Archive of Our Own ^beta

Chapter Text

— Как же всё осточертело…

Томно вздыхая, король Амантеса взирал на свои сады с панорамных окон спальни. Это казалось пустой тратой времени, которого у него и так еле хватало. Из окон открывался прелестный вид на берёзовую рощу и сосновый бор с диковинными растениями. Он считал это место сердцем своего огромного, на вид бездушного замка. Толикой света в этой мгле.

Война угнетает. Забирает силы, и неумолимо отнимает время. Не даёт дышать полной грудью. Все твои мысли направлены на то, чтобы выжить. Остальное теряется в водовороте и лишь выживание имеет значение. Наслаждение жизнью занимает второй план, сейчас в приоритете — остаться живым. Горы трупов, охваченные горем родители, дети и жёны, сожжённые тела во избежание волны страшных болезней. Убийство за убийством, жизнь за жизнь, пролитая кровь за кровь — конца этой розни будто бы и вовсе не было. Сражения, сводки генералов, потери — все это смешалось в рутину и с каждым днем мрак все сильнее затягивал в свои силки.

Говорят, прощают лишь сильные духом, и Какаши был согласен: ведь сам он не мог простить, был слаб. Он не был готов прощать ни врагов за реки пролитой крови его воинов. Ни себя за то, что позволил им сделать это, ведь он продолжает убивать их собственным словом и приказами. Люди его королевства принадлежат ему. И именно ему принадлежат их грехи.

Однако как бы он не был занят королевскими делами и самокопанием, ночевать одному ему не позволяли. Эти мерзкие старики из совета, которые видели в своей жизни немало наследников, требовали от него детей. Неважно от кого, им нужен был наследник королевского рода. Новый, здоровый и сильный король.

Сегодня во дворец привезли новых наложниц со всех уголков страны. Ведь прошлые уже успели наскучить его величеству. Краткий стук в дверь и с его дозволения в королевские апартаменты заходит Карин, единственная женщина в этом замке (не считая старушек-уборщиц) следом и новые наложницы: томящий запах духов сразу режет нюх, все они обладательницы блестящей кожи и шёлковой, едва закрывающей интимные части тела, одежды. Женщины только так и оценивались в их эпоху. Лишь как средство для удовлетворения сексуальных нужд, либо же как те, кто выполнит свой долг и родит монарху наследников-сыновей.

Какаши почти сразу успел отметить их неимоверную красоту. Вновь скользнув взглядом по сборищу красавиц, тот окончательно понял, что кроме отвращения к очевидному страху в их глазах, тому, как некоторые съёжились, точно мыши, напуганные кошкой, он больше ничего не чувствовал. Ему отвратительны были даже те, кто мечтательно, едва заметно подтанцовывали в надежде заполучить его внимание, грезили о взаимных чувствах и нескончаемом богатстве Короля.

Затем его глаза наткнулись на девушку позади всех. Она как все стояла в поклоне, но её поза была, скорее, ссутуленной, чем пресмыкающейся. Она тоже прятала глаза, но не в страхе или в предвкушении — напротив, ей будто было неинтересно происходящее вокруг, будто находилась здесь ради одолжения, словно даже Король был ниже её.

Любопытство овладело им. И это было его первой ошибкой. Одобрительно хмыкнув, жестом указал именно на неё:

— Ты.

Как будто почувствовав на себе чужой взгляд, взор девушки метнулся, и на Хатаке уставились янтарно-зелёные глаза. Глаза, что излучали ненависть с примесью нечеловеческого хладнокровия. И конечно же, энергию довольно сильного человека, словно перед ним стояла не очередная наложница, а могучий воин, с которым он был бы не прочь сразиться.

— Все остальные вон из этой комнаты, — всё ещё не отрывая свой стальной взор от неё, приказал напоследок король.

Её розовые волосы, доходящие до плеч, блестели под светом ламп, бархатная кожа так и манила к себе, призывая прикоснуться, овладеть ею, оставить багряные следы укусов, местами позабыть о нежностях. Но больше всего привлекали её глаза, смотрящие в упор, достигающие затворков души.

— Ты так упорно смотришь на меня, не боишься последствий? — Их разделяло всего лишь несколько шагов. Голос Хатаке был тихим, но в наступившей тишине звучал уверенно, он был томным, слишком сладким для чужих ушей.

— Каждый боится наказания, — наконец дала ответ наложница, и всё же отвела взгляд зелёных омутов, оставляя его ни с чем. — И я не исключение, Ваше Высочество.

— Как тебя зовут? — спросил Хатаке, слегка склонив голову в бок.

— Сакура, — ответ не заставил себя долго ждать. Улыбнувшись одним краем губ, он не осмелился выдать свои мысли вслух. Слово «подходит» так и вертелось на кончике языка. И, к счастью, оно там и осталось вместе с терпким запахом лаванды, витающим в комнате.

— Знаешь, что я ненавижу больше всего в людях, Сакура? — развернувшись, он медленным размеренным шагом направился к своей огромной, идеально застеленной кровати, оставив девушку недоуменно смотреть ему вслед. Смотреть на его широкие плечи и мускулы, что были окутаны шелковым халатом, что был специально для него пошит. Какаши продолжил, так и не получив свой ответ. — Их предрасположенность ко лжи.

Девушка молчала, но язык тела выдавал её нервозность. Учащённое дыхание, едва заметная дрожь в руках, бегающие зрачки — всё это бросалось в глаза. Забрав излюбленную книгу с тумбочки возле кровати, он уселся на неё, вытянув ноги. Подперев под себя огромную подушку, открыл её и бесстыдно стал читать.

— Ничего не скажешь?

Чуть успокоившись, она вновь подняла свой взгляд. Хатаке поражался с какой быстротой менялось выражение её лица. Ещё секунду назад взгляд девушки был полон ненависти, а через мгновенье сиял львиной гордостью. Король хмыкнул, продолжив читать, однако, с нетерпением дожидался ответа. Чтение едва утоляло рвущееся наружу любопытство.

— Вы правы, — кивнула, подойдя чуть ближе. Глаза невольно опускались на его ноги, едва скрываемые халатом, но Сакура практически сразу возвращала их к его лицу. — Я не боюсь ни наказаний, ни вас. Наоборот, я восхищаюсь вами.

После её слов чёрные омуты вперились в её лицо, изучая каждый миллиметр, каждую складку, родинку, остановились лишь на губах. Становилось не по себе.

— Зря, — он вновь склонился к чтению, однако, молчать не стал. — Меня стоит бояться, Сакура. Я не стану и дальше поощрять твой боевой настрой, — пауза на то, чтобы пролистнуть страницу. — Не забывай кто ты, и в первую очередь, кто Я.

Между ними воцарилось напряжённое молчание, которое вяжет язык, а мысли легко передаются и читаются одними глазами. Но они не смотрели друг на друга и понять мысли собеседника никак не могли.

— Я даю тебе последний шанс, Сакура, — первым тишину всё же нарушил Хатаке. — Сделай то, ради чего тебя сюда прислали, — очередная пауза на перелистывание страницы. — Если тебе удастся удивить меня настолько, что я отложу эту занимательную книгу, я прощу тебе твои смелые слова и действия.

Успешно проглотив комок обиды, как нечто обыденное, Сакура собралась силами, чтобы выдать:

— Тогда прошу вас, Ваше Высочество, сразитесь со мной на дуэли, как подобает настоящим воинам.

Книга была благополучно отложена. Девушка на удивление быстро справилась со своей задачей. Даже слишком. Удивлённое выражение лица короля постепенно сменилось на раздражённое. Мозг даже не пытался проанализировать её слова. Уму непостижимо. Единственное, что он смог произнести — простое «Что?»

— Я хочу сразиться с вами, а в случае победы примкнуть к рядам вашего войска.

Смех короля вырывается внезапно, словно искра из столкновений несопоставимых образов. Он всё ещё смотрит на неё, даже не попытавшись остановить смех, его ещё больше смешит её недовольная физиономия, кричащая о том, что ей не понятно происходящее.

— То есть ты, — стряхнув капельки слёз с уголков глаз, Хатаке встаёт с кровати и стремительно приближается к ней. Она же начинает отступать, недоуменно смотря в его омуты, — только что бросила вызов королю, и при этом поставила свои условия в случае выигрыша? Я правильно понимаю?

Безудержный смех снова прерывают недолгую тишину, а у девушки больше не остаётся мест для отступления. Она почувствовала, как её спина упёрлась о ледяную стену, доставляя неудобства. Но это было ничто по сравнению с тревожными ощущениями, исходящими от этого мужчины.

— Ах да, и всё это, будучи простой наложницей, — он произнёс тихим голосом и блуждающим взглядом, упёршись ладонями о стену над её головой, полностью отрезав от свободы. Терпкий запах лаванды всё ещё теребил нюх. Она громко взглотнула и только потом неуверенным голосом проговорила:

— Я знаю, как это звучит… — секунда, чтобы собраться с мыслями вновь, — однако, я уверена, что вместе с вами я смогу изменить наше общество, — от былой неуверенности ничего не осталось. На Какаши пристально взирали огненно-янтарные глаза, пылающие уверенностью. — Я хочу сражаться за свою родину, за погибших предков, за невинных детей оставшихся навечно сиротами. Поэтому я вызываю вас на дуэль, Ваше Величество!

Его бровь приподнялась вверх и теперь располагалась под углом, должным означать замешательство. Он не выгнал её, не приказал стражникам пороть её кнутом за дерзость и неуважение. Это стало его второй ошибкой. Чуть приблизился к ней и шёпотом спросил лишь:

— А что будет, если проиграешь?

Этим вопросом и своим насмешливым тоном он попытался преподать ей урок. Попытался вернуть её в реальность, где нет места играм и шуткам. Где есть лишь война. Жестокая и опустошающая.

— Ты хоть сражаться-то умеешь?

Но бывалая уверенность никуда не делась. Она продолжала смотреть так, будто готовилась к этому всю жизнь, будто рассмотрела все версии исхода этой ночи, их разговора. Она была готова ко всем видам наказания.

— В случае моего проигрыша, будет честью для меня умереть от ваших рук, как и подобает воину.

Не ожидав такого ответа, он недоумённо отпрянул от неё в надежде, что это какая-то дерьмовая шутка. Он был зол. Что подтверждали нахмуренные брови. Поёжившись от такого взгляда, на миг девушка забыла как дышать. Ей было страшно. Да, чертовски страшно, но она сама выбрала для себя сей тернистый путь. Даже если в конце её ждёт смерть, она не отступит. Не сможет бездействовать, пока невинные страдают. Но вначале нужно одержать победу над властью и этими никчёмными правилами.

— Если я могу сражаться за свою родину, то я буду сражаться!

Даже не успела толком осознать, что сказала это вслух, как в неё прилетел разъярённый ответ короля:

— Война это тебе не шутки, девчонка! Ты и моргнуть не успеешь, как умрёшь под завалами трупов своих собратьев.

— Но вы ведь даже не знаете моих способностей в бою! — слегка обиженно и возмущенно насупилась наложница.

— Уходи сейчас же, — Какаши потёр лоб, будто у него резко началась ужасная мигрень, а потом внимательно посмотрев на девушку, напоследок выдал. — Уходи, пока я не приказал казнить тебя.

Она была разочарована. Об этом кричали её глаза, едва сдерживающие подступившие слёзы, и в тонкую линию сжатые губы. Единственный человек, по её мнению, кто мог бы помочь ей изменить эти устаревшие, покрытые ржавчиной правила... Король Амантеса показался ей другим, не похожим на предыдущих королей. Она думала, нет, искренне верила, что тот был готов к чему-то новому, неизведанному.

— Раз меня всё равно ждёт наказание, то напоследок я хочу сказать, — говоря, она медленно приближалась к нему. Остановилась лишь тогда, когда их разделял никчёмный метр. — Что вы такой же трус, как и все остальные. Трус, не готовый к изменениям.

Одна слеза всё же покатилась по её порозовевшей щеке. Слеза разочарования.

— Стража! — король отвернулся от неё, показав свою непоколебимую спину. Показав, что её слова всего лишь пустой трёп.

— Не честно… — это было единственное, что он смог расслышать пока стражники грубо схватили девушку и понесли прочь.

— Что за женщина… — устало вздохнул Хатаке, направляясь обратно в постель. Это стало его третьей ошибкой: оставить всё, как есть.

Нет. Эта девушка сама была большой ошибкой.

В тронном зале было необычайно тихо. Каждый из военачальников и советников дожидался ответа своего короля — Хатаке Какаши, чьи волосы вечно были в неряшливом виде, напоминая пугало.

Изложив всю обстановку их границ, подкрепляя фактами, услышанными от их адмирала, господина Учихи, Шикамару Нара предложил свои варианты действий для контратаки и теперь дожидался окончательного вердикта.

— Один вариант хуже другого, — изучая огромную карту, разложенную на столе, хмуро проговорил Хатаке. — Неужели у нас нет иного выхода?

Нотки отчаяния едва не просочились через его голос. Сделав глубокий выдох, Какаши попытался собраться. Королю не пристало отчаиваться перед подданными. Последующие смерти вновь осядут на его плечи в виде новых грехов. Угрызения совести снова начнут душить ночами напролёт, а руки по локоть в крови больше никогда не отмоются, как бы он не пытался отодрать их мылом. До покраснения. До сдирания кожи.

— К сожалению, Ваше Величество, — поникший голос Шикамару, его советника и главного тактика, вернул его обратно в тронный зал. Вернул обратно в реальность, где нет времени на угрызения совести. Всё потом. Сейчас главное выжить. Не умрут они, умрут остальные. Ведь излишества войны — это жертвенность, иногда необходимо пожертвовать одними, чтобы спасти других. И когда стоит выбор между тысячью, дабы миллионы жили в относительном спокойствии, он очевиден.

— Хорошо, можешь идти, я как следует обдумаю и дам ответ уже завтра, — Шикамару кивнул и, поклонившись, покинул зал. — Остальные тоже свободны.

Хоть ответ уже был готов, он неосознанно избегал его, пытался хоть как-то отсрочить свой грех. Даже если многие считали его силу слова даром, на самом же деле это было настоящим чудовищным проклятьем. Уничтожающим не только окружающих, но и самого носителя. Он устал от этой ответственности. Устал от войны и смертей. Девчонка была права. Он и вправду трус, не готовый ничего изменить.

— О чем задумались?

Этот низкий тембр голоса Какаши узнал бы из тысячи. Массивный меч, спокойно лежащий на его боку, лишь в редких случаях был зачищен до блеска: запёкшая кровь всегда с трудом отмывалась. А эти бездонные омуты видывали смерть чаще, чем что-либо ещё. Итачи Учиха, адмирал войска, давно уже позабыл о человечности, выбрав родину. Некогда весёлый ребёнок стал бездушным роботом, убивающим всех на своём пути. Вот что делает война с людьми. Она забирает душу, оставив огромную дыру в теле. Оставляет страдать до конца жизни, так и не отдав ничего взамен.

— Да так, о мелочи жизни, — попытался отшутиться король, сымитировав улыбку, прекрасно понимая, что на Итачи это не сработает. — Зачем остался?

— Хотел предложить свою кандидатуру на эту операцию.

— Исключено, — отрезал тот. — Это прямая дорога в могилу. Ты мне ещё здесь нужен.

Итачи хмыкнул, и когда их взгляды встретились, он показал свою усталость, некую доброту и… что-то ещё. Что-то, похожее на отчаяние. Но прошла всего минута — и вот, перед Хатаке снова хладнокровный, безжалостный человек. Истинный воин Амантеса.

— Этот мир… — Итачи отвернулся, бросив взгляд в окно, на солнечное небо, — наша жизнь здесь — одни слёзы и страдания, но есть другая жизнь, нескончаемая. Там невозможно никого потерять, там нет печали и воздыхания, там тихий ровный свет, там все молоды и живы, — Учиха вернул взгляд на короля, и тот на секунду подумал, что перед ним стоит неживой человек. Мраморная кукла. — Звучит словно рай, не так ли?

— Нет понятия «рай» или «ад», Итачи, — отрицательно мотнул головой тот, скрестив руки за спиной. Он подошёл к окну, щурясь от солнечных тёплых лучей. — После смерти есть лишь одно спокойствие.

Итачи встал рядом.

— Да и, если честно, путь в рай нам заказан, — оба хмыкнули.

— Ваша правда. — Умиротворенное молчание, воцарившееся между ними, долго не продлилось. Итачи вернулся к сути своего визита. — Тогда кто пойдёт вместо меня?

— Я не знаю, — честно ответил король. — Я не могу выбрать между генералами. Не могу потерять кого-либо из них.

— А что же насчёт девушки? Что с ней делать?

— Какой девушки? — Хатаке повернул голову в его сторону, в очередной раз нахмурив брови в недоумении.

— Ту, что по вашему приказу отправили в тюрьму несколько дней назад, — будничным тоном ответил брюнет. — Что она сделала? У нас редко сажают девушек в тюрьму.

— Бросила мне вызов, — усмехнулся Какаши.

— Что? — Итачи редко что могло удивить. Его вечно непроницаемое выражение лица не менялось ни при каких обстоятельствах, будто оно невольно застыло в таком положении. И сейчас слегка приподнятые брови говорили, что он тоже может удивляться.

— Она хочет стать воином, посему предложила дуэль.

— Тогда почему бы не узнать на что она способна и использовать это для своей выгоды, Ваше Величество?

Сколько времени прошло, она наверняка не знала. Здесь, в тюремной клетке, как только ты переступал ее порог, оно будто останавливалось. От каменных стен веяло ледяным холодом, воздух пах сыростью. Волосы и кожа становились влажными, а мешковатая одежда больше не грела. То здесь, то там со стен и потолка свисали лохмотья паутины. Оставалось лишь надеяться, что она сможет выбраться из этой подземной ловушки, в противном случае помощи ждать было неоткуда. Король чётко дал понять свою позицию. Горькое чувство разочарования продолжало расползаться внутри, временами сменяясь гневом. На общество. На короля. Но прежде всего на себя. Находясь в полной изоляции в этой мрачной и холодной клетке без единого занятия, мысли, осевшие глубоко в голове, постепенно сжирали здравый смысл, оставляя место лишь для гнева от безысходности собственных действий. В голове столько «если бы» и так много других версий развития событий.

С каждой новой секундой, часом, днём она понимала насколько была глупа и самонадеянна. Изменить общество? Даже смеяться с этой глупости не хотелось, не хватало сил. Общество могут изменить лишь те, кто его создал.

Опустошение. Безысходность. Страх провала. Тугое волнение из-за косых, недовольных взглядов. Постоянная борьба против общества. Она была готова ко всему этому. Была готова… Но определённо не к провалу с самого начала. Без возможности что-либо изменить.

От этих навязчивых мыслей её отвлёк внезапный щелчок замка чугунной двери. Постепенно клетка наполнилась светом, и Сакуре удалось распознать короля. В его чёрных зрачках плясали языки огня от факела в руке.

«Зачем он пришёл?»

— Тебя аж не узнать, — его стальной голос эхом пронёсся по помещению. Не привыкшая к постороннему шуму, девушка едва заметно вздрогнула. — Твоя дуэль всё ещё в силе? Или ты поняла, что не в состоянии быть воином?

— С чего это вы решили поменять своё мнение? — упираясь ладонью о рельефную стену, девушка смогла встать.

— Я даю тебе несколько часов на подготовку, — проигнорировав вопрос, продолжил Какаши. — Вначале о тебе позаботится Карин, а после тебя отведут в оружейную, где ты выберешь себе меч. Вопрос с доспехами решим потом. Есть вопросы?

— Никак нет.

Ответ сорвался с губ автоматически. Однако мозг ещё не воспринимал ситуацию за явь. Происходящее казалось игрой воображения из-за одиночества и холода этого места.

Хатаке вышел без предисловий, оставляя Сакуру вместе с Узумаки Карин, следящей за наложницами короля.

— Ты! — помимо возгласа тишину разбавила хлёсткая пощёчина, и девушка отшатнулась, вытаращив глаза и схватившись за щёку. — Как ты посмела меня опозорить?!

— Вы, кажется, не расслышали приказ короля о том, чтобы позаботиться обо мне, — ухмыльнувшись уголком губ, сказала Сакура. Она выпрямилась и отпустила руку, хотя щека всё ещё горела.

— Да кем ты себя возомнила! Ты всего лишь ничтожная и грязная шлюха короля!

Рука была поднята вновь для новой болезненной пощёчины, однако, её остановили ещё в воздухе. Схватив ту за запястье, Сакура надавила и в ответ услышала тихое шиканье.

— Это, кажется, ты у нас возомнила себя невесть кем, — в её хищном взгляде отражались блики пламени от настенных факелов, делая их ещё свирепее. Растянутые в оскале губы девушки слегка подрагивали, как у собаки, готовой в любую минуту броситься на своих врагов. Она была похожа на разъярённого убийцу-мстителя. Карин могла поклясться, что никогда не испытывала такой страх от чужого взгляда. Запястье жутко ныло от испытуемой агонии, а Узумаки едва сдерживала подступившие слёзы, дабы не потерять последние крохи своей гордости. — Я думаю ты меня поняла.

Сакура наконец освободила запястье красноволосой, отшвырнув от себя прочь.

— В следующий раз, если ударишь меня, я сломаю эту руку, а после и тебя.

Придя полностью в себя, Карин всё же отважилась сопроводить розоволосую в свои новые покои, где её искупают, дадут еды и время для отдыха перед боем. Они выйдут из подземной тюрьмы так и не узнав, что всё это время за ними наблюдали.

В назначенное время она зашла в оружейную. Стены этой гигантской комнаты полностью были забиты всеми видами оружий: начиная с простых режущих, заканчивая дорогими рубящими клинками и мечами. Мечи здесь были на любой цвет и вкус. Девушка обрадовалась тому, что здесь не наблюдалось незнакомых лиц. Ей бы точно не дали спокойно выбрать для себя оружие. Рассмотрев бесчисленное количество вооружения, на глаза попался меч, абсолютно не похожий на других. Это был меч, рукоять которого была длинной, что наверняка позволяло использовать двуручный хват. Навершие— верхушка какого-либо изделия или сооружения. отсутствовало, а небольшой изгиб и острый конец позволят наносить также и колющие удары. Взяв меч в руки, она почувствовала странную лёгкость. Разве меч может быть столь лёгким?

— Этот вид мечей называют «катана», — сзади раздался знакомый бархатный голос, вечно вгоняющий тело в мурашки. Девушке понадобилось много усилий, дабы не вздрогнуть. — Их редко кто использует из-за лёгкости веса, но, думаю, ты нашла свой меч.

— Да, — мимолётно кивнув, девушка повернулась в его сторону. Король был в полной экипировке, а нижняя часть лица была скрыта за чёрной тканью. Серые волосы были растрёпаны больше обычного. Массивный меч с орлиным навершием спокойно лежал на боку.

— Ты выбрала себе доспехи? — прозвученный вопрос отвлёк её от тщательного осмотра королевских доспехов. Она чуть покраснела, осознав, что всё это время бесстыдно пялилась на него.

— Я пойду без них.

— Что? — Какаши нахмурился. Он не переставал удивляться безрассудству этой девчонки. — Как это понимать?

Хатаке всё ещё надеялся, что это действительно какая-то несмешная шутка Гая, что он сейчас откуда-то вылезет и скажет какую-нибудь очередную глупость. Или что Сакура и вправду не умеет драться и просто хотела завлечь короля. Заинтересовать его. Заполучить его внимание. Да он был готов на всё, чтобы не драться с женщиной, спасти остатки своих принципов. Но это не было шуткой Гая, и Сакура не хотела его завлекать.

Итачи рассказал про недавнюю стычку Карин и Сакуры. Он следил за ней, наблюдая издалека, и делал выводы.

«Я лучше всех знаком с таким взглядом, Ваше Величество, — тогда сказал он. — У неё был взгляд убийцы, готового растерзать на куски своего врага. Её глаза были очень похожи на наши».

Смотря на неё, он не мог выбросить из головы те слова Итачи. Сейчас, когда она смотрела на него без толики стыда, Какаши видел простую девушку, не убийцу. Не воина. Однако, когда её взгляд возвращался на катану, он замечал это. Страсть. Однако не к защите родины. Вовсе нет. Он видел страсть к убийствам. Отчётливо чувствовал это предвкушение. Пугающая женщина.

— Я просто не вижу в них смысла, — ответила девушка, продолжая рассматривать свой меч. — Они слишком велики для меня и тяжелы. Во время боя будут только мешать свободно двигаться.

— Хорошо тогда, — Сакура вновь обернулась, услышав металлический звон. Король отбросил свои доспехи. — Чтобы бой был честным, — ответил на немой вопрос тот. — Идём?

— Да, — кивнула та и молча проследовала за Королём Амантеса. Его спина выглядела величественно. Смотря на него, неосознанно чувствуешь себя под защитой.

В огромном, светлом помещении возле факелов стояли несколько людей. У каждого была своя устрашающая аура. Сакура невольно поёжилась от этих презренных взглядов.

— Где Ваши доспехи, мой Король? — чуть взволнованно спросил длинноволосый шатен. Его серые глаза излучали по отношению к ней огромную ненависть и презрение.

— Мы будем без них, не беспокойся Неджи.

— Вот это я понимаю сила юности!

— Да, Ваше Высочество! Мы с генералом вас просто обожаем!

Сакура едва ли не скривилась вместе с остальными. Этот чудаковатый мужчина и вправду генерал? У них даже причёски были странные.

— Ли, как ты смеешь! — мужчина с причёской, похожим на горшок, схватил своего сына(?) за плечи и затряс их. — Я, как его вечный соперник, не имею права его обожать!

— Что тут происходит…

Шепнула Сакура в надежде, что её услышит лишь король. Он, перед тем как ответить, устало вздохнул и закрыл лицо ладонью. Нервы постепенно сдавали.

— Просто не обращай внимания, — чуть успокоившись, он решил спросить в последний раз. — Ты точно уверена? Потому что ты знаешь условия в случае проигрыша.

— Тогда победите меня, Ваше Величество.

Стоя уже в относительной дистанции друг от друга в боевой стойке, Сакура глубоко вздохнула, отгоняя прочь страхи и прочее ненужное волнение. Концентрируется на оппоненте, но не забывает про остальных, держа ухо востро. За эти несколько секунд нужно было продумать свой следующий ход: напасть самой или ждать. Оба варианта рискованные, ведь она не знает настоящую мощь короля, но и он ее тоже. Решив всё же напасть первой, она молниеносно рванула вперёд. Замахнувшись, ударила наискось катаной, рассекая воздух. Однако соперник ловко уклонился и на его лице появилась нахальная улыбочка. Теперь он нанёс удар, будто знал наперёд все её действия, и блестящее лезвие пронеслось в миллиметрах от её лица, заставив сердце больно вздрогнуть. Удар за ударом и никакого успеха. Почувствовав явную угрозу, Сакура ловкими движениями отступила на безопасную зону, вновь встав в боевую стойку. Ещё один глубокий вдох. Нужно оставить лишь здравое мышление. Теперь придётся лишь защищаться, а после использовать силу противника против него же.

Какаши не заставил себя долго ждать. На сей раз он рванул к девушке и ударил, не жалея сил. Искры золотыми кольцами брызнули во все стороны от столкновения накалённых клинков. Она успешно защитилась, придерживая горизонтально катану обеими руками. Скрежет металла заполнил помещение, когда она попыталась отшвырнуть от себя чужое оружие. Какаши, понимая, что это единственный выход из положения, позволил ей сделать это.

Как только меч был отброшен, розоволосая без толики сомнения нацелилась в шею короля. Это было её единственной возможностью победить. И когда её катана всё же достигла до ничем не защищённой шеи, острие меча коснулось и её макушки. Какаши тоже не растерялся, ударив её в ответ.

— Значит ничья? — заговорила та, отчаянно пытаясь удержать рвущееся дыхание.

— Не сказал бы, — усмехнулся тот и рукой схватил катану возле своей шеи. Лезвие мгновенно ранило ткань загрубевшей кожи, оставляя на себе густую нить из крови.

Защитив таким образом свою шею, король быстрыми движениями ударил девушку по кадыку боковой частью ладони, тем самым, заставив её машинально взять себя за шею. Ударь он сильнее, Сакура бы точно задохнулась. На миг, мир полностью погас. Катана глухим стуком выпала наземь, а девушка, схватившись за горло, зашлась сухим кашлем.

— Ты проиграла, Сакура.

Chapter Text

— Ты проиграла, Сакура.

Не в силах удержать себя, девушка падает на колени. Хватается за шею и порывисто кашляет. Жадно глотает недостающий холодный воздух, который сильно колет и жжёт горло. Однако, несмотря на неприятные ощущения, поднимает голову.

Острие меча находилось в миллиметрах от её лица, а обладатель угольных глаз смотрел на неё сверху вниз, словно ястреб, наблюдающий за телодвижением жалкого мышонка, готовый поймать её и растерзать на куски. Вот оно — истинное лицо Короля Амантеса. Свирепое. Уснащённое жаждой убийств. Выражение лица, которое она лицезрела в их первую встречу, было лицемерным.

— Тогда убейте меня, мой король, — промолвила она.

— Уговор есть уговор, — процедил тот и занёс меч над головой для последнего удара. Никто не вмешивался. Даже Сакура не пыталась защититься, не хотела. Её руки смиренно лежали на коленях. И хоть принять собственную смерть было трудно, она пыталась. Инстинкт самосохранения вынуждал разорвать глотку противнику, лишь бы самой остаться в живых. Она яростно пыталась сопротивляться собственным инстинктам и не схватить катану. Девушка смотрела на лицо Хатаке и решила напоследок улыбнуться своему палачу. Облегчённо и покорно. Как всегда учила мать.

— Почему ты улыбаешься? — спросил Какаши, рассекая воздух вместо её головы. Поднявшийся слабый ветерок слегка встряхнул её розовые локоны, едва покрытые пылью. Он с самого начала не собирался её убивать. Это было её последнее испытание, с которым она справилась на отлично. Солдат всегда должен быть готов к смерти. Обязан понимать, когда лучше не сопротивляться ей.

— А почему Вы всё ещё не убили меня? — вопросом на вопрос ответила девушка, непонимающе склонив голову на бок.

— Потеря такого воина непростительна даже для меня, — положив меч обратно в ножны, он улыбнулся. Расширенные зрачки девушки застали на миг его милые ямочки. Протянув ей руку, проговорил. — Теперь ты полностью принадлежишь мне, Сакура. Все твои грехи — мои. Волнения и страхи тоже.

— А как же правила и устои? — взяв его за руку, она наконец поднялась на ноги. До конца не веря в происходящее, она всё искала ответы в его омутах. В этой бездне страданий.

«Теперь ты полностью принадлежишь мне, Сакура. Все твои грехи — мои. Волнения и страхи тоже».

Эти слова снова и снова отдавались гулкой пульсацией в её замученной голове. Сакура по-прежнему не верила ему. Полагала, что это сладкий обман.

— Это будет трудно, но я ведь король, самый могучий человек в Амантесе. Однако, — его аура вновь стала прежней: настороженной и воинственной, прежде чем он серьезным тоном проговорил, — я помогу тебе лишь с законом. Сакура, на тебя постоянно будут кидать зловещие взгляды. Люди не хотят изменений. Они применят любые методы, дабы вынудить тебя покинуть это место.

— Мне это известно, Ваше Величество, — кивнула девушка, замечая, что к ним направлялись остальные генералы вместе с главнокомандующим. — Я готова к подобному отношению.

— Добро пожаловать в нашу семью! — восхищённо воскликнул парень со странной причёской, схватив девушку за руки. Он безмятежно и активно тряс их, пока представлялся. — Меня зовут Ли, очень приятно познакомиться, Сакура-сан!

— Взаимно... — она всё ещё не понимала что происходит и откуда только берутся такие чудаковатые парни.

«Это война так на него повлияла?» — подумала та, нахмурив брови.

— С этого момента ты считаешься хорошим соперником нашего короля, — откуда-то сзади появилась взрослая копия Ли. Он одобрительно похлопал девушку по плечу, удовлетворённо кивая своим мыслям. — Я Майто Гай — генерал третьего отряда, а Ли — моя правая рука. — Его глаза недобро засверкали, когда его мысли на чём-то остановились. И явно на чём-то нехорошем. Гай посмотрел на неё и грозно закричал. — Сразись со мной!

Где-то неподалёку прозвучал усталый вздох Какаши. Сакура взмолилась о помощи, но тот демонстративно отвернулся от неё.

«Предатель!» — насупилась та, обиженно поджав губы.

— Гай, перестань докучать девушке, — Сакуру в итоге спас брюнет. Раз посмотрев на него она могла поклясться, что в жизни не видела никого красивее. Его длинные чёрные волосы были собраны в низкий хвост, а передние пряди спадали на лицо, подчеркивая мглу в его глазах. Его зрачки были чернее, чем у короля. Он смотрел на неё с таким превосходством, что сердце невольно замирало. Лицо не омрачали даже огромные мешки под глазами. Мужчина уже очень долго страдал от бессонницы. Его низкий, ласкающий уши баритон голоса чеканился в голове, как только достигал ушей. Перед ней был дьявол во плоти.

— Ладно-ладно! — даже Гай сдался под его натиском и наконец отпустил розоволосую. — А тот молчаливый юноша — генерал девятого отряда — Неджи Хьюга. — Генерал кивнул в сторону парня, что стоял поодаль от всех с недовольным выражением лица. Неджи был шатеном с бездушно-серыми глазами. Его волосы были намного длиннее волос Итачи и были также собраны в хвост возле кончиков.

— Не нужно ей представлять меня, — гневно процедил тот и двинулся в сторону выхода. Но перед этим остановился возле Сакуры. — Не мни о себе много. Ты всего лишь никудышная женщина, — его холодный взгляд и злобное выражение лица яростно кричали о том, насколько она ему омерзительна. По его напряжённым желвакам Сакура определила, что он следит за её реакцией, подмечая любые нюансы. Девушка насмешливо хмыкнула и облизнула губы.

— Но только благодаря женщине ты стоишь здесь, ублюдок ты неблагодарный.

— Потому что призвание женщин рожать таких сильных воинов, — едко усмехнулся Хьюга, подойдя ещё ближе к ней.

— Неджи! — встрепенулся Ли, призывая прекратить. Какаши пока не хотел вмешиваться. Он хотел, чтобы Сакура своими силами добилась уважения генералов. Ведь если её не будут уважать старшие по званию, о младших и речи идти не может. Остальные тоже не спешили вклиниваться меж двух огней. Даже Гай стих.

— Вот из-за таких ублюдков как ты, которые не уважают даже собственную мать, наша страна на грани краха! — вспылила девушка, прожигая его взглядом. У него, кажется, от гнева набухли вены возле глаз.

— Тебе ли мне объяснять, как спасать свою страну?!

— Да, мне! — она схватила его за воротник и слегка потрясла. — Потому что страна — это люди! Какое право ты имеешь защищать страну, не уважая при этом даже собственную мать?!

— Пустой трёп пустой женщины, — он грубо отшвырнул её руки от себя и бережно поправил одежду. Сакура хотела ударить себя за то, что посчитала странным простачка Ли. Он и Гай были самыми адекватными мужчинами, что ей встречались в последнее время. — Мне даром не сдались твои нравоучения.

Он наконец направился в сторону выхода, даже не остановившись, когда его окликнули:

— Однажды ты будешь благодарить эту пустую женщину за спасение твоей шкуры, ублюдок.

После яростного хлопка двери между ними воцарилась неловкая тишина. И вскоре, извинившись за поведение генерала, комнату покинули и Гай с Ли, тепло попрощавшись с девушкой. Сакура не собиралась заходить так далеко. Она понимала, что одним гневом ситуации не поможешь, но всё равно не сдержалась. Больше всего раздражали парни именно такого типа: слепо верующие своим убеждениям. Она была рада, что Хатаке не вмешался, что давал ей возможность сделать всё самой.

— Ваше Величество, разве вы сейчас не должны быть на собрании? — её переживания пересёк голос Итачи. Видя лёгкое замешательство на его лице, тот невольно усмехнулся. — Вечно вы так.

— Запомни, Итачи, — смущённо и предупреждающе кашлянул в кулак монарх, — король никогда не опаздывает, это остальные приходят рано.

— Да, Ваше Высочество, — Учиха покорно поклонился, и Сакура едва сдержала рвущийся наружу смешок.

— Сакура, — она повернулась в его сторону, — следуй за Итачи, он покажет и расскажет тебе всё, что знает.

Как только Какаши вышел из помещения, они наконец выпрямились. Итачи кивком показал следовать за ним, и Сакура без единого вопроса последовала за ним. По дороге он рассказывал о будничной рутине, о том где обедают и тренируются воины, рассказал про собрания и едва ли коснулся темы дел на фронте.

«Он мне не доверяет», — сразу пришла к этому выводу девушка, смотря на его широкую спину.

Они постепенно спускались в подземные этажи. Итачи больше ни о чём не говорил. Он спокойно продолжал идти вперёд. Всё глубже и глубже погружаясь во тьму. В неизвестность. Розоволосой это не нравилось. В горле образовался ком, а холодок пробежался по спине.

— Куда мы направляемся?

Ответа на свой вопрос она так и не получила. Ноги подкашивались, будто их засасывало в болото, наотрез отказываясь идти дальше. Однако Сакура упорно следовала за адмиралом. Словно он бросил ей немой вызов, а она покорно его приняла. Наконец дойдя до нужной двери, Итачи открыл её, пропуская девушку вперёд.

— Это что-то вроде приветственной церемонии? — Сакура попыталась отшутиться, стараясь сдержать дрожь в голосе.

— Можно и так сказать, — это было последнее, что она услышала перед тем, как затылок вдруг пронзила острая боль, а перед глазами потемнело. Мир на миг потерял свои краски, перестав существовать.

В следующий миг, когда она открыла глаза, первое за что зацепился взгляд — были настенные факелы и языки пламени. Тягучая боль в затылке мешала ясно мыслить. Но до неё постепенно доходило, что Итачи её вырубил, как только они переступили порог этой комнаты. Сакура не знала, сколько она провела в отключке, ведь её успели заковать в металлические цепи. К острой боли в голове прибавились ещё и ноющие, затёкшие запястья. А каменная стена царапала и колола спину всякий раз, когда она двигалась в попытке избавиться от оков.

— Ты наконец-то очнулась, — с тяжким скрежетом дверь отворилась, пропуская брюнета внутрь. — Извини, что пришлось так поступить с тобой.

— Зачем всё это? — девушка демонстративно звякнула цепью, недовольно следя за медленными движениями Итачи. Тот, присев на стул, элегантно закинул ногу на ногу, положив поверх них руки. Вперился в неё изучающим взглядом и только спустя несколько минут проговорил:  

— Ты ведь понимаешь, что я ношу звание адмирала не просто так?

Всё ещё не понимая происходящего, девушка предпочла смиренно промолчать. Однако Учиха не был намерен и дальше это терпеть.

— Ну же, малышка. Не заставляй меня использовать пытки. Я, к твоему сожалению, в них очень хорош.

— Вы думаете я шпионка? — почувствовав явную угрозу, девушка выпалила первое, что пришло в голову.

Учиха едва заметно сощурил глаза, взглядом показывая, что готов её выслушать.

— Это ведь глупо, я обратила на себя внимания больше, чем любой другой человек. Не уверена, что так поступают шпионы... — она затихла, не зная, что ещё сказать. Все её слова были похожи на глупое оправдание. Зачем невиновному вообще оправдываться?

— Есть одна поговорка, которая мне очень нравится, — он медленно встал со своего места, попутно обжигая её взглядом. — Она гласит о том, что быть умным — вовремя притвориться глупым, — Сакура вновь промолчала, следя за тем, как брюнет очерчивал круги возле своего стула. Казалось, Итачи не обращает на нее внимания, словно ведёт монолог. Но Сакура могла поклясться, как он незаметно прожигал её взглядом. Она не видела, но тело отчётливо ощущало это. — Тогда я задам вопрос по-другому, — Итачи наконец остановился. — Почему ты так рьяно хочешь на войну?

— Я же уже говорила...

—  Да, я слышал, — он бесцеремонно её перебил. — Ты хочешь защищать родину. Но ведь причина не только в этом, не так ли?

Паники ещё не было, но где-то на краешке сознания вспыхнули сигнальные огоньки тревоги, по спине пробежались мурашки. Их разделяло буквально два шага, но ей казалось, что Учиха находится слишком близко, что безжалостно душит её. Смотря на него, невольно хотелось согласиться с его словами, даже если он был не прав. И он душил её, втаптывал в грязь одним лишь взглядом, терзал её душу своим присутствием, давил превосходством. Брюнет был действительно дьяволом во плоти.

— Сакура Харуно, 22 года, — заметив, что розоволосая слишком стихла, он решил пересказать ей её биографию, — мать была жестоко убита, отец спился, оставив тебя на попечение самой себе. Год назад, когда ваш дом сгорел, ты бесследно исчезла, появившись недавно во дворце.

— Если вы всё это знали, тогда зачем устраивать этот допрос? — голова была обессиленно опущена, и волосы полностью закрывали лицо.

— Твой отец, Кизаши Харуно, был генералом четвёртого отряда, — адмирал будто и не слышал её вовсе. Он хотел увидеть больше эмоций, почувствовать её гнев, увидеть его пик. — Ты знала, что он изменял твоей матери?

— Заткнитесь уже, — с тихим бешенством процедила Харуно сквозь зубы и медленно выпустила из лёгких скопившийся воздух. Она знала. — Вы ведь просто пытаетесь вывести меня из себя, не так ли? — постепенно яд в голосе растворился, оставляя лишь усталость. И когда она подняла голову, Итачи довелось увидеть её лёгкую, надменную улыбочку. Брюнет поверил бы ей, если бы не пронзающие насквозь зелёные глаза.

— И всё же мне определённо удалось сделать это, — убедился адмирал в своём сомнении и довольно потёр подбородок двумя пальцами. — Это даже хорошо. — Добавил тут же, его взгляд стал задумчивым. — Ты хоть раз убивала, Сакура?

— Да, — прозвучал её робкий, едва слышимый ответ спустя несколько минут. Долгих и мучительных.  

— Ты казнила убийцу своей матери?

— Не только, — проговорила тихо, но этот тихий голос колокольным звоном ударил по голове, по сознанию. — В качестве предоплаты я убила жену перед ним и только после этого настала его очередь.

— И что ты почувствовала? — он произнёс это совершенно бесстрастным голосом, но медленно, наблюдая за реакцией девушки.  

— Наслаждение, — она злорадно ухмыльнулась, оскалившись и растянув губы в кривой, совершенно безумной улыбке.

Жалкая ложь, скрытая за не менее жалкой улыбкой.

Единственное, что она почувствовала — полное опустошение и душащую вину. Чувство облегчения в момент убийства от того, что весь этот путь, что она прошла, был не зря, полностью оглушила звенящая пустота и один единственный вопрос: «Что дальше?»

— Ты могла бы быть шпионкой Ритоласа, единственного королевства, что пытается придерживаться нейтралитета, — неловкую тишину вновь прервал Учиха, ни разу не поверив этой улыбке. — Поговаривают, что их король, Эй Четвёртый, создал специальный отряд из наёмных убийц, — он замолк, чтобы их взгляды вновь встретились, — но ты определенно не шпионка. Ты всего лишь жалкий и разбитый собственными действиями человек. Защита родины — твой спасательный круг от собственных грехов.

— Кто бы говорил...

— Как и все мы, Сакура, — она удивлённо распахнула глаза, не ожидая услышать эти слова, — поэтому добро пожаловать в семью.

Слабая улыбка мужчины согрела её истерзанную душу. Харуно едва сдержалась, дабы не разрыдаться прямо перед ним.

Добравшись до своей комнаты, Сакура обессиленно рухнула на мягкую кровать. Ей предоставили эту комнату в качестве исключения ввиду некоторых обстоятельств. Она бы не смогла спокойно спать или мыться рядом со столькими мужчинами. Итачи предупредил, что завтра во время ужина он представит её остальным. Сегодня много чего произошло и от вскрытых воспоминаний в груди наливался комок боли и печали, переросший в подступающие к глазам слёзы, появилось непреодолимое желание свернуться калачиком и уйти в себя, скрывшись от этого мира. Ей не хотелось думать о завтрашнем дне, где придётся вновь столкнуться с осуждающими взглядами, слышать колкие слова и оскорбления в свой адрес.

Итачи коснулся воспоминаний, что хранились в самых сокровенных глубинах души. Этот человек понял её по одному лишь взгляду. Она этого не желала. Сакура не хотела, чтобы её понимали. Этот алчный поступок дик и непростителен. И самое смешное — она пытается искупить грех убийства другими убийствами под предлогом «защиты».

— Идиотка... — дрожащим голосом произнесла та и скрылась под одеялом. Через некоторое время оттуда послышались сдавленные всхлипы, перешедшие в продолжительный жалобный плач.

На следующий день, как Итачи и говорил, они направились в столовую. Учиха предупредил её о том, что сразу же уйдёт, как только представит её остальным. Это означало, что со всем придётся разбираться одной. Ну и славно. Ей не нужны были подачки. Харуно старалась добиться всего своими силами. От той рыдающей девочки ночью ничего не осталось. Так было всегда.

И только дойдя до нужной двери, она заметила, как сильно дрожали её руки, как бешено колотилось сердце, а в висках стучала кровь. Ей было страшнее, чем она могла себе представить.

— Готова? — брюнет не смотрел на неё. Наверное давал время успокоиться без чужих взглядов. Сакура ответила согласием спустя минуту после глубокого выдоха. Розоволосая была благодарна за подаренное время.

Адмирал открыл дверь, и все уставились на них пустыми, ничего не выражающими глазами. Девушке казалось, что она к ним привыкла, но теперь пустые взгляды сквозь неё, как сквозь стекло, оставляли впечатление неприятного холода и равнодушия. И только тогда, когда Учиха представил её остальным их равнодушные взгляды сменились на нахмуренные, ничего не понимающие, порой даже шокированные. Постепенно столовая наполнилась недовольными возгласами и типичными вопросами.

— Слово короля для нас закон, — стальным голосом сказал Итачи, когда остальные чуть стихли. — Его Величество сам проверил Сакуру и убедился в её способностях. Никто из вас не смеет осуждать волю короля, — он замолк лишь на мгновенье, чтобы перевести дух. — Иначе я посчитаю вас изменниками и казню каждого, кто пойдёт против его воли.

Его жёсткие слова подействовали на воинов, как холодный душ. Столовая погрузилась в тишину. Брюнет удовлетворительно кивнул и ушёл, оставив Сакуру одну.

Под многочисленными раздражающими взглядами она молча набрала себе еды и огляделась. Слабо улыбнулась и направилась к столу генерала Гая и Ли. Парень активно махал ей, чтобы та подсела к ним.

— Наконец-то мы будем обедать вместе, Сакура-сан! — воскликнул Ли, как только Харуно устроилась возле него. — Я так рад за тебя!

— Спасибо, Ли-сан, — видя его искренность, Сакура облегчённо улыбнулась. — И перестань фамильярничать, это слегка раздражает.

— Как скажешь, Сакура-сан!

Девушка устало вздохнула, понимая, что это бесполезно. Она сдалась, полностью отдав себя трапезе. Благо, Ли увлёкся рассказами своего наставника, что никак не умолкал. Гай болтал буквально обо всём: начиная с простого восхищения погодой, заканчивая тем, как он однажды упал в реку в попытках поймать рыбу. Сакура недоумевала его умению так умело перескакивать с одной истории на другую.

Ей было весело с ними. Эти ребята, словно капля свежего воздуха в закрытом пространстве. Она громко смеялась с его историй, не обращая внимания на косые взгляды в свою сторону. Не замечая и то, что за ними стояло.

Она не придала значению, что в её сторону кто-то шёл, ведь она сидела не так далеко от выхода. В руках мужчины был горячий суп, который он небрежно нёс, словно его не волновало, если содержимое посуды выльется на пол. Будто именно этого он и добивался.

И она услышала, как за дальним столом злорадно захихикали перед тем, как почувствовала адское жжение на спине. Оказалось, что мужчина поскользнулся и разлил суп прямо на неё. Какая неожиданность.

— Ну прости уж, я не специально, — выплюнул слова извинения с едва скрываемой ухмылкой. Сакура едва не завыла от тягучей боли, которая всё нарастала, наполняя её изнутри. Она сцепила зубы и попыталась заняться более интересным делом, чем углублённое переживание собственных телесных мук. Но ничего у неё толком не получалось. Оставалось просто размеренно дышать и надеяться, что жжение скоро пройдёт.

— Эй, я видел, что это было специально! — вспылил Рок Ли, подпрыгнув со своего места. — Извинись, как подобает мужчине!

— Не нужно Ли, не старайся, — выдохнула розоволосая, перед глазами всё плыло, — потому что — сколько мусор не сгребай, он всё равно останется всего лишь мусорной кучей.

— Ах ты, дрянь! — Харуно болезненно завыла, когда её грубо схватили за волосы. Он взял ее за подбородок и повернул к себе лицом, грозно сверкая глазами. — Повтори-ка, сучка, — едкая ухмылка озарила его искажённое гримасой лицо. — Если, конечно, хватит смелости. Вы, бабы, только трепыхаться и умеете.

— Эй! — парень хотел вмешаться, но Гай, положив ладонь на его плечо, отрицательным кивком призвал остыть. Ли впервые хотел ослушаться наставника, но всё же, чуть обдумав, отступил.

Сакуре было больно. Адски. Она старалась найти пути отхода, что-то, что поможет ей выбраться из этой ситуации, избавиться от физической боли. Говорят, что душевная боль сильнее внешних ран. Это всё чушь. Абсолютные и глупые бредни. Люди калечат себя, дабы избавиться от нее, и это порой даже помогает. Но что может избавить тебя от физической боли? Правильно. Невозможно перекрыть ее чем-либо. Нужно лишь терпеть скрипя зубами.

Вот, она наконец нашла выход. Мужчина слишком близко склонился к ней. Одной рукой она так же схватила его за волосы, а другой — достала складной ножик с бедра и, направив прямиком в глазницу, остановилась в миллиметрах от неё.

— Мой тебе дружеский совет, — захрипела она, смотря прямо в его распахнутые омуты. Капли пота стекали с её лба. — Никогда не склоняйся так близко к своему врагу, — насмешливо хмыкнула, — а то так и помереть можно.

Мужчина рефлекторно отпустил, и Сакура поплелась прочь. Ей нужно было хотя бы избавиться от одежды, чтобы облегчить боль. По дороге её заметила одна из уборщиц. Женщина охнула при виде бледной, как мел девушки, и сопроводила её к лекарю.

— Гай-сан почему вы мне не дали вмешаться? — насупился брюнет после ухода девушки. Он хотел преподать урок тому мужчине, но похоже, Сакура сама сделала это.

— Потому, что если её будут постоянно защищать такие, как мы, её никогда не примут и ни во что ставить не будут, — горделиво улыбнулся генерал. — Сакура должна добиться всего сама. Чтобы её уважали не просто потому, что так сказали, а потому, что они сами хотят ей довериться. На поле битвы только так и нужно.

— Вы звали меня, — уважительно поклонившись, поприветствовала девушка. В тронном зале, не считая Сакуры, присутствовали двое: сам король и его советник. Они возвышались над столом полностью заваленным картами и различными стратегиями.

— Да, подойди сюда, — Какаши кивнул, даже не взглянув на неё. На дворе больше не светило весеннее солнце, а порывы ветра завывали в кронах одиноких деревьев, растущих на территории замка. День выдался сумбурным и мучительно долгим. Он сегодня почти не покидал тронный зал. Услышав шаги подле себя, Хатаке продолжил. — Сегодня я созвал совет, чтобы обсудить касающийся тебя вопрос, — Харуно, неосознанно задержав дыхание, внимательно вникала в его слова. — Они конечно же были не в восторге, но всё равно против моей воли никто бы не пошёл, — король замолк на секунду, чтобы посмотреть на неё. Её янтарные глаза, казалось, горели пуще прежнего. Горели так же, как в их первую встречу. — Однако они требуют того, чтобы ты доказала, что достойна этого.

— Я сделаю всё, что в моих силах, — уверенно проговорила девушка.

— Ты должна сделать больше, — Хатаке пальцем ткнул на карту, указав на начерченный крест. — Нам передали, что на восточно северной части королевства, ближе к королевству Вайлем, обстановка крайне напряжена, — он сделал глубокий вздох. Сакура могла поклясться, что почувствовала нотки отчаяния. — Скорее всего войска Арагона, короля Обито, совместно с армией Вайлема нападут на эту часть.

— Мы уже отправили туда войска с численностью четырёх тысяч солдат, — получив разрешение короля, Шикамару продолжил за него. — Остался лишь генерал. Ты отправишься туда уже утром.

— Подождите... — она удивлённо моргнула, нахмурив брови. — Вы хотите, чтобы я была генералом такой огромной армии?

— А что, не осилишь? — вздёрнул бровью советник. Король почему-то рекомендовал именно её. Это он настаивал таким путём проверить девчонку.

— Нет, дело не в этом, — отрицательно мотнула головой та, всё ещё не веря происходящему. — Как вы сегодня решили доверить мне целую армию, если вчера сомневались и не принимали мой выбор стать воином?

— Я сам проверил твои способности в бою и стратегическое мышление вовремя него, — ответ прилетел в неё практически сразу, словно Какаши ждал именно этого вопроса. — И я с остальными генералами позже присоединимся к вам.

— И когда нам ждать подкрепления? — спросила девушка, внимательно осмотрев карту на столе.

— Через несколько дней.

Харуно замерла, будто окаменела. Вытаращив глаза, она растерянно подняла голову и посмотрела на короля. Она не верила. Не могла поверить.

— Через несколько дней...? — голос заметно дрогнул. Какаши мрачно кивнул. Она переводила взгляд от одного мужчины на другого, постоянно возвращая его обратно. — Так значит... — она сжала губы в тонкую линию, внизу живота начал стягиваться тугой узел напряжения. — Мы выступим в роли пушечного мяса? Скота, которого ведут на убой?

Король молчал. Ему нечего было сказать. Нечего было скрывать от неё. Война не спрашивает. Просто берёт и отнимает безо всяких прелюдий.

— Как... — она едва сдерживала слёзы. — Вы и вправду готовы убить стольких людей? Неужели не было иного...

— Не было, — отрезал Какаши. — Это ведь то, чего ты хотела, Сакура. Ты хотела войну — получай!

— Наш план таков, что вы, первый отряд, атакуете и ослабите их ряды, — несмотря на нестабильное состояние девушки, Шикамару принялся объяснять план атаки. — Его Величество и генералы же выступят практически сразу после вас. Адмирал Учиха останется на всякий случай в королевстве, дабы избежать атак с других сторон. Хоть остальные королевства с нами в хороших отношениях, мы не может быть слишком самонадеянны. По моим подсчётам, войска противника будут весьма изнурены, чтобы противостоять второй волне. Хоть мы и понесём колоссальные потери, победа должна быть за нами.

— А если нет? — Сакура потихоньку приходила в себя.

— Тогда королевству Амантес придёт конец, — горестно проговорил король.

Он наконец отправлялся в свои покои. Какаши хотел отмыть от себя остатки этого противного дня. Он и вправду устал. Устал убивать людей. Устал постоянно думать об этом. Устал жить в этом бренном мире. Хотелось отправиться в то место, которое описывал Итачи. Хатаке не мог перестать думать. Его разум не мог успокоиться. Всегда присутствовали сожаление, вина и скорбь. Любые вещи, о чём можно было думать и беспокоиться. Он буквально задыхался от почти осязаемого чувства безнадёжности. Война не ад. Она гораздо хуже.

Он шёл, не замечая никого вокруг, не обращая внимания на то, как ему кланяются. Простые, никому не нужные формальности — вечно повторял он у себя в голове. Ему не нужно, чтобы его подданные всякий раз из уважения кланялись, ему лишь нужно, чтобы они не умирали. Жили себе спокойно и непринуждённо. Но вот незадача. Он сам их и убивал. Они умирали каждый день. Физически. Чаще от горя.

Не война опустошает. А люди. Всего пару человек, правящие остальными, словно марионетками. И, к его сожалению, он входил в этот состав.

От гнетущих мыслей его отвлёк взволнованный голос Ли буквально за поворотом:

— Скажите, а Сакура-сан в порядке? С ней же всё будет хорошо?

Сакура. О ней он категорически не хотел думать. Сердце болезненно сжалось — не за себя, за неё. Оно щемило грудную клетку от осознания грядущего расставания. Он думал, что Ли говорит о её ментальном состоянии после узнавшего, но речь зашла про какую-то мазь, Какаши навострил уши.

— Молодой господин, я уверяю, что с ней всё будет хорошо, — старушка отвечала с присущей её возрасту хрипотцой. — Я как раз несу для её ожога успокаивающую мазь. Лекарь хорошо позаботился о ней, и к завтрашнему дню она будет как огурчик.

— О каком ожоге идёт речь? — голос его звучал без интонаций, будто тяжёлые капли упали на метал. Но его глаза... они сеяли страх. От них веяло опасностью. Ли и бедная старушка в страхе порывисто поклонились и поведали всё, что знали.

Какаши взял мазь и направился в противоположную сторону от той, куда направлялся. Он пошёл в комнату Сакуры. Постучавшись вошёл, услышав разрешение войти. Девушка знала, что ближе к ночи придёт старушка-уборщица, добрая женщина, самолично решившая помочь с мазью и перевязыванием. Но когда она обернулась, громко охнула от неожиданности, увидев вместо старушки самого короля. Она почувствовала, как уши и щеки налились кровью, вспомнив, что грудь была прикрыта лишь белоснежными бинтами.

— Что вы тут делаете?! — возмущенно пролепетала девушка, смущённо скрестив руки возле груди, пытаясь хоть как-то прикрыться. Защититься от чужого взора.

— Почему ты не сказала, что травмирована? — Хатаке, тихо ойкнув, тут же отвернулся. Он не хотел смущать девушку.

— А разве это важно? — мимолётная смущённость прошла, вернув обратно на место привычную тоску.  

— Теперь уже нет, —  с такой же тоской в голосе ответил Какаши. Он сегодня устал носить очередную маску неприступности. — Я принес необходимое и сам обработаю твой ожог.

— Не нужно! — отрицательно воскликнула девушка. — Я могу справиться сама.

— Повернись, Сакура. — Это не была просьба. Это был приказ. — Я лишь обработаю рану. Ничего более.

Спустя пару минут колебаний, девушка всё же отвернулась. Он медленно подошёл к ней, ловко развязал узел, быстро снял бинты, аккуратно сворачивая в рулончики. Здесь ветер завывал ещё сильней, по закрытым ставням колотили капли дождя, и даже полыхавшие в камине дрова не могли прогнать сырость.

Какаши проделывал это с сотнями своих солдатов. Он всегда помогал, когда нужны были лишние руки. Но то, что он сейчас чувствовал... Руки мелко дрожали, а ритм сердца постепенно ускорялся. Такого Хатаке ещё не доводилось чувствовать. Ему были незнакомы эти ощущения. Он не видел лица Сакуры, не дотрагивался до неё лишний раз, не хотел признавать, что всё бы отдал, лишь бы взглянуть на неё сейчас.

— А я всё хотел спросить, как тебя приняли, — он решил разговором разбавить эту неловкую атмосферу. Между тем неуклюже открыл баночку мази.

— Как видите меня ждал очень тёплый приём, — ирония так и сквозила в женском голосе.

— Я предупреждал.

Сакура стояла лицом к камину, посему её спина оставалась в тени. Огромный ожог определённо выделялся, но в темноте Какаши не мог видеть всю ужасающую картину. Он с осторожностью наносил мазь, слыша её тихое шипение с примесью треска горящих дров.

— А ещё Вы предупреждали насчёт договора, — горестно хмыкнула девушка, ёжась от прикосновений мужчины. — А я всё гадала, почему Вы сразу не убили меня, — Какаши ничего не ответил. — Скажите, с какого момента вы это спланировали?

— С самого начала.

Уголки её губ замучено поднялись. Ей не было грустно. Не было обидно. Ей было просто... пусто. Может ещё был страх. Нелегко идти на поле битвы, заранее зная, что ты умрёшь.

— Пришли тогда попрощаться? — она подняла руки по его указке, и он стал медленно обматывать возле её груди свежие бинты. Он не касался её, за что она была весьма благодарна. Не получив ответ, она заговорила сама. — Знаете, я очень признательна Вам.

— За что? За то, что убиваю тебя? — попытался съязвить тот.

— За то, что подарили мне надежду, — когда Хатаке завязал тугой бант, Сакура повернулась к нему лицом. Она больше не стеснялась. — Даже если и крошечную, но Вы мне её дали. Спасибо, правда. Вы подарили мне шанс умереть достойно. Сделать хоть что-то полезное в жизни.

Слезы потекли по щекам, мерцая в тусклом свете огня. Какаши прикрыл её губы ладонью, почувствовал кончиком пальца теплоту солёных капель. Он смотрел на неё глазами, что были полны горя.

— Не надо... не благодари меня за подобное. Я кидаю тебя в лапы смерти, а ты стоишь передо мной и благодаришь за это. Не уничтожай меня окончательно, Сакура.

Довольно долго они просто стояли и просто смотрели друг на друга. И лишь дождь, мелкими каплями бьющийся об стекло, разрушала эту тишину. Даже огонь в камине потух, погружая комнату во мглу.

— Итачи рассказал мне о тебе, — наконец издал звук мужчина. Темнота наделяла смелостью. Он убрал ладонь от её лица.

— Не надо меня жалеть, мой король.

— Я и не пытался. Я хотел напомнить тебе свои слова, — честно ответил тот. Последовала долгая пауза. — Сакура, все твои грехи отныне и мои тоже.

Он замолчал вновь. Она почувствовала тяжесть на своих плечах. Он сжал её плечи. Несильно, но ощутимо. Сакура также почувствовала, как её сердце рвётся на куски.

— Прошу, выживи, — голос полный отчаяния и страха. — Выживи, чтобы хоть кто-то принял и мои грехи тоже...

Chapter Text

Белоснежная лошадь дико хрипя, мчалась бешеным галопом по полю, усеянному разноцветными цветами. Чёрные глаза горели свободной страстью и энергией, а грива развевалась на ветру. Ее хозяйка чуть наклонилась и крепче схватилась за поводья. Девушка оставалась настолько сосредоточенной, что не замечала ни проплывающего перед ней пейзажа, ни чудесного запаха диких цветов.

Резкие порывы ветра били ей в лицо, но и это оставалось незамеченным. Её короткие шелковистые волосы трепетали от ветра и колыхались вместе с листвой. Сакура пыталась оставить терзающие её мысли и сосредоточиться на грядущей битве. Специально приготовленные для неё доспехи звякали при каждом ловком движении лошади и хоть как-то отвлекали.

Ей нужно было добраться до восточных границ королевства уже сегодняшней ночью. Там Харуно дожидался её новоиспечённый отряд.

«Пожалуйста, выживи»

Слова короля без устали звенели в ушах, постоянно напоминая девушке их вчерашний разговор. Он ушёл после того, как слова сорвались с его языка, оставив Сакуру стоять в полном недоумении возле затухшего камина.

Он просил выжить, прекрасно зная, что хочет невозможного. Сердце болезненно клокотало где-то в области горла стоило ей вспомнить выражение его лица, полностью охваченное горечью. Она достала из кожаной сумки заранее приготовленную еду и дала лошади возможность отдохнуть. Из-за густых, плотных крон деревьев в таком лесу довольно темно, а пушистые ветви великанов и молодые поросли придавали лесному полумраку таинственное очарование. Усевшись поудобнее, она прислонилась спиной к дереву и прислушалась к тому, как лёгкий ветерок шелестел ветвями деревьев, вкрадчиво рассказывая новую сказку леса. Есть абсолютно не хотелось. Тревожность тугими узлами обхватила живот, не давая свободно вздохнуть. Ей не помогала даже эта умиротворённая картина леса. Она боялась, что стоит еде попасть в живот, её тут же стошнит.

Она готова была умереть за родину, честно. Но это всё равно не мешало бояться смерти. Трясущиеся руки подтверждали её страх и беспокойство. Они напоминали ей руки отца после того, как тот начал пить. Его руки тряслись настолько, что он уже не был в состоянии держать меч. Это стало началом его конца. Это стало началом и для Сакуры. Именно отец дал ей эту любовь к родине, стремление защищать слабых и не сдаваться.

Но он сдался. Сдался сразу, как только что-то пошло не так.

Убийство матери пошатнуло его веру и стремление. И тогда Сакура полностью поменяла своё мировоззрение. Она перестала видеть мир только в белых тонах. Поняла, что белые краски не могут сосуществовать без чёрных. По крайней мере надеялась, что тёплых оттенков в её жизни будет больше. Вера в это погасла, как только густая кровь палача матери засохла на её лице. Как только почувствовала железный запах крови. С тех пор руки не переставали мелко дрожать.

Маленький неровный диск луны висел над высокими холмами и освещал причудливую гористую местность, перемежающуюся глубокими лесистыми долинами. Девушка наконец добралась до лагеря её войска. «Её». Она всё ещё не полностью осознавала тяжесть той ответственности, что возложили на её плечи. Сперва, ей потребуется справиться с собственным отрядом, дабы те беспрекословно слушались её приказов. Чужие жизни не игрушки. Не марионетки, чтобы подобно кукловоду управлять нитями их жизней. Она не справится в этой битве, если её не будут слушать. И отряд короля будет под угрозой.

Харуно слезла с лошади, похлопав ее за гриву в знак благодарности, как только увидела двух широкоплечих мужчин, незамедлительно передвигающихся к ней. Сакура устало вздохнула от мысли о том, что они наверняка не в курсе, что их генералом будет женщина.

— Что гласит наш Король? — спросил один из них, как только девушка оказалась в зоне досягаемости их мечей. Лишь лунный свет освещал поле, посему они не увидели её сквозь шлем.

— Я не готов прощать, пока не буду прощён сам, — беспрестанно ответила та, дожидаясь их реакции. Итачи рассказывал про кодовое предложение, придуманное ради защиты извне. Каждый раз слыша эту фразу перехватывало дух. В неё словно было заложено частичка души Его Величества. Бесконечный цикл, описывающий опустошающую войну.

— Женщина? — они нахмурились, машинально потянулись к мечам. — Что здесь делает женщина?

— Я ваш новый генерал, — она достала и протянула им из кожаной сумки свёрнутый свиток с королевской лентой и печатью. — Это на случай, если мне не поверят.

В едва видимом освещении они вчитывались в содержимое и хмурились всё сильнее и сильнее. В конечном итоге мрачно кивнули и сопроводили её к главной палатке, защищённой двумя солдатами. Зайдя внутрь, Сакура увидела нескольких лейтенантов войска, склонившихся над картами и стратегиями. Они были явно озадачены её присутствием.

— Меня зовут Сакура Харуно, — положив руку над сердцем в дань уважения и приветствия, заговорила та. — Я являюсь вашим генералом в этой битве, надеюсь сработаемся.

Тут же в палатке настала тишина, и в её сторону посмотрели три пары глаз, наполненных ненавистью и озадаченностью.

— Если это какая-то похотливая шутка одного из солдат, то сильно вас огорчу, — в грубом и насмешливом тоне мужчины она узнала Ибики Морино, старшего лейтенанта их отряда. Его отличительной чертой являлись устрашающие шрамы на пол-лица. — Нам сейчас не до веселья.

— Вы только что обозвали вашего генерала шлюхой? — восклицательно дёрнула бровью та.

— Моим генералом не может быть женщина, — от его жёсткого, властного тона у неё холодок прошёлся по спине. Насмешливо хмыкнув, успешно скрывая нервозность, Сакура кинула в него свиток и приблизилась к столу.

— К вашему сожалению придётся откинуть свои давно устаревшие принципы прочь и начать слушаться меня, — остальные лейтенанты тоже подтянулись к старшему. — Ибики Морино, Аоба Ямаширо и Хаяте Геко — лейтенанты моего отряда, с этого момента вы будете беспрекословно следовать моим указаниям без каких-либо возражений. Вам всё понятно?

Они неохотно кивнули.

— Я не слышу ответа!

— Да, генерал! — одновременно крикнули Хаяте и Аоба. Ибики всё ещё оставался непреклонен.

— Значит, ты не хочешь подчиняться? — она зависла, в недоумении гладя на него. — Я ведь могу посчитать это за измену и с позором выгнать из отряда.

— По традициям, генерал не может командовать отрядом, если низшие по званию сильнее его, — произнёс спокойным голосом мужчина. — Если хочешь завоевать доверие, будь достойна его.

— Так ты вызываешь меня на дуэль?

— Так точно, — кивнул мужчина. Харуно едко ухмыльнулась, радуясь своей маленькой победе. Мужчины типичны. Им важна лишь сила и авторитет. Словами она бы ни за что не добилась их доверия, а вызваться самой на дуэль выглядело бы вполне жалко.

«Женщина пытавшаяся отчаянно добиться их внимания».

Вот какое мнение укрепилось бы в их ничтожном сознании. Никакого уважения в случае победы. Лишь насмешка и тошнотворная жалость. Однако, если один из них, который внушает страх и вызывает чувство доверия, сам вызовет её на дуэль, солдаты начнут подсознательно уважать её, абсолютно не догадываясь об этом.

— У нас не так много времени на детские игры, поэтому давай закончим всё по-быстрому, — вынимая тяжеленный на вид меч, проговорил мужчина. Слишком любопытный отряд выстроился по кругу, оставляя им внушительное пространство для битвы. Факелы довольно хорошо освещали его.

Ибики отличался от короля своими внушающими габаритами. Он был довольно высок, а тяжёлый меч говорил о силе его тела, в особенности рук.

«Он будет медленнее короля».

Всё ещё рассматривая лейтенанта, в этом заключении она оставалась уверена на все сто. Проанализировав соперника за минуту, Сакура, сделав глубокий вздох, без замедлений рванула вперёд. Она бежала чуть склонив туловище. Замахнувшись, ударила катаной, рассекая воздух. Меч был заблокирован и ей пришлось отступить, уворачиваясь от серий атак. Как она и думала: Ибики не был столь быстр. Против сильных соперников рекомендовалось использовать их силу против них самих. Звон металла и искорки огней от очередного соприкосновения оружий разрастались по мере продолжительности боя. Девушка изучила оппонента, найдя его слабые стороны. Ей нужно было победить его поскорее, иначе рискует проиграть сама. Сила ударов Ибики устрашала, и Сакура, слыша очередной опасный скрежет металла, молилась, чтобы её катана не сломалась пополам. Увернувшись от новой порции атак, она резко присела и крутанулась на одной ноге, другой ударив его в правую голень, в уязвимое место, как она предполагала. Не удержавшись, Ибики упал на спину. Опомниться не успел, как острие катаны оказалось возле его шеи.

— Победа определённо за мной, Ибики Морино, — торжественно произнесла та. Зов ветра недовольно зашумел, затихая. Погружая в звенящую тишину открытое пространство. Никто из бойцов не осмеливался сказать что-либо. Они глубоко погрузились в битву, всё ещё не осознав, что той пришёл конец. Что какая-то хрупкая женщина победила в схватке огромного мужчину, внушающего страх одним своим видом.  

— Простите моё сомнение в вашей силе, генерал, — покорно произнёс Морино, прикрыв глаза.

Харуно устало вздохнула. Положив катану обратно в ножны, протянула руку лейтенанту. Он принял помощь не сразу, с сомнением оглядывая её с ног до головы.

— Послушайте меня, — сказала девушка ни громким, ни тихим голосом, но чрезвычайно уветливым и магнетическим. Она чувствовала на себе взгляд абсолютно каждого из них. — Я понимаю, что вам в новинку слушаться приказов женщины, когда еще вчера вы считали их никем, — она замолчала, покрутив головой, всматривалась в их изучающие лица. — Однако времена меняются вместе с обстоятельствами. Не меняется лишь одно. Эта чёртова война, — она шумно сглотнула, прогоняя прочь тревожный ком в горле. — И я хочу, чтобы вы понимали, что родину хотят защищать не только мужчины, что не только вам страшно умирать. Здесь не имеет значения мужского пола ты или женского. Каждый страдает по-своему. Война не очередное доказательство силы. Это всего лишь губящая пустота.  

Она замолчала, давая холодным порывам ветра говорить вместо неё.

— Завтра для каждого из нас может стать последним днём. Мы все на этой чёртовой тонущей лодке! — она впервые повысила голос. — Так дайте мне шанс, будучи ответственной за ваши жизни, починить её совместными усилиями.

Минута давящей тишины, и до ушей Сакуры раздаётся оглушающий гул солдат. Шанс был предоставлен. Доверие заслужено. Но от этого легче не становилось. Бремя ответственности за чужие жизни начинало ощущаться уже физически, схватив за горло, не жалея сил.

— Вы сомневаетесь в принятом решении? — Итачи вглядывался в задумчивое лицо Какаши. — На вас не похоже.

— Потому что мне ещё не приходилось убивать собственных четырёх тысяч воинов, — прерывисто вздохнул король.

— Мне жаль, Ваше Величество, — склонил голову советник, — но иного выхода, увы, у нас нет.

В тронном зале присутствовали лишь трое: король, его адмирал и советник. Прошлой ночью Какаши не смог ни на секунду сомкнуть глаз. Как и в позапрошлую. В голове всё крутились собственные слова, отчаянный зов о помощи. Он не мог представить последствия грядущей катастрофы. Представлял лица родственников, когда будет сообщать о смерти членов их семьи. Скажет, что всё делалось ради королевства и его будущего процветания. Бессовестно солжёт, глядя в их заплаканные, бледные от горя лица. Уверит, что всё будет хорошо, что скоро будет мир, абсолютно в это не веря.

И конечно же он много думал о Сакуре, об их последнем диалоге, наполненным сожалениями и убивающим отчаянием. Тогда горечь в его голосе была столь сильной, что казалось, словно её привкус чувствовался во рту. Будто вся комната была упитана его разочарованием в самом себе. Его одиночеством, бессилием над ситуацией.

Он не сожалел о своих словах. Вовсе нет. Какаши быть может даже гордился собой, ведь осмелился выдать подобное. Он сожалел лишь о том, что втянул её в это. Собственноручно потянул её в вязкое болото, в котором он задыхается вот уже сколько лет.

— Я считаю, что нам нужно присоединиться к ним как можно скорее.

Под утро он пришёл лишь к этому выводу. Король должен быть до конца со своими подданными. Если ему было суждено умереть, то он бы предпочел смерть воина. Хатаке Какаши не мог отсиживаться, как последний трус.

— Но план... — Шикамару колебался.

— План не всегда и не везде работает, Нара, — чуть раздражённо произнёс король. — Мы не можем учитывать все ходы противника. Можно составить миллионы грандиозных планов, однако, реальность всегда отличается. Люди не шахматные пешки: они не всегда могут выполнить то, что тебе угодно.

— Вы несомненно правы, Ваше Величество.

— Тогда иди сейчас и предупреди всех, что выступаем уже сегодня.

Шикамару кивнул и, покорно поклонившись, покинул тронный зал. До ушей Какаши донёсся приглушённый смешок. Тот вопросительно выгнул бровь, дабы получить ответ:

— Я всё думал, когда же вы пойдёте против этого плана. Ведь прятаться за спинами подданных явно не ваш случай.

— Увы, но я слишком поздно одумался, — тяжело вздохнул тот. Воздуха категорически не хватало. — Даже если мы выступим сегодня, может быть уже всё кончено.

— Хоть Вы так говорите, я уверен, Вы верите в силу этой женщины, — тот снисходительно усмехнулся, видя замешательство давнего друга. Ведь лишь поэтому вы согласились с моим безжалостным планом.

— Если она выживет в этой схватке, может быть, однажды станет ключом к победе в этой долговременной войне.

— Что вы знаете о войсках врага? — рассматривая карту леса, спросила лейтенантов девушка.

— Наши люди поведали нам, что их численность составляет больше восьми тысяч, — с горечью в голосе молвил старший лейтенант. — Они надвигаются на нас с востока вместе с войсками Вайлема и будут возле наших границ примерно к завтрашнему полудню.

— Тогда мы встретим их возле опушки восточной части леса, — ткнув пальцем на нужное место в карте, — выдала Сакура. — Это наиболее удобное для нас место. Между тем, когда у врагов будет открытая для атак местность, лес будет нашей спиной. Мы можем поставить там много ловушек и в случае чего отступить.

— Отступить?! — возмутился Хаяте, вздёрнув бровь ввысь. — Вы же знаете каковы планы короля на нас?

— Да, — уверенно кивнула Харуно, посмотрев на него, — мы должны задержать и убить как можно больше врагов. Если мы не будем идти хитрыми путями, нас раздавят словно крыс.

— В чём-то госпожа Харуно права, — задумчиво теребил подбородок Аоба, — но мы не можем вечно убегать.

— Мы и не собираемся вечно убегать, — возразила Сакура. — Мы устроим засаду, поманив их в лес. Нас меньше, посему в лесу у нас больше преимущества вместе с ловушками.

— Что за ловушка?

— Мы окружим их со всех сторон, поделившись на два фронта. Заманивающих я возьму на себя, а старший лейтенант возьмёт под своё командование атакующих сзади. Мне нужны более опытные и способные бойцы.

— А что если наши войска попадут в свои же капканы?

— Мы сделаем специальные метки для наших бойцов, — устало выдохнув, продолжила. — Раз мы знаем про их войска, наверняка они знают и о нас.

— К чему вы клоните?

— Малое количество войск, да ещё и с женщиной-командиром, — она насмешливо хмыкнула. — Никто в здравом уме не счёл бы таких достойными противниками.

Лейтенанты снисходительно кивнули, и они продолжили обсуждение до глубокой ночи. Треск пламени порой дополняли их рассуждения. Было много споров, недопониманий и конфликтов, но они старались уважать и прислушиваться к друг другу. В самом конце, когда они должны были уже разойтись, Сакура выдала:

— Запомните, король не хочет, чтобы вы умирали ради него. Живите ради него! Ведь каждая ваша смерть лежит на нём новым, огромным грузом.

Строить планы, продумывать каждый следующий шаг, представлять схему битвы — всё это в голове звучало так легко, однако, реальность в корне отличается от всяких ожиданий.

Всегда. Без исключений.

Как же было наивно полагать, что всё пройдёт гладко. Что они смогут выйти из этой битвы живыми. Это не игровое поле, где совершая ошибку теряешь лишь ненужную пешку, деревянную фигурку. Это война. Место, где ошибка будет стоить тысяча жизней. Она допустила эту ошибку. Не рассчитала, что у врага могут быть катапульты. Она думала, чёрт, она убеждала, что враги недооценят их силу из-за разницы в численности. Сама же в итоге недооценила противника.

Фатальная ошибка, цена которой жизни её бойцов.

Генерал с замиранием сердца наблюдала, как сквозь холмы виднеется огромная армия с командиром впереди. Как они тащили с собой огромные катапульты. Капельки пота скатывались с висков, а собственная слюна была сродни ножа возле горла. Губы дрожали, словно в конвульсии.

Нужно придумать новый план. Нужно шевелиться. Быстрее. Быстрее. Спасай своих солдатов. Спасайся. Спасайся, Сакура! Кинь их всех. Ты не обязана никому помогать. Всё равно никто не верил в тебя.

«Я не хочу умирать. Я не хочу умирать. Я не хочу умирать. Я не хочу умирать. Я не хочу умирать».

Окружающие голоса были словно под вакуумом. Она смотрела как вражеские войска медленно приближались к ним — пальцы опять были напряжены, потом костяшки побелели, казалось — от страха или, она надеялась, от злости. На саму себя. На судьбу. На короля, что дал ей надежду. Силу, чтобы выжить. Дыхание теряло своё равновесие. Она задыхалась.

«Я не хочу умирать. Спасите...»

— Генерал! — её резво сняли с лошади и отвесили хлёсткую пощёчину. Жгучая боль от удара чуть отрезвила едва не сошедшую с ума от страха голову. Схватившись за больную щеку, она жалостливо посмотрела на старшего лейтенанта. — Соберись, чёрт тебя дери! Не время распускать сопли! Ты нужна своим людям.

— Я... я не готова, — дрожащим голосом ответила Сакура. — Я не знаю что делать! В плане этого не было!

Еще одна пощёчина постигла вторую щеку. Удар на сей раз был сильнее.

— К чёрту план! Нам нужна новая стратегия, иначе нас разрежут на куски, как стадо овец.

Глубокий вздох, а после протяжной выдох. Харуно закрыла глаза, попыталась отодвинуть эмоции в самые дальние закорки мыслей, сконцентрировалась.

— Нам сейчас ничего больше не остаётся кроме того, как отступить, — на сей раз твердо проговорила девушка, приподняв подбородок. Она краем глаз заметила слабую улыбку Ибики. — Спасибо, что привели меня в чувства, лейтенант. Деревья в какой-то степени будут защищать нас от валунов, — Сакура покрутила головой и, залезая обратно на свою лошадь, издала приказ. — Все! Отступаем!

Потянув за поводья, Сакура двинула вперёд, краем уха слыша, как за ней следует и её войско. Это время бесценно, она должна придумать новый план. Спустя пару минут земля задрожала под копытами лошадей. Грохот падающих деревьев заполнил всё пространство. Катапульты были запущены. Бегство больше не казалось возможным.

— Такими темпами они уничтожат лес! — взволнованно крикнул один из солдатов.

— Мы не можем позволить им сделать этого, — уверенно сказал Хаяте, приблизившись к Сакуре.

— Я знаю! — нервно крикнула девушка и осеклась. Все смотрели на неё: кто-то с надеждой в глазах, кто-то умоляющее, кто-то смирившись со своей грядущей смертью. Она слышала их мысленную мольбу. Ведь Сакура тоже молилась.

«Я не хочу умирать...»

Эти слова с самого начала крутились в её голове. Не переставая терзали мысли, мешая здраво мыслить. Харуно не заплакала, а лишь до боли, отчаянно закусила губу, почувствовав горячий ручеёк крови, который струился по подбородку, стекая куда-то вниз. Это было уже неважно. Ничего больше не имело значения. Время поджимало, и оставался лишь один вариант. Страдальчески сдвинула брови, но на сей раз не стала ни просить прощения, ни воодушевлять горячими речами, как делала это обычно.

— Мне нужны добровольцы, готовые пойти со мной прямиком в лапы смерти.

— Что вы имеете в виду..?

— Как было и спланировано с самого начала, мы поделимся на два фронта. Однако на сей раз мой отряд будет отвлекать по-другому. Мы возьмём на себя весь урон от удара катапульт. Между тем, второй фронт пойдёт вперёд сразу после нас. Вы обязаны успеть до того, как катапульты успеют зарядить снова.

План был дик и безрассуден. Король дал ей ненужные надежды на спасение. От недавнего разговора, от его голоса, пропитанного отчаянием, ничего не осталось. Была лишь эта битва за родину. Губящая и ядовитая.

— Кто пойдёт с мной?

Раздался новый грохот падающих деревьев, и земля вновь безжалостно задрожала, пугая лошадей. Сакура едва смогла усидеть на своём скакуне.

— Пойдет мой отряд, — как только земля перестала дрожать, раздался голос Ибики, подобно скрежету металла. За ним, как за горой, стояли его люди. Непоколебимо и твёрдо. — Потеря такого солдата как вы, может дорогого стоить в решающий момент.

— Нет! — громко возразила девушка, приковав к себе многочисленные взгляды. — Вы опытнее меня! Вы не можете взвалить всё на мои плечи! Я не смогу...

— Вы довольно эгоистичны, — насмешливо хмыкнул тот. — Впрочем, это хорошее качество для солдата, — Морино помрачнел. — Вы должны выиграть для короля максимум времени.

— Нет... — её глаза засверкали от едва заметной влажности. Она спустилась с лошади и приблизилась к нему.

— Как вы и сказали, — он протянул ей руку для прощального рукопожатия, — мы умрём, но вы постарайтесь выжить. Ради короля и нашей страны.

Сакура смотрела на висевшую в воздухе протянутую руку, и скупые слёзы текли по её впалым щекам. Времени обдумывать его слова не было. Не было времени даже горевать. Она, наконец, сжала его руку в ответ. Сжимала сильно, пытаясь передать касанием рук всё своё отчаяние и боль.

— Мне было приятно с вами иметь дело, хоть и ненадолго, — девушка осторожно взглянула в его глаза и слабо улыбнулась прощальной улыбкой.

— Это было взаимно, — сказал лейтенант и развернулся, приказав своему войску следовать за ним. Харуно поступила так же. Они построились на самой окраине леса, наблюдая, как жестоко умрут их товарищи. Ради них. Ради королевства. Ради собственной чести и славы в конце концов.

Вынув катану из ножен, Сакура стала ждать. Девушка зажмурилась, тяжело взглотнула. Открыла глаза. Она видела происходящее словно отрывками, которые связывались диким гулом падающих камней. Адские, предсмертные крики воинов. Они падали один за другим. Волны поднявшейся земли с горстками пыли хоронили их под ними. Мысли лихорадочно метались в голове, пытаясь сформировать нужное решение, но мозг и тело словно отказывали и действовали по защитному рефлексу. Её лошадь, встав на дыбы, метнулась вперёд по указке хозяйки. До ушей доносились озлобленные крики воинов за павших товарищей. Месть за них придавала сил.

Они шли через трупы товарищей, точнее через их останки. Порой был слышен треск их костей под ногами. У некоторых ноги застревали в истерзанной плоти. Ещё был этот тошнотворный запах крови. Однако постепенно нос привыкал к подобному ядовитому запаху.

Услышав свист стрел, приказала поднять щиты. Не все успели защититься. Стрела попала и в её лошадь, пришлось прыгать на ходу, пока вместе с ней не упала наземь.

Бой начался. Они успели приблизиться настолько, чтобы катапульты больше не имели значения. Сакура всегда будет помнить их жертву.

«Спасибо, лейтенант».

Свист стрел. Стальной звон лезвий мечей. До тошноты противный звук разрезания человеческой плоти. Крики людей вперемешку со стонами. Буквально в паре метрах от нее вражеский солдат на коне рассёк пополам ее соратника. Все перед глазами смешалось в бурые оттенки. Тело двигалось по инерции, никаких задних мыслей.

«Я хочу жить».

Лишь эта мысль блуждала в корках её сознания. Она засела так глубоко, что теперь ощущалась как нечто обыденное. Как интересно. «Я не хочу умирать» и «Я хочу жить». Бушующий контраст противоположностей этих фраз чувствуется не сразу. Но стоит его заметить, как всё начинает ощущаться по-разному.

Блики языков пламени играли на её суровом лице, придавая ей образ сатаны. Каждому из них. Закон прост — выживает сильнейший. На земле — её союзник или враг — это больше не имеет значения. Месть за павших товарищей пробуждает новую силу. Становится плевать на собственные тягучие раны.

«Я хочу жить! Я хочу жить! Я хочу жить! Я хочу жить! Я хочу жить!»

Еще одна капля пота, перемешавшегося с кровью — нервы зашкаливают. Она размахивает мечом и попадает прямо в цель, прямо в сердце противнику. Его глаза в ужасе расширились, навсегда запомнив эти жестокие, наполненные болью зелёные очи, в которых играли алые блики от пламени. Повсюду — огонь, смерть, запах крови… А слышно среди всей этой органной музыки войны, лишь бешеный ритм собственного сердца и тяжелое дыхание. Все остальное — дальний план.

Сколько они сражались? Три часа или четыре? Неизвестно. Их отряд смог хорошенько потрепать врага, но и сами не остались безнаказанными. Их было мало. Не все выдерживали столько противников за раз. Сражаясь спина к спине, едва могли отсрочить свою гибель. Они достигли своего лимита сил.

«Я не хочу умирать...»

Былая надежда постепенно растворялась перед глазами. Её товарищи один за другим падали. Сакура не успевала их спасти. Она краем глаз заметила Хаяте: ему нужна была помощь. Не мешкая, убивая на пути стольких, скольких могла, она продвинулась к нему.

Харуно и заметить не успела, как ей преградил путь кто-то очень быстрый. Настолько, что она не успела заметить, как теперь на правой части лица, от лба до середины лица, красовалась новая рана. Порез был неглубокий, но, очевидно, задел кровеносный сосуд, и кровь сочилась весьма обильно. Пришлось закрыть глаз, чтобы кровь не попала в него. Она всё же рефлекторно среагировала, чудом не потеряв глаз. Придётся сражаться с одним.

— Не ожидал увидеть женщину на поле битвы, — спокойным тоном проговорил парень. Харуно смогла заметить сквозь шлем копну его алых волос. Тени под его глазами были настолько заметны, что на секунду ей стало даже жалко противника. — Должен признать, я был удивлён, видя насколько искусно ты сражаешься.

Сакура не стала отвечать и ринулась в бой. Скрежет металла их мечей растворился вместе с остальными звуками. Он отражал каждую её атаку и бил в ответ с такой силой, что девушка едва могла совладать с оружием. Он был сильнее её. Этот парень станет её палачом. Мельком рассмотрев его обмундировку, она поняла, что он командир отряда королевства Вайлема. Наследный принц?

На подобные рассуждения не было времени. Красноволосому удалось выбить из её рук оружие. Оно со звоном упало и покатилось на чей-то труп. По инерции Харуно потянулась за мечом, и этим воспользовался противник, ногой пнув её в живот. Сакура спустя столько часов беспрерывного боя сильно устала, посему не удержалась и ударилась спиной о твёрдую землю. Здесь запах плоти ощущался сильнее. Она не чувствовала ни правую сторону лица, ни теплоту собственной крови. Впившись ногтями в землю, девушка попыталась встать.

— Я наконец испробую вкус твоей крови, — облизнувшись, произнёс вражеский командир. Он гордо возвышался над ней, и Сакура могла поклясться, что на неё смотрит не человек. И даже не демон. Он был монстром, что получал удовольствие от окружающих смертей. Красноволосый занёс меч над головой, и Харуно зажмурилась. В ней не осталось смелости, чтобы смотреть в лицо смерти. Она просто устала.

«Свобода...»

— Король Амантеса прибыл! — громко и отчаянно крикнул кто-то из бойцов. Девушка в изумлении распахнула нетронутый глаз и оглянулась. Внимание всех бойцов было устремлено на него, короля Амантеса. Они не ожидали его здесь увидеть.

— В бой! — крикнул тот, подняв руку, и его армия ответила ему громогласным ревом. Волна их возгласа прокатилась по окрестностям, оглушив всех, кто был еще в живых.

Сакура довольно хмыкнула и сказала:

— Вам конец, ублюдки.

Она больше не жмурилась от страха. Король здесь. Он пришёл! Она больше не боялась смерти так, как прежде. Не рябило в глазах, тело не пробирала дрожь, не трясло в жуткой агонии. Она сдержала немое обещание выжить до его прихода. Продержалась столько, сколько потребовалось.

— Ах ты! — раздражённо рыкнул вражеский генерал и, придя в себя, вновь занёс меч над своей головой. Перед тем, как замахнуться им, в его плечо вонзилась стрела, разорвав доспехи к чертям. Он отшатнулся, глаза в ужасе расширились. Визг стрелы прекратился почти сразу.

Какаши победно ухмыльнулся, вновь отводя руку назад, натягивая тетиву до предела. Он целился во врагов, приближающихся к Сакуре.

— Кровь... — дрожащим голосом промолвил красноволосый, смотря на раненое плечо. Сакура удивлённо рассматривала его лицо, искажённое от страха, и абсолютно не понимала суть происходящего. Между тем, тот продолжал. — Это моя кровь...? — меч упал с рук, а он сам приземлился на одно колено. Генерал задыхался. — Это моя кровь?!

У Харуно не было времени удивляться его поведению, посему, шаркнув ногой по земле, та потянулась за катаной и встала на ноги. Оглянувшись она увидела лишь чёрное небо. Всё, что осталось от некогда красочного огромного луга — седой пепел, запёкшая кровь и бездыханные тела. Бесчисленные трупы товарищей и врагов. Вернув взгляд обратно на генерала, который всё ещё находился в некой апатии от собственной раны и грядущей смерти, она приблизилась к нему. Замахнулась и ударила рукоятью катаны в шею, мгновенно вырубив его. Он прекрасно сгодится на роль пленника.

— Сакура!

Голос короля донёсся где-то рядом с ней и, вынув оружие с тела очередного убитого врага, девушка повернулась на звук мужского голоса.

Хатаке передвигался словно тень. Его удары были быстры и точны. Ни одного промаха. Куда бы он не шёл, чужие головы падали с плеч, и мёртвые, безжизненные тела рушились на землю, залив всё вокруг густой кровью. Какаши не оборачиваясь в сторону, непоколебимо шёл вперёд и убивал, не жалея их, не проявляя и капли сострадания.

Каждый из них был подобен монстрам, вышедшим из книг.

— Ты в порядке? — зарезав ещё одного словно свинью, обеспокоенно спросил король. Его солдаты окружили их, посему можно было на секунду забыть об этой удушающей атмосфере убийств. Хатаке относительно чистым пальцем осторожно протёр её веко, другой рукой держа свой меч. Благодаря этому Сакура смогла наконец открыть глаз. — Видишь этим глазом?

— Да, — смотря на его тёплое выражение лица, облегчённо выдохнула Сакура. — Теперь у нас будут одинаковые шрамы.

Она попыталась отшутиться, но озлобленное выражение Какаши дало понять, что шутка не удалась.

— Мой король, это их генерал, — Сакура отошла на шаг, ставя новые барьеры между ними, и кивнула в сторону лежащего без сознания парня. — Я его вырубила, но если ему не помочь в скором времени он умрёт.

— Он ещё сгодится, — хмыкнул король и, грубо схватив того за волосы, поднял на ноги. Сакура не успела удивиться его силе, как Его Величество громко заорал:

— Ваш генерал погиб! Сдавайтесь!

Паника вспыхнула подобно спичке. Солдаты словно потерялись. Слова короля передавались из уст в уста, вызывая ещё большую панику и негодование. Для многих генерал был центром и опорой войска. И когда опора ломалась, вслед падало и строение. Многие из них трусливо покинули место битвы, другие продолжали отчаянно сражаться, третьи, боясь оказаться в плену, заканчивали жизнь самоубийством.

Спустя ещё час ожесточённого боя был убит последний вражеский солдат. Предсмертные и победные вопли смешивались в один неумолчный, страшный гул. Мечи были гордо приподняты к небу. Все остальные чувства были вытеснены сладким чувством победы и пониманием, что ты выжил. Страхи, угрызение совести, апатия — всё эти чувства потом. Сейчас ты радуешься, что вернешься домой.

Хоть битва была закончена, оставалось ещё много дел. Нужно было помочь перетащить раненных в палатки, где им окажут медицинскую помощь, стащить трупы товарищей и врагов в одну точку для сжигания их тел, проверить пленников и их командира, которого держали в отдельном месте. Как сообщил король, он являлся Собаку но Гаарой, младшим наследным принцем. Ему оказали медицинскую помощь, и теперь тот спал, намертво прикреплённый к кровати.

С Какаши она ещё не успела поговорить, хоть и очень хотелось. Левую часть лица полностью забинтовали и уверили, что порез, к счастью, не затронул глаз. Однако ужасный шрам на пол-лица останется на всю жизнь.

Шрам для девушки означал конец всему. Ведь девушка с видимым шрамом не сможет выйти замуж и создать семью. Шрам для девушки — клеймо изгоя. Но Сакуру мало волновало мнение других: она и так нарушила множество правил.

Этот шрам действительно послужит клеймом. Нет, не изгоя. Это будет её зримым напоминанием сегодняшнего дня. Клеймом воина, выжившего благодаря павшим товарищам.

Этот день, ощущение безысходности и горечи, собственная никчёмность и трусость, бесчисленные жертвы из-за недальновидности плана, омертвевшие глаза, смотрящие с ужасом на тебя — всё это намертво отпечаталось в её памяти.

Сегодняшний день будет мучить во снах до самой смерти. Дальше может стать легче, но именно первый бой останется с ней навсегда.

Зайдя в палатку Гаары, в неё вперилась пара тёмно-зелёных глаз. Он молча и настороженно следил за её действиями, смотрел, как та взяла ближайший стул, усаживаясь напротив парня, используя его задом наперед. Спереди Сакуры находилась спинка стула, на которую она напряжённо облокотилась, сверля аловолосого горящим, слегка безумным взглядом.

— Ты хоть понимаешь в каком положении сейчас находишься?

— В лежачем, — оскалился парень, вернув насмешливое выражение лица. — Я рад, что лишил тебя одного глаза.

— Смею тебя разочаровать, — Сакура улыбнулась подобно ему, — ты даже этого не смог сделать.

— Жаль, — он перестал смотреть на девушку. Медленно, но верно, понимание происходящего начало растекаться по телу парня. К лицу вернулась прежняя строгость, а взгляд приобрёл отблески стали. — И зачем ты пришла сюда, женщина? — секундная пауза. — Чтобы предупредить о грядущих пытках? Для потехи ради? Или может... — он замолчал, вернув на неё обратно взгляд. — Тебе меня жаль?

Он ухмыльнулся, видя нахмуренные брови девушки.

— Мне тебя абсолютно не жаль, — презренно выплюнула та. — Наоборот, я хочу, чтобы ты сгнил в адских муках. Чтобы не посмел быстро сдохнуть. Мучайся до самой смерти ради тех, кого ты безжалостно убил.

В ответ Гаара скорчил вульгарную рожу, сопровождая всё это надменным злобным смехом и издевательством.

— И это говорит мне девица, что убила почти столько же, сколько и я?!

— А я разве говорила, что не заслуживаю того же? Мы все сражались и убивали ради собственного выживания, но ты... — она проглотила ком в горле, едва не потеряв дыхание, словно после удара в солнечное сплетение. — Я видела твоё лицо. Ты наслаждался убийствами. Чокнутый на голову ублюдок.

— Мне приятно это слышать от тебя, дамочка, — наследный принц не выглядел обиженным её словами, наоборот, будто бы это была лесть за очередной подвиг. — Ведь у тебя было точно такое же выражение как у меня.

Холодок пробежал по спине от услышанного, дыхание сбилось к чёрту.

— В-врешь! — дрожащим голосом крикнула девушка, подскочив с места.

— Если бы ты не сомневалась в моих словах, так бы не отреагировала, — тот не переставал ухмыляться. — Подсознательно, ты и сама догадываешься, что ты такой же чокнутый монстр, как и я.

— Хватит, ты наговорился, — злобно рыкнув, Харуно поспешила прочь из злосчастной палатки. Сердце всё еще бешено колотилось, а дыхание не приходило в норму. Она не допустит, чтобы враг видел её такой беззащитной.

— Ты так рьяно ненавидишь меня, потому что в глубине души презираешь саму себя?! — окликнул её вновь Собаку но, надменно хмыкнув, заметив, как девушка вздрогнула, остановившись на полпути.

— Ты можешь сейчас сколько угодно думать обо мне, о той чуши, что мы похожи, — слегка повернув голову предупреждающим тоном проговорила Сакура, — но как только ты попадёшь в руки нашего адмирала, уверяю, эта ухмылка навсегда исчезнет с твоего лица.

Выдавив напоследок едкую усмешку, Харуно наконец покинула это место.

Спешно выйдя из охраняемой палатки, Сакура направилась к маленькому озерцу, расположившимся неподалёку от их базы. Она задыхалась; воздуха категорически не хватало даже на простой вздох. К счастью, мимо проходящим солдатам было вовсе не до неё: они поголовно были поглощены своим горем и проблемами. Едва дойдя до берега, она склонилась над озером, фокусируя зрение на подводную жизнь, пытаясь хоть что-то углядеть во мраке воды. Лунные блики освещали лесной пейзаж, но их едва ли хватало, чтобы узреть хоть что-то помимо своего несносного отражения в водной глади.

Панические атаки были не новостью для девушки. После смерти матери она проживала с ними бок о бок практически постоянно. Однако с течением времени научилась их контролировать. Время не лечит, нет. Оно просто даёт возможность привыкнуть к последствиям, а бороться с ними уже дело сугубо индивидуального характера. Сакура была борцом. По крайней мере, считала себя таковой. Благодаря этим убеждениям, ей удавалось справляться с натиском жизненных обстоятельств.

Хотя сегодня что-то было не то. Точнее, всё было не то. Она пережила целую бойню, в которой потеряла треть войска, отправив их на верную смерть. Собственными глазами взирала, как смерть с косой забирала их один за другим, и чуть сама не пошла следом. Вся эта цепочка безжалостных событий вылилась в чёртову простую паническую атаку, которую она никак не могла победить. Честно ли всё это? Честно ли в отместку всей ужасающей картины получить просто грёбанную гипервентиляцию лёгких, пока другие лежат на смертном одре?

Сакура уже ничего не знала. Ни в чём не была уверена. Король был прав. Война — не ад, это гораздо глубже и мрачнее. Это не описать простыми человеческими словами. Это болото, затягивающее в свою бездну без шанса на спасение.

— Сакура?

Знакомый голос доносился словно под вакуумом. Задыхаясь, она всё же нашла в себе силы приподнять голову в сторону подошедшего мужчины. Это был король.

— Сакура, ты меня слышишь? Что с тобой?!

Какаши присел рядом с ней, наклонив голову вниз, дабы видеть её глаз цвета зелени. Некогда сапфировые очи были тусклыми, словно густое болото. Сакура гасла на глазах, задыхалась от нехватки воздуха, грудь сдавливало тисками от чувства тяжёлой утраты товарищей. Ему, как никому другому, были знакомы эти чувства. Он натыкался на них всю свою сознательную жизнь. Боролся, словно умалишённый. Хатаке, как и Сакура, был пленником своих же чувств и сражался с ними по сей день. Война была не только снаружи, но и внутри.

— Сакура, посмотри на меня! — Он схватил девушку за плечи и потряс их, привлекая к себе её внимание. — Смотри на меня!

Как только внимание было ухвачено, тот продолжил:

— Постарайся повторять за мной, — он стал показательно громко и медленно вдыхать и выдыхать, не сводя с неё глаз. — Повторяй, Сакура!

Со стороны это могло показаться странным и немного комичным: король целого королевства сидел на коленях и учил девушку заново дышать. Но для них это было чем-то необходимым, чем-то очень ценным и важным. Какаши давал ей то, что не смогли дать ему. Он учил её не задыхаться, ведь в свое время никто его этому не научил.

И она училась. Медленно, но верно Харуно вспоминала это чувство. Вспоминала, как это спокойно дышать.

Сакура, наконец, пришла в себя и вздохнула полной грудью. Больше не темнело в глазах, не подкашивались ноги. Эмоциональный коктейл, прожигающий её грудную клетку, сдавливающий её дыхательные пути в свои тиски, больше не беспокоил.

— Стало лучше? — его голос больше не было слышно из-под вакуума. Она узнавала этот томный баритон.

— Да, спасибо Вам большое, — выдохнула она. Горло першило, но девушка проигнорировала это и продолжила. — Обычно у меня получается их контролировать, но сегодняшние потрясения были слишком уж большими, — чуть помедлила и, склонив голову, добавила. — Простите, за доставленные неудобства.

— Тут извиняться не за что, на войне это обычная практика. Я видел таких, как ты, тысячами, — Хатаке присел, даже не обратив внимание на склонившуюся перед ним девушку. Больше всего он ненавидел бездушные извинения. — Я и сам такой.

Образовавшуюся тишину обрывал непрерывный звон ночных цикад. Издалека доносились кваканье лягушек и пронзительные крики ночных птиц. Сакура также села на траву, скрестив руки на коленях.

— Я слышал, что случилось до моего прихода, — наконец заговорил тот, — и знаю как обстояли дела. Не вини себя слишком сильно, Сакура. Появление катапульт не ожидалось никем, кроме разве что дотошного Шикамару, продумывающего всё наперёд. Но даже он не внёс их в свои планы, полагалось, что у врагов не должно быть катапульт. Их строят пока что только в Ритоласе, поэтому схема построения должна быть только у них.

— Вы думаете Король Эй предал нас? — Сакура ошарашенно взглянула на собеседника, взирающего на водную гладь. Он выглядел на удивление вполне расслабленным и спокойным для человека, которого, возможно, предал союзник.

— Не думаю, но проверить его не будет лишним, — девушка вопросительно вскинула бровь в немом вопросе и получила свой долгожданный ответ. — Король Эй слишком собственнически относится к своим творениям и ни за что бы не отдал их стране, которую ненавидит всей душой. Остаётся лишь вариант, что схемы украли, либо же создали что-то новое, объединившись с Вайлемом.

— Понятно...

— Между тем я ещё слышал, как отзываются о тебе выжившие солдаты.

— И как же? — Сакура оскалилась, ожидая знакомую оценку её личности. Она перебирала в своей голове все самые плохие варианты, мысленно соглашаясь с ними. От былой самооценки осталась лишь горсть пепла.

— Многие благодарят тебя за спасённую жизнь, — однако Какаши говорил совсем нежданными словами. — Они считают тебя хорошим генералом, поступившим как надо в самый необходимый момент, готовым пожертвовать собой ради их жизней. Таким они видят настоящего руководителя. Такой они видят тебя, — тот наконец повернулся к ней и ободряюще улыбнулся. — Ты справилась с поставленной задачей, Сакура Харуно. Благодаря тебе выжили хотя бы тысяча солдат. Хотя бы тысяча из них вернутся к себе домой и всё благодаря тебе.

Услышав эти слова, ей хотелось кричать, ругаться, но вместо этого она просто сидела и смотрела на него, не в силах вымолвить ни звука из-за тугого спазма, поселившегося в горле. На сапфировых глазах навернулись слёзы, и она до крови закусила губу, сдерживая их. Хотелось реветь, как маленькая девочка, в руках матери, чувствуя себя в полной безопасности.

— Можешь плакать, Сакура. Никто не будет тебя в этом обвинять.

Стоило этим словам слететь из его уст, как девушка зашлась надрывным плачем. Она закрыла лицо руками и плакала. Плакала до истощения, до срыва голоса, до последней слезинки. Какаши всё это время сидел рядом и слышал, но ничего не говорил, даже не смотрел в её сторону. Харуно была ему безумно благодарна за это. Бинт возле глаза неприятно намок. Успокоившись, Сакура задала давно терзающий вопрос:

— Хаяте выжил?

Тот помедлил перед ответом:

— К сожалению, его не удалось спасти, — слова короля прозвучали как приговор. Она поджала губы в тонкую линию и ушла в себя. Лейтенант был в числе тех, кого та не успела спасти.

— Всех спасти не удаётся никому. Всегда и везде даётся выбор. На сей раз ты выбрала наилучший ход и нужно с этим просто смириться, — Какаши мимолётно взглянул на неё и, поднявшись с места, пошёл в сторону базы. Он отсутствовал непозволительно долго. Напоследок добавил. — Спасибо, что выжила, Сакура.

— Но ведь это Вы спасли меня от неминуемой гибели! — крикнула она вслед, однако, Какаши уже не слышал.

Обратный путь в Амантес был сумбурным. Сакура находилась в некоем трансе и не чувствовала связи с реальностью. На заданные вопросы отвечала на автомате, не вкладывая в них какой-либо смысл, иногда приходилось переспрашивать, чтобы понять смысл сказанного.

Самого важного заложника они поместили в клетку, которую тащили несколько лошадей. Его охраняли со всех сторон чуть поодаль от клетки, дабы избежать нежеланных последствий.

Наследник короля Вайлема был странным, казалось, он чем-то болен. Гаара мог казаться спокойным, а в следующий миг перерезать какому-то неосторожному солдату, подошедшему слишком близко, горло. Собаку но упивался своей кровожадностью. Он получал неимоверное удовлетворение, видя чужую кровь на своих руках, ощущая её на коже лица, чувствуя металлический вкус на языке.

Девушке пугала сама мысль, что этот парень когда-нибудь мог бы унаследовать трон целого королевства.

Королевство Вайлем славилось своими пустынными землями, жаркими днями и морозными ночами. У них не было много ресурсов для проживания целого народа, однако, кровожадный король не стремился обзавестись союзниками. Он предпочитал завоёвывать чужие земли, красть женщин, грабить простых горожан и их повозки, сжигать деревни и убивать. Убивать. Убивать!

И, похоже, его отпрыски унаследовали эту характерную черту отца.

Спустя несколько дней они наконец добрались до дворца и сейчас, находясь в тронном зале, дожидались короля. Тронный зал был воистину внушительных размеров, раз здесь помещались так много солдат. Изумрудный глаз девушки зацепился за длинные чёрные волосы, завязанные, как обычно, в слабый хвост. Итачи был в своей обычной экипировке адмирала и разговаривал с каким-то парнем примерно её возраста. У него были тёмно-каштановые волосы, а на щеках две красные отметины. Он о чём-то бурно верещал, жестикулируя руками. Сакура хотела подойти к ним, как вдруг:

— Его Величество король Амантеса прибыл!

Дверь открылась, и оттуда зашел Какаши Хатаке в королевском облачении бело-красного оттенка: на груди красовались множество наград. Зубья золотой короны, обсыпанные бриллиантами, сверкали, как лезвия алебард. Его королевская мантия ниспадала до пят, на поясе же висел церемониальный меч в тяжёлых ножнах. Волосы были идеально уложены. Хатаке впервые напоминал не воина, а праведного монарха своего королевства. Сердце застучало быстрее от его великолепия. Оглушающий шум в помещении за секунду сменился тишиной. Каждый из них склонил голову, положив руку на грудь, выказывая уважение и приветствие предводителю. Все встали смирно, как только Хатаке встал перед своим троном и приказал поднять головы.

— Думаю, всем уже известно, что несколько дней назад в юго-восточной части королевства разбушевалась бойня, в которой мы не без жертв одержали победу, — услышав заветное слово, солдаты ликовали и стали бурно поздравлять друг друга, однако, взмахом одной руки короля, тишина вновь воцарилась в помещении. — Хоть мы и выиграли, это со скрипом можно назвать «победой». Наши потери ошеломляющие. Из четырёх тысяч солдат, домой вернулась лишь горстка из них, — Какаши обвёл помещение тяжёлым взглядом, приковывая каждого к своему месту, заставляя чувствовать себя неуютно. Новые жертвы тяжёлым грузом осели на его истерзанную душу. — Однако мы должны быть благодарны хотя бы за возвращение такого количества людей, ведь каждая душа ценна для родины. Ценна для меня как короля и солдата. Имена погибших солдат будут ещё очень долго висеть на стенах дворца, как напоминание об их отваге и чести, а родственникам выдадут денежную компенсацию.

Практически каждый был доволен речью и поступками короля. Какаши Хатаке славился в народе благоразумием и честью, и это стало первой причиной, почему Сакура выбрала именно его для изменения страны и её порядков. Хатаке не был заядлым стариком, не готовым к изменениям. Он всегда обращался к народу и прислушивался к нему, не страшился чего-то нового, неизведанного. Не кичился войнами, а старался найти более лояльный выход из конфликта. Какаши не был идеальным правителем или человеком. Идеальных людей вообще не существует. Но он старался, всегда старался ради своего народа. Из пучин мыслей Сакуру вырвал голос короля:

— За выживших мы должны благодарить их за собственные навыки и усердия, однако, особенно отличились лейтенант Ибики Морино с его отважным отрядом и Сакура Харуно, новоиспечённый генерал, — своей речью Хатаке притянул взор окружающих в её сторону. Сакуре хотелось поёжиться от многозначительных взглядов, но она стойко держалась и не отводила взгляд от короля. — Подойди сюда.

Её тело покалывало от волнения, а дыхание спёрлось. Девушка не понимала, что от неё хотят и заслуживает ли она всего этого. Дойдя до Какаши, она склоняется к его ногам и ждёт. Сердце стучало как у перепуганной белки, пытаясь выскочить из горла. Боковым зрением она замечает, как тот вынимает свой меч из ножен, а затем прикладывает к её плечу.

— С этого дня я официально нарекаю тебя Генералом 4-ого отряда войска короля Амантес, — он перекрещивает меч с одного плеча на другое, а затем прикладывает его на голову девушки. — Клянись служить мне верой и отвагой до самой смерти!

— Клянусь! — гордо отвечает та и, получив приказ встать, смотрит в его чёрные омуты. Не понимает какие чувства ею овладевают. Не слышит задний гул. Просто смотрит на него, держа руку на своей груди.

После назначения звания и получения наград, толпа начинала постепенно рассасываться. Сакуре очень хотелось поговорить с королём наедине, но это не являлось возможным на данный момент. Он постоянно был окружён своими подданными и вовлечён в политические распри. Да и к самой Сакуре проявляли повышенное внимание и интерес. Всем хотелось узнать про таинственную девушку, которая завоевала доверие самого короля и вернулась живой из кровавой бойни.

— Сакура-сан, я так рад, что ты благополучно вернулась домой! — Одни из первых, кто подошли к ней, были Ли и Гай. Они кричали почти что на весь зал о том, как рады её видеть.

— Вот она сила юности! Я знал, что ты справишься с этим сложным заданием! — их глаза блистали так, будто из войны вернулся их член семьи, а не девушка, которую встретили всего неделю назад. От радости Ли потряхивал её руки и постоянно лез обниматься. Такого рода близость для девушки была странной и некомфортной, но она не смела отталкивать или обижать такого славного парня, как Ли. Ситуацию спас приблизившийся адмирал:

— Ли, перестань лезть ко всем подряд. Не каждый из нас тактилен так, как ты, — Сакура молча поблагодарила брюнета стоило парню отлипнуть от неё. — Сакура, как твой глаз?

— Идёт на восстановление, переживать не стоит. Останется лишь шрам.

— Шрамы украшают только мужчин, — откуда-то сзади послышался холодный тон Неджи, который всё это время неприязненно глядел на неё. — Такими темпами путь к замужеству тебе заказан. Раньше была хоть какая-то надежда, что ты опомнишься и уйдёшь. А сейчас даже если уйдёшь, глядя на твои шрамы, станет противно любому мужчине.

Неджи говорил всё это без толики иронии или сарказма. Он абсолютно был уверен, что полностью прав. Он уважает всем сердцем и душой короля, однако, никак не может принять женщину в их ряды. У каждого из них есть свои привилегии и полномочия. Мужчина должен зарабатывать для семьи, а жена — хранить очаг и воспитывать детей. Она не должна воевать бок о бок вместе с ним. Это выходит за рамки нормы и звучит аморально. Видя косые взгляды других отрядов, понимал, что он не единственный с таким мышлением.

Сакура лишь хмыкнула в ответ и взмахом руки остановила Ли, готового заступиться за неё в любую секунду:

— А ведь глядя на тебя, твою фарфоровую кожу и длинные волосы, и не скажешь, что ты мужчина.

Кто-то сзади прыснул от смеха, и шёпот стал распространяться в стенах тронного зала. Итачи кашлянул в кулак и начал смотреть куда-то вдаль. Сакура ещё при первой встрече заметила, как у него вздуваются вены возле глаз, когда тот в ярости, и сейчас наблюдала аналогичную картину. Хьюга определённо был в бешенстве.

— Да как ты смеешь...

Речь генерала была прервана чужим, не принимающим возражения, голосом:

— Достаточно, Неджи, — это был Какаши. Он уже давно не спускал глаз с розоволосой девушки и видел, как образовался данный спор. — Открыто говоря такие вещи, ты пытаешься выступить против меня и моего приказа? Я правильно понимаю?

— Никак нет, мой король, — Неджи быстро встал на одно колено, положив руку на грудь. Он говорил спокойно, без доли паники. — Просто видеть женщину в этом зале рядом с другими мужчинами для меня дико и непозволительно.

— А я разве спрашивал твоего мнения?

— Никак нет, мой король.

— Тогда слушайте внимательно! Я говорю это в первый и последний раз, — его голос звучал твердо. Такому приказному, диктаторскому тону неосознанно хотелось повиноваться. Сакура не могла найти слов, дабы описать своё восхищение этим человеком. — С сегодняшнего дня Сакура является членом нашей семьи. Она такой же солдат, как и вы, также будет выполнять миссии и подвергать свою жизнь опасности, тоже будет просыпаться рано утром, чтобы тренироваться вместе со всеми. Больше не будет полового разделения. Примите её отныне и впредь, если ваши моральные устои, конечно же, не дороже вашей жизни.

Получив удовлетворительный ответ, тот поспешил покинуть тронный зал, ведь его ещё ждали неотложные дела, а Сакура так и не успела поговорить с ним без лишних ушей.

Уже несколько дней подряд Какаши не мог отлипнуть от своего письменного стола. Ведь нужно было разгребать итоги той битвы: новые указы, распоряжения, последствия, пропавшие без вести. Всё это лежало на его плечах тяжёлым грузом ответственности. Иногда так и хотелось послушать этих мерзких советников: обзавестись детьми и оставить власть на них. Либо же поступить ещё эгоистичнее и закончить как отец. Оба варианта подходили безответственным людям. И, к его великому сожалению, он таковым не являлся.

Иногда хотелось всё бросить и пойти в полигон тренироваться целыми днями. Чувствовать бушующий адреналин в крови и стекающий пот на теле. Размять мышцы и даже посоревноваться с приставучим Гаем. Вот настолько он отчаялся и устал.

Иногда, совсем чуть-чуть, хотелось пойти к Сакуре. Он сам не знал почему, но так чертовски хотелось увидеть эти зелёные глаза, которые так восхищённо смотрели на него в тот день. А он хотел выть от этого, кричать о том, что объектом для восхищения она выбрала совсем не того человека. Хотелось потрогать её волосы и разгладить морщинку меж бровей. Хотелось просто рассказать о том, насколько он устал. Но всё это звучало так абсурдно, что он практически сразу отметал эти мысли. Их хаотичный поток прервал стук в дверь. Получив приказ войти, помощник сообщил о гостье, которая просила у него об аудиенции уже два дня. Взвесив все за и против, Какаши решил принять её, дабы занять свои мысли чем-то другим помимо бумаг и розоволосой девчушки.

Следом зашла девушка с длинными волосами фиолетового оттенка. Тени под глазами и осунувшееся лицо говорили о плохом питании и сне.

— Здравствуйте, Его Величество король Амантеса, — поклонилась та и представилась, — я Югао Гетто, жена лейтенанта Хаяте Гетто. Я премного благодарна за полученные средства, однако, я пришла, дабы взять хоть что-то от почившего мужа. Я... — натренированная речь дала трещину, Югао начала тяжело дышать, едва сдерживая всхлипы горечи, глаза наполнялись слезами. Какаши в своей жизни больше всего ненавидел именно такие моменты. — Я его даже не похоронила, пожалуйста, верните хотя бы его мечи! Я прошу вас!

Она упала на колени и начала без устали молить вернуть ей хоть что-то ранее принадлежащее мужу. Какаши с тяжёлым вздохом встал со своего стула и опустился возле плачущей женщины. Положив руку на её плечо, с трудом вымолвил:

— Мне правда жаль, Югао, но я не смог отыскать ничего, что принадлежало бы Хаято.

— Нет... Прошу Вас, не поступайте так со мной, — женщина скорчилась на полу и начала выть от боли утраты и бессилия. Никак не могла поверить в смерть горячо любимого мужа.

— Мы ведь... — едва шептала та, — мы ведь так хотели обзавестись детьми после этого чертового задания... Он же обещал вернуться ко мне... Обещал...

Рука Какаши обессиленно упала после услышанных слов. Он больше не мог, правда не мог. Силы кончились. Хотелось скорчиться рядом с этой женщиной на полу и выть, кричать, разреветься как дитё малое. Король чувствовал вкус горечи этой женщины во рту, чувствовал во всем теле. Он больше не мог...

Стук в дверь и голос помощника оборвали поток его мыслей:

— Ваше Величество тут...

— Потом, — обессиленно, едва слышно.

— Ваше Величество, но..

— Я сказал потом! — уже закричал тот. Однако дверь всё же открылась. Он был вне себя от ярости. — Что это зна... Сакура?

Гнев сменился замешательством. Последний человек, которого он бы хотел сейчас видеть, стоял прямо перед ним. Он не хотел, чтобы Сакура лицезрела его таким обессиленным, беспомощным, на грани краха.

— Простите за бесцеремонность, — она уселась на полу вместе со всеми и положила руку на спину женщины, призывая её внимание. — Вы ведь Югао, не так ли? У меня для вас письмо от вашего мужа.

Сказала она с горькой улыбкой на губах. Какаши смотрел на неё и не мог описать словами своё восхищение этим человеком. Разглядывал и, казалось, осыпающийся пол вновь обрёл прочный фундамент.

Chapter Text

Flashback

После долгих обсуждений и планирования завтрашнего дня было принято решение разойтись. На улице уже стояла глубокая ночь, а свечи почти догорели. Нужно было пойти спать, чтобы восстановить силы перед боем. Как только девушка собралась задуть последнюю свечу, её окликнули:

— Генерал, можно Вас на секунду? — это был Хаяте Гетто, один из лейтенантов отряда. Впервые за всё время знакомства он выглядел настолько неуверенным.

— Конечно, что-то случилось? — Сакура поставила свечу с дрожащим огоньком на стол и перевела внимание на собеседника. Тот сильно мешкался: тёр шею, переступал с ноги на ногу и не мог издать ни звука. — Лейтенант?

— На самом деле я хотел бы передать вам это, — наконец он достал из кармана скомканную бумагу и протянул её Харуно. Девушка замешкалась перед тем, как взять её в руки. Она почему-то подумала, что это любовное письмо и начала смущаться. Однако стоило Хаяте объяснить содержание написанного, смущение превратилось в жгучий стыд. — Это письмо адресовано моей жене, пожалуйста, передайте его ей.

Стыд сменился на пылающий гнев. Этим поступков он прямо говорил ей, что не вернётся живым из этой битвы.

— Вот сами и передадите, зачем совать мне это! — крикнула та и протянула руку с письмом обратно.

— Генерал, вы ведь сами понимаете, что никто из нас не вернётся живым из этого ада, — протянутая рука так и осталась висеть в воздухе. — Я отдаю его вам потому, что вы генерал и, если вы умрёте, ваш труп обязательно обыщут и вернут на родину. И в таком случае письмо доберётся до своего адресата.

— Ты не должен так думать уже сейчас, — умоляюще взглянула на него Сакура. Её душа болела так сильно, что это ощущалось физически. — Если ты уже настроен на смерть, то как ты вообще...

— Не надо печалиться, — прервал её Хаяте, положив руку на плечо, сжимая в немой поддержке. На его лице промелькнула вымученная улыбка. — Каждому уготована своя судьба и, похоже, моё время настало.

Это были его последние слова, сказанные ей. Хаяте ушёл, а свеча погасла вовек.

End of flashback

— У меня для вас письмо от вашего мужа, — произнесла Сакура дрожащим голосом и протянула бумагу без малейших колебаний. Она наконец нашла Югао, нужного адресата, и теперь Хаяте может со спокойной душой отправиться в мир иной. — Он передал мне его за день до битвы. Надеюсь, ваше сердце хоть немного успокоиться.

Югао со слезами на глазах взяла это скомканное на вид, но драгоценнее любого золота письмо. Её длинные тонкие руки дрожали, напоминая руки Хаяте, передающие ей его. От такого сходства семейной пары хотелось горестно улыбнуться.

Женщина раскрыла письмо и жадно вчитывалась в неровные чернильные буквы. Уже на первой строчке та зашлась надрывным плачем, однако, упрямо продолжала читать, едва различая слова. Иногда на её губах сверкала памятная улыбка, и слёзы скатывались к её ямочкам на щеках.

«Любимая, если ты читаешь это, значит я уже мёртв. Хочу извиниться перед тобой за то, что вообще читаешь эти строки. Я не умею писать посмертные письма, опыта как такого не было, но я надеюсь ты простишь меня за это. И за то, что умер, оставив тебя совсем одну. Я не думаю, что ты пропадёшь без меня, ведь ты всегда была у меня бойкой девочкой. Я не сдержал ни одного данного тебе обещания: не вернулся к тебе, не стал отцом двоих детей, как мы планировали, не увидел нашу будущую принцессу, с такими же фиолетовыми волосами, как у тебя. Не стал отцом храброго воина, похожего на меня. Всё это останется в моих мечтах, однако, я хочу, чтобы ты воплотила их в жизнь. Найди себе достойного мужа, создай с ним семью, которую ты так хотела, которую ты так заслуживаешь. Но все же...считай меня эгоистичным... всё же иногда, совсем чуть-чуть, в те самые редкие дни ты можешь вспоминать обо мне? Просто...

Забудь о последних словах, что были написаны и просто будь счастлива. Я люблю тебя, моя фиалка. Бесконечно влюблён в тебя с первой встречи на том цветочном лугу и до последнего вздоха. Я всегда буду ждать тебя тут, но, пожалуйста, не торопись ко мне и просто живи счастливо».  

Какаши и Сакуре было трудно смотреть на поломанную судьбой женщину. Они делали всё возможное, чтобы поддержать её в эту трудную минуту. Югао крепко сжимала письмо к груди и продолжала рыдать взахлёб. Иногда её слезы капали на письмо, где уже красовались следы от старых, уже засохших слез. Гетто тоже плакал, понимая, что больше не взглянет на неё, не обнимет и не поцелует, не почувствует родной запах и не ощутит себя дома. Больше никогда. Он оплакивал их разлуку. Судьба была слишком жестока по отношению к ним.

Когда Югао Гетто чуть успокоилась, её сопроводили домой. Какаши с Сакурой так и остались сидеть на полу совсем одни. Больше не было слышно громкого и отчаянного плача, шмыганья носом, шёпота, бесконечно повторяющего признания в любви. Всё это осталось позади, закончилось хлопком двери.

В комнате воцарилась оглушающая тишина, изредка нарушаемая скрипом пола, когда кто-то из них шевелился.

— Спасибо тебе, Сакура, — прошептал Какаши. Он выглядел таким ранимым сейчас, словно перед ней сидел не тридцатилетний король целой страны, а обычный подросток. — Она бы ушла отсюда с пустыми руками и сердцем, полным переживаний. Я... — тот тяжело вздохнул и сжал губы в тонкую линию. Слегка встряхнул голову и встал с места, скрывая от неё своё лицо. — Не бери в голову. Теперь можешь идти.

Тонкая нить была вновь оборвана. Сакура встала следом и смотрела на его гордую спину. Она была точно такой же, что и в тот раз. Ей вдруг стало до одури больно покалывать в груди возле сердца. Сакура хотела, чтобы этот гордый и властный внешне, но полностью хрупкий и ранимый изнутри человек доверился ей, чтобы рассказал о наболевшем, поделился душевными переживаниями и просто открылся ей как человек. Она чувствовала эту тонкую, едва видимую нить между ними, но та всякий раз обрывалась, стоило неосторожно пошевелиться. Девушка не знала, нравится ли ей этот мужчина или она просто видит в нём своё спасение. Не понимала любит или просто чувствует такого же истерзанного судьбой человека.

Какаши Хатаке просто был. Был в её сердце с того самого, жаркого июльского дня. И это стало второй причиной, почему она выбрала именно его.

Flashback

Сакуре лишь недавно исполнилось шестнадцать, и теперь её официально можно было считать совершеннолетней. Вспоминая себя ещё в восемь лет, Сакура горестно усмехалась. Та жизнерадостная, полная амбиций и целей девочка и та жизнь из прошлого казалась такой далёкой сейчас. Если бы шестилетняя Сакура, мечтающая оказаться в том таинственном замке на холме, ожидающая с нетерпением своего совершеннолетия, увидела в каком разбитом состоянии она сейчас, наверное, сапфировые глазки наполнились бы слезами. Она бы побежала к тёплой матери в поисках укрытия, пошла бы к родному и надёжному отцу и попросила бы о помощи.

Мама бы погладила по розовым шелковистым волосам, спела бы любимую колыбельную девочки и утешала бы пока та не успокоится. Отец же показал бы новые приёмы с деревянным мечом, который он подарил ей на шестое день рождение, хоть матушка и была всячески против. Он бы наставил её на путь истинный и помогал бы во всех начинаниях.

У нее была действительно очень хорошая семья и прекрасная жизнь. Пока однажды не пришла весть о том, что Его Величество король Сакумото Хатаке покончил с собой, оставив трон своему единственному сыну.

Спустя всего несколько дней после той роковой новости Кизаши Харуно выгнали с поста генерала. Семилетняя Сакура не знала причины, ей ничего не объясняли, а порой просто игнорировали. Родители вечно ругались друг с другом, доказывая свою правоту. Картина идеальной семьи трещала по швам, разбивалась о маленькие осколки. Восьмое день рождение впервые прошел без празднества.

Когда Сакуре исполнилось девять, отец стал выпивать и подолгу не возвращаться домой. Ещё в далёком прошлом на одном из своих заданий Кизаши потерял часть ноги, и долгое время приспосабливался к деревянному протезу. Стук этого протеза о старинный паркет дома никогда не нагонял тревогу у девочки, наоборот, она радовалась, как только слышала его: это означало, что папочка вернулся с работы.

Всё это было до истечения девяти лет. Тогда впервые во время очередной ссоры отец ударил маму. И это стало началом конца. Может это «начало» наступило гораздо раньше, однако, маленькой девочке всё казалось временным. Она думала, что папочка вернётся на работу, а мамочка перестанет плакать каждый день. Сакура верила в солнечное будущее и хороший конец, ведь в сказках, которые читала мама, всегда всё хорошо заканчивалось.

Однако повзрослела она вовсе не в шестнадцать, как она мечтала, а в двенадцать, когда перед её глазами изнасиловали и зверски убили собственную мать.

Это было отвратительно. Её выворачивало наизнанку от вида того, как несколько мужчин насиловали бедную мать, чьи слезы не переставали литься из глаз, тошнило от гнилого смеха этих ублюдков. Они не разрешали девочке закрывать глаза или уши, приказывали смотреть до последнего, иначе угрожали убить маму. А она смотрела на эту сцену и блевала, слышала звуки вульгарных стонов, хлюпанья и прикосновения тел друг к другу и блевала. Видела, как засовывали это в мамин рот и задыхалась вместе с ней. Она молилась, чтобы её любимый папочка ворвался сюда и наказал их, как отважный герой. Но папочка всё не приходил. А мамочка постепенно переставала сопротивляться. В стеклянных глазах девочки к концу больше не осталось ничего живого. Сакура не слышала, что говорила ей любимая и такая нежная мама, больше не видела её очертания лица. Всё пропало. Детская психика не выдержала. Ей казалось, что она просто сошла с ума.

Когда они бросили маму, Сакура наивно понадеялась, что это долгожданный конец. И это он и был. В этот день, 25-ого октября 874 года, Мебуки Харуно была убита ножом в сердце прямо на глазах у дочери. Зарезана, как скот на убой.

— Скажешь своему папаше, что теперь он выплатил один из своих долгов. В следующий раз мы придём за тобой, — посмеиваясь, они ушли прочь.

Следом за матерью умерла и Харуно Сакура. Ничего не осталось от неё. Она смотрела на мать, обильно истекающую кровью, и не могла плакать. Горло сдавило жгутом, хотелось плакать навзрыд, но что-то не давало расплакаться, и от этого ещё больше давило и болело в груди. Что-то сломалось внутри неё. Было просто... пусто.

Рука матери, всегда такая тёплая и надёжная, сейчас была холодной и слабой. От неё веяло мерзлотой, а удушающий запах крови не давал прочувствовать её собственный запах, что ощущался с самого младенчества. Больше не было тихой гавани, куда бы Сакура могла поддаться в трудные минуты. Больше не было чёрного и белого, не было хорошего конца. Была только жизнь. Тоскливая. Гнетущая. Бесполезная жизнь.

Сакура не считала сколько просидела в кромешной тьме, держа холодную руку Мебуки в своих маленьких ручонках, и не знала сколько бы ещё просидела, если бы входная дверь не открылась. Там она увидела Кизаши Мебуки. Такого ненавистного отца.

— Тебе передали, что ты выплатил один из долгов, папа.

Тот молчал, а Сакура и не хотела его слушать. Она не смотрела на него, не видела бесшумные слёзы и искажённое болью лицо. В её жизни больше не было места для дорогого папочки, когда-то подарившего деревянный меч. В сердце была лишь кромешная темень, такая же как и в этой комнате. Там был труп матери, идентичный этой.

Годы шли, однако, после похорон матери, будто всё застряло на мёртвой точке. От Кизаши она ушла. Жила у соседей, выполняя бытовые обязанности, чтобы быть полезной. Они приняли её из жалости, но со временем жалость пропадала, и Сакуре постоянно намекали, чтобы вернулась в отчий дом.

С ним она не разговаривала, но слышала многое: как хорошее, так и плохое. Однако ей было всё равно, даже на то, что он выплатил весь свой долг. И вот однажды, когда ей было пятнадцать, он сам пришёл к ней поговорить.

— Доченька...

— Не называй меня так. У тебя нет дочери, — рыкнула гневно та. Её ненависть к нему была такой сильной, что буквально душила ее изнутри, не давала спать по ночам. Он раздражал её одним своим существованием. — Она умерла в двенадцать вместе со своей матерью из-за твоих долгов.

— Доченька, не поступай так со мной, я просто... просто свернул не туда, связался не с теми людьми! Я исправлюсь, обещаю! Дай мне только один шанс!

— А мне что с того! — сердито крикнула девушка. — Мне что с этого! Ты должен был расхлёбывать свои проблемы сам! А не втягивать в это болото нас с мамой!

Говорила бы так Сакура, если бы знала, что это их последняя встреча?

— Я УМОЛЯЮ ТЕБЯ, САКУРА, — тот встал на колени, — дай мне шанс исправиться, — уже тише продолжил он. — Я вновь стану хорошим отцом, буду твоим любимым папочкой. Прошу...

Сакуру передёрнуло. Она скривилась в отвращении, видя такого отца.

— Да ты и сейчас пьян, а каком искуплении идёт речь?!

Стала бы она говорить такие жестокие слова, зная, что на следующий день получит известия об его кончине?

— Да даже если ты сдохнешь прямо здесь и сейчас, я и бровью не поведу. —Следующие слова Сакура выплюнула так, как будто они были отравой. — Я ненавижу тебя, даже сильнее, чем тех мужиков.

Произнесла бы всё это снова во второй раз, видя, как после сказанного, Кизаши тихо встаёт и с горбатой спиной удаляется, как вскоре оказывается, навсегда?

Определено, она бы повторила это ещё тысячу раз.

Сакура не похоронила отца. Она не вдавалась в подробности, что стало с его телом. Просто оставила всё как есть и продолжала бесцельно существовать. Она жила лишь мыслью, что те ублюдки где-то счастливо проживают свою жизнь. Харуно хотела отомстить, но не знала как.

Таким образом прошёл ещё один похожий на другие, бесполезный год, когда она едва могла сводить концы с концами. Проживала в какой-то дыре и платила за это бешеные деньги, зарабатывая тут и там. Всё было однообразно пока в один из таких дней не увидела, что дворец принимает новобранцев для изучения боевых искусств. Тот самый таинственный дворец из её детства. Её глаза впервые за четыре года засверкали, и она решила ни за что не упускать свой шанс.

Однако уже на отборочном этапе у неё возникло множество проблем. Первое — её женский пол. К отбору допускались исключительно мужчины. Второе — удостоверение личности (простая бумага с информацией о семье и местожительстве человека). Вторая проблема была легко решаемой. У неё был знакомый, который тайно делал липовые удостоверения и по старой дружбе сделал ей одолжение. Получив новый документ за полцены, Сакура держала в руках бумагу с её новой личностью. Теперь её звали Хару. Она была сиротой из северной части Амантеса.

Первая и самая важная проблема вскоре тоже была решена. Узнав у женщин, что существуют специальные травы и ингредиенты к ним, Сакура начала делать краску для волос чёрного цвета и подстриглась, чтобы больше быть похожей на мальчишку. Из-за вечного стресса, недоедания и погоней за монетами у девушки не было чётко выраженной женской фигуры. Используя бинты, она полностью скрыла выпуклость груди. В завершении, надев мужскую одежду, украденную из сушилки незнакомой семьи, Сакура наконец отправилась на отбор, где и встретила его.

Двадцативосьмилетний Какаши Хатаке, король Амантеса, возвышался над всеми присутствующими. Сакуре ранее не доводилось увидеть самого важного человека в королевстве, однако, она с уверенностью могла заявить, что именно этот человек является монархом страны. Тот стоял скучающе, со скрещенными на груди руками, и оценивал прибившись простолюдинов. Король был одет в свой боевой костюм, а на бедре покоился его верный меч. Скрытое наполовину под маской лицо обрамлял длинный вертикальный шрам. Сакура жадно разглядывала его величество пока тот, наверняка почувствовав это, не повернулся в её сторону. Их взгляды встретились всего на секунду до того, как девушка молниеносно отвернулась от него. Теперь же настал её черёд чувствовать на себе колючий взгляд.

Пришедших простолюдинов разделили на группы: желающие продолжить обучение на мечах, оставались в этом тренировочном плаце, а те, кто хотел драться без холодного оружия, уходили в другую сторону. Оставшихся тоже разделили на две группы. В первой группе были те, кто знал основы, а во второй — ничего не смыслящие в сражениях люди.

Сакура попала в первую группу, так как Кизаши учил её основам. Она не испытывала волнение по поводу того, что люди короля или он сам обнаружат её обман. Ведь никому и в голову не придет, что девушка захочет сражаться настолько сильно, что перевоплотится в парня. Однако она, как заевший моторчик механизма, постоянно повторяла себе держаться от короля подальше. Сакура была уверена, что если её и раскроют, то это обязательно будет он: уж слишком у него проницательный взгляд.

Харуно повторяла это в мыслях и двигалась, повторяла и тренировалась, повторяла и сражалась с кем-то из парней. И девушка понятие не имеет, как так вышло, что теперь она стоит прямо перед ним. Из-за разницы в росте ей приходилось поднимать голову, однако, разница в статусе не дозволяла так открыто взирать на него, поэтому она стояла, глубоко опустив её.

— Можешь поднять голову, поклоны ни к чему, — небрежно сказал тот, и Сакура подчинилась. Какаши насмешило то, как мальчик резко поднял голову, распахнул невероятно зелёные глаза и, смотря прямо на него, втянул воздух ноздрями. Он едва слышно хмыкнул. — Покажи мне своё удостоверение личности, пацан.

Тот растерянно ойкнул и стал копошиться в своих карманах. Достал оттуда бумагу и боязливо протянул её. Мелкую дрожь в руках было трудно заметить, но глаза короля были уж очень внимательны ко всему подряд. Этот паренёк заинтересовал его ещё с того момента, как бесстыдно разглядывал его, пока другие и шевелиться боялись. К тому же сражаться он умел, хоть и учиться придётся ещё очень долго и много.

— Хару, значит? — парень уверенно кивнул, и Хатаке продолжил. — Из какого ты приюта?

— Этот приют не имел названия, — впервые заговорил тот. В голосе ещё присутствовали девчачьи нотки, но тот решил, что малец просто слишком юн, вот голос и не сформировался полностью. — Так тебе уже 16, выглядишь младше своего возраста, — король переодически переводил взгляд с бумаги на парня. Хмуро добавил. — Ты слишком тощий и маленький, хоть и проворный.

— В приюте плохо кормили, — пискнул тот. Какаши чувствовал явный обман, но решил продолжить играть по его правилам.

— Где научился сражаться?

— Научили в приюте, — на этот раз вышло правдоподобнее. Хатаке не чувствовал от него опасности, да и что может сделать такой тощий малец. Поди, его скоро ветер сдует или упадёт от истощения.

— Тебе бы набрать вес, а так неплохо сражаешься.

— Благодарен вам, Ваше Величество, — поклонился вновь. Присутствие манер тоже было странным для сироты. — Манерам тоже научили в приюте?

— Да, Ваше Величество.

Король уже не смог удержать улыбку. Благо половина лица была скрыта под маской, и это осталось незамеченным.

— Идём за мной, Хару. Я покажу тебе человека, с которым ты продолжишь обучение.

 — Это великая честь для меня.

И девушка последовала за королём. Сакура была горда собой. Она отлично справилась со своей ролью, ведь Какаши ничего не заметил. Расслабленной и уверенной походкой монарх приблизился к двум парням, которые на вид были старше её самой всего на несколько лет. А может и вовсе были ровесниками. Их внешность кардинально отличалась друг от друга, да и один из них светился, как солнышко, а другой был угрюмый, словно ночное небо без звёзд. Противоположности притягиваются, да?

— Наруто, Саске, — позвал их король, и блондин тут же замолк. Они опустили головы. — Поднимите головы. Я тут привёл одного из новобранцев. Возьмитесь обучать его, это просьба, — Хатаке повернулся к ней слишком внезапно, потому она вздрогнула. — Представься.

— Меня зовут Хару, — она поклонилась, испугавшись пронзающего взора брюнета. Сакуре этот человек показался очень дотошным. — Просто Хару.

— Хару, — позвал её король, и та вопросительно взглянула на него. — Я привёл тебя к ним потому, что они твои ровесники и думаю, вы найдёте общий язык. Это, — он указал на радостного блондина, — Узумаки Наруто, а угрюмый брюнет рядом с ним Саске Учиха. Они мои лейтенанты и очень сильные воины. Ты многому у них научишься, — король ободряюще похлопал Хару по плечу и, пожелав удачи, направился прочь.

— Ваше Величество! — Харуно позвала его раньше, чем смогла подумать. Тот удивлённо повернулся, и Сакура занервничала. Она не знала, что говорить и не знала, зачем вообще его позвала! По старой привычке она захотела схватиться за длинные волосы, но их там не оказалось. Девушка всегда хваталась за них, когда нервничала и совершенно забыла, что теперь она не Сакура Харуно с длинными розовыми волосами, а Хару — худощавый черноволосый паренёк из приюта. Данный жест не остался незамеченным. — Я...я... Эм... Мы ещё увидимся?

Она хотела ударить себя по лицу и провалиться сквозь землю со стыда. Король явно был удивлён подобной дерзостью и не только он, Сакура была в этом уверена. Брюнет сверлил её спину своими омутами всё интенсивнее. Она очень сильно хотела встряхнуть от себя эту надоедливую дрожь, что появилась от его взгляда.  

— Кто знает... Всё возможно.

Улыбнувшись одними лишь глазами, Хатаке Какаши покинул их окончательно.

— Ты не можешь так беспечно обращаться к королю, — послышался строгий голос позади. Сакура и так знала это, но слышать неприязненный укор  в первую минуту общения было неприятно. — Знай своё место.

— Простите за доставленное беспокойство. Впредь буду осторожен, — Харуно уже потеряла счёт того, сколько раз она покорно кланялась в последние несколько часов.

— Саске, не будь таким засранцем, — протянул блондин и лучезарно улыбнулся Харуно. Узумаки подошёл к ней и, демонстративно обняв её за плечи, показал на чью сторону встал. Девушке стало тошно от его рук, но та стоически выдержала отвращение от чужих прикосновений. — Ты слишком остро на всё реагируешь!

— Ты вообще заткнись, придурок, — злобно рыкнул брюнет в ответ, с презрением гладя на них. — Ты до сих пор обращаешься к королю, называя его сенсеем.

— А что не так?! — искренне недоумевал Наруто. — Хару, скажи, в чём я не прав?!

— Простите? — Сакура негодовала. Она ни черта не понимала, а тошнота подступала к горлу всё сильнее.

— Какаши-сенсей обучал нас с Саске со времён, когда он был ещё наследным принцем, — стал разъяснять ситуацию блондин, абсолютно не обращая внимания на плохой, почти зелёный цвет лица Сакуры. — Ну а я, хоть он больше и не обучает нас, до сих пор считаю его сенсеем, вот и зову так. А дурак-Саске говорит перестать так делать. Хотя сенсей не против!

— Идиот, отпусти парня! Не видишь, ему уже плохо стало, — в отличие от недальновидного Наруто, Саске замечал практически всё, и зелёный оттенок лица Хару также не скрылся от его глаз.

— Ой, прости-прости! Наверное, не рассчитал силы, — голубые глаза вперились в неё, ища там прощение. Наруто наконец заметил, как плохо выглядел парень. Сакура зашлась сухим кашлем. — Эй, что с тобой?

Саске тоже стал внимательно вглядываться в её лицо, ища там ответы. А Сакура не знала, что им сказать, какие ответы им дать. Как объяснить воинам, узревшим столько смертей и омерзительных сцен с поля боя, что она морально разрушилась только от одного инцидента из прошлого. Ей стало неимоверно стыдно, что они, будучи её ровесниками, добились столько всего, шли непоколебимо до самого конца, а она просто сдалась, даже не начав.

— Я...эм...я не переношу чужие прикосновения, — Харуно решила не таить от них эту постыдную слабость. Впервые ей захотелось хоть кому-то открыться. Пусть её засмеют, она должна выговориться. Она боялась, медленно разговаривала и часто заикалась, но упорно заставляла себя говорить. А лейтенанты терпеливо слышали и молчали. — В детстве я...ну... увидела сцену, где... — Сакура чувствовала, что понемногу начинает задыхаться, — которую не должен был видеть ребёнок, с-с тех п-пор я н-не могу... как-то...

— Достаточно, — жёстко перебил её Учиха. Он выглядел недовольным: хмурил брови и едва заметно скривил губы. А девушка вновь ощутила в лёгких достаточное количество кислорода.

— Хару, ты прекрасно справился, — добродушно улыбнулся ей Наруто, и у неё где-то болезненно кольнуло в груди. — Ты молодец.

Сакура опустила голову, изо всех сил пытаясь сдержать подступающий к горлу комок слез. Она не плакала даже в день похорон её родной матери, а тут готова была разреветься в пух и прах. Неужели ей настолько было одиноко все эти годы?

— Разве? — Сакура печально улыбнулась и скользнула взглядом по лицу блондина, истерзанного многочисленными шрамами на щеках. Ей страшно было представить, какую боль он испытывал, когда его резали, словно барана, а он стоит тут и с такими добродушными глазами смотрит на неё. — Перед вами, рыцарями, стоит ровесник и не может выговорить два слова, а ты мне говоришь, что я молодец?

— У каждого из нас есть свои тайны и скелеты в шкафу, — он вновь по-тёплому улыбнулся, и у неё вновь защемило сердце. — Не каждый осмелится выдать свои самые грязные тайны, и этим ты показал, какой ты на самом деле сильный человек.

— Его величество всегда утверждал, что нельзя обесценивать чужие проблемы, — издал голос брюнет. Сакура удивлённо распахнула глаза, не ожидая от него слов поддержки. — Для него нет ничего важнее дружеских уз, поэтому он каждый день говорил, как это важно поддерживать друг друга.

— Ого, Саске! Я и не знал, что ты такое умеешь! — Похоже, не одна Сакура была удивлена.

— Заткнись, идиот! — гневно зашипел тот. — Я просто процитировал слова короля. Для меня всё это чушь собачья.

Сакура слабо улыбнулась, услышав звонкий хохот блондина. Посмеиваясь, Наруто хлопал по плечу Саске, а тот лишь скривился, но не отдёргивал его руку.

Сакура была уверена, что Саске дорожил им даже больше, чем сам предполагал.

— Ну что, пойдём тренироваться?

— Ага!

И так один день сменялся другим, солнце и тепло сменялись холодом и косым дождём, а затем и вовсе сыпучим снегом. Сакура каждый день изнуряла себя тренировками, готовилась к возмездию, хранила гнев глубоко в сердце и черпала из него силы. Саске и Наруто были очень хорошими учителями и друзьями. С течением времени она с ними нашла общий язык, но всегда держала дистанцию. Хару не мог позволить себе расслабиться и не должен был.

Спустя год Сакура закончила обучение во дворце и многое узнала за этот недолгий срок. Она с уверенностью могла сказать, что Какаши Хатаке был великолепным королем потому, что здесь её окружали хорошие люди. А каков народ, таков и их предводитель. Подобно тому, как ребёнок повторяет за родителем.

Харуно с каждым новым днём понимала, что ей здесь абсолютно не место. Не место для девочки, чьей единственной мечтой всегда была месть. Не место для девочки, что возжелала отцу умереть. Не место для того, кто так и не поборол свои страхи. В день отбытия из дворца она, наконец, вновь повстречала Какаши Хатаке. Он ничуть не изменился за этот год:

— Не будешь служить мне? — это было первое, что прозвучало из его уст. Оказывается, Сакура скучала по этому томному голосу. — Вот так просто уйдёшь?

— Простите меня, Ваше Величество, но мне нет места во дворце, — почтительно поклонилась та. Какаши больше не слышал девичьи нотки в голосе. Он следил за ним на протяжении всего этого года, узнавал о достижениях и невзгодах, очень хотел и надеялся, что такой человек выберет служить именно ему. Хару сильно изменился за прошедший год. Неизменным осталось лишь одно:

— Ты всё же выбираешь путь отмщения?

Те самые невероятно зелёные глаза ошарашено взирали на него, как при первой встрече. На сей раз Какаши хмыкнул так, чтобы его услышали.

— О чём вы...

— Я знаю это выражение лица, Хару из безызвестного приюта, — Какаши стоял в привычной расслабленной позе, держа руки в карманах. — И знаю, каким будет твой конец.

— Ничего Вы не знаете! — яростно крикнула девушка. Какаши ожидал, что тот вспыхнет, как спичка, стоит слегка задеть его. — Не знаете, какого это потерять всё в один миг, просто по щелчку пальцев!

— Я знаю, уж поверь мне, — в отличие от Сакуры, Хатаке говорил обманчиво спокойно, не переходя на тон выше. — На своём веку я видел много таких, как ты, и все заканчивали одинаково. И я тоже потерял многое, но самовольно отказался от мести.

— Вы просто оказались сильнее меня, — устало проговорила та. — Я больше ничего не хочу, правда. У меня нет народа, который хотелось бы защитить. Нет семьи, которая ждала бы меня. Моя тихая гавань была разрушена волнами неизвестного для меня океана. Я хочу увидеть этот океан, что разрушил мой дом. Ничего более.

Сакура знала, что непозволительно вот так просто, без дозволения обернуться и уйти, но ничего не могла с собой поделать.

— Ворота дворца всегда будут открыты для тебя пока я жив, Хару, — услышала она из-за спины и заметно вздрогнула, однако, так и не обернулась.

Сакура шла и не осознавала, что возможно у неё появился новый уголок, где она будет чувствовать себя счастливой. В душе было непозволительно тепло, словно Хатаке неосознанно закрыл брешь, где поселился невыносимый сквозняк.

— Какая неслыханная дерзость проигнорировать меня, — насмешливо пробормотал король себе под нос и развернулся. Он был уверен, Хару к нему вернётся.

Это станет ещё одной причиной, почему Сакура выберет именно Какаши Хатаке для изменения судьбы. Человека? Нет...

End of flashback

В один из очередных дней, проведённых в тренировочном плаце, к Сакуре подошёл Итачи, пригласив её на праздничный ужин в честь приобретённого звания.

Харуно долго сопротивлялась, аргументируя это тем, что явно будет лишней, да и чувствовала она себя, откровенно говоря, неважно. Однако все её попытки отвертеться были тщетны. Находчивый Учиха находил к каждой отговорке и проблеме нужное решение. Он утверждал, что праздник не может проходить без своего виновника и Сакуре очень важно развить дружеские отношения с другими высшими чинами. Итачи разъяснял ей, что чем больше связей, тем весомее человек в обществе. В конце концов Сакура сдалась.

— А кто там будет ещё ? — идя следом за адмиралом, Сакура задала очередной вопрос. Девушка всё ещё сомневалась в принятом утром решении. Но дать заднюю уже не могла.

— Ли с Гаем смогли собрать почти всех генералов и лейтенантов. Из адмиралов свободным оказался только я.

— А сколько адмиралов еще есть?

— Ещё двое: Асума Сарутоби и Джирайя. Они почти всегда находятся вне королевства, поэтому и на сей раз празднуем без них.

— А Его Высочество тоже будет?

— Возможно король присоединится к нам только к концу, — задумчиво произнёс Учиха и завернул за угол. Сакура впервые находилась в этой части дворца и заинтересованно вглядывалась в каждую щель. Через окна лился лунный свет, а далёкие звезды мерцали, словно волшебные факелы. Отчасти Харуно была рада, что король присоединится к ним, но другая половина тревожилась. В тот злосчастный день они разошлись на неразборчивой ноте. Стоило приблизиться друг к другу на шаг, как они вновь отступали на несколько. Ей бы очень хотелось прочесть его мысли, но, увы, такой способностью она не обладала.

— Вот мы и пришли, — голос Итачи заставил Сакуру вздрогнуть. Она настолько погрузилась в свои мысли, что пропустила момент, когда они прибыли к назначенному месту.

Когда Учиха толкнул дверь, в нос ударил приятный запах свежеприготовленного мяса и крепкого сидра. А за столом сидели и громко болтали немало мужчин. Здесь был даже Неджи Хьюга, кого она ожидала увидеть в последнюю очередь. Похоже вечеринка началась без участия главного героя.

— Парни, мы пришли, — стоило Итачи крикнуть эти слова, всё внимание переметнулось в их сторону. Больше не было слышно громких восклицаний и смеха, чавканья и грохота посуды. Всё разом замолкли и уставились на неё во все очи. Сакура сжала руки в кулаки и нервно сглотнула слюну, молясь, чтобы этот звук не долетел до их ушей. Она чувствовала себя голой и беззащитной среди извращенцев, диковинным украшением для ювелира, слабым звеном среди аристократов. Она хотела бросить всё и сбежать, как последняя трусиха, позабыв, что она уже давно не беззащитная. Давным-давно пугливый кролик превратился в свирепого хищника.

Громко прочистив горло, она хотела представиться, как вдруг кто-то буквально выпрыгнул изо стола и, примчавшись к ней, схватил её за ладони и начал трясти их в приветственном рукопожатии:

— Мы наконец-то встретились! Я так много слышал о тебе, Сакура-чан, и так хотел встретиться с тобой!

Прибывая в шоковом состоянии, Сакура не сразу поняла, кто это сделал и чего ради. Однако стоило поднять голову и встретиться с лазурными глазами, как Сакура очутилась в давно минувшие дни, когда он был её учителем, а она, Хару — простой сиротой из севера. За прошедшие годы Наруто не сильно изменился: шрамы на щеках стали бледнее, а его кожа покрылась плотным загаром, волосы чуть отросли, а сам он стал гораздо выше и мускульнее. Но улыбка, она осталась прежней. Такой же лучезарной и добродушной.

— Я тоже рада с тобой познакомиться, — сжав ладонь в ответ, искренне улыбнулась та, сдерживая подступившую влагу в изумрудных глазах.

Сакура больше не чувствовала дискомфорт. Она знала, что с этим парнем будет в полной безопасности. Чувствовала, что израненный хищник, наконец, сможет уснуть в надежном укрытии.

Chapter Text

— Я тоже рада с тобой познакомиться, — сжав ладонь в ответ, искренне улыбнулась та, сдерживая подступившую влагу в изумрудных глазах.

В душе поселилось блаженное тепло от понимания, что она сможет подружиться с Наруто без страха обнаружения своей тайны и без желания отмщения. Больше не было секретов, недомолвок и избеганий. Теперь всё было по-настоящему. Она могла представиться тем, кем является на самом деле. Не Хару из сиротского приюта, а Сакурой Харуно — девочкой, что некогда потеряла семью.

— Ой, я ведь так и не представился, — блондин смущённо почесал затылок, оторвавшись от неё. — Меня зовут Наруто Узумаки. Я генерал 3-его отряда.

Хоть Сакуре и не нужно было узнавать про него, она была приятно удивлена повышению дорогого друга. Глазами та начала искать своего второго учителя, но так и не сумела отыскать его - ворчливого брюнета, смотрящего на всех сверху вниз, но ответственно подходящего ко всем поручениям. Итачи её поиски оценил по-другому и, подумав, что Харуно ищет себе место за столом, проводил её к свободному стулу. Девушка оказалась зажата между Наруто и самим Учихой. Однако это место ей вполне устраивало.

Единственным минусом оказалось то, что Неджи Хьюга сидел прямо перед ней. Однако Сакура твёрдо решила для себя, что будет игнорировать его весь оставшийся вечер, дабы не испортить праздничное настроение.

Ненадолго воцарившаяся тишина, подгоняемая любопытством, вновь наполняется шумом и гамом. Парни продолжили бурное обсуждение политики, женщин и простых сплетен. Сакура чувствовала себя не в своей тарелке. Она молча слушала обсуждения, подколы и беззвучно смеялась от шуток сидящего рядом блондина. Постепенно речь солдат становилась неразборчивой, у некоторых щёки алели, а споры становились всё агрессивнее. А Сакура всё молча сидела, не притронувшись к яблочному сидру, однако, уплетала свинину с большим аппетитом.

— Так! - крикнул Гай, вскакивая со своего места, ударив кружкой о стол. Сакура едва заметно вздрогнула, чуть не поперхнувшись. — Я считаю, что пора офе-официально принять Сакуру в наши ряды!

Его язык заплетался, но он упорно продолжал свою речь. Пьяные взгляды мужчин с коварной усмешкой устремились в её сторону, и девушка насторожилась. Наруто радостно вскочил со своего места и подошёл к деревянному шкафчику, вынул оттуда огроменную кружку, поставив прямо перед ней.

— Что это? — изумрудные глаза округлились.

— Это твой билет в наши ряды, — он горделиво протёр пальцем кончик носа. — Наливайте, парни!

После сказанного каждый подходил к её кружке и наливал туда сидр. Сакура ошарашенно глядела то на кружку, то на Итачи, решив, что он единственный здравомыслящий человек здесь. Но Учиха лишь загадочно улыбался и в конце сам вылил в эту кружку свою порцию сидра.

— Такие правила, Сакура. Уж извини, — сказал он и уселся на своё место. Это было самое настоящее предательство. Как она сможет всё это выпить?!

— Пей!

— Пей!

— Пей! — хором кричали подвыпившие мужчины, постукивая кулаками о стол. Стол трясло, и сидр выливался с краёв кружки. Сакура всё ещё сомневалась в правильности всего происходящего.

— Ого! У нас обряд посвящения, я погляжу, — насмешливо произнёс Какаши, опираясь плечом о дверной косяк. Он стоял со скрещёнными ногами и руками на груди.

— Ваше Величество! — хором крикнули мужчины, дождавшись своего правителя.

Блеск в её глазах оповещал о том, что у нее появилась новая надежда на спасение. Девушка пристальным взглядом следила за каждым его движением и надеялась на чудо. Однако все её мечты были жестоко разрушены, как только Какаши взял новую порцию сидра и вылил её в глиняную кружку. Алкоголя уже было так много, что места в кружке не хватало и он обильно лился из краёв.

— Удачи тебе, генерал, — обманчиво добро издевательски улыбнулся Хатаке и отошёл прочь. Проследив за ним, Сакура собралась духом, но никак не могла заставить себя выпить всё это.

— Ну понятно, что не сможет. Она ведь женщина, — откуда-то послышался ненавистный голос Неджи, и это придало сил. Двумя руками обхватив кружку, Сакура поднесла её к губам и залпом всё выпила. Чаша была настолько большой, что алкоголь проливался из краёв губ, оставляя пятна на белой блузке. Выпив до дна, и едва не задохнувшись, она громко поставила кружку, вытерев губы тыльной стороной руки и пристально глядела на замолкнувших парней.

Довольно хныкнув, Сакура подняла голову и откинулась на спинку стула. Ошарашенно хлопая глазами, мужчины застыли на месте и просто глазели на нее. Первым пришёл в себя Его Величество король. Его звонкий хохот тут же выдернул из мыслей и остальных. Один за другим солдаты вскакивали с мест и принимались бурно аплодировать, осыпая её щедрой похвалой. Сакура краем глаза увидела, что Неджи как ошпаренный вылетел наружу, громко хлопнув дверью напоследок.

— Не стоит сильно винить его за такое обращение к тебе, — мягко произнёс Итачи, пытаясь примирить её с чем-то, что ещё оставалось для неё тайной.

— Ага, — поддержал того Наруто, вновь присаживаясь рядом с ней. — Он выходец из слишком старомодного клана, где с самого детства вбивают в голову, что нужно следовать правилам и порядкам клана, — он поднёс кружку к губам и, выпив щедрый глоток, продолжил. — Всю его жизнь распланировали за него, не дав даже малейшего шанса на сопротивление, — горечь в его голосе была столь сильной, что Сакуре казалось, будто она чувствует её привкус во рту. Вся комната была наполнена его разочарованием. Тоску и боль на плечах Неджи тот чувствовал на себе же. — Знаешь, что он сказал мне, когда мы впервые встретились? — Сакура отрицательно покачала головой, и Наруто вымучено приподнял уголок губ. — Что он подобен вольной птице, запертой в клетке. Простой раб судьбы.

— Но ведь... — Сакура попыталась воспрепятствовать. Сказать, что каждый выбирает свой собственный путь. Однако была прервана голосом Итачи.

— Поэтому он тебя ненавидит больше всех, — казалось, он знал, о чем собиралась поведать девушка. — Ведь именно ты идёшь против многовековой системы и не сдаёшься. Он завидует твоей воле.

— Завидует мне? — иронично протянула девушка. Голова стала медленнее соображать из-за выпитого алкоголя, но это не мешало ей понимать скверное положение дел. Раб судьбы завидует заложнику прошлого. Диссонанс получается. С тоской на душе она положила голову на стол и тяжело вздохнула. — Я последний человек, которому стоит завидовать, — она повернула голову в сторону Итачи, так и не подняв её. — Ты не прав, Итачи. Я только и делаю, что сбегаю и сдаюсь. Без помощи короля, тебя и многих других я всего лишь пустое место. Дыра, подобной той, что в моей душе.

Алкоголь, оказывается, не только притупляет мозг, но и развязывает язык. Однако девушка уже не могла остановить поток слов. Они всё лились и лились из её рта, подобно тому, как маленькое отверстие в плотине может привести к большому наводнению. Уголки глаз вновь намокли и сквозь пелену слёз Сакура попыталась взглянуть на молчаливого Учиху. И только сейчас она поняла, кого всё это время напоминали его аристократические черты лица, вороньи волосы и неутолимая харизма. Да и фамилия одинаковая. Действительно глупая и наивная девчонка. Итачи не спешил с ответом. Пустым выражением лица он исследовал её, анализировал. Зрачки будто и вовсе исчезли, напоминая живого мертвеца. Сакура поёжилась от его странного выражения лица и села обратно.

— Ничего такого! Если бы ты была пустым местом, никто бы и не подумал протягивать тебе руку помощи!  

Голос Наруто звучал возмущённо. Алые щеки красовались на загорелом лице, а взгляд был затуманен выпивкой. Сакура слабо усмехнулась краем губ. Наруто действительно не изменился. Война его не сломила, а сделала лишь сильнее.

— А ты не изменился, Наруто, — нежно произнесла Харуно, подобно матери, не видевшей своего сына долгие годы, но жившей с тёплыми воспоминаниями.

— А? — вопросительно взглянул на неё парень. — Ты говоришь так, будто знаешь меня...

Сакура хотела признаться. Кричать, что это она, Хару! Тот самый тощий Хару, который боялся прикосновений и дружеских уз. Тот самый, который так и не остался во дворце, выбрав путь мести. Тот самый, которого ты и твой друг научили сражаться. Тот, чей мрачный путь вы осветили своей теплотой. Она хотела рассказать ему всё это, но Наруто уснул, так и не услышав ничего.

— Придёт время, и я обо всём тебе признаюсь, Наруто.

— Звучит так, будто у тебя ещё осталось много секретов от нас, — прозвучал стальной голос брюнета сбоку. Рука, тянувшаяся погладить волосы Наруто, застыла на полпути. Она изумлённо посмотрела на него, пытаясь вымолвить хоть слово. Больше не замечала этого мёртвого взгляда, пронзающего до мозга костей. Итачи не был пьян. Возможно, он всё время делал вид, что пьёт и веселится с остальными. Вероятно, он всё это время оценивал лишь её, а она, словно открытая книга, не таила ни единую страницу.

— У всех есть скелеты в шкафу, Итачи-сан, — наконец язык зашевелился. — Вам ли не знать об этом?

— Верно, Сакура, — тот довольно хмыкнул, — но скелеты могут быть разного типа, не так ли?

— Конечно, все может быть, — они сверлили друг друга взглядами, пока в комнате продолжалась вечеринка. Уши постепенно привыкали к окружающему шуму, поэтому легко удавалось игнорировать это. Итачи же был сродни хранилища с несколькими ключами на замке. Сколько бы она не пыталась их вскрыть, всё без толку. Её находили раньше, чем она пыталась что-то предпринять. — Парадоксально, но люди, которые делают вид, что у них нет чувств, в итоге любят больше всех.

Сакура под этими словами не подразумевала ничего особенного. Она лишь пыталась прощупать почву. Однако за секунду до того, как Итачи смог вернуть контроль над своим выражением лица, ей удалось застать будоражащую картину. С некоторой дрожью в глазах и удивлённо вскинутыми бровями, Учиха замер. Казалось, в этот миг движение его грудной клетки застыло, словно статуя. Харуно пропустила бы данную реакцию, не следи она за ним в тот миг.

— Не стоит копать под меня, Сакура-чан, — криво ухмыльнулся мужчина, кладя ногу на ногу. — Кроме густой темноты и гнилых трупов ты там ничего не найдёшь. Подобные скелеты стоит хранить под замком и никого не подпускать.

Сакура хотела ещё что-то добавить, но Итачи без колебаний сменил тему, подключив туда и других. Он решил, что самое время познакомить её с другими ребятами.

Она узнала, что за одним столом сидели Шикамару Нара, главный советник короля, его лучший друг и по совместительству лейтенант 5-ого отряда Акимичи Чоджи. Командир поискового отряда Шино Абураме, его заместитель Инузука Киба, тот самый парень, которого она увидела вместе с Итачи в день получения звания. Каждый из них был индивидуален по-своему. У каждого была своя трагичная история и раны, которые не могут зажить сами по себе. Многие были выходцами из аристократичных семей и ненамного старше неё. Самым взрослым из них являлся король, но он так вписывался в эту весёлую и лёгкую атмосферу, что казалось, будто он их ровесник. Какаши мог пить сидр и есть, шутить и веселиться, спорить и отстаивать свою точку зрения со своими солдатами, не брезгуя и не стесняясь их, своих товарищей. Он стоял плечом к плечу со своим народом, не стыдясь этого, не считая себя выше кого-либо. Эта черта в нем всегда восхищала Сакуру.

Хоть мельком и следила за ним, слушала обо всем, о чём он ведал, однако, благополучно избегала его ответного взгляда, чувствуя образовавшуюся неловкость между ними. Алкоголь лишь усиливал это чувство безысходности. Разговор Итачи уходил всё дальше и дальше с каждой выпитой кружкой и длинным тостом.

Оживленный разговор Кибы и проснувшегося Наруто Какаши слушал вполуха, а следом его взгляд вновь, как магнитом, притянуло к заливисто смеющейся недалеко сидящей от него Сакуры. Она, будто чувствуя, что он смотрит на нее, упорно не поднимала глаз, и Хатаке ощущал лёгкий укол разочарования в груди. Ему невыносимо сильно хотелось, чтобы она посмотрела на него. Возможно, причиной избегания встреч с ним являлся их последний разговор, где он просто-напросто прогнал её. Какаши стыдился этого поступка. Он поступил, как неразумный подросток, спрятавшись от разговоров с ней. Устал открывать врата своей души и быть преданным. Уже в который раз. Он мучил себя и поддразнивал вопросами, даже с каким-то наслаждением. Впрочем, все эти вопросы были не новые, не внезапные, а старые и наболевшие.

«Почему? За что? Сколько можно? Почему именно я?»

Они крутились в голове, словно белка в колесе, останавливаясь лишь во время сна и трапезы. Он попросту боялся подпускать к себе Сакуру, дабы та не испугалась его мыслей. Его самого.

Истерзанная душа уж точно не выдержала бы взгляда полного ужаса изумрудных глаз.

С Сакурой непринуждённо болтали и выпивали. Хатаке уже давно заметил туманный взгляд девушки и ярко выраженные красные щёчки. Её язык заплетался, а сама едва держала голову ровно. Ему вдруг ужасно захотелось встать и увести ее отсюда, но он не мог этого сделать. Не имел никакого права.

Однако король поднялся, чтобы предложить ей прекращать на сегодня, но так и замер, услышав очередной вопрос пьяного Наруто, который к утру едва ли что вспомнит.

— Так отк-откуда ты... научилась дз-драться? — заплетающим языком едва проговорил тот. Но больше всего Какаши  ошарашил не сам вопрос, а ответ девушки.

— Так это же я, Нар-руто... Хару. Тот самый Хару из приюта...

— А? Кто? — удивлённо воскликнул Наруто, отнюдь не соображая на пьяную голову. Однако ответа он так и не получил. Сакура стукнулась головой о стол, окончательно вырубившись.

Какаши же совершенно выпал из реальности, перестал слышать возгласы и воспринимать происходящее вокруг, лица друзей и коллег смазались, став туманными и расплывчатыми. Сакура осталась единственной, не потерявшей чёткость своего образа в океане этого растекающегося и размазывающегося по краям мира.

Хатаке едва смог устоять на месте. Нет, пьяным он не был. По крайней мере, от алкоголя. Тот был одурманен потоком воспоминаний и чувств. Всё смешалось воедино. Тот судорожно протёр лоб, разглаживая с возрастом появившиеся морщины, пытаясь вернуть холодный рассудок, разгрести весь этот хлам в голове.

Так вот почему его тянуло к ней с самой первой встречи в его покоях. Причина, по которой он не мог отвести взгляда от её изумрудных очей, по которой они казались смутно знакомыми, заключалась в том, что тот парень, оглушённый местью и желанием увидеть разрушившие его тихую гавань волны, и девушка, которая неустанно желала служить своей родине, были одним и тем же человеком.

Ему вдруг захотелось рассмеяться во весь голос. Громко. Истерически. Безудержно. Всё, что было связано с ней, никак не объяснялось логически. Цепочка разума порвалась, как только она зашла в его жизнь.

Какаши был не прав: не он открывал для неё врата в его душу. Сакура без его ведома давно распахнула их и сидела где-то очень глубоко. Там, где даже он не мог её отыскать.

Оглушённый своими же чувствами, Какаши едва смог пошевелиться в сторону девушки. Попрощавшись с остальными, Хатаке поднял Сакуру, закинув её на спину. Держа ее за бедра, тот понёс девушку в её спальню. Девушка оказалась на удивление легкой, несмотря на усиленные тренировки и натренированные мышцы. Теперь, когда Какаши знал, что Хару и Сакура являются одним и тем же человеком и, скорее всего, Хару это укорочённая версия её фамилии, всё становилось настолько очевидным и нелепым, что вновь захотелось безудержно смеяться.

Стиль боя, взрывной характер и буйный нрав — Сакура оставалась собой, что в шестнадцать, что в свои двадцать два. Пронзительные изумрудные глаза за долгие годы не потеряли своей пылкости и сияния. Единственным выраженным отличием были её розовые локоны, что делали её облик мягче, тогда как с чёрными волосами она напоминала дикую кошку.

Время перевалило за полночь, и замок уже давно погрузился в сон. Тишину лишь нарушало мирное сопение девушки над ухом. Какаши медленным шагом, дабы не разбудить Сакуру, брёл сквозь длинные коридоры, освещаемые факелами. Безмолвие будто поселилось в этих стенах, отсеивая гул и гам столовой. С каждым шагом он будто отдалялся от суматохи замка. Стены словно делились своей умиротворенностью, успокаивая блуждающих между ними. Её комната располагалась в северной части замка, довольно-таки далеко от его покоев.

Одной рукой придерживая девушку, Какаши смог открыть дверь не с первой попытки и, вывалившись в комнату, пошёл в сторону кровати. Бережно уложив девушку на кровать, тот снял с неё обувь и поправил подушку под головой, накрыв её одеялом, сел на край кровати.

— Ты такая красивая... — неосознанно выпалил мужчина, не отдавая отчёт своим словам.

Протянутую руку била мелкая дрожь. Он чувствовал, как горели пальцы на руках, желая прикоснуться к ней, ощутить тепло её тела, мягкость шелковистых волос. Время замедлило свой бег, и он отсчитывал секунды лишь по взбудораженным ударам крови в его ушах. Глядя только на неё, Хатаке наконец не воспротивился своим желаниям и прикоснулся к ней: осторожно, едва ощутимо. Он гладил её по щеке, рассматривая шрам возле глаза, чувствуя фантомную боль от сожаления и вины. Какаши приподнялся и, не обращая ни на кого внимания, потянулся к ней. В этот миг для него не существовало никого и ничего, кроме девушки, чье лицо он видел во снах так много раз. Губы покалывало, будто невидимым током, когда мужчина потянулся к ней. Ее лицо и приоткрытые губы были все ближе, бледные щеки мерцали от лунных бликов, протиснутых сквозь щели окон, губы манили его такой необоримой, почти первобытной нуждой прикоснуться к ним. Хатаке опустил ладонь на ее плечо, касаясь и её нежных локонов. Но в этот же миг что-то мелькнуло в его душе, в сердце, что-то близкое к панике, и, прежде чем он успел коснуться её губ, совершить эту раковую ошибку, король вскочил на ноги, с трудом удержав равновесие. Холод тут же окутал его с ног до головы, но он понимал, что именно так и правильно.

— Каков идиот... — гневно прошептал тот, бья себя кулаком по лбу. Он едва не лишился чести и благоразумия из-за минутного замешательства.

Король развернулся, дабы поскорее уйти прочь отсюда, как его рука была едва схвачена лёгкими прикосновениями тонких холодных пальцев. Мужчина было испугался, что был пойман на постыдном поведении, но Сакура, казалось, всё еще дремала: глаза были закрыты.

— Не уходи... па...па — едва слышно попросила девушка, а из глаза потекла скупая слеза.

Какаши осенило, что Сакура видит очередной кошмар, в котором родной отец уходит, оставляя её совсем одну. Одну в этом бренном мире.

— Не уходи...

Хатаке застыл, не зная, как поступить дальше. Поступить импульсивно и остаться всю ночь, греясь в её объятьях или поступить разумно, как подобает королю, и уйти в свои холодные, пестрящие одиночеством покои. Выбор был очевиден. Ему нужно было уйти, дабы избежать на утро ненужных последствий, недомолвок и неловкости.

Однако пока мозг думал и анализировал, тело задвигалось само. Сбросив с ног свою обувь, Какаши крепче ухватился за холодную руку и залез под одеяло. Сакура тут же льнула к нему, словно мотылёк на огонь, зарывшись носом в его грудь, а Хатаке обнял её, протиснув руки за её спину. Так, ощущая тепло и приятный запах масел после душа, они заснули до утра. И, погружаясь в сон, впервые за долгие годы почувствовали покой и умиротворение.

Едва приоткрыв глаза, не успев разделить реальность на сон и бодрствование, Сакура ощутила дикую головную боль — неприятное последствие вчерашней пьянки. Слюна во рту была тягучей. Терялось ощущение реальности, а глаза жмурились сами по себе. Девушка перевернулась на бок и тут же взвыла от пронзительной боли, которая словно стрела воткнулась и пробила насквозь виски.

Проклиная в первую очередь себя, она поклялась больше никогда не употреблять алкоголь. Харуно абсолютно не помнила, как оказалась в своей спальне и что было после разговора с Итачи. Воспоминания были обрывочны, и попытки воспроизвести целую картину обрывались тупой болью в висках. На том девушка решила забить на всё и помыться от грязи и пота. Ей казалось, что ночью ей было очень тепло и уютно, сравнивая с утренней зябью. Хоть и солнечные лучи достаточно прогревали комнату.

Казалось, что этой ночью ей было не одиноко. Хотелось встряхнуть от себя весь этот бред, но, опасаясь, что голова станет только тяжелее, Сакура лишь глубоко вздохнула и направилась в маленькую ванную комнату. Встав с кровати, она, наконец, заметила на тумбочке стеклянную пробирку и записку. Подозрительно оглядев их, взяла на руки записку и прочла содержимое:

«В этой пробирке лекарство от похмелья. Выпей, и тебе тут же станет легче.

Какаши»

Харуно мгновенно опешила и случайно уронила листочек с надписью. Она с удивлением глазела на пробирку так, словно та способна обрести ноги и сбежать прочь отсюда. Однако причина, по которой она стояла как вкопанная была вовсе не из-за этого, а из-за того, что король оставил ей записку и лекарство. Значит ли это, что он сам их принёс и оставил, а следовательно, увидел её спящую? Или просто-напросто приказал это сделать слугам. Был ещё один, самый ужасный вариант из всех. Именно он отнёс её, пьяную в стельку, в комнату. Но этот вариант был настолько глупым и постыдным, что она отметала его сразу.

Выпив содержимое пробирки, ей мгновенно стало легче, как и писал король. Вскоре, приняв охлаждающий душ, она направилась на полигон, чтобы добыть информацию о вчерашнем вечере.

Тем временем в тронном зале царила напряжённая атмосфера: прибыл Его Величество Эй Четвертый, король Ритоласа, со своими помощниками. Он приехал сюда, как только его оповестили о произошедшем на той битве. Как только он услышал, что там были катапульты его собственного производства, его уже было не остановить. Король Эй был взбешён тем, что разработка его страны попала в чужие руки.

— Да это точно та старуха Мэй, которая вечно талдычит о своём нейтралитете! — кричал тот, расхаживая по всему залу. От злости у него выступали вены на шее и лице. Какаши расслабленно сидел на своем троне со скрещенными ногами, подперев голову кулаком. Голос Эйя резал слух, но он стоически выдерживал его. Казалось, мыслями он был и вовсе не в тронном зале, на важной политической встрече. Какаши находился в той тёплой и уютной комнате, зачарованно смотрел на спящую девушку и боялся трогать. Не хотел будить. Совершенно не хотел портить этот момент, это светлое и домашнее воспоминание, окутанное тёплым пледом. Но ему пришлось. Он осторожно выбрался из постели, оставил на тумбочке лекарство с письмом и трусливо покинул комнату. По мере того как он отдалялся от неё, он чувствовал, как кожу пробирает дрожь, а душа вновь покрывается коркой льда. Всё возвращается на круги своя, как и должно быть.

— Да это точно шпионы её королевства! Прикидывается овечкой, но на самом деле прячет свои клыкастые зубы! Я давно догадывался, ещё с тех времён, когда та карга по имени Цунаде отказала мне в браке! Мне, представляете?!

— Попрошу не втягивать сюда свои любовные интриги, король Эй, — тяжко выдохнул Хатаке, прикрывая на секунду глаза. Он устал. Смертельно.

— Да и баба на троне — всегда к беде, — проигнорировал его слова тот, продолжая свою тираду.

— Попрошу заметить, что к Вашей беде разработки были украдены из-под Вашего носа и использованы против моей страны и моих людей, — произнёс Хатаке, едва скрывая накал эмоций в голосе. Король Амантеса всегда ставил своих людей на первое место. — Вы хоть понимаете, какие убытки нам пришлось понести из-за халатности Вашей страны?

— Вы сейчас обвиняете меня и мою страну, король Амантеса? — недобро сверкнули глаза Эйя, предупреждая о грядущей опасности. Его помощники тут же вытянули мечи из ножен.

— Именно так, — спокойно ответил Хатаке, вытянувшись на троне. Следом схватились за мечи рыцари королевства Амантес, отзеркалив действие рыцарей чужой страны.

— Поосторожней со словами, Хатаке Какаши, иначе ты рискуешь лишиться союзника в моем лице, — предупредил тот.

— Позвольте вмешаться, — склонившись, впервые заговорил Итачи, смиренно стоящий по правую сторону своего короля. Он внимательно наблюдал за сложившейся ситуацией и думал над последующими действиями. Итачи понимал, что для короля его страны нет ничего важнее чести его граждан. И своими словами Король Ритоласа обесчестил погибших воинов, обвинив в этом чужую страну вместо себя. Он также понимал, что никак не может позволить затянувшейся дискуссии превратиться во что-то более масштабное и губительное. — Наш король имеет в виду, что был бы не прочь получить надлежащую компенсацию, как пострадавшая сторона. И к тому же у нас есть свидетель, который сможет прояснить нам ситуацию и раскрыть карты.

— С этого нужно было и начинать, — мгновенно воодушевился мужчина, рукой приказав немедля опустить мечи. Боевой настрой погас так стремительно, словно его и вовсе не было.

Какаши своим рыцарям также приказал отступить, уверяя, что всё наладилось. Хатаке был благодарен Учихе за проявленную инициативу. Будь он здесь один, то поступил бы очень опрометчиво и на горячую голову лишился бы важного и сильного союзника. Хоть у короля Ритоласа очень скверный и своенравный характер, иметь его в роли союзника было очень необходимо для страны. Провизия, войска, новинки инноваций — всё это было частью их договора. Они высылали и помогали друг другу тем, чего не хватало у обоих. Очень полезный и хороший союз мог быть испорчен всего лишь одной встречей и неверными словами, произнесёнными сердцем, а не головой.

— Тогда ведите меня к нему, я хочу взглянуть на этого отброса, — приказным тоном потребовал он, обращаясь к Учихе. Тот в свою очередь взглянул на короля, ища там разрешения. Однако вместо ответа, Какаши встал со своего места со словами:

— С нами может пойти только Его Величество. Пленник находится в засекреченной тюрьме для особо опасных преступников.

— Как это понимать! — начал возникать один из помощников, но был грубо заткнут одним лишь свирепым взглядом короля своей страны.

— Конечно. На Вашем месте я поступил бы также, — хвалено проговорил мужчина и проследовал за Какаши и его адмиралом в потайные темницы.

Несмотря на факелы в руках, стены подземелья отдавали холодом, и чем дальше они спускались, тем ощутимее была зябь, что окутывала это место. Звуки шагов прерывали капли, падающие с потолка и накапливавшиеся из-за местной влаги. Они слышали писки крыс, обитающих в здешних подземельях. Пленники кричали и ругались, бились в агонии, издавали самые громкие звуки на свете, которые никогда не выходили и не выйдут за пределы этих стен. Однажды вошедший сюда, никогда не выйдет отсюда живым.

Они продолжали идти по тёмному коридору, где единственным источником света был факел, который освещал путь. В его тени было видно несколько силуэтов, что поспешным шагом направлялись к нужной двери. Чем ниже они спускались, тем ощутимее был холод, что жил в этих стенах. Он пробирался под одежду, будто был проводником этого места, едва слышно шептал, что будет рядом, и чем сильнее они ощущают зябь, тем глубже погружаются под землю.

Достигнув нужной двери, Хатаке заметил, что она неожиданно приоткрыта. Переглянувшись с адмиралом, они понимающе кивнули друг другу и достали мечи. Подготовившись встретиться с незваными гостями, они вместе с Эйем встали по обе стороны от двери. Открыть металлическую дверь полностью вызвался Итачи, поэтому он встал со стороны ручки. Медленно и размеренно потянув её на себя, Учиха настороженно оглянулся на находящихся внутри людей, и вдруг Какаши заметил, что его напряжённые плечи заметно расслабились, а он сам облегчённо выпрямился. Какаши мгновенно понял, что там свои и дал понять это готовому к бою Эйю.

— И что ты тут делаешь, Наруто? — уже не скрываясь, спросил Итачи, зайдя в камеру. Холодный голос адмирала эхом отразился от стен.

— О-о, Итачи-сан! Не ожидал вас увидеть тут! — громко воскликнул Наруто, наконец заметив своего товарища. — Я хотел показать это место Сакуре-чан, Вы ведь не против?

Услышав её имя, сердце Какаши ухнуло куда-то под желудок. Он совсем не ожидал и не был готов увидеть её так скоро после утреннего побега. Но тянуть дальше уже не было времени и смысла. Нужно было вести себя как король великой страны, а не как трусливый мальчишка. Кивнув застывшему мужчине, тот предложил следовать за ним.

Зайдя в камеру, первое, что он увидел была не огромная решётка, покрытая грязью, ржавчиной или местами даже плесенью, не сам преступник, который сидел завязанный в жгуты с закрытыми глазами и даже не удивленный Наруто, готовый воскликнуть какую-нибудь дурость перед двумя самыми важным чинами в стране.

Это были самые яркие зелёные глаза в его жизни, ошарашено и напряжённо смотрящие в его сторону. Какаши видел, как в изумрудных очах разгорается паника при виде него.

— Спрашиваешь тогда, когда уже привёл её сюда, Наруто? — иронично хмыкает Итачи в ответ и добавляет. — Проявите уважение. Перед вами стоят короли двух стран: Амантеса и Ритоласа.

— Приветствуем Вас Его Величество Хатаке Какаши и Его Величество Эй Четвертый, — немедля поклонились военнослужащие, поприветствовав их. После приказа «вольно» они выпрямились и стали дожидаться дальнейших приказов. Какаши видел, как Сакура немного нервно сдула с лица собственную розовую, как сапфир, волнистую прядь, выдавая напряжение. Устало выдохнув, тот откинул волосы назад, обнажив покатый взмокший лоб, и посмотрел девушке в след. Похоже, она узнала, кто принёс её, пьяную в стельку, в комнату. Но сейчас было не время и не место думать о подобной ерунде, поэтому он попытался отвлечься, задав вопрос о заключённом.

— И в каком он сейчас состоянии? — спросил он, обернувшись к Наруто. Блондин был один из тех единственных, кому разрешалось заходить в этот отсек. Это доказывало огромную благосклонность и доверие со стороны короля.

— В отключке, Кака... кхм, Ваше Величество, — едва не проговорился тот. Какаши позволял называть себя по-другому лишь в присутствии доверенных лиц. Хатаке хотел ещё что-то расспросить, но был оборван на полуслове.

— Хатаке, мне мерещится или ты принял в свои ряды женщину? — Эй был потрясен, увидя такую красивую девушку в столь мерзком помещении.

— Нет, не мерещится. Перед тобой стоит выдающийся воин и генерал четвёртого отряда, Сакура Харуно, — говоря это, в его голосе чувствовались нотки гордости и восхищения.

— Такая красотка теряется, — мечтательно проговорил тот, оглядывая её с ног до головы, мысленно раздевая её. — Ей бы ко мне в помощницы.

Девушка мгновенно нахмурилась и холодно обвела мужчину взглядом. Она понимала, где и когда нужно говорить и старалась следить за своим длинным и колючим языком. Перед королём чужой страны она не могла показать свои зубы, ведь это причинит вред не только ей, но и подпортит авторитет её короля. Этого она никак не могла дозволить, поэтому стояла, крепко стиснув зубы. Будучи готовой к продолжительным оскорблениям и унижению, она была удивлена, когда Какаши заступился за её честь, наплевав на её положение и статус обидчика.

— Король Эй, не забывайте, где вы находитесь и кого оскорбляете, — его голос звучал холодно, пронзительно, заставляя обливаться холодным потом и вздрагивать от стука собственного сердца. Хатаке Какаши был зол. Чертовски. — Оскорбляя и унижая моих солдат, вы оскорбляете и короля их страны. Мне это счесть за унижение собственной персоны?

В камере воцарилась напряжённая тишина, словно здесь стоял гроб с прахом усопшего.

Chapter Text

— Король Эй, не забывайте, где вы находитесь и кого оскорбляете, — его голос звучал пронзительно холодно, заставляя обливаться холодным потом и вздрагивать от стука собственного сердца. Хатаке Какаши был зол. Чертовски. — Оскорбляя и унижая моих солдат, вы оскорбляете и короля их страны. Мне это счесть за унижение собственной персоны?

В камере воцарилась напряжённая тишина, словно посреди комнаты стоял гроб с прахом усопшего.

Ранее

Стоило Сакуре приблизиться к полигону, как лязг металла о металл, крики и тяжёлое дыхание солдат доносились всё отчётливее. Запах крови и пота был привычен этому месту. Тягучая атмосфера витающая в воздухе ничуть не отталкивала. Именно здесь воины узнают друг друга, свои слабые места, чужую историю, наполненную утратами и колебаниями, делились в ответ своей собственной. Именно тут они становятся товарищами, идущими рука об руку на смерть, готовые доверить чужаку самое важное, что у них есть. Свою жизнь. Их не волновало, что они могут завтра оплакивать сегодняшнего друга. Солдаты стараются не думать о том, что завтра кого-то из них не станет, что кто-то из них не поделит еду за столом, не выпит любимый сидр, делающий жизнь намного легче. У множества из них были уже изношенные доспехи с трещинами, мечи с зазубринами и едва спасающие их от атак противника щиты. Но всё это было неважно. У них было то, что не мог сломить ни один меч, ни одна катапульта и ни единая стрела. У них была железная воля и непоколебимая гордость воина. Солдаты, готовые отдать всё, что у них есть ради своей страны и благородного короля.

Сакура была принята ими не полностью. Многие убедились в её силе благодаря многочисленным спаррингам, рассказам выживших из той битвы, другие приняли её после получения титула королём, третьи просто игнорировали, заваленные собственными проблемами. Однако были и те, кто всё ещё пытался ткнуть её носом в грязь, несмотря на то, что девушка уже неоднократно показала свои возможности. Они считали, что девушке место лишь на кухне, воспитывать детей и сохранять уют дома. После полтора месяца нахождения здесь Сакура привыкла не замечать подобные лица. Грязные сплетни, оскверняющие её честь и озвученные лишь за её спиной.

Первое, что бросились в глаза при входе в это место, были пшеничного цвета волосы. Наруто стоял к ней спиной, и его яркие волосы переливались на свету, отражая блеск меча. Не задумываясь ни на секунду, девушка поспешила к нему, намереваясь узнать подробности о вчерашней ночи.

— Наруто! — приветственно крикнула та, махнув рукой.

Обернувшись в сторону знакомого голоса, парень тепло улыбнулся и шутливо отсалютовал ей в ответ. Наруто помнил о вчерашнем вечере. Он не забыл её признание о том, что она Хару. Хоть вчера он и не понял о чём она говорила, но сегодняшней первой мыслью после пробуждения было не сожаление, а осознание того, кем являлась Сакура Харуно, генерал четвёртого отряда, его ровесница и бойкая девочка. Это был он. Его давний друг, пропавший без вести на долгие годы. Наруто искал Хару, пытался найти его в любое свободное время от заданий. Хоть и реже, но он не переставал искать его даже после того, как женился на сводной сестре Неджи Хьюга, Хинате Хьюга. Он очень любил и дорожил своей женой, оберегал её, как зеницу ока, особенно во время её беременности. Он паниковал, порой был чрезмерно неуклюж и неусидчив. Наруто был на седьмом небе от счастья, когда родился его дитя. Рождение сына было его самым тёплым и ярким воспоминанием в жизни. Он навсегда запомнил тот момент, когда Боруто, его новорожденный сын, потянулся и неуклюже, очень слабо ухватился за его мозолистый и израненный палец. Это был единственный раз, когда тот сожалел о полученных ранах на тренировках. Словно все его страдания, пережитые за прошедшие годы, потери и падения, вновь потери и вновь падения, будто бесконечная воронка проклятий, были лишь ради этого счастливого дня. Дня, когда он стал отцом этого крохотного и до безумия милого создания. Стал его папой. 

Он наконец обрёл место, куда бы мог вернуться. Дом, окутанный теплом семьи, смехом сына и трепетной любовью жены. Теперь он обязан был возвращаться домой в целости и сохранности. А дыра в груди из-за мыслей про того самого потерянного друга, его первого ученика, застенчивого и тихого паренька, готового исчезнуть вслед за своей местью, вновь заживала.

Наруто был безумно счастлив, что Хару сам вернулся, найдя и приведя себя настоящего. Наконец-то тот самый тощий Хару искренне откроет ему своё сердце.

— Мне теперь тебя называть Хару или Сакура? — спросил он, как только Сакура приблизилась к нему на достаточное расстояние. Наруто тепло улыбнулся, заметив замешательство и зарождающийся шок на её лице. Девушка, кажется, даже слегка побледнела.

— Что? Как... — едва вымолвила она, чувствуя, что не в состоянии перевести дыхание от потрясения. Она по пьяни разболтала свой самый главный секрет, что ли?!

— Пойдем-ка в место без лишних ушей и глаз, — протянул Узумаки и потащил девушку из полигона далеко от любопытных глаз товарищей. Парень посчитал, что их разговор слишком личный для подобного места, где сплетни разлетались со скоростью света и чем дальше заходили, тем абсурднее они становились.

— Ты всё же узнал об этом? — Сакура грустно поникла головой. Её беспорядочные розовые локоны совсем скрыли лицо. Она не хотела, чтобы Наруто узнал о ней таким глупым способом. Это должно было произойти совершенно по-другому. Наверняка король теперь тоже знает, кем она являлась раньше. — Его величество тоже об этом знает? — молчаливый кивок стал ей ответом.

— Я тебе ещё больше скажу! Именно Какаши-сан отнёс тебя в твою спальню, — посмеиваясь, весело проговорил Наруто, совершенно не замечая смятение девушки и озадаченное, искривлённое ужасом лицо.

— Это не должно было раскрыться таким образом! Это просто кошмар! Катастрофа!

Отчаянно схватившись пальцами за волосы, Сакура осела на пол, нервно оттягивая их. Жгучая боль отрезвляла, вытесняя стыд и ужас от осознания происходящего.

«Ты такая красивая...» — эхом отдался чей-то голос в голове, словно продолжительный звон церковных колоколов. Громко и звучно. Голос был слишком туманный, чтобы понять кому он принадлежал. Да и сейчас было не до этих разбирательств. Всё катилось к чертям. Как и на протяжении всей её грёбанной жизни.

— Сакура... — Наруто осел рядом с ней, положив руки на её голове, пытаясь отцепить её пальцы, стараясь не причинять боль. — Сакура! — парень был успешно проигнорирован, а её пальцы сжимались всё сильнее, вырывая волосы клочьями. Сакура блуждала где-то очень далеко в своих мыслях, наверняка коря себя на чём свет стоит. Наруто знал об этой черте её характера очень хорошо. Она всегда и во всём винила именно себя. — Сакура! — Наруто вновь остался без ответа. Прокричав её имя ещё несколько раз, тот решил на сей раз действовать по-другому. — Хару, посмотри на меня! Хару!

И его идея сработала. Ведь девушка наконец расслабила пальцы рук, оставив в покое пострадавшие волосы. Наруто не сомневаясь ни на миг, схватил её за кисти рук и положил их к себе на колени, держа до побеления. Крепко, боясь, что сбежит. На сей раз окончательно.

— Послушай, это абсолютно неважно, как раскрылась эта тайна! Неважно, как ты покинула праздник, и неважно с кем! — сверкая глазами полными надеждой и мольбой, Сакура внимательно вглядывалась в его лицо. И Наруто понимал, как важны для неё сейчас сказанные слова и что он не может допустить ранить её в этот хрупкий момент. — Ты знаешь, как я обрадовался, узнав, что ты вернулся, Хару! Знаешь, как долго я тебя искал?! Я не мог место себе найти, думая, что ты погиб где-то неоплаканный своими товарищами, не похороненный. Я так рад... — Узумаки скрыл лицо, ткнув лбом об её кисти рук.

— Я...Мне правда... Правда так... жаль. Я... — Наруто затаил дыхание, вслушиваясь изо всех сил. Но тщетно - девушка всё также продолжала говорить, но больше знакомых слов в её речи не звучало, затем её узкие плечи внезапно задрожали. Парень удивлённо вскинул голову и увидел полные слёз сверкающие изумрудные глаза. — Прости, что вот так ушла...

Первая слеза медленно прочертила себе путь на её покрасневшей щеке, а затем девушка и вовсе заплакала. Громко. Надрывно. Выпуская наружу скопленную за годы горечь и отчаяние. Страх и тревогу.

Ему захотелось подойти к ней, обнять, успокоить, но он всё также был сбит с толку и недвижим. А она всё плакала и плакала. Наконец, собрав себя в руки, Наруто кинулся обнимать её до похрустывания костей. В ответ девушка ухватилась за него, как за последнюю нить спасения, стискивая дрожащими пальцами жёсткую ткань его одежды.

— Всё хорошо, — бесконечно повторял Наруто, трепетно гладя девушку за волосы. Со временем плечи у неё заметно поникли, и чувствовалось, будто конец истерики уже не за горами. Блондин наконец мог вздохнуть с облегчением.

— Зови меня Сакурой, — тихо, едва слышно промолвила девушка через плечо, продолжая шмыгать носом.

— Что? — недоуменно нахмурился Наруто, отодвинув девушку за плечи лишь для того, чтобы посмотреть ей в глаза. В опухшие и красные от лопнувших сосудов глаза.

— Ты спрашивал меня, как обращаться ко мне теперь: Хару или Сакура, — объясняла девушка, смотря прямо в удивлённые лазурные очи. — Зови меня Сакурой. Так назвала меня мама.

Облегчённая улыбка озарила лица обоих.

—Ты и впрямь женился?! — Девушка шокировано вскинула брови. — Да ещё и на сводной сестре Неджи?!

— У меня ещё и сын недавно родился, — почувствовав взгляд, воин обернулся, хитро подмигнув голубым глазом. — Боруто назвали.

Друзья бродили по пустынным коридорам замка. Единственными свидетелями их разговора были картины предыдущих правителей, развешанные по стенам. Их колючие взгляды пронизывали насквозь, проникали в самые глубины твоего естества и царапали, беспокоя твою душу. Хоть они и разговаривали на отвлечённые темы, тревога никак не хотела покидать её нутро.

— На кого он похож?

— Он вылитая копия меня! Даже характером пошёл весь в меня, — Сакуре становилось так легко на душе, видя, с каким трепетом и любовью Наруто говорит о своей семье. Очень хотелось бы, чтобы второй ребёнок был похож на Хинату. Она у меня очень красивая, — мечтательно говорил парень, смотря куда-то вдаль. И вдруг тот резко повернулся в сторону девушки и с энтузиазмом проговорил. — Я вас обязательно познакомлю!

— Обязательно! Смотри, ты обещал, — подхватив его воодушевляющее рвение, кивнула та. — А куда мы сейчас направляемся, Наруто? — подметив, что коридоры становятся всё мрачнее и грязнее, девушка не могла не спросить. Маленькие, заросшие густой паутиной окна уже не пропускали солнечный свет. По позвоночнику проскальзывает холодок, словно что-то есть за твоей спиной, страх сковывает движения, кажется, воздух стал прохладней или это опять воображение играет с тобой злой рок.

— На самом деле я хочу показать тебе одного военнопленного, — неловко произнёс Наруто, нервно откинув волосы назад. — Мне кажется, ты бы хотела взглянуть, в каком состоянии находится он.

— Ты про Гаару сейчас говоришь? — спросила та.

— Да, — не зная что делать с чувством неловкости, парень начал чесать щеку. — Я подумал, что тебе стоить посмотреть на него. Или я не прав?

— Мне, конечно, было интересно, что с ним стало, но я и подумать не могла, что смогу увидеть его воочию.

— Тогда следуй за мной! — былой энтузиазм вернулся, и Наруто зашагал ещё глубже во мрак. Сакуре оставалось лишь проследить за его тенью.

— Слушай, Наруто, — держа старинный и грязный факел в руках, они спускались по рыхлым лестницам. Казалось, что те вот-вот обрушатся наземь. — Где Саске? Почему я его ещё ни разу не встретила за все месяцы пребывания здесь?

Сакура давно держала сей вопрос в кромках своей головы и пыталась найти подходящий момент для его озвучивания. И ей показалось, что этот момент наконец настал. Ранее взбудораженный Узумаки моментально поник, словно огонь спички, которую затушили ещё до его тления. Девушку, смотря на это угрюмое выражение лицо, посетило одно ужаснейшее предположение, но она боялась озвучить его даже в мыслях. Этого не может быть...

— Наруто, неужели он... — тихо, почти шёпотом начала она, мысленно умоляя Наруто опровергнуть её глупые домыслы о его смерти. Это же глупость. Не может такой воин, как Учиха Саске, умереть раньше них. Умереть, не достигнув даже тридцати.

— Его отправили в отставку, — обречённо произнёс Узумаки и тяжело вздохнул. Видя его сероватые, в миг потухшие глаза, Сакура понимала, что мыслями Наруто вернулся в те тяжёлые дни, когда Саске лишали всего.

Что лучше для воина: достойная смерть в двадцать или никчёмная жизнь человека, потерявшего смысл жизни. Зато доживающий до старческой смерти?

— Что случилось? — стараясь не дать голосу вздрогнуть, спросила Харуно. Ей было больно от осознания того, что её не было рядом, что она жалеет Саске, хоть и не должна. Что желает ему никчёмной жизни воина в отставке, чем достойную смерть. Эгоистичные чувства захлёстывают, накрывая с головой.

— Два года назад ему дали секретное задание проникнуть в Арагон и разузнать о планах Обито Учихи насчёт грядущей войны. Он вполне хорошо справлялся с этим заданием около полугода, однако, после этого мы перестали получать его письма. Узнав об этом, я сразу же кинулся его спасать, не слушая ни рациональные доводы Шикамару, ни обеспокоенные советы Какаши-сана, — Наруто замолчал, и эта тишина давила грузом своего присутствия. — Я смог спасти его только спустя месяц, едва сам не умерев там, — рассказ становился обрывчатым, словно Узумаки переживал эти события на данный момент, а не два года назад. Парень, казалось, задыхался от знания грядущего. Задыхался по сей день от воспоминаний прошлого. — Но я, оказывается, спас лишь его физическую оболочку. От прежнего Саске не осталось и следа. Эти нелюди убили моего друга, растоптали его гордость, смыли его душу. Ничего не осталось... Только пустошь, — Сакура услышала тихий шмыг носа, и как он рукой проходится по лицу, смывая проблески слёз. Она едва держится, чтобы самой вновь не зареветь.

— Саске больше не может сражаться не потому, что у него отрубили руку или ногу, а просто потому, что не может больше видеть кровь, — вымученная улыбка трогает его губы. — А какой воин бывает с боязнью крови и сражений? — Сакура не могла ответить на этот вопрос. Наруто и не ждал ничего от неё. Просто-напросто риторический вопрос. — Он тухнет на глазах, Сакура. И я не могу его спасти. Не получается...

У Сакуры не нашлось какого-либо ответа. Она молча следовала за блондином по этому мрачному подземелью. Наруто молчал вплоть до самой двери военнопленного.

— Мы пришли, — сказал тот и ключом открыл до ужаса скрипучую дверь. И прежде чем парень бы вошел, Сакура схватила того за локоть и потащила обратно.

— Скажи, Наруто. Ты ведь сюда часто приходишь? К нему.

Брови Узумаки стремительно взметнулись вверх. Ошарашенно поглядывая на девушку, Наруто и не пытался отдалиться, либо же отрицать очевидное. Он молча стоял, вглядываясь в прекрасные изумруды, в уме решая что-то для себя. Сдавшись самому себе, Наруто тяжело вздохнул и наконец отряхнул руку.

— Ты права, Сакура. Сегодня ты была просто очередным поводом, чтобы я спокойно смог к нему пробраться.

— Что ты такое говоришь?! — Девушка ушам своим не верила. Это же практически можно считать за измену. — А король знает?

— Какаши-сан дал мне разрешение сюда заходить, но он не знает о том, как часто я сюда прихожу, — смущённо пробормотал мужчина, утыкаясь лицом в пол.

— Какого чёрта, Наруто?! Почему?! — зло прорычала девушка, встряхивая его, схватившись обеими руками за плечи. — Ты хоть понимаешь что это значит?! Да тебя казнить могут за такое!

— Я не дурак, Сакура! — резко убрав её руки от себя, прокричал Наруто. — Я прекрасно понимаю что я делаю! Я ему не выдаю секреты нашего королевства, а просто болтаю!

— Да о чём можно болтать с этим психом?! — Её басистый голос эхом отображался во влажных стенах подземелья.

— Он не псих! — Ещё громче произнёс Наруто, по-детски топнув ногой от досады. Осознав, что они ругаются достаточно громко в неположенном месте, тот устало выдохнул и продолжил уже достаточно тише. — Он не псих, Сакура. Он просто... Просто ещё один ребёнок, сломленный войной. Мы с ним похожи...

— Вы с ним уж точно не похожи! — оборвала его на полуслове девушка и сразу же осеклась, упёршись об его пронзительный взгляд голубых очей.

— Нет, Сакура, — разглаживая морщины, залёгшие меж бровей, Наруто пытался ей объяснить очевидное, не дожидаясь понимания. — Мы с ним похожи. Просто... Прокладывая свой путь, он потерял саму суть жизненной цели.

— Ты сейчас оправдываешь убийцу, Наруто. Ты это хоть понимаешь?! — сжав рубашку возле груди, Сакура попыталась достучаться до парня. — Услышь меня, Наруто. Это бред!

— Мы все убийцы, Сакура! — Вновь переходя на громкие тона, взвинчено прокричал Узумаки. — У нас у всех руки по локоть в крови!

— Но в отличие от него, ни ты, ни я не получаем удовольствия от всех этих смертей, от этого ядрёного запаха крови, — обречённо произнесла Сакура, уже не надеясь, что до Наруто дойдёт смысл сказанного. — Наруто, я знаю, ты очень добрый парень, но нельзя с ним сближаться. Он обманывает тебя! Я видела его глаза, его выражение лица в тот день! — Та крепко схватилась за его плечи, как утопленник хватается за последнюю спасательную нить, словно физический контакт поможет достучаться до него.

— Но ты выглядела точно также в тот день, — обессиленно пробормотал Наруто, не пытаясь отвертеться. А она молчит, остолбенело глядя на него покрытым потом лицом, дрожащими руками, едва удерживаясь на плаву. Но он словно ничего не замечает. Не понимает, что его слова подобны острым лезвиям, пронзающим насквозь. — Твои товарищи шушукаются об этом постоянно. О том, как же похожи вы были с друг другом в тот день.

«Мне приятно это слышать от тебя, дамочка. Ведь у тебя было точно такое же выражение как у меня.»

Эти слова, словно нескончаемое эхо, раздавались в голове девушки. Как ни кстати, вспомнился тот раковый разговор с Гаарой после битвы, в той невзрачной палатке, освещаемой одной лишь свечой, куда слетались бесчисленные мотыльки и умирали, соприкоснувшись с манящим огнём. Она не хотела это вспоминать, но мысли лезли без приглашения, заставляя схватиться за свою спасательную нить ещё крепче.

«Если бы ты не сомневалась в моих словах, так бы не отреагировала. Подсознательно, ты и сама догадываешься, что ты такой же чокнутый монстр, как и я.»

А поток воспоминаний всё не останавливался, заставляя жмуриться в страхе. Животном, неконтролируемом страхе.

«Ты так рьяно ненавидишь меня, потому что в глубине души презираешь саму себя?!»

Нет, Сакура не ненавидит себя. Она себя любит и ценит.

Не ненавидит за то, что не спасла маму в тот злополучный день.

Не ненавидит за то, что так и не остановила отца.

Не ненавидит за то, что целый год избегала и обманывала всех вокруг. Дурачила друзей и товарищей.

Не презирает за то, что отказалась следовать за Какаши в тот день. Не послушала его и ушла.

Не презирает за становление наёмной убийцей.

Убивала. Убивала. Убивала многих. Детей, их матерей за долги их отцов и мужей.

Не презирает за становление таким же ублюдком, как те черти, убившие мать.

Не ненавидит себя за отмщение. За истребление их всех. До единого. Уничтожения их жалкого рода. Убийство всех их потомков на их же глазах. Так же как и они убили её в тот день. Сакура вернула им их же монетой.

И она не ненавидит себя за это. Точно не ненавидит.

Любит. Любит. Любит. Любит. Любит. Любит. Любит. Любит. Любит. Она любит себя. Не ненавидит. Не ненавидит. Не ненавидит. Не ненавидит... Ненавидит.

Ненавидит. Ненавидит. Ненавидит. Ненавидит. Ненавидит. Ненавидит. Ненавидит себя всей душой.

Больше не может жить с самой собой. Больше нет сил скрывать.

— Я не похожа на него... — прохрипела девушка, едва чувствуя собственные ноги, чувствуя, как те подкашиваются от бессилия хозяйки.

— Мы все похожи друг на друга, — держа её за руки крепче необходимого, тихо проговорил Наруто. Он видел и чувствовал, как что-то щёлкает в голове девушки, меняя нечто очень важное там. — Война покалечила всех без остатка. Оставила похожие гнилые опечатки в сердцах, лишая чувства свободы. Держа в своих капканах вечно, — он схватил её за плечи, встряхивая её, как делала она чуть ранее. Добившись того, чтобы она посмотрела на него, непоколебимо произнёс. — Ты, я, Саске, Какаши-сан, Итачи-сан, Гаара и многие другие — мы все похожи друг на друга! Все мы монстры, Сакура, но никто из нас не чудовище. Никто не хотел этого, но приходится выживать всем. И неважно из какого королевства ты вышел! Все мы одинаковые! Все мы люди!

Это звучало слишком очевидно, но принять это оказалось непосильной задачей.

В настоящее время

— Ну так что? — вновь нарушил тишину король Амантеса.

— Ладно, Хатаке, я понял тебя, — небрежно махнул рукой тот, словно оборвал не важную беседу, а жизнь никому не нужной мухи. — Ради нашего союзничества я уступлю тебе на сей раз, — сказал тот и подошёл поближе к металлической решётке, за которой сидел без сознания и полностью связанный парень. — Это и есть тот мальчишка, Гаара Со..Собака какая-то? — насмешливо произнёс Эй и горделиво почесал нос. — Как же подходит такому псу его фамилия. Семейство бродяг, — упираясь руками о бока, король Ритоласа плюнул под ноги, выказывая своё неуважение к правящей семье чужого королевства.

— Его фамилия не «собака», а Собаку Но, — заступился Наруто за военнопленного, попытавшись приблизиться к мужчине и отчитать за такое ярое неуважение. Попытку подойди ближе пересекла рядом стоящая Харуно, удержавшая его за локоть. Наруто ненавидел, когда плохо относились к тем, с кем он разделяет хоть что-то общее. — Ваше Величество, прошу, проявите хоть толику уважения!

— Хатаке, твоим псам явно нужно перевоспитание, — обратившись прямиком к Какаши, скривился Эй. — Как смеет жалкий солдат так разговаривать с правящей стороной?!

— Как я закрыл глаза на твое отношение к моим людям, так и ты закрой глаза на сей раз на поведение юнца, — тяжко выдохнул Хатаке в ответ, понимая всю серьёзность ситуации. В худшем случае Наруто могли казнить за оскорбление члена королевской семьи. О том, почему вообще Узумаки заступился за преступника, Какаши не хотел задумываться даже мельком. Хатаке глубоко вздохнул и выдохнул, возвращая былое спокойствие. Он оглядел окружающих, задержавшись на Сакуре чуть дольше положенного, вновь заговорил. — Мы сюда пришли ради необходимой информации от военнопленного, так зачем медлить?

— Око за око, король Амантеса, — сдался мужчина и вновь обернулся в сторону принца и нахмурился. — Почему он выглядит нетронутым? Вы что с ним до сих пор ничего не делали?

— Это одна из тактик моих пыток: оставить пленного нетронутым, чтобы тот сварился в каше своих тревожных мыслей, думая, когда же придут его пытать. А когда всё так же никто не придёт, мозг решит, что нужно расслабиться. Ведь тело не может находиться в постоянном стрессе долгое время, оно истощается. И вот тогда наступает долгожданное время пыток, — голос Итачи звучал без интонаций, будто тяжёлые капли дождя падали на жесть. Он говорил ни громким, ни тихим голосом, но чрезвычайно уветливым и магнетическим. Говорил так, словно рассказывал очередную скучную историю, а не про безжалостный способ истязания.

— Тогда пора его будить, — поддакнул король соседней страны, явно довольный полученной информацией. Очень жаль, что такой монстр служит не ему. Какаши хотел уже достать ключи с пояса, как вспомнил о чём-то очень важном. Обернувшись в сторону генералов, стоявших молча, сжавших губы в тонкую линию, едва сдерживаясь, чтобы не наговорить чего лишнего. Наруто смотрел на него так обречённо, что сердце короля  мучительно сжалось от его взгляда. Но Хатаке всегда жертвовал очень многим, чтобы сейчас уступить. Поэтому он приказал им покинуть помещение голосом, не принимающим протесты. Хатаке боялся, что после увиденного оба могут разочароваться в нём.

— Дайте мне с ним поговорить! — Наруто не собирался просто так сдаваться. — Я выведу его на чистую воду без пыток! Дайте мне с ним просто поговорить...

— Наруто... — попыталась одёрнуть парня Сакура, но тот лишь небрежно отмахнулся, не обращая на неё никакого внимания.

— Ваше Величество, я вас умоляю, — склонив голову к полу и встав на колени перед королем, взмолился тот. — Я смогу с ним договориться. Он такой же, как и все мы. Просто он не смог продержаться настолько долго, как смогли мы.

— Уходите сейчас же, — едва смог произнести Хатаке. Его горло сжалось и пересохло, а голос звучал так слабо, что его с трудом можно было расслышать на другом конце комнаты. Ему было плевать на представившийся позор перед Эйем. Он лишь хотел избавиться от всего этого, от разъедающего чувства вины, от бессилия, от тяжести короны на голове. Он боялся смотреть в изумрудные очи, боялся увидеть там презрение, гнев и обиду. Как же многого он, в конце концов, боялся. Настоящий трус, не заслуживающий носить этот бренный титул, неспособный вести столько людей за собой. Больше не может жить с самим собой. Больше нет сил это скрывать.

Не король, а настоящий шут, прекрасно играющий свою роль.

— Идём, Наруто, — схватив того за локоть, Сакура едва подняла его на ноги и потащила за собой. Наруто имел подавленный вид и молча плёлся за девушкой, поджав губы в напряжённую линию.

Какаши вдруг понял, что неотрывно смотрит вслед за ней. Когда он смотрит на неё, ему вспоминается одна история. Просто абсурдная легенда, передающаяся в королевской семье. О неком драконе, который правил этим королевством с самого начала. Теперь же это сродни забытой всеми легенде...

Тот дракон своими сияющими крыльями разогнал когда-то тьму в мире, заставив её отступить к земле. Туда, где разливается этот свет, не может ступить и тень. Он постоянно размышлял, стоит ли сталкиваться с ней вновь, но увидев её в этом затхлом, неподходящем для неё помещении, глядя на мягкое свечение её волос, он так и не смог отвести глаз. Всякий раз он считал, что это из-за солнечного света, факелов, развешанных на стенах, что это всего лишь плод его воображения, но даже тогда, той глубокой ночью, всё то же самое. Словно действие какой-то магии, его ослепляет этот свет. Дурманит. Влечёт за собой.

Какаши не может заставить себя обернуться, перестать глазеть. Перестать позориться перед важными чинами и вести себя, как маленький мальчик. В тот день, когда Сакура в облике Хару впервые уходила от него не оборачиваясь, она уже тогда ослепляла этим светом. Какаши  уже тогда не мог отпустить её только из жалости и пережитого опыта, но теперь... Сейчас это нечто другое. Нечто глубже, толще и прочнее какого-то обыкновенного сострадания. И до него никак не доходило что это может быть.

Дверь захлопнулась, и ослепляющий свет пропал, как и одурманивающее чувство пойти следом.

— Ну что, преступим? — благородно проигнорировал состояние короля соседней страны Эй, понимая, какого это испытывать данное ужасное чувство под названием «любовь». Ему аж вновь захотелось посетить королевство Обелио, дабы встретить там ту ворчливую старуху по имени Цунаде.

Ответный кивок, и Итачи открыл своим ключом металлическую решётку. Та со скрипом отворилась и впустила военного в замкнутое, грязное и сырое пространство. Приведя Гаару в чувство парой увесистых шлепков, Учиха несколько раз щёлкнул пальцами перед его измазанным в крови и в грязи лице со словами проснуться.

— Я ждал тебя, Учиховское отродье, — угрожающе оскалившись, утробно прорычал пленник, абсолютно не ведая своего положения. Либо же просто-напросто смирившись с ним.

— Я постараюсь не разочаровать тебя, — довольно хмыкнул брюнет, внимательно рассматривая раскрасневшееся от его ударов лицо.  — Помнится, ты боялся собственной крови? — вражеский оскал потух всего лишь на мгновение, но вернулся с такой же злобой, что был раньше.

— Ошибаешься, я получаю от собственной крови лишь наслаждение. Кайф! — медленно произнёс он, гордо вскинув голову и пристально рассматривая Учиху. — Тебе меня не сломить, сукин сын. Гореть тебе в аду, как и твоей вшивой семейке, — Собаку Но после сказанного смачно плюнул в лицо адмирала, усмехнувшись, когда Итачи без каких-либо эмоций вытер его слюну смешанную с кровью с лица. Но он видел, нутром чувствовал эту бурлящую ненависть в его вороньих глазах. И его это до одури забавляло.

Ведь Учиха мог обманывать окружающих дураков, коем являлись и эти двое, что сверлили его презренными взглядами. Он мог показывать, что не расположен к эмоциям и чувствам. Однако принц Вайлема считал, что мог видеть его насквозь. Причина была слишком уж очевидной: его глаза, излучаемые всепоглощающую ненависть, были идентичны тем глазам, которых он видел в отражении зеркал и водной глади, отполированных доспехах и сверкающих мечах, а больше всего в лицах людей, как союзников, так и врагов.

И лишь однажды на него посмотрели без ненависти и презрения. Смотрели глазами полного сочувствия и понимания. Он не мог понять, почему вместо обычных пыток его истязают таким способом. Он чувствовал, как с каждым приходом этого человека, он падает в бездну его голубых очей, как постепенно теряет бдительность, как поддаётся соблазну сблизиться с ним, поделиться тайнами, что терзают по ночам, как хочет, чтобы он приходил всё чаще и оставался дольше. И смотря на чёрные омуты, поглощённые ненавистью, вспоминал его голубые, вобравшие всю теплоту этого бренного мира глаза.

И если его собирались сломить сегодня, сделать это мог бы только он. Гаара был уверен, он смог бы это сделать одним лишь своим взглядом, направленным в его сторону. Презирающего взгляда блондина хватило бы, чтобы тот выдал все секреты своей страны и умер, как ничтожный предатель.

В следующее мгновение тяжелый кулак прилетел ему в нижнюю челюсть. Стул не выдержал наклона парня от полученного удара, и его откинуло назад. Упав на пол, цепи кандалов зазвенели по камням, разметав солому. Парень закряхтел от боли, перекрывая этим треск деревянной опоры стула. Малейшее движение нижней челюстью причиняло острую боль, но, несмотря на это, Гаара твердо сомкнул губы со скрежетом зубов, чудом оставшихся целыми.

Учихапродолжал наносить удары в разные части тела, подобно солнечному сплетению или в травмированное плечо. Ему стало не до наблюдателей, мужчине хотелось преподать урок мальцу, ничего не ведающему в этом мире. Некогда хладнокровный брюнет пылал огнём гнева и искрами злобы. Он не понимал, почему Гаара так разозлил его, мешая работать как раньше. Без эмоций. Пытать людей словно хирург, проделывая ювелирную работу. Травмировать их на всю оставшуюся жизнь, чтобы они боялись лишь вскользь упоминания его имени. Итачи так бы и продолжил бессмысленно наносить телесные повреждения, превращая человека в мясной фарш, пока в помещение не вернулась встревоженная Сакура, запыхаясь от длительного бега.

— Ваше Величество! Наши восточные крепостные стены пали! Нам объявили полномасштабную войну войска Вайлема! — Она взволнованно и быстро тараторила, даже не останавливаясь, чтобы перевести дыхание. — Они хотят вернуть своего принца.

Воцарившуюся тишину оборвал смешок Гаары. Это был смех триумфа.

Chapter Text

Было принято решение срочно созвать совет. Оставив Гаару гнить дальше в той клетке, все три важные чины вместе с Сакурой поднялись в зал для совещаний. Сакура по пути передала королю, что Шикамару уже созвал весь совет вместе с генералами, и что те уже дожидаются их появления. Королю Эйу не нужно было объяснять, что его нахождение в том зале будет лишним, поэтому Какаши приказал Сакуре сопроводить того в комнату отдыха, которая была специально обустроена для важных персон.

В спешном шаге короля проскальзывала нервозность, вызванная кризисной ситуацией, а нахмуренные брови подсказывали, что король ушёл далеко в свои мысли, ища там ответы и выход из положения. Нужно было придумать новую тактику, которая смогла бы помочь им достигнуть наилучшего результата с наименьшими потерями.

На посту стоявшие солдаты почтенно склонились перед ним и открыли тяжеленную дверь с обеих сторон. Хатаке вместе с Итачи вошли в светлый от солнечных лучей и просторный зал. Не обращая внимания на скрежет стульев из-за поднявшихся в уважительном приветствии чинов, не приветствуя их в ответ, тот уселся на самый величественный стул, предназначенного лишь для монарха страны, в центре овального стола. Итачи уселся справа от него.

— Докладывайте, — произнёс лишь это и стал внимательно слушать доклад Шикамару, полученный прямиком с фронта на лапе орла-посланника.

— Из полученных данных мы можем сказать, что враг захватил нашу восточную крепость. Наши припасы, оружие и многие солдаты теперь в их руках. Было убито очень много солдат, а остальных взяли в плен для добычи всевозможной информации, — напряженно докладывал Нара, параллельно ища всевозможные выходы из ситуации, учитывая даже те, которые не сулили ничего хорошего.

— Что насчёт ближайших деревень? — потирая лоб от начавшейся головной пульсации, спросил следом Какаши. Тут дверь вновь со скрипом отварилась и впустила новоиспечённого генерала во внутрь. Ситуация была настолько патовой, что мужчины, не одобряющие её участие в сражениях и в совещаниях, лишь хмуро оглядели её и вновь вернули внимание на главного советника.

— Это и является условием их сделки, — тяжело вздохнул Шикамару, всё ещё не находя оптимального решения. — Они требуют в кратчайшие сроки принести принца Вайлема и закончить лишь на захвате замка, либо же их солдаты начнут истреблять ближайшие деревни. Одну за другой.

Сакура в ужасе ахнула. Она расспросила рядом сидевшего парня по имени Киба о том, что же она пропустила. И то, что узнала не умещалось в её голове. Она наивно надеялась, что ситуация не настолько ужасная и потери незначительны. Очень хотелось бы, чтобы это так и оказалось. Но жизнь была совершенно другая. Надежда и война несопоставимые вещи.

— Да кто они такие, чтобы приказывать нам, что делать! Кучка недоразвитых солдат, которые решили, что они короли мира, раз смогли удержать победу над сотнями наших, — возмущенно прокричал один из чинов, которого Сакура видела впервые. Он не отличался ни внешностью, ни харизмой. Абсолютно не запоминающийся человек.

— Король Раса тоже находится в числе этих солдат и именно он отдаёт приказы, — решил уточнить Нара и вновь обернулся в сторону затихшего короля. — Что будем делать, Ваше Высочество?

— Я нанял тебя не для того, чтобы слышать от тебя такие вопросы, Нара, — грубо отчеканил король и скрестил пальцы, упираясь локтями о стол. Он упёрся лбом о руки, скрывая ото всех своё лицо.

— Прошу прощения, Ваше Высочество, — поклонился тот и уселся на место.

— Даже если там приказывает этот Раса, это не даёт ему права указывать стране Амантес и его народу, — гордо воскликнул тот же самый мужчина, ударив рукой о стол.

— Это сейчас неважно, — прервал того Итачи, вклиниваясь в обсуждение. — Важно подчеркнуть, что он там есть. Насколько же важен этот принц, что сам король объявился на поле битвы.

— Он либо смельчак, либо полнейший глупец, — прокоментировал Киба, усмехаясь себе под нос.

— Шикамару, — подал голосе доселе молчавший король, — иди и отправь весточку ближайшим солдатам к замку, чтобы те, как можно быстрее, эвакуировали сельчан. Нужно обезопасить, в первую очередь, народ людской. Дальше уже посмотрим по ситуации, — Шикамару мгновенно кивнул и ушёл из зала выполнять новые указания короля. Тот считал, что король идёт правильным путём в своих рассуждениях. Страна ничто без своего народа. — Скорее всего Вайлем вновь сотрудничает с Арагоном. И это Обито надоумил Расу пойти в самое пекло.

Сакура крайне удивилась, видя искажённые в отвращенни лица мужчин при упоминании этого имени. Оказывается, есть ещё много чего, что она не знает об этой стране и людях, проживающих в ней. И как бы ей неловко не было, она должна была вмешаться.

— А зачем этот Обито вмешивается и манипулирует Расой? — игнорируя озлобленные взгляды, Сакура продолжала, молясь, чтобы голос предательски не задрожал. — И разве королю целой страны не хватит собственных мозгов, чтобы понять, что не стоит лезть куда не надо?

— Из-за того, что ты новенькая в наших рядах, ты ещё не знаешь, но Обито является бывшим солдатом нашей страны, — ответить на её вопросы всё же решил Какаши, хотя ситуация к тому не располагала. — Он дезертировал в Арагон, истащенную от воин страну. Вскоре он превратил её в одну из самых кровожадных и сильных стран на материке. Используя глупую и слабую сторону Расы, он хочет поглотить ещё и Вайлем.

— А принц ему нужен, чтобы у Вайлема не осталось никаких больше наследников, — продолжил Итачи после утвердительного кивка Какаши. — Мы не знаем, что он пообещал или надоумил Расе, что тот в своем возрасте вышел на поле боя, но факт остается фактом, что если мы не сможем победить в этой битве, Обито станет гораздо сильнее, и противостоять ему будет не так легко.

— Так какая у нас тактика? — спросил поникший Наруто, обдумывая всё происходящее. Он не был обижен на Какаши за такое решение, наоборот, был благодарен в некой степени, ведь его голова не слетела с плеч за непослушание. Но некая досада от понимания, что Какаши в данной ситуации решил остаться королём, а не добрым и понимающим человеком, которым он являлся, всё же была.

— Мы примем их условия, — огорошил король людей в зале для совещаний. Не дав начать протестам одним небрежным взмахом руки, продолжил. — Точнее, мы сделаем вид, что принимаем их условия. Мы пойдем в наступление и сами убьем Расу.

— А разве это не то, что хочет Обито? — тут же спросил Шикамару, стоило ему перешагнуть дверь.

— Его изначальной целью является сам Гаара, — попытался объяснить свою версию Какаши. Он опирался на воспоминания о бывшем друге, который был его семьей. Его мышление, действия, рассуждения — Какаши в некой степени видел поочерёдность и догадывался об его будущих шагах. — Он пытался убить часть королевской семьи нашими руками, чтобы остальные обезумили от горя и стали прекрасными фигурами в его шахматной доске.

— Так или иначе, если мы убьем Расу, то цепочка событий всё равно двинется в его сторону, — нахмурился Нара, не поспевая за мыслями короля.

— Смерть на войне это обычное дело и, насколько мне известно от посланных шпионов, дети не питали особой любви к своему отцу. Им важна только жизнь Гаары, — подытожил Хатаке, будучи уверенным в своей правоте. — А Гаару мы убивать не будем, а постараемся сделать из него союзника.

Последовавшая за тем пауза взорвалась множеством гневных возгласов, негодующим шумом. Слова Какаши казались бредом безумца. Люди не верили, что некогда смышлёный король мог предложить такое. В общем возмущённом хоре отчётливо выделялся хриплый, громкий голос старейшины Хамуры Митокадо и еще один, парня, который было не разобрать, — ведь тот словно оправдывался, визгливо и негодующе, почти срываясь. Наконец, всё перекрыл густой бас короля — и голоса, словно по команде, смолкли.

— Тот самый Гаара проникся чувствами к одному из наших солдат, и мы сможем использовать это в своих целях. Ведь союзничество с Вайлемом для нашей страны, куда выгоднее вражды.

— Разве Вы не слишком сильно надеетесь на этого психопата, Ваше Высочество? — вставил слово генерал Чоза Акимичи, ответственный за покой на улицах королевства.

— Я абсолютно не питаю надежд по поводу благосклоности принца Вайлема, я верю лишь своим людям, — взгляд Какаши переметнулся на воодушевлённое лицо Наруто. Тот, гордо расправив спину, с уверенностью проговорил:

— Я, генерал Третьего отряда, Узумаки Наруто, торжественно приношу свою клятву, что возьму ответственность за пленника вражеской страны.

Итоги данного совещания не всех удовлетворили. Осталось много дыр и недомолвок. План был слишком несовершенным и опасным. Главной проблемой являлось то, что сам король тоже решил выступить в этой битве и сражаться насмерть. Проблема с наследником была ещё не решена, посему яростнее всех выступали против этого решения старейшины, но их мнение больше никого не интересовало. Какаши решил на эту битву взять с собой генералов третьего, четвёртого и девятого отряда, а именно Наруто, Сакуру и Неджи с их войсками.

Наруто было приказано посетить комнату, куда перевели полумертвого Гаару после ужасного избиения Итачи. С порога его окутал аромат трав с примесью чего-то темного и горького. Потолок здесь был настолько низким, что он чуть не стукнулся головой. С него свисали лампы, которые можно встретить в любой комнате пригодной для жизни. Их причудливое разноцветное свечение резко контрастировало с полумраком помещения. Гаара неподвижно лежал на кровати, полностью забинтованный  и измазанный лечебными травами, теми самыми, запахом которых пропиталась вся комната. Принц напомнил парню картину с забинтованными трупами его товарищей, тех, кого они бинтовали сами, кого хоронили без должной процедуры, оставляя червям и насекомым дожирать их мёртвую плоть. Наруто не хотел думать о таком, но чудовищные ассоциации сами лезли в голову, не спрашивая разрешение у хозяина.

Встряхнув голову от навязчивых мыслей, Наруто сел на единственный стул в этой комнате. Деревянный стул нещадно шатался и скрипел, едва выдерживая вес воина. Узумаки сел и стал ждать, рассматривая закрытые веки Гаары, единственное неприкрытое место, не считая рта.

Прошла минута. Ещё одна. И ещё. По ощущениям прошёл даже час, но тот привык не доверять им в такие моменты. Блондин не хотел будить Гаару, но понимал, как это важно сейчас. Он до сих пор отчётливо помнил их первую встречу. Его буйство, враждебность и ненависть ко всем людям. Его сопротивляющуюся силу, несмотря на адскую боль и ранение. Все видели в нём монстра, которого невозможного приручить. В нем видели кого угодно, но точно не человека. Наруто же разглядел в нём всего лишь загнанного зверя, окутанного лихорадочным страхом. Он чувствовал от него тоскливое, липкое одиночество. Видел в нём самого себя в далёком прошлом. Ещё до встречи с Ирукой, его почти что отцом, до встречи с Какаши-саном, самым лучшим наставником в жизни, до встречи с Джирайей, его дедом. И он захотел быть для Гаары кем-то важным. Тем, кем стали для него эти люди. Другом, братом, родственной душой. Неважно. Лишь бы хоть кем-то. И это эгоистичное чувство завладело им, двигало, в тайне ото всех, к нему в клетку, что была подобна звериной. Не сдавался даже тогда, когда его никак не принимали, игнорировали, ранили словами. Всё это было неважно.

«Нужно помочь. Нужно. Он обязан. Обязательно надо помочь.»

Эти настойчивые мысли, что крутились в голове, словно белка в колосе, продолжали донимать его до тех пор, пока он не получил признание Гаары. Пока тот сам не начал тянуться к общению. И только после этого настало затишье в голове.

— Наруто? — прохрипел парень, едва разомкнув глаза. Блондин чувствовал, как тёмно-зелёные глаза уставились на него, как прожигали дыру в его душе.

— Я ждал пока ты проснёшься, — на выдохе произнёс Наруто, не ведая о чём ещё нужно было сказать. С чего начать разговор.

— Я думал, что тебя уже убили за предательство, — он не отводил своего взгляда даже на секунду, словно боялся, что стоит ему отвернуться, как тень дорогого для него человека исчезнет. Вновь тонуть в кромешной тьме одиночества не хотелось. — Зачем ты вообще заступился за такого ублюдка? Гнил бы дальше в своей клетке. Всё равно скоро бы сдох.

— Не говори глупостей! Ты не умрешь сейчас, я не позволю! — вскочил блондин, опрокинув стул. Тот, ударившись о деревянный пол, и вовсе сломался. Чертыхнувшись, Наруто попытался успокоиться. — Мой король хочет дать тебе ещё один шанс. Ты можешь выбраться из этого дерьма.

— А ты спрашивал, хочу ли этого я сам? — промолвил едва слышно принц. Грудь болела так сильно, что каждое произнесённое слово отдавало сильной пульсацией. — Ты вообще никогда и ничего не спрашивал у меня. Хочу ли я твою дружбу, твоё понимание, твою защиту. Ты всегда делаешь лишь то, что хочешь, — слабая улыбка тронула его губы, — поэтому ты и не сдался, как я. Не стал таким.

— Всё, что я делал до этого времени было лишь для тебя, Гаара! Я ХОТЕЛ ЛИШЬ ТВОЕГО СЧАСТЬЯ! — уже кричал блондин, не сдерживая эмоций. В груди кололо от ноющей тоски. Он не понимал откуда брались эти чувства.

— Какое, к черту, счастье, Наруто!? — злобно рыкнул Гаара, наплевав на адскую боль во всем теле. — Как я могу быть счастлив будучи в этом теле? Будучи врагом всех существующих на земле людей. Мы не похожи, как ты утверждаешь с самого начала нашего общения. Напоминаешь каждый раз, словно заевшие часы. Меня ненавидят, и я ненавижу в ответ. Я ненавидел всех ещё до начала этой гребаной войны, — не успев перевести дух, продолжил. Знал, что если выдохнет, больше не сможет говорить. — Меня ненавидел собственный отец ещё с первого дня рождения, когда его горячо любимая жена умерла, отдав жизнь мне. Я проклятое дитя Вайлема! Будь я женщиной, меня бы давно сожгли на костре за то, что я ведьма.

— Ты отнюдь не проклят, — тот встал на колени, чтобы быть с принцем одного уровня, чтобы смотреть ровно на него, не сверху вниз. Они ровня друг другу. Они люди. — Ты просто несчастен, как и все дети войны, - крепко схватившись за простыню от бушующей тоски, он продолжил. — Меня приставили к тебе, как ответственного. Твой отец хочет, чтобы мы вернули тебя. Он...

— Пф, — прыснул Гаара, прервав речь Узумаки. — Он настолько боится, что я солью всё его грязное бельё другим, что готов принять на себе роль «заботливой папочки»?

— Дослушай до конца, — нахмурился блондин, но продолжил. — Какаши-сан хочет, чтобы ты поехал с нами и помог нам покончить с ним. Помоги нам, Гаара. Расскажи всё, что знаешь. Мы хотим, чтобы ты взошёл на престол в будущем и стал нашим союзником. Наш король дает тебе этот шанс. Докажи всем, что ты не такой, каким тебя считают.

— И откуда такое смехотворное доверие? — ему эта ситуация казалась до абсурдного смешной. — Я ведь могу встать против вас, вернувшись в своё королевство. Отомстить вашему адмиралу за искалеченное тело, а королю за условия тюрьмы.

— Ты не можешь потому, что я знаю, как сильно ты ждал момента, чтобы убить собственного отца и узурпировать престол, — с горящим взглядом проговорил Наруто. — Мы даем тебе этот шанс, — слегка подумав, добавил. — И Какаши-сан доверяет не тебе, а мне. Он знает, что я не выбрал бы тебя, не будь ты таким, какой ты есть.

Гаара сразу заметил, как теплая улыбка озарила его, покрытое многочисленными шрамами, лицо. Ужасными шрамами, которые никоем образом не препятствовали лучезарному образу юнца. Теплота у него была душевная. Такому сиянию ни один шрам не помеха.

Иногда он задавался вопросами о чём Наруто думает, чем движет его добродушие, чего он этим хочет добиться.

Иногда, когда он смотрел на него, абсолютно не ведал, что делать. Странное чувство. Не счастье, но и не грусть.

Какая-то меланхолия...

Сдавшись окончательно, Гаара не понимая себя, словно околдованный чарами, открыл рот и стал рассказывать всё, что знал о военных делах отца.

Действительно какое-то чудо. Не иначе.

Узнав всю нужную информацию, Наруто поведал её Какаши, не утаив ничего из услышанного. Король признавал, что выведенные тайны королевства Вайлем были очень познавательны и полезны. Созвав генералов, которых собирался взять с собой, они вместе с адмиралом Итачи провели тайное совещание.

— Информация, которую вы сейчас услышите ни в коем образе не должна просочиться за пределы этой комнаты, — строго предупредил король до начала совещания. — Если хоть кто-то лишний узнает об этом, непременно ждите строгого наказания за непослушание.

После сказанных слов Какаши кивнул Наруто, и тот бесследно исчез. Куда — Сакура отнюдь не понимала. В последнее время она многого не понимала. Например, не понимала, почему король доверяет этому Гааре, почему Наруто так рьяно отстаивал его честь перед другими. Не представляла, как они собираются строить план атаки, используя там в главных ролях принца. А самое главное не понимала, что она чувствует к королю. Всё это било по её сердцу, нагоняло тревогу. Постоянные мысли сжирали её мозг, словно паразиты. Облегчить тягость мыслей помогали лишь тренировки и многочисленные спарринги, но и это было лишь временной мерой. Тренировки и бои заканчивались, а мысли всё также возвращались.

Спустя некоторое время Наруто всё же вернулся с Гаарой на деревянном кресле-каталке, которое лишь недавно изобрели мастера-ремесленники. Опешив от увиденного, она не сразу услышала разгневанный голос Неджи.

— Я могу хоть как-то понять присутствие женщины здесь, но что это здесь делает?

— У него имя есть, Неджи, — сразу встал на строну принца Наруто, нахмурив брови. — Он не это, а Гаара.

— Неважно, как его зовут, — отчеканил тот в ответ. — Я хочу понять, что он делает на тайном совещании. Это же гнездо для споров и сплетен. Да и кто знает, сможет ли он держать язык за зубами.

Сакура должна была с горестью признаться, что впервые готова была согласиться с Неджи Хьюга. Она не доверяла Гааре, не могла поверить в их схожесть с Наруто, которую он так рьяно доказывал. Да она сама себе не доверяла, как тут можно поверить врагу, чьи глаза всё ещё снятся в кошмарах. Всё это казалось ей полнейшим бредом. Она не верила в изменения человека. Для неё плохой человек всегда оставался таковым. Пусть хоть целый мир обрушится на её голову, но мнение она не поменяет. Сама Харуно была не лучше Гаары. И судила она лишь по себе и по-своему опыту.

Гнилые корни всегда останутся такими, сколько не меняй почву.

— Ты о нём ничего не знаешь, так что не суди обо всех так, как делал это раньше, — с намеком на прошлое проговорил Наруто, закончив на этом диллему.

Сакура не знала, о чем идёт речь, поэтому решила осмотреться вокруг и прочувствовать атмосферу. Взглянув на Итачи, она подметила, что тот частенько посматривает на Гаару, скорее всего, оценивая нанесённый урон. Она не знала, чувствует ли он вину или угрызения совести, рассматривая пленника. Не могла гадать лишь по его безразличным чёрным глазам, в которых иногда пылал такой жар ненависти, гнева или горечи, что становилось душно. Он для нее всегда был загадкой, несмотря на то, что она в этом замке уже полгода.

Повернув взгляд в сторону Гаары, она не заприметила ничего странного. Тот, словно окаменелая статуя, сидел и не двигался, не разговаривал, не выдавал своё присутствие ничем иным.

Наконец Сакура устремила свой взор на главного среди всех них, если быть точнее, то во всем королевстве. И стоило ей встретиться с ним глазами, как под его твёрдым взглядом жар на щеках стал сильнее. Он смотрел на неё всё это время. Смотрел так, словно никого больше в этой комнате не существовало. Так, словно весь мир был просто ненужным фоном. Мир, где они существовали только вдвоём.

Лишь о пустой, быстротечной мысли об их отдельном мире, сердце клокотало быстрее, отбивая свой ритм уже не в груди, а где-то в горле и ушах, заглушая всё прочие звуки.

И в моменте, под взором его пылающего взгляда, она поняла, что хочет, чтобы эти глаза что-то чувствовали к ней. А человек хочет взаимности лишь тогда, когда сам что-то чувствует к кому-то. И её осенило, что все эти ощущения: жар на щеках, стыд из-за глупых поступков, скоротечное биение сердца, волнение перед встречами, важность его мнения и его признание — всё это были отголосками влюблённости.

Девушка не хотела всего этого, ведь любовь — это ответственность, которую ты преподносишь другому человеку. А безответные чувства всегда были опасны. Вначале человек всегда готов отдавать всё безвозвратно объекту своей любви, однако, спустя время, его настигает разочарование и бессилие от нехватки чувств к себе. И эти ноющие чувства перерастают бушующую ненависть и ревность. В ненасытность человеком. Любовь перерастает в одержимость. А самое страшное в одержимости то, что ты сам не осознаешь, насколько одержим.

Сакура не хочет ничего из этого. Не хочет любить такого недоступного человека, не хочет стать одержимой этими чувствами. Она хочет быть воином и достойным для страны человеком, добиться хорошего положения для женщин и быть для них примером.

В её колючем пути не хватало только невзаимной любви. И всё же она прекрасно понимала, что когда чувства уже просочились в тебя, в твоё сердце, оттуда их не вытащить никак. Особенно, если человек всегда рядом.

Встреча взглядами с Сакурой после всего этого дерьма, казалась для него глотком свежего воздуха. Он не понимал отчего это происходит и решил не углубляться. Его пока что устраивали эти пересекания взглядами и немая поддержка. Он заметил, как спустя время, Сакура ушла в свои мысли, оставив его наедине с самим собой в их иллюзорном мире, где других не существовало. Для них попросту не было места там. И его настигло неимоверное уныние от ощущения щемящего одиночества. Дабы не потонуть в этих тягучих ощущениях, он продолжил секретное совещание, невзирая на гнетущую обстановку.

— Неджи и Наруто прекращайте. Прошлое на то и прошлое, чтобы оставаться лишь в воспоминаниях, — оперевшись ладонями о стол, он кивком указал на расположенную на столе карту. — Данные, полученные от принца, нам весьма помогут в грядущей битве. Благодаря ему мы понесем наименьшее количество жертв.

— И вы ему верите? — саркастично отозвался Неджи и перевёл взгляд то на адмирала, то на короля.

— Мы верим Наруто, — спокойно произнёс Итачи, не моргнув и глазом. — Тебе бы тоже начать побольше доверять своим товарищам.

Неджи не оставалось ничего более, чем сжать губы в тонкую линию. Сакура искренне сочувствовала Хьюге. В отличии от неё он хотя бы открыто выражал свои чувства. Она уважала в нём это качество.

— С вашего позволения я продолжу, — сказал король и пальцем тыкнул на захваченный восточный замок. — Мы разделимся на несколько групп, — обведя пальцем вокруг замка, продолжал объяснять. — Группа вместе со мной, Сакурой и Наруто выступит в роли приманки и отвлекающего маневра. Между тем, как Неджи со своим войском постарается зайти с обратной стороны замка при помощи стремянок. Постарайтесь всё сделать как можно тише, — предупредил Какаши генерала, и тот лишь кивнул в ответ. — По полученным данным Гаары мы знаем наверняка, где может находиться Раса.

— Наруто тебе придётся пробраться вместе с Гаарой в эту башню и убить Расу, — продолжил за короля адмирал. — К сожалению, мы не знаем, что будет после того, как мы отдадим Гаару Расе. Поэтому тут ты должен поступить так, как получается у тебя лучше всего.

— Импровизировать! — усмехнулся Наруто, совсем не беспокоясь о грядущей битве. Казалось, ему и вовсе было неведомо слово «проигрыш». Сакура облегченно улыбнулась, надеясь на благополучный исход. Иначе и быть не могло. Это же Наруто.

— А что если мы разыграем спектакль? Мол Гаара поймал Наруто в плен и таким образом он и затащит его за собой в башню, — задумчиво потирая подбородок, девушка привлекла к себе чужое внимание.

— Мне нравится! — воодушевленно воскликнул Наруто и повернулся в сторону молчавшего принца. — Ну как? Сделаем это?

— Звучит правдоподобно, — подытожил красноволосый после длительного молчания. — В моем исполнении подобные действия не покажутся странными. Да и в глазах своих солдат я чуть поднимусь, — глаза цвета болота поднялись в сторону Какаши. Гаара слабо ухмыльнулся. — Ты ведь этого хочешь от меня? Чтобы я взошел на престол.  

— Говори уважительно! — гневно прокричал Неджи, не выдержав натиска негативных эмоций. — Ладно, мы осуществим эту задумку. Как вы думаете, разве люди последуют на цареубийцей?!

— Их никто не будет спрашивать, — высокомерно ответил Гаара, не сводя взгляда с короля пока что вражеской страны. — Королевская чета всегда ненавидела народ, а народ ненавидел нас, но пресмыкался в страхе. Если я сам убью ненавистного короля, то люди захотят пойти за мной.

— Враг моего врага мой друг, — усмехнулся Итачи, подойдя ближе к прикованному креслу пленнику. — Я недооценил тебя, принц. Сожалею.

— Ты сожалеешь за то, что избил меня до полусмерти или за то, что недооценил? — оскалился тот.

— Кто знает, но ты смог вывести меня из себя, — обманчиво добродушно улыбнулся Учиха, и его морщины возле глаз стали менее заметны. — Несмотря на скверный нрав, ты будешь мудрым правителем.

— Я после всего этого отправлю к тебе Итачи и Наруто, как послов, — Сакура не удивилась данному предложению от короля. Это был отнюдь не примирительный жест. Он прямо утверждал, что не доверяет Собаку Но. Обговорив ещё многие нюансы, они решили, что отправятся в путь спустя 3-4 дня. Нужно было, чтобы Гаара хоть немного восстановился. А учитывая длительность пути к месту, они доберутся ровно через неделю. Нужно было начать приготовления уже с завтрашнего дня.

Как и было запланировано выехали они уже спустя несколько дней. Приготовив нужное количество оружия, сноровки, медицинских принадлежностей, они наконец выдвинулись в путь. Армия не была предупреждена насчёт их плана с Гаарой во избежание утечки информации. Их ждал долгий и утомляющий путь около трех дней сквозь лесную чащу. Труднее всего было перевозить повозки с припасами сквозь заросли и непроходимые узкие дороги.

Всё это сопровождалось с возможностью столкнуться с опасными и ядовитыми обитателями леса. Некоторые из солдат по своей неосторожности погибали, ещё не дойдя до поле боя. В таких случаях, хоть время и поджимало, король всегда останавливался и вместе с остальными выкапывал могилу в опушке леса, дабы похоронить человека с достоинством.

Каждый раз, смотря на этот процесс, Сакура всё сильнее восхищалась этим человеком. Какаши Хатаке был воистину достоин своего положения. И, к сожалению, было уже неважно: хотел он это место или нет. Хотел бы он жить, как обычный крестьянин, пахать на своем рисовом поле и продавать урожай или как почётный воин, преданный своему королю, либо же быть обычным купцом. Всё это было уже неважно. Судьба предопределяет начало твоего пути в момент рождения. Дальше всё в твоих руках.

Какаши Хатаке стал праведным монархом страны, хоть этого и не желал.

Будучи увлечённым многочисленными делами и всяческими проблемами, Хатаке не успел заметить, как уже стояла глубокая ночь на улице. Пел, насвистывая прохладный ветер, мелодией вплетаясь в мерный густой стрекот цикад. Летучие мыши с мягким свистом мелькали в бледном просвете вершин деревьев, а в густых кустах папоротника теплились зелёные огоньки светлячков. Волшебная атмосфера ночного леса располагала к себе, хотелось остаться здесь на всю жизнь. Построить хижину и жить, не ведая людских проблем. Только ты, лес и его обитатели.

Мгновенно было принято решение заночевать здесь. И спустя время ветер нёсся вместе с запахом разожжённого костра. Он был настолько огромный, что иногда его искры долетали аж до вершин сосен. Он смотрел на колыхающийся огонь и не замечал ничего вокруг. И вдруг в голове что-то щёлкнуло, и он куда-то двинулся, не замечая всеобщего смеха от какой-то шутки, протянутого алкоголя от солдат, предложений присоединиться. Он уходил всё больше вглубь леса, отказываясь от сопровождения. Ноги вели его сами, и он даже не думал сопротивляться. Какаши подсознательно знал, куда направляется. Он чувствовал всем естеством, что идёт туда, где ему будет хорошо, где, подобно тому огню, отчаянно колыхающемуся, его душа наконец обретёт свой покой. Там он отыщет свой источник воды.

Хатаке ничуть не удивился, когда, дойдя до того места, ему показались волосы персикового оттенка. Она лежала на траве, подстелив какую-то ткань, и смотрела на раскинутое перед ней звёздное небо с миллионами ярких точек.

Король не долго думал перед тем, как присоединиться к девушке, которая, судя по всему, не возражала. Они молча продолжали смотреть бескрайние просторы неба, что напоминало море, где каждая звезда — это изящное парусное судно, стремительно прокладывающее свой путь вдаль. И хотя они находятся на огромном расстоянии от нас, они все равно создают иллюзию близости, словно можно протянуть руку и дотронуться до этой неземной красоты. Какаши, видя, как Сакура протянула руку к небу, подумал, что девушка думает о том же. Ему понадобилось много усилий, дабы не схватить её руку и не накрыть своей.

— Вы верите в то, что, умирая, люди становятся звёздами? — вдруг спросила Харуно сквозь шум лесных обитателей. — Если так, то получается, моя мама ночами всегда следит за мной?

— Мне кажется, что только хорошим людям свойственно становиться звездами, а после, спустя много поколений, переродиться вновь, — Какаши следил за тем, как её рука медленно опустилась на землю, а затем перевёл взгляд на её лицо, изучающее звезды. — Уверен, твоя мама точно там.

— А ваши родители? — Сакура наконец повернула голову в его сторону, теперь внимательно изучая в ночной мгле его тёмно-серые глаза. — Они там?

— Навряд ли, — отрицательно повел плечами король, изучая её всю. Глаза неосознанно опустились на губы, так сладко манящие к себе. Однако король вернул свой взор на её изумруды. Блеск её глаз запомнился ему так же, как и восход солнца на рассвете и как первый проливной дождь октября. — Такие, как мы, никогда не сможем стать звездами и сиять. Нам уготовано вечные муки где-нибудь в аду. Зря ты пришла сюда. Твое место на небе, Сакура.

— Почему Вы так уверены? — они говорили тихо, словно вели интимный разговор. — Я очень много плохого сделала и до войны. Может мне и место в аду. Рядом с вами.

Сакуре показалось? Или расстояние между ними медленно сокращалось?

— Ты и сейчас сияешь, словно звезда, Сакура, — пролепетал Какаши, околдованный атмосферой. Всё больше хотелось прильнуть к её губам. И всё меньше хотелось сопротивляться этому желанию. — Для меня уж точно.

— Так же, как и Вы для меня, — на выдохе произнесла девушка. Дыхание спёрло, несмотря на прохладный ветер, тело горело. — Мне всегда хотелось следовать за вашим светом. Таким ярким и просторным. Как эти звезды.

— Правда? — усмехнулся король, находя это комичным. — А я следовал за тобой. Забавно получается, тебе не кажется?

Однако Сакура не находила это весёлым. Она не понимала, как такой великий человек мог обмолвиться такими словами. Следовать за ней? Такой грязной и нечестивой девушкой? Абсурд. Но сказать она так ничего и не успела. Какаши продолжил:

— Будь в порядке и в этой битве, пожалуйста, — тот положил свою бугристую от бесчисленных тренировок с мечом руку ей на щеку, и её сердце затрепетало, а дышать стало и вовсе невозможно. — Иначе это будет невыносимо... — он всё продолжал гладить щеку большим пальцем руки, а Сакура всё надеялась на что-то большее. Хотелось, чтобы её надежды на то, что чувства будут взаимны, оправдались.

— Что вы имеете ввиду? — прозвучало настолько растерянно и испугано, что Сакура не поверила своему голосу.

— Я и сам не понимаю, Сакура, — он нахмурился. — В последнее время я абсолютно не понимаю себя и свои чувства. Но единственное, что я точно знаю, это то, что не хочу, чтобы ты поранилась.

Сакура лишь горестно улыбнулась и, схватив его за локоть, оттянула от себя подальше. Это было не то, что она хотела услышать. Ведь король всегда волнуется за своих воинов. Стало до отвращения больно. Меж тем, Какаши тоже почувствовал, что что-то в ней изменилось после его слов. Она стала похожа на легкий ветерок, который вот-вот исчезнет. И ему стало до тошноты тоскливо. Обидно, что ей показалась неприятной его забота о ней. Ведь для него она была, словно тихая звезда, что сообщает о начале ночи.

«Ты путеводная звезда, озаряющая мою жизнь».

Эти слова вертелись на кончике языка, но он не осмелился произнести их, боясь увидеть ещё большее разочарования в её глазах.

— Не волнуйтесь, Ваше Величество, — искренне улыбнулась девушка. — Если наши судьбы связаны, мы обязательно встретимся вновь.

Однако эта улыбка была отнюдь не искренней. Как и весь этот разговор.

Chapter Text

В тот день было необычайно солнечно. И хоть солнце лишь недавно вышло за горизонт, оно уже нещадно пекло. Особенно не везло тем, кто был полностью экипирован в доспехи. Металл грелся под солнечными лучами и обжигал кожу. Казалось, что тело было готовым расплавиться ещё до начала битвы. Крупные капли пота стекали по лицу, но каждый раз оставались проигнорированными. Вся сосредоточенность солдат уходила на возвышающийся над ними замок, который в скором времени окажется под натиском их штурма.

Каждый из них, стоя на отведённом месте в линии фронта, терпеливо дожидался решающего слова короля, величественно восседающего на своём коне. Сакура, как генерал, стояла впереди своего отряда и как высокопоставленный воин, была ближе всех к королю наравне с другими генералами. Иногда ей казалось, что всё это происходит не по-настоящему. Что это лишь злые игры, устроенные в её чокнутой и обезумевшей от горя голове. И ей не оставалось ничего другого, кроме как взирать на его спину. И хоть она стояла к нему ближе всех, в действительности расстояние ощущалось гораздо обширнее. Словно Сакура находилась в самых последних рядах и ей не оставалось ничего более, чем восхищаться его гордой осанкой и умением водить людей за собой. Нить, связывающая их искалеченные души, трещала по швам после вчерашнего разговора.

Все её переживания, домысли, рассуждения казались такими бессмысленными. Ей не хотелось возвращаться к этому, но её мысли постоянно вертелись в этом запутанном вихре, увлекая в свои опасные водовороты. Тревожность усиливалась с учетом того, что в скором времени они снова втянутся в агонию смертей, мучений и крови.

Страдание от жары было меньшим из зол в ожидании грядущей схватки. Харуно не беспокоилась за Хатаке Какаши. Она знала, что он выйдет из этой битвы победителем. Сакура не переживала за себя. Знала, что даже если умрет, этот мир не потеряет ничего ценного. Перед боем она множественное количество раз видела, как кто-то молится, просит своего Бога о прощении всех грехов и о будущих смертях, принесенных их руками. Они молились за себя, свои семьи и друзей. И только она, всю свою сознательную жизнь кого-то проклинала.

Проклинала отца, тех бандитов, бездушных тварей, готовых растерзать всех за одну золотую монету. Проклинала заказчиков, богатых и бедных. Иногда проклинала мать за то, что так и не ушла от отца. И всегда проклинала саму себя. Каждый день. Каждый миг проклинала себя перед Богом за то, кто она есть, за то, кем стала и кем была. И никогда не просила прощения. Грехи невозможно перекроить одними просьбами. Она сама по своей сути уже являлась грехом. Одно её существование уже было грешным проступком. В день, когда убили её мать, они должны были захоронить Сакуру вместе с ней. Но душа её хотела отмщения. И только по этой причине девушка продолжила скитаться по этим захолустьям.

Однажды, когда Сакура была уже действительно на грани, когда месть была завершена, когда кровь её врагов буквально стекала с её волос и прилипала к одежде, к коже, а следом за собой оставляла багряные разводы, та оказалась возле церкви. Крови на ней было больше, чем открытой, ничем не окрашенной кожи, остекленевшие глаза её казались мертвыми. Она сама казалась неживой, омертвевшей куклой. Страшилкой, которой пугают детей перед сном. Едва петляя ногами, таская за собой кровавый меч, испачканный кровью ублюдков, их жён и детей, она добралась до маленькой церкви на окраине городка. Казалось, она внушала страх окружающим своим чудовищным видом, но преподобный, обернувшись к ней, увидев её вид, затаив дыхание, тяжко взирал на неё жалостливым взглядом. Словно видел не кровожадного убийцу, а потерявшегося ребёнка, коим она уж точно не являлась. Сакура прекрасно осознавала свои поступки и ждала последствий. Хотела их. Девушка стояла на крыльце и не смела заходить в божий дом. Словно если войдёт, её тут же проткнут тысячами игл правосудия, будто вселившийся в ней демон не хотел этой участи. Она всё гадала, зачем пришла в церковь, зачем ноги приволокли её сюда. Гадала, пока неосознанно не заговорила:

— Старик, зачем ты молишься? Бог никогда и никому не помогает. Его никогда нет, когда он нужен. Мы все проживаем напрасную жизнь, мечтая, чтобы завтра этот ад был не таким, коим был сегодня, — она направила на него свой окровавленный меч. Ещё не запёкшаяся полностью кровь начала капать с его кончика, загрязняя и оскверняя это место. — Так... зачем? Зачем мы вообще существуем?

— Я не знаю, что случилось с тобой, девочка моя, но могу сказать лишь одно, — несмотря на направленную на него угрозу, он приближался. — Напрасно проведённый сегодняшний день - это то завтра, о котором мечтает человек, умерший вчера. И пока мы жалуемся на жизнь, кто-то о ней мечтает.

— Чушь собачья, — огрызнулась та,  еще не осознавая, как сильно эти слова изменят её дальнейшую жизнь. — Я ненавижу всё, что связано с моей жизнью. Молитвы Богу? — Безумный оскал озарил её лицо. — Я проклинаю этого вашего Бога. Проклинаю всех, кто мечтает о подобной муке. Сдохните. Чтобы все подохли в адских мучениях.

Сакура продолжала несвязно тараторить и бубнить слова проклятий, не заметив, как меч с грохотом упал на пол, соскользнув с руки. Не заметив как, дрожащими руками схватила себя за волосы, оттягивая их так сильно, пока не сдирала клочок за клочком.

Жалость священника постепенно сменилась брезгливостью, ненавистью и страхом. Какофония этих чувств смешивалась, вливаясь в нечто общее. Сев на корточки рядом с ней, не обращая внимания на то, что девушка всё ещё продолжала что-то бормотать себе под нос, смахивая на сумасшедшую, он сказал ей:

— Если не хочешь жить для себя, служи и живи ради других. Сражайся ради своей родины, ради короля, ради будущего поколения. Отдай саму себя служению людям. Будь пленником их чувств, но не своих, — он говорил, наставлял, как ему казалось на путь истинный, словно это и есть божья воля. Он не хотел, чтобы такой человек оставался среди них. Желал, чтобы такие безбожники, как она, умерли во благо королевства. А за свои грешные мысли он помолиться Богу, и тот его простит. — Я помолюсь за тебя, дитя. Я хочу, чтобы ты освободилась от лап демона, что преследует тебя.

Хоть Сакура и была в тот момент в полуобморочном состоянии, но слова священника въелись в её разум так чётко и ясно, что звенели и напоминали о себе по сей день. Она была слишком сломленной, чтобы не идти по чужому зову. В тот миг ей было неважно кто позовёт. Она бы пошла следом за кем угодно. Словно тот, кто первый перепишет чистый лист, и станет новым смыслом и предназначением бумаги. Да, и то, что она стояла тут и смотрела на гордую осанку короля, была лишь его заслуга.

Пока Сакура тонула в своих размышлениях, Какаши, оценив обстановку окончательно, решил, что пора наступать. Осмотрев своё войско, он незаметно кивнул Наруто, который держал в кандалах Гаару. План так и остался не озвученным для остального войска во избежание утечки. Вначале они планировали провести переговоры возле стен замка, чтобы выглядело это так, будто они и вправду не хотят воевать и пришли с миром. Гаара им поведал, что скорее всего отец в любом исходе битвы нарушит договор, уверил, что обещанные пленники уже давно мертвы, поэтому сказал, что нужно быть готовым к удару в спину.

Король не страшился, поэтому он вместе с Наруто пошел к центральным воротам замка, приказав войску быть наготове. Лучники должны были встать на позиции, если с замка полетит хоть одна стрела. Раса показал себя лишь тогда, когда Какаши с Наруто и пленником были у самих ворот.

— Как ты и сказал, мы привели твоего сына к тебе, — крикнул Какаши, взирая на короля вражеской страны. Лучи солнца слепили глаза, но он не позволял себе прищуриваться. — Ты должен выполнить свою часть сделки, Раса.

— Быть слишком самоуверенным плохо, Хатаке Какаши, — усмехнулся Собаку Но, брезгливо оценивая противников. Королю показалось, что и сына он осматривал таким же взглядом. Гаара был прав. Раса любил лишь себя. — Откуда мне знать, пришел ли ты действительно с миром.

— Если бы я хотел кровопролития, то убил бы твоего сына прямо на твоих глазах, — отчеканил Хатаке железным тоном.

— А собранное за тобой войско явно так не считает.

— Считаешь, что король целой страны должен был приходить во вражеское логово совсем один? — усмехнулся Какаши, но в миг вернул былую серьёзность. — Хватит юлить, Раса. Верни пленников.

Ничего не ответив, Собаку Но перевёл затуманенный взгляд на принца, и Какаши догадывался, что произойдёт дальше. В тот день они обговорили, что Гаара должен подать своему отцу незаметный знак о том, что тот готов контратаковать. Наруто должен будет заковать его в кандалы таким образом, чтобы юнец смог из них выбраться и помочь ему взять себя в заложники. Таков был их план, но реальность всегда отличается от вымышленных сценариев. Они могут сколько угодно продумать свои ходы, но мышление противника не всегда поддаётся их планам.

— Что ж, так уж и быть, — задумчиво улыбнулся король и приказал своим людям открыть ворота

Сакура с остальными стояла не так уж и далеко от стен и могла видеть всё, что происходило там. Иногда до ушей доносились и отрывки их разговора. Она знала, что должна будет делать дальше, наизусть выучила фрагменты их плана. Гадала, через сколько минут или часов отряд Неджи будет наготове, подсчитывала, когда всё начнётся. Замиранием сердца смотрела, как медленно, сквозь глухой скрежет металла, поднимаются деревянные ворота.

Она считала, что была готова ко всему в этой битве, как морально, так и физически. Считала, что бесконечные тренировки закололи не только силу, но и дух. Думала, что первое её кровавое сражение, полное потерь, неудач и разочарований, оставило огромный опыт в её жизни. Наивно предполагала, что прекрасно справиться на этот раз.

Но она ошиблась. Вновь. Наивно понадеялась на пережитые травмы и расколотый рассудок. И получила своё наказание.

Как только ворота были полностью подняты, перед ними предстала ужасающая картина того, как отрубленные головы их союзников были насажены на копья. Стекавшая кровь давно застыла на них. Страшно было представить, какой был запах разложения плоти. Отвращение было настолько ощутимым, что спазмы в животе стимулировали рвоту, но Сакура держалась. Во чтобы то не стало она должна была усмирить свои чувства. Девушка попыталась сконцентрироваться на пылающем гневе и направить его на противника. Ей было страшно представлять чувства, охватившие короля, который бесконечно тонул в водах вины и ненависти по отношению к себе.

— Сейчас! — где-то издали крикнул Раса, воспользовавшись растерянностью оппонентов. И лишь его омерзительный голос привел её в чувства. Люди не успели оторопеть, как Гаара уже держал нож возле горла Наруто, и Сакура поняла, что план наконец идёт в нужном направлении.

— Если кто-то двинется, я сделаю с вашим генералом то же, что и с вашими былыми солдатами! — с хрипом проговорил принц, сжимая меч до побеления.

— Не слушайте его, Ваше высочество! Прикончите их всех, как они это сделали с нашими собратьями! — гневно крикнул Наруто, брыкаясь что есть силы. Увиденное недавно оставит свой след в них ещё на долгое время, но нужно было продолжать. Хотя бы ради умерших товарищей.

Одним движением руки Хатаке остановил войско. Он кипел от злости, хотел вцепиться в глотку Расы и вырвать его жизнь самым беспощадным методом. Такое он не прощал. Тех, кто издевался и порочил умерших, он карал единолично. Повторяя их план, словно мандру, он стискивал зубы до скрежета и ждал.

— Не рыпайся! — рыкнул Гаара и слегка задел мечом кожу на шее Наруто. Струйка крови, словно алая нить, прочертила свой путь незамедлительно.

— Ты нарушил свою часть сделки, — из последних сил стараясь держать спокойное выражение лица, проговорил Какаши, вернув свой взор на Расу. — Ты поплатишься за это своей жизнью.

— Может быть, но думаю ты этого уже не увидишь, — как только Гаара с Наруто скрылись из виду, зловещая улыбка озарила его лицо. — Огонь!

Стоило произнести эту фразу, как дождь из стрел направился в сторону Какаши.

Сакуре хватило лишь миг, чтобы осознать всё происходящее и действовать незамедлительно.

— Вперёд!!!! — крикнула она, что есть силы, напрягая свои голосовые связки. Нещадно пнув лошадь пятками, девушка ускоряла ее. Войско следовало за ней безукоризненно. А лучники отпускали натянутые до уха тетивы.

Будучи готовым к такому Какаши взял с собой самый прочный щит. Едва услышав приказ Расы, он преподнёс его к голове и постарался двинуться в слепую зону. Бывало так, что щит не выдерживал острие кончиков стрел, и они прорывались сквозь него. Однако до цели не доходили, замирая возле головы. Благодаря оперативности Сакуры и меткости лучникам, Какаши удалось избежать кризиса быть убитым стрелами. И теперь на него двигалось около пятидесяти вражеских воинов, если не больше. Выбросив мешающийся и почти расколотый щит, он достал меч из ножен и решил подождать. Краем уха он слышал, как его войско тоже наступало, однако, он и не надеялся, что те успеют к началу. Затаив дыхание, Хатаке поднял меч и стал ждать, стоя возле стены, дабы избежать атак со спины.

Враги не заставили себя долго ждать. Один из воинов, облачённый в темные доспехи, в момент замедления выглядит как монумент беспощадности. Его меч, тяжелый и основательный, с трудом поворачивался, как цепь, рвущаяся к цели. Он совершает широкий удар, направляя лезвие к Какаши. Он же в свою очередь, в сверкающих серебряных доспехах, отвечает резким поворотом и прыжком, перекрывая удар своим быстрым и ловким клинком. Их мечи сталкиваются с оглушительным скрежетом.

Каждое движение тщательно выверено. Ловкость короля, изящная и воздушная, противостоит тяжёлой силе врага. Мечи перекрещиваются в молниеносной дуэли, каждый удар отскакивает и переходит в следующее движение, подобно танцу. Не медля, Какаши забирает чей-то окровавленный щит с земли. Бой лишь недавно начался, а уже пахнет тяжелым свинцом. Клинки касаются доспехов с резким звуком, который разрывает звуковую завесу битвы, создавая изо всех этих звуков мозаичный оркестр.

Когда он блокирует удар, его щит слабеет под натиском, но он быстро восстанавливается, его руки, дрожащие от напряжения, уверенно держат меч. Он контратакует, его меч скользит по боку соперника, оставляя короткий, но болезненный след. Противник издаёт короткий вскрик, однако, мгновенно возвращается в бой, парируя и нанося ответный удар, так что их движения становятся похожи на яростное кольцо, замкнутое на самом себе. Какаши уже готов был признать, что это сражение будет тяжелым, как в бой вырывается Сакура верхом на коне, а за ней всё их войско. Она точенным движением отсекает головы противников, не слезая с коня. И если бы у Какаши было хоть толика свободного времени, он так бы и продолжил восхищённо взирать на девушку, похожую на нимфу из сказок. Неважно, что там они преподносились, как самые изящные и благородные дамы. Для него Сакура была именно такой. Плевать, что скалилась она отнюдь не изящно, а с чужой кровью на лице не выглядела благородно. Всё это было неважно.

Под ногами прерывались шаги и удары, образуя облака пыли и грязи. Каждый из воинов, истощённый от напряжения и жажды победы, ведёт бой с таким упорством, что сама природа кажется неумолимой в своём молчании. Лезвие, резкое и неумолимое, находит свою цель, и с легкостью проникает сквозь металл и плоть, оставляя после себя кровавый след. 

Сакура слезает с коня и встаёт рядом с королём, решив сражаться бок о бок.

— Вы чуть не погибли! — кричит на короля та, успев выбить меч у одного из воинов. — Это было неразумно оставаться тут!

— Но не погиб же, — ухмыляется уголком губ Хатаке, вонзая меч в очередного врага и отбрасывая того, словно кусок мяса.

— Сумасшедший! — тихий хохот короля вырывается в столь неподходящий момент

Утреннее солнце продолжало опалять, словно гигантская кровавая завеса.

Противники, закалённые опытом войны, стояли друг против друга, их взгляды переплетались, как мечи в схватке. Их доспехи сверкают в лучах солнца, создавая всплески света, подобные искрам, вырывающимся из огня. Каждый их шаг был как шаг на тонком льду — он был полон расчёта и намерений.

В воздухе витал гул битвы: резкие крики, звуки ударов и скрежет металла. Мечи, словно живые существа, вырывались из рук своих хозяев, их лезвия сталкивались с утренним воздухом, высекая звуки, которые разрывали тишину и отражали напряжение момента. Мечи скользили и вращались, как лезвия смертоносного вихря, каждое движение было точным и смертоносным.

Их тела двигались с точностью и грацией, которые свидетельствовали о бесконечных часах тренировки. Каждый удар, каждый блок, был преисполнен особым смыслом и решимостью. Взмах меча создавал дугу из сверкающего металла, как след от молнии, проносящийся в небе. Искры разлетались, когда лезвия сталкивались, освещая лица воинов, полные решимости и ярости.

Когда бой продолжался, каждый удар и парирование было не только физическим действием, но и выражением внутренней борьбы и стремления к победе. Лица были в напряжении, глаза горели решимостью, а дыхание становилось всё более тяжёлым и прерывистым. С каждым преодолённым ударом напряжение нарастало, как звуковые волны, усиливающиеся до оглушительного ревущего крика.

Всякий раз лезвие девушки находило цель, и в утреннем свете этот момент замирало в бесконечности. Стоило зайти в замок, время как будто остановилось, захватывая каждую деталь, каждую эмоцию, всё то, что сделало этот бой не просто схваткой, а настоящим искусством войны.

— Ты должна найти Наруто! Он там совершенно один, — где-то сзади слышит родной голос, но не поворачивается. Отбивается от очередной атаки и наносит ответный удар. — Неджи с его командой вот-вот придут, мы справимся без тебя. Иди, я тебя прикрою. — Они не видят друг друга. Сосредоточены лишь на своих оппонентов. Уставшие и грязные, они пытаются держаться на плаву со всех сил. Не видя друг друга, каким-то чудом чувствуют и доверяют. Поэтому ничего не сказав в ответ, Сакура двигается в направлении башни, пробивая себе кровавую дорогу из смертей. Как и говорил Какаши, он прикрывает её спину, и девушка вырывается оттуда, убегая в нужном направлении.

Происходящее ей всё ещё кажется нереальным, беспробудным сном, но она всячески отгоняет эти мысли, сосредотачиваясь на важных вещах. Находя лестницу, решает подняться по ней, будучи уверенной, что Наруто с Гаарой находятся там. По пути ей встречаются вражеские солдаты, но она легко отбивается от них, держа свою цель, как путеводную нить.

Слегка радуется, услышав характерный звон мечей, когда они сталкиваются с друг другом. И как только она приближается к заветной комнате, её настигает тишина. Улыбка мигом увядает, как только она видит причину столь тревожной тишины.

 Полчаса назад

— Отведите меня к отцу, — приказал Гаара, как только скрылся из виду Какаши Хатаке. Видя эти холодные серые глаза, он понимал, что не имел права на ошибку. — Пленника тащите за мной!

Гаара не был удивлен, когда солдаты отводили его всё больше вглубь башни. Отец всегда был трусом. Слабаком, выплёскивающим свою слабость на других. Гаара ненавидел его. Проклинал всем своим естеством. Поднимаясь по лестнице, мельком осматривал Наруто, чтобы убедиться в том, что с ним всё в порядке. Он сомневался, что блондин смог переварить увидевшее недавно. Человек, который так ценит чужие жизни, никогда не сможет смириться с жестокой расправой его товарищей. Гаара едва ли не усмехается, когда в голову приходит мысль, что Наруто скорее пощадит врага, чем согласиться сделать такое. И вдруг осознает, каким же чудом он попал сюда.

— Тебе не место на войне, — бормочет так тихо, что сам едва слышит, что говорит. Тронув старый шрам на лбу, где красовалось высеченное «爱В переводе означает: "Любовь".» ножом.  Этот шрам был очень дорог ему. Он носил с собой всю тяжесть пережитой боли за долгие годы жизни. Он дал клятву. Клятву на крови. — Я защищу тебя. Обязательно.

Чем ближе они были к отцу, тем отчётливее он ощущал дрожь во всем теле. И это было явно не из-за веществ, что притупляли боль, который дал ему Орочимару, врач Амантеса, чтобы тот смог спокойно двигаться, не опасаясь режущей боли, нужное для них время. Тупую боль можно было и потерпеть. Это было нечто другое.

Страх.

Он знал эту тёмную, холодную тень, обвивающую душу и проникающую сквозь плоть и кости, словно невидимый яд. Всегда начинается с легкого дрожания, которое пробегает по спине, как осенний ветер, и постепенно нарастает до глухого, сковывающего чувства, обостряя каждую мысль и чувство.

В его объятиях мир вокруг становится искажённым, каждый звук приобретает устрашающий оттенок, а свет, пробивающийся сквозь тени, кажется ненадёжным и отравленным. Гаара лучше других был знаком с этим чувством. Он прожил с ней бок о бок всю жизнь. Словно в аду он вертелся с одного края на другой. Не знал куда себя деть от этого пронизывающего чувства.

Решение нашлось лишь тогда, когда он взял в руки меч и стал отвечать страху насилием. И первое, что он сделал, высек себе на лбу кровавую отметину в знак начала его пути.

Он убивал. Много. Беспощадно. Незрело. Больше не страшился никого и ничего, кроме своего отца. Страх перед ним побороть так и не смог. Взрослый и безжалостный Гаара мог с легкостью убить его ещё очень давно, но внутренний ребенок, плачущий от страха и отчаяния, ребенок, который страстно желал любви и ласки, до жути боялся своего отражения в зеркале, особенно этих болотно-зеленых глаз, напоминающих отцовские, ребенок, что находил утешение лишь в игрушечной мишке, которого в итоге тоже забрали, очень боялся своего отца. Дрожал, как осиновый лист при упоминании его имени. Этот ребенок всё ещё командовал им, находясь рядом с ним.

И пока он боролся с этим отчаянным желанием сбежать, они уже были возле дверей комнаты, где их дожидался разгневанный Раса.

— Я ждал тебя, — обманчиво добродушно сказал отец и приказал приблизиться к нему. Гаара не подавал виду, что ему страшно. Никогда. Наоборот, всегда смотрел с вызовов. Со всей своей ненавистью. Глаза отца отображали, словно зеркало, не только его цвет, но и чувства. Он и вправду ненавидел собственное отродье. Звонкая хлесткая пощечина обожгла лицо, а из носа хлынула кровь, скатываясь тяжёлыми каплями по губам и подбородку. — Чёртов идиот! Ты хоть знаешь сколько я нервов потратил, чтобы высвободить тебя оттуда?!

— А зачем тебе вообще меня освобождать? Тебе ж это было на руку. Наконец ненавистный сын умрет, — проговорил Гаара, оставаясь внешне невозмутимым. Он слышал, как сзади Наруто начал брыкаться и мысленно просил, чтобы он не испортил их план своим неравнодушием. Враг не может так реагировать на врага.

— Ты ни черта не понимаешь, ублюдок, — вторая пощечина настигла другу щеку. Благодаря тому снадобью он едва ли чувствовал боль от полученных ударов. Однако ничто не могло притупить душевную боль.

— Да как так можно с собственным сыном?! — крикнул Наруто где-то позади. Гааре стоило проявить немало усилий, чтобы не повернуться в его сторону и не дать под дых. Этот идиот сейчас разрушит все их планы.

— А этот отброс что вякает? — огрызнулся Раса, презренно разглядывая блондина. — Убить его!

— Он важный пленник! — резко произнёс Гаара, не обдумав толков ничего. Рот открылся раньше, чем заработал разум. — Им можно с легкостью манипулировать Хатаке Какаши.

Казалось, Раса слегка смягчился, когда рукой отозвал свой приказ, и Гаара едва зметно выдохнул от облегчения. Однак вновь напрягся, когда он подошел непозволительно близко к Наруто. Гаара подошел с боку, чтобы быть готовым к любому исходу. Он хотел треснуть Узумаки, который так бесстрашно прожигал короля взглядом. Парень напрягся ещё сильнее, когда Собаку Но грубо схватил того за щеки и стал внимательно осматривать.

— Похоже, ты и не догадываешься насколько жизнь может быть тяжёлой. Не всегда родители любят детей и наоборот, — Гааре было впервые плевать, о чем ведает его отец. Беспокойство за Наруто заполнило всю его душу и сердце. — Жизнь вот такая вот несправедливая штука, пацан. