даже нужного оборудования. Пришлось потратить годы на то, чтобы строчить бессмысленные статейки на студенческие конференции, прежде чем им доверили хоть что-то серьёзное.
Джейс говорил «мы и наша мечта». Теперь есть он — лицо прогресса и его «сооснователь с неоценимым вкладом».
Виктор помнил, как они ехали вдвоем с конференции, прижавшись друг к другу в трамвае. Виктора клонило в сон, и он, уставший и замёрзший, уложил голову на плечо Джейсу.
Фирменная футболка команды Академии Пилтовера по волейболу. Парфюм с запахом нероли и амбры. Хвойная аллея у больничного дворика. Яблочный сидр, который они оба пили в гостях у Джейса. Много чего он помнил.
Ему не нравилось, насколько Джейс добр к нему. Было в этом что-то извращённое, укоренившееся в нём. Джейса было много. С ним было хорошо.
Виктор почувствовал, как что-то тяжёлое медленно растекается внутри — не обида даже, а то специфическое чувство, которое приходит, когда тебя хоронят при жизни: уважительно, с благодарностью, но насовсем, отказываются от тебя, вымучивают улыбки. Как будто его не существовало — только «сооснователь», только человек, который «ушёл в некоммерческую деятельность». Нет, даже не так. Виктор в миг превратился в кого-то, кого стыдно «показать».
Самое худшее, что Виктор и сам не готов был бы показываться. Он сам отказался.
Виктор откровенно стеснялся фотографироваться. Ему было неуютно рядом с другими — красивыми, улыбающимися, здоровыми. Трость напоминала ему третью ногу, которую некуда деть. Он мог спрятать её куда-то, выйти из кадра, в конце концов. Но толку?
Джейс на фото выглядит потрясающе.
Виктор просматривает фотографию с мазохистским упорством, рассматривает детали. Он понятия не имеет, сколько стоит платье советницы Медарды, но по костюму Джейса пока что может сказать — это парочка его зарплат. Костюм сидит хорошо, это трудно не признать. Сшит по фигуре, пиджак не топорщится нигде, а брюки лишь слегка облегают узкие бедра. Хорошая костюмная ткань. Тёмные гладкие волосы залачены назад. Виктор ловит себя на мысли, что куда красивее было бы едва растрепать их, добавить причёске небрежности, убрав этот напыщенный лоск.
Запустить руку в волосы. Мягкие, гладкие — они переливаются на солнце тёплым каштаном. Погладить разогретую кожу под воротником тугой рубашки на шее.
Так было когда-то.
Об этом стоит забыть.
На руке советницы Мэл Медарды блестит браслет. Стройную красивую шею змеёй обнимает золотое ожерелье. Её рука вовсе не пытается коснуться плеча Джейса Талиса. Красивая.
С Медардой Джейс «сошёлся» несколько месяцев тому назад, поэтому их совместное появление на публике не оказывает на Виктора шокирующего воздействия. Джейс… делает всё правильно. Если хочешь найти себе место потеплее, нужно искать тех, кто держит в своих руках власть. Виктор знал, что Джейс не собирается становиться политиком, о нет.
Джейсу так идёт этот костюм. Ничего удивительного в том, как много и часто Джейса фотографируют, нет. Он страшно фотогеничен. Красивое, чистое лицо, улыбка. Идеал.
Странно признавать это, но Джейсу идёт и быть в окружении всех этих людей. Бизнесменов, политиков, художников и писателей. Джейс Талис может заинтересовать собой кого угодно. Виктор поглаживает большим пальцем экран смартфона, уже без интереса листая остальные фотографии. На них не самый умелый фотограф (вполне вероятно, намеренно подделываясь под папарацци) запечатлел других гостей. Для Виктора они сливаются в одну пёструю и блестящую массу.
Виктор смахивает фотографию и лента несёт его дальше — в дебри жёлтых обсуждений, рекламных постов, ругани пользователей в комментариях, сводки ежевечерних новостей. Люди тратят удивительно много времени на скроллинг новостной ленты. Скандалы, интриги, расследования — тир-лист любого СМИ. Виктор не дурак и догадывается, как это работает. Маленький такой слух — и рейтинги взлетают вверх.
Виктор листает ленту, ожидая, когда заголовки наконец сменятся. Он давно перестал считать, сколько раз нажал на «не интересует», но, как назло, алгоритмы не спешат перестраиваться. Виктор ждёт, когда в новостях объявят о каком-нибудь внезапном штормовом предупреждении, особом уровне погодной опасности. Он, ненавидящий плохую погоду, призывает её как своего внезапного союзника.
Виктор жалеет, что не брал дополнительные курсы по журналистике или хотя бы филологии. Правда, тут скорее подошли бы курсы начинающих пиарщиков. О, несомненно, тот, кто строчит этот памфлет, разбирается в пиаре.
Вот только ничего кроме улыбки, нервной, надломленной, это не вызывает.
Джейс Талис, которого он когда-то знал, стремительно меняет мир вокруг себя.
Он должен быть рад. Он и рад. Но вместе с искренней радостью за Джейса, он ощущает что-то еще.
По телевизору наверняка что-то покажут. У Виктора его нет, но в нынешние времена ты всё равно узнаёшь всё, что должен. Нереально спастись от той информации, которую не хочешь узнавать.
Тем более нельзя никак упустить минуту славы близкого человека.
Виктор борется с самим собой, когда уговаривает себя не перечитывать бесконечные инфоповоды.
Он закрыл статью и не сразу понял, зачем открыл её вновь. Пальцы сами нашли вкладку, будто хотели убедиться, что она всё ещё там — что Джейс всё ещё существует, в этом новом, отполированном виде. Как будто где-то в глубине была надежда: может, он ошибся? Может, в статье есть что-то ещё, что он проглядел? Что-то тёплое, настоящее, обращённое к нему напрямую? Ничего не было. Только фразы, от которых немеют руки. Только схема, выверенная до идеала. Только прошлое, втиснутое в пару строк. Он смахнул браузер и уставился в экран. Иконки расплывались. Он подумал: а если бы он тоже пошёл по этой дорожке?
Забавно, что и этот, новый, незнакомый ему Джейс Талис тоже явно нервничает. Закладывает руки за спину, выпрямляет спину. Поза хорошего мальчика, ну конечно. Виктор запомнил его привычки. Как и Джейс отлично помнит его. Он так думает.
Умных много. Талантливых — на самом-то деле, тоже. А вот упертых, готовых идти до конца, вгрызаться в свою мечту до последнего — нет. Джейс Талис совместил в себе все эти качества.
Джейс был гением. Так скажут скоро наверняка.
Теперь Джейс вряд ли соблазнится холодным бутербродом в столовой. Его новые компания с превеликой долей вероятности предпочитает запивать королевские креветки белым вином, а делает это к часу эдак дня. Ещё немного и золотой мальчик университета привыкнет к этой новой роли. Интересно, слаще ли давиться фуа-гра и трюфелями, чем супом из столовки Академии?
Виктор давит в себе злость.
Как он может злиться на Джейса? Джейс не ранит его. Он не может.
Виктора дёргает вернуться и залезть в комментарии под постом. Он примерно представляет, что там будет.
«Как он держит спину. Это просто аристократическая осанка!»
«Пилтовер не заслуживает его. Он как из будущего»
«Нет ничего сексуальнее в человеке, чем его интеллект»
«А можно я выйду за него замуж или хотя бы на стажировку?»
О нет. Не выйдешь. И вряд ли попадешь на стажировку. Виктор морщит нос. Чувство, как копаешься в чьём-то грязном белье. Или… копаются в твоём белье?
Фотография за фотографией. Джейс на открытии научного форума, в тёмно-синем костюме с неброским галстуком и той улыбкой, которую Виктор так любил. Джейс среди делегатов, с советниками, с писательницей, которую когда-то Виктор читал взахлёб на общажной кухне. Джейс, снятый исподтишка, в полупрофиль, с чашкой кофе и ухмылкой, от которой у кого-то в комментариях случился, видимо, обморок.
Виктор щёлкнул по одному из коротких видео. Джейс что-то говорит, окружённый полукругом жадных, голодных до его слов репортёров. Журналисты хищно тычут ему микрофонами почти в лицо. Он говорит про доступность технологий, про важность прозрачности, про «этичную инфраструктуру» — как-то так, будто эти слова у него на языке не ради смысла, а ради веса и презентабельности.
Иногда его поражала легкость, с которой Джейс вписывался в новое: как будто время срезало с него углы, отшлифовало, вытянуло в правильную вертикаль. Он не стал другим — он стал… более собой. Более официальным, отстранённо-обаятельным, остроумным в меру. Глянцевым. Бесконечно недосягаемым.
Он больше не делал того рассеянного жеста, когда поправлял волосы ладонью. Не краснел, когда не знал ответа. Не смотрел в сторону, когда говорил что-то, в чём сомневался.
А под этим фасадом — всё тот же Джейс. Та же тень усмешки в левом уголке рта, когда брошенная им шутка была не столько смешной, сколько опасно близкой к правде. Та же усталость в голосе на третьей чашке кофе — усталость, которую он когда-то доверял показывать только Виктору. Ах да, Джейс просто пьян. Не устал. Что, успел пропустить пару бокалов игристого? Виктор улыбнулся. Джейс не любит пить.
Когда они виделись в крайний раз, Джейс был каким-то нервным, но воодушевлённым. Он попросил Виктора поддержать его, Виктор поддержал.
Его немного отросшие волосы. То, как он бросил куртку на стул — привычный жест. Он был чуть навеселе, не от вина — от слов, от идей, от вечера, от… от него, от Виктора. В нём было то лёгкое состояние, которого Виктор всегда боялся в нём — когда он слишком красив, слишком жив, и Виктор чувствовал себя неуместным, как ошибка в формуле, как пятно на глянцевой странице.
Он завидовал лёгкости, с которой Джейс шёл вперёд. Способности любить мир — и быть любимым им в ответ. Потому что Виктор — не мог. Потому что когда-то, когда был шанс, он выбрал не признаваться. Не дотянуться. Не позволить. Смолчать. Он запретил самому себе, загнал себя в ловушку, которую никак не отпереть.
«Он им интересен. Он им нравится. Он им расскажет, как хекстек изменит медицину, и они ему поверят. Хотя я это говорил десятки раз — и никто не слушал», — думал Виктор, всматриваясь в видео.
Другое видео. Не интервью, съёмка выступления со сцены.
Вот он — на фоне неона, с микрофоном, с лицом, повернутым чуть вбок: свет падает красиво, тени ложатся подчёркнуто остро. Это не просто свет — это режиссура.
Вот он — смеётся, по-настоящему, но в нужный момент.
Вот он — говорит об «этике в науке», и Виктору становится смешно. И больно. Одновременно.
Джейс стоит с микрофоном в руке, говорит спокойно, с лёгкой запинкой в начале, свойственной тем, кто привык импровизировать и совсем не приучен толкать речи о чём-то по-настоящему важном. Камера дёргается, потом фиксируется, и на пару мгновений видно его лицо — как Виктор когда-то видел его вблизи, утром, сквозь слепящее солнце в общем гостиничном номере с невымытыми чашками на подоконнике.
Он помнит это. Видел сотни раз. А ещё помнит другое, то, что эгоистично оставляет себе.
Сонную тяжесть тела. Запах — не духов, а запах загорелой кожи, волос. Этот запах возвращался к нему в трамвае, в лифте, на чужих улицах. Виктор вспоминал, как эти пальцы касались его запястья, невзначай, но горячо, волнующе. Как тёплая, большая ладонь Джейса ложилась на его спину — в пустой аудитории, в лаборатории, в подъезде дома, когда было темно и нечем было дышать. Он вспоминал, как Джейс уснул рядом на старом диване — плечо к плечу.
Вот только ничего кроме улыбки, нервной, надломленной, это не вызывает.
Джейс Талис, которого он когда-то знал, стремительно меняет мир вокруг себя. Джейс слишком вежливый, чтобы стать по-настоящему великим, и слишком обаятельный, чтобы быть просто обычным.
Он должен быть рад. Он и рад. Но вместе с искренней радостью за Джейса, он ощущает что-то ещё.
Телефон летит на смятое одеяло. Лэптоп на столе гаснет. Виктор встал, прошёлся по комнате, на ходу набрасывая худи на плечи. Он уже и позабыл, что оставил на рабочем месте распечатки из клиники. Виктор ненавидел этот вопрос «на что жалуетесь?», ведь он не жаловался. Но и другая вариация «что вас беспокоит?» его не устраивала.
Его беспокоит Джейс Талис, который неделю не отвечал на звонки, а теперь появился весь в своём новом оперении «человека прогресса».
Каждую неделю — два дня, иногда один, в зависимости от самочувствия, — он ездил в клинику, на окраину города, где не пахло технологиями будущего, зато пахло страхом, бахилами, и разноцветными конфетками из автоматов. Он помогал — по силам. Он, заключённый в своё тело как в тюрьму, был для детей, его вынужденных попутчиков по диагнозу, настоящим супергероем.
Когда-то, ещё в аспирантуре, он мечтал о протезах. Не просто функциональных — интеллектуальных, эргономичных, почти «живых». Для детей с дисплазиями. Для взрослых после травм. Для всех. Он верил, что можно соединить хекстек и нейронные импульсы, настроить, синхронизировать, подарить движение — как самый ценный дар. Он показывал эскизы Джейсу. Горел. Объяснял. И Джейс соглашался, живо кивал, поддерживал.
И ничего не получилось.
Кажется, Совет Пилтовера не интересует дорогие, затратные разработки применения хекстека в медицине. «Бла-бла, вы же понимаете, Виктор, Совет не пойдёт на такой риск, а если что-то случится не так во время ваших тестов, а где вы возьмёте команду? Она у вас есть, Виктор?».
Она могла бы быть. Они могли бы заняться поиском квалифицированных специалистов по всей Рунтерре, но Совету это не нужно. И уж тем более не нужно ноксианке, с которой блистает на фотографиях восхитительно-счастливый Джейс.
Он выключил свет в остальной квартире. Оставил только ночник. Пошёл в ванную. Посмотрел на себя в зеркало. Лицо — худое, острое, чужое. Линии под глазами, тонкая сеть сосудов у виска. Он несомненно теперь выглядел старше, чем есть. Но и в этом было какое-то странное облегчение: отражение, кажется, соответствовало внутреннему ощущению.
Он почистил зубы, глядя в пол. Выпил таблетки. Слишком много, как всегда. От нервов. От давления. От мышечных спазмов. Вернулся в комнату. Лёг, не раздеваясь. Телефон снова выхватил, положил рядом, но лицом вниз. Так лучше услышит будильник. Подушку чуть прижал к себе, как будто она могла удержать его в этом хрупком, зыбком состоянии между сознанием и сном.
В животе — холод. В груди — эхо. В голове — Джейс, снова и снова, как заезженная пластинка. Не в словах, нет. В движениях, взгляде, в том, как он всегда чуть наклонялся, когда слушал. В осознании того, что всё уже совсем по-другому.
Что чувствует человек, которого вырезали из истории? Что чувствует нить, когда её выдёргивают из тканевого полотна? Виктор не может заглушить толпу внутренних голосов. О, нет, голос один. Голос из его прошлого. Забытый. Он хотел бы забыть. Это не голос Джейса, это совсем другой человек, но тоже поверивший в него. Интересно, а что он сейчас думает?
Интересно, когда он встретится с Джейсом в следующий раз и где это произойдёт? Виктору думается, что уже не в лаборатории, а на обложке The Piltover Chronicle. И там будет только один из них.
«Мы обязаны сделать хекстек доступным. Мы обязаны двигаться вперёд. Мы обязаны думать не только о настоящем, но и о будущем», - вот что говорил Джейс Талис.
Джейс любил его.
А он любил Джейса.
Их пути разошлись.
Chapter 2: Глава 2. Обещание
Chapter Text
Виктор не видел необходимости в кулинарных извращениях с утра пораньше, поэтому и теперь ковырял обычную яичницу с помидорами. Он не был сторонником подхода «запихнуть в себя хоть что-то», но и стараться ради самого себя не хотел. Зачем, если аппетит у него уже многие годы слабый. Впрочем, его и не особо будили те годы, когда они с Джейсом могли завалиться в университетскую столовку или ближайшую закусочную. Вернее, это Талис его туда заваливал.
В такие закусочные обычно и ходили студенты. Вон в той, что в паре кварталов от его жилища, ближе к Плаза, очень хорошая живая джазовая музыка. Старая пилтоверская традиция — наедаться под музыку. Как-то Джейс повёл его туда есть какую-то жутко острую еду, сам же не выдержал, а вот Виктору даже понравилось.
