Archive of Our Own ^beta

Chapter Text

Том Риддл открыл глаза в слизеринской спальне чуть раньше обычного и сразу понял, что в мире что-то изменилось. Изменилось совсем немного, но неестественно.

На вид всё было по-прежнему. Стены, отделанные темными деревянными панелями, кровать с пологом из изумрудного шёлка, влажный воздух. Он будто не чувствовал никакой угрозы, но странное чувство неестественной перемены и не думало никуда исчезать.

Через несколько минут проснулись и соседи по спальне, по совместительству — друзья Тома. Вернее, друзьями он называл их вслух, но надеялся, что, на самом деле, слово последователи подходит лучше.

Он не пошёл с ними на завтрак, сославшись на недоделанное домашнее задание. Не то чтобы кто-то ему поверил, но расспрашивать, конечно, не стали.

Магические проверки не обнаружили вообще никаких изменений. Защита замка в порядке, ничего не отравлено, никаких опасных артефактов, никакого слежения...

Голос приютской медсестры мисс Прингл (он появлялся в голове Тома очень, очень редко) заявил, что не стоит быть таким впечатлительным. Не то чтобы она хоть когда-то говорила подобное ему самому, но это была её излюбленная фраза. Том Риддл — пока — решил к нему частично прислушаться. Сейчас нужна только бдительность. Он собрался и пошёл на первый урок.

***

Альбус Дамблдор провел аналогичные проверки и пришел к аналогичным выводам на час раньше. А значит, не пропустил завтрак.

Величайшие маги знают, что завтрак не стоит пропускать, потому что голод снижает реакцию, мешает рациональному мышлению и способствует импульсивным поступкам.

***

Кэрол Прингл (приходящаяся приютской медсестре однофамилицей: это совпадение, вероятно, указывало на то, что, несмотря на ошибку, касающуюся завтрака, великим магом Том Риддл всё же являлся) проснулась ровно на полчаса позже Дамблдора и ровно на полчаса раньше Тома Риддла, потому что вставала в это время каждый божий день. Ничего необычного она не почувствовала. Соседки по спальне Рейвенкло, любви к утренним пробуждениям не разделявшие, расталкивались, как всегда, с трудом.

Из хорошего: тёплое, ясное апрельское утро, поют птички, благословенный шестой курс, лишенный важных экзаменов.

Из плохого: вышеупомянутые соседки, сопротивляющиеся пробуждению, и тревога из-за европейской войны (не то чтобы Кэрол переживала из-за Гриндевальда с утра до ночи, но с пробуждения до прочтения передовицы «Ежедневного пророка» — да).

Соседки разделяли её чувства (у Джейн вообще дядя во Флоренции!) и по дороге на завтрак они опять говорили о политике.

Ничего хуже ожидаемого в «Ежедневном пророке» не обнаружилось, и вскоре тревога улеглась.

***

Дамблдор был просто бдительным, Риддл, в дополнение к этому, использовал легилименцию. Впрочем, оба подхода пока ничем не помогали.

***

На Заклинаниях Риддлу показалось, что он напал на след: Аббот, гриффиндорец, планировал устроить какие-то козни во время обеда. Копаться в его голове основательнее было опасно: заметит и Аббот, и, что хуже, преподаватель, так что Риддл решил проследить за ним. «Кознями» оказалась парочка навозных бомб, подброшенная другим же гриффиндорцам.

На обед Риддл опаздывал минут на двадцать и ещё успел бы быстро поесть, но опаздывать было не в его правилах: он либо приходил вовремя, либо не приходил вообще.

***

По дороге на ужин, совмещенной с быстрым обходом замка (добиться от Слизнорта, чтобы его отпустили раньше на пятнадцать минут, было очень легко: нужно было просто раньше закончить зелье и наплести что-то про желание писать научную статью), он наконец-то её встретил.

Кэрол Прингл шла ему навстречу по коридору, улыбаясь:

— Привет, Томми! Почему тебя не было на завтраке и обеде? Как поживает твоя мама? Писала тебе ещё со среды? Моя мама писала, что у ваших соседей сверху взорвался котел и теперь вам придется...

Быстрая легилименция показала, что она а) его ни с кем не перепутала, б) не шутит.

Если бы Том Риддл не пропустил бы ни завтрак, ни обед, может, он поступил бы иначе. Может быть, он выждал бы время. Может, он придумал бы хитрый и разумный план.

Но Том Риддл был встревожен, голоден и зол, так что он сделал, что сделал: немедленно оглушил Кэрол, затащил в пустой класс (справедливости ради, оценив обстановку и наложив защитные заклинания) и начал копаться в её мозгах.

Вторая ошибка (или третья, если считать пропуск завтрака и пропуск обеда за две отдельные ошибки): верно оценивать время, пока без перерыва копаешься в чьих-то мозгах, практически невозможно. Особенно, когда содержимое этих мозгов такое загадочное, подозрительное и непосредственно касается тебя самого.

Ему даже не хотелось её пытать (впрочем, в шестнадцать лет у Тома Риддла это желание возникало довольно редко). Когда он убедился, что окклюменцией Кэрол не владеет вовсе, серьезной магической угрозы не представляет, на тех, кто её прислал, выйти не поможет, всё, что ему захотелось сделать — стереть ей память. Немедленно. Чтобы больше ни при каких обстоятельств не увидеть ничего из её «воспоминаний». По возможности, аккуратно, чтобы рисковать меньше.

Когда он уже договаривал Обливиэйт, палочку у него из руки вышибло.

Ошибка третья (или четвертая): даже когда ты шокирован, голоден, в ярости и окружен всеми необходимыми защитными заклинаниями, нельзя забывать, что тебя всё равно могут атаковать со спины. Правда, только величайшие маги. Которые, кстати, знают, что ужином иногда можно и пренебречь.

***

Когда Дамблдор снял с себя Дезиллюминационное, Том Риддл понял, что выкручиваться бесполезно: профессор появился тут не только что, а наблюдал за происходящим несколько минут.

Палочка Кэрол вылетела из руки Тома за долю секунды до того, как невербальное заклятие атаковало бы самого Дамблдора.

— Что же, Том, складывается впечатление, что что-то пошло не по плану.

Давно не осталось и следа от утреннего солнца: свет из окна был слабым, пасмурным и холодным: кажется, близился град, или снег с дождём. Том Риддл, красивый и на первый взгляд совершенно расслабленный, будто сошел с чёрно-белой фотографии: черные волосы, чёрная мантия, темные глаза; бледная кожа казалась в таком свете белой, как бумага; губы потеряли цвет.

Он улыбнулся очень спокойно и вежливо.

Кэрол Прингл, до этого момента смотревшую в пространство пустыми глазами, начало трясти. Заикаясь и задыхаясь, она проговорила:

— Профессор Дамблдор, его, наверно, кто-то околдовал! Может быть, люди Гриндевальда? Такого просто не может быть...

— Боюсь, может, мисс Прингл, — профессор сочувственно ей улыбнулся, — Я думаю, вам обоим стоит пройти в мой кабинет. Мистер Риддл, в ваших интересах со мной сотрудничать: того, что я видел, вполне достаточно для срока в Азкабане.

Том понял это и сам: Дамблдор отнял у него обе палочки, когда он уже заканчивал произносить магические формулы, не из-за плохой реакции. Для Дамблдора это было железным алиби, для самого Тома — железным доказательством вины: Приори Инкантатем восстановит всю последовательность действий каждого.

Также было очевидно, что под сотрудничеством имелся в виду в первую очередь отказ от окклюменции. Делать было нечего.

***

В кабинете Дамблдор в первую очередь усадил сотворил для Кэрол кресло и плед, а также дал ей чашку чая. Её трясло уже не так сильно, но она тихо плакала.

— Мистер Риддл, как вы догадываетесь, я далеко не всегда был солидарен с другими преподавателями по вопросам, связанным с вами, но уж точно я считал вас одаренным юношей, — если говорить объективно, что выражение лица, что интонации Дамблдора, отличались от обычных крайне незначительно, но всё равно было понятно, что он в крайнем бешенстве, — Вы же должны были понимать, какие бы потребовались магические способности, чтобы имитировать другому человеку память целиком и убедительно. Как вы пришли к мысли, что происходящее — некий злодейский план против вас лично?

Том Риддл едва совладал с лицом: Дамблдор был прав. Он попробовал сделать поправку на то, что Дамблдор просто недооценивает его, попробовал допустить, что Дамблдор сам всё и затеял, но нет —подделать воспоминания так не просто сложно, а, скорее всего, невозможно.

Он просчитал все свои возможные шаги: по всему выходило, что ему придется переставать делать вид, что он сотрудничает с ненавистным профессором Трансфигурации, и действительно начать сотрудничать.

Том Риддл очень медленно выдохнул, подавляя неуместную сейчас ярость, и очень вежливым голосом спросил:

— Что же в таком случае произошло, сэр?

— Да, что же случилось, сэр? — вставила немного успокоившаяся Кэрол.

— Что произошло сейчас, объяснить просто: твой одноклассник напал на тебя, потому что посчитал подозрительной, а ему это показалось достаточным поводом для нападения. После чего он использовал на тебе легилименцию, а затем — постарался стереть тебе память.

— Но Том... со мной... не мог такого сделать!

— Боюсь, что мог, мисс Прингл, — повторил директор, — И, боюсь, я буду вынужден расспросить вас о Томе Риддле и о его родителях. С самого начала. Вам может показаться это странным, может показаться, что на многие вопросы я уже должен знать ответ, но, поверьте, ваша честность сейчас очень важна. После этого я, надеюсь, смогу объяснить вам, что именно произошло с вами, и можно ли с этим что-то поделать.

— Когда я была маленькая, лет до семи, мы были соседями и дружили семьями. Жили в Лондоне. Потом я с семьей уехала в Годрикову Впадину, как вы знаете, профессор, ведь мы соседи. С тех пор наши с Томом матери переписывались всё время, иногда мисс Риддл с сыном приезжали к нам в гости, но вообще мы с Томом снова начали общаться только уже в Хогвартсе... Я бы не назвала нас близкими друзьями, но мы всегда общались вполне неплохо. Иногда вместе занимаемся.

— Как зовут мать мистера Риддла?

— Миссис Гонт, Меропа Гонт. Но это её девичья фамилия, на самом деле, она вернула её после развода.

«Гонт? Чистокровная, очень древнего рода, восходящего к Салазару Слизерину? Мать была волшебницей, хотя и умерла. Умерла ли?»

— Мистер Риддл, вы тоже можете задавать вопросы, — кивнул ему Дамблдор.

— Гонт? Из древнего рода Гонтов, потомков Слизерина?

Кэрол Прингл посмотрела на него странно.

— Я не знаю про потомков Слизерина, но да, чистокровный род, причём из помешанных на этом. Она, ты знаешь, терпеть не может эту тему.

«Вероятно, эта женщина вообще не моя мать... если существует. То, что неподвластно магии, подвластно безумию. Кэрол Прингл сошла с ума и бредит. Помог ли кто-то тому, чтобы её бред касался именно меня, или так вышло случайно?».

— А отец мистера Риддла?

— Я знаю, что его тоже звали Томом Риддлом. Они как-то нехорошо расстались... Она тогда была в положении.

И великий, и величайший маг немедленно поняли, что Кэрол Прингл не врёт, но недоговаривает. Дамблдор также заподозрил причину этого: источником сведений являлась подруга Меропы Гонт, мать Кэрол Прингл. Хранить чужие секреты она, видимо, умела плохо.

«Откуда, черт возьми, она это может знать? Угадала? Просто совпадение? Всё-таки Дамблдор вложил ей это в голову?»

— Да что здесь происходит? — не выдержала Кэрол.

Вопреки её ожиданиям, ответил Том Риддл, а не Дамблдор:

— Ты принимаешь меня за какого-то другого человека. Твои воспоминания обо мне не соответствуют действительности. Моей матери вообще не существует.

И, гораздо более почтительным голосом, Дамблдору:

— Можно я пойду, сэр?

— Я думаю, будет разумно, если вы сходите на кухню, поужинать, а потом вернетесь сюда. И хочу напомнить, мистер Риддл, что вы в данный момент не совсем в том положении, чтобы пытаться сделать что-то в обход меня.

Том Риддл вежливо улыбнулся и быстро ушел.

— Я думаю, ему стоит сейчас недолго побыть одному, Кэрол. А мы с тобой тоже поужинаем.

Взмах палочки, и с профессорского стола пропали вещи, зато на нем появилась скатерть и еда — фуршетные закуски. Кэрол начала осторожно есть.

— Сэр, то, что он говорил, правда?

— Не совсем, Кэрол. Я отнюдь не уверен, что ты принимаешь его за другого человека.

— Он сказал, что его матери «не существует». Это как?

— Она умерла в родах.

— Вы сказали, что так масштабно изменить память невозможно. Я могла сойти с ума? Гипотеза, что вы оба — моя галлюцинация, на данный момент нефальсифицируема, значит, рассматривать ее не стоит... Но и мои воспоминания могли исказиться в результате ментального расстройства. Вы можете это проверить?

— Уже. С твоего согласия, я бы направил тебя на дообследование в Мунго, но, всё же, я оцениваю вероятность того, что я что-то упустил в этом плане, как низкую. И я рад видеть, что тебе, кажется, стало лучше: ты снова похожа на себя.

Chapter Text

— Какова, в таком случае, ваша основная гипотеза, сэр?

— Ты знаешь что-нибудь про маховики времени?

— Основные сведения, сэр. Но я гарантирую, что я никогда ими не пользовалась...

— Ты читала о том, почему на них сильно ограничена максимальная дальность перенесения в прошлое?

— Это сложно технически, подробнее не отвечу.

— Стандартный маховик времени физически не предназначен для далеких перемещений: особенности магии и конструкции, но прототипы более дальнобойных устройств разрабатывались. Проблем, как обычно, с ними было много, но критичной стала одна: при перемещении больше чем на несколько суток люди нередко заявляли, что вернулись не совсем в тот мир, из которого уходили. Исходно предполагалось, что такие заявления — следствие специфических повреждений разума, свойственных таким путешественникам, но эксперименты на предметах и животных показали, что дело не в этом.

Путешественники во времени объективно возвращались не совсем в тот мир, из которого ушли, потому что между их уходом и возвращением произошла развилка в ткани пространства-времени, и они попадали в другой его рукав.

— Развилка, сэр?

— Кэрол, не волнуйся так, выпей ещё чаю. Твои подруги всё те же, твои родители в порядке, ты действительно моя соседка в Годриковой впадине, у тебя не изменился гардероб и цвет зубной щетки — ты бы уже заметила! Давай назовём это «близкопараллельными вселенными». Кто-то считает, что они образуются изредка, кто-то — что при каждой возможной развилке: например, когда ты сейчас выбирала между лимонной долькой и канапе с сыром. В любом случае, большая часть их не имеет никакого значения.

— Дата «Ежедневного пророка» тоже была верной, сэр. Это не спонтанное перемещение во времени.

— Верно, Кэрол. В другой рукав можно попасть и просто так. Ни с чего. Но магия вокруг, особенно такая сильная, как в Хогвартсе, заметно увеличивает риск: с небольшими ошибками в ткани пространства-времени такой природы сталкивались большинство из нас. Я вот, например, как-то проснулся не той в пижаме, в которой ложился спать!

— При всём уважении сэр, подозреваю когнитивную ошибку.

— Ты совершенно права, в абсолютном большинстве случаев подобные наблюдения — игры разума. Однако я проверил через Омут Памяти: я и правда ложился спать в другой пижаме, а также никуда не вставал ночью.

— Развилки, которые вы описываете, мелкие и близкие, у меня же, если объяснить противоречие этим феноменом, развилка произошла больше шестнадцати лет назад. И я перенеслась в другой мир ни с того, ни с сего, а просто вчера вечером или прошлой ночью?

— Ранним утром, около четырех утра, по моим ощущениям...

— Это же невозможно!

— Нет, Кэрол, это просто крайне маловероятно.

***

Дамблдор отправил Кэрол спать, вручив ей флакончик «Сна без снов» и дав наказ зайти к нему завтра с утра.

Том Риддл вернулся через минуту после того, как она ушла. Ужин вернул ему способность мыслить здраво. Главное сейчас — собственная шкура. С Кэрол Прингл он разберется позже.

— Она ушла спать. Бедной девушке будут нужны время и силы, чтобы прийти в себя после пережитого, мистер Риддл, — ответил Дамблдор на незаданный вопрос.

Том Риддл всегда очень хорошо понимал, что и кому безопасно говорить. Дамблдор всё равно не питал о нём иллюзий. Маска безукоризненной вежливости и добродетели профессора скорее раздражала. Том снял её. Злая ирония с ноткой отчаяния сейчас подойдет лучше.

«В крайнем случае я доведу его до того, что он действительно отправит меня в Азкабан. Несовершеннолетний, средняя тяжесть преступления, ранее не привлекался. Стереть ей память я не успел, на Дамблдора напасть — тоже. Год на облегченном режиме — максимум.

Очень не хотелось бы, но жизнь и планы мне это не сломает. Прингл — грязнокровка. Влиятельные друзья помогут приобрести репутацию мученика режима».

— Отчего же не Азкабан, профессор? Я же вижу, что вы определенно не считаете меня чистосердечно раскаявшимся.

— Вы правы, мистер Риддл, я думаю, что не питаю иллюзий на ваш счет, — холод в голосе Дамблдора пугал.

— Тогда почему?

— Азкабан, скажу вам честно, — отвратительный способ избежать рецидива...

— А как тогда? Отчисление, разломанная палочка? Но, опять же, придётся привлекать директора и прочих официальных лиц, и что они решат по поводу Азкабана пока скрыто туманом грядущего...

— Нет, Том, — Дамблдор спокойно улыбнулся, — Уж не знаю, знал ли ты об этом, но я три месяца как член Визенгамота.

Том не знал. Это было плохо. План уйти безнаказанным, да вдобавок всегда ещё иметь карту в рукаве — возможность когда-нибудь раскрыть, что Дамблдор однажды стал соучастником его преступления, сокрыв его, - таял на глазах.

Дамблдор продолжал:

— Ты несовершеннолетний, ранее ни в каких нарушениях не замечен, преступление средней тяжести, я твой преподаватель. Содеянное тобой нужно будет внести в картотеку о магических правонарушениях, и я это сделаю, но не более. В эту картотеку смотрят, насколько мне известно, только в двух случаях: при задержании и при трудоустройстве в аврорат.

Определенные меры в таких условиях я могу принять и самостоятельно, без созыва суда и даже без привлечения руководства школы.

Конечно, если ты не согласен с обвинением и с принятыми мерами, у тебя есть возможность подать апелляцию в установленном порядке, чтобы было проведено судебное разбирательство...

— И какова же, в таком случае, моя кара, профессор?

— Во-первых, год испытательного срока. При привлечении тебя к ответственности за любое правонарушение в течение года ты будешь осужден и за совершенное сегодня преступление тоже.

— Рецидивистом же, соответственно, в случае преступления закона, я буду считаться всю оставшуюся жизнь из-за вышеупомянутой картотеки магических правонарушений.

— Ты понял всё верно.

«Плохо, но сносно. Делать что-либо своими руками в мои среднесрочные планы и не входило. Потом — попробуйте поймать»

Дамблдор вздохнул. Он, всё-таки, был не только величайшим магом и непревзойденным легилиментом (впрочем, даже непревзойденный легилимент не может проникнуть в разум отличного окклюмента незаметно), но и просто очень умным и проницательным человеком.

— Во-вторых, меры, обеспечивающие безопасность Кэрол Прингл.

— Непреложный обет?

«Надо будет сперва узнать формулировку обета, конечно, но, скорее всего, придется выбрать Азкабан. Рисковать жизнью того не стоит».

— Нет, конечно. Единственная причина популярности Непреложного обета, на мой взгляд, в том, что он настолько прост магически, что с ним справится любой третьекурсник. Я предлагаю вам, мистер Риддл, подписать магический контракт, — Дамблдор постучал по столу волшебной палочкой. На нём появился свиток пергамента, — ознакомьтесь.

Том Риддл злился: в договоре было предусмотрено всё. Навредить Кэрол Прингл было не то чтобы было важно и нужно, но хотелось — из принципа, когда-нибудь. Хотя бы тогда, когда эта судьба будет ждать всех грязнокровок.

Но тут ему запрещался не список действий, ему запрещалось действовать с намерением нанести вред Кэрол Прингл. Что значило, что он не сможет навредить ей ни чужими руками, ни оставлением её в опасности, никак.

В случае нарушения контракта о произошедшем тут же оповещался Дамблдор, а если он был достаточно далеко, то ещё и аврорат.

Но...

— Профессор, — устало спросил Том Риддл, — зачем здесь оговорки, которые позволят мне, например, в единичных случаях её оскорблять? Вы хотите дать мне возможность отвести душу, раз в полгода крикнув ей гадость в спину в коридоре?

— Интересная трактовка, Том. В договоре есть пункты, которые дадут вам возможность спокойно с ней общаться, не боясь, что, допустим, в случае вербального конфликта между вами, не угрожающего её безопасности, на место тут же приедет наряд аврората.

— Зачем мне понадобится общаться с психически нездоровой... девушкой с бредовыми идеями обо мне? Мы же на разных курсах. Нам не приходится взаимодействовать даже из-за учебы.

— Кэрол Прингл, к счастью, в здравом уме и твердой памяти.

— Что же тогда произошло?

Дамблдор объяснил ему всё то же самое, что часом ранее рассказывал Кэрол Прингл.

Chapter Text

Утром субботы в дверь профессора Трансфигурации неуверенно постучали.

— Войдите, мисс Прингл.

Кэрол вошла. Дамблдор заметил, что, несмотря на «Сон без снов», она всё ещё выглядит потерянной и уставшей.

Он узнал у неё, писала ли ей мать и, к счастью, она писала, и всё кажется обычным.

— Профессор Дамблдор, у меня складывается впечатление, что риски того, что мир, куда я попала, отличается от мира, где я была, чем-то, кроме того, что мы обнаружили — Тома, его мамы и того, что непосредственно из этого вытекает — пренебрежимо малы.

То, что Дамблдору всегда нравилось в Кэрол Прингл, так это то, что иногда она думала быстрее, чем даже он сам, а такие люди встречались ему очень редко.

— Почему ты так считаешь, Кэрол?

— Судя по моим наблюдениям, даже те вещи, которые должны отличаться, сходятся. Моя семья живёт всё по тому же адресу и, вероятно, переехала в Годрикову Впадину примерно в то же время, хотя миссис Гонт тогда помогала маме искать жилье, и как раз миссис Гонт рекомендовала выбрать Годрикову Впадину. Я нашла у себя вещи, которые в моём мире были её подарками мне на Рождество, — Кэрол вздохнула.

— Думаешь, что твоё перемещение стало возможно потому, что наши миры в момент твоего перемещения были настолько близки, насколько это возможно?

— Да, сэр. Моё перемещение — что-то вроде падения на голову метеорита. Событие удивительное, но риск того, что на голову упадет второй метеорит, от этого больше не стал. Думаю, действительно почти ничего не изменилось. Кроме лучшей подруги моей матери и...

— И Тома Риддла, Кэрол. Как ты, вероятно, сама поняла из вашего вчерашнего... взаимодействия, сиротство сказалась на нём весьма пагубным образом.

— Кто его воспитывал?

— Он рос в маггловском приюте.

У Кэрол задрожали губы.

— Меня беспокоит, кем он стал и кем может стать, — продолжил Дамблдор, — Так что я хотел бы попросить тебя о помощи.

— Помощи, сэр? — было слышно, что Кэрол начинает злиться.

— Я знаю, что мистера Риддла крайне интересует, кто были и кто есть его родные и близкие. Я бы попросил тебя рассказать ему то, что ты знаешь о его матери, помочь ему разыскать других его родственников, если такие найдутся, и показать ему, что для него возможен... другой путь.

Кэрол не выдержала:

— Профессор Дамблдор, вы предлагаете мне положить свою жизнь на алтарь спасения бедного мальчика от плохой дорожки? Он напал на меня при первой встрече! Мне жаль его, но себя мне жальче! Вы же преподаватель...

— Успокойся, Кэрол, пожалуйста.

Кэрол резко замолчала, но успокаиваться явно не собиралась.

— Есть три вещи, о которых я хотел бы, чтобы ты знала, прежде чем примешь решение. Первая из них — перед тобой.

Дамблдор постучал палочкой по столу и на нём появился вчерашний свиток пергамента. Кэрол погрузилась в чтение. Подняв глаза, она произнесла:

— Приношу свои извинения за то, что подумала, что вы хотите подвернуть меня опасности, сэр. И поздравляю с назначением!

— Извинения принимаются, Кэрол, как и поздравление.

Второе: ты рассуждала совершенно здраво. Настоятельно советую и впредь отказываться от предложений по «спасению бедных мальчиков от плохой дорожки», если они не будут сопровождаться подобными этому договору мерами. Принимаешь ли ты моё предложение?

— Да, сэр. Выглядит интересно и вполне безопасно. Особо приятного общения мне, правда, не грозит: общаться без манипуляций, Том в своей злой версии, как я понимаю, не умеет? Но как-нибудь переживу.

— Спасибо, Кэрол. Ты очень меня выручишь.

— Сэр, вы обещали три вещи. Какая третья?

— Я бы не просил тебя об этом одолжении, если бы мои предчувствия по поводы судьбы Тома Риддла не были бы такими мрачными. Возможно всё... вплоть до того, что он может когда-нибудь стать новым Тёмным лордом.

На этом всё, что я хотел тебе сказать. Если у тебя больше нет вопросов, ты можешь идти, при необходимости — заходи снова.

— Ох. Я поняла вас, профессор. Пойду в таком случае обдумаю план взаимодействия. Вашей экспертизе в области Темных лордов я вполне доверяю.

Последнюю фразу Кэрол произнесла без задней мысли, но через секунду поняла, что она сказала, сдавленным голосом попрощалась и выбежала из кабинета несколько быстрее, чем позволяли приличия.

Хорошая новость: всё, что произошло в Годриковой впадине, остаётся в Годриковой впадине.

Плохая новость: обо всём, что произошло в Годриковой впадине, узнаёт значительная часть обителей Годриковой впадины.

***

Утром субботы Том Марволо Риддл встал хорошо выспавшимся и отдохнувшим, потому что умел крепко и быстро засыпать в любом моральном состоянии, а вчерашнее приблизило его на шаг к тому, чтобы стать величайшим магом: урок о том, что физическими потребностями не стоит пренебрегать без крайней необходимости, он усвоил.

Впрочем, нельзя сказать, что он был в полном порядке. Том был мрачен, задумчив и пренебрег коммуникацией с соседями по спальне, чего обычно себе не позволял (иногда, правда, он начинал игнорировать кого-то одного, чтобы продемонстрировать ему своё неудовольствие: и этот бойкот тут же подхватывали остальные).

После завтрака он отправился, конечно, в библиотеку и занялся остервенелым поиском информации о перемещениях между близкопараллельными мирами. Верить Дамблдору на слово он не собирался. Забегая вперёд, скажем, что на то, чтобы полностью убедиться в правоте профессора Трансфигурации, у него уйдет два дня... плюс несколько часов.

****

Выйдя из кабинета Дамблдора, Кэрол направилась в библиотеку.

Шагов через двадцать она в задумчивости остановилась, развернулась и пошла в факультетскую башню.

В предстоящей битве умов у неё было преимущество: она всё-таки знала Тома Риддла. Да, он изменился до чрезвычайности, но от природы это всё-таки был тот же человек.

Напасть на неё и попытаться стереть память? Если подключить воображение (крайне развитое воображение, но у Кэрол было как раз такое), такое изменение в Томе она вообразить могла.

Но чтобы Том в такой ситуации пошёл не в библиотеку? Да нет, немыслимо. Он определенно был в библиотеке. А Кэрол пока не хотела с ним сталкиваться.

***

Дальше идеальная героиня немедленно бы разработала план Б, и Кэрол именно так и поступила. План Б: нужно расспросить о Томе Риддле знакомых, чтобы составить о нём какое-то представление.

Идеальная героиня немедленно приступила бы к выполнению плана Б. Кэрол же было неловко. Цели расспросов она раскрыть не сможет, о ней чёрти что подумают...

Следующие полтора дня Кэрол занималась ерундой. С где-то получасовым перерывом на запись всех странностей злого Риддла относительно стандартного Тома (довольно бесполезное занятие).

Вечером воскресенья же она, наконец, села быстро делать всю домашку.

Кэрол всегда завидовала людям, которые в качестве прокрастинации делают какие-то полезные дела: делают домашнее задание, моют полы, учат древнегреческий. Увы, это было не про неё.

***

Утром понедельника, во время завтрака, уже после того, как в «Ежедневном пророке» вновь не обнаружилось ничего неожиданного ужасного, разговор зашёл о старостах Рейвенкло: в апреле уже можно делать какие-то выводы о том, как показали себя старосты-пятикурсники.

Кэрол аккуратно перевела тему на обсуждение «свежих» старост других факультетов. Речь вскоре зашла о Томе Риддле. Идеально.

Информации было собрано достаточно:

• По нему сохнет половина школы (с «оригинальным» Томом масштабы проблемы были намного меньше).
• Ничего плохого о нём сказать не могут (предсказуемо).
• Том Риддл очень харизматичен, добр и общителен (ого).
• У него невероятные успехи в учёбе по всем предметам («оригинальный» Том, хотя тоже считался очень одаренным студентом, часто пренебрегал тем, что ему было неинтересно).

Слушать подруг было очень странно. Том всегда был для них «младшим братиком» Кэрол, одаренным юношей с проблемами в общении.

Сейчас они говорили о нём как о звезде. Кейт, очевидно, была в него влюблена (в мальчика на курс младше!).

«Гиперкомпенсация», — подумала Кэрол.

Chapter Text

Вторник был тёплым и солнечным, правда вечером поднялся сильный, холодный ветер. Кэрол вышла прогуляться после ужина в одиночестве: она часто так делала, ей хорошо думалось во время ходьбы.

Приятная прогулка продлилась недолго. В озере обнаружился второкурсник, который решил, что купаться в Шотландии в конце апреля — отличная идея. Кэрол окрикнула его. Блеск закатного солнца на её значке старосты мотивировал мальчика начать грести к центру озера интенсивнее. Кэрол заклинанием создала встречную волну и маленький ливень прямо наш ним, чтобы несколько помешать приятному купанию. Мальчик молниеносно скрылся под поверхностью воды. Специально, но явно не подумав о том, что в такой холодной воде ныряльщики превращаются в утопленников очень быстро.

Прежде чем Кэрол успела сделать что-то ещё, по воде пронесся луч чужого заклинания. Мальчик взлетел над поверхностью воды и тут же упал обратно, но вода под ним уже обратилась в очень, очень скользкий лёд.

Секунд через пятнадцать он уже был на берегу: синий, в красных пятнах обморожения от волшебного льда, дрожащий и отплевывающийся. Вероятно, ещё и с шишкой, а то и сотрясением мозга от удара головой об лёд. Не самый гуманный способ спасения утопающих.

Кэрол обернулась: Том Риддл быстро шёл к ним, на ходу пряча палочку.

Они, не сговариваясь, вместе потащили мальчика в Больничное крыло. К счастью, им навстречу уже бежал завхоз, которому они передали юного сорвиголову.

Если вам, читатель, когда-то хотелось стать старостой Хогвартса, вам стоит знать, что случай, описанный выше, был отнюдь не уникален: иметь дело с подростковой глупостью, часто в формах, опасных для жизни и здоровья, школьному старосте приходится регулярно. Зато у них всегда много интересных историй.

***

— Кто пойдёт к Дамблдору? — хором спросили они друг у друга.

О происшествии надо было сообщить декану. Мальчика они не знали, а на его кальсонах не было герба факультета, но, видит Мерлин, это был гриффиндорец.

— Пойдём вместе, — сказала Кэрол утвердительно.

Том быстро взглянул на неё. На его лице безошибочно читалось: «Ты совсем дура или да?».

— Мерило нашей славы — удивление, которое мы вызываем¹, — ответила Кэрол.

На это Тому было нечего возразить.

***

Со стороны казалось, что ничего интересного не происходит: просто двое старост зашли к декану, чтобы сообщить, что студент его факультета донарушался правил до больничного крыла.

Дамблодор ни жестом, ни словом не дал понять, что в том, что они пришли к нему вместе, как ни в чём не бывало, есть что-то странное. Но и Том и Кэрол чувствовали, что профессор пребывает в крайнем недоумении. Шалость удалась.

В процессе этой имитации нормального общения Том наконец разглядел Кэрол.

Если описывать её внешность одним словом, это было бы слово «заучка». Круглые очки в тонкой проволочной оправе (линзы были не очень толстыми, так что она должна была сносно видеть и без них — но нет, всё равно носила постоянно, пренебрегая тем, как выглядит²). Про одежду не скажешь ничего интереснее, чем «опрятная». Обычное лицо, на котором взгляд не задерживается, без косметики, глаза прозрачного светло-непонятного цвета. Серовато-русые волосы по плечи, прямые, не уложенные. Ей бы шпионкой работать с таким внешним видом.

****

Они вышли из кабинета Дамблдора. Том Марволо Риддл посмотрел Кэрол в глаза взглядом, который, по опыту, обычно заставлял людей замереть перед ним от смутного страха, словно кролик перед удавом, и сказал обманчиво мягким голосом, в котором слышался приказ:

— Пойдём. Расскажи мне то, что знаешь о моем происхождении.

Эффект от угрожающего взгляда превзошел ожидания. Кэрол побледнела и будто съежилась. Казалось, она вот-вот заплачет.

Том Риддл не знал, перестанет ли он когда-то чувствовать наслаждение от контроля над людьми так остро. В кончиках пальцев закололо, сердце забилось чаще. Каждый раз, когда он чувствовал свою власть над человеком, ему хотелось торжествующе рассмеяться, холодным, парализующим волю смехом. К несчастью, на данном жизненном этапе была уместна разве что зловещая улыбка. Ничего, время ещё придёт.

Эту девчонку не составит никакого труда запугать до полусмерти, заставить бояться собственной тени, может, даже рабски служить ему, пока от неё — вернее, от информации в её мозгах — есть какой-то прок... А, точно же, магический договор с Дамблдором. Нельзя ничего делать с целью причинить ей вред.

Потенциальный Темный Лорд испытал жгучее желание взвыть от разочарования. Или побиться головой об стену. Не будь он таким умным, прозорливым и думающим наперед, он мог бы запугать Кэрол без нарушения договора: неспециально, просто общаясь естественным для себя в такой ситуации образом! Но увы.

Эйфория резко отступила, на месте нее осталось только презрение: боже, да что за трусливая дура! Кажется, ему ещё и успокаивать её придётся: она не расскажет ничего внятного в таком состоянии.

— Да Мерлин, хватит дрожать! Ничего я тебе не сделаю! Ты что, готовишься зарыдать при малейшей жизненной трудности?

Вопрос будто немного привёл Кэрол в чувство. Она всё ещё не поднимала взгляда от пола, но перестала дрожать и сказала неожиданно спокойным и уверенным голосом:

— Ты напал на меня меньше недели назад. А сейчас — пытался запугать. Это не называется «малейшей жизненной трудностью».

Том Риддл не мог не признать, что в её словах был смысл. Он сменил тактику. Ему нужна информация.

— Ты права. Пойдём на кухню, выпьем чаю?

***

На кухне было жарко и уютно. А если уметь договариваться с эльфами, то была возможность и спокойно поговорить.

В углу кухни стоял круглый стол с венскими стульями — как будто в кафе. Впрочем, можно было заметить, что в прошлой жизни эти стулья были школьными унитазами: трансфигурация удалась некоему хаффлпаффцу прошлых поколений не очень хорошо.

Кэрол достала палочку и пробормотала незнакомое Тому заклинание.

— Зачем? — спросил он с ноткой презрения: открыто дать ей понять, что он не знает заклинания, отнюдь не хотелось, а вот узнать, что оно значит — хотелось до чрезвычайности.

— Я как-то не хочу, чтобы история моего загадочного перемещения стала известна посторонним. Предположу, что и ты не захочешь делиться историей семьи со всеми.

Неизвестное ему защитное заклинание? Странно.

— Нас никто не подслушивает, я проверил, — ответил Том снисходительно.

— Мы в зоне слышимости не менее чем двух десятков эльфов: точное число назвать не берусь, у них же слух намного лучше.

— Но это же эльфы?

— Разумные существа, которым в данный момент нечем заняться, и которые умеют говорить. Очевидно, что хоть кто-то из них будет подслушивать, — в голосе Кэрол смешались раздражение и интонации школьной учительницы.

Том Риддл никогда не рассматривал вопрос с этой стороны.

— Ну давай уже, задавай свои вопросы, — поторопила его Кэрол. — До отбоя всего сорок минут, а нам ещё дойти до своих факультетов.

— Мой отец жив?

— Не знаю. Наверно.

— Где он может быть?

— Твои родители познакомились в деревушке где-то в Англии. Когда вступили в брак, переехали в Лондон. Но твой отец, видимо, вернулся обратно, когда они расстались.

— Что за деревня?

— Где-то на юге. Не меньше двухсот миль от Лондона, но я даже не подскажу графство.

— Почему они расстались?

— Твой отец не любил твою мать.

— Что помешало ему определиться, хочет ли он с ней быть, до свадьбы?

— Эту часть истории я предпочту рассказывать не в спешке.

Повисла недолгая, но напряженная пауза. Том Риддл подавил порыв добиться от Кэрол Прингл желаемого.

— У меня есть ещё какие-то родственники?

— Восемнадцать лет назад у твоей матери были живы брат и отец, но после того, как она уехала, она никогда не пыталась выйти с ними на связь.

— Как звали моего деда? — спросил Том. Нужно же было проверить.

— Твоим вторым именем? Честно говоря, я его не помню.

— Марволо, — произнёс Том почти нараспев. Своё второе имя, необычное, загадочное, ему явно нравилось.

От его голоса у Кэрол побежали мурашки по спине.

— Да, точно. Имя брата не помню тем более. Но тоже на «М». Всех в семье звали на «М».

— Кем был мой отец?

— Аристократ, из семьи местных лендлордов. Не волшебник.

Повисла пауза. Губы Тома Риддла побледнели, крылья носа подрагивали. Очевидно, он был в ярости.

— Спасибо за рассказ, Кэрол. Спокойной ночи, — сказал Том Риддл. Очевидно, в виду имелось: «Исчезни отсюда. Как можно скорее. Или я за себя не ручаюсь».

Кэрол должна была испугаться, но не испугалась. В этот момент он вдруг ясно напомнил ей того Тома Риддла, которого она знала все эти годы. И она услышала в его словах то, что они значили на самом деле: «Мне плохо. Мне нужно побыть одному. Я не справляюсь». Она ушла.

1. Виктор Гюго, «Человек, который смеётся»
2. Представление о том, что в очках женщина не может выглядеть хорошо, осталось в сороковых. К несчастью, наши герои как раз там

Chapter Text

Близились экзамены. Том и Кэрол не общались.

Риддлу самому это казалось глупым: куда осмысленнее было бы узнать всё быстро и больше не зависеть ни от каких нервных грязнокровок — но, к несчастью, внезапно он обнаружил в себе склонность к неконтролируемым порывам убивать людей.

Не то чтобы Том Риддл не знал, что нередко ему трудно совладать со своей яростью. Не то чтобы Том Риддл не знал, что довольно многих людей он счёл бы за лучшее убить своими руками. Но чтобы прямо неконтролируемые порывы к убийствам? Это было неожиданно.

Наученный историей с нападением на Кэрол, он решил, что в таком состоянии убивать людей глупо. Особенно Кэрол — потому что у этого наибольшие риски. К тому же, возможно, есть какая-нибудь примета, что если начинаешь свой путь Тёмного Лорда с непреднамеренного убийства очкастой плаксивой девочки, то в итоге тебя убьёт храбрый очкастый мальчик.

В общем, новость о том, что он остался сиротой потому, что его мать спуталась с каким-то вшивым маглом, и тот свёл её в могилу, несколько вывела Тома Риддла из себя.

То, что он оказался полукровкой, подкосило Тома даже сильнее. Он никогда не сомневался в том, что его отец — волшебник, так что, когда Том узнал, что его мать чистокровна, он стал уверен и в чистоте собственной крови.

Но через месяц после их последней встречи Том Риддл решил, что в состоянии слушать продолжение истории.

***

К тому моменту, как Том Риддл наконец дозрел до общения, План был готов уже пару недель как.

Если под рукой есть Дамблдор, который готов оказать любую посильную помощь, разрабатывать идеальные Планы становится довольно просто.

— Здравствуй, — сказал Том Риддл.

— Здравствуй, — сказала Кэрол Прингл.

Том заговорил о погоде. Погода была совершенно чудесной.

Кэрол тоже одобряла ласковое майское солнце, но одновременно со смолтоком рылась в сумке. Через пару минут она достала уменьшенную стопку бумаг, перевязанных бечевкой, заклинанием увеличила их до нормального размера и всучила Тому.

Том ненавидел задавать вопросы, которые кто-то может счесть глупыми, но этого и не потребовалось. На титульном листе значилось, что это копии судебных документов, касающихся Морфина и Марволо Гонтов.

— Так значит, моего дядю зовут Морфином.

— Да.

Пауза.

Кэрол заговорила размеренно и уверено:

— У меня есть подозрение, что климат Лондонской равнины в разгар лета прельщает тебе меньше, чем весенняя Шотландия. Если моё подозрение верно, то я очень рекомендовала бы тебе как следует подтянуть Историю Магии. И получить выдающийся результат на экзамене.

Закончив эту тираду, Кэрол быстро и эффектно ушла.

Том не мог не отметить, что вся эта сцена вышла у неё весьма неплохо. Даже с учетом того, что она, вероятно, репетировала перед зеркалом.

***

Кэрол не репетировала перед зеркалом. Да и Дамблдор понимал «любую посильную помощь» немного своеобразно. Ну, то есть, он организовал ей камин из школы и обратно, но всё-таки отправил уговаривать Батильду именно Кэрол.

Был ли Дамблдор слишком занят для того, чтобы сделать это сам? Беспокоили ли его тяжелые воспоминания? Обе эти гипотезы звучали убедительно, но Кэрол была уверена: настоящая причина всё же в том, что в картине мира Дамблдора герой должен пройти свой путь самостоятельно.

Неясным оставалось только то, почему в картине мира Дамблдора герой (в данном случае героиня) — это некая должность, куда тебя назначает лично Дамблдор. В добровольно-принудительном порядке.

***

Кэрол неизящно вывалилась из камина в знакомом с детства доме и попыталась привести себя в порядок, одновременно заходясь кашлем.

