Chapter Text
— Я верю в твою объективность, — голос, наполненный едкой, бессильно кипящей яростью эхом оседал на обнаженную совесть.
Что ж, есть такие решения, с которыми остается только смириться.
В конце концов, на этом корабле хватит места для всех: и людей, и машин, и человеческих горестей
***
И времени было достаточно.
Сколько угодно, мать его, времени. Страдать по давно потерянным его только не было, если хотелось выжить; не такая уж высокая цена. Можно делать хорошую мину при плохой игре — это у него получалось, с точки зрения самого Купера. Или избегать контактов — с этим у Амелии не сложилось, хотя она приложила усилия.
Истекали последние из трех выделенных на подготовку к длительному переходу сутки. После сухого и краткого обсуждения было решено отправить письмо для семьи Дойла — пусть и с маленьким шансом, что кто-либо когда-нибудь его получит. Новых сообщений с Земли получить не удалось: и эта информационная тишина, установившаяся сразу после шквала за двадцать с лишним лет, оказалась неожиданно болезненной и тревожной.
Если ситуация на Земле не поменялась к лучшему — а оснований думать, что это случилось, не было ни единого, — то в любой момент следовало ожидать… чего угодно.
Ромилли продемонстрировал карты ближайших звездных окрестностей, собранных стараниями преимущественно ТАРСа, которого неспящий ученый периодически выводил из режима тотального энергосбережения.
Область выглядела не слишком стабильной, поскольку нейтронная звезда, проходившая по длинной орбите вокруг Гаргантюа, постоянно меняла «пейзаж», унося вещество в пространство, и излучая несопоставимые с любой формой жизни гамма-лучи. Судя по предварительным наблюдениям, она могла с большой долей вероятности обладать эргосферой, и это делало объект в разы интереснее, но и без вариантов смертельно опасным.
— «Эндьюренс» не приспособлена к маневрам с перегрузками. Тем более, что у меня нет уверенности — после почти двадцати лет вынужденного простоя.
Купер покачал головой.
— Придется выравнивать курс относительно точки Лагранжа. — ТАРС вывел на монитор комплексную схему участка, с Гаргантюа посередине.
— Но это крюк длиной почти полгода, — запротестовал Купер.
— Можно активировать криокамеры, — пробормотал вполголоса Ромилли.
— Уложить экипаж спать в таких обстоятельствах — все равно, что устраивать пикник на минном поле, док. — Купер постучал куском карандаша по монитору прямо на передней панели робота.
Несмотря на несколько успешно внедренных за прошедшие годы схем циклической переработки, угроза иссякания ресурсов в самый неподходящий момент все еще оставалась реальнее некуда. Но гораздо страшнее была перспектива погибнуть прямо в этих крио-гробах в глубоком анабиозе в случае какого-нибудь апокалипсиса.
Амелия, присутствовавшая при разговоре, но до этого сохранявшая молчание, поддержала пожилого — теперь! — ученого:
— Это позволит нам добраться до Манна с наименьшими затратами.
Сначала Купер не поверил своим ушам: неужели у Брэнд проснулся энтузиазм повидать «лучшего из лучших»? Но выражение лица Амелии не изменилось, и тон остался ровным, надо полагать, она старалась держать себя в руках.
— С моей точки зрения это, к тому же, поможет эмоциональной стабильности… — Она уперлась взглядом в стенку чуть слева и позади Купера. — …экипажа.
Тот покивал, соглашаясь. Для виду, хотя, конечно, был разочарован: слишком уж быстро уползла обратно в свою раковину. «Эмоциональная стабильность» не должна зависеть от выбора — особенно когда от этого же выбора зависит жизнь людей на земле.
— Это не вопрос, Купер. Это — коллегиально одобренный выбор.
Ага, ну вот. Он поднял ладони кверху, принимая это очередное общее решение.
***
Но с эмоциональной стабильностью все равно что-то нужно было придумывать. Купер в очередной раз постарался уменьшить трения, удалившись на время ужина в рубку — корректировать курс в компании ТАРСа. Лучше пока избегать личных встреч и поводов для коллизий, особенно по таким… мелочам.
Принимая решение о конечной точке их маршрута, он всего лишь был объективен. Расчет топлива, жизненных ресурсов… Сухие и беспристрастные выкладки. Именно так. Но чем больше Купер твердил себе, что был только — и только! — рационален, тем сильнее тлело подспудное разочарование в собственной стратегии. Нет, он вовсе не раскаивался в принятом сообща — он предпочитал так думать — решении, только вот к недовольству собой примешивалось еще кое-что.
ТАРС строил траекторию до планеты Манна с максимальной экономией запасов топлива и ресурсов — должен был быть задел на случай неожиданностей, но, увы, задел этот получался слишком маленьким для любой нештатной ситуации.
Откровенно говоря, он не ожидал такой открытой и эмоциональной реакции Брэнд на самый взвешенный из возможных вариантов. Быть может, Купер слишком привык к тому, что она постоянно сохраняла этот свой отстраненно-профессиональный вид, и даже на послания от собственного отца реагировала не более чем парой-тройкой чуть более опечаленных взглядов в пространство.
С другой стороны, профессор Брэнд сам не позволял себе излишней эмоциональности, и в общих фразах о далеком космосе и неизведанных планетах было не больше душевной теплоты, чем в вакууме за обшивкой «Эндьюренс». Возможно, Купер и не был лучшим из родителей, но от мысли о том, что он мог бы когда-нибудь в таком духе общаться с Мёрфи или Томом, его передергивало.