Острая еда. Немного безвкусное переливающееся платье певицы в маленьком ресторанчике. Джейс Талис, студент четвёртого курса Академии Пилтовера. Джейс, который приносил ему конспекты в больницу. Джейс, который первым из всех людей устроил ему настоящий день рождения. Виктор никогда не праздновал свой день рождения в компании до Джейса Талиса. Обычно он садился ночью с маленьким пирожным с одной свечкой и тихо встречал праздник имени себя, ещё один прожитый год, ещё один страшно долгий год. Джейс исправил это.
В своём заунском детстве, которое он вспоминал редко, Виктор не знал, что такое настоящая дружба, что такое поддержка, что такое радость от тёплого, обволакивающего тебя всего чувства доверия другому человеку. Оказалось, что доверять — не больно. И любить хорошо. И сами собой как-то крылья вырастали, потому что там, в стенах Академии, дома у Джейса или в кофейне около их кампуса — было хорошо. Верилось, что всё возможно.
Такое оно всё простое.
Судьба решила.
На лекциях профессора Хеймердингера Виктор обнаружил, что его внимание разделено. Половина его разума впитывала информацию, которая очень пригодится на сессии, а другая половина была поглощена Джейсом — тем, как свет падал на его волосы, как он задумчиво покусывал кончик карандаша, когда концентрировался, как иногда, словно чувствуя взгляд Виктора, поворачивал голову и улыбался ему, заставляя пульс Виктора ускоряться. Ну какие тут сомнения, что этот человек может покорить всю Рунтерру?
Возложить на Джейса миссию по завоеванию сердец Пилтовера казалось логичным. Кто, как не он мог справиться с этим?
И, кажется, их общий план удался. Виктору стоило бы порадоваться. Ничего не надо больше решать. Не бороться со своими чувствами, не играть в конкуренцию с придуманными самому себе проблемами. Зачем, если Джейс Талис — человек прогресса по версии пилтоверских СМИ, так идеально вписывается в компанию советницы Медарды?
О, что это, ревность?
Обида?
Что-то внутри него сопротивлялось этому новому Джейсу, слишком легко вписавшемуся в мир, который всегда казался таким чуждым им обоим. Или же он всегда, с самого начала обманывал сам себя? Обманывался, когда думал, что всегда могут быть лишь одни двое.
Телефон завибрировал. Виктор проверил его — уведомление о списании платы за тариф. Он без зазрения совести перевёл смартфон с режим «не беспокоить». Вообще-то так он редко делал. Ещё год назад, когда они с Джейсом вместе работали над совместным проектом, его телефон разрывался от звонков и оповещений — Хеймердингер, Скай, многочисленные помощники и кандидаты в ассистенты, коллеги из Академии. Сам Джейс.
Медленно, даже вяло, налил себе кофе. Кофемашинка — отличное изобретение, хотя вот Джейс умеет варить потрясающий кофе сам.
Виктор вдохнул поглубже. Щёлкнул мышкой, нервно, дёргано. Цифра в папке непрочитанных, свежих писем на электронной почте изменилась. Виктор перешёл, уже догадываясь, что там найдёт. Да, это было оно. Виктор пару дней назад написал пачку рабочих писем, самое главное — наконец вышел на связь с директором детского дома в Зауне. Директор, которую он видел один раз, женщина средних лет, уже с лёгкой сединой.
«Добрый день, Виктор!
«Прошу прощения за беспокойство в столь ранний час. Надеюсь, Вы помните нашу последнюю встречу, когда мы обсуждали возможность расширения медицинского крыла нашего учреждения. Благодаря Вашей помощи, мы смогли обновить оборудование, и наши дети теперь получают квалифицированную помощь без необходимости долгих и изнурительных поездок в центральную больницу.
Однако проблема финансирования стоит острее, чем когда-либо. В последнее время к нам поступают дети с редкими заболеваниями, требующими специального лечения. Наши обращения в Совет Пилтовера остаются без ответа уже третий месяц. Они отправляют нас по кругу бюрократических процедур, которые, как Вы знаете, редко приводят к результату для заунитов.
Виктор, я не стала бы обращаться к Вам с подобной просьбой, если бы видела другие пути. Вы сами выросли в Зауне, прошли через многое и понимаете, каково это — быть невидимым для Пилтовера. Сейчас у Вас есть связи. Я говорю о вашем коллеге, Джейсе Талисе, который, судя по новостям, становится весьма влиятельной фигурой.
Может быть, он мог бы помочь? Хотя бы привлечь внимание общественности к проблемам детей Зауна? Мы устали от бездействия.
С уважением…»
Виктор сжал ручку кружки покрепче. Кружка с изображением мультяшной ящерицы не рассыпалась бы от его хватки в любом случае, но Виктор верил, что скоро почему-то разобьёт её. Не швырнёт о стену, а так, раскрошит собственной же ладонью.
Заун. Его детство. Он вспоминал его редко.
Ему лет примерно десять. Или восемь. Он точно не мог вспомнить. Дома холодно — с отоплением в Зауне всегда было так себе. Простыня съехала, где-то порвалась — он зацепил её во сне ногой. А ноги голые, пальцы замёрзли, кажется, он их совсем перестал чувствовать. В его горле настоящее пекло. Простыл, конечно. А каждая простуда — шажок навстречу смерти.
Смерть — это не страшно. Маленький Виктор думал, что это что-то типа долгого сна. Может даже со сновидениями.
Письмо походило на запоздалое напоминание о том, что он не отдал какой-то старый долг. Дело только в том, что Виктор никогда не воспринимал своё стремление помогать людям как долг. Она не просила денег — они и раньше сами не просили. Она просила другого — слова, действия, поступка, свидетельства того, что он, Виктор, ещё способен говорить от имени тех, кого давно перестали слушать.
Виктор схватил телефон, чтобы позвонить ей, и только тогда увидел, что их общий чат с Джейсом изволил ожить. Сердце заколотило как бешеное.
Проснулся после безумной ночи? Нет, должно быть, просто не хотел беспокоить вчера.
Джейс
«Вик»
Виктор застыл, видя, что Джейс продолжает печатать что-то ещё. Всегда так общался, второпях, разбивая мысль на много сообщений. Сердце куда-то ухнуло.
Джейс
«Ты смотрел вчера трансляцию?»
О, смотрел. И не только её. Он смотрел вообще всё. Видел все фотографии, листал бесконечную ленту, прочитал статьи и мнения их коллег.
Виктор
«Смотрел. Ты хорошо выглядел. Звучал тоже неплохо.»
Джейс
«Прости меня, пожалуйста, я вчера звонил тебе сразу после пресс-подхода, но ты не отвечал, спал, наверно»
«Ви»
Виктор
«Я не спал, Джейс. Я всё посмотрел. Хорошая речь»
Джейс
«Ты не занят сейчас? Мне столько тебе надо сказать!»
«Мне как-то неловко жутко, что так вышло всё. Я сам не ожидал, что всё так получится. Ты видел, что они написали?»
Нет, не пьяный. Скорее всего просто рассеянный. Виктор улыбнулся.
Виктор
«Я всё прочитал»
Джейс
Они пишут, что я «вдохновляю».
(Громко, да, я сам в шоке.)
Виктор
Ты и правда вдохновляешь.
Джейс
«Ты обижаешься на меня, да?»
«Вот я идиот»
Виктор не обижался. Он испытывал… негодование? Странную смесь разочарования, нервозности и чего-то нового.
Виктор
«Хотелось бы обсудить много что»
Джейс
«Я знаю. У меня ведь есть новости»
«Давай встретимся вечером у театра?»
Виктор
«В смысле? Ты не приедешь в лабораторию сегодня?»
Джейс
«Я как-то думал, у нас выходной»
Виктор
«Не понимаю»
Джейс
«Ну как)»
«Давай сходим поужинаем?»
Джейс зовёт его… на свидание? Виктор застыл. Промотал переписку повыше.
Виктор
«Куда?»
Джейс
«В ресторанчик в центре»
Проходит несколько секунд. Виктор закусил губу, почти до крови. Почему-то что-то не так. Что-то происходит внутри него в этот самый момент, переворачивается, а потом оседает на глубине. Какой-то болезненный нарыв, разрастающийся в его душе, ноет и ноет. Виктор стиснул зубы.
Джейс
«Вик, ты не рад что ли?»
«У нас всё получилось, ты хоть представляешь? Давай отпразднуем»
Он очень рад. Но как раньше уже никогда не будет. Правда, Виктор лелеет надежду, что не всё так плохо, как он сам себе накрутил. Что интерес Совета к Джейсу и их разработкам не приведёт к чему-то непоправимому. Виктор выдохнул, стараясь уверить себя в контролируемости ситуации. Сам он ещё может отвечать за себя. Может защитить свои интересы.
И может не остаться в стороне, когда понадобится.
И даже… даже может сходить в «ресторанчик».
Виктор
«Хорошо. Джейс, у меня к тебе будет очень важный разговор. Это касается работы»
Джейс
«Давай в 19:00? Жарко сегодня кстати будет»
Виктор проверил прогноз погоды. И правда, обещают сильную жару. Удушающую. Джейс прекрасно знал, что жару он переносит плохо.
Джейс
«Заеду за тобой?)»
Зачем он это всё?
Джейс Медарда, кстати, звучит неплохо. А Мэл Талис как-то не так впечатляюще.
Виктор отбросил эти размышления. Он устал. Жара, к тому же, ещё усугубит его состояние. Нельзя нервничать. Что толку, если он разозлится на Джейса, надумав себе ерунды? Сначала надо выслушать всё, что скажет Джейс.
Виктор
«Нет, сам доеду»
Джейс
«Хорошо»
«Тогда даже лучше — по винцу»
***
Весь день правда было жарко. А потом пошёл дождь, как обычно бывает в душные дни. Где-то сверкали молнии, громыхнуло пару раз, и всё закончилось. Виктор даже не стал брать зонт, чёрный, тяжёлый, который наверняка бы вывернуло сильными порывами ветра. Ливень быстро сошёл на нет, оставив после себя приятную последождевую свежесть, а также разлитые в его районе лужи. Вода собиралась в лунки, но не расходилась по дорогам, как бывает в шторм. Что было хорошо в Пилтовере, так это вопросы инфраструктуры.
Почему, почему его волновала такая чушь? Когда-то врач прописал Виктору прогулки после реабилитации. До тех пор, пока болезнь не вернулась, и не потребовалась новая операция, а значит, новая, ещё более сложная и изматывающая реабилитация.
Автобус пришёл быстро, а ехать было не так далеко. Возможно, это ему придётся ждать Джейса. Может, он не просто так назначил встречу у театра? Не ходил ли туда на одну из премьер с советницей Медардой, известной ценительницей искусства? Виктор задавил в себе странный, новорождённый порыв ревности. Как нелепо ревновать, если поводов нет. Как бесчеловечно думать сейчас о самом себе, об их с Джейсом отношениях, когда на кону стоит всё, ради чего они работали все эти долгие годы.
Он устало вышел на улицу. С наслаждением отдышался, втянул вечерний воздух.
Виктор шёл медленно, почти сквозь силу. Остановился на углу, так, чтобы не мешать идущим в театр людям. Проводил взглядом несколько пар, образовавших богемные компашки.
Было тепло, но по-неправильному — липковато, вязко, будто воздух застоялся между домами. Асфальт ещё не остыл после дождя, и в каждой лужице отражались фонари, расплывшись мутным, дымчатым светом. В окнах верхних этажей домов плавали силуэты, как рыбки в аквариуме. Запах влажного камня, перегретого металла и суховатых цветов напоминал о лете, которое никак не могло умереть.
Так он оказался чуть в стороне от основного потока, возле старой телефонной будки, давно не работавшей, превратившейся в эдакий экспонат ушедшей эпохи. Пилтоверцам вообще нравилось оставлять артефакты прошлого, как бы выпячивая их, усиливая контраст между славным прошлым и, как казалось самим жителям, весьма ясным будущем. Прогресс — это слово-герб этого города.
Виктор бросил взгляд на чернильную лужу под ботинком, осторожно шагнул назад. Нога, напряжённая, уставшая, ритмично подёргивалась, как как стрелка прибора в ожидании сигнала. Прошёл ещё один трамвай. Виктор машинально считал — третий.
Дождь слегка остудил городские улицы. Теперь Виктор мог даже наслаждаться погодой — он плохо переносил высокие температуры. Лёгкая влага, застывшая в воздухе, волновала кожу. Хорошо. Как целоваться под дождём.
Он без особого интереса посматривал на возвышающееся здание театра Пилтовера. На фасад, украшенный гипсовыми масками с пустыми глазами, на медленно гаснущие прожекторы. Толпа начинала расходиться. Смех, не громкий, но настойчивый, сливался с мягким шорохом одежды, шелестом шагов по плитке ступеней.
И всё же, как бы ни пытался Виктор отстраниться от своих же эмоций, он чувствовал в груди нарастающее напряжение, как перед уколом, которого боишься в детстве. Виктор разглядывал по вечернему элегантно одетых людей, выходивших из здания, просто гуляющих, выбегающих из автобуса, но нигде не видел Джейса. Уже хотел написать Джейсу и поинтересоваться, не опаздывает ли тот, как вдруг Джейс появился со стороны театра.
— Виктор!
Пару раз Джейс чуть не наступил в лужицу, так поспешил. И Виктор замер в одной позе, просто ожидая, пока Талис дойдёт до него. Улыбка не сходила с лица Джейса, как приклеенная. Виктор быстро окинул его взглядом — нет, не костюм. Одет по погоде, а не так, как одеваются даже в жару желающие добавить себе статусности.
Чем ближе приближался Джейс, тем ярче становилась его улыбка и тем счастливее глаза. Что-то хорошее расскажет? Внутри Виктора вдруг тоже потеплело. Как же он привязан и слаб, что готов простить всё и вся за эту улыбку?
Джейс обнял его. Не спрашивая. Снова. Виктору стало жарко — не от погоды, нет. Влажный воздух словно вполз под кожу, сквозь ворот рубашки, за воротник пиджака, обволакивал его металлическую руку, делал её почти живой.
— Стой-стой, — неловко, пытаясь вырваться из жаркого плена, зашептал куда-то в плечо Джейсу он, — Джейс.
— Ну и дождь был еще час назад! Ты его не застал?
— Нет.
Джейс отпустил его не сразу. Клюнул куда-то губами, потёрся ощетинившимся подбородком. Джейс мог бы при желании накрыть его собою, но только придерживал бережно. Выдыхал в щеку, исступленно прижимался губами, но не целовал. Хотя Виктор знал, что хочет. Сам сдерживался. Он знал и то, что если позволит, если переступит вот сейчас, то получит этот поцелуй — полный, долгий, мужской.
Виктор замер. Затем усилием всего тела потянулся к Джейсу. Ещё ближе. Ближе…
— Пойдём, посидим. Я так хотел, чтоб ты вчера со мной был, но меня отпустили только к ночи, ты представляешь? Еле отбился. Кошмар, вот как какие-нибудь актеры или певцы это выдерживают? Это нормально?
Виктор повёл плечами, зашагал вперёд, пока они не стали привлекать внимание прохожих своими бурными объятиями. Виктор не любил публичные проявления ласки к себе.
Они пошли по широкому проспекту, мимо сияющих витрин и приятно шуршащих городских фонтанов. Джейс говорил без умолку — о заседании Совета, о новых торговых соглашениях с Демасией, о том, как его речь приняли овациями. Виктор слушал, и каждое слово ложилось на его душу маленьким холодным камнем. Он не слышал в этом голосе своего Джейса — того, кто мог часами с горящими глазами рассказывать о строении стабилизирующей матрицы для хекс-устройств. Он слышал голос политика, инфлюенсера, Золотого Мальчика Пилтовера, который учился говорить красиво и правильно, подбирая слова, как драгоценности для короны.
— И как тебе внезапная слава? Понравилось?
— Ви-и! — заныл Джейс, — ну что ты? Ты же написал, что всё просмотрел.
— Я впечатлён. «Человек Прогресса» — это прямо… тебе подходит.
— А мне кажется, что они переборщили.
— Джейс, это всё очень здорово, но, — Виктор закашлялся, обращая на себя новый взгляд Джейса, — почему столько шума? Разве ты не должен был просто договориться с Советом о господдержке наших проектов?
Виктор машинально перешёл на более тихий тон, как говорят делящиеся общим секретом. Секретов, кажется, у них теперь ни от кого не было. Эта мысль пугала.
— Но я и договорился. Мы договорились.
— Советница Медарда со мной ни о чём не договаривалась. И игристого ноксианского не пила.
Он даже в вечерней мгле увидел, как сереет Джейс. Как он хмурит густые брови, а губы начинают дрожать от негодования и, очевидно, судорожных пересчитываний умом различных вариантов ответа.
— Вик, — он потёр переносицу, — это не то…
— О чём я подумал? — Виктор хихикнул, — Джейс, я тебя ни в чём не обвиняю. Я хочу услышать пояснений, гарантий, а не… скажи, ты ведь разговаривал с ней о том, о чём я тебя просил поговорить?
— О Нижнем городе?
— Надо же, как хорошо, что ты помнишь.
— Почему мы обсуждаем это на улице? — возмутился Джейс.
— А ты уже подписал что-то, запрещающее тебе разглашать?
Джейс глубоко и тяжело вздохнул.
— Ты меня подозреваешь.
— Потому что я просил тебя! Джейс, у нас мало времени, а ты уклоняешься от ответа!
Джейс остановился.
— Виктор, я не понимаю, почему ты злишься! Ты сам отказался идти со мной.
— А теперь если я появлюсь с тобой где-то, то подмочу репутацию «Человека Прогресса», — фыркнул Виктор.
— Ты? Никогда!
— Да ну?
— Прости, — залепетал Джейс, — прости, Вик! Я не знаю, что случилось, честно, мне так жаль, как-то все глупо получилось, да?
— Ты о чём?
— Про наш разговор неделю назад! И про всё, что дальше! — Джейс заломил брови, тяжело задышал, словно приближаясь к панике.
— Джейс, успокойся. Всё хорошо, просто я…
— Я говорил им о тебе!
— Инвесторам?
— Да каким инвесторам, Ви! Журналистам! — повысил голос Джейс немного.
— Почему тебя волнуют журналисты? — Виктор сам не заметил, как его голос стал твёрже и агрессивнее, — я думал, у нас дела поважнее чем рекламироваться!
Виктор страшно не хотел ругаться. Тем более он не хотел разжигать конфликт на улице. Вина уколола его. Почему они ругаются? Почему он говорит все эти слова? Они никогда так не разговаривали.
— Прости, Джейс, я просто не ожидал, что всё выйдет вот так. Должно было быть твоё выступление, а теперь…
— А теперь вся Рунтерра узнает о нас с тобой и нашей мечте! — это прозвучало так глупо, как звучат детские мечты, озвучиваемые родителям в восторженном порыве перед праздником.
Вот только Джейс Талис давно не был ребёнком. Он был учёным. И, кажется, теперь не только им.
— Вик, — голос Джейса смягчился, как и его взгляд, — я хочу, чтобы мы не ругались. А отпраздновали.
— А есть что?
— Есть, Вик. Доверься мне просто, прошу тебя.
Джейс коснулся его руками, погладил по плечам. И посмотрел так, как может смотреть только он — нежно, любяще. И он позволил себе довериться. Позволил зайти в этот «ресторанчик», простоватый, но очень приятный. Виктору нравился он. Но не в этот день.
Они уселись в углу, в самом уютном углу. Джейс помнил, что именно вот так Виктору и нравилось обедать с ним. Или ужинать. Джейс принялся сразу листать меню, но Виктор заметил, что глаза его нервно бегают туда-сюда.
Виктор смотрел на Джейса, и в груди разрасталась чёрная дыра, в которую проваливались годы, надежды, бессонные ночи. Он хотел, чтобы Джейс сейчас всё понял. Он хотел этого так сильно, что на мгновение ему показалось, будто он произнёс это вслух.
— Виктор, — устав от его молчания, заговорил снова первым Джейс, — я догадываюсь, как всё выглядит со стороны.
— Как пиар акция, — честно сказал Виктор, — но я знаю, что не ты тому виной.
— Получается, что я, — усмехнулся Джейс, — Виктор, неделя просто сумасшедшая была. Давай отдохнём?
— У нас полно работы. Ты знаешь, откуда я сегодня получил письмо?
Джейс отвлёкся на подошедшего официанта. Виктору есть не хотелось совсем, он был до того напряжён, что едва бы смог проглотить даже стакан простой воды со льдом.
Поддался Джейсу, который сиял ярче алмаза и уговорился на бокал вина.
— Прости, о чём ты? Письмо?
— Из Зауна. Помнишь, мы обсуждали с тобой…
— Очистные системы? Улучшенные фильтры? — перебил его Джейс, залезая при нём в телефон и что-то смахивая там.
Виктор замер.
— Нет, я про протезирование. Помнишь, я предлагал попробовать податься на грант с этим проектом? Помнишь тех детей из дома для тяжело больных?
— А! Да-да, — закивал Джейс, наконец откладывая телефон поверх сложенного меню, — знаешь, я с Мэл хотел поговорить об этом. Но там же не только протезирование было, верно? Мы же заморозили те тестирования.
— Потому что Совет не дал разрешения на «такие риски».
— Само собой, что тогда не дал. Но не теперь, — Джейс вытянул тёплую руку к нему навстречу, накрыл его пальцы всей ладонью, а потом сжал, — теперь они согласятся на вообще что угодно.
Виктор не убрал руку, позволив себя поглаживать. Он посмотрел в глаза Джейсу.
— Почему ты так уверен?
— А ты как считаешь сам? Шумиха в прессе им только на руку. А ещё Совет печётся о репутации Пилтовера как Города Прогресса. Это политика, Виктор.
— А ты давно стал экспертом в политических науках? Или не догадываешься, во что нас могут втянуть?
— А почему ты говоришь так, будто мы с тобой марионетки какие-то? Это мы работаем над проектами с хекстеком. И мы в праве требовать свои условия.
Принесли их вино. Джейс поблагодарил официантку, которая, судя по её посветлевшему лицу, узнала его.
— За нашу мечту. И за новые свершения, — произнёс тост Джейс, — и за тебя, Виктор.
Виктор без особой охоты отпил.
— Джейс, прости меня, — извинился Виктор, чувствуя, что где-то перегнул палку, — я просто волнуюсь, что наши с тобой идеи попадут не в те руки.
— Я понимаю — вздохнул Талис, — я понимаю, о чём ты. Но Мэл меня уверила в обратном.
— Ты веришь ей?
— Я ей в какой-то степени восхищаюсь. Если бы не она, мы бы не смогли внедрить технологии в том году…
Вот оно как. Виктор не мог спорить: такой женщиной как Мэл можно было восхищаться. Дело было в том, что Джейс слушал её. Он позволял её ноксианской хватке, её холодному расчёту лепить из него то, что ей было нужно. А то, что было нужно ей, не имело ничего общего с их мечтой, рождённой в пыли и полумраке лаборатории.
— Но ты ведь осознаёшь, что масштабы уже другие? И то, что требует от нас подписать Совет, вероятно, будет содержать какие-то «но»?
— Мне кажется, Виктор, что ты нагнетаешь. Я держу ситуацию под контролем.
У Виктора внутри всё ёкнуло, он отставил бокал. Джейс уверен, что ситуация под его контролем. Пускай и так, ведь его там не было, чтоб делать выводы, верно?
— Ты плаваешь в иллюзии, что советники упустят шанс перехватить контроль над хекстеком!
— Если говорить по факту, то…
— То? — Виктор напрягся.
— Виктор, всё так сложно! Я не знаю, у меня голова гудит. Ладно, твоя взяла. Да, это была инициатива Мэл, чтобы создать инфоповод. Согласись, в этом есть смысл.
— Определённо, — кивнул Виктор, — и это она занимается твоим имиджем?
— Нет конечно, — Джейс засмеялся, — Вик, скажи мне, я что-то делаю не так?
— Я не знаю, что ты делаешь. Но я переживаю.
— Не нужно, — голос Джейса вновь сделался тихим и болезненно-нежным, — вот увидишь, всё не зря. Совет увидит, что нам доверяют люди и согласится на наши задумки.
Виктор понял, что спорить с Джейсом бессмысленно. И постарался остудить свой пыл. Тем более, Джейс ловко надавил на его всё-таки обострившееся чувство голода и уговорил заказать что-нибудь вкусное поесть.
Допустим, он погорячился, Предположим, что ошибся, когда стал стремительно разрезать нить, что связывала их. Весь этот месяц, кульминацию событий которого он вчера переживал, сильно сказался на их отношениях. Теперь ему было больно и горько. Больно от того, как плохо он оказывается может думать о близком человеке. Горько потому, что он всё ещё ощущает, как зыбка стала их связь.
— Вик, — Джейс глянул на него исподлобья, печально и затравленно, — я хочу как прежде. Но лучше. Знаю, что совсем как раньше уже не выйдет, но и хорошо же. Мы вместе…
Виктор медленно, сонливо закивал. Вчера он был уверен, что Джейс в своей голове всё решил. Какой же он, оказывается, параноик.
А спросить напрямую до сих пор не может — слова вязнут.
Их пути разошлись. Как будто бы так. Как будто Джейс, сидящий прямо перед ним, красивый и улыбающийся, статный, идеальный мужчина, умнейший человек Пилтовера — он не с ним. Он не его. Он уже одной ногой там, среди бомонда и в толпе пула журналистов.
— Вместе, — сглотнул Виктор, и, сжав в пальцах приборы, принялся за мясо.
Дальше Джейс принялся рассказывать ему про то, как волновался перед речью, как нелепо и неловко шутил с журналистами, как подбирал слова.
— Я вспомнил, как мы тут сидели как-то, — Джейс отпил вина и скулы его покраснели.
— Было дело. Это когда ты разнервничался на университетском балу?
— Да, после него. Я тебя украл, — подмигнул Джейс.
— Ты украл весь Пилтовер.
— Льстишь! — по-кошачьи улыбнулся Джейс.
— Констатирую факт. А, и слежу за прессой.
Виктор подмигнул. Музыка в ресторане перешла от фортепианной мелодии к лаунжу.
— Вот видишь, ты уже улыбаешься, — мурлыкнул Джейс, и Виктор считал по его мимике, что тот слегка начал пьянеть.
— Джейс, всё очень серьёзно.
— И между нами, — напористо сказал Джейс.
— Безусловно.
Между ними всё серьёзно. Да, Виктор признавал, что у них было всё, что должно быть у двоих людей в отношениях. В партнёрских, романтических, дружеских. И всё было кошмар уже как серьёзно. Виктор для себя определил это ещё тогда в Академии. Определил это, целуя Джейса в первый раз. Решил всё раз и навсегда, там, на дешёвеньких простынях в общежитии.
— Я рад это слышать. Честно, ты меня напугал. Как будто что-то… не так? И я сейчас не про работу. И не про Совет. И не про Мэл. Ой, то есть… прости!
Виктор издал тяжкий вздох, опуская нож и вилку на тарелку.
— Я понял. Ты про наши отношения, — тихо докончил за него Виктор.
— Да. Ты ведь не боишься, что с ними что-то случится?
— А с ними может?
— Они станут лучше!
— Мне казалось, ты всё закончил, — выдавил из себя Виктор.
— Я вёл себя как идиот, — Джейс вновь потянул руку к Виктору, изголодавшись, явно, по касаниям, — всё испортил тогда. Я очень-очень хочу, чтобы все было как раньше. И лучше.
Виктор опустил взгляд в свой бокал. Он не смог допить вино, как-то не лезло. Только из уважения хлебнул ещё. Стало лишь тяжелее.
— Я вот о чём подумал, Ви, — выдохнул он уже счастливо, — а давай ты тоже интервью дашь?
— И кто у меня его возьмёт?
— Ну-у… кто-нибудь. Я, честно говоря, удивился, когда почитал, что там написали.
— Вырезали что-то?
— Шутки! А я думал, что хорошо шучу.
Джейс отлично шутит. И потрясающе красиво улыбается.
— Это нормально — цензура. Кажется, всегда так делают, — как-то уже безучастно ответил Виктор, не находя в себе желания продолжать обсуждать интервью.
— Виктор, мне так с тобой повезло. Знаешь, чего я хочу?
Виктор посмотрел на него. И тогда лицо Джейса превратилось в нечто совершенно магическое — его глаза заблестели, улыбка стала мягкой, как у плюшевой игрушки. И он заговорил тихо:
— Я хочу, Виктор, чтобы мы с тобой… давай съедемся, а?
— Что? — у Виктора дыхание остановилось, настолько неуместно и внепланово звучало это предложение.
— Жить… вдвоём, — ощущая очевидную неловкость пояснил Джейс, то, что было и так очевидно.
«Неужели он действительно не осознаёт? — размышлял Виктор, — Или делает вид, что ничего не произошло? Как это в стиле Джейса — игнорировать реальность, если она ему не нравится».
Они уже когда-то думали, но это было давно, а сейчас Виктор тем более не видел необходимости в совместном проживании.
— Ты не хочешь, да? — устав от долгой паузы, высказал догадку Талис.
— Просто это… неожиданно было. Почему именно сейчас?
Лицо Джейса, до этого сохравнявшее ещё какие-никакие признаки проявлений самообладания, окаменело, он нервно поджал губы.
— Хороший момент. И я давно хотел тебе предложить.
Виктор сцепил пальцы на уголке стола, бестолково посмотрел на опустошённые за ужином тарелки. Его замутило. Он, в своей абсолютной уверенности в том, что для Джейса всё давно окончено, просто не предполагал такого странного поворота. Ещё месяц назад Джейс своими действиями и словами ясно давал понять: «их» в будущем нет. А теперь его ставят перед фактом, что для Джейса никакого охлаждения и не было, что это он сам отдалился. Если это он был всегда неправ? Виктору казалось странным, как Джейс держался — непринуждённо, почти радостно, словно не понимая, что их история закончена. Вот оно как. Джейс старался ради него.
И фотографировался с Мэл Медардой, возможно, тоже ради него. В голове Виктора мелькали образы: Мэл, прильнувшая к Джейсу, её рука почти на его плече, их тихий смех, понятный только им двоим. Боль ревности была нелепа, он знал это, но не мог справиться с ней.
— Я… прости, Джейс. Я рассчитаюсь за свою половину. Но мне пора. Надо кое-что сделать.
— Как… куда? — губы Джейса разомкнулись в удивлении, он едва сам не поднялся вслед за Виктором, — Вик, куда? А как же…
— Уже поздно и я устал, — стыдливо дополнил Виктор.
— Давай вместе. Виктор, я не понимаю, что происходит, что я не так сделал!
Но Виктор уже поглядывал куда-то в зал, выискивая подходящего к ним для расчёта официанта. Лицо Джейса, до этого сияющее, сменилось гримасой недоумения.
— Не в этом дело, Джейс.
— Тебе нехорошо? — Джейс занервничал.
— Слишком много всего… — пробормотал Виктор.
Ему вправду стало нехорошо. Голова немного кружилась, а ещё в ресторане было душновато.
— Понимаю. Виктор, прошу тебя, давай расслабимся. Я вижу, что есть что-то ещё. Верно?
— Да, — сдавшись, Виктор обмяк в кресле, — есть. Но не сегодня. Ты прав. Давай пройдёмся немного.
Джейс утомлённо вздохнул. Но теперь и его настроение, похоже, было испорчено.
Стоило им выйти из ресторана, как Джейс положил руку на его плечо, потом спустил на талию. Джейс прижал его к себе, потянув. Ткнулся губами куда-то в щёку. У Виктора в голове не осталось мыслей. Он обнял его в ответ, ощущая, как же он сильно устал. Они пошли, прижимаясь друг к дружке плотно. Так идут люди под одним зонтом, пытаясь умаститься, чтобы не промокнуть.
— Прости меня, прости за всё, Ви. Я обещаю, завтра же поговорю на заседании о твоём… о том…
— О детском доме и клинике. — напомнил Виктор уныло.
— Да! Обещаю. Ну ты только скажи, пожалуйста…
Виктор прикрыл глаза, потом открыл снова и ответил, уже скорее для того, чтобы утешить разнервничавшегося Джейса. Он ткнулся носом в его шею и выдохнул:
— Да.
Chapter 3: Глава 3. Чудо
Chapter Text
Виктор перевернулся на бок, натянув одеяло. От подушки пахло свежим бельём. И всё такое беленькое, как в облачке лежишь. Он осторожно, словно боясь потревожить сон, пошевелился, вытянул больную ногу, зажмурился. Сон обратно не шёл. Он совершенно точно был не в своей кровати.
Вывод напрашивался сам по себе. Он был в квартире Джейса.
Виктор довольно быстро понял, что вчера вечером ничего у них не было. А ещё голова совсем не болела, хотя ему казалось там, в ресторане, что выпил он прилично.
Виктор машинально потянулся к прикроватной тумбе, желая нащупать там телефон и проверить время, но ничего не обнаружил. Лениво скользнул рукой вниз, куда-то, где могла бы лежать его одежда, но там ничего не оказалось: вещи были аккуратно сложены рядом. Может, ему стало плохо? Нет, всё-таки проблем с памятью у себя Виктор не наблюдал.
Но самое важное осознал сразу. Его совершенно точно раздели, уложили и… всё. Стыдно не было, но было как-то странно пусто. Он прислушался к звукам с кухни. Ничего не слышно.
Виктор сбросил с себя одеяло, осторожно, медленно сел на кровати. Он поднялся. Пижамы на нём не было, но и раздет догола он не был — спал в лёгкой футболке, по всей видимости, не своей.
Осознание того, что он только что сделал, пришло к Виктору не сразу.
Джейс… позвал его жить вдвоём? Они не съезжались в университете, не спешили перевозить куда-либо общий багаж во время работы в лаборатории, в Научном центре, а теперь Джейс вдруг решил, что им это очень нужно. Они поговорят об этом ещё, но точно попозже.
Виктор медленно повернул ручку двери. Музыкальная система на стене молчала, только ездил, шурша, робот-пылесос. Маленький механический помощник проделал плавный круг, а потом стукнулся о дверь. Виктор аккуратно поправил его.
— Доброе утро, — послышался голос Джейса.
Джейс стоял у плиты, посвежевший, в махровом белом халате, словно в отеле. Сразу в голове промелькнул образ: им приходится встречаться в гостиницах, потому что Человеку Прогресса не пристало крутить роман с коллегой-заунитом. Пускай в Пилтовере давно отменили дискриминационные законы, Виктор знал, что стереотипы в головах людей, а особенно высшего света, сильны.
— Доброе.
— Как спалось? Ты так внезапно вырубился, чуть ли не на моих руках! — Джейс мило хихикнул, показывая зубы.
— Давно не пил хорошего вина, — Виктор покривил улыбку.
— Но голова не болит? В ящике таблетки есть.
Виктор не сомневался, что Джейс готов был предложить ему целую аптеку. Но голова, на удивление, правда не болела.
— Не болит.
Виктор бросил взгляд на мягкий стул, гостеприимно отодвинутый для него.
— Бутерброды горячие хочешь? — предложил Джейс, улыбаясь.
От Джейса пахло гелем для душа, свежим, ярким, таким приятным. А ещё кремом после бритья. Загорелая кожа — соблазнительно мягкая. Раньше он обожал ловить Джейса после душа, тереться о него, вдыхать запах кожи.
— Не откажусь, — Виктор уселся за стол, тупо уставившись в лакированную тёмную поверхность.
— Мне неловко переспрашивать тебя… ты же помнишь, что мы вчера обсуждали?
— Помню, Джейс, — кажется, Виктор мог ощутить, насколько тяжело ему говорить.
— Я по-дурацки много извинялся.
— Ничего не по-дурацки. Это я вёл себя неправильно.
Виктор продолжил наблюдать за тем, как Джейс хозяйничает на кухне. Он такой уместный здесь, в этом роскошном минималистичном интерьере, такой правильный, такой шикарный и лоснящийся этой новой хорошей жизнью. Джейс — самый идеальный кандидат на роль лица прогресса. Почему тогда он теперь такой далёкий, если они вместе, если всё разбитое пытаются склеить заново? Откуда взялась эта тоска, которой раньше не было между ними?
Джейс щёлкнул бутербродницей, потом поставил кипятиться чайник. Кофе не лучший вариант сейчас, правда.
— Знаешь, Мэл книгу такую интересную посоветовала.
— Не знаю.
Снова Мэл. Виктор сглотнул горчащую ревность. Оно такое новое, это чувство. Виктор никак не может привыкнуть к нему. Когда-то он и представить себе не мог, что будет ревновать по такой глупости. Как-то не казалось возможным, что между ними с Джейсом что-то встанет. Виктор пытался охладить пыл.
— Да ладно тебе, Ви, ну не хмурься. Ты предвзят к Мэл. Правда.
Джейс накрыл на стол, и наклонившись, оставил лёгкий поцелуй на виске. Виктор вздрогнул. Джейс не целовал его вот так с тех пор, как они повздорили. Джейс такой хороший человек, но всё, что затмевает сейчас мозг — собственные страхи.
На столе оказалась миска с фруктами, тосты, яичница, сыр с грецкими орехами, мёд в прозрачной креманочке. Виктор с наслаждением втянул запах горячих бутербродов. Он страшно любил их. Расплавленный сыр вызывал в нём приступ гастрономического оргазма, хотя по факту, это даже не был самый лучший сыр из всех, что можно найти в супермаркете. Он уже давно не питался «пластиковой» колбасой, но простую пищу любил. Оттого забавляло, как Джейс, такой же ценитель «побыстрее и попроще» пытался втиснуться в чужие вкусы.
— Спасибо за завтрак, — Виктор не сдержал улыбки.
— Я так скучал по таким нашим завтракам, — Джейс сел за стол напротив него, — не представляешь. Приятного аппетита!
— А если предвзят? Что сделаешь? — вернулся к разговору Виктор.
— К Мэл? — Джейс уже откусил половинку бутерброда.
— Ну да.
— Твоё мнение менять не буду, — честно ответил Джейс, — я понимаю всё. Отдаю себе отчёт в том, что она — политик.
— А ты?
— В смысле? — Джейс покосился на него.
— Ну, — Виктор разрезал яичницу, — кто знает, вдруг решишь баллотироваться в советники?
Джейс засмеялся.
— Зачем мне это? Нет, исключено. Какой из меня политик?
Джейс-советник. В белом костюме, идеальный, такой чистый и сияющий. Все взгляды будут обращены на него. Советник Талис — любимый Пилтовером политик и учёный, голос поколения, пример для молодёжи, которой так легко задурить голову. Виктор ковырнул яичницу вновь. Нехотя зачерпнул ложечкой мёд. Советник Талис и его уютный коттедж, в котором он живёт со своей идеальной семьёй. Советник Талис и его красивые детишки. Виктор уставился в горчащую черноту чая. Джейс переборщил и чай правда крепковат.
Советник Талис не будет пить такой чай.
— Ви? — у него перед глазами пощёлкали пальцами, — ты чего это?
— Задумался просто, — Виктор отхлебнул чаю.
— Меня пугает это. Ты часто стал выпадать как будто куда-то. Ты себя нехорошо чувствуешь?
— Не знаю.
Вот теперь Джейс посмотрел на него уже так, как смотрят, подозревая утаивание какой-либо информации. Так смотрят люди на своих близких, когда чувствуют ложь. Джейс чувствовал всё. Слишком хорошо знал его. А он знал Джейса.
— Джейс, у меня сегодня столько дел. Мне нужно съездить в лабораторию…
— Я догадывался, — уныловато произнёс Джейс, — может… тебе помощь нужна, Ви? Давай ты вернёшься, а потом мы заедем вещи твои перевезём. Или на выходных следующих? Как тебе удобно?
— Пока не знаю. Джейс, это правда важно. Мне написали из того детского дома для детей с особенностями развития, вот почему я поднял эту тему вчера.
— Отлично помню. И я пообещал тебе заняться этим вопросом.
— Но людям помощь нужна сейчас!
Нож и вилка с лязгом опустились на тарелку.
— Я при первой же возможности поговорю о финансировании проекта с Мэл.
— Поговори. Это будет куда важнее, чем ваш книжный клуб.
— Ты даже не выслушал, что за книга, — Джейс хихикнул, очевидно, стараясь сгладить неловкий момент.
— Хорошо. Что за книга?
Джейс опустил взгляд, а потом улыбнулся.
— Про теорию элит. Про то, что все лидеры делятся на различные типы…
— Потрясающе. Какой жирный намёк, — фыркнул Виктор.
— Ты можешь обижаться на меня, Виктор, — с напором отметил Джейс, — но я абсолютно серьёзен во всех своих действиях. Я делаю это ради нас. Почему ты не хочешь этого понимать?
— Хотел бы, — Виктор наконец допил чай, но не поспешил за новой порцией, — скажи, ты может поедешь сегодня со мной в лабораторию? Перед Советом успеешь.
— А что тебе там нужно? — отозвался Джейс с привычной лёгкостью, но в голосе послышалась осторожность. — Я думал, тесты у нас на четверг следующий запланированы. Нет?
— Хочу поработать, — ответил Виктор почти сухо.
Он замер, зная, что восторга это решение не вызовет. Уже было такое.
— Помню. Нейросети, которые ты хочешь внедрить в диагностику, — кивнул Джейс и почесал затылок, будто вспомнив. — Сложная штука. А ещё кристаллы…
— ИИ-технологии — лишь малая часть того проекта, который мы можем представить Совету. Джейс, мы ведь работали с хекстеком все эти годы не ради собственного тщеславия. Ради того, чтобы помогать людям. Чтобы облегчить им жизнь. Чтобы ребёнок из Зауна не жил кое-как с устаревшим стимулятором или на инвалидном кресле, а мог ходить. Чтобы у него были шансы.
— На это уйдут годы, — с тихой усталостью сказал Джейс. — Десятилетия.
— Так тебе сказали в Совете, — Виктор поднял на него взгляд, спокойный, но в нём горело что-то упрямое. — А теперь представь: сколько могут проинвестировать в самые современные протезы во всей Рунтерре? Сколько людей могли бы это поддержать, если бы ты… просто сказал им, зачем мы это делаем. Тебе ведь верят. Тебя слушают.
— То есть ты хочешь… — Джейс нахмурился. — Хочешь, чтобы я… продал их?
— Ужасно звучит, — согласился он. — Но это так. Видишь же, какой ажиотаж ты вызвал в соцсетях после презентации? Будем пользоваться этим. Всем — во благо. Люди потянутся к тебе. А потом и к нашей инициативе…
Джейс задумался.
— А не хочешь тогда ты этим заняться?
— Поговорить с Советом? Исключено. Всё, чего я хочу — спокойно работать и знать, что мои идеи не выкинут на помойку из-за нынешней политической повестки.
— Я не позволю, — Джейс втянул носом воздух. — Вик, давай так. Ты поедешь в лабораторию. А я — в Совет. К Медарде. Попробую объяснить, как мы всё это видим.
— Потом мы что-нибудь решим. Вдруг госпожа Медарда не будет настроена на обсуждения политической литературы.
Виктор встал из-за стола.
— Мне грустно от этого всего, Вик.
— Почему?
Джейс закусил губу, будто не был готов говорить вслух. Но сказал:
— Будто мы упускаем что-то важное. Пока спорим. Пока бегаем туда-сюда. Ты в лабораторию, я — на заседание. Мы как будто на разных орбитах.
Виктор проводил его взглядом.
— Я хочу охватить столько всего, а что-то пока не особо получается.
— Я в тебя верю, — Виктор пытался понять, что хочет донести ему Джейс.
— И доверяешь.
— И доверяю.
Джейс усмехнулся немного печально. Потом потянулся.
— Ну, тогда я пойду… спасать мир.
— Только постарайся спасать его поосторожнее, — сказал Виктор, подходя ближе. — Пожалуйста.
— Постараюсь. Ты ведь вернёшься к вечеру?
— Если ничего не случится.
— Что может случиться? — Джейс привлёк его к себе.
— Мало ли, какие методы ты будешь использовать для спасения мира.
— Супергеройские, — Джейс ткнулся губами в его макушку, — ну, знаешь, не буду спрашивать разрешения, чтобы менять мир.
***
От станции «Библиотека» до станции «Зоологический сад Пилтовера» пятнадцать минут. За пятнадцать минут Виктор может прослушать три песни из своего плейлиста, самые любимые и памятные, может успеть прочитать несколько страниц книги, полистать соцсети, в конце концов. Палец норовит кликнуть на синенькую иконку. Время всегда пролетает необычайно стремительно, когда листаешь ленту. Виктор много читал об этом. Читал о том, что современные люди совсем разучились сосредотачиваться на выполнении одного дела, а «сёрфинг» — вредная для мозга вещь. Виктору сегодня без разницы, как проводить эти пятнадцать минут. Необычно длинные, они растягиваются. Виктору не хочется смотреть в окно, ведь ничего нового он там не увидит.
Его аккаунт в этой сети полупустой, состоит в основном из подписок на интересные ему блоги, какие-то стёбные новостные странички и на Джейса. Джейс гораздо более умело ведёт свой блог. Он смог укротить непонятную для Виктора силу, смог постичь этот загадочный навык, похожий на магию: вести социальную сеть.
Виктор помнил эпоху анонимных форумов, когда люди собирались стайками на имиджбордах, в основном для того, чтобы перекинуться оскорблениями. Теперь же люди только говорят, что ценят «анонимность», подразумевая под ней скорее собственную неприкосновенность, нежели опцию скрывать личность. Напротив, все эти микроблоги — маленькие ярмарки тщеславия. Личный бренд. Продать себя повыгоднее, показать с наилучшей стороны.
Каждое слово выверено. Джейс пока так не умеет. Он дурачится, выкладывает очаровательные фото, улыбается. Виктор открывает комментарии под постом.
@JayceTalis
«Оглядываясь назад — понимаю, насколько всё, что я делаю, обязано людям, которые были рядом. Некоторые из них — больше, чем просто соратники. Спасибо тем, кто когда-то поверил. Кто не испугался трудностей. Кто остался, даже когда было страшно.»
Джейс слишком честный, чтобы играть в медиа-игры. Слишком умный, чтобы быть обычным. Недостаточно богат, чтобы вписаться в мир, в который ступил одной ногой. Вот в чём дело. Джейс всегда «слишком» и «недостаточно» одновременно. Даже для него самого. Виктору больно признавать это.
Пост вышел утром, как будто рассчитан на то, чтобы его прочитали под кофе. Уже через полчаса он разлетелся по аккаунтам. Имя Джейс Талис — в трендах.
@N0HexJustFlex
Окей, но как ты умудряешься выглядеть как модель и одновременно говорить про импланты в мозг??? #JayceSimp
Виктору физически неприятно от этих комментариев. Что они видят в Джейсе? Говорящую голову? Надо сказать, очень привлекательную.
@Inventrix_21
Поздравляю, потрясающее выступление! Надеюсь, новую инициативу не постигнет судьба старого проекта…
Виктор сжал челюсть. Он знал, о каком проекте с такой насмешкой писал комментатор. О том, что они разрабатывали втроём, ещё до всей этой медиа-кампании. Проект, который пришлось закрыть, потому что Совет нашёл его «слишком затратным». Или, может быть, «слишком прогрессивным». Одно и то же. Всё, что выходит за рамки, — пугает.
@eth1xian
Всё очень красиво, конечно. А можно поподробнее, кто инвесторы и на чьи деньги ты это устроил? Или опять «для людей», а в итоге как всегда.
«Как всегда». Да, так и бывает.
@gilded_rose
Чудо и гордость Пилтовера. Спасибо за свет, который вы несёте.
Половина комментариев смешит, другая — вызывает недоумение и раздражение. Виктор пролистывает вниз. Загружаются ещё комментарии. Что ж, может быть, хорошо, что Джейсу пишут столько приятных комментариев. Виктор искренне не хочет, чтобы Джейс читал негатив.
И, как Виктор и ожидал, поездка была короткой и пролетела незаметно, пока он читал ветку.
Виктор шёл не торопясь. Его шаг был чуть неровным, но уверенным, как у человека, который слишком хорошо знает дорогу, поэтому следует как робот по выставленному маршруту. Впереди уже виднелось здание Научного центра Пилтовера — высокое, с остеклённой галереей, за которой угадывались мерцания лабораторного света. Он почти машинально вытащил пропуск, проверил — и снова сунул в карман. Ничего не забыл. Уже хорошо. А вот Джейс частенько забывал пропуски, поэтому Виктор в какой-то момент сам стал напоминать ему.
Внутри Центра было прохладно. Он почти сразу свернул в левое крыло, где раньше располагалась их лаборатория с Джейсом — теперь тут осталась лишь пара отделов, не имеющих отношения к хекстеку. Их с Джейсом совместную работу давно переместили в отдельный опен-спейс, и Виктор был даже рад этому: их редко кто тревожил.
Этаж убирали. Из-за угла доносилось характерное гудение пылесоса. В нём был определённый ритм, механический, немного глухой, как у старых моделей. Он мельком увидел уборщицу — пожилую женщину в униформе, что-то тихо бормотавшую по телефону. Завидев его, она подняла глаза и кивнула.
В Центре сегодня было не так много сотрудников. На этаже было тихо. Лифт мигал кнопкой вызова, должно быть, сломавшейся. Несколько сотрудников прошли мимо, не заметив его — Виктор не обижался. Он был фигурой здесь известной, но не из тех, кого окликают с улыбкой. Слишком замкнутый, слишком прямой, слишком… Виктор. Иногда это работало в его пользу.
Он написал Скай, которую заранее предупредил, что приедет. Мисс Янг не отличалась склонностью к переработкам. Она ценила своё время, понимала, где грань между жизнью и работой. Но в последние месяцы брала дополнительные смены, оставалась допоздна. Не из-за давления. Не ради карьерных амбиций. А потому что верила — в проект, в идею, в то, что делает Виктор. И, возможно, в него самого. Хотя он никогда не спрашивал напрямую.
— О, вы уже тут, — Скай просунулась в проём, прижав к груди планшет. Волосы собраны в небрежный пучок, в ушах — крошечные наушники, — я не ожидала, что придёте поработать сегодня. Хорошо, что предупредили, а то я уйти пораньше хотела…
— Сам не ожидал, — ответил Виктор, открывая ноутбук и разворачивая таблицу на весь экран, — я ненадолго.
Он даже не повернулся к ней, только едва кивнул. Скай, кажется, как-то замялась.
— Это по поводу ZaunCare? То, что вы обсуждали с мистером Талисом?
— Да. То есть, не совсем. Я сегодня собираюсь с визитом… кое-куда. Мне нужно захватить с собой прототип.
— Вы имеете в виду первую сборку? Которая в кейсе?
Виктор кивнул.
— Маленький прототип. Только мышечная группа. С управляющим кристаллом.
— Это не самый надёжный образец. Так говорил мистер Талис, — Скай шмыгнула носом, потом поправила сползающие очки.
— Зато самый незаметный и аккуратный, — отозвался он. — куда лучше, чем громоздкие аугментации из прошлого. Он не потребляет энергии извне. Управление минимальное, интуитивное.
— Он же планируется для ребёнка?
— Да. Но не только. Он подаёт локальные импульсы к атрофированным нервным окончаниям, усиливает естественные сигналы. В тех случаях, когда проводимость нарушена, но не утрачена полностью, — это может быть шанс.
— То есть… это же даже не полноценный протез?
— Это прототип, — напомнил Виктор. — Он поможет тем, кому трудно двигаться самостоятельно. Дети с дисплазией, с частичным параличом в раннем возрасте. Те, кто уже не в состоянии ходить, но у кого ещё можно вернуть моторику. В определённых условиях. С терапией. Со временем.
— Звучит восхитительно!
— Мы упростили конструкцию до предела. Управление теперь встроено, всё питание от хекс-кристалла, он реагирует на микроимпульсы. Пара внешних проводов — тоньше волоса. Эргономика. Но вряд ли позволит снизить цены на них…
— Мистер Талис говорил, что это нестабильно, — повторила Скай.
— Он прав. — Виктор посмотрел на неё спокойно. — Этот модуль не идеален. Его легко повредить, кристалл нестабильный. Но он не требует внешнего питания, его можно вживить. Вот с этим и проблема… нужны тесты. На органике.
Скай закусила губу. На её лице появилась и сразу же исчезла тень страха и сомнений.
— Вы хотите просто продемонстрировать? Что у нас что-то есть?
Виктор облизал суховатые губы. Кондиционированный воздух всегда превращал их в пустыню.
— А потом я хочу, чтобы Джейс выступил с докладом для Совета.
— Совет в прошлом году смотрел на наработки… и не дал финансирования.
— А теперь даст.
— Вы не сдаётесь…
Скай скрылась, а потом вернулась с кейсом.
— Спасибо, — Виктор подошёл к столу и провёл рукой по шершавой поверхности кейса. Он знал этот рельеф: жёсткий пластик, ударопрочный, выдержит и падение, и попытку взлома. Он сам настаивал на том, чтобы для таких образцов использовались только кейсы без электронных замков.
Скай не отходила. Она стояла чуть в стороне, сцепив пальцы перед собой, и смотрела, как Виктор отщёлкивает замки.
— Вы уверены, что… — она оборвала фразу. — Простите.
Виктор поднял взгляд. В его глазах не было ни раздражения, ни усталости. Только устойчивая, сдержанная решимость.
— Я не могу быть уверен ни в чём, Скай. Но я точно знаю, чего не хочу: чтобы дети в Зауне продолжали жить так, как будто они ошибка. Я не хочу, чтобы надежда была доступна только тем, кому повезло родиться в Пилтовере.
Скай кивнула.
— Если хотите, я могу помочь донести его до выхода.
— Спасибо, но я справлюсь. Он лёгкий. И… это важно для меня — нести его самостоятельно.
В его руках была технология, ещё не получившая одобрения Совета, ещё не прошедшая сертификацию, ещё не защищённая ни одним законом. Но она была. Настоящая. Работоспособная, Виктор был уверен на 120% процентов. Маленькая мышца, встроенная в биосовместимый корпус. Синтез мечты и упорства. Синтез технологии и почти настоящей магии.
Чудо.
Chapter 4: Глава 4. Лицо науки
Chapter Text
Костюм сидит на Джейсе так, словно его в него вшили насильно. Это странное и новое чувство, вызванное то ли волнением, то ли многолюдностью, которую Джейс не особо любит. Не так как Виктор, по-своему. Но Виктора здесь нет. Здесь только кресло, и вспышки, и воздух, который вяжется в узлы. Кондиционер пышет так, что губы мгновенно превращаются в пустыню.
Пресс-центр встретил Джейса гулом голосов и мерцанием экранов. Здесь всё дышало напряжением: операторы с камерами, ассистенты, постоянно передвигающиеся между столами, журналисты с телефонами и планшетами, готовящиеся накинуться на него будто охотники на добычу. Ему улыбаются, но не ему — его проекции. Пресс-офицер шепчет: улыбайтесь, не опускайте подбородок. Камера любит, когда виден подбородок. Можно подумать, камера — это влюблённая женщина.
В зале пахнет кофейной пеной от автомата в коридоре. Пахнет различными духами. Джейсу отчаянно хочется выпить ещё воды из кулера. Запахи лезут в рот, а пить воду — значит, дать всем увидеть, что не особо-то ты следишь за собой. Мэл сказала, что лучше сейчас не попадаться на чью-то камеру.
Мэл Медарда ловит его рядом с дверью, ведущей на лестницу. Она не хочет, чтобы он что-то перепутал, поэтому повторяет свои инструкции как преподаватель студенту забытую им тему. Они перекидываются словами, скомкано, быстро. Она делает ему пару комплиментов, таких же дежурных.
Джейс взглянул на свои руки. Они казались чужими, слишком холодными, слишком сухими. Вздохнул, закрыл глаза на мгновение. Представил Виктора — спокойного, собранного, уверенного. Почему Виктор всегда так упорствовал и отказывался от публичных выступлений? Джейс прислушался к звукам вокруг: приглушённый гул голосов, мерцание камер, скрипы микрофонов, короткие команды ассистентов. Каждый звук будто подталкивал его вперёд и одновременно держал в оцепенении.
Он начал говорить ещё до того, как камеры включились. Это всегда происходило именно так: небольшая разминка, пара дружелюбных шуток, почти касающихся темы, — и только потом он ловил взгляд одного из ассистентов и ждал лёгкий кивок. Свет усиливался. Тишина сгущалась. Слова обретали форму.
Джейс никогда не представлял себя в подобной ситуации раньше. Он даже не мог правильно поставить собственный голос. А теперь в нём зародилось и спешно вырастало что-то новое. Некое упоение тем, что все микрофоны и камеры направлены лишь к нему. Все собрались ради него. Ради его ответов. Ради сенсаций, разумеется, тоже, но куда без этого? Джейс беспокоится о том, не переборщил ли он с парфюмом. Мэл научила его, что душить надо затылок, а не обливаться полностью.
Он заметил, как одна из журналисток, та, что из The Progress Report, делает пометки. Молодой парень рядом с ней — скорее всего, стример или блогер — что-то пишет в планшет, не отрываясь от трансляции. Джейс уже привык к этим взглядам, к тому, как его сканируют — оценивают не только слова, но и то, как он держится. Одежду. Мимику. Паузы. Всё может стать новостью. Ну или мемом. Джейс не против посмеяться над самим собой. Виктор тоже… оценит.
Он начинает речь. Слова выверенные, вызубренные, но с долей импровизации. Его слушают внимательно, и он расслабляется.
— Эта инициатива касается не просто технологий. Она касается человеческой свободы. Свободы двигаться. Работать. Быть полноценной частью общества — даже если когда-то врачи говорили, что это невозможно.
Мэл, сидящая по правую руку, улыбается. Ему не нужно смотреть на неё, чтобы знать это. Он чувствует её лисью улыбку. Одобряющую.
Он в своей же голове слышал, как Виктор сказал бы: «Не обобщай. Сформулируй точнее».
— Мы протестировали первую версию протеза в лабораторных условиях. Он вживляется в позвоночник, не требует внешнего источника энергии, стимулирует повреждённые или ослабленные участки нервной ткани. Мы всё ещё на этапе ранних испытаний, но уже есть результаты, и они — впечатляют. Это не коммерческий проект, — говорит он, — это проект будущего. Мы ищем не прибыль, а партнёрство. Мы не продаём, мы предлагаем.
«Мы»
Он так и не решил, кого включает в это «мы». Себя и Виктора? Себя и Совет? Себя и тот образ, который все хотят в нём видеть?
— Пожалуйста, — кивнул он, приглашая к вопросам.
— Мистер Талис, как вы собираетесь обеспечить прозрачность распределения инвестиций в этот проект? В прошлом подобные инициативы сталкивались с обвинениями в лоббизме.
Джейс чуть склонил голову, внутренне собираясь.
— Мы создали независимый наблюдательный совет, — сказал он, следя, чтобы голос звучал твёрдо. — В него вошли представители власти, университетов, клиник и общественных организаций. Все финансовые отчёты будут публиковаться ежеквартально.
О, он ужасно плох в экономике! Но никому это не нужно знать. Джейс умоляет бурю внутри себя утихнуть. Но его голос даже не дрожит.
— Мистер Талис, — продолжил журналист, — есть мнение, что ваш проект в первую очередь рассчитан на пилтоверскую элиту и не затронет проблемы нижних районов. Что вы на это ответите?
Зал на секунду притих, а у Джейса в висках будто что-то щёлкнуло. Нижние районы. Заун. Слово, которое невольно вернуло в память серые, влажные улицы Подгорода… и его Виктор.
Он почувствовал, как во рту пересохло.
— Наоборот, — сказал он чуть медленнее, чем прежде. — Главная цель программы — охватить те территории, куда сейчас не доходит ни современная доступная медицина, ни новые технологии. Это личный вопрос для меня.
Пауза. Ещё более долгая и красноречивая, чем после предыдущего вопроса.
— Ваши публикации в соцсетях иногда выглядят как личные заметки. Вы не боитесь, что это подорвёт образ серьёзного исследователя? — мягко интересуется молодая девушка в первом ряду, и в её жестах есть та тихая насмешка, которой опасается Джейс.
Какая бестактность. Но он был готов.
Он отвечает, что наука — это тоже личное. Что мы живём в эпоху прозрачности, и нельзя больше отделять человека от учёного. Что общество доверяет тем, у кого видно лицо, не только должности и титулы. Он говорит это, но горло уже сводит. Джейс думает о том, что Виктор не подписан ни на один его аккаунт.
Минуты идут, но для Джейса они как будто застывают: они слякотной жижей тянутся и высыхают на свете светодиодов на потолке. Кто-то спрашивает о грядущих коллаборациях, кто-то о его детстве. Он рассказывает отрепетированные куски про скромное происхождение, про мать, которая работала без выходных. Это похоже на правду, но не на ту правду, которой он дышит. Настоящая состоит из белого утреннего света в кухонном окне, из кашля Виктора, из запаха дешёвого порошка на его свитере, который Виктор носил в студенчестве. И эта правда плохо продаётся. Виктора в новом уравнении нет, потому что…
Почему?
Первые аплодисменты отзвучали, как дробный дождь по стеклу — быстрый, очень напряжённый.
Джейс оглядел зал. Ряд за рядом — лица, которые он знал только по фамилиям в статьях и по безупречно, даже отвратительно постановочным фотографиям в новостях. У кого-то уже были подняты планшеты, кто-то жадно листал записи, а в третьем ряду женщина с ярко выкрашенными волосами подняла руку первой.
— Мистер Талис, — голос её был чуть резче, чем у её коллег, — вы говорили о необходимости взаимного сотрудничества между Пилтовером и Зауном. Но, как мы знаем, предприятия в Заунской промышленной зоне обвинялись в превышении допустимых норм выбросов. Как вы можете гарантировать, что новые разработки не усугубят экологическую ситуацию?
В пресс-центре поднялась едва заметная волна интереса — головы обернулись, камеры чуть приподнялись. Джейс сдержанно кивнул, опуская ладонь на край трибуны.
— Я понимаю ваши опасения, — начал он, подбирая слова, сглатывая комок, — но это вопрос будущего. Сейчас слишком рано говорить об экологических вопросах…
— А как быть с безопасностью? — спросил кто-то из зала, мужской голос, уверенный. — Вы внедряете технологию в позвоночник. Ошибка — и человек может остаться парализованным.
Джейс выдержал паузу. Они с Виктором обсуждали это столько раз, но к единому варианту ответа так и не пришли. Что сказать?
— Мы это понимаем. Именно поэтому работаем с самыми надёжными экспертами. Мы не выходим за рамки этики. Мы идём в ногу с ней.
Слова даются Джейсу тяжело. Он знал, что этот вопрос прозвучит. Ждал его. Он вообще часто ждёт, что его спросят о том, что беспокоит и его самого. Как глупо. Вот был бы здесь Виктор, не пришлось бы одному отдуваться. Не пришлось бы говорить о том, о чём гораздо лучше скажет Виктор.
Когда-то он спорил с Виктором об этике их разработок, а теперь не может подобрать правильных слов.
Он делает ещё один вдох. Глубокий. Спокойный.
— Я не прошу вас верить на слово. Я прошу — следить за нами. Проверять. Спрашивать. Мы открыты. Мы не обещаем чудо, но мы к нему приближаемся.
— Мистер Талис, а как вы видите ситуацию в будущем с вашими разработками? Считаете ли вы, что они требуют изменений в законодательстве?
Джейс выпрямился, попытался прокашляться, не размыкая губ. Он знал, что на него посыплются сложные вопросы.
— Разумеется, — ответил он, — любые технологии, выходящие за рамки привычного, требуют обновлённой правовой базы. Это не издержки, это — необходимость. Закон должен идти в ногу с прогрессом. Иначе он начинает мешать, а не защищать.
Он почувствовал, как пул напрягся. Этот тон, немного вызывающий, немного обличительный — он не всегда был уместен, но сейчас, пожалуй, сработает. Он позволил себе шаг вперёд от трибуны — будто сокращая дистанцию между собой и залом. И между собой и тем, кому эти слова, возможно, были адресованы в первую очередь. Мэл замерла, глядя на него неотрывно.
Он заметил, как кто-то из журналистов отложил планшет и впервые просто смотрел.
Ты бы снова сказал, что я слишком пафосен, — подумал Джейс. — Но ты бы слушал. Потому что ты — из тех, кто тоже верит в невозможное, если его можно рассчитать и собрать своими руками.
— Ещё вопросы? — спокойно бросил он, поднимая глаза в дальний конец зала. Руки поднялись почти сразу.
— Господин Талис, вы говорили о необходимости кооперации между Пилтовером и Зауном в сфере безопасности. Но что, по-вашему, должно быть в основе доверия между городами, где столько лет были конфликты?
Но слова уже изменили его дыхание. В голове будто щёлкнуло — картинка: Виктор в старом лабораторном халате, перехватывающий ручку у него из руки, чтобы исправить формулу. Влажный свет лампы, запах пыли и их недоеденного ланча. И Джейс вдруг понял, что на миг забыл, где находится — только этот шумный зал вернул его обратно. Он толкал себя с моральным насилием вперёд, не выдерживать паузы, не застывать как застигнутый невыученным вопросом на экзамене студент.
— Контроль будет многоуровневым, — ответил он ровно, глядя прямо в зал. — Финансовые отчёты фонда, независимые аудиторы, регулярные проверки городской комиссии и Совета. Прозрачность — наш приоритет.
— То есть вы утверждаете, — подхватывает кто-то слева, — что ваш интерес в этом проекте чисто профессиональный?
Его пальцы невольно смыкаются на папке с речью, уложенной на трибуну. Он чувствует, как в горле становится чуть суше.
— Я утверждаю, что город нуждается в этих переменах.
— А слухи, что у вас есть… личная мотивация? — этот вопрос обронён почти вполголоса, но он подхватывается эхо в зале. — Что всё это — попытка помочь конкретному человеку?
Джейс на долю секунды замер. Он тут же понял, что сейчас решается, какой заголовок выйдет завтра утром. Перед глазами — лицо Виктора, усталое, тонкое, с тем взглядом, от которого невозможно отвести глаза.
— Я, — начинает он, и голос чуть хрипнет, — верю в то, что технологии и ресурсы города должны работать на всех, а не на избранных. Если кто-то воспринимает это как личную заинтересованность… возможно, это лишь доказывает, что мы слишком редко вкладываемся в людей по-настоящему. И что нам нужно поработать с тем шовинизмом, который существует в нашем обществе. Я…
— Это вопрос не по теме, — вмешивается его ассистент и Джейс выдыхает.
Сердце начинает биться в желудке.
— Последний вопрос, — объявляет ассистент. Последний — значит, можно перестать держать подбородок так высоко.
— Чем вы гордитесь больше всего? — спрашивает женщина с яркими волосами. Она задаёт вопрос без нажима, но так, что никакое «мы» здесь не годится. Тут надо говорить о себе. Это шанс. Шанс для цитаты.
Джейс подаётся вперёд. Он говорит, что гордится командой (опять), гордится тем, что вдохновляет молодых учёных. Камеры жадно фиксируют его слова. Никто не спрашивает, гордится ли он тем, что Виктор всё реже возвращается домой до полуночи. И правильно — этого не укладывается в выписанный Мэл образ. Мэл искусный художник.
В коридоре намного темнее. Воздух всё ещё пахнет кондиционером, как в гостиницах. Когда дверь в зал захлопывается, звук режется слишком отрывисто, а после тишина, и в этой тишине вдруг можно продышаться. Только теперь Джейс осознаёт, что ладони влажные и что стакан, который ему налили во время пресс-конференции, остался нетронутым на столе. Что ж, возвращаться за водой это совсем глупо.
Телефон в кармане молчит. Виктор не писал. Или писал кому-то другому — у Виктора есть право молчать, большая привилегия, более значимая, чем любая из его медийных побед.
Джейс идёт к выходу, чувствуя, как галстук всё ещё тянет горло — маленький, но удушающий поводок.
Джейс не осознал даже, как сначала выпил один пластиковый стаканчик, потом второй, потом третий. Проклятие какое-то, не иначе. Всё-таки разнервничался.
— Справился на отлично, — Мэл как всегда подкралась тихо. Её голос был низкий, с лёгкой усмешкой, но сдержанный. Она умела вкладывать в интонацию ровно столько одобрения, сколько считала допустимым для их нынешних отношений — ни грамма лишнего.
Джейс обернулся и кивнул, будто в знак благодарности, но при этом не отпуская стакан. Он чувствовал, как руки слегка дрожат — не от волнения, нет, скорее от перенапряжения. Всё прошло хорошо, он знал. Он сказал то, что хотел. Не допустил ошибок. Но в нём всё ещё звенело что-то — может, остаточное напряжение, может, эхо чьих-то слов, а может, чьего-то молчания.
— А ведь ещё час назад ты хотел сбежать через заднюю дверь, — напомнила она, вытаскивая из сумочки смартфон, — Впрочем, понимаю. Этим журналистам только повод дай — и сожрут.
— Я всё ещё хочу сбежать, — хрипло отозвался Джейс и, отбросив третий стаканчик, пошёл вдоль стены, стараясь не встречаться взглядом ни с кем из тех, кто медленно высыпал из пресс-зала.
— Они не отпустят тебя так просто, — заметила она. — Уже шепчутся про «Советника от хекстек-протезов».
— Пусть шепчутся, — сказал Джейс. — Лучше так, чем если бы ничего не услышали. Я донёс свои идеи.
— М-м-м. Звучит почти как вызов.
Он остановился у выхода из фойе. Шум стихал. Около лестницы один из ассистентов ловил его взгляд и робко махал рукой — мол, надо бы подписать какие-то документы, обсудить приём у инвесторов.
Джейс чуть наклонился к Мэл:
— Я на пять минут. Потом исчезну.
— На пять — я засеку, — усмехнулась она. — Хотя знаю тебя. Скажешь «пять», а через сорок минут тебя всё ещё будут держать в зале, и ты будешь кивать каждому, кто скажет слово «инновация».
***
Они ехали молча. Автомобиль скользил по дороге, и за тонированными стёклами Пилтовер постепенно темнел: утихал будничный гул, зажигались рекламные вывески, улицы становились медленнее, тише, многозначительнее. Всё вокруг подстраивалось под вечер.
— Ты слишком остро реагируешь, — сказала Мэл спустя время, не глядя на него. — Они не враги. Просто хотят понять, на чьей ты стороне.
— Я не на чьей. Это не политика. Это… — Джейс помедлил. — Это просто попытка сделать что-то стоящее. Я не собираюсь быть тем, кем я не являюсь.
Мэл улыбнулась, а потом засмеялась.
— Так не бывает, Джейс. Ты ведь это уже должен был усвоить.
Джейс согласился с ней молча, просто посмотрев.
— Ты замечаешь, как часто они ждут от тебя не науки, а шоу? — спрашивает она, как бы лениво. — Откровения. Сплетни. Кровь. Стая шакалов.
— Я знаю, — отвечает он.
Ответ не утешает.
— Они будут давить. Хочешь ты этого или нет, — Мэл убрала вьющуюся прядь волос за ухо, — они будут копать в личное. Людям важно иметь иллюзию близости. Ты — их любимая игрушка. Им всё равно, над чем ты работаешь, если они не чувствуют тебя… своим.
— Я хочу, чтобы они интересовались моей работой, не мной.
— Это невозможно, — Мэл даже не посмотрела на него, как будто ей вдруг стало безразлично. — Ты выбрал другую траекторию. Научный мир мал, публика — огромна. Попробуй заткнуть океан ладонью — ничего не выйдет.
За стеклом проплывают здания, реклама. Вторая кожа города, которая кричит громче самой плоти улиц. Реклама называет имена, продаёт образы. То же самое делают СМИ с ним. Мэл смотрит в окно, и её профиль отражается в тёмном стекле. Она спокойна. А он всё время ощущает тяжесть: Виктор не здесь. Джейс гладит телефон рукой.
— Ты слишком быстро уходил от неудобных вопросов, — произнесла Мэл вдруг.
Он усмехнулся:
— Это же главное умение.
Она не оторвалась от экрана. Свайпнула что-то, Джейс захватил взглядом её пальцы и только теперь заметил, каким цветом она накрасила ногти. Ярко-золотым.
— Важно не уходить, а обещать. Но ты уже учишься. Лавировать нужно, Джейс. Держать баланс. И голову высоко. Ты — самый лакомый кусочек.
— Неприятно быть лакомством.
— Главное просто не дать себя сожрать.
Выбранный для проведения встречи старенький особняк Джейсу понравился. Не будь в нём сборища шумных бизнесменов и деятелей культуры, Джейсу он бы понравился ещё больше. И Виктору он бы понравился.
Мэл пошла чуть впереди. Каблуки застучали по мрамору, но никто не слышал — слишком густо перекрывают всё смехи, звон стеклянных бокалов, нарастающий треск музыки. Люди, а их множество, всё больше напоминают не гостей, а зрителей, которые пришли на спектакль.
Гости перемещались между залами, как участники таинственного ритуала. Здоровались сначала с Мэл, потом с ним.
Мэл всё время была рядом, чуть за спиной, иногда с боку. Ей нужно видеть, как он держится, это её обязанность. Она будто рихтует его в пространстве легким наклоном красивой головы, почти незаметным движением плеч, тонким пальцем с кольцом. И он держится. Когда очередь новых собеседников набегает, они смутно вспоминают об авторстве каких-то разработок. Никто не спрашивает, кто именно это сделал — он или кто-то другой, что всегда держится в тени и в эти вечера не появляется. Имя Виктора здесь обнуляется. Произносить его — значит испортить ритм, а вечеринке ритм важнее.
Женщина в красном платье подзывает его слишком громко:
— Джейс, вы должны появляться чаще, именно это вдохновляет публику: молодые таланты, прогресс — наконец у науки Пилтовера появилось лицо!
Она говорит так, как будто лицо науки нуждается в креме и косметике. Джейс вежливо улыбается. Слова ответа выскальзывают привычно. Он уже понял, как именно нужно коммуницировать с этой прослойкой общества.
Кто-то положил руку Джейсу на плечо, мягко, почти фамильярно:
— Вы — новый голос науки. Вы должны понимать, какая ответственность. Людям нужен герой.
Голос, лицо. А где он тут сам?
Телефон вибрирует в кармане. Единственный звук, который сейчас может его по-настоящему взволновать и заинтересовать.
Сообщение от Виктора он ждал весь вечер. Доверия друг другу им раньше было достаточно.
«Сегодня не получится, извини»
Извини.
Викторово «извини» ощущается как сотня ножей в сердце. Вежливость, за которой Виктор прячет что-то другое.
Виктор не хочет быть с ним сейчас. Джейс торопится успокоить себя, прежде чем он наговорит любимому человеку каких-то несусветных новых глупостей. Оставаться на «афтерпати» Джейс не хотел. У него, а вернее у них, были совсем иные планы на вечер. Он тоскливо посмотрел на официанта с подносом, на котором красиво выставлены бокалы.
«Виктор бы не стал это пить», — вдруг мелькнуло.
Точнее — не стал бы делать вид, что наслаждается.
На ватных ногах он прошёл через толпу гостей, которая устремилась в противоположную сторону, улыбнулся вяло пару раз кому-то, поздоровался с людьми, которых даже и не знал. Хорошая привычка — здороваться с каждым презентабельно выглядящим человеком. Сойдёшь за своего, Джейс Талис. В дурацком костюме с него сошло несколько потов.
Балкон здесь никого не интересовал. Это хорошо. Хоть где-то можно временно затеряться, сославшись на недомогание или очень срочный телефонный разговор. Вопреки ожиданиям, уличный воздух не особо помог ему. Всё тело находилось в связывающем напряжении, галстук-бабочку хотелось снять. Мэл уговорила его сменить костюм к вечеру. Уложить волосы. Всё то, что не любил Виктор.
Виктор помнил его в замызганной общажной футболке.
Джейс покрутил телефон в руке, открыл чат, но в голову лезли только какие-то совсем жалкие варианты. Голова болела, то ли от резко изменившейся погоды, то ли от нервов. Джейс хотел считать, что от второго, потому что не могло такое быть, что он совершенно спокоен. Он не спокоен.
Как-то совершенно глупо вышло, что с ним, похоже, расстались, а он и не заметил.
Виктор же не мог всё вот так втихую закончить, верно? Но всё указывало именно на это. Он ему надоел.
Джейс решил подождать ещё немного. Виктор часто зарывался в работу. Может у него есть более… нет, не может. Виктор не хочет иметь с ним сейчас ничего общего, Виктор не ищет больше встречи, а настойчиво отвергает любые предложения нормально сойтись вновь. И попытка предложить съехаться… Джейс хотел расшибить себе лоб рукой. Какой он идиот!
Он ходил вокруг да около столько времени, не замечал очевидного. Хуже всего то, что их намечающийся разлад, который он по глупости принял за новый виток в отношениях, выход на более серьёзный уровень, может сказаться и на работе. Они с Виктором были связанные и скованные. Всё самое важное в жизни Джейса было связано с Виктором. Если Виктор вычеркнет его не только из совместных проектов, но и из жизни — это будет концом всего.
Обычно, если человек застывает в одной позе с непонятным для окружающих лицом, то им начинают интересоваться. Почему, почему он все рационализирует теперь? Разве не было и так изначально понятно, что ничего не выйдет, что он идиот, который пытался пробить слишком толстый лёд? В висках давило, а в горле пересохло. Тишина чата, сопровождаемая только загорающимися галочками «прочитано» делала хуже с каждой секундой. Почему он молчит? Почему он не хочет объяснить что-то?
— Все хорошо, Джейс? — голос Мэл, появившейся сзади, заставил по-дурацки вздрогнуть.
— Да, — ответил он, прекрасно отдавая себе отчёт в том, что всё совсем не хорошо, — просто вышел подышать. Там душно кошмарно.
— В зале? На улице сейчас не более прохладно. Хотя ночью дождь обещали.
Джейс смахнул быстренько чат, перейдя во вкладку приложения погоды. Облачно, возможны переменные дожди. Местами грозы. Целая неделя нескончаемых дождей — вот что обещал прогноз.
— Пилтовер скоро зальёт такими темпами, — усмехнулась Мэл.
— Ты ведь не о погоде поговорить хотела, правда? — Джейс повернулся к ней.
Мэл перехватила бокал в руке поудобнее, поставила его.
— Конечно.
Джейс кивнул. Его мысли стремительно неслись в совсем другую сторону. Он бестолково смотрел то на белые перила балкона, то вниз, на улицу, на припаркованные дорогие авто. Снова замутило.
— Ты же понимаешь, что все теперь смотрят только на тебя, м? Надо начинать нести ответственность за сказанное.
— Это претензия?
— Рекомендация, Джейс.
Мэл щелкнула зажигалкой и закурила.
— Мне пока кажется, что не особо-то и меня услышали. Сюда бы Виктора…
Каждый раз, когда он упоминал имя Виктора, Мэл издавала короткий тонкий вздох, похожий на тот, который вырывается у уставших от учеников учительниц.
— Но Виктора здесь нет. Я думала, он сам отказался. Или вы всё-таки…
— Мы работаем вместе, — Джейс поглядывал на тлеющую сигарету, — а ты обещала, что подумаешь о том проекте…
— Это не дело пяти минут, Джейс.
— А одного вечера?
— И не одного вечера.
— Не представляю, сколько мне еще надо будет ходить и рекламировать своё лицо!
— Тебе нужно привыкнуть, Джейс.
— Финансирование нужно сейчас. У нас с Виктором есть прототип, который можно продемонстрировать инвесторам.
— Здравоохранение сейчас не та область, куда охотно готовы вливать деньги, — Мэл облокотилась, — большие риски, зачастую неоправданно…
— Ты так цинично говоришь о жизнях людей!
— Я прагматично и реалистично говорю с тобой, Джейс, — осадила его Мэл, — ваши идеи мне очень импонируют, но прямо сейчас мы не можем пойти ва-банк.
— Но столько всего можно сделать… ты сама подумай: древние технологии, почти утерянные, заброшенные разработки пилтоверских учёных — а мы всё это воскресили из пепла. Вдвоём, без чьей-то особой помощи. А если эта помощь у нас будет…
— Хекстек-технологии могут пригодиться государству не только на производствах и в помощи рабочим, Джейс.
— Теряюсь в догадках.
— Я к тому, что тебе нужно быть готовым к определённому интересу, который обязательно вызовет твой хекстек, как только ты покажешь, какие мощности можно развивать…
— Хекстек запрещено использовать в военных разработках!
— Я и слова не сказала про это, — пожала плечами Мэл.
— Но ты думала. Или нет?
— Это весьма очевидный вывод.
«Объясни ситуацию, Виктор»
Но Виктор ничего не объяснил. Чат остался молчаливым, вот только это сообщение Виктор уже не прочитал — галочка была серой, а над ником Виктора значилось «был в сети в 20:08».
Джейс хотел верить, что Виктор занят чем-то по-настоящему важным. Первый раз в жизни он был настолько зол и обижен на него.
Джейс смотрел, как она курит. Красиво, по-аристократически лениво, не пошло, не вульгарно. В ней вообще всего этого не было, несмотря на те круги, в которых она вращалась с детства. Это подкупало. Мэл походила на акулу, которая заныривала глубоко в те воды, в которые Джейс и ногу одну опустить пока боялся. Нет, на акулу она не была похожа. Скорее на лису.
Джейс смотрел, как она курит, и не мог найти хоть малейшего сходства с тем, как это когда-то делал Виктор. Виктор курил не когда хотел расслабиться, а когда был сильно взвинчен или вымотан. Сигареты или вейп для него служили заменой еды, когда аппетита совсем не было. Так аппетит отбивался еще сильнее, но Вик не слушал. Бросал с трудом. Виктор курил быстро, быстро тушил сигарету. Мэл делает это медленно.
Джейс продолжил смотреть на её губы, накрашенные тёмной помадой. Карандаш немного смазался. Вот тут, в уголке. На открытых плечах блестит не дождь, а россыпь крошечных золотистых блёсток. Красиво.
Что-то неправильное происходит. В нём ли? Джейс почувствовал, как хочется немедленно вернуться в зал и поискать, нет ли где лишнего бокальчика с игристым. Сейчас он выпьет. Ноги ослабеют. Станет хорошо и спокойно. Тревожно — потом. Тревожиться ему сейчас не надо. Не надо думать о Викторе, не надо удерживать себя от того, чтобы написать ему, терзаться переживаниями. Виктор не хочет с ним говорить. Виктор на что-то глубоко обижен.
Виктор, возможно, всё для себя уже решил.
А Джейс решил, что ещё один бокал не повредит. Яркий, сладковатый привкус приятно осел на языке. Мэл улыбнулась ему, а он ей.
Джейс плохо помнил, как садился в машину. Настроение от рассеянно-упаднического резко подскочило до возбуждённо-счастливого.
Мэл достала телефон. Джейс подсел чуть ближе, насколько позволял салон, влез в кадр.
Она щёлкнула пару кадров — быстро, уверенно, как будто они делали это уже сотни раз. Её рука легко коснулась его плеча, и Джейс почти машинально повернул голову к ней, поймав тёплый, отточенно-ласковый взгляд. Она умела смотреть так, что в этот момент ощущал себя не просто нужным, а главным — но Джейс прекрасно знал, что это умение не имело ничего общего с личным отношением.
Он усмехнулся в камеру, чуть прищурился, и в этот миг всплыл образ Виктора — как тот, морщась от солнца, ворчал, когда Джейс в очередной раз настаивал на фотографии «на память». Виктор всегда ворчал, что у него нет «фотогеничной стороны», а потом тихо, почти незаметно, поддавался. Джейс вспомнил этот момент с болезненной нежностью: неловко выставленные руки, чуть опущенный подбородок, редкая улыбка — настоящая, не предназначенная для посторонних. Только для него. Виктор молчал. Виктор не хотел позвонить ему. Виктор, должно быть, просто работает. Всё в порядке. Нет поводов для беспокойства.
Джейс быстро моргнул, отгоняя наваждение, и снова вернул себе ослепительную, глянцевую улыбку. Мэл листала получившиеся снимки, выбирая лучший для сторис, и, не глядя на него, бросила:
— Завтра будет долгий день. Надо будет, чтобы ты сказал пару слов, — и её голос был тем же, каким она когда-то объясняла ему правила игры в политике: мягкий, но менторский.
Джейс кивнул, хотя мыслями был уже далеко. В окне отражались огни вечернего Пилтовера — он видел их, как в калейдоскопе, и в каждом отблеске чудилось, что где-то там, за этими огнями, в тени, мог стоять Виктор, который бы не улыбнулся ни одной из камер.
Надежды на то, что с Виктором они встретятся дома — не было. Джейс не заметил, как провалился в сон, а рука Мэл мягко погладил его руку.
Chapter Text
К встрече со своим будущим, как известно, подготовиться никогда нельзя. Виктор выучил этот урок с детства, когда врачи один за другим озвучивали ему всё новые диагнозы — один звучал страшнее другого. Сложные медицинские наименования маленький Вик не понимал, но уже тогда осознавал, что лечиться ему надо будет долго, а лекарства, вот такого, чтобы вылечило его раз и навсегда — нет.
Теперь же он готовился к очередной встрече с прошлым.
Утром Виктор обнаружил ещё несколько пропущенных звонков от Джейса. Ему стало стыдно. Эти звонки, не отвеченные, застывшие виджетами в соответствующей вкладке «контактов» нервировали. Они раздражающе висели цифрой на иконке приложения звонков.
Надо просто сказать Джейсу честно, что он не готов. Кажется, он ждал этого момента так долго, что… не расхотел, нет. Может, он повзрослел и та пелена наивности наконец спала с него. Виктор усердно убегал от мысли, что его доверие к Джейсу каким-то невероятным способом оказалось подорвано. Убежать не удавалось.
Джейс не нашёлся в чате. Рядом с фотографией его контакта гордо красовалась надпись «Был в сети вчера в 23:12». Зато Джейс Талис нашёлся в другом месте.
Аккаунт советницы Медарды не нужно было и искать. Он не такой вылизано-гламурный как у моделей или актрис, но что-то в нём Виктора смутило. Он остановил взгляд на аватарке, на закреплённых фотографиях. Сначала не понял, в чём же дело, а потом до него дошло: Мэл Медарда ведёт свой профиль так, словно живёт самую обыкновенную жизнь. В её ленте постов много фото, которые сделаны с иллюзией «случайности», неряшливости, почти домашнего уюта. Снимки «как бы невзначай» всё равно выглядят до зубного скрежета фальшивыми.
Улыбчивое лицо Джейса в отличие от других лиц на фото — не смазано.
Виктор нажал на экран вновь, а потом ещё раз, листая «истории».
Экран вспыхнул снова, как окно в чужую, невыносимо яркую комнату, где всегда праздник, где все знают, что делать и куда смотреть. Джейс там сиял — будто ему и вправду было хорошо, будто он не играл навязанную мучительную роль. Рядом — чужие глаза, чужие пальцы с кольцами, чужая женщина, которая умела смеяться так, что у Виктора по плечам шла дрожь.
Вот только в этом мире Виктор был не нужен. Он и не стремился туда — к огням, звонкому, отскакивающему от бокалов смеху, к красоте дорогих апартаментов на Пилтовер-Плаза.
Он стремился к Джейсу Талису, а тот, словно зачарованный злой королевой из сказки, магнетически тянулся в противоположное от него направление.
Руки. Глаза. Шею Джейс хочет слегка обнажить, ведь душно в затянутом удавкой галстуке-бабочке. Джейс их терпеть не мог. Руки сцеплены. Глаза — не на неё. Виктор пересмотрел фото ещё и ещё.
Перезвонить. Объясниться. Сказать, что трус, что сбежал. Что не может так, не при них, не в этом паноптикуме. Виктор не решился.
Человек Прогресса опередил своего напарника.
Джейс вошел в офис ровно в десять часов утра. Прошёл мимо кухни, на которой они когда-то вместе разогревали свои скудные обеды, мило поздоровался с уборщицей своей широкой улыбкой.
— Мистер Талис, добрый день! — Скай торопливо поправила кудрявый тугой пучок, улыбнулась Джейсу в ответ.
Джейс влетел в лабораторию как к себе домой: быстрым шагом, с лёгкой улыбкой, от которой у Скай мгновенно засияли глаза. Он повесил пиджак на спинку стула, закатал рукава.
От Джейса пахло дорогим парфюмом, свежестью, а ещё принесённым с улицы дождём. Дороговизну парфюма Виктор определил по одному никогда не подводящему его критерию: от этого запаха ему не хотелось убежать дальше по коридору и заткнуть нос прищепкой. Надо сказать, какой-никакой вкус у Джейса был. Оставалось надеяться, что человека прогресса не снарядят рекламировать последние писки моды и он никогда не увидит Джейса на баннерах в городе. А, погодите…
— Виктор! Виктор? — Джейс окликнул его, а после, спохватившись, хлопнул себе по лбу, — ох, ты тут! Извини, так спешил сюда.
— Не заметил, понимаю, — мрачновато отозвался Виктор.
— Что у нас по плану? Как идут тесты? — Джейс легко хлопнул ладонью по столу, как будто подталкивал их к работе.
— Ничего не изменилось, — отозвался Виктор. Он не поднял головы, делая вид, что что-то проверяет в таблицах. — Всё идёт медленно. Как и должно.
Глупости. Ничего он там не проверял, только по вкладкам щёлкал, создавая нервную иллюзию активности. Не показать Джейсу, как его затрясло.
— Как и должно? Ты смеёшься? — Джейс замер, но рука его потянулась к кружке с надписью «Академия Пилтовера».
— А наш разговор похож на стендап? — фыркнул Виктор. Джейс с размаху выбил дверь его терпения уже с утра. Молодец. Делает успехи.
— Ты хочешь поругаться со мной, — Джейс тяжело вздохнул, — но я не буду этого делать на рабочем месте. У нас слишком много задач, чтобы…
Деланная вежливость и фальшивое стремление «всё уладить» только сильнее взбесили. То, что Виктор терпеливо давил в себе, росло в нём заново настойчиво рвущимися корнями.
— Нет, давай обсудим, — Виктор подхватил трость и поднял тело, обошёл рабочий стол, — раз уж ты тут, а не на очередном приёме.
— А, вот оно что! — теперь уже по лицу Джейса можно было точно сказать, что он откровенно выходит из себя, — тебе не нравится то, что я продвигаю наш проект?
— Обнимаясь с Медардами? — Виктор не успел затушить в себе мысль.
Джейс, кажется, стал бледнее.
— Виктор! Ты мой партнёр! Никто не запрещает тебе участвовать в публичных мероприятиях вместе со мной.
— Удобное слово, не правда ли?
— Это формулировка. Весьма нейтральная, надо сказать. Как в бизнесе, — пожал плечами Джейс, но шутки Виктор не оценил.
— Нет, — взгляд Виктора стал колючим. — Это твоя формулировка. Это твой выбор — ходить на афтепати, сиять в «историях» и соглашаться на эти фотки и видео. Ты там… — он замолчал, будто споткнулся, и резко выдохнул. — Ты там выглядел счастливым.
— Тебя расстраивает то, что я неплохо провёл время? — а вот это было зря.
Виктор застыл, опешив, выплюнул:
— Определись, ты проводишь время или работаешь на проект.
Джейс снова вздохнул, протёр лицо медленно, словно пытаясь размазать руку по нему.
— Объясни, что конкретно тебя не устраивает? Когда-то это была наша мечта: инвесторы, взлёт акций, успех и известность.
— Это была твоя мечта. Моей мечтой был результат.
— Нельзя увидеть результат за год! — повысил голос Джейс, даже слегка хлопнув ладонью по стопке бумаг, лежавших не столе.
— А за семь лет?
— Пять из которых мы были никому не известны, — Джейс стиснул зубы, — Виктор, ты даже не пытаешься меня услышать!
Виктор его слышал. Он уже услышал и увидел всё своими глазами.
— Я знаю, что Совет не одобрит все наши самые смелые задумки. Он уже не дал добро на проведение тестирований, но зато, как я вычитал из свежего материала The Daily Piltover, некоторые «эксперты в области технологий» пророчат хекстеку будущее в оборонной промышленности.
— Чушь собачья, — фыркнул Джейс, — речи не шло. Всё, чем я занимался на прошлом вечере — ужом крутился перед Ферросами и Джиопарами.
А вот это было уже интересно.
— И что они?
— Тебе же это не интересно, — огрызнулся Джейс, — ты только можешь скрывать от меня что-то, утаивать, не отвечать на мои сообщения. Кстати, об этом…
Только Виктор разогнулся, чтобы посмотреть в глаза Джейсу, только он открыл рот, чтобы высказать очередную ядовитую колкость, как вновь послышались быстрые шажки, а затем голос Скай:
— Мистер Талис… ох, простите! Я вас оставлю? Просто там…
Джейс, разогнувшись, мигом напялил на лицо маску спокойствия и ответил ей:
— Мисс Янг, я подойду чуть позже, хорошо? Мы всё успеем.
Скай пролепетала что-то, но на её промелькнувшем в проёме лице Виктор заметил стремительно сменяющуюся гримасу.
— Вот видишь, что ты тут устроил, — выдохнул Джейс, — Скай ещё что не то подумает.
— Мне нет до этого дела.
— А до чего есть?
— Я не подчинённый Джейса Талиса, а его партнёр. Так?
— Ну разумеется так, Виктор! — Джейс снова всплеснул руками, — поэтому я и советуюсь с тобой, говорю сейчас, пытаюсь выслушать. Вик, ну почему всё так сложно? Что с тобой происходит?
Виктор упёрся взглядом в блестящую лакированную поверхность белого офисного стола — чистую, вот недавно видимо прошлись тряпочкой при уборке.
— Я не хочу чтобы из хекстека делали сенсацию.
— Но это сенсация! Это наше с тобой достижение, это достояние Пилтовера и, может быть, не только. Ты думал изменить будущее, не привлекая к себе внимание?
— Узнаю «продающую» риторику…
— Успокойся, Виктор.
Виктор глубоко вдохнул. Лёгкие, кажется, готовы были затрещать кашлем. Он правда перегнул палку. Откуда в них это всё? Откуда недоверие, откуда склоки, все эти споры и ссоры, словно вывалившиеся из какого-то короба со злобой?
— Виктор, — голос Джейса стал ниже, тише, не предвещая новых претензий, но свидетельствующий о неумолимом затухании ссоры, — почему ты… почему ты решил поставить нас «на паузу»? Это всё из-за хекстека? Из-за нашего расхождения во взглядах на то, как надо презентовать наше изобретение миру?
— Я просто не готов.
— Ты был «готов» все эти семь лет.
— И полгода до них.
Виктор был «готов» в деканате, был готов в университетской лаборатории, был готов на доске почёта и на Дне Прогресса — рука об руку с Джейсом Талисом, мечтой каждой девушки или парня не только их факультета, но и вообще.
Всё было. Всё стремительно утекало. Могут ли чувства испариться в момент, когда мечта, окрылённая их успехом, готова была вылететь на волю в мир? Виктор сжал пальцами край стола так, что ощутил давление в мышцах.
— Так в чём дело?
— Сначала я подумал, — предательский ком в горле Виктор всё же сглотнул, не давая голосу надломиться и внести в их разговор ненужный драматизм, — что у тебя всё под контролем. И я до сих пор доверяю тебе, хотя сейчас ты так не думаешь. Но впутываться в твой мир, сейчас, на виду у всех…
— Так ты переживаешь, что я вытяну тебя под свет софитов? Так я хочу этого, Виктор! Я не хочу каждый раз, когда ко мне лезут с вопросами о тебе, отмахиваться и придумывать глупые отговорки! Отвечай тогда сам на все эти вопросы! Ты же такой умный, ты же считаешь, что это я всё игристое хожу пить и с Мэл флиртовать, а ты сидишь тут денно и нощно и работаешь! Вот только почему-то не спешишь делиться результатами своих секретных исследований!
— Ты закончил?
— И не начинал, — отрезал Джейс. Его идеальная укладка поистрепалась от постоянных прикосновений к макушке. Нервничает.
— Прекрасно. Но я отвечу на твой вопрос и объясню свою позицию, раз ты остываешь.
— Слушаю.
— Я не спешу делиться результатами, — Виктор заговорил медленно, каждое слово словно продавливало воздух, — потому что наука не терпит коммерциализации. Ей нужны тишина и точность. И пока ты красуешься на фото, я хотя бы пытаюсь сохранить то, что у нас есть.
Джейс сжал кулаки, на лице мелькнуло раздражение. Виктор на такую реакцию и рассчитывал. И как он мог не заметить всего этого? Всей этой самовлюблённости, любви к вниманию и нетерпеливости? Как мог упустить эту слабость, которая зародилась в его напарнике и любимом человеке давно?
— А что у нас есть, Виктор? Таблицы, чертежи? Ещё одна ночь, проведённая за микроскопом? Ты хочешь спрятаться и притвориться, что весь остальной мир не существует?
— Я хочу, — Виктор резко повернулся, и трость глухо стукнула по полу, — чтобы наш проект был важнее твоей репутации и громких заголовков о научных прорывах! Чтобы когда вспоминали твои речи и красивые костюмы, люди знали: за ними стоит что-то настоящее. А не пустые тосты за здоровье советников.
Джейс шагнул ближе, теперь их разделял всего метр. Его голос почти сорвался:
— Но без этих «громких заголовков», без этих людей, без этого внимания — никто не даст нам ни запасной минуты, ни гроша! Ты хочешь, чтобы я был только с тобой и с твоими мыслями, которые не могу читать? Я не могу так, Виктор! Я не могу снова быть никем.
Виктор всмотрелся в него — слишком близко, слишком пристально, и вдруг понял: вот она, трещина. Джейс боится не камер, не политиков, не чужих взглядов — он боится исчезнуть. Стать незаметным. Вернуться в ту самую тьму неизвестности, из которой они когда-то вырвались.
Вернуться к ним двоим. Только к ним.
— Никем, — повторил Виктор тихо, почти с горечью. — А меня ты кем считаешь?
На секунду их взгляды сцепились, и напряжение стало почти физическим — будто воздух между ними наэлектризовался.
— Самым важным человеком для меня, — произнёс поражённый Джейс, — но в нашем споре ты не прав, Виктор, прости меня. Ты предлагаешь отсиживаться и ждать, пока к нам снизойдут сверху, хотя уже знаешь, что просто так нам никто не поможет.
— Я предлагаю, — Виктор чуть повысил голос, но сразу же поймал себя, — баланс. Не бросаться в пламя, когда можно развести огонь постепенно. Если уж ты хочешь перемен — то давай их внедрять, а не выкрикивать с крыши.
Джейс резко моргнул, его пальцы сжались.
— Предпочитаю выступать на сцене, а не на крыше…
— Прости.
Виктор осёкся, в горле сразу встал мороз, а в голове — кадрами возникли воспоминания.
В тот день было так холодно. Парапет, слишком узкая кромка, и Джейс, ещё юный, но уже с той наглой, яркой улыбкой, которую Виктор так полюбит. Виктор тогда стоял у выхода на крышу, держась за ручку двери, и чувствовал, как по спине бежит холод, ни с чем не сравнимый, страшный, такой жутенький, маленький холод, перерастающий в паническую дрожь. Джейс, не замечая его, сидел на краю, свесив ноги в ледяную пустоту, и говорил сам собой — что всё бессмысленно: лекции, экзамены, старые профессора, закрытые двери. Что он не знает, как прорвать стену. Что если не получится, то, может, проще…
Виктор не дал ему договорить. Подошёл медленно, будто к дикому животному, и положил ладонь на его плечо. Тогда Джейс отошёл от края, а несколькими днями спустя они стали друзьями. Виктор так быстро определил Джейса себе в друзья. Так сходятся родственные души. Так, прорвав границы всех известных людям видов отношений, соединяются сердца.
Виктор и сейчас боялся, что Джейс шагнёт. Только не с университетской крыши, а в пламя мира, с которым начал игру.
Между ними повисла страшная пауза. А потом Джейс посмотрел на него самыми грустными глазами на свете, но самыми честными и родными, потянулся рукой к брошенному смятому пиджаку и произнёс, ровно, чётко, неизменно — в самое сердце:
— Ты ревнуешь, Виктор.
Он ревнует. Не к Мэл, наверно. Даже не к обществу бизнесменов, не к этим фотокамерам и корреспондентам, а к тому миру, где Джейсу аплодируют, где его имя звучит в новостях и где Виктор всегда останется лишь тенью, строкой в сноске, «партнёром».
Виктор хотел возразить — сказать, что дело совсем не в ревности, что он обеспокоен, что он просто старается удержать их обоих на твёрдой земле, в их мире, который стремительно катится в пропасть, разрывается на полотна воспоминаний, меняется так быстро, что они оба не могут привыкнуть. Но язык не повернулся.
На рабочей почте Джейса зависло письмо.
«Уважаемый мистер Талис! В связи с высоким интересом СМИ к вашему проекту и вашему появлению на приёме советницы Медарды, просим согласовать формат интервью…»
Конечно, Джейс его прочтёт. Виктор тоже видит его — Джейс добавил в общую рассылку.
Быстрые шаги Джейса становились всё менее различимыми в длинном коридоре — Джейс направлялся прямиком к лестнице или лифтам.
У Виктора были дела поважнее войн с собственными чувствами. Решив, что к разговору с разгорячённым Джейсом он вернётся потом, Виктор открыл свою почту. Пальцы немели от всколыхнувшихся нервов. Со своим сердцем Виктор разберётся.
***
Таксист высадил его ровно там, где нужно было. Виктор осторожно, стараясь не наступить в лужу, появлявшуюся неизменно каждый год на этом месте из-за выбоины в асфальте, вышел из машины. В нос ударил знакомый кисловатый воздух. Такой воздух раньше стоял рано утром в заунских автобусах, а ещё он витал по улицам, но иногда, если пройдёт нищий или произойдёт что-то плохое. Так этот аромат навсегда влип в кожу Виктора, остался в ноздрях. Он стал тем, что никак позабыть нельзя. Виктор мог бы убежать, мог уехать, но Заун, сотворивший его и вросший в него, оставался неизменной частью его личности.
Виктор пошёл по улице, слабо передвигая ноги. Пару раз попытался невзначай поймать на себе взгляды случайных редких прохожих, но никто его не узнал. И он никого. В эти часы основная часть населения заунских районов была на работе. Только пилтошки могли сейчас сидеть на летних верандах кафе и есть пирожные.
Отовсюду клубами грузно летел зеленоватый дым. От него трудно было куда-то спрятаться.
Прошедшее в этих местах детство легло на плечи Виктора назойливым призраком. Вот тут, под этой вывеской, где ныне аптека, раньше располагался магазин. На соседней улице он играл с немногочисленными сверстниками-друзьями. Он бы не сказал, что все в этом районе поменялось, нет. Есть вещи, которые не скрыть ремонтом, не закрасить краской, не выбить инструментами.
Его маленькое, хрупкое, настоящее детство. Виктор баюкал воспоминания с каким-то особым чувством нежности. Наверное, ему повезло.
Повезло не попасть в интернат, когда не стало его родителей. Они любили его, Виктор это помнил, хотя провёл с ними так мало времени. Имя человека, опекавшего его, оседало ядовитым дымом внутри.
Ещё шагов двадцать. Виктор остановился у широких дверей и потянул на себя. Дверь поддалась тяжело, словно стремилась сорваться и придавить Виктора, но не пустить внутрь. Визгливый скрип резанул по ушам. Как он отвык от всего этого за такой короткий промежуток. А может, никогда не мог привыкнуть.
Внутри стояла почти полная тишина, разбавленная какими-то отдалёнными негромкими голосами в глубинах коридора, длинного и неприятно-тёмного, как в фильмах ужасов.
В прошлый раз, когда Виктор приезжал сюда, чтобы передать подарки детям, перегоревших лампочек было больше. Теперь свет заменили и Виктору вдруг остро захотелось поинтересоваться, кто поспособствовал маленькому ремонту.
Виктор ненавидел запах бедности. Он ощущался даже в тех старых и ветхих местах, которые отчаянно старались подлатать. На стене висела картина. Дальше доска с рисунками воспитанников.
В целом, интерьер заведения вызывал смешанные чувства, граничащие с нарастающей тревожностью и каким-то брезгливым неуютом. Химбаронский лоск — так это звали раньше?
Он подошёл к небольшому ресепшену. Немного подождал, прежде чем появилась фигура директора. Виктор говорил ей что-то, вяло, выдумывал на ходу ленивые успокаивающие фразы. Сказать ему по существу было нечего. Он подвёл её.
— Есть вариант, что Совет одобрит возобновление экспериментальной программы. Но дело в том, что это трудоёмкий процесс.
— Совет не беспокоит здоровье заунских детей, Виктор.
— Речь шла не только о Зауне, — поправил её Виктор, — хекстек-протезирование помогло бы очень многим. Но дело в том, что проект был отвергнут не только по очевидным для нас с вами причинам. Полагаю, его находят неэтичным…
Этика — такое удобное слово. Одно из тех, которые имеют свойство растягиваться, расширять рамки собственной семантики.
— У нас сейчас тридцать два ребёнка, — рассказывала женщина, ведя его по коридору. — Возраст от четырёх до шестнадцати лет. Все с хроническими заболеваниями или травмами, которые… — она замялась, подбирая слова, — которые система здравоохранения Пилтовера сочла экономически нецелесообразными для лечения.
О, как знакомо. Когда-то и на него отказались тратить деньги из бюджета.
— Понимаю, — выдохнул обречённо Виктор, — ничего здесь не меняется. Скажите, как Наф?
При упоминании этого имени женщина оживилась.
— Очень обрадовался, что вы приедете. Всегда о вас спрашивает, выведывает.
Виктор хорошо запомнил этого мальчика. Наф и сегодня сидел у окна, обложенный книжками и металлическим конструктором. За окном гасло заунское небо, грязное и мутное, как вода в старом тазу. Нервный, пугающийся других детей, Наф был носителем той же заразы, что в Виктора вложил Заун. Эта болезнь, эгоистичная и хищная, ширилась и росла в маленьком тельце как паразит.
— Привет, Наф.
Мальчик сначала покрутил головой, а потом, распознав Виктора, заулыбался.
— Привет!
Виктор тоже не сдержал улыбки. Он подошёл ближе, слегка склонился, не зная, куда себя деть. В прошлый его визит Наф выглядел бодрее — тогда он даже пытался встать без поддержки, делал вид, что всё в порядке и справится он сам. Теперь же движения были медленными, руки дрожали. Это всколыхнуло в Викторе давно забытое волнение. За себя — забытое. Привычное, скорее. Такое волнение, которое сначала обжигает горечью, а потом сворачивается змеёй в животе и затухает.
— Это тебе, — мальчик протянул ему рисунок, — я очень старался!
Виктор взял листок осторожно, стараясь не оставить на нём ни вмятинки. Центральной фигурой картинки был он сам. Нарисован карандашом, в профиль, с тростью и одетый во что-то похожее на выходной костюм, но главное — фон. На фоне мальчик изобразил очертания механизмов: шестерёнки, трубы, даже хекстек-ядро — всё нарисовано с такой старательной наивностью, что у Виктора захолонуло сердце. А над всем этим красовалось небо, пронзённое вспышками.
— Очень красиво, — выдохнул Виктор, и голос его предательски дрогнул.
— Я пытался показать, как ты выглядишь, когда уходишь, — серьёзно ответил Наф.
— И куда я ухожу? В лабораторию?
— Да.
— А что это за искры на небе? — честно говоря, Виктор принял бы их за небольшие взрывы, но вряд ли ребёнок стал бы рисовать настолько тревожную картинку в подарок.
— Салюты в честь тебя! — Наф объяснил обидчивым тоном.
Виктор кивнул. Разумеется, фейерверк в честь «великого учёного Виктора».
— Виктор, — снова позвал Наф, — а почему ты всегда один приходишь?
Виктор вздрогнул, не сразу поняв суть вопроса.
— В смысле?
— Ну… ты ведь не один работаешь. У тебя же есть друг. Джейс.
— У нас разные дела. — уклончиво сказал Виктор. — И… он очень занят.
Наф нахмурился, недоверчиво и строго.
— Но если он занят, а ты тут один, то кто тебя защищает?
Виктор не сдержал лёгкой улыбки.
— Зачем меня защищать, Наф?
— Потому что ты сам всё время защищаешь других. А кто тебя? — мальчик замолчал на миг, будто собираясь с силами, и добавил: — Я думаю, что Джейс должен быть с тобой.
У Виктора остро кольнуло под рёбрами. Странно было слышать это от ребёнка — так просто, но с такой уверенностью. В выводах Нафа, по-детски наивных, таилась истина. Детская вера в то, что дружба и есть защита. Для Нафа к имени Джейса Талиса не прилипла никакая грязь.
— Ты прав, — сказал Виктор едва слышно. — Он… он рядом, даже если не здесь.
Наф кивнул, удовлетворённый этим ответом, и снова его тонкие губы растянулись в тёплой улыбке.
— Почему ты кстати не нарисовал Джейса рядом со мной, если волнуешься о нём?
— Ну ты же не приходишь с ним, вот и не рисую.
— Мы ему мстим? — Виктор засмеялся тихонечко.
— Не-а! Но я бы хотел с ним встретиться.
Наф недоверчиво посмотрел на него, а потом подозвал еще ближе, как будто хотел поделиться секретом.
—Но Джейс Талис ещё твой друг?
— Конечно, — Виктор сглотнул комок, — конечно, он мой друг. Почему ты решил иначе? Мы друзья-учёные.
— Потому что он общается с советниками.
Вот оно. Заунские дети как будто с рождения учатся впитывать максиму «советник — плохой человек».
— Он общается с ними, чтобы помочь вам в том числе. Сам подумай, как не общаться с правительством города, если хочешь помогать людям?
— Тогда Совет должен его послушать. И тебя.
— Я бы этого тоже очень хотел, — собирая чувства воедино, ответил Виктор.
Виктор не знал, куда себя деть и чем занять. Из интерната он вышел на ватных ногах. Он остановился у ворот, упёрся ладонью в холодный ржавый металл и глубоко вдохнул, стараясь собраться. Заказал такси обратно.
Переговоры с директором закончились ничем. Формально — вежливостью, улыбками, кивками. Фактически — тупиком. Виктор шёл медленно, трость глухо стучала по камням, и в голове крутилась одна мысль: они не верят. Как бы ни улыбалась ему эта милейшая женщина, посвятившая жизнь больным детям, она давно потеряла надежду быть услышанной наверху. И даже то, что Виктор мог поговорить с Джейсом снова и снова — никого тут не убеждало. Ещё раз он придёт к ним с пустыми «гостинцами» и его выведут за порог.
Такси проехало быстро, Виктор прождал всего лишь шесть минут — приложение не соврало даже по поводу направления, в котором движется водитель. Вот только на этот раз поездка обещала быть не тихой, как предпочитал Виктор.
— В новостях только и делают, что говорят про этого… Тэйлиса?
— Талиса, — поправил водителя Виктор тихо.
— Вот-вот, Талиса, — кивнул таксист, щурясь в зеркало заднего вида. Старая машина тряслась на каждой кочке, но водитель не намеревался замолкать. — Про него только и слышу. То на приёме с этой ноксианкой-советницей, то в газетах, теперь ещё и в телике. Говорят, в Совете к нему прислушиваются.
Виктор посмотрел в окно — стекло было в разводах дождя, город расплывался серыми пятнами.
— Возможно.
— А вы-то что думаете? — не унимался таксист. — Он такой… ну, важный теперь? Или так, на пару недель пощёлкают камерами, и забудут?
— Думаю, вряд ли забудут, — сухо ответил Виктор. Он вообще не горел желанием обсуждать со случайным водителем своего… ах да, своего партнёра. Бывшего-любовника вообще-то, но этого лучше никому не знать.
Бывшего. Как-то неправильно было думать так о Джейсе.
— Ха! — водитель громко гоготнул, постукивая по рулю пальцами. — Я вот слышал, что он пилтошек до самого верха протащит. Ну, в смысле — таких, как он сам. Богатых, красивых, с улыбочками до ушей. Нам-то что от этого? Людям простым? Вам, например?
Богатым Джейс не был. Кто-кто, а Джейс не родился с золотой ложкой. Он сам себя сделал тем, кем стал.
Виктор чуть склонил голову.
— А почему именно мне?
— Да я смотрю, вы человек по виду интеллигентный, вы уж меня простите. На учёного похожи, честное слово. А этот Талис ведь учёный, да?
— Да, — Виктор кивнул. — Учёный. Инженер.
— Ну, значит, вы должны знать. — Таксист повернул на перекрёстке и добавил с интонацией заговорщика: — Такие как этот паренёк может и талантливые, вот только плоды их таланта никогда до Зауна не доходят.
Виктор не удержался от усмешки.
— Вы удивитесь, но он на самом деле пытается.
— Тц! — щёлкнул языком таксист. — Пилтошка и про Заун думает? Смешно. Да они нами как выгребной ямой пользуются. Сбросили отходы — и ладно.
Виктор прижал пальцы к виску, пытаясь разогнать нарастающее напряжение. Он очень устал, а ещё этот мужчина, при всём уважении, не добавлял покоя в его вечер.
— Возможно, этот — исключение.
Водитель посмотрел на него пристально через зеркало, потом пожал плечами:
— «Исключения» тоже любят деньги.
Машина дёрнулась, подпрыгнула на очередной яме, и Виктор крепче сжал трость, чувствуя, как внутри всё на секунду перевернулось.
На повороте они встали, и Виктор, не справившись с грызущим его чувством неудовлетворенности и ожидания, уставился в засиявший ядовитым светом в темноте салона телефон.
Какой долгой была эта переписка. Виктор мог бы пролистать в самое её начало и листать ещё очень-очень долго. Бесконечно долго. Год назад, а потом два года, три, четыре.
«Прости меня. Я вспылил. Мы могли бы завтра встретиться и поговорить? Есть важный вопрос»
Отправить.
— Приехали. Ну, всего хорошего вам… — лениво пробормотал таксист.
— Благодарю, — Виктор дёрнул за хлипковатую ручку двери, — доброго вечера.
Рисунок в сумке, аккуратно сложенный пополам, ощущался камнем.
***
Вернувшись, Виктор не нашел в себе сил доползти даже до душа. Душ бы не помешал. Ещё лучше — ванна. Полноценная, с солью или расслабляющим крем-гелем. Погреться в воде, забыть тревоги, смыть с себя заунскую пыль и налипшую совесть — не его, пилтоверскую. А потом уснуть, не поужинав. Аппетит пропал, хотя особо в последнее время и не появлялся. Это плохо. Виктор не хвалил себя за то, за что его бы отчитал лечащий врач. Просто в горло кусок не лез. А еще глаза не хотели обманываться, поэтому Виктор сразу решил: хоть что-то он сделает правильным и не просидит перед сном, занимаясь интернет-серфингом.
Он подумал, что влить в себя молочный коктейль будет достаточным. Это насытит его до того, как он уснёт. Если не уснет, что уж, проворочается с больным животом. И таково будет его наказание за сбитый режим и хреновое питание. Виктору всё равно — он не отчитывается врачу о своих завтраках, обедах и ужинах уже давно.
Стоило Виктору, опёршись на трость и стену одновременно, попытаться выгнуть ногу, чтобы снять ботинок, как телефон настойчиво завибрировал. Виктор достал его: номер не определился. И всё же он смахнул.
— Добрый вечер! — голос на том конце принадлежал молодой женщине, но Виктору был не знаком.
«Реклама. Ну или мошенники», — молниеносно сделал вывод Виктор. Сейчас ему предложат кредит, какую-нибудь банковскую карту, сообщат о внезапных родственниках в Ионии и всё прочее…
Он сбросил ботинок, едва развязав шнурки — противно тот грохнулся в угол, к гардеробной. Виктор ухватился за телефон, пытаясь одновременно расстегнуть пуговицы рубашки.
— С кем я говорю? — спросил Виктор немеющими губами.
— Корреспондент «Вечернего Пилтовера», моё имя…
— Кто дал вам мой номер?..

presmwkausheesaya on Chapter 1 Tue 08 Jul 2025 03:53PM UTC
Comment Actions
alkion on Chapter 1 Tue 08 Jul 2025 04:56PM UTC
Comment Actions
MagicOverlord on Chapter 4 Sat 16 Aug 2025 05:09PM UTC
Comment Actions