Через минуту она увидела, как к ней изящно подплывает неясная белая фигура. Кэрол достала из сумки очки (нелишняя предосторожность при путешествии по каминной сети) и надела их.

— Решила вспомнить молодость, — вместо приветствия сказала Батильда Бэгшот, проследив за изумленным взглядом Кэрол.

— Чью, мисс Бэгшот? — рассеяно спросила Кэрол.

— Чужую, — махнула рукой пожилая дама. — Девочка, я всё-таки историк!

Кэрол попыталась выбросить из головы роскошное магловское платье эпохи ампир (очевидно, оригинальное) из нежнейшего белоснежного кружева, в которое была одета Батильда, и вернуться к делу.

Она поведала о трудной судьбе Тома Риддла, о подозрениях Дамблдора о том, что юноша может стать новым тёмным лордом, и о Плане. Но не о своих странствиях между мирами.

Не то чтобы План был таким уж сложным и тайным, так что вот: заключался он в том, что самый выдающийся студент поколения, Том Риддл, за выдающиеся достижения в области Истории Магии поедет на лето обучаться лично у самого выдающегося историка в современной магической Британии. Он и правда будет изучать историю, но главным образом одну конкретную: историю жизни и смерти собственной матери.

Батильда выслушала её, задумчиво потягивая лимонад. Они сидели в саду, в плетеных креслах-качалках, и да, пили ледяной лавандовый лимонад.

Над ними возвышалась почти вековая яблоня, посаженная, как знала Кэрол, в честь рождения Батильды. В сени дерева жаркая белизна июньского солнца превращалась в кружевную полутень, приятно рябившую в глазах, когда легкий ветерок колыхал яблоневые листья.

«Хочу в девяносто лет жить примерно так же», — подумала Кэрол.

Пауза затягивалась. Кэрол начинала немного паниковать.

— Будущий Тёмный Лорд, говоришь? Поживёт у меня? — наконец заговорила почтенная леди.

Кэрол опасливо кивнула.

— А почему бы и нет? Я думаю, в этот раз всё будет хорошо. А первый блин всегда комом, что уж поделать… — заключила Батильда Бэгшот.

Chapter Text

Том Риддл снова засел в библиотеке и вскоре понял, что, судя по всему, его предполагается поместить к Батильде Бэгшот в Годрикову впадину.

Жить в одной деревне с профессором Дамблдором и Кэрол Прингл было далеко не пределом его мечтаний, но анализ подшивок «Ежедневного Пророка» и «Трансфигурации сегодня» за последние пару лет подтвердил очевидное предположение, что Дамблдор даже летом должен появляться дома крайне нечасто: человек, который принимает участие в таком количестве проектов и мероприятий, дома разве что ночует, и то далеко не каждый день. Кэрол же, справедливости ради, не имела обыкновения навязываться.

Он будет жить в доме волшебницы, где ему можно будет колдовать. В Годриковой впадине жили пара его приятелей: к сожалению, никого из ближнего круга, но тоже ничего.

Альтернативой же был магловский приют и невозможность пользоваться палочковой магией. Да и убить отца безнаказанно (он бы что-то придумал, чтобы обойти Надзор) ему, очевидно, сейчас не даст Дамблдор.

В общем, нужно было соглашаться.

Том Риддл принялся зубрить Историю Магии.

****

В этот раз Кэрол не стала избегать библиотеки, чтобы не потревожить бедняжку Тома своим присутствием. Тем более что и у неё близились экзамены: обычные, переводные, не СОВ и не ЖАБА, слава Мерлину, но, всё-таки, уделить внимание учебе стоило.

Как следствие, они постоянно сталкивались. И однажды Том Риддл решил с ней заговорить.

— Кэрол, ты никуда не торопишься?

Немного угрожающее начало.

— Нет, а что?

— Пойдём со мной.

Кэрол подавила страх, напомнив себе, что он не может ей навредить, и пошла за ним.

Риддл привёл её в закуток библиотеки, где хранилась периодика, и наложил пару защитных заклятий. Сюда редко кто заглядывал, и даже сейчас, перед экзаменами, когда в библиотеке было так много народу, как не бывало больше никогда, здесь была абсолютная тишина. Остро пахло газетой бумагой.

— Не могла бы, в таком случае, пожалуйста, всё-таки рассказать мне, каким образом вышло так, что, — он запнулся, — мой отец не смог до свадьбы, мм, определиться, хочет ли он быть с моей матерью?

Кэрол медленно выдохнула, только сейчас заметив, что последние несколько минут едва дышала от страха, несмотря на все попытки убедить себя, что всё в порядке.

Он не собирается причинять ей вреда. Он просто очень волновался перед тем, как задать вопрос: судя по всем этим приготовлениям и судя по тому, что сегодня он прошёл мимо неё раз восемь, прежде чем заговорить.

— Том, это тяжелая и неоднозначная история. Мне было бы очень тяжело рассказать её как следует: я боюсь что-то исказить, добавить не те акценты...

— Кэрол, мне нужно это знать. Я настаиваю, чтобы ты мне рассказала.

— Да, я понимаю, тебе нужно это знать. Вопрос в другом. Так вышло, что этот рассказ твоей матери я слышала своими ушами. У меня осталось воспоминание. Я могу показать, а не рассказывать.

Но ты готов увидеть свою мать? Я пойму, если это будет слишком тяжело...

— Да, конечно, я готов её увидеть! — с раздражением ответил Том Риддл.

— Хорошо… Пожалуйста, никакой легилименции, я не согласна! — быстро добавила Кэрол, потому что Риддл, кажется, уже собирался поднять палочку, — У профессора Дамблдора есть Омут памяти, воспользуемся им, я договорюсь. Но мне нужно будет знать твоё расписание, чтобы выбрать время, когда ты не занят.

Том сделал ей копию своего расписания. Они попрощались и разошлись.

Убедившись, что Том Риддл уже точно её не видит, Кэрол Прингл торжествующе усмехнулась. Этот величайший манипулятор даже не заметил, что его взяли на слабо.

Chapter Text

Через четыре дня, в субботу, они встретились в кабинете Дамблдора.

Его самого в кабинете не было.

— Профессора Дамблдора не будет по крайней мере ещё полчаса: Тринити Уизли опять попала в какую-то передрягу, — сказала Кэрол.

— Ясно, — ответил Том Риддл.

Посреди стола стояла неглубокая каменная чаша со странным серебристым содержимым: воспоминаниями Кэрол.

Кэрол не знала, услышал ли её Том на самом деле: он неотрывно смотрел на Омут Памяти.

Выражение его лица было знакомо Кэрол ещё по «доброй» версии Тома Риддла: там отражалось характерное для него (для них?) состояние сверхфокуса, перевозбуждения, похожее на одержимость.

Кэрол решила дать ему немного времени на то, чтобы прийти в себя.

Кабинет декана Гриффиндора идеально подходил для того, чтобы матери подростков показывали его своим чадам со словами: «Вот это — творческий беспорядок. А то, что у тебя, просто бардак!».

Небольшой, но светлый, залитый солнцем, он был полон самых экзотических магических приборов, которые, с одной стороны, непонятно как в него влезали, а, с другой стороны, чувствовалось, что хозяин никогда не тратит лишнее время на поиски нужного (а с большей частью этих предметов о Манящих чарах не могло идти и речи: они были слишком дороги, уникальны и хрупки). Все металлические приборы были сделаны из латуни точно такого же оттенка, как и оправа очков профессора. Кэрол задумалась о том, перекрасит ли Дамблдор свои приборы, если сменит оправу.

— Не знаешь, почему у неё такое странное имя? — внезапно прервал её размышления Том.

«Значит, всё-таки слышал меня», — подумала Кэрол.

— У Тринити Уизли? Она третий ребенок в семье. С конца. Родители сразу решили, что у них будет восемь детей. Старший — Октавиан, за ним — Септимус¹, и так далее. Сейчас её мать беременна в последний раз и, надеюсь, это будет Прима, а не Примус.

Кэрол не знала, хорошо или плохо было то, что Том Риддл явно перестал считать её круглой дурой, раз перешёл на общение тонкими намёками. Вопрос про имя Тринити, как поняла Кэрол, означал «я догадался про Батильду Бэгшот, навёл справки об обитателях Годриковой впадины и намекну тебе на это, задав вопрос про твоих соседей».

Том Риддл поблагодарил Кэрол за объяснения, и, больше ничего не говоря, быстро — что-то змеиное было в языке его тела, даже очень быстрые движения казались плавными — подошёл к столу и погрузил голову в Омут.

Кэрол приготовилась ждать.

***

Том Риддл обнаружил себя в небольшой комнате с голубыми обоями в цветочек и мебелью светлого дерева. Полки были заставлены книжками и игрушками. Детская.

Было очень светло и солнечно. Кажется, тоже июнь, как и в реальности.

В кровати кто-то лежал, накрывшись синим, с узором из звездочек, одеялом с головой.

На секунду Том испытал дикий страх обнаружить под одеялом альтернативного себя: с множеством игрушек, своей комнатой (с десяти лет у него была своя комната и в приюте, но для этого пришлось долго и монотонно запугивать всех обитателей приюта, чтобы они начали бояться с ним жить, и получилось убедить миссис Коул, что ему нужно жить непременно одному). И с мамой.

Но он быстро понял, что раз он в воспоминаниях Кэрол, человеком под одеялом может быть только она.

Послышались быстрые шаги. В комнату аккуратно заглянула молодая женщина в лиловом домашнем платье.

— Кэрол, ты спишь? — спросила она театральным шёпотом. Кажется, она искренне старалась, но говорить негромко ей не было дано от природы.

— Мама, потише пожалуйста! Нет, не могу уснуть, потому что очень болит голова, — раздался приглушенный голос из-под одеяла. Было слышно, что его обладательница очень сильно простужена.

— А почему ты под одеялом с головой? Тебе дышать же нечем! — «потише» получилось компромиссно.

— От света ещё сильнее болит.

Миссис Прингл вздохнула, достала палочку и заклинанием задернула шторы.

Пользуясь тем, что его никто не может услышать, Том Риддл издал приглушенный вопль ярости. Его невыносимо разозлила собственная глупость. Грязнокровка, понимаете ли! Дальше можно ни в чём не разбираться! Ведь какая разница, дворники её родители или дантисты!

В общем, Том Риддл обнаружил, что в принципе забыл про то, что грязнокровки — не обязательно маглорожденные. Они могут быть детьми таких же грязнокровок.

Маленькая Кэрол медленно выползла из-под одеяла. Ей было лет восемь. Сначала он едва узнал её, а потом понял, что с годами она мало изменилась, просто сейчас на ней не было очков.

Кэрол зашлась кашлем.

Мать помогла ей приподняться, дала воды, поцеловала в лоб.

Сейчас, в воспоминании, Том Риддл мог смотреть на картину материнской заботы так пристально, как ему хотелось: никто не увидит его слабость.

— Маааама, очень плохо! — заканючила Кэрол.

— Понимаю, солнышко. Я написала сообщение тёте Меропе, чтобы она принесла лекарства. Она будет через несколько минут.

***

Минут через пять, и правда, мать прибыла по каминной сети. Том выбежал ей навстречу быстрее миссис Прингл, но из-за дыма не смог сразу сложить цельное впечатление об её внешности.

Сперва он увидел очертания её фигуры. Мать была низкой и довольно толстой. Потом — одежду: простая, повседневная серая мантия. Руки: прозрачная кожа с просвечивающими зеленоватыми венами, кривоватые пальцы с выступающими суставами.

Дым развеялся окончательно, и Том Риддл заглянул ей в лицо.

Мать была совсем не похожа на самого Тома. Взгляд цеплялся за её глаза: очень разные по форме, да ещё и косые. Тонкие губы, но верхняя при этом намного полнее нижней. Нос, который мог бы казаться аристократическим, если бы не располагался на лице заметно выше, чем ему положено. Впалый подбородок. Кривые зубы.

Меропа Гонт казалась не просто некрасивой, в её чертах что-то неправильное, несуразное. Даже если бы Том Риддл не изучил родословную матери (в книгах обрывавшуюся сто с лишним назад по ветке её предков, но всё же) просто по её внешности можно было предположить, что её — их — предки злоупотребляли близкородственными браками.

Справедливости ради нужно отметить, вот что-что, а внешность людей Тома Риддла волновала очень мало, и некрасивость матери его не задела. К тому же, ещё в приюте ему рассказывали, что его мать совсем не была красавицей.

Но ещё на Меропе был какой-то налёт робости, запуганности, будто она в любой момент ждёт, что её могут ударить. У Тома промелькнула мысль, что, если бы мать была его ровесницей, её бы явно травили, а он бы смотрел на это и молчаливо одобрял. Из чего вытекала гипотеза «а вдруг я такой же, как мой отец». В шестнадцать лет, конечно, поздновато для того, чтобы переживать об этом впервые, но лучше поздно, чем никогда.

Но было и то, что сыну в матери сразу понравилось: даже в своей простой одежде она выглядела элегантно, и Тому показалось, что, если не учитывать материнскую неуверенность, они держатся похоже. Её блестящие русые волосы были уложены волнами, изящно и по моде тех лет, у неё была длинная и тонкая шея, неожиданная для её телосложения. Было видно, что Меропа Риддл беспокоится о том, какое впечатление производит.

Миссис Гонт и миссис Прингл заговорили о здоровье Кэрол, погоде и прочих не слишком интересных вещах. Голос у матери был приятным, но очень высоким, каким-то детским. По произношению заметно, что она из южноанглийской деревни, но и слышно, что от акцента Меропа пытается избавиться.

Через пару минут женщины зашли в комнату Кэрол.

— Здравствуйте, тётя Меропа, — сказала девочка и снова зашлась кашлем.

Теоретически знать, что Кэрол Прингл знала его мать, и своими глазами наблюдать, как та называет её «тётей Меропой» — это, всё-таки, совсем разные ощущения. Тому захотелось не то убить Кэрол каким-нибудь мучительным способом, не то мирно сидеть с ней у камина и долго-долго слушать, как она рассказывает и рассказывает ему о матери.

Тем временем, миссис Прингл уже поила Кэрол привезенными для неё зельями. Кэрол, уставшая болеть, пила лекарства с жадностью, не обращая внимания на вкус.

Долорес Прингл забрала у дочери все флаконы, поцеловала в лоб, укутала одеялом и ушла с подругой в гостиную.

Картинка подернулась чернотой и исчезла: Кэрол, только что выпившая «Сон без снов», уснула.

1. Отец Артура Уизли

Chapter Text

Темнота длилась недолго, но по тому, как изменился дневной свет, пробивавшийся из-за штор, было ясно, что прошла пара часов.

Бросив беглый взгляд на Кэрол, Том Риддл понял, что она не то чтобы в полной мере проснулась. Но, раз это было её воспоминание, пар из ушей и носа от Бодроперцового зелья разбудил её достаточно, чтобы она могла слышать, что происходит вокруг.

Но не это занимало внимание Тома. Из-за неплотно прикрытой двери гостиной слышались голоса миссис Прингл и его матери. У миссис Прингл всегда был громкий голос, а Меропа начала говорить куда громче, чем раньше, невольно подстроившись под собеседницу, и их разговор было прекрасно слышно в детской.

Том приник лицом к щели.

Женщины сидели в креслах у окна, пили медовуху (совсем немного) и смеялись. Фруктовые деревья, росшие в саду, сквозь большое окно отбрасывали длинные тени на потолок, на бордовые обои в полоску и на мебель темного дерева.

Миссис Прингл как раз заканчивала рассказывать историю про своего ухажера школьных лет. Как понял Том Риддл, суть была в том, что этот самый ухажер, получив отказ, начинал бегать за Долорес с воплями «Грязнокровка!» и постоянно подкладывать ей живых лягушек, но через некоторое время снова возвращался к ухаживаниям. И так несколько раз по кругу.

— Надо было тебе сделать вид, что ты согласилась, а когда он обрадовался бы, начать носиться за ним, крича «Предатель крови!», — фыркнула мать.

Когда они отсмеялись, повисла пауза. Мать смотрела в окно. Том не видел её лицо, но казалось, будто она подавлена.

— Меропа, ты извини меня, — спохватилась миссис Кэрол, — рассказываю тебе об Эдмунде-лягушатника, как будто это ужас ужасный, когда у тебя в жизни вот такое приключилось с Томом, в смысле, с отцом Тома... Не мне тебе рассказывать про ужасных мужчин. Тебе, наверно, больно это слышать, да?

Избыток сочувствия у Долорес Прингл несколько компенсировался нехваткой такта.

Меропа помолчала некоторое время, потом повернулась к собеседнице и ответила.

— Да нет, я расстроилась из-за рассказов про школьные годы. Молодость, наверно, должна быть веселой, — лицо её стало похожим на застывшую маску, голос похолодел, стал выше, лишился выражения. В эту секунду она была очень похожа на своего сына. Том Риддл впервые остро почувствовал, что эта женщина — действительно его мать.

Такое выражение лица, по опыту Тома, пугало людей, даже когда это не входило в планы — отчего часто приходилось превращать естественный для него способ выразить эмоции в социально приемлемые аналоги, он знал их все: глубокий вздох, кривая усмешка, невеселая улыбка, сжатые губы. Знал, как заставить голос звучать зло, опечаленно или раздраженно, а не безэмоционально.

Однако Долорес Прингл не испугалась матери: видимо, привыкла.

Меропа Гонт продолжала:

— Что же до Тома Риддла-старшего, то не переживай — уверена, что твой Эдмунд-лягушатник куда больший... — мать спохватилась и не произнесла ругательство, — в большей степени непорядочен.

По миссис Прингл было заметно, что это заявление вызвало у неё бурю эмоций. Она села очень прямо, её губы и костяшки пальцев побелели, а небольшой спонтанный выброс магии вызвал в комнате едва уловимый порыв ветра. Однако хорошо смазанной двери его хватило, и дверь в детскую открылась пошире. Том смог попасть в гостиную и подойти поближе.

Долорес медленно выдохнула в попытке взять себя в руки, и возразила подруге запальчиво, но, хотя бы, не срываясь на крик, как, видимо, ей хотелось исходно.

— Да что ты такое говоришь, Меропа! Он бросил тебя одну! Беременную! Без денег! — она порывисто схватила подругу за руку.

Том Риддл был вполне солидарен с эмоциями миссис Прингл. Она продолжала:

— Ты с горя лишилась магии на сколько? На полгода? Да и потом он ни разу не попытался появиться в жизни вашего сына!

«Лишилась магии с горя? Так вот почему она смогла умереть в родах...» — Том испытал острый приступ ненависти к отцу, маглам, мирозданию и человеческим чувствам.

— Меня в этой истории тоже нельзя назвать белой и пушистой....

— Да как скажешь... Но каким образом это может сколько-нибудь оправдать такое? Не хочешь исполнять брачные клятвы — не женись. Хотя бы мог бы не доводить до беременности, если у вас что-то разладилось — он же ведь бросил тебя почти сразу, как узнал, как я понимаю. В крайнем случае, он мог хотя бы обеспечить тебя деньгами и крышей над головой, а не выставлять на улицу, он же из обеспеченной семьи!

— Ты не знаешь всего...

— Ну так расскажи. Буду рада узнать, если я ошибаюсь, — упрямое выражение на лице Долорес Прингл однозначно указывало, что на самом деле она не считает, что хоть что-то сможет её переубедить.

Мать начала рассказ.

****

— Ну, в каких условиях я жила ты в общих чертах знаешь. Ну и вот, мне шестнадцать лет, мой жизненный опыт за пределами нашей хибары —два курса Хогвартса, дальше — якобы домашнее обучение. Ни у брата, ни у отца, мягко говоря, не было педагогического таланта, да и времени на меня, общая атмосфера в доме, да ещё и весь быт тоже на мне...

В общем, они меня считали практически сквибом. Я же про себя ничего хорошего не думала вообще.

И вот, шестнадцать лет. Пора, соответственно, первых влюбленностей. В кого? Ну, на выбор ближайшие родственники и деревенские маглы. В сколь бы нетерпимой к маглам атмосфере меня не растили — я всё же предпочла второе.

— А я, когда у меня в подростковом возрасте был период крайней нелюбви к себе, влюблялась в каких-то замухрышек, — вставила миссис Прингл, — Впрочем, другие девочки как раз выбирали таких, знаешь, плохих парней: красавчиков с омерзительным характером...

— Да нет, я, пожалуй, честно выбрала одного из самых приличных мужчин среди тех, что были.

Миссис Прингл в раздражении резко выдохнула, но промолчала.

— Самый красивый, был добр ко мне — да, многие в деревне меня скорее жалели, но, в основном, женщины, — продолжала мать, — самый богатый наследник, в конце концов. И, знаешь, мне не казалось, что я его недостойна...

Как это сочеталось? Знаешь, я сейчас понимаю, что это была не в полной мере влюбленность.

Это как, ну, маленькие дети хотят себе змею... — поймав взгляд подруги, выражавший крайний скепсис, Меропа ненадолго замолчала, подыскивая более общеупотребительную аналогию, — Ладно, как дети хотят себе собаку. Живет ребёнок, несчастный, грустный и одинокий, себя не любит. Но мечтает непременно о лабрадоре, большом, красивом, чтобы шерсть блестела, чтобы на выставках побеждал. Вряд ли есть кто-то, кто мечтает о злобной трёхногой облезлой собаке, потому что считает, что не заслуживает ничего лучшего...

В общем, каким недочеловеком я бы не считала себя, я думала, что любой магл всё же куда больший недочеловек. А значит, по крайней мере, я заслуживаю любого из них.

Лицо Меропы вновь замерло, с него пропало всякое выражение. Рассказ давался матери тяжело.

Некоторое время она молчала.

Том Риддл и Долорес Прингл терпеливо ждали.

Высокие деревянные часы с маятником гулко пробили четверть часа. Воздух чуть заметно подернулся сумеречной синевой: близился закат.

— Впрочем, когда родители лабрадора не разрешают, ты всё равно не уйдёшь дальше того, чтобы пялиться на чужих собак. Ну, я и пялилась на Тома Риддла-старшего. Постоянно поджидала как он проедет мимо нашего дома... Пыталась попасться ему на глаза — он всегда смотрел с сочувствием. Пару раз с ним заговаривала: меня редко пускали в деревню, только когда отец и брат оба были с похмелья, а было нужно что-то для хозяйства...

В общем, через полгода с небольшим брат заметил. Заметил, что я заглядываюсь на Тома Джеймса Риддла.

— Господи, и что он с тобой сделал? — в ужасе спросила миссис Прингл.

— Со мной — ничего... Морфин вообще был ко мне, в целом, добрее, чем отец. А вот на Тома напал. С использованием магии. Наколдовал ему сыпь.

— Как он остался безнаказанным?

— Никак. Пришёл человек из Министерства с повесткой на слушание. Брат напал и на него. А после, объясняя отцу, что случилось, рассказал ему про мою влюбленность... Отец — прямо на глазах у представителя Министерства магии — начал меня душить. Мистер Огден — я потом узнала, как его звали — меня спас. После чего Морфин напал на него более основательно, так что мистеру Огдену пришлось скрыться бегством...

Через полчаса или вроде того подоспел отряд авроров и всё же скрутил отца с братом. Правда, эти полчаса были… очень непростыми.

В итоге им дали сроки в Азкабане: отцу — полгода, брату — три: это не было первым его нападением на маглов.

Знаешь, я тогда для себя это не сформулировала, но сейчас понимаю, что вот тогда я начала относиться к маглам ещё хуже: стоит напасть на магла — отряд авроров, а попытку убийства меня отцу даже в приговор не включили... А, знаешь, это был не первый раз. Но такие вещи Министерство же не отслеживает вовсе.

В общем, я осталась одна, и впервые в жизни могла делать то, что хочу.

Chapter Text

— Оставшись одна, я обнаружила, что денег на жизнь мне вполне хватает, — продолжала Меропа.

— Как ты зарабатывала?

— Никак, я же почти ничего не умела. Ну и идти к маглам поломойкой тоже не была готова...

Собственно, мы всегда жили на остатки былого богатства. То есть, всё, что можно было промотать, промотали полностью ещё несколько поколений назад, но остался вклад, с которого каждый месяц снимались проценты. Тело вклада нельзя снимать четверть тысячелетия, это до 1991 года, так что я ещё стану богатой при жизни. Ну, или брат, но с его образом жизни он вряд ли доживёт...

Когда-то этот вклад был создан, чтобы показать величие рода Гонтов и унизить гоблинов: согласно условиям вклада, проценты каждый месяц приносил гоблин из Гринготтса непосредственно в родовое поместье: они должны были идти детям на карманные деньги.

Но, в итоге, вместо родового поместья осталась халупа, а этот вклад стал единственным источником дохода всей семьи. А приходящий гоблин — практически единственным способом связи с волшебным миром.

Камина, подключенного к каминной сети, у нас не было, совы тоже (отец и вовсе почти не умел читать и писать); создавать порталы никто не умел, в магловский транспорт отец и брат не сели бы даже при угрозе жизни...

— Погоди, ты же всё-таки как-то два года добиралась до Кингс-Кросса? — Долорес Прингл вновь озвучила вопрос, который уже пришёл в голову Тому.

— Парная трансгрессия. Отец уже давно не мог трансгрессировать из-за пьянства, но брат старше меня на семь лет, то есть, на момент моего первого курса ему было восемнадцать, он закончил Хогвартс только что и трансгрессировать умел.

«Полное обучение для дяди, но только два курса для матери», — Тому Марволо Риддлу начинали всё меньше нравиться родной дед и собственное второе имя.

— Парная трансгрессия в одиннадцать-двенадцать лет? Ужас! — возмутилась миссис Прингл.

— Да, я каждый раз по часу отходила. Но, всё равно, спасибо брату за то, что у меня были хотя бы два года Хогвартса...

Но к двадцати и он уже спился достаточно, чтобы не мочь трансгрессировать. Так что оставался только ежемесячный гоблин.

... Ладно, я ушла в сторону. В общем, чтобы жить одной, крайне скромно и не тратясь на алкоголь, денег хватало с избытком. Я поняла, что на полученные в первый месяц фунты — гоблин сразу менял деньги на магловские, ведь галеоны было некуда тратить — смогу спокойно прожить месяца три.

В следующем месяце я попросила Кикренбрюка — так звали гоблина — оставить деньги в галеонах. И ещё уговорила трансгрессировать меня в Лондон, в Косой переулок, на полдня.

Там я купила учебник зельеварения, нужные ингредиенты и всякие мелочи, вроде посеребренного ножа. На котёл мне бы денег не хватило, но, по счастью, котёл у нас был: ни отец, ни брат, не могли его сдвинуть с места из-за тяжести — а значит не смогли и пропить. А немагические ингредиенты можно было добыть в ближайшем лесу.

Мать вновь замолчала. Том Риддл и Долорес Прингл ждали. Минуты через две миссис Прингл ахнула и прижала ладонь ко рту.

— Ты же, ты же не?.. — мысль явно не хотела обличаться в слова.

— Я именно что, — ответила Меропа.

Тома злила собственная недогадливость: он не понимал, о чём они.

— А что именно? — в голосе миссис Прингл смешались испуг и любопытство.

— Амортенцию.

«А, приворотное зелье...» — злость на себя тут же прошла: непонимание романтических чувств людей Том скорее считал своим достоинством.

— И что, получилось? Оно же очень сложное! — и вновь Долорес Прингл озвучила вопрос, уже пришедший Тому Риддлу в голову.

— На третий раз — то есть, на третий месяц. Я выбрала Амортенцию потому, что это зелье, с которым тебе не нужно никаких специальных знаний, чтобы быть уверенной, что ты приготовила его правильно. Никого случайно убить мне не хотелось.

Окна гостиной выходили на запад. Закатное солнце добралось до зазора между яблоневыми ветвями и ярко осветило комнату огненно-рыжим светом. Мать вдруг превратилась в чётко очерченный тёмный силуэт. Завитые волосы вспыхнули пламенем.

Том обошел стол, чтобы снова ясно увидеть её лицо.

— Мы два часа как пропустили время ужина, — неожиданно тихим голосом произнесла Долорес Прингл. — Я принесу еды, а потом ты расскажешь дальше.

Она неслышно поднялась и вышла из комнаты, по дороге бегло заглянув в комнату дочери. Интересно, Кэрол всё ещё в своем странном полузабытьи или притворяется спящей, чтобы подслушивать?

Едва миссис Прингл встала, Том сел на её место — и оказался прямо напротив матери.

Меропа выждала несколько секунд, чтобы убедиться, что подруга точно ушла, после чего судорожно схватила себя пальцами за колени — сильно, до боли, но Том видел, что это безотчётный жест в попытке справиться с чувствами, а не самоповреждение. Лицо её вновь омертвело, лишилось выражения. Голову она — странно — держала при этом высоко поднятой, и — встретилась глазами с сыном.

Если рассуждать аналитически, вряд ли они смотрели друг другу в глаза так уж долго — может быть, минут пять —, но...

***

Подруги ужинали в столовой. Проследовать за ними Том не мог — это было воспоминание Кэрол — и не мог разобрать ни слова из того, о чём они говорили за едой, но по интонациям едва слышимых голосов было ясно, что они не продолжают столь волнующую его тему: кажется, всё больше едят молча, а когда заговаривают, то о чём-то малозначимом, вроде еды.

Если верить часам, поели они весьма быстро: всего за семнадцать минут, но Том Риддл весь извёлся.

Он ходил по гостиной. Тщательно изучил натюрморт на стене: ваза с розовыми лилиями. Заглянул к Кэрол — вроде, всё же в полузабытьи.

Когда они вернулись, Том стоял, положив руки на спинку кресла, и смотрел на сумеречный сад.

Они молча сели обратно в свои кресла. Миссис Прингл — всё ещё необычно тихая — взмахом волшебной палочки зажгла неяркие бра: в комнате становилось темно.

Миссис Прингл заговорила:

— В общем, ты сварила приворотное зелье. И, как несложно догадаться, успешно напоила им Риддла-старшего.

— Да. И мы сбежали в Лондон.

— А потом вы поженились, — предположила миссис Прингл.

— Поженились мы через месяц с лишним. Было сложно добыть поддельные магловские документы. Разрешение родителей на брак — магловским совершеннолетием у нас обоих и не пахло — и всё остальное.

— Их же на любой магической торговой улице за кнат десяток.

Том Риддл почувствовал мимолетное удовлетворение из-за того, что миссис Прингл грязнокровка и не задает лишних вопросов: он не был готов к долгим выяснениям «А что, у маглов совершеннолетие не в семнадцать? Как это в двадцать один?!».

— Ты недооцениваешь изоляцию, в которой я росла. Всё было новым. Вода из крана. Электричество. Машины. Высотные дома. Метро. И с магическим миром почти то же самое: если этому не учили в первые два года в Хогвартсе (или это не касалось истории былой славы нашего рода), я, скорее всего, понятия об этой вещи не имела.

В общем, время ушло. Сначала я неожиданно обнаружила, что для свадьбы вообще нужны документы. Потом выясняла, какие именно. Потом уже искала, как их достать.

Но потом да, поженились.

— И ты перестала давать ему приворотное, он тебя выгнал, но ты уже успела забеременеть?

Кажется, Долорес Прингл больше не хватало терпения выжидать, когда мать отомрёт: стоило последней начать «выключаться», миссис Прингл тут же задавала наводящий вопрос. Тому показалось, что она даже специально выдвигает неправильные предположения, но он не был уверен.

Вообще здесь, в воспоминании, он не чувствовал почвы под ногами в плане понимания людей. Ему было сложно считать выражение лица, интонацию, понять намерение. Кажется, значительная часть его невероятной проницательности была какой-то формой непроизвольной магии, а не естественной способностью?

— Мы год с лишним прожили вместе... На Амортенции, да.

Сначала я была очень счастлива. Потом хуже. Потом ещё хуже. Потом я понесла.

И, знаешь, гормоны, перепады настроения... Я совсем перестала выдерживать всё это... Решила: будь что будет — хотя, честно, я сразу понимала, что исход может быть только один, — и не просто перестала давать ему Амортенцию, а пошла, купила безоар и сунула ему в рот. Сил не было ждать, пока само перестанет действовать.

— Почему же тебе становилось всё хуже?

— Потому что, Том Джеймс Риддл, будь он хоть тысячу раз маглом, был человеком, а не лабрадором-ретривером! — щеки матери покрылись румянцем, голос оживился, но понять её чувства у сына не получалось, — Когда с кем-то живёшь, тут сложно перепутать. А с людьми так нельзя. И сколько бы я себе не говорила обратного — что он за прям человека не считается, что я ему в целом ничего плохого не делаю — меня это постоянно мучило и мучило.

Человека под Амортенцией даже не узнаешь нормально. Я всё ещё довольно смутно представляю, что за человеком был мой муж.

Через непродолжительный период борьбы с противоречивыми чувствами, Том Марволо Риддл пришёл к следующему выводу: «Потрясающе! То есть, меня отправили в альтернативное прошлое на перевоспитание, чтобы я послушал из уст своей убитой маглом матери сказочки в духе Альбуса Дамблдора!».

Через окно гостиной, несмотря на яблони, закрывавшие большую часть небосвода, и блики от светильников, стало чуть-чуть видно звезды. Тот же самый маленький кусочек звездного неба — Том не знал названий звезд —, который было видно в это время года из окна его комнаты в приюте.

— И он ушёл... — глухо сказала миссис Прингл, — А перед этим? Он поговорил с тобой? А ты пыталась как-то объясниться?

— Не было смысла. Когда он понял, что случилось, он не разозлился или что-то такое — он дико испугался. У маглов же много страшных сказок про то, как кого-то похищает злая уродливая колдунья? — Миссис Прингл кивнула, — И вот у него было ощущение, что он как раз в такую сказку и попал. Он всё повторял и повторял это по кругу, — мать передёрнуло, — Был как оглушенный. Говорил про свою невесту — да, у него была перед этим всем невеста. Что родители его не простят. Что он теперь никогда не поступит в колледж. Плакал.

— А ты?

— Я не очень помню, что тогда говорила. Но, говорю же, беременность, гормоны. Я была совсем не в себе. Рыдала, кричала, угрожала магией... У меня ещё тогда на фоне беременности случилась пара спонтанных выбросов — занавески загорелись.

— И дальше что?

— Ничего. Он немного пришёл в себя, похватал очень немного вещей — часть я ему в окно ещё вышвырнула вдогонку — и ушёл, вернее, убежал.

— Денег тебе, беременной, предложить не подумал?

— А ты на его месте подумала бы предложить денег похитившей тебя злой колдунье, которая без рук швыряется вещами, поджигает вещи и кричит тебе выметаться? Не думаю, что ему тогда пришло в голову, что я не смогу о себе позаботиться.

Миссис Прингл уже приготовилась открыть рот, чтобы ответить — и тут Кэрол в детской оглушительно чихнула. Все трое: мать с подругой и Том — прямо подпрыгнули от неожиданности. Миссис Прингл встала, ободряюще сжала плечо Меропы, улыбнулась ей — и поспешила к дочери.

Тома закружил водоворот темноты и потянул куда-то вверх: воспоминание кончилось.

Chapter Text

Тут ещё не наступила ночь, как в Годриковой впадине параллельного мира, но тоже вечерело. Дамблдора опять не было в кабинете. Кэрол сидела за профессорским столом со стороны посетителя и так увлеченно писала какое-то длинное эссе на свитке пергамента, что оторвалась только секунд через пять после появления Тома.

Тот старался оглядываться по сторонам не слишком ошарашено: автор ни одной из прочитанных им книг на тему не подумал упомянуть, что пользование Омутом Памяти, в отличие от легилименции, занимает столько же времени, сколько длилось воспоминание.

Честно говоря, Том Риддл никогда и не читал много об Омутах Памяти, поскольку они его не очень интересовали. Да, Омут позволяет освежить собственные воспоминания, позволяет увидеть воспоминания умершего — этого легилименция и близкие к ней виды ментальной магии дать не могут —, но в остальном Тому казалось, что Омут заменяем, и лично он предпочитал собственную ментальную магию использованию посторонних предметов. Он ошибался: всё же, совершенно другие ощущения, реалистичность и детальность несопоставимы.

Кэрол открыла рот, чтобы заговорить, и Том заранее испытал дикое раздражение, представив примерно, что она хочет сказать.

— Ну как, всё хорошо было видно? Не было проблем? — задала Кэрол совершенно внезапный, но тоже раздражающий вопрос.

— Конечно. Отчего нет?

Том Риддл попытался сказать это холодно и презрительно, но калибровка эмоциональных проявлений пока ещё не пришла в норму, и Том сам услышал, что в его интонациях скорее явственно слышится «пытается скрыть боль за колючим сарказмом».

Кэрол не то не заметила, не то совладала с собой, и не стала смотреть на него с сочувствием. Сказать, что это спасло ей жизнь, было бы, всё же, скорее преувеличением, но вообще Том ощущал себя не в своей тарелке и за себя и свои вспышки ярости не ручался.

— Мы впервые получили важнейшее экспериментальное свидетельство о топографии Вселенной, а ты спрашиваешь, «отчего нет?»?!

Кажется, притвориться, что он прекрасно понимает, о чём она, уже не получалось, так что Том молчал, ожидая объяснений.

— Как и предполагалось, близкопараллельные вселенные — всего лишь удобный описательный термин. Наконец-то мы можем быть почти точно уверены, что, несмотря на ветвистую структуру, Вселенная всё же едина!

Смилостивившись над Томом, Кэрол всё-таки начала сначала.

— В литературе часто описывают Омут памяти как разновидность ментальной магии, которая показывает чужие воспоминания, но это очень сильное упрощение.

Тебе сейчас всё прекрасно было видно, хотя большую часть воспоминания я провела с закрытыми глазами. Также ты выходил в другую комнату, где меня не было, и тоже мог прекрасно наблюдать, что происходит. Впрочем, даже если бы воспоминание было бы другим, где все бодрствуют и находятся в одном помещении, суть та же: люди, как минимум, не видят затылком, а внутри Омута памяти можно смотреть в любую сторону.

Да и вообще — люди не помнят свою жизнь в таких деталях — ты прекрасно знаешь это как легилимент.

Есть, правда, и ментальная магия, которая имитирует то, как работает Омут, ты читал про неё? — Том кивнул. Он очень много про неё читал, — Но она работает по тому же принципу, что и разнородные Чары Грёз: окружающий мир имитируется всё больше с помощью жизненного опыта того, на ком используются чары.

Ты без особого труда создашь убедительно выглядящее воспоминание про Хогвартс для меня, но чтобы эфиоп, посмотревший то же воспоминание, увидел действительно Хогвартс, а не нечто сильно по мотивам, потребуется очень много усилий.

— Да, чтобы в точности показать коридор Хогвартса эфиопу, который никогда его не видел, нужно будет исходить этот коридор кругами, пока ты не запомнишь всё до последнего камня, — заметил Том, который в этой сфере действительно разбирался хорошо: он пробовал делать подобное, — К тому же, при использовании таких чар смотрящий воспоминание глядит, куда требуется, и не ходит, куда не просят, в силу того, как работает магия. Это тоже упрощает задачу.

По сути, ты не показываешь своё воспоминание, а создаёшь сон о нём. Впрочем, и таким способом убедительно показать ложное воспоминание будет чрезвычайно сложно.

— Нет, показать ложное воспоминание не составит труда, — возразила Кэрол, — не получится показать заведомо ложное воспоминание. То есть, игры памяти — это пожалуйста, а вот специально обмануть не выйдет. Ещё одно отличие от Омута, кстати. Он ложные воспоминания показывать не умеет: если твоя память до неузнаваемости исказила что-то, Омут просто не сработает.

— Но ведь воспоминания для Омута тоже подделывают, — заметил Том.

— Да, но для этого нужно физически встать посреди комнаты, разыграть сценку, а потом сложной ментальной магией создать воспоминание, которое на самом деле будет мешаниной из реального воспоминания и твоей сценки.

В общем, предполагается, что Омут памяти использует скормленное ему воспоминание не как материал для показа, а как определенную ссылку на фрагмент ткани пространства-времени, который в точности воспроизводит. А поддельное воспоминание для Омута — не более чем подмена части этой ссылки, причём редко выглядящая убедительно.

— Так что там с топологией Вселенной?

Том неожиданно для себя действительно увлекся разговором.

— До тебя известно только два случая того, как кто-то смотрел с помощью Омута воспоминания заведомо из «близкопараллельной вселенной»: Дамблдор со своей пижамой другого цвета, и я, которая пересмотрела это же воспоминание вчера.

В обоих случаях мы смотрели свои собственные воспоминания, а значит можно было предположить, что эта «ссылка» в данном случае как-то срабатывает через нас самих — может, мы каким-то образом сохраняли в себе связь с предыдущей вселенной и Омут как бы «попадал» туда через нас?

Но то, что воспоминание смог увидеть и ты, достаточно надёжно свидетельствует (хотя всё ещё можно выдвинуть некоторые альтернативные гипотезы), что физически «близкопараллельные вселенные» являются единой Вселенной, так как обладают единой, хотя и сложно организованной, тканью пространства-времени!

Бесконечное множество ветвей проистекают из единого начала, но с точки зрения физики — это всё ещё единый, хотя и многоплановый мир.

— Значит ли это, что ты можешь попасть назад? Или что я могу по-настоящему увидеть мать? — спросил Том Риддл.

— Да нет, это чисто теоретическое построение, которое абсолютно ничего не меняет в плане абсолютной недосягаемости других ветвей целенаправленно. Просто очень интересно.

«Мерлин, рейвенкловцы... Хоть для приличия, хоть бы капельку огорчилась. Она всё-таки говорит о собственной жизни», — подумал Том.

***

Том Риддл считал, что Дамблдор всегда появляется очень вовремя (с точки зрения драматургии; с точки зрения Тома подходящих моментов для появления Дамблдора не существовало в природе), потому что имеет привычку подслушивать под дверью. Это было не так. Просто некое шестое чувство всегда подталкивало Дамблдора ускорить или замедлить шаг, чтобы появиться в самый подходящий момент.

Вот и сейчас он появился ровно тогда, когда разговор как раз собирался перейти на впечатления Тома об увиденных воспоминаниях.

Впрочем, в этот раз драматургия была изрядно подпорчена тем, что Том, не дав профессору Дамблдору даже открыть рот, поблагодарил за предоставленную возможность, сослался на усталость, извинился и ушёл с невероятной скоростью. Том понимал, что формальной вежливости тут явно недостаточно для того, что его поведение не выглядело грубым, и вообще обычно так себя вести он не посчитал бы приемлемым даже в отношении профессора Трансфигурации, но сейчас ему это всё было глубоко безразлично.

Дамблдор и Кэрол неожиданно остались наедине.

***

— О чём вы говорили, Кэрол? — спросил Дамблдор, усаживаясь в своё кресло.

— О новейших экспериментальных свидетельствах о топографии Вселенной, профессор, — ирония в голосе Кэрол звучала чуть вызывающе.

Дамблдор как будто не заметил:

— Значит, как и ожидалось, никаких препятствий в пользовании Омутом не возникло.

— Да, сэр.

Повисла пауза. Не то чтобы напряженная, но оценивающая.

— Он рассказал что-то ещё? — всё также спокойно спросил Альбус Дамблдор.

— Нет, больше ни о чём мы поговорить не успели... — она встретилась глазами с профессором. — Но, если бы успели, я бы не стала вам рассказывать, профессор. Я считаю, что, если человек говорит мне что-то о себе, он рассказывает это мне, а не мне и моему мудрому наставнику.

Дамблдор не мог не отметить, что в эту секунду Кэрол, невзрачная, пугливая девочка семнадцати лет, была почему-то невероятно похожа на него самого.

Chapter Text

Учебный год уже совсем подходил к концу, оставалось только сдать экзамены.

Младшекурсники ещё не привыкли к самому явлению экзаменов и переживали, у пятого и седьмого курсов были СОВ и ЖАБА соответственно — объективно достойный повод для волнения.

А вот шестикурсники всех ужасно раздражали, поскольку в массе своей разгуливали по школе с неприлично умиротворенным видом и наслаждались погодой.

Только Том Риддл, очень смахивающий на типичного шестикурсника, почему-то вызывал у широких масс восхищение своим спокойствием.

В самом конце учебного года всегда наступала пора, когда все начинали заранее тосковать по друзьям и по замку, и от этого становились друг к другу добрее. Стены и лица так примелькались за год, что казалось, будто замок совсем небольшой, да и учеников в нем очень немного. Даже тем, кто весь год считал дни до возращения к семье, Хогвартс сейчас казался домом.

Первый раз в жизни Том Риддл смог насладиться этим временем, а не мучительно считать дни до возвращения в приют.

***

На экзамене по Истории Магии Том впервые встретил Батильду Бэгшот. Ему понравилось, что в ней было что-то слизеринское: аристократическая осанка и выражение лица, будто своим присутствием здесь она делает одолжение.

Проницательность (вернее, как выяснилось ранее, неосознанная ментальная магия) помогла ему понять, что про одолжение — это, кажется, не про него.

Батильда анонсировала розыгрыш персонального обучения у неё этим летом.

«Тому, чьи познания по Истории Магии будут наименее призрачными, я была бы рада помочь с обретением их дальнейшей материальности», как она выразилась.

Что Тому не понравилось в мисс Бэгшот, так это равнодушие и даже некоторая неприязнь к Хогвартсу, которые он чувствовал кожей. Он впервые видел взрослого человека, у которого появление в замке впервые за долгое время не вызвало восхищения и ностальгии.

Понятно, старуха терпеть не могла профессора Бинса: вряд ли кто-то навредил исторической науке магической Британии больше, чем он своим тоскливым преподаванием. Но причём тут вся школа?

***

Тому Риддлу без особого труда удалось продемонстрировать «наименее призрачные познания».

По дороге с экзамена он встретил Кэрол, которая его поздравила с победой — достаточно иронично — хотя, на самом деле, официального объявления результатов ещё не было.

— А что было бы, если «наименее призрачные», — Том показал пальцами кавычки вокруг фразы, — познания продемонстрировал бы всё-таки не я?

Он задал вопрос из чистого любопытства, но показывать этого не планировал, так что его тон сочился пассивной агрессией.

К сожалению, с каждым разом у Кэрол всё лучше получалось игнорировать подобное.

Она прыснула:

— «Наименее призрачные» — она прям так и сказала?.. А вообще тогда бы поехал другой ученик, это же мисс Бэгшот.

А вот это уже звучало как-то по-гриффиндорски. Ещё один минус в копилку Батильды.

***

Тома, на самом деле, подмывало поговорить с Кэрол про мать — не задать несколько тщательно продуманных вопросов, а именно поговорить. И у него было внутреннее чувство, что ей можно доверять, хотя, вообще, это противоречило здравому смыслу: грязнокровка и верная собачка Дамблдора, пусть даже и единственный в этом мире человек, который знал его мать его матерью, — не лучшая кандидатка в доверенные лица.

Том, понимал, что в итоге сдастся и всё же поговорит с Кэрол открыто, но, по крайней мере, это будет потом, когда эмоции улягутся, и он будет больше уверен в своём самоконтроле: не хотелось сказать ничего лишнего.

Сейчас же он только писал в свой дневник и впервые в жизни сожалел, что слова сразу же исчезают с бумаги.

***

Последний экзамен, последний визит в Тайную комнату (даже по меркам змей василиск был крайне малоэмоционален, но всё равно Том каждый учебный год проведывал его в день перед отъездом), последний завтрак в Хогвартсе и — Хогвартс-экспресс.

***

Итоговое собрание старост в поезде началось с речи директора Диппета, тоскливой до жути, как всегда, да ещё и второй за день — за завтраком, директор, разумеется, тоже выступил с обстоятельной речью.

Том Риддл, понимавший, что в противном случае не успеет нормально проститься со своими друзьями-последователями, а также абсолютно не желавший всё это слушать, всё-таки решил изменить своим правилам и опоздал.

Диппет, который был в меньшем маразме, чем пытался временами изображать, на самом деле всё же помнил, что несколько лет подряд отказывал Тому Риддлу в просьбе остаться на лето в замке. Так что опоздавшего минут на сорок Тома он, как всегда, встретил чуть виноватой улыбкой..

Было общеизвестно, что директор на любые просьбы реагирует абсолютно одинаково: не отказывает прямо, но требует исполнения невыполнимых условий, в духе персонажа какой-то сказки.

По школе даже ходил анекдот про это:

«— Профессор Диппет, можно я не буду ходить на Полёты?

— Отчего же, милый мальчик?

— Оттого, что у меня нет глазок, и потому я сверну себе шею на метле.

— Конечно, милый мальчик, конечно, только сперва прочти мне пару страниц из вооон той книжки»

В общем-то, анекдот особо не преувеличивал. Так что Тому даже слезливые (и насквозь лживые) рассказы про голод и бомбёжки не помогали.

На самом деле, в период бомбёжек Лондона приют был эвакуирован загород, да и перебоев с продовольствием в июле-августе, когда уже появлялся урожай, особо не было. Но Том чувствовал, что профессор верит его рассказам, просто такие мелочи жизни его не особо волнуют.

К счастью, в этом году подвернулась мисс Бэгшот, не то из потенциально рабочих способов воздействия на директора оставалась только идея начать серию таинственных кровавых убийств, потому что тогда бы Диппет непременно сказал «ах, если бы убийства прекратились, то конечно», и это уже было бы выполнимым условием.

***

Через пару минут директор закончил речь и, наконец, ушёл. Все вздохнули с облегчением и наконец перешли к обсуждению итогов работы.

***

Кейт Бруствер подняла вопрос того, что ученики систематически боятся обращаться за помощью к старостам и с этим надо что-то делать.

— Они, безусловно, и так информированы о такой возможности, — возразил Том, — не вижу необходимости им навязываться.

— Да, Кейт, он прав.

— Нам и так работы хватает выше головы, а ты предлагаешь дополнительно оповещать, что «дорогие ученики, обращайтесь к старостам по любому поводу»?

Тома Риддла, как бывало почти всегда, поддержало сразу несколько голосов.

— Первокурсники в начале года систематически опаздывают на занятия, потому что не могут сориентироваться в замке... — начала Кэрол.

— Ну давайте выделим им по второкурснику, чтобы их водил первую недельку, мы-то тут причём? — заметила Нотт.

— А травля? — возразила Кейт.

— На Рейвенкло буквально неделю назад был жуткий случай, — подхватила Кэрол.

Тома ужасно бесила их манера заканчивать друг за другом, будто они близняшки — они постоянно так делали на собраниях старост.

Раньше — в первую очередь потому, что чистокровная Кейт Бруствер столь ярко демонстрирует дружбу и взаимопонимание с грязнокровкой. Сейчас — потому что он понимал, что и его общение с Кэрол очень расходится с тем, какое взаимодействие с грязнокровками он считает приемлемым, и ужасно злился оттого, что больше не чувствовал морального права осуждать Кейт. 

— У нас на факультете, оказывается, целый год издевались над девочкой, — снова Кейт, — а мы ни сном, ни духом.

— У неё ужасно упала успеваемость, преподаватели, оказывается, беспокоились, но старостам сказать не подумали.

— Я вообще забыла, честно говоря, что на Рейвенкло есть такая ученица, — она целыми днями рыдала в туалете, и в башню приходила только спать.

— Кончилось тем, что её спустили с лестницы вниз головой.

— Переломали кучу костей.

— Чудом шею не свернула.

— И никто не сообщил старостам за весь год, хотя там агрессоров-то было три девки, и кто-то из одногруппников вроде как вначале даже пытался за неё заступаться — пока её ещё можно было увидеть вне уроков рядом с другими учениками, а не только рыдающей по туалетам.

— Господи, да где она нашла туалет, где можно вволю рыдать часами? — с усмешкой осведомилась Нотт, — везде очереди стоят.

— Где-то на втором этаже, видимо, если тебе так интересно, — холодно ответила Кейт, — поскольку после того, как они за волосы выволокли девочку из кабинки, её спустили с лестницы именно второго этажа.

От ужаса у Тома Риддла зашумело в ушах: у него возникло очень сильное подозрение, что это за туалет для девочек на втором этаже, в котором можно часами рыдать в кабинке, никого не побеспокоив. Он всегда накладывал на себя мощное Деллюминационное, когда заходил туда, но пустоту туалета проверял только визуально — девочки же всегда ходят в такие места толпой и громко болтают — но если какая-то девчонка тихо плакала в закрытой кабинке... Слава Мерлину, что из-за всей этой истории с матерью у него в итоге не дошли руки до того, чтобы начать гулять с василиском по школе — а ведь он собирался.

— Как зовут эту девочку? — Том услышал собственный голос будто со стороны, — Нам же нужно будет приглядывать за ней в следующем году, чтобы убедиться, что её больше не обижают, — добавил он тут же с доброй, располагающей улыбкой.

— Миртл Уоррен, в следующем году будет на четвертом курсе, — ответила Кейт.

«А, грязнокровка. Ну тогда ещё ладно».

Chapter Text

В Лондоне шёл ливень, по ощущениям — совершенно осенний: порывы ветра бросали крупные ледяные капли прямо в лицо. Впрочем, ещё северный ветер приносил сильную рыбную вонь с Темзы, недвусмысленно напоминающую о том, что сейчас лето, и только вчера стояла удушающая жара.

Обычно, покинув платформу девять и три четверти, Том Риддл мастерски растворялся в толпе, чтобы никто из знакомых не мог проследить за ним и — раньше — пешком шёл в сиротский приют, а в последние два года просто менял платформу, и с Кингс-Кросса же вновь ехал в сторону Хогвартса — приют эвакуировали на границу Шотландии.

Собственно, именно поэтому последние два лета прошли для Тома почти сносно — целые дни он проводил в лесу наедине с магическими книгами: теми, что ему перепали благодаря расположению преподавателей — в основном Слизнорта, но мало кто мог отказать примерному ученику, который отчаянно хотел летом углубить свои знания.

Конечно, эти книги за лето он фактически выучивал наизусть, палочковой магией пользоваться было нельзя, для еды, сна и укрытия от особенно отвратительной погоды приходилось всё-таки приходить в приют, но сравнительно с тем, как бывало обычно — терпимо.

В Лондоне Том Риддл всегда прятался от друзей и знакомых, в магические места старался не ходить.

Вся его репутация среди ближнего круга зиждилась на загадочности образа: одарённый юноша, не рассказывающий ничего про свою жизнь вне школы, зато прозрачно намекающий на то, что является Наследником Слизерина: в этом неплохо помогал парселтанг.

В этом году, он знал, приют вернули из эвакуации — сочли, что бомбардировок Лондона не было уже достаточно давно.

И, если бы не вся эта история (и если бы он всё-таки не решился план с серией кровавых убийств — а скорее бы не решился), последнее лето до совершеннолетия ему пришлось бы провести в здании, которое он ненавидел больше всего на свете, в огромном городе, где по-настоящему уединиться можно только в собственной комнате.

***

Шумная группа подростков — студенты Хогвартса из Годриковой впадины плюс Том Риддл и Кейт Бруствер — сгрудилась у портала: большого букета цветов с лентой с надписью «Поздравляем всех годриковских с окончанием учебного года!».

Том с нетерпением ждал момента, когда слово годриковские и для него войдёт в привычку и перестанет при каждом упоминании раздражать ассоциацией с Годриком Гриффиндором.

***

С вокзала они все отправились в Косой переулок и провели там час с лишним: время на оставленном в Дырявом котле портале было установлено, на всякий случай, с запасом.

К Тому присоединились его приятели: Мартин Аббот и Филипп Паркинсон, оба — Рейвенкло.

Они были достаточно умны для приятного разговора, хотя Паркинсон и в меньшей степени: эксперт в травологии, неплохо знал зельеварение, — но, когда разговор уходил практически на любые другие темы, всё больше молчал.

Том Риддл понимал, что дальше приятельства с ними обоими дело не пойдёт: они плохо годились в потенциальные последователи. Оба были застенчивы, терялись в сложных ситуациях, а у Аббота ещё и были довольно либеральные взгляды. То есть, с грязнокровками Мартин, конечно, избегал близко общаться, как и большая часть членов аристократических чистокровных семей, но не более того. И Тому казалось, что изменить его мнение по вопросу будет затруднительно.

В первый магазин с ними неожиданно навязалась Кейт Бруствер, вне собраний старост, оказывается, способная отлипнуть от Прингл. И, очевидно, в него, Тома, влюблённая.

Кейт много и быстро болтала, явно от смущения, и вообще демонстрировала крайне плохо развитые навыки обольщения, в частности, всё говорила о себе, почти не задавая вопросов.

«Обычно Кэрол зовёт меня в Годрикову впадину летом на месяц, но в этом году только на неделю», — «Спасибо, Кэрол», невольно подумал Том, — «Она хочет летом начать готовиться к ЖАБА, а мы с ней вдвоём будем заниматься чем угодно, только не готовиться, тут с ней, конечно, не поспоришь».

И тому подобное.

Достаточно быстро Кейт поняла, что что-то идёт не так, смущенно замолчала и куда-то исчезла.

Том, как всегда, считывающий эмоции, даже слегка ей посочувствовал: влюбленность — жутковатое явление.

В «настоящую любовь» он не верил, но приходилось считаться с реальностью существования у большинства подростков — Мерлин миловал, не у него — подобных гормональных бурь, которые даже вполне умных людей приводят на месяц-другой в совершенно жалкое состояние.

Даже на большую часть своих (потенциальных) последователей, кажется, по этой причине нельзя будет всерьёз рассчитывать, пока они как-то не угомонятся: женятся, например.

***

Но, всё же, эпизод с Кейт вызвал у Тома Риддла намного больше раздражения, чем сочувствия.

Пока Паркинсон по уши закопался в изучение содержимого стеллажей с магическими растениями, Том заговорил о ней с Мартином Абботом:

— Кейт Бруствер, казалось бы, девушка из приличной семьи, а общается...

— С кем? — растерялся Аббот.

— С людьми, скажем мягко, магловского происхождения, — спокойные, будто бы вежливые формулировки, но интонация недвусмысленно выдаёт крайнюю степень презрения.

Мартин помедлил:

— Но ведь только с Кэрол же?..

— А что, её одной мало? — спросил Том с сарказмом, — До пяти грязнокровок в подружках — ещё куда ни шло?

— Слушай, ну ведь это же Кэрол. С ней и я общаюсь. И все другие — тоже.

— Она чем-то особенная?

Аббот мучительно подбирал слова. Том чувствовал исходящие от него волны смущения.

— Ну, вроде как да. Кэрол вроде как... не считается. Когда освоишься в Годриковой впадине — разберёшься с этим, — закончил Мартин куда более бодро, и даже хотел похлопать Тома по плечу, но смутился и убрал руку в середине движения.

Том Риддл сделал логичный вывод, что, судя по всему, Кэрол Прингл — не грязнокровка. Вся Годрикова впадина знает, что либо она сама, либо кто-то из её родителей — незаконнорожденный ребёнок кого-то чистокровного.

***

Несколько секунд кручения внутри калейдоскопа (с поздравительным букетом в середине) — и они в Годриковой впадине.

Том первый раз путешествовал с помощью портала, и ему подумалось, что портал очень похож на кроличью нору, куда провалилась Алиса, но он сразу же с неприязнью отбросил такую магловскую ассоциацию.

Подростки оказались посреди поля, в траве по пояс и, при этом, в луже. Сейчас только дул холодный ветер и было по-ночному холодно, хотя только начинало вечереть, но в воздухе пахло ливнем: дождь шёл долго и кончился совсем недавно.

За несколько секунд от их небольшой толпы остались трое: Кэрол, Кейт и Том — остальные, побросав чемоданы, побежали здороваться с близкими, ожидавшими прибытия портала неподалёку.

— Мои родители в Гватемале, мы пока будем жить вдвоём с Кейт, — пояснила Кэрол, видимо, для Тома.

Кейт дополнила:

— У её отца экспедиция — он специалист по магическим артефактам, а для миссис Прингл это вроде как отпуск.

— Сейчас мы проводим тебя до мисс Бэгшот, чемодан оставь здесь, их отлевитирует по домам кто-то из взрослых, — сказала Кэрол, уже привычно чутко относящаяся к нелюбви Тома задавать уточняющие вопросы, — А в девять вечера во дворе Уизли будет праздничный ужин в честь конца учебного года. Где двор Уизли — покажем по дороге.

Пару минут они продирались через высокие луговые травы, провалились в лужи ещё пару раз, а потом вышли на дорогу: сухую, широкую и покрытую гравием.

— Не желаете ли вы, чтобы я высушила вам обувь, мои несовершеннолетние товарищи? — спросила Кэрол утрированно строгим голосом. И добавила уже обычно: — Ещё минут десять идти.

— Эй, у меня день рождения через три дня! — Кейт шутливо ткнула её в бок. Том Риддл, к сожалению, похвастаться тем же не мог: до его совершеннолетия оставалось полгода, — Суши давай.

Том тоже счёл за лучшее согласиться на предложение. Отказ выглядел бы немного таинственно для Кейт. Выглядеть же таинственно для влюбленной в тебя девочки — отвратительная затея, если ты планируешь, чтобы она когда-нибудь отвязалась.

Chapter Text

Батильда, вопреки тому, какое впечатление было у Тома Риддла обо всём этом мероприятии (и вопреки, в общем, договоренности, но это было предсказуемо — ни Дамблдор, ни Кэрол ничего другого и не ждали) начала учить его Истории Магии с невероятной интенсивностью.

***

Том Риддл так и не мог определиться, нравится ли ему мисс Бэгшот.

На неё находили совершенно необъяснимые настроения: то она предавалась печали, то вдруг становилась общительна и весела. Но лучше ли бы было, если бы она оказалось, как он ожидал, респектабельной и скучной пожилой дамой?

Её дом тоже был… противоречив.

Во-первых, Том впервые жил в месте с таким беспорядком. Наверно, по общечеловеческим меркам ничего особенного в нём не было, но Хогвартс обслуживала толпа домовиков... Да и приют, справедливости ради, всегда был вылизан почти до стерильности: каждая вещь стояла на своём месте, всё запрещенное и даже сомнительное немедленно выкидывалось, любое пятнышко незамедлительно вытиралось.

Пожалуй, это делало его ещё более тоскливым местом, чем даже среднестатистические магловские приюты, но и смертность от инфекций там была ниже.

Интересно, мать тогда пришла в первый попавшийся приют или искала место, где его шанс выжить будет выше?..

Но вернёмся к дому Батильды.

Во-вторых, каждое помещение было оформлено настолько в своём стиле, будто они у них и не было общей хозяйки. Хотя, честно говоря, обстановка каждой конкретной комнаты была скорее приятной, это мельтешение стилей и красок неожиданно для самого Тома ощущалось для него мучительно дискомфортно, словно ноющая головная боль, так что он пытался ходить из комнаты в комнату по возможности реже, а также больше времени проводить на улице.

В-третьих, дом немного напоминал сказочный замок. В смысле, в нём было много закрытых дверей, которые открывались только самой Батильдой. И мало постоянно доступных комнат: его комната, кухня, столовая (фактически — и гостиная) и, собственно, всё, не считая ванных комнат.

Поначалу это озадачило и насторожило Тома. Впрочем, он быстро разобрался, что мисс Бэгшот при этом не запирает входную дверь вовсе, и время от времени к ней на чай или по другим вопросам забегает толпа малышни.

Разгадка, в общем, оказалась на редкость безобидной: она запирала комнаты с документами и магическими артефактами, чтобы юные отпрыски благородных семей ничего не испортили или не поранились сами. Жаль, конечно, что при этом она не подумала дать Тому ключи.

***

Батильда не смотрела на Тома ни капли свысока, но при этом никогда не давала победить себя в споре, и не от нехватки гибкости мышления, а скорее наоборот.

В дискуссию она вступала, только если была абсолютно уверена, что права, и имела железные доказательства — и Том всегда был вынужден признать поражение.

Если же про абсолютную истину в этом вопросе говорить не приходилось, у мисс Бэгшот на всё был один ответ: «Да, по этому вопросу существует полемика». Даже если принести ей цитату из неё самой, дальше этого уйти было невозможно.

Очевидно, своя позиция по вопросам, не предполагающим наличия абсолютной бесспорной истины или хотя бы консенсуса, у неё часто была: писала же она как-то свои труды —, но, видимо, читать ею написанное было единственным способом эту позицию узнать. Вслух она никогда ничего подобного не говорила.

По этой же причине её позиция по любым этическим вопросам оставалась тайной: как она относится к маглам? грязнокровкам? убийствам? налоговым махинациям? Ни малейших зацепок.

***

До Хогвартса Тому казалось, что он умеет распознавать ложь, но, оказавшись среди волшебников, он понял, что его способности работают не совсем так.

Напротив, он чувствовал, когда ему говорят правду. Искренность ощущалась как лёгкое тепло, и в приюте по отсутствию этого ощущения он сразу понимал, что ему лгут.

Но с волшебниками было иначе. Умелый окклюмент (например, Дамблдор) всегда ощущался глухой стеной; но даже с магами, не владеющими окклюменцией, этот его дар срабатывал через раз.

Так, «тёплого» ощущения не появлялось, если люди задумались о чём-то своём, или не чувствовали себя в безопасности, или были скрытными по своей природе.

Мисс Бэгшот в этом плане ощущалась странно: обычно она казалась открытой и искренней, но, когда речь заходила о профессиональной или просто абстрактной теме, она закрывалась мгновенно.

***

В силу вышеперечисленных причин, на лекционный формат преподавания Батильда была способна плохо: если не упоминать ни единого спорного факта, связного рассказа не получится, а если безоценочно пересказывать все версии с их аргументами, рассказ никогда не закончится.

Так что лекции касались только того, что в чём Батильда была уверена достаточно: методов исследования.

Один из первых вопросов, который она задала ему, был: «Какими источниками можно пренебречь?»

Том Риддл ответил: «Магловскими».

Поскольку обычно никто вообще не вспоминал про существование магловских источников, Батильда Бэгшот поняла, что Том как-то связан с магловским миром.

Так что она ответила, что это ерунда, и «единственная причина, по которой мы не изучаем точку зрения проползавшего мимо флоббер-червя — то, что его свидетельства не сохранились» и завалила Тома подшивками Таймс и магловских газет поменьше, письмами и мемуарами.

***

Читать это всё на правах свидетельств проползавшего мимо флоббер-червя, по сути, убеждениям Тома Риддла даже не противоречило. И было довольно интересно.

По магловским источникам можно было вывести самые неожиданные вещи. Том нашёл несколько случаев, когда волшебники очевидно приукрашивали свои успехи в войнах с гоблинами: описанная мощь заклинаний должна была неминуемо сопровождаться странными атмосферными явлениями в радиусе миль пятидесяти, однако в погодных сводках не упоминалось ничего подобного.

Он проследил судьбу пары сквибов из благородных родов. Нашёл ранее неустановленные места и обстоятельства смерти нескольких магов: кто-то умер от несчастного случая (сто лет считавшегося без вести пропавшим Аркутулуса Флинта, к примеру, придавило рухнувшей крышей), а кто-то — в одиночестве и такой глубокой старости, что наверняка перед смертью уже лишился способности колдовать.

Все эти открытия Том сделал в течение буквально нескольких дней, и это было куда проще, чем кажется: Батильда выкладывала перед ним две стопки документов — магических и магловских, и объясняла, что искать.

***

На душевном благополучии Тома Риддла всё это сказывалось не лучшим образом. Если раньше он скорее боялся умереть в бою или от козней врага, то теперь содержание в его организме историй про рухнувшие на людей крыши достигло критической отметки, и его начал преследовать и страх смерти от несчастного случая. Иногда ему — всегда засыпавшему едва голова коснётся подушки — это даже мешало заснуть.

Тогда он повторял в голове, как мантру, «скоро у меня будет хоркрукс, скоро у меня будет хоркрукс» — и думал об убийстве собственного отца. После этого спалось неплохо.

***

Работа с архивными документами ярко высветила и ещё одно обстоятельство, подтверждавшее его взгляды. В газетах за конец позапрошлого века он находил упоминание какого-то мага где-то раз в выпусков десять.

В газетах за конец девятнадцатого века можно было перерыть подшивки за три месяца и не найти ни одного имени волшебника: магов стремительно становилось меньше.

Вернее, нет, абсолютное число британских магов если и уменьшилось, то немного, но ведь маглов при этом за один только XIX век в Британии стало в четыре раза больше...

В общем, если тайный план Дамблдора состоял в том, чтобы перевоспитать его через обучение у Батильды, он явно не срабатывал.

Chapter Text

В субботу, к счастью, оказалось, что обучение у Батильды всё-таки подразумевает наличие двух выходных в неделю.

Том наконец-то вышел на улицу с высоко поднятой головой и намерением отдыхать. А не согбенный под грузом охапки магических документов (Таймс он предпочитал изучать всё-таки за закрытыми дверями), которые намеревался читать в ближайшем тенёчке.

Шутка, разумеется. Высоко поднятая голова наличествовала в обоих случаях.

Аббот, оказывается, уехал с родителями, поэтому из доступных приятелей остался только Паркинсон. Да, собственно, с подростками близкого возраста в Годриковой впадине было в принципе негусто — помимо Паркинсона и уехавшего Аббота, только Кэрол и Кейт. Остальные — совсем дети.

Том поискал бы себе приятелей среди людей постарше, в районе двадцати, но таковые тоже не наличествовали.

И Том решил, что и Кэрол в общем-то сойдёт для общения. Почему нет, если уж она всё-таки не грязнокровка? Она не дура. И, кажется, на самом деле не совсем верная собачка Дамблдора — теперь он ясно видел, что на личность Прингл явно оказала немалое влияние и Батильда Бэгшот, а Том уже начинал понимать, что если на тебя оказала влияние Батильда..., то прямо-таки верной собачкой ты уже не сможешь быть никому и никогда.

Препятствием для общения могла бы стать Кейт, но подружки общались довольно специфическим образом. Можно было бы догадаться ещё по Хогвартсу, где он никогда почти не видел их вместе в коридорах.

Да, девушки слипались, как сиамские близняшки, когда находились вместе, но при этом большую часть времени предпочитали проводить по отдельности: видимо, уставали друг от друга.

Так что, когда Кэрол субботним вечером «пасла» детей, уткнувшись в книжку, он решил подойти и заговорить с ней.

***

По поводу «пасти детей» нужно будет сделать отступление. Дети волшебников в Годриковой впадине делились на три возрастные категории.

Старшие — студенты Хогвартса, понятно, развлекали себя сами без всякого присмотра.

А вот дошколята... Если вы собираете вместе десяток детей-волшебников от пяти до десяти лет, это значит, что непроизвольные магические выбросы будут происходить у кого-то из них постоянно. В деревне, где живут и маглы тоже, ага. А при этом как бы существует Статут о секретности.

И чтобы команда обливиаторов из Министерства не была вынуждена приезжать каждый день, чтобы стирать память половине деревни, детей требовалось, как здесь выражались, «пасти» — сидеть на расстоянии не больше пятиста футов от них и поддерживать маглоотталкивающее заклинание оптимальной силы: деревенские маглы не должны увидеть ничего странного, но, если они вовсе не будут видеть детей, это будет явным перебором.

Третья категория, дети до пяти лет, и начиная с возраста, когда дети начинают вообще хотеть с кем-то играть, играли вместе с магловскими детьми.

Том спросил Филиппа Паркинсона, насколько этот факт соответствует принципам воспитания в чистокровнейших семьях. Они как раз наблюдали, как полуторагодовалая сестра Паркинсона, Изабелла, самозабвенно ест песок на пару с магловской ровесницей, так что вопрос звучал очень уместно.

Филипп пожал плечами:

— Слушай, да в таком возрасте они и с мартышками будут играть. Да, мне кажется, пускай хоть с мартышками. Лишь бы рыдали поменьше.

Тому было сложно возразить. Ради того, чтобы не слышать детского плача, он и сам был готов отдать очень многое.

В этот момент юная Изабелла Паркинсон всё же самозабвенно заорала без видимой причины. Плач тут же подхватила её магловская подружка.

Тому Риддлу незамедлительно захотелось кого-нибудь убить.

К магловской подружке, впрочем, тут же подошла мать и взяла ту на руки, приговаривая что-то ласковое, и вскоре её дочь замолчала и заулыбалась.

Изабелла же продолжала орать. Мать магловской девочки осмотрелась, нашла глазами Паркинсона и спросила:

— Юноша, это же ваша сестра, да? — Филипп кивнул. — Ну вот и присмотрите за ней. Мы обедать пошли.

И магла быстрым шагом удалилась с ребёнком на руках.

Филипп беспомощно огляделся, не нашёл поблизости ни матери, ни домовика, и всё-таки подошёл и попытался взять сестру на руки — получалось не очень, поскольку девочка самозабвенно пиналась.

Кажется, братская забота делала только хуже — Изабелла начала рыдать пуще прежнего.

Том спешно думал, что ему делать, чтобы как можно скорее перестать слышать детский ор. Молча уйти в поле или в свою комнату? Нет, не сочетается с той ролью, которую он играет здесь и сейчас.

Филипп задал сестре несколько вопросов, пытаясь узнать, что, собственно, не устраивает её в жизни, но привело это лишь к тому, что, во-первых, этот юный отпрыск благородной семьи завопил громче, перейдя на ультразвук, а, во-вторых, вопль обрёл вербальную форму: «Неееееть!».

Том плюнул, подошёл к девочке, опустился перед ней на корточки, заглянул ей в глаза и сказал очень ровным, умиротворяющим, ласковым голосом:

— Маленькая Изабелла хочет спать, да, Изабелла?

Девочка заткнулась — Мерлин, наконец-то, — и, глядя Тому в лицо как зачарованная, сказала очень спокойно:

— Да.

А потом встала, сама взяла брата за руку и пошла домой.

***

В общем, да, субботним вечером Том подошёл поболтать с Кэрол.

Он поздоровался. Она подняла глаза от книги и улыбнулась ему. Он чувствовал исходящее от неё ощущение «тепла» сильнее, чем когда-либо. В данную секунду Кэрол по какой-то причине была к нему более открыта и искренна, чем когда-либо раньше. Проще говоря, в данную секунду она ему доверяла.

И хотя договор с Дамблдором, по меньшей мере, сильно ограничивал Тома Риддла в том, чтобы воспользоваться властью, которую давало её доверие... Почему-то оно всё равно было приятно. Он улыбнулся ей в ответ.

Сперва речь зашла о деревне.

Том задал уже некоторое время мучивший его вопрос о том, почему в деревне нет молодых магов, а либо школьники, либо совсем взрослые волшебники, обычно с детьми.

Кэрол улыбнулась:

— Люди довольно часто спрашивают, да. В Годриковой впадине традиционно не живут поколениями...

— В смысле? Я видел на вашем кладбище могилы Абботов начиная с одиннадцатого века, а сейчас здесь всё ещё живёт Мартин с семьёй.

Да, Том быстро обнаружил, что кладбище — прелестный вариант для уединенного чтения на открытом воздухе. Опять же, там были змеи.

— Семьи... возвращаются в Годрикову впадину несколько поколений спустя, это правда. Но почти всё магическое население деревни это те, кто уже взрослыми переехал сюда растить детей. Или внуков. Ну и сами дети, соответственно. Но когда дети вырастают — они уезжают.

— Почему так?

— Ну, вроде как такое правило. Считается, что за счёт этого в деревне уникальная атмосфера радушия, дружелюбия и так далее.

Интонации у Кэрол были слегка саркастичными, но Том чувствовал, что это от того, что ей неловко говорить об этом так, а не потому, что она не считает это правдой.

Она продолжала:

— Исключений в данный момент всего два: профессор Дамблдор и мисс Бэгшот. Дамблдор — относительное исключение: он здесь не родился. Да и сказать, что он здесь живёт можно с большой натяжкой.

— А мисс Бэгшот?

— А мисс Бэгшот — просто исключение. Просто потому, что может, — Кэрол пожала плечами.

***

Том задумался, почему, всё-таки, Кэрол вдруг начала больше ему доверять?

Из очевидного: дух Годриковой впадины, судя по всему, вообще располагает к доверию людям. Том Риддл чувствовал, что в определенной, хотя и небольшой степени, этот эффект пронимает даже его...

Ещё Том Риддл чувствовал, что только в этом дело быть не может.

Может, тут, в привычном месте, он больше напоминает ей «того» Тома? Знакомого ей с детства?

***

Ну нет, с точки зрения Кэрол, дело обстояло с точностью да наоборот.

В Хогвартсе она всё время первую секунду их путала, особенно если видела краем глаза. Ну, у обоих Томов Риддлов была одинаковая внешность, и значок старосты, и похожий круг общения, и та же самая улыбка...

И дело даже не столько в том, что этот Том напал на неё при первой встрече. Дело в самом ощущении... подмены. Кэрол не могла найти слов, чтобы объяснить фоновый ужас, который ощущала в его присутствии. Потому что слова ещё не придумали.

В наше время, к счастью, слова придумать успели, и мы можем объяснить чувства Кэрол прямо и коротко: она стала намного теплее относиться к Тому Риддлу, потому что, наконец-то, у неё пропал эффект зловещей долины.

В Годриковой впадине жутковатая, зыбко двоящаяся, но всё же единая сущность по имени Том Риддл всё-таки расщепилась для неё на двух разных людей. Ведь в Годриковой впадине каждый, каждый человек взаимодействовал с Томом не так, как бывало раньше: никто не знал этого Тома с детства.

И Кэрол, наконец, увидела, что эти два человека были похожи друг на друга не больше, чем обычно бывают похожи близнецы. Даже просто внешне.

Она заметила, что, хотя на первый взгляд кажется, что Томы одного роста, на самом деле, этот Том ниже того Томми дюйма на полтора (видимо, кормили в приюте не слишком сытно), зато не сутулится. Небольшая разница в росте, приходившаяся, кажется, только на длину ног, также привела к тому, что этот Том уже не был сложен как длинный, нескладный подросток. У него другая манера держаться. Чуть другая походка. Нет родинки на левой щеке.

***

Разговор об устройстве жизни в Годриковой впадине прервала миссис Паркинсон: не та, которая мать Филиппа, а та, которая бабушка.

Формальное, чуть прохладное приветствие — как всегда бывает, когда с подростками решает поболтать не самая приятная старуха, которую из-за вежливости нельзя просто проигнорировать — а потом не очень осмысленный разговор о погоде, соседях, оценках, о том, собирается ли Кэрол расти дальше, не то что-то она невысокая, о том, как «вам, юноша» Батильда... Ну, если можно назвать разговором, когда вы только отвечаете.

— Вы бы на солнце почаще бывали, молодежь! Бледные, как моли.

Замечание было не очень осмысленным, но справедливым в той части, что, и правда, на фоне золотых от загара дошколят, ошивавшихся, соответственно, неподалеку — Кэрол всё-таки их «пасла» — Тома с Кэрол можно было принять чуть ли не за вампиров.

Кожа Кэрол была чуть розоватой и была склонна к обгоранию практически при упоминании солнца, что вынуждало Кэрол в теплое время года регулярно пить солнцезащитные зелья. Кожа Тома была цвета слоновой кости и к ней просто никогда не приставал загар, сколько бы времени он не провел на солнце.

Том сдержался, а вот Кэрол смерила старуху откровенно враждебным взглядом — Тому было сложно её винить, потому что, помимо уже упомянутых комментариев, миссис Паркинсон также успела пройтись по очкам Кэрол, по её причёске и по отсутствию у неё молодого человека.

Миссис Паркинсон, заметив её взгляд, пошла на попятную:

— Ну, с другой стороны, лучше уж так, чем наоборот. Бледность аристократична! — она подняла вверх палец, — Так что правильно, Кэрол, сиди в тени и дальше. Не то ещё станешь, как твоя подружка, — старуха захихикала и спешно, насколько она была на это способна, удалилась.

Том огорчился, что «желание убивать тебе к лицу» не является общепринятым комплиментом. Потому что Кэрол, безусловно, оно шло. И Тому хотелось ей об этом сообщить

Кейт Бруствер, как и почти все Брустверы последние пару сотен лет, была темнокожей.

***

Потом они уютно наперебой ругали миссис Паркинсон.

Том, если что, был искренне возмущен: докопаться к девушке родом из священных двадцати восьми за цвет кожи — это надо ухитриться! Какой-то пещерный магловский расизм!

***

Потом они говорили о чём-то ещё. Не очень важном.

Потом молчали.

А иногда Том бросал взгляд вниз по улице. В отдалении было видно луг. Там деревня заканчивалась, а каменная мостовая превращалась в узкую, не проезжую, грунтовую дорогую. В ту сторону ехать было некуда: луг, за ним лес.

На самой границе Годриковой впадины, если приглядеться, едва уловимо подрагивал воздух. Отчасти — потому что вечерело, и прохлада луга сталкивалась с маревом ещё не остывшей каменной улицы. Отчасти — потому что деревня была прикрыта магическим барьером.

Англию не бомбили уже давно, но рисковать собой же всё равно не хочется, не так ли?

(В других магических деревнях южной Англии также боялись Гриндевальда — Франция была близко, на расстоянии трансгрессии. Но не в Годриковой впадине. Определенно, не в Годриковой впадине.)

Chapter Text

Мирные разговоры о чём-то не очень глобально важном, но, всё же, очень умном, — типичная беседа одаренных подростков — продолжились и в воскресенье, но в воздухе витало напряжение.

Вечная расчетливая настороженность Тома Риддла, бравшая отпуск на несколько дней: от ненадобности; от размеренного, открытого духа Годриковой впадины; но, в первую очередь, из-за переутомления от учебной нагрузки — незамедлительно вернулась, стоило ему немного отдохнуть.

Интеллектуальное переутомление, честно говоря, вообще происходило с Томом Риддлом первый раз в жизни. Потому что первый раз в жизни он столкнулся с индивидуальным обучением у человека, который, казалось бы, точно знает, на что именно способна его, Тома, голова. И полон решимости задействовать весь её потенциал.

Но в воскресенье полузабытый вопрос: И? когда, наконец, начнётся то, ради чего я сюда приехал? — снова начал волновать его остро, до покалывания в кончиках пальцев.

Он кожей чувствовал, что Кэрол ответы на его вопросы знает. И, более того, замечает его напряжение и нерешительность, но относится к ним с долей иронии. Мерлин, это бесило.

Хотя, с другой стороны, были и плюсы в их взаимопонимании, пусть и таком пассивно-агрессивном. Например, то, что вместо долгого поиска формулировок, которые устраивающим его образом выразят мысль «Когда мне, наконец позволят узнать больше про мою маму? Дядю? ...Отца?», хватило:

— Кэрол... И что в итоге? И когда?

— Кейт уедет в среду, после этого.

— Причём тут Кейт?

— При том, что твоей совершеннолетней проводницей на трудном пути приобщения к собственным корням буду я.

Том с самого начала понимал, что его несовершеннолетие действительно создавало проблемы, в силу которых, к его превеликому сожалению, исследования истории его семьи придётся проводить с компаньоном, но...

— Почему ты?

— Предпочитаешь Дамблдора? — у Кэрол получилось подавить лезущий на язык саркастичный хвостик «Могу передать».

Не дожидаясь ответа и без того пытающего справиться с яростью Тома — Кэрол, настроенную над ним иронизировать, он не очень выдерживал, — она, убрав из голоса сарказм, продолжила:

— Слушай, ну ты сам не захочешь, чтобы это была Батильда. Я не хочу сказать, что ей нельзя доверять...

— Но?

— Ну... с Батильдой можно поделиться чем угодно (особенно, в рамках глубоко теоретической дискуссии), хоть историей того, как ты убил свою родную тетушку. И её даже не нужно просить сохранить это в тайне: она могила, никогда не расскажет это ни единой душе.

Кэрол замялась, подбирая слова.

— Но если она чему-то интересному была свидетельницей, то, рано или поздно, как её ни умоляй этого не делать, она расскажет это другим. Может, через пять лет. Может, через десять. Но расскажет. И, вероятно, ещё и запишет. И доказательства по возможности сохранит... А, в худшем случае, тебе понадобится сохранять очень хорошие отношения с Батильдой, чтобы она хотя бы это не публиковала... Понимаешь, она историк... Свидетельства очевидцев...

Том ощутил прилив расположения к Кэрол Прингл. Потому что в её словах был совершенно чудесный подтекст. Предупреждение имело смысл только если он, Том Марволо Риддл (вернее, Лорд Волдеморт, он уже почти был уверен в этом варианте), станет в будущем исторической фигурой.

Поощрять её за несказанное, впрочем, не стоило, и он сделал голос немного холоднее:

— Я понял. А что про тебя? Какие у меня есть основания?.. — он мягко оборвал фразу, не добавив очевидное «...доверять тебе».

— Ничего железобетонного. Просто придётся доверять, — теперь сарказм в голосе Кэрол не бесил Тома, потому что из-под него отчётливо проступала неуверенность, беззащитность, — По мелочи? Частично — это и моя тайна тоже. Объяснить, какого низзла я всё это знаю, не углубляясь в подробности моего странствия между мирами, будет затруднительно. Отчасти — потому что ты эмпирически можешь наблюдать, что твои тайны я уже храню.

Кэрол помолчала, явно пытаясь решить, стоит ли говорить то, что рвётся у неё с языка, но потом всё-таки продолжила раздраженно, быстро и тихо:

— Вот честное слово, не говорить лучшей подруге, влюбленной в тебя, что ты на меня некогда напал, и для неё тоже можешь представлять угрозу, мне значительно сложнее, чем скрывать сведения о том, сколько лет сидел твой дядя или какого происхождения твой отец.

Она резко выдохнула, отвернув голову, как будто бы в раздражении, но Том чувствовал, что больше — в испуге.

Звучало убедительно. Не была раскрыта тема передачи всех полученных сведений Дамблдору, ну да ладно. Во-первых, интуитивно Тому казалось, что выбалтывать всё просто потому, что профессор её попросит, Кэрол не будет. Во-вторых, у Дамблдора слишком много вводных: при желании, он раскопает всю информацию без её помощи.

Они помолчали. Для Кэрол молчание было напряженным. Том же почувствовал прилив уверенности в себе, спокойствия и, пожалуй, безопасности, как было всегда, когда он ощущал свою власть над чувствами других людей. Чужой дискомфорт был словно теплая морская волна, словно тяжелое одеяло. Ведь если его боятся — он контролирует ситуацию.

Кэрол всё равно смотрела в другую сторону, так что Том позволил себе широкую умиротворенную улыбку.

Он помолчал оптимально выверенное время — не слишком долго. Создавать излишнее напряжение между ними не было нужно ни с какой точки зрения. Потом продолжил, как ни в чём не бывало, тоном чуть ироничным, но вполне дружелюбным:

— Я понял тебя. Тогда прямо в четверг подойдёт?

— Почему нет?

— Дамблдор выдал тебе план перемещений или мы можем, — Том решил, что будет разумнее добавить тут множественное число — решать самостоятельно, куда отправиться?

— Я рассчитывала на подробный план, стилизованный под карту сокровищ, но профессор не оправдал моих ожиданий, — улыбнулась Кэрол.

Это радует. Впрочем, на этом этапе с вариантами действий было негусто. Наносить визит собственному отцу, под присмотром Кэрол и не имея возможности его убить, Том прямо сейчас явно не был морально готов.

— Тогда в четверг почтим визитом Морфина Гонта?

— Давай. С утра пораньше?

Оба вспомнили, что Морфин Гонт был алкоголиком и, вероятно, ранее утро — не лучшее время для общения с ним.

— Ближе к полудню, — мягко возразил Том.

***

Их совместное исчезновение не должны были заметить в деревне, так что легенда состояла в том, что Кэрол заперлась дома и готовится к ЖАБА.

Чтобы не трансгрессировать на соседнюю улицу, Кэрол сочла за лучшее прийти к Батильде ранним утром четверга: вставала Кэрол всё равно рано, а на улице в такое время были только маглы.

Собственно, когда Том Риддл спустился к завтраку, она уже сидела в кресле столовой-гостиной: входная дверь в доме, как было упомянуто выше, не запиралась никогда. Поздоровавшись, Кэрол уткнулась обратно в свою книгу.

Батильда, кстати, уже три дня предавалась меланхолии (в учебное время себя ничем не проявлявшей) и к завтраку не вставала.

Зеленое бархатное кресло в углу комнаты было на самом краю видимости Тома, когда он сидел на своём месте за обеденным столом. От того, что сегодня изумрудная зелень кресла (вернее, чернота: краем глаза люди не различают цветов) разбавлялась бледным силуэтом читающей Кэрол, Тому было едва уловимо тревожно. Он не любил перемены в окружающем пространстве, если сам не был их причиной. За окном моросило.

После завтрака Том ушёл в свою комнату. Кэрол всё ещё читала. Батильда всё ещё не спускалась вниз.

Том, кстати, по-прежнему немало страдал от последствий чтения про упавшие на голову крыши и подобное, так что страх смерти у него был заметно выше фонового. А и фоновый страх смерти Тома Марволо Риддла, мм, не стоило недооценивать.

Приблизительно час спустя Том не выдержал, затащил к себе в комнату Кэрол (очень постаравшись как можно меньше её этим напугать) и проинструктировал по пользованию своим арсеналом средств на экстренный случай. Даже после падения крыши вполне можно выжить, если тебя быстро откачают.

Кэрол, всё же несколько испуганная, взирала на предъявляемые ей Костерост, безоар, Кровевосполняющее зелье и прочие такого же рода вещи с заметно меньшим изумлением, чем ожидал от неё Том. А Кэрол нравилось видеть Тома Риддла смущенным — раньше не доводилось.

«Мисс Бэгшот заставила тебя читать про несчастные случаи, да?» — понимающе спросила Кэрол.

***

Адрес Морфина Гонта, как обнаружилось, в судебных документах был указан с точностью до деревни: не то недосмотр авроров, не то у этой хибары и вовсе не было нормального адреса. Не особая проблема, но было бы приятнее обойтись без расспросов деревенских маглов, пеших прогулок и...

— Том. Мне нужно тебе кое-что рассказать. Не очень приятное.

Том поднял глаза на Кэрол, ожидая продолжения.

— Со слов твоей матери, ты внешне достаточно похож на своего отца, — о том, что, со слов Меропы, они похожи практически как две капли воды, Кэрол предпочла пока умолчать, — и, ну, тебе стоит прикрыться чем-то маглоотталкивающим для прогулок по деревне. Чтобы слухи не пошли.

Поскольку Том Риддл отдавал ярости на своего отца удручающе большую часть досуга, новость отозвалась только глухим раздражением.

Вообще Том понимал, что внешне он не очень-то похож на Гонтов. Мать он видел в воспоминании, а в делах дяди и деда не было колдографий, но присутствовала удивительно подробная и поэтичная характеристика черт. Из этого логично вытекало, что внешность досталась ему откуда-то по отцовской линии, но эту мысль Том старался вытеснить.

Но почему он не может быть похож ну даже если и на магла, то на какого-нибудь давно почившего прадеда? Почему он не может быть из тех людей, кто слабо похож на обоих родителей?

***

Они трансгрессировали в дубовую рощицу, примыкавшую к южному краю Литтл-Хэнглтона, подальше от усадьбы Риддлов (вот её адрес в судебных документах был, да и на карте её легко было узнать).

Для Тома эта трансгрессия — парная, соответственно — была первой в жизни. Он, конечно, читал про ощущение того, что тебя просовывают сквозь резиновый шланг, но ощутить на собственной шкуре — совсем другая история. Ему потребовалось несколько мгновений на то, чтобы прийти в себя.

Кэрол первой высвободила свою руку из его. На коже Тома эхом осталось ощущение прохлады её пальцев. Кэрол отстраненно задумалась о том, что, наверно, руки «того» Тома были холоднее оттого, что он выше.

***

Узнать, где живёт дядя, в итоге удалось не заходя в деревню. По дороге в Литтл-Хэнглтон, грунтовой и пыльной, им навстречу шла женщина средних лет, крестьянка.

Том Риддл не был готов сегодня демонстрировать чудеса убеждения и обаяния в порядке исключения, Кэрол Прингл — в порядке правила. Так что решили не усложнять и использовать Конфундус. «Налоговщикам» женщина с удовольствием показала путь до Морфина Гонта и выразила свои наилучшие пожелания.

«Девушка, я рада, что вы хоть с мужчиной ходите,» — женщина обратилась к Кэрол. — «Двум девушкам — а из-за войны это сейчас куда ни плюнь — совать нос к Морфину Гонту не стоило бы точно. Какие бы у него не были долги. Но вы всё равно будьте осторожны».

***

Со слов тётки, идти было не очень далеко, минут двадцать: бо́льшую часть дороги по широкой тропе в поле, а потом «уже евойную хибару увидите, там прям по лугу».

На небе была лёгкая дымка, приглушавшая солнечные лучи, из-за чего казалось, что сейчас не почти полдень, а раннее утро. В отличие от Годриковой впадины, здесь не было дождя. Было тепло, очень по-летнему и как-то уютно: от ласковости приглушенных солнечных лучей, от полупрозрачной вуали дымки, от обволакивающих запахов поля и лета. А Тому — ещё и от того, что здесь водились змеи. Почуяв присутствие змееуста, они подползали ближе, но в разговор не вступали — видели, что он не один.

Тропа оборвалась, влившись в широкую мощеную дорогу. За дорогой действительно виднелась полуразвалившаяся хибара.

Том подавил желание ускорить шаг.

Некошеная трава на лугу была по плечи Кэрол и выше пояса Тому. Змей здесь было ещё больше.

Минутах в полутора ходьбы от «родового имения» Гонтов (окон на этой стене не было вовсе) Том и Кэрол остановились.

— Ты же не против пойти один? — спросила Кэрол.

Они оба знали, что Том категорически за, но он всё равно лишь пожал плечами.

— Да, можно.

— Желание видеть Морфина Гонта у меня отсутствует, если честно.

— Понимаю.

Сквозь просвет в дымке вдруг вспыхнуло ослепительно жаркое полуденное солнце.

Том ждал, сообразит ли она сама предложить, или придётся просить.

— Я догадываюсь, что твой дядя пользуется магией весьма нечасто, — Кэрол догадывалась, а Том чувствовал, что она права: магии в воздухе почти не ощущалось — так что могут быть проблемы с тем, посчитает ли Надзор¹ его дом домом волшебника. А он может напасть. Так что... — она протянула ему свою палочку.

Том поблагодарил, взял палочку и изобразил самую искреннюю благодарную улыбку. Молодец, догадалась сама.

С точки зрения вежливости и благодарности за лояльность стоит предложить ей взамен свою палочку. Да и просто — ему хотелось так проявить своё доверие к ней. Одна деталь: Том не планировал давать свою палочку в руки никому и никак вне ситуации угрозы жизни.

Он очень сосредоточился. Совсем, совсем поверхностная легилименция. Пускать магическое усилие только через палочку Кэрол — непросто, когда обе палочки зажаты в одной опущенной руке. Чуть заметное движение кистью, чтобы подтолкнуть её мысли в нужную сторону...

Прежде чем предложить ей взамен свою палочку, Том хотел убедиться, что от этого предложения Кэрол откажется.

Он почувствовал лёгкий укол боли в правом запястье. Том успел опустить глаза и увидеть, как змея разжимает челюсти и вновь ускользает в траву. Конечно, он давно чувствовал присутствие этой змеи. Но он никогда, никогда, никогда не воспринимал змей как угрозу себе.

Рука с обеими палочками оказалась парализована ядом в тот же миг. Язык — на долю секунды позже: он не успел ничего сказать. Глаза пока шевелились. Разум был ясен и странно спокоен. Всё было как в замедленной съемке.

Змея была не крупнее ужа, ярко-красная с желтым узором. Такие змеи точно не водятся в Англии. И, кажется, вообще нигде не водятся.

Он видел, что змея готовится к второй атаке.

Кэрол успеет увидеть змею. Успеет закричать. Успела бы и отбиться, будь у неё палочка в руке, но палочки в руке у неё нет. Змея точно её укусит.

Теоретически Кэрол даже может выжить: ей достанется меньше яда, и если на этот раз его не хватит на то, чтобы остановить сердце или парализовать дыхательные мышцы — а Том уже не мог дышать — то у неё есть шанс через некоторое время доползти до безоара.

Шансы выжить самого Тома были приблизительно равны нулю. Он очень спокойно подумал, что умереть в шестнадцать лет от укуса змеи — феерически глупая смерть для наследника Слизерина.

Спустя приблизительно две секунды после того, как он почувствовал укус, Том с размаху упал в траву лицом вниз. Услышал хруст ломающегося носа — ни боли, ни даже крови на лице он уже не мог почувствовать.

Кэрол, наконец, заметила змею и отчаянно завизжала:

— Уйди!!!

За мгновение до того, как потерять сознание, Том понял, что она говорила на змеином языке.

1. Надзор — магия, с помощью которой Министерство отслеживает действия несовершеннолетних волшебников. По канону работает слегка не пойми как, так что я предполагаю, что она работает вероятностно, а не дискретно: каждое свидетельство того, что рядом присутствует совершеннолетний волшебник, снижает вероятность срабатывания Надзора. 

Chapter Text

Первым вернулся слух. Кто-то плакал.

Вторым вернулся разум. Плакала, очевидно, Кэрол. Похоже, от испуга.

Потом начало возвращаться осязание: Том лежал во всё той же высокой траве, но уже на спине. Палочек в руке не было.

Наконец догнала боль. Безоар помог от яда, но не от падения лицом вниз с высоты собственного роста. Тупо ныли лицо, ноги и живот, обещая в будущем проступить синяками, если магия не вмешается в естественный ход вещей. Левая щека и правая кисть были разодраны в кровь: видимо, во время полета им встретились растения пожестче и позловреднее. В носу было характерное жгучее ощущение: его только что вправили заклинанием.

Он резко вдохнул, открыл глаза и предсказуемо обнаружил перед собой заплаканную Кэрол. Вернее, плачущую: не то Том пробыл без сознания совсем недолго, не то она не сразу начала рыдать, но было видно, что провела она за этим занятием минуты полторы от силы.

При виде очнувшегося Тома Кэрол затихла и обеспокоенно уставилась в его лицо: от слёз её глаза казались огромными и неестественно яркими: обычно неопределенно-светлые, они засияли пронзительной крыжовенной зеленью.

На пару мгновений Том испытал чувство дежавю: почему-то взгляд ярко-зеленых глаз за стёклами круглых очков отозвался в сердце ужасом — в кошмаре он это видел, что ли?

Потом накатило раздражение от вида чужих слёз, но и это долго не продлилось: Том Марволо Риддл слишком сильно ценил свою жизнь, чтобы осуждать кого-то за то, что его спасли не с тем выражением лица.

Том сел. В теле была мерзкая слабость.

Они обменялись парой фраз о его самочувствии.

Потом Кэрол спросила, бессознательно пряча облегчение за резкостью:

— Почему в твоей переносной аптечке есть средства на случай самой экзотической угрозы жизни, но нет банального бадьяна и мази от синяков?

«Потому что синяки не смертельны».

— Синяки можно исцелить заклинанием.

— Ты видел хоть раз в жизни, чтобы кто-то исцелял синяки заклинанием?

Том пару раз в жизни исцелял синяки заклинанием себе, чтобы попрактиковаться, но вообще Кэрол была права. Заклинание было сложным и в случае ошибки грозило кровотечением, а простейшую мазь от ушибов проходили на первом курсе.

Том хотел ответить, что это в любом случае неважно, потому что сейчас они просто трансгрессируют в Годрикову впадину, где он может хоть искупаться в мазях, но потом сообразил, что это ему не светит.

***

Если вы сдаете СОВ по зельеварению, и экзаменатор спрашивает, почему все отравления просто не лечат безоаром, без специфических противоядий, от вас ожидают, что вы скажете, что безоар редкий, дорогой и помогает не от всех ядов.

Если же вы, допустим, студент-колдомедик, такой ответ экзаменатора уже не устроит. Безоар используется в колдомедицине только когда нет других вариантов, в первую очередь потому, что безоар помогает от отравления, но не снимает все эффекты яда.

То есть, если вы выпили зелье, которое заставляет вас умирать от удушья, паря, как воздушный шарик, безоар, в отличие от специфического противоядия, не вернет вас с небес на землю.

Если вы ответите на этот вопрос правильно, экзаменатор также может спросить о том, какие самые распространенные дополнительные эффекты ядов вы можете назвать. Вы, конечно, спросите, о яде какого действия идёт речь.

Экзаменатор неопределенно махнет рукой, едва уловимо одобрительно улыбнётся — правильный вопрос — и скажет: «Допустим, нейротоксическом».

И вы скажете, что типичные дополнительные эффекты нейротоксических ядов магического происхождения это: слабость, непредсказуемое влияние на действие зелий, употребляемых внутрь, и расщепы при трансгрессии.

***

В общем, после укуса неизвестной змеи трансгрессировать не стоило хотя бы сутки. Лучше дольше. Весело.

Вообще, чувствуй Том себя нормально, это не помешало бы им добраться до Годриковой впадины: до неё всего-то было миль сорок. Нормально Том себя не чувствовал: здравый смысл подсказывал, что чтобы прийти в себя, нужно поспать и отлежаться.

Кэрол — в основном успокоившаяся, хотя и со следами слёз на лице, — смотрела на него скептически. Выглядел Том Риддл так, как будто на него напала не змея, а вампир. Жаль, его не видит миссис Паркинсон, — подумала Кэрол, — после такого ей больше никогда в жизни не пришло бы в голову обзывать его бледной молью в обычном состоянии. Сейчас кожа Тома была белой совсем как бумага. Ну, где не покраснела от ушибов.

— Том, ты трансгрессию-то выдержишь?

Том объяснил, что ему и нельзя трансгрессировать после отравления.

— Ой, точно же, что-то я об этом не подумала...

Движением палочки — сильно менее небрежным, чем то, которое обычно требуется для такого простого заклинания — у Кэрол всё ещё тряслись руки — она сотворила стакан воды и протянула Тому.

Том поблагодарил и начал жадно пить: от воды стало легче.

— Надеюсь, у тебя где-то припрятан запасной кусок души, — Кэрол с подозрением посмотрела на Тома, который чуть не поперхнулся от её слов, помолчала и всё-таки закончила фразу, — потому что твою плитку шоколада на случай нападения дементоров тебе явно нужно съесть сейчас.

***

Они изучили карту деревни. В деревне была гостиница, причём совсем недалеко. Отличная идея: с помощью Мерлина и антидементоровой шоколадки у Тома должно хватить сил туда дойти.

Дополнительная магия, чтобы прикрыть травмы, не потребовалась: заклятие, заставляющее Тома выглядеть для маглов не как сын своего отца, ещё действовало.

Они пошли к гостинице. Нужно было хорошо знать Тома, чтобы понять, что он не в порядке: прямая спина, пружинистый шаг, спокойное лицо — только тонкие отличия выдавали, что он едва идёт.

***

Гостиница, как и ожидалось, представляла из себя несколько комнат при местном пабе. Кэрол, теперь ещё менее настроенная на коммуникацию, приложила хозяйку Конфундусом с порога, представила их с Томом как мистера и миссис Смит и не стала выдумывать вообще никакой легенды.

Фунты у них с собой были. Из-за магловской войны (и из-за того, что магическая война затронула всю Европу, кроме Британских островов), фунт стерлинга чудовищно обесценился к галлеону, и гостиница стоила сущие кнаты: не больше, чем пара шоколадных лягушек.

Кэрол с беспокойством поглядывала на Тома. Были причины думать, что к стене он прислонился не в небрежном жесте, а потому что вот-вот упадёт. Хотя, опять же, он очень убедительно изображал, что всё в порядке.

Кэрол постаралась не пустить и тени жалости на лицо, хотя сердце у неё защемило: это же в каких условиях нужно было вырасти, чтобы после укуса смертельно ядовитой змеи автоматически изображать непринужденность, ещё и без малейшей на то нужды? Хозяйка гостиницы под Конфундусом не замечает вообще ничего, Кэрол и так знает, в каком он состоянии, да и какая Тому разница, что она о нем подумает?

***

Самый дорогой (из трех) номер гостиницы был просторным. Окна выходили в сад, сумрачный от раскидистых ветвей слив.

Том вошел, в изнеможении сел на кровать, перевёл дыхание, снял обувь, лег, укрывшись одеялом, закрыл глаза и тут же уснул.

Кэрол осмотрелась. Кровать, два кресла, стол, покрывало в тон занавесок. Часть мебели была простой и новой, часть — неуместно роскошной, но видавшей виды.

Кресла, к примеру, были разными. Одно очень непритязательное, но светлое и чистое, а другое — внезапно — зеленого бархата, как у Батильды, только очень потертое. Кэрол села в бархатное. Под обивкой чувствовался выбившийся гвоздь. Она пересела в другое кресло, автоматически достала книгу, увеличила её до нормального размера и лишь тогда поняла, что совсем не хочет читать.

Уменьшила книгу, убрала обратно. Растерянно скользнула взглядом по комнате. Смотреть было особо не на что, так что вскоре она начала разглядывать спящего Тома.

Она впервые видела его — Тома, не Томми — спящим, но было как-то совершенно очевидно, что обычно он спит как убитый — вернее, как неживой: он и бодрствуя нередко походил на каменное изваяние.

Но сейчас Том спал беспокойно: метался по постели, бормотал что-то, на его лице вспыхивали эмоции, быстро сменяя друг друга.

***

Кэрол вдруг вспомнила лондонскую квартиру, где жила с родителями до переезда в Годрикову впадину. Вспомнила свою гулкую комнату в мансарде, стремительно становившуюся меньше вместе с тем, как она росла.

Вспомнила, как Томми оставался у них с ночевкой и к ней в комнату ставили вторую кровать, сдвигая кровать Кэрол ближе к стене-крыше, так что потолок над ней становился низким-низким.

Вспомнила, как просыпалась раньше всех и от скуки пялилась на кровать Тома: её каждый раз трансфигурировали из стола и каждый раз она получалась разной.

Когда они были совсем маленькие — Кэрол было четыре годика, а Томми, получается, три, — Кэрол случайно обнаружила, что, если что-то попадает в ладонь спящего Томми, он рефлекторно сжимает это, как младенец.

Кэрол это ужасно смешило ещё не один год. Когда пялиться на кровать надоедало, она тихонько подкрадывалась к Томми и ждала удобного момента, чтобы вложить палец в его раскрытую ладошку.

В итоге, конечно, она будила его своим хихиканием, Том просыпался, понимал, что происходит, начинал злиться, потом они бегали друг за другом и вопили, этим будили родителей, те начинали ругаться...

***

Том Марволо Риддл, выросший в сиротском приюте, неразборчиво пробормотал что-то, кажется, на парселтанге, и перевернулся на другой бок, оставляя ладонь раскрытой.

Желание вложить в неё что-то исчезло само собой через мгновение.

Во-первых, это глупо, ей уже не пять лет.

Во-вторых, небезопасно: если он от этого проснется, то наверняка нападет.

В-третьих, она и так знала, что вложенный в ладонь палец этот Том не сожмет сейчас и не сжимал, когда ему было три года.

Chapter Text

Том в приюте — не в лондонском здании, а в эвакуации, на границе Шотландии — и по радио рассказывают про войну. Вдруг новостная сводка прерывается, слышны крики и выстрелы: радиостанцию захватили немцы.

Том тянется сделать погромче, но радиоприёмник оказывается порталом и переносит его прямо в радиорубку, к ведущим. Он видит нацистов: во главе, почему-то, с лично Герингом и Гитлером —, которые берут в плен дикторов. Том выхватывает палочку.

Смазанная сцена, полная вспышек зелёного пламени и чистой, эйфоричной ярости, и Том стоит над горой кровавых трупов нацистов.

— Дикторы Би-Би-Си — единственные маглы, достойные жить! Если бы не они, я бы до сих пор разговаривал на кокни! — пафосно восклицает Том и разражается высоким зловещим смехом.

Потом в голове мелькает «Откуда кровь? Авада Кедавра же не оставляет следов... Наверное, я сплю...» и тут же Том просыпается.

***

В беспокойном сне Том, видимо, задел порез на щеке, и теперь он снова открылся: пара капель крови добежала по впалой щеке до уголка рта.

Тому практически никогда не снились бредовые сны — даже непосредственно в бреду сны его были скорее зациклены, чем абсурдны — и с непривычки он пару минут пялился в потолок и почти всерьёз обдумывал, должен ли он и вправду быть благодарен дикторам Би-Би-Си за свой правильный аристократический акцент.

Кэрол в номере не было. Том стряхнул с себя эхо странного сна и огляделся. На прикроватной тумбочке лежала записка: листок из куцего гостиничного блокнота, а на ней: «Понадоблюсь — прикоснись к точке палочкой» и густо накаляканный карандашом кружочек.

Том почти улыбнулся, увидев Протеевы чары: он любил этот раздел магии. Конечно, Кэрол здесь использовала самые простые: однократного действия, работающие на ограниченном расстоянии, но и это в школьную программу не входило.

Лицо ныло и это уже было тяжело не замечать. Том зашёл в ванную, умылся холодной водой.

В ванной неуместным проблеском обветшалой роскоши было зеркало: старинное, в широкой резной раме со следами позолоты. Но мутное, с точками и целыми озерами черных провалов на амальгаме.

Том вгляделся в своё сумрачное отражение: выглядел он плохо. Места ушибов отекли и покраснели. В глазах мелькнул лихорадочный страх: навалилось осознание того, что он правда, правда, правда едва-едва не умер.

Усилием воли Том быстро вернул внешнее спокойствие, поглубже убрал палочку под одежду и сконцентрировался. Кончики пальцев рук стали ледяными. Он дотронулся до лица. Исцелить себя голыми руками Том, конечно, не мог, но теперь ушибы выглядели так, как будто к ним долго прикладывали холод. Порез перестал кровоточить.

Беспалочковая магия ощущалась как попытка побежать в кошмарном сне: густой, сиропный воздух, концентрация, угрём ускользающая из пальцев. Будто бы бесконечные совершенно бесплодные попытки, а потом раз — и движение вдруг становится незаметным, точным, естественным, как полет для птицы.

Хотелось расчесаться: непривычно беспокойный сон совершенно испортил причёску — и почистить зубы: кисловатый отголосок съеденной шоколадки во рту раздражал. Ещё жутко хотелось есть, желательно — яблочный пирог с жирным, сладким, рассыпчатым песочным тестом.

Том расчесался пальцами и прополоскал рот. Даже самая простая беспалочковая магия требовала многих часов тренировки, и, конечно, упражняться в чистке зубов Тому никогда в голову не приходило.

Собственная телесность часто становилась для Тома источником глухого раздражения. Но сейчас голод, пульсирующий порез, лезущая в глаза прядь волос наполняли сердце восторгом: я жив, мое сердце бьётся, лёгкие дышат.

***

— Так ты знаешь парселтанг? — спросил Том у Кэрол, едва она переступила порог.

— Да не знаю я парселтанга... — рассеяно ответила Кэрол на английском.

— Как тогда ты поняла вопрос? — Том заметил, что всё ещё говорит на змеином языке, только когда уже закончил фразу.

— Ну а что ещё ты мог спросить?

***

— Туристический парселтанг в сто слов — это ещё не знать язык. Откуда я знаю эти сто слов? Ты научил, твоя мама.

Во-первых, у вас всегда были змеи. Я не знаю, где и как миссис Гонт находила калечных змей в Лондоне, но как-то это у неё получалось. Приходишь в гости к вам, и нужно же объясниться с вашими змеями хоть как-то. Хотя бы поздороваться, попрощаться.

Во-вторых, из-за позднего получения магического образования, твоя мама была немножко зациклена на использовании магии, особенно некоторых приглянувшихся ей видов. В частности, ей очень нравилось управлять предметами с помощью голоса. Как без парселтанга, если у вас дома нельзя было открыть окно, не сказав ему: «Откройся»?

Том задумался о том, как часто он сам пользовался подобной магией. Если бы всё его тело не болело и без этого, возможно, ему бы захотелось побиться головой об стену.

Демонстрации владения змеиным языком в общей гостиной Слизерина предстали в ином свете. Любой, любой может просто механически повторить набор звуков, и вся его система безопасности рассыпается в труху.

С губ сорвался вопрос, который казался Тому глупым и излишне эмоциональным, и он предпочёл бы забрать его обратно:

— Так парселтанг можно выучить?!

Кэрол ответила, как всегда, развёрнуто, чуть занудно, но неожиданно.

— Не знаю. Можно выучить отдельные слова, но выучить язык целиком будет практически невозможно, пока кто-то не поймёт его грамматику. Если у парселтанга вообще есть грамматика. Никто этого не изучал. Если есть, то змееусты — это, видимо, как гоблины...

От глупого и эмоционального вопроса «Что? Какие, к чёрту, гоблины?!» у Тома воздержаться получилось.

Кэрол продолжила:

— Ну, как дети гоблинов не учат гоблинский язык, а сразу рождаются знающими его. Поэтому у гоблинов нет языков и даже диалектов, у всех язык абсолютно одинаковый.

Так и змееусты знают парселтанг прямо с рождения, как естественную часть себя. Грудной младенец-змееуст уже способен сообщить змее, когда хочет есть или спать.

— Что?.. Я нигде не читал ни о чем подобном. — это прозвучало снисходительно, а не глупо и эмоционально, что годилось.

— Ну, твоя мама, например, приставляла к тебе ужа — не помню, как его звали — в качестве няни, когда ты маленький спал. Если ты просыпался, змея приползала к ней и говорила что-то вроде «Том проснулся и ему жарко». Твоей маме было тяжело научиться тебя понимать по крику. Да и ты плакал редко...

У Тома перед глазами встала иллюстрация из захватанной приютской книжки, «Мифов и легенд древней Греции»: абсурдно толстый, как маленький Иисус на картинах эпохи барокко, младенец Геракл, душит змею в колыбели. Подпись под воображаемым рисунком гласила: «Новорождённый змееуст удушает змею за то, что та не смогла сменить ему пелёнку».

А Кэрол продолжала:

— Вот, гоблины рождаются, зная язык. Как только какой-то гоблин выдумывает новое слово, все гоблины тут же начинают его знать. Но при этом у гобледука есть грамматика и всё такое. Его можно выучить, как любой другой язык. Думаю, то же самое с парселтангом, только на него ещё не нашёлся свой лингвист...

***

Они пообедали (или уже поужинали?) в пабе. И пирог со сладким, жирным и рассыпчатым песочным тестом там правда был. Правда, не яблочный. Вишнёвый.

***

— Том, как тебе кажется, тут стены достаточно толстые, чтобы трансгрессировать прямо отсюда?

Том на секунду задумался, окинув взглядом номер, а затем покачал головой.

— Я бы не стал. Наверняка услышат в пабе.

Хлопок трансгрессии был громким, и трансгрессирующий маг никак не мог его заглушить. Раз трансгрессировать из номера было нельзя, нужно было искать какой-то перелесок за деревней, где маглы не услышат.

Лицо Кэрол стало ужасно несчастным и усталым. Она явно пыталась это скрыть, но у неё совсем не получалось.

— Я тогда вернуть с твоими лекарствами через час с небольшим где-то. Ты напиши, что именно тебе нужно и в какой дозировке, — она протянула ему те гостиничные блокнотик и карандаш.

Нет, всё-таки немного получалось. Если Кэрол, во-первых, не предлагает варианты сама, а, во-вторых, просит записать, то есть, думает, что не запомнит, ей ещё хуже, чем кажется на вид.

Том быстро написал список мазей и зелий.

На долю секунды ему стало её жалко, и захотелось сказать, что лекарства могут подождать до утра, и пусть Кэрол сперва отдохнёт, но это скоро прошло.

Вместо этого он едва уловимо вздохнул и дописал ещё одну строчку.

— А это выпей ты. Не то с ног валишься.

Кэрол ничего не сказала, только улыбнулась: скорее покорно, чем благодарно. И в этот раз Том не почувствовал от её покорности никакого удовлетворения.

Chapter Text

Том ошибся с дозировкой. Кэрол почти вбежала в номер, всучила Тому его лекарства. А через пару минут, в которые она говорила быстрее обычного и зачем-то раза четыре обошла всю комнату, перетрогав всё, что могла, уже ушла, чтобы вернуться в Годрикову впадину.

Эхо её мимолетного присутствия осталось на вещах, повисло в воздухе. Том выпил зелья, нанес на синяки мазь, на раны — бадьян. Боль, заставлявшая помнить о собственной телесности, чётко очерчивающая границы собственного «я», кончилась.

От этого стало только хуже. Тома выдернуло из собственного тела и заперло внутри головы. Тревога душила, сбивала дыхание, заставляла неметь кончики пальцев на руках. Том не чувствовал, где кончается он и начинается мир вокруг. Вся комната казалась продолжением его тела, как кажутся частью себя волшебная палочка или метла. Вещи, лежащие не на местах, были будто нарывающие гнойники, дыры в щите, смотрящие из-за угла глаза.

Том тоже обошёл номер, возвращая на место то, что передвинула Кэрол.

Если бы кто-то в этот момент видел Тома со стороны, он бы не заметил ничего необычного. Руки его не тряслись. Движения не были быстрыми или судорожными. Том выглядел даже чуть спокойнее обычного. Чуть более неживым.

Паника отступила.

Скоро у меня будет крестраж, крестраж, крестраж... Может, для первого выбрать не отца, а дядю? Он меня чуть не убил.

«А твой отец совсем убил твою мать», — возразил он сам себе.

Почему-то Том забыл подумать о том, что его отец — магл.

***

Перед сном Том, как часто бывало, представлял себе, что крестраж у него уже есть: маленькое сердце, бьющееся где-то далеко. Образ был смутным: что-то древнее, может, даже вещь самого Слизерина... И, как обычно, он заснул легко.

***

Том рано ушёл ко сну, а до того несколько часов проспал днём, так что и проснулся раньше обычного. В даже днём сумеречной комнате было хрустально-светло: окна выходили на восток.

Кэрол постучала в дверь через секунду после того, как Том оделся и собрался, неприятно напомнив Дамблдора, всегда умевшего подгадывать момент для своего появления.

— Лишние три капли. Я не с тебя ростом.

— Доброе утро, Кэрол.

— Доброе утро, Том. Спасибо, я вчера по инерции отмыла весь дом.

От неё волнами исходило тёплое ощущение доверия, чуть опаляя лихорадочным жаром: Бодрящее зелье и в правильной дозировке не лучшим образом влияет на здравомыслие.

***

Завтрак в пабе был простым, но упоительно вкусным: запечённая овсянка с фруктами, лесными орехами и ягодами.

Том задумался, отчего они завтракают здесь, а не в Годриковой впадине. Потом догадался, что Кэрол, живущая сейчас одна, ищет любую возможность не готовить. Да и тут была наивкуснейшая еда.

— Слушай, а чем моя мама занималась в твоём мире?

— В тот момент, который ты видел в воспоминании, она уже торговала зельями. Ничего очень сложного: отсутствие школьного образования всё-таки сказывалось —, но покупатели имелись.

— А на это можно нормально жить?

— Со своим жильём и сбережениями — вполне...

— Но ведь у моей матери не было ни первого, ни второго.

— Отчего же? Были.

Том поднял бровь, ожидая пояснений. Поднятая бровь шла ему до чрезвычайности. Кэрол постаралась не пялиться. В том, как совершенно он контролировал своё лицо, было что-то ужасающее. Особенно если знать, что для другой его версии это отнюдь не было характерно.

— Тут нужно будет вообще рассказать с начала...

***

Квартира была не оплачена уже месяца два как, и вчера вечером приходил хозяин в изрядном подпитии, и грозился Меропе тюрьмой, если она не заплатит в течение недели.

Для другого было бы совершенно очевидно, что хозяин квартиры — человек ужасно жалостливый, и в квартире получится жить бесплатно ещё по крайней мере полгода. Вчера, в конце концов, был только третий случай за все эти два месяца, когда он попросил заплатить аренду. И принёс он не только пьяные угрозы, но и муки, яиц и масла. Сказал, что девать некуда.

Но Меропе Риддл, пугливой, как уличная собака, одной угрозы было достаточно.

К следующему вечеру она собрала всё ценное, что могла унести на себе: немного, в конце восьмого-то месяца.

Остальное: кухонную утварь, шёлковые летние платья — она стопочкой сложила на кровать вместе с запиской «В счёт аренды. Извините, пожалуйста». Буквы были печатными и зыбкими. Стоимости вещей хватило бы, чтобы ещё четыре месяца снимать эту квартиру. Или года на полтора аренды какого-нибудь дешевого угла. Но Меропа понятия об этом не имела.

Хорошенькое синее кашемировое пальто, которое в прошлом году купил ей Том, на ней уже не застегивалось, зато зимняя одежда, привезённая из дома, налезла и вполне грела. Меропа понадеялась, что заплаты не отлетят.

***

Зонта или плаща у Меропы не было, и, если бы декабрь 1926 года не был бы самым сухим декабрём в Лондоне за весь двадцатый век, вряд ли она пережила бы даже первую неделю.

Иногда она ела, иногда — спала в тепле. Из палочки не получалось добыть ни искры волшебства, но порою случались магические выбросы: вдруг кожу согревал неизвестно откуда взявшийся тёплый воздух; мужчина, только что державший её за подбородок и говоривший: «Ну что ты рыпаешься? Я целый фунт¹ заплачу, раз ты с животом» позволял легко вырваться и потом словно терял её из виду... Но у Меропы было странное ощущение, что эта магия не её, а ребёнка.

Волшебного мира Меропа избегала. Казалось, что в Косом переулке все тут же узнают в ней позор древней магической семьи и будут плевать вслед.

Но к 19 декабря остался только медальон Слизерина.

***

На самом деле, в Дырявом котле никто просто не обратил на Меропу внимания, будто она была невидимкой. Она проскользнула в Косой переулок. Оттуда ноги сами потянули в Лютный: за недели на улице она привыкла, что её место — темные проулки.

Меропа встряхнула головой и остановила себя: надо хотя бы попробовать найти приличное место, она этот медальон не украла и может это доказать.

Медленно пошла вдоль улицы, читая вывески.

«Древнейшие магические реликвии. С 1472» и маленькими буквами «Есть документы на любой товар. Сертифицировано Министерством Магии». Ничего не было сказано про покупку с рук, но Меропа неуверенно зашла. Тяжёлая на вид дверь подалась легко, звякнул колокольчик.

Меропа, не дав себе времени испугаться, выпалила заготовленную фразу:

— Здравствуйте. Я бы хотела продать медальон Салазара Слизерина.

Эдмунд Прингл — а это был он — не сразу поднял глаза от древнегреческого магического посоха, на котором сосредоточенно восстанавливал орнамент.

Медленно выдохнул через зубы, чтобы не сорваться на посетительницу: не она первая приняла эту лавку за место, где можно сбыть не пойми что.

Поднял глаза. Злость испарилась.

Вообще-то, Меропе недавно исполнилась девятнадцать, но на свой возраст она не выглядела. И почему-то с огромным животом и обмороженными лицом и руками казалась только младше. Ей можно было дать лет четырнадцать.

Мистер Прингл вздохнул и невербальным заклинанием перевернул табличку на двери: «Перерыв 20 минут». Нельзя, чтобы одновременно с этой девушкой зашли другие посетители, это плохо повлияет на бизнес. Дышал он часто и неглубоко, чтобы меньше чувствовать запах тела человека, живущего на улице.

Эдмунд Прингл лихорадочно думал, что ему с ней делать. Чтобы выиграть время, сказал:

— Ну, показывайте свой медальон.

Девушка послушно сняла медальон с шеи и вложила ему в руку. Мистер Прингл сделал вид, что осматривает его, применил пару простых заклинаний. Но вдруг вздрогнул, сосредоточился и на несколько минут забыл про девушку перед ним. Настоящий.

— К..как вас зовут? — спросил он рассеяно.

— Меропа. Меропа Риддл.

Сообразив, что на самом деле спрашивают про то, где она взяла медальон, стыдливо, шепотом добавила:

— В девичестве Гонт.

Они помолчали. Эдмунд Прингл всё ещё не отрывал взгляда от медальона.

— Сколько вы за него дадите? — пробормотала Меропа. Ей становилось тяжело стоять.

Мистер Прингл словно очнулся, преувеличенно бодро сказал:

— Мне нужно кое-что уточнить. Подождите здесь.

Быстро скрылся за прилавком и взбежал вверх по лестнице — было понятно по звуку. С медальоном.

Меропа огляделась растерянно и испуганно и села на единственный стул.

Медальон у неё, кажется, украли. Зато здесь было тепло и пока не выгоняли.

***

— Долли, Долли! — свистящий встревоженный шепот прямо в ухо.

Миссис Прингл вздрогнула всем телом и панически попыталась прикрыться: она заснула в кресле во время кормления.

Резкие движения, конечно, разбудили младенца у неё на груди. Муж забрал и начал укачивать рыдающую Кэрол, одновременно объясняя Долорес, что стряслось.

Миссис Прингл быстро думала, одновременно застегивая платье.

— Что мне сейчас делать?! — спросил Эдмунд Прингл всё тем же свистящим шёпотом, хотя больше никто не спал.

— У меня платье нормально выглядит?

— Ты ошиблась на одну пуговицу и вот тут вот пятно от молока.

Долорес Прингл вывела магией пятно и перезастегнула пуговицы.

— Она похожа на проститутку?

— ...нет?

— Тогда ты греешь воду и еду. Она никуда с мужчиной не пойдёт, испугается.

Миссис Прингл решительно встала, одернула платье, выпрямила спину. Подумала, что с младенцем на руках будет больше располагать к себе.

— Отдай мне Кэрол и медальон, пожалуйста. Я с ней поговорю.

***

— Ну, ты представляешь, сколько стоит медальон Слизерина? В итоге на него был аукцион, и твоя мама купила вам и квартиру в Лондоне, и ещё неплохо так осталось, — закончила Кэрол.

— А как выглядел медальон?.. — спросил Том и тут же ужаснулся собственной ошибке: люди запоминают очень неуместные реплики, а ему не сдалось, чтобы Кэрол знала, что он интересуется вещами основателей Хогвартса.

Но нет, Кэрол посмотрела с сочувствием. Точно, подумала, что он хочет найти вещь своей матери. Пронесло.

— Том, ну откуда мне знать? Мне года не было, когда его продали. Серебряный был, но это и так понятно...

Кэрол открыла рот, чтобы сказать что-то ещё, потом резко его закрыла и явно опечалилась. Хотела добавить: «Папа вернётся из экспедиции — я спрошу», а потом вспомнила, что того отца, который знал ответ на этот вопрос, у неё больше нет, и уже никогда не будет.

Том тоже ушёл в глубокую задумчивость. Лицо его было почти неподвижно, но во взгляде мерещились лихорадка, ярость, даже безумие. Ничего такого он не испытывал, но почему-то от природы выглядел именно так, когда уходил в свои мысли. Том знал, что другим это кажется странным, неприятным, пугающим, и обычно на людях это выражение прятал. Он не пытался объяснить себе, отчего не стал делать этого сейчас.

Кэрол смотрела на него украдкой. Том вдруг сделался совсем похожим на того Томми: характерное для Томми выражение лица, слишком привычное, чтобы быть жутковатым, такая же манера есть: аккуратно, но совсем не глядя на еду. Кэрол ела, пока рассказывала, а вот Том слушал слишком сосредоточенно, поэтому доедал свою остывшую овсянку сейчас.

***

Из задумчивости Тома вывел негромкий голос Кэрол:

— Пожалуйста, быстро за мной. Не показывай, что ты спешишь.

Том встал по-змеиному плавно, волшебная палочка скользнула в руку.

1. Приблизительно 5500 современных рублей