Стоило бы признать, что ему было искренне жаль Амелию. К сожалению, он слишком открыто себе позволил это выразить, пусть и не словами, именно вот так, по имени, впервые, кажется, с момента знакомства. Этого она тоже ему, наверное, не простит — в довесок к остальному. Шансов на то, что она сможет увидеться с Эдмундсом, оставалось катастрофически мало: временной сдвиг в двадцать с небольшим лет, а вот теперь еще этот неоднозначный выбор конечной точки их миссии.
ТАРС наконец вычертил оптимальный путь, с учетом всех данных оставалось примерно сто восемьдесят четыре дня пути. Не так уж мало, досадливо подумал Купер, предварительно прикидывавший что-то около трех-четырех месяцев.
— Быстрее невозможно, — возразил робот, выводя информацию на главный монитор. — Не забывайте о радиации. И о нейтронном планетаре, о котором говорил доктор Ромилли.
Купер увеличил схему, на которой тут же образовались дополнительные цифры, почти все — бледно-красные, обозначающие рискованные для их «Эндьюренс» показатели.
Неутешительно.
Шаркающие шаги послышались у входа, и, ссутулившись, сам Ромилли вошел в рубку с кружкой кофе в руках.
— Вы рано закончили, — приветствовал его Купер, имея в виду ужин.
— «Мы» — это громко сказано, — проворчал Ромилли, напоминая чем-то Дональда. — Я не пожелал торчать там в одиночестве, джентльмены, надеюсь, не помешаю вам.
Купер поднял взгляд от новой карты ТАРСа.
— Амелия не явилась, — буднично пожал плечами Ромилли. — Она сейчас в инкубаторном отсеке: выставляет показатели для перехода. Как долго нам до Манна?
Это уже было ТАРСу, который любезно трансформировал цифры в наглядную карту.
Вертящиеся сферы, которые должны были обозначать планеты, и пунктирный след «Эндьюренс» создавали впечатление какого-нибудь старого научно-фантастического фильма, но Ромилли стал подслеповат, да и в цифрах навигации понимал мало. Поэтому робот постарался сделать картинку максимально понятной.
— Вот как, — покачал головой Купер.
Это был бунт. Писаных правил о поведении на корабле, разумеется, не было, но команда обязана поддерживать взаимодействие и видимость дружелюбия. Это был «брак по расчету», где сильным чувствам места не было — если они хотят выжить, надо работать вместе. Как бы ни претило. Обоим.
— Вот как, — задумчиво протянул он еще раз.
Черт побери, он же попросил прощения у этой заносчивой идиотки! Вот уж чего не хотелось делать, так это сталкиваться с Брэнд лицом к лицу после памятного брифинга о дальнейшей судьбе миссии. Но нет, он потащился в это её святилище, выслушал кучу колкостей, понял, что лучше бы он вообще никуда не летел — в который раз. Справедливости ради, он понимал — или думал, что понимал, — реакцию Амелии. Купер нашел возможность, своеобразную ахиллесову пяту и, не сомневаясь и не раздумывая, нанес удар, сокрушив до основания все радужные надежды.
А вот что он категорически отказывался осознавать — собственную радость от её поражения. Фактически он вынудил её произнести вслух то, что она скрывала, — успешно, надо же, как Ромилли удивился! — от всех, включая собственную семью, многие годы, и, несмотря на это, а, скорее, вопреки, принял решение, которое уменьшало до нуля шансы Амелии на встречу с Эдмундсом.
— Здесь и здесь необходимо включить датчики забора частиц, — настаивал Ромилли, разглядывая визуализацию. — Полагаю, что мы сможем «зацепить» что-нибудь интересное, здесь проходила орбита нейтронной звезды, она могла оставить артефакты поля.
Кажется, что двадцать лет затворничества на корабле с тоненькой обшивкой, отделявшего все живое от темной бесконечности космоса, не оставили заметных следов — кроме, понятно, седины, — у бедняги. Он все так же загорался энтузиазмом, как только обнаруживалась достойная его внимания загадка природы.
— Ромилли, вы были знакомы с Вольфом Эдмундсом?
Тот не сразу отвлекся от беседы с ТАРСом, предвкушая новое увлекательное исследование. Да и не сразу нашелся, что ответить.
— Кхм, да. Мы были в составе одной группы разработки. Слишком близко не общались, я тогда едва закончил второй год стажировки. — Ромилли поставил остывший кофе на откидной столик. — Про Амелию, конечно, не знал. Никто не подозревал, откровенно говоря. И хотелось бы понять…
Внимательный взгляд темно-карих глаз пожилого ученого смерил Купера с ног до головы.
— …как вы-то оказались в курсе этого?
Приятный во всех отношениях вопрос, не отвечать же прямо: на лице Амелии написано.
Потому что не написано, проверено на добром десятке людей за десятилетие.
— Док, я просто предположил. К сожалению, оказался прав.
Купер искренне надеялся, что Ромилли воздержится от оценок.
— Послушайте, я пилотирую корабли. Я не ученый, не психолог. Решение — оптимальное из возможных — принято. Надеюсь, она тоже найдет в себе силы примириться с этим.
Ромилли скептически хмыкнул, но затем утвердительно кивнул. Он отлично знал, что Амелия рано или поздно поймет этот выбор, особенно если Купер окажется прав. Да. Если Купер окажется прав…
Chapter Text
Подготовка к длительному переходу началась незамедлительно, учитывая, что времени терять было нельзя. Впереди маячило столько хлопот, что предаваться грусти и воспоминаниям оставалось некогда. Перенастройка энергоснабжения. Перераспределение ресурсов с учетом последующих нескольких месяцев гибернации. Снижение потребления и температуры жилого и командного отсеков. Людям предстояло самостоятельно справляться с холодом снаружи и внутри. Наготове лежала целая стопка штатных пледов и термоодеял. Амелия предупреждала, что не стоит слишком экономить — недоставало только уйти в криосон с простудой или еще чем похуже. Ромилли не жаловался, он привык к более низким температурам, поддерживая «Эндьюренс» на минимуме, но было видно, как ему трудно справиться с болями в суставах. Купер сохранял дистанцию — со всеми, — и молчание.
Возвращение домой, к детям, отодвинулось куда-то далеко, теперь не только в пространстве, но и во времени. Двадцать с небольшим лет — целая бездна… Быть может, они все уже находились на пороге гибели. А он был здесь, за черт знает сколько световых лет от дома и ничего, ничего, совсем ничего не мог сделать. Здравый смысл подсказывал, что будь он даже рядом, на Земле, это ничего бы не поменяло. Он все равно не смог бы…
Но легче от этого все равно не становилось.
Каждая секунда сейчас — на вес золота. О, теперь Купер буквально понял, что значили слова Брэнд о том, что она — тоже! — считает каждое мгновение. Считает мгновения… Какого же дьявола рогатого она забыла в ловушке водной планеты с этими проклятыми данными Миллер? Ведь по сути — если бы Купер знал, чего будет стоить вытащить ее задницу из той, куда она по собственной доброй воле угодила, — стал ли он жертвовать Амелией? Ответ напросился только один: нет, не стал бы. Ни Амелией, ни Дойлом, никем из роботов.
Череда ошибок, помноженных на случайности. Человеческий фактор, где в слове «фактор» было допущено шесть ошибок, и вообще должна была бы стоять «глупость». Теперь же осталось непростительно мало вариантов: нельзя было ошибиться еще раз. Выбор не из легких — все или ничего. Этот вот сделанный другими выбор не оставлял Амелии ни следа надежды. Купер не оставлял, нужно было быть честным. И это тоже царапало изнутри, по краю, немного, но — больно.
Мог ли он рассчитывать, что Амелия поймет или примет это решение? На первое — вряд ли, на второе… К счастью, Ромилли стал проводить с Амелией больше времени, ненамеренно, исподволь отвлекая ее и в то же время стараясь примирить с реальностью. К счастью, потому что Купер своими глазами видел выражение лица и пергаментную бледность Амелии после сеансов общения с видеопосланиями от профессора. Точно не шло ей на пользу.
Сам Купер после памятной беседы в лаборатории в разговоры вступать не спешил и уж тем более не собирался бередить еще свежие раны на душе, коль скоро он не в силах помочь в их исцелении. Старался поменьше попадаться на глаза.
Незачем.
По внутренней коммуникации кем-то из роботов было передано короткое сообщение о готовности запуска камер криоподов — впервые с того момента, как они пересекли орбиту Сатурна.
Последний отсчет. Готовность в течение часа.
Купер, надиктовывая на портативный плеер сообщение для Мерфи, бессвязное, но его это не волновало — все равно оно никогда не будет доставлено, направился в командный модуль.
***
— Вы напугали меня.
Констатация хоть и была сухой и отстраненной, но кофе Амелия, вздрогнув от неожиданности, расплескала себе на руки. Учитывая, что он не успел толком остыть, естественно, Амелия обожглась. И выругалась — сжав губы, почти про себя, удержавшись в рамках приличий.
— Прошу прощения. — Купер непритворно раскаивался, пробуя загладить промах; но, кажется, не получилось. Она неопределенно пожала одним плечами, принимая из его рук любезно протянутую салфетку.
— Ничего страшного.
Голос звучал несколько охрипшим, но ровным.
Купер уставился на ее затылок, пока Амелия отмеряла нужное количество медикаментов. Может быть, за эти месяцы она увидит много приятных снов, и, как знать, научится понимать, что решения требуют принимать на себя ответственность?.. В пластиковом стаканчике лежала прозрачная капсула с синеватыми крупинками — транквилизатор. Снов не будет, так как мозговые импульсы снизятся до минимальных, он это уже знал. Скорее криосон напоминал потерю сознания, долговременную, из которой потом очень тяжело выплывать.
Впереди у них тяжелая, быть может — непреодолимая миссия по созданию нового мира для человечества и, на что Купер надеялся больше прочего, — по эвакуации оставшихся на маленькой синей планете людей в этот новый мир. Его дети. Все, кого он знал. Кого когда-то любил и те, кто помнили, что был такой человек. Дж.Купер. Однажды улетевший в другую галактику. И хотелось бы, очень бы хотелось, чтобы эта миссия увенчалась успехом. Но чем все это великое начинание обернется, если уже сейчас, на пороге, они не могут найти взаимопонимания?
— Я в самом деле прошу прощения.
Едва ли проявив хоть какую-то реакцию, она, чуть отклонившись назад, выбросила салфетку в специальный ящик. Скомканный клочок синтетической бумаги долгий путь по внутренностям корабля — пока не будет измельчен, химически обработан и передан в резервуар для топлива гибридных двигателей «Эндьюренс». И, в конце концов, тоже послужит этой самой миссии.
Сгореть без остатка.
Чтобы выжил кто-то другой.
Доктор Брэнд наконец повернулась к Куперу лицом. Да, так было гораздо лучше, чем вполоборота. Все, что она не скажет, можно будет рассмотреть в выражении глаз.
Но ничего кроме тотальной, абсолютной усталости Купер в них не увидел.
— Считайте, что вы его получили, — выдохнула она, и в голосе отчетливо послышались нотки обреченности. Не получил, лишний раз убедился Купер. Но в темных миндалевидных глазах Амелии Брэнд не удалось разглядеть ни капли тоски или беспокойства. По крайней мере ему — не положено. Купер кивнул — пусть так.
— Только вот, — добавила она, уже направляясь к выходу из командного отсека — переодеваться к длительному погружению в криосон, — нужно ли оно вам?
Кричать в спину было бесполезно, да и в принципе вредно, особенно в свете нарождающегося вооруженного нейтралитета.
Или коллегиального взаимопонимания, как принято это называть.
***
Не нужно.
Ему вообще, проклятие, от нее ничего не нужно, думал Купер, выставляя на криоподе график сна и уже чувствуя, как начинают наливаться тяжестью конечности.
Ромилли, как и в первый раз, храбро устремился в криопод первым, требуя у ТАРСа непременно разбудить его, если поблизости покажется что-то интересное в плане астрофизических наблюдений. Купер лишь в очередной раз поразился храбрости человека, не убоявшегося влезть без колебаний в этот электронный гроб, заполненный подогретым физраствором. Он сам и первый-то раз не без сопротивления перенес, а теперь, когда уже знал, что это такое, содрогался от предчувствия.
Омерзительное ощущение заливающейся в рот жидкости; после пробуждения металлический привкус в носоглотке не проходил несколько дней, и вся еда казалась отвратительной. Снов и в самом деле никаких не будет — только обрывки, да и то…
Если бы он мог видеть сны, если бы он мог выбирать, то пожелал бы вновь оказаться — хотя бы во сне — на Земле, пусть затянутой сплошными пыльными бурями и черным смрадом пожарищ, по большей части — вымершей. Но рядом с теми, кого любит.
«Мы любим тех, кого нет в живых».
Неужели слова Амелии, прозвучавшие в той перепалке, могут оказаться пророческими?.. Нет, нет, успокаивал он себя, глупости. Сверля Купера в упор глазами, она бросила в него — наотмашь, без обиняков, и — попала. Точно зная, куда именно ранят ее слова. И насколько болезненно. Теперь, когда Купер немного пришел в себя, он гораздо лучше понимал, что Амелия, уже загнанная в угол, уже не выбирала выражения и не искала приличных формулировок, била наверняка, отчаянно…
Проиграла, но не отступилась.
Бросив взгляд искоса, через плечо, Купер заметил, что Амелия, пристроив датапад у изголовья своего криопода, так, чтобы могла его сразу обнаружить после выхода из капсулы, замерла на некоторое время, вглядываясь куда-то впереди себя.
Купер когда-то обещал Мерфи вернуться. Но и Амелия когда-то обещала, наверное. Этому Вольфу Эдмундсу. Сжав ладонями край раскрытого криопода, Купер некоторое время вглядывался в темный физраствор. Он хотел бы сказать, что его это не интересует и не касается.
— Амелия, я… — неожиданно для себя самого заговорил Купер, и сбился на полуслове, потому что сам толком не понимал, что именно хотел сказать.
— Все в порядке? — задала она встречный вопрос, не дождавшись продолжения. Бегло оценив ситуацию и побледневшего Купера, Амелия подошла ближе, с беспокойством вглядываясь в его лицо.
— Что-то мне…
— Дурно? — Амелия подняла бровь, удивленная, что на что-то из привычных препаратов могла возникнуть нештатная реакция.
Пожалуй, да. Тошнота подкатывала к горлу, а руки и ноги начинали плохо слушаться — пришло время укладываться в криокапсулу. Купер принял протянутую ему таблетку и не глядя запил ее прохладной водой, остававшейся в стакане рядом с приборной панелью.
— Не стоит медлить, — прошептала Амелия, мягко подталкивая его к краю, оглядываясь на свой собственный криопод, тоже раскрытый и ждущий ее. Над подогретым физраствором поднималась легкая дымка пара.
Амелия его ненавидит, промелькнула в угасающем сознании откровенная и злая мысль.
Он рывком подтянулся на руках и опустил озябшие ступни в теплую емкость. Немедленно намокшая одежда облепила его, дополнительно обездвиживая и приковывая к рамке внутреннего контура. Еще до того, как глаза привыкли к яркому свету потолочного светильника — прямо в лицо, тонкая мембрана в автоматическом режиме запечатала человека, будто в кокон, и следом скользнула вверх надежная, как могильная плита, внешняя запирающая панель.
Шум жидкости в фильтрах отчего-то навевал мысли о море, а гул двигателей, постепенно удаляющийся, напоминал стихающий ветер. Дыхание, выравниваясь, становилось все реже, под веками угасали яркие пятна. Стараясь не задумываться о физическом, Купер вспоминал о том, что время до пробуждения начнет отсчет, как только он погрузится во тьму окончательно. И с каждой секундой этот момент будет приближаться.
Chapter Text
Делать этого, конечно, не следовало.
Купер знал, что нарушения режима криосна были чреваты некоторыми побочными эффектами, не слишком хорошо сказывавшимися на нервной системе и общем самочувствии. Но проспать все эти месяцы было выше его сил. Тем более, что это ненадолго, каких-то пара часов: встать на собственные ноги, пройти несколько шагов по темному, безжизненному кораблю. Услышать голоса детей — в записанных сообщениях, увидеть их улыбки и вновь почувствовать отчаяние: слишком далеко от дома.
Глаза немилосердно слезились. Подтянувшись на едва подчиняющихся руках, Купер неловко перемахнул через борт криопода. Разумеется, руки и ноги сразу же замерзли до синевы: система регулирования температуры была выставлена на необходимый минимум. Переодеваясь в сухую рубашку, он стучал зубами так, что опасался разбудить кого-нибудь из коллег. Да, корабль не выстужался до забортных минусов, чтобы работала техника, но ноль на термометре оптимизма на прибавлял, и Купер, забрав из стопки пару верхних пледов, направился в коммуникационную рубку.
Чуть попривыкнув, он шагнул в узкий переход. В дымно-тусклом свете экономных аварийных ламп дыхание вырывалось наружу густыми клубами. Практически наощупь Купер отодвинул крышку с контрольной панели, и шлюз-дверь откатилась в сторону, пропуская его в мерцающий огоньками приборных панелей сумрак командного модуля. Глазам от этого мельтешения сразу стало неприятно — слишком много источников света, а ведь здесь его едва ли больше, чем в переходах. Нужно было привыкнуть: освещение в лабораторном модуле оставалось постоянным, поддерживалось вспомогательными и аварийными аккумуляторами так же, как и температура, и влажность. Для «плана Б» это было жизненно необходимо.
Купер уже знал, где здесь комфортно можно устроиться — в конце концов, это было не первое его нарушение режима криосна. В первый раз он страшно беспокоился, опасаясь, что сработает какая-нибудь сигнализация — черт знает, что там у этих ученых в голове. На второй и третий раз прошло спокойно; и вот, в пятый или шестой Купер уже привычно расположился в кресле радиорубки, отделенный от внешнего мира складной перегородкой, которая, впрочем, никакой истинной приватности не обеспечивала.
Четырнадцать стоек-инкубаторов с генетическим материалом для будущего человечества. Или девочка-женщина, его, Купера, ровесница — теперь, с жестким взглядом, пронзающим монитор с той стороны времени, пространства и сколько там их есть измерений. Купер с тоской оглядел обстановку командного модуля, понимая, что не так уж велики шансы на возвращение… Нужно только добраться до Манна, до обетованного нового мира.
Ну что, Амелия? Вот оно, перепутье миров. Сотни эмбрионов, мирно спящих в своих ячейках, имеющих шанс появиться на свет в комфортных условиях на другой планете, или один-единственный Вольф Эдмундс, давно прекративший выходить на связь? Купер невесело усмехнулся собственным мыслям. Она ведь честно пыталась. Ключевое слово — «честно».
А ведь он, этот Эдмундс — выбрал. Поэтому в обреченном упорстве Брэнд виделась ему какая-то несправедливость. Но надо отдать ей должное — она сделала все возможное.
Частая мысль в последнее время — а как там Мёрф? — вновь пришла из дальних уголков сознания, и прогнать её Купер не смог. Том был почти взрослый, когда они прощались, да и, кажется больше обрадовался автомобилю, чем расстроился прощанию. Дети быстро вырастают. А вот его девочка…
Он помнил ее совсем малышкой. Да, профессор Брэнд позаботится о ней, он умел держать слово, да и на интуицию Купер тоже полагался — старик не лгал. Но рядом будут совсем другие люди, когда она закончит школу, колледж, университет… Уже закончила, бесстрастно подсказал здравый смысл, и глаза обожгло вновь, будто ярким светом.
Она сильная, она — его девочка. Она не позволит сделать из себя куклу наподобие младшей Брэнд, зазомбировать себя бесконечными уходами в сумрак вечной тьмы, так нелепо и гнусно зарифмованными. Мерфи справится.
Купер вновь улыбнулся, себе и воспоминаниям, переслушивая рассказ из какого-то сообщения Дональда о том, как Мерфи Купер получила выволочку после того, как заявила учительнице прямо на экзамене, что эта «новая наука» — ложь, мягко выражаясь. Но его младшая дочь выражалась не мягко, за что и схлопотала две недели дисциплинарного взыскания.
— С добрым утром! — Несмотря на все еще звучавшее сообщение, Купер едва не подскочил от неожиданности: у отведенной в сторону створки перегородки, сложив руки на груди, стояла, буравя его взглядом, Амелия.
Застигнутый врасплох Купер только и нашелся в ответ, что кивнуть. Выключил плеер и прикидывал, каким будет дисциплинарное взыскание для него.
— Ты знаешь, что такие фокусы могут плохо кончиться? — Это Брэнд, конечно, перегнула палку, потому что негативные эффекты криосна и нарушений режима еще были полем для исследований, без значительной доказательной базы. Поэтому Купер стоически воспринял всплеск дежурного негатива — как должное.
— Да, догадываюсь. Простите, доктор Брэнд, я…
Амелия покачала головой, но разбирательств по поводу того, что он здесь в неурочный час делает, учинять вроде не собиралась. И на том спасибо. Поэтому продолжать оправдываться Купер не стал.
Сама Амелия тоже скорее всего успела покрыться наледью, пока добралась в центральный модуль, — даже без пледа, в светло-синей сменной рубашке. Она пришла сюда не предаваться тоске и печалям — в отличие от него — а проверить состояние блоков питания и контроль термостатов лабораторного модуля, выведенные на специальную панель, к чему и приступила, больше не обращая на Купера никакого внимания.
— Амелия!
Она окинула его удивленным взглядом.
— Все еще девяносто процентов?
— Простите?
— Вы так и не сказали, скучаете ли по Земле.
Он обратил внимание на то, как доктор Брэнд поежилась, и невозможно было сказать, от холода или от неприятных мыслей.
— Да. Скучаю, — произнесла она отчетливо артикулируя и расставляя акценты. — Только вот не по этой.
Удивительное дело, как может меняться один и тот же диалог, если повторяется в другой обстановке. Теперь все встало на свои места: и отчужденность профессора и его дочери, и желание Амелии не терять времени — тогда, на брифинге перед приземлением на планету Миллер, — и безотчетная надежда в её глазах, когда она смотрела в иллюминаторы. Все стало понятно окончательно и бесповоротно. После слов Дойла о том, что Эдмундс молчит третий год — и её незамедлительного предположения о том, что передатчик сломался. Конечно, ведь никаких других причин быть просто не могло.
Купер внимательно, хоть и несколько отстраненно наблюдал за тем, с какой ритуальной верностью процедуре и четкостью Амелия справляется с доброй сотней манипуляций едва ли не одновременно. Тяжело предположить, что она не любит этих детей, не привязана к ним, не гордится ими — как недостижимым никогда ранее результатом исследований и многих и многих лет напряженной работы.
Отогнав прочь мстительно-злые мыслишки о выборе между любовью и долгом, Купер вновь поймал себя на странном ощущении. Странном и неуклюжем. Что-то сродни восхищению промелькнуло в глубине души при воспоминании о том, как яростно и обреченно отстаивала Амелия свой путь. Этот Эдмундс должен быть чертовски везучим сукиным сыном.
Согласуясь со здравым смыслом, ему бы тихо пересидеть в уголке, или, что еще лучше, потихоньку улизнуть в жилой модуль или еще куда… Чтобы не мешать и не мозолить глаза Брэнд. Не напрашиваться на грубости одним своим присутствием. Но как-то пока со здравым смыслом что-то не складывалось.
― Почему вы сразу не сказали?
Тяжело вздохнув и проверив в последний раз показатели на обоих мониторах и датападе, она взглянула на него, тускло, исподлобья. Как на полного кретина.
Потому что его это не касалось. Никак. Вообще.
Амелия потерла рука об руку, согревая пальцы, отворачиваясь, давая понять, что ответа не будет. Даже в самой оскорбительной форме. Она и в самом деле просто устала. Устала бунтовать и устала понимать, что этот бунт обречен. Что теперь ничего нельзя изменить. Что прошло, в том числе и по ее милости, слишком много времени. Что и без того призрачная надежда таяла, как утренняя дымка в солнечных лучах июньского рассвета.
― Почему вы сразу не улетели?
Потому что надо было сразу возвращаться в рейнджер, когда было сказано, вот почему, сердито огрызнулся про себя Купер. Но вслух ничего не сказал. Не меняясь в лице, хотя очень хотелось, он протянул Амелии второй из предусмотрительно захваченных в увольнение от криосна пледов. Она не возражала, устроившись в кресле-вертушке поодаль, перед откидным столом, на котором тут и там громоздились кипы инструкций, мануалов и подшивок отчетов.
Между долгом и человечностью Купер всего лишь выбрал человечность. Выбор, стоивший одной и — в перспективе, — миллионов и миллиардов всех, кто остался Земле во власти смога, пыльных бурь и мелеющих океанов.
Больше он такой ошибки не совершит.
Амелия прикрыла глаза, проглатывая рвущиеся вовне обвинения. Не стоит. Теперь все равно ничего не исправишь. Впереди были месяцы пути сквозь межзведные бездны, недели обустройства на новом месте и годы — при самом лучшем исходе, — тупой ноющей боли в груди.
Время необратимо, и цена неправильного выбора слишком высока. Амелии ли не знать?..
Внезапным осознанием Купера осенила мысль, что это тоже не первое ее пробуждение вот так, украдкой. Чтобы горевать, пережить и привыкнуть. Он остро ощутил известную неловкость. Стыд. Вновь — уколы совести. Профессор обещал ему позаботиться о Мерфи. Купер никому ничего не обещал, но позаботиться об Амелии не получилось. А при мысли о Мерфи вновь мучительно сжалось сердце.
Над столом Амелии, между рядами графиков, напоминаний, формул в маленькую рамку, такую, что даже не сразу заметишь, была вправлена фотография профессора, еще не старого, улыбающегося на камеру.
― Вы так и не ответили, будет ли вам его не хватать.
Склонив голову, Амелия улыбнулась, самым уголком рта. Вот где его слабое место. Чуть помедлив и подбирая слова, она произнесла, достаточно мягко, чтобы удар пришелся в самое яблочко:
― Взрослые дочери редко скучают по отцам, знаете ли.
Купер взглянул на нее, сердито приподняв бровь, но никакого раздражения при этом не испытывал. Брэнд способна бороться. В том числе и с обстоятельствами. И с ним самим, коль скоро он некоторые из этих самых обстоятельств олицетворяет.
Это хороший знак.
― А вы та еще язва, доктор Брэнд, ― констатировал он, впрочем, беззлобно. Кажется, где-то на горизонте замаячило что-то вроде перемирия.
Однако прежде, чем Амелия успела ответить шпилькой, вспыхнуло потолочное освещение и в дополнение зажглись ярко-красные направляющие боковых панелей: это значило, что всему списочному составу надлежало немедленно явиться в центральный модуль.
Одновременно с включением аварийной световой сигнализации зазвучал иерихонской трубой голос ТАРСа, оглушающе-громкий, механический и спокойный, и от этого ледяной ужас продрал всех бодрствующих:
― Вхождение в поток частиц, готовность ― от сорока пяти минут до суток. Экипажу рекомендуется занять свои места.
Chapter Text
Разбуженный по тревоге Ромилли неловко отряхивался, сидя на краю криопода. Амелия, с которой слетели и сон, и мысли о чудовищном холоде в выстуженной «Эндьюренс», примчавшаяся обратно в лабораторный модуль, металась между блоками-криоинкубаторами, переводя их в аварийный режим энергопотребления. Купер мог бы посоветовать ей сделать это в автоматическом режиме, но почему-то понимал, что ей, наверное, было необходимо чувствовать вовлеченность. И в конце концов — ему-то что за дело? Он и сам был занят уборкой оборудования не первой необходимости — если их как следует встряхнет, то они могут остаться без него вообще.
Да без всего, если начистоту — «Эндьюренс» не была приспособлена к суборбитальным полетам, что уж говорить о направленном потоке пусть даже и слабо заряженных частиц. Сбои в навигации, черт знает что еще — и это только в самом лучшем случае.
Попробовав ногами твердый пол, Ромилли спустился, оставляя за собой лужи и капли физраствора из камеры криопода. Мельком взглянув на него, Амелия протянула ему противорвотное и пластиковый стаканчик с водой. И была совершенно права — если их неконтролируемо закрутит... Ромилли деликатно покашлял, рассматривая неаппетитный «завтрак», однако все выпил.
— Орбиты нейтронных звезд могут нарушаться, — пояснил он, — это редкое явление, но случается. Правда, я не мог предположить, что в окрестностях планеры Миллер что-то подобное может произойти. Здесь довольно стабильная область...
Последнюю часть пояснений он уже пояснял из перехода в жилой модуль — времени терять было нельзя. Купер, оглядев напоследок помещение, направился в противоположную сторону — к командному мостику, там требовалось его неотложное присутствие.
Но прежде, разумеется, защитный костюм и вся экипировка по форме. Проклиная все на свете, Купер отправился в жилой отсек экипироваться. За пару минут ничего серьезного произойти не должно было.
КЕЙС, уже находившийся на мостике, отключал вспомогательные системы и что-то спросил у Купера. Запрос донесся из динамика очень глухо, и Купер сообразил, что робот заодно вырубил и основную линию интеркома.
— Не спеши, приятель, скоро буду...
Ровно через полторы минуты он явился на командный пункт головного модуля. Экипаж уже был в сборе, как и велено инструкциями и ТАРСом некоторое время назад. Амелия, правда, без шлема, уже сидела в кресле второго пилота — Ромилли занял место в противоположном углу, у иллюминаторов, с принимающей аппаратурой.
— Остается молиться, чтобы нас захватил не «джет» из Гаргантюа, все остальное, включая протонные ядра, покажется нам легкой прогулкой, — мрачно шутил старый ученый. — Я провел здесь много лет, но такого еще никогда не видел...
— А если все-таки джет? — осторожно поинтересовался Купер, поправляя «воротник» скафандра, который почему-то вдруг стал немилосердно неудобным.
— Тогда остается просто молиться, друг мой, — усмехнулся Ромилли. Но сам он, судя по деловитой вовлеченности, молиться отнюдь не собирался, даже если бы сам Гаргантюа гонялся за ним в намерении откусить ему задницу.
Черт бы побрал этих ученых, которые в минуты опасности все еще заняты своими экспериментами.
— Не делайте такое лицо, Купер, собираюсь сделать кое-какие замеры, возможно они помогут нам с минимальными потерями миновать поток или даже всю область.
Купер кивнул, осознавая, что пилотировать придется с Брэнд на подхвате. Только на тренажерах, значит...
Сокрушенно покачав головой, Ромилли продолжил что-то подсчитывать на рабочей машине. Судя по выражению его лица, вечерок предстоял весьма непростой.
Оставалось понять, что можно было сделать с самой старушкой «Эндьюренс», чтобы их в лоскуты не размотало, если есть хоть малейший шанс выбраться из переделки живыми.
Магнитные экраны, резервуары с водой... Последнее отпадало начисто, потому что, во-первых, воды было слишком мало для полноценной защиты всего корабля, это были не резервуары в полном смысле этого слова, а замкнутая фильтрационная система, да и во-вторых — потом эту воду можно будет только слить, и если на планете Манна не окажется пригодной для жизни воды... То им крышка.
Прелестный выбор.
А вот с магнитными экранами стоило бы поработать.
— Сэр? — окликнул Купера КЕЙС, все еще занятый расчетом рисков разрушения корабля в разных сценариях.
— Да?
— Система создания искусственной гравитации потребляет двенадцать-восемнадцать процентов нынешнего уровня расхода энергии.
Взглянув на Ромилли и получив утвердительный кивок, Купер подтвердил:
— По местам, всем пристегнуться... Отключаем все, что можно! Надеюсь, эта посудина выдержит...
Корабль дернулся, вращение замедлилось, и в воздухе поплыли незакрепленные детали, бумажки, пустой стаканчик из-под воды, сама вода некрупным и не слишком правильным шариком.
Защита магнитными экранами имела пределы прочности — мощность радиационного потока усредненного участка межзвездного пространства. Купер чувствовал себя в ловушке, словно заяц посреди поля, которого преследует невидимый до сих пор хищник. Бежать! Но куда... О гравитационных маневрах и ручном пилотировании речь вообще не шла, зацепиться здесь было не за что — сплошная и усредненная пустота.
Ромилли опять неважно себя чувствовал, его тяжелое дыхание в интеркоме давало понять, как сложно ему в смене гравитации. Сколько там прошло с тех пор, как ее на «Эндьюренс» отключали в последний раз? У Купера и самого голова пошла кругом, он привычно ухватился за край собственного сиденья, настраиваясь на невесомость.
— Черт... — как-то пессимистично вплыл в эфир шепот Ромилли, и Купер вскинул на него полный беспокойства взгляд.
— Отсюда не поймать первые сигналы... Поток может быть сильным, может быть слабым, двигаться прямо на нас или в сторону, состоять из частиц одного вида или быть смешанным...
Черт бы побрал эту научную братию, сцепив зубы, подумал Купер. Чуть что — лекции читать!.. Хороши байки перед верной гибелью, какая там разница, какими протонами их прошьет насквозь.
— Откуда лучше их ловить? — осведомилась Брэнд, до этого упрямо молчавшая. — Что можно сделать?..
— Я попробую складской модуль номер четыре... — с готовностью отозвался Ромилли, так, словно ждал этого. Купер опять упустил момент — ну что ж, они на одном языке разговаривают. Пусть и договариваются... Сами.
Он отвлекся на щиток на приборной панели. Пока что показатели возмущений окружающей среды были в порядке, но ждать можно было вплоть до суток, так, кажется предупреждал ТАРС. Ромилли, вооружившись рабочей машиной и парой своих хитрых датчиков на магнитах отправился в боковой переход к грузовым отсекам. Амелия потянулась к застежкам плечевых ремней, очевидно собираясь двинуться следом.
— Брэнд, останься. Ты нужна мне здесь. — И плевать было, как это прозвучало. В конце концов, время детских игр кончилось.
Взгляд, который Купер получил в ответ, стремился по температуре к абсолютному нулю. Ну и то, что ремни Амелия-таки отстегнула, тоже служило ответом. Она его и в грош не ставила.
На помощь пришел Ромилли, которому, конечно, было тяжело, но совершенно не требовалась ассистентка.
— Не нужно, Амелия. Я справлюсь...
— Ты уверен? — удостоверилась Брэнд так, словно только мнение Ромилли на этот счет имело значение. Купер, без единого слова присутствовавший в эфире, почувствовал себя задетым.
— Да-да, не беспокойся, — остановил ее жестом плавающий посреди перехода Ромилли, поудобнее перехватывая ящик с приборами и следя, чтобы ноги не задевали поручни.
— Хорошо... — Амелия, вслепую нащупав поручни, опустилась в кресло.
— КЕЙС, будь на стреме, ок? Ты в распоряжении Ромилли — по первому требованию.
Купер металлом отчеканил фразу, получил подтверждение от робота и вновь занялся построением возможных маршрутов — в зависимости от направления потока. Для уточнения нужны были данные о силе, направлении и составе — а ждать этого следовало как раз от Ромилли.
За прошедшие годы на орбите планеты Миллер он как следует изучил этот участок, и, если бы такие события здесь были обыденными, уже сказал бы им об этом — в конце концов, зафиксировал бы в отчетах или в бортовом журнале. Если пробелы в знаниях после их выпадения из течения времени Брэнд заполняла по научным отчетам, то Купер изучал события бортового журнала, который формировался независимо от человеческого экипажа, по желанию Ромилли мог вносить туда дополнения, но он очевидно или не владел технологией или не желал ею пользоваться. В любом случае, утаить что-либо возможным не представлялось.
Значит, событие было не из ряда обыденных.
Самый ожидаемый в окрестностях черной дыры и самый смертоносный вариант — джет, — парадоксально был отметен на уровне интуиции. Купер догадывался, что если бы джеты были здесь частыми гостями, то «Эндьюренс» уже на орбите Миллер была бы превращена в первостатейное решето с магнитным полем такой мощности, что Юпитер удавился бы от зависти.
Брэнд, пристегнувшаяся обратно в своем кресле, делала пометки в датападе, изредка поглядывая в сторону перехода в лабораторный модуль. Сохраняла молчание. Она совершенно очевидно не обрадовалась попыткам Купера покомандовать — и он не был уверен, до каких пределов дойдет фронда.
Формальным руководителем миссии был покойный Дойл — совершенно формальным, потому что у каждого члена маленького экипажа была настолько громадная сфера ответственности, что кто-то один просто не способен был охватить не только что-то кроме своей собственной, не говоря уже о том, чтобы взять ответственность за всех.
Купер был всего лишь пилотом. Квалифицированным пилотом, навигационные функции выполнял ТАРС, которого мог заменить КЕЙС.
Они все были совершенно равны. В ответственности и в праве принятия решений. Поэтому простое большинство голосов решало вопрос — другое дело, что проигравшая треть оставалась в опасно большом меньшинстве.
Удивительно простая мысль — Брэнд его ненавидит. Купер перевел малые двигатели на сорок процентов мощности. Лучше быть готовым к неожиданностям.
Она презирала его — с самого начала, не давала себе труда скрывать это.
Купер солгал бы себе, если бы сказал, что не почувствовал себя победителем, приказывая ТАРСу проложить курс к планете доктора Манна. На секунду. Или даже долю секунды — пути «Эндьюренс» и миссии были в его руках.
Но только на секунду.
Чувство того, что он все делает правильно, поддерживало Купера. Он все сделал, как от него требовалось. Рационально. Логически. Как надо. Только вот что-то не давало покоя.
Он мог вести корабль хоть к черту на рога, но это ничего бы не поменяло: путь к сердцу Брэнд был заказан.
Оставалось саднящую несправедливость прятать подальше — за стеной железобетонной уверенности в собственной правоте.
Потому что он был прав, черт ее побери.