Archive of Our Own ^beta

Chapter Text

   скалистые верхушки были покрыты редким снегом вдали, пока на горизонте расплывались малиновые всплески уходящего солнца. ночь будет холодной и жестокой. старые раны ныли по всему телу, предупреждая о буранах и вьюгах. и даже ветер начинал свой карнавал в долине, медленно надвигаясь пушистыми сугробами на одинокие шатры, стоящие в чахлых степях. мелкие снежинки подлетали ввысь, искря в последних лучах.

— меня не интересует чужой клан, пока они не заходят на мою территорию. я не буду терпеть чужаков на землях, за которые пролил кровь, — минхо бросает взор на безмятежную гладь из надвигающихся облаков. она предстала перед самым лицом ледяным страхом, навевая тревожащее будущее. возможно ли будет сохранить жизни людей, что ежедневно смотрят в твои глаза с самым настоящим доверием и благодарят за верную службу своему народу?

   возложенной ответственности на плечах было действительно много: предстоящие переговоры с вождями, подготовка зимнего праздника, совещание со старцами. минхо потирает переносицу, скрипя кожей перчаток. здесь, где начиналась граница его земель, он провёл уже несколько суток, проверяя изорванные тела, будто бы в узорах крови он сможет найти ответ, кто собирается напасть на селение. но правда такова, что ему и не нужно выискивать врага. вождь знал, кого стоит ждать у порога своего шатра.

   минхо опускается на колени возле мёртвого воина, прихватывая между пальцев синюю ленту, что спуталась под рядами кольчуги. совсем недавно минхо видел, как эту ленту осторожно повязывала молодая девушка у ворот селения, пуская холодные слёзы по щекам. сколько новобранцев покинули свои постели и не вернулись в них, сколько матерей и жён осталось без знания, где сейчас кусочек их души. минхо прячет ленту в набедренную сумку и закрывает заледеневшие веки того, кто больше домой не вернётся.

   каждый, кто поднимает взгляд в небо, лишь хочет знать, сколько ещё нужно принести жертв в этом мире, чтобы жизнь не заканчивалась так скоро. любой воин, звенящий железом своих доспехов в поле, задумывается на миг, вернётся ли он к семейному столу, улыбнётся ли маме, отцу, своим детям.

— нам нужно уходить. мы не можем быть уверены, что предатели не стоят за нашими спинами, ожидая момента, чтобы приставить клинки к шеям, — воины учтиво придерживают свои мечи, преклоняя голову, когда вождь, поправив кольчугу, перебрасывает ногу через седло, восседая на белом тигре.

   величественный герб клана развевался остролистыми краями алого полотна, напоминая кровавые кляксы на белоснежном снегу первой битвы. всё помнится, словно во сне. перед глазами мелькают картинки предательств и смертей, голые раны, крики детей и разлетающиеся в стороны обезглавленные тела. минхо хмурится, потирает окоченевшими пальцами переносицу и прикасается к мягкой шерсти белого тигра, выискивая успокоение от тепла животного. чёрные полосы выглядели настоящим контрастом, помогая отогнать тревожные мысли в то русло, где они никогда не настигнут чистого сознания. вождь зажмуривается, позволяя тигру вести путь в поселение, когда щеки уже начинало покалывать сухим холодом. цепи побрякивают на массивной звериной шее. верные подданные бредут по следам от лап на снегу, оставляя громогласные слова для тех, чьи сердца никогда не забьются.

   у ворот селения как всегда ожидают жёны, закутавшись в платки и сияя красными щеками. они вглядываются в начищенные шлемы, пытаясь разглядеть под ними любимый светлый лик. дети прячут носы в маминых юбках и вскрикивают звонко, весело, когда рядом проходит тигр, осторожно задевая их хвостом. минхо прикусывает изнутри щеку, завидев совсем юную девушку, волнительно перебирающую свою косу. синяя лента была вплетена в светлые волосы, напоминая тонкие русла рек подо льдом.

   вождь выпрямляется и становится строже в лице, ведь он не должен выглядеть слабым в глазах своего народа. он отдаёт сухие приказы и распускает сегодняшнюю группу для вылазки за пределы селения, чтобы быстрее скрыться от чужих глаз.

   в шатре тошнотворно пахло шаманскими венками из полыни и мяты. нарисованные ещё ранним утром руны процветания и победы на изголовье кровати горели красным в глазах. ком неведомой тревоги подкатывал к горлу в моменты, когда вождь переводит взгляд и в зрачках отражались воинские доспехи. минхо смазывает краски на лице, зарывается носом в свои ладони и тяжело выдыхает воздух, чувствуя, как чан рядом утыкается пушистой мордой в бок. тигр обтирается о кольчугу, порыкивает недовольно и долго ждёт реакции от своего хозяина. он ощущал все изменения в состояниях вождя. грядёт жестокая война между кланами, что унесёт немало людских жизней. и сколько ещё жизней нужно положить ради всеобщего блага?

   минхо ещё долго перебирает в пальцах колечки доспеха, рассматривая себя в грязном зеркале. весь защищён сталью - от вражеского оружия, кожей и мехом - от холода, и голубыми глазами - от всех, кто посмеет иметь чёрные мысли. вождь осторожно сбрасывает с себя броню, не вынимая узелков с травами, откидывает набедренную сумку и опирается руками на комод. ему становится тошно, в носу концентрируется противный запах железа, характерный для крови. он устал: от ответственности, собственной упёртости, от смертей тех, кто прежде ярко улыбался. возможно, он просто выбрал неправильный путь для развития селения.

— ты возлагаешь на себя слишком много ответственности, — минхо оборачивается уже в тот момент, когда чан превращается и укладывается на подушки всем телом, дёргая небольшими ушами в копне белоснежных завитков на голове. он растягивается мягко, лицом ничего не выражает, пока полосатый хвост мельтешит маятником из стороны в сторону, показывая толику раздражения.

   минхо замирает взглядом на испещрённой шрамами спине, чувствуя вину за то, что тигр всегда подвергается большей опасности в боях, о чём говорили затягивающиеся раны. поясница, оголённые бёдра, предплечья - всё было усыпано розовыми полосами, что напоминали полосы на белой шерсти в зверином облике.

— тебе необходимо больше отдыхать. нашему народу нужен вождь с трезвым умом и ясным сознанием, — парень смотрит на себя через призму кривого зеркала, скидывая меховой палантин в лужу всей одежды. его тело мало отличалось, по количеству уродливых бугров, от тела тигра. надоедливо горела лишь чернильная метка клана под рёбрами - солнце, внутри которого всегда будет спрятана луна. точно такая же была оставлена на лопатках чана, показывая всю принадлежность величественным корням своих предков. подарок или проклятие спрятано в этом рисунке, никто не знал. но его долго хранили прародители, передавали в гербах, сказаниях, оставляли на своей коже.

— ты ведь знаешь, что предстоят переговоры с главами соседних деревень. я должен заручиться помощью, ведь рано или поздно волчий клан нападёт. на границах всё чаще находят тела наших воинов, да и вой волков в лесах о многом говорит, — смоченным куском тряпки вождь смывает следы своего окраса, прикрывая веки от прохладной влаги. он не спал несколько дней над письмами из других селений, размечал карту и планировал зимний праздник так, чтобы все остались в безопасности. лишать простых людей радости он не мог, поэтому приходилось усиливать охрану там, где её почти никогда не было.

— а ты знаешь, что если падёт вождь, то падёт и селение. не думай, что кто-то сможет занять твоё место, особенно пока в совете сидят старцы.

— кстати о них, — вождь глубоко вздыхает и зажмуривается от внутренней злости. эти старцы лезли сквозь пальцы, пытаясь нарушить хрупкий покой селения. иногда казалось, что они восседают в совете не для помощи смелому вождю, а для того, чтобы сломать всю выстроенную систему. вождь оставляет взгляд на скрученном узелке с одеждой, приготовленной специально для чана, а после продолжает мысль, с которой начал: — завтра должно быть собрание совета. старцы составили новое пророчество, — минхо замечает в зеркале, как яро задёргался полосатый хвост тигра, показывая всё своё недовольство, — я знаю, что ты ответишь на это, но я хочу, чтобы ты был рядом со мной... — глаза чана нежно загорелись голубым, когда вождь обернулся, заканчивая все приготовления ко сну, — всегда. понимаешь? будь терпеливее, ведь я не подвластен изменить их устои.

   минхо путает руки в шелковой ткани балдахина, осматривая кровать, устеленную расшитыми подушками. они хранят на себе образ строгого тигра, подрёмывающего после изматывающих событий короткого дня. чан слышит, как шелестит под ладонями ткань, когда тело опускается рядом, одаривая теплом. минхо ищет успокоение на чужой груди, прижимаясь холодной щекой к месту, где под рёбрами отдавались горячие сердечные ритмы.

   он тянется на ощупь к голове, чтобы коснуться мягкого шерстяного уха, долго играясь с бусинами в заплетённых косах. он прижимается сильнее, ожидая услышать дрожащее грудное мурлыканье. чан подглядывает через подведённые глаза на вождя спустя время, когда буран усиливается, гудит за балками шатра. степные ветра накрывают всё поселение, гасят факелы на сторожевых вышках. холодная ночь унесёт несколько десятков жизней.

   каждый день - это сражение с предателями, шпионами и самым главным врагом тёмной долины - зимой. чан поднимает уши, расправляя белоснежные пружинки, прислушивается к голосам, шагам и шелестящему снегу, что налипал на конусы крыш. обстановка покоя укутывает весь шатер, усмиряются и резкие запахи. тигр позволяет коснуться пальцами грязных алых разводов на висках от боевого раскраса, мазнуть всей ладонью к кромке тёмных волос, заправляя пряди за ухо.

   минхо ворочается, заламывает брови в беспокойном сне, и прячет лицо в ключицах, выдыхая медленно. тигр накрывает хрупкие изгибы тела длинным полосатым хвостом, оплетая точёную талию. чан будет хранить верность своему единственному хозяину, пачкая пасть чёрной кровью, чтобы видеть вновь и вновь, как он засыпает на груди, становясь невинным мальчишкой, вышедшим из покровов толстых льдов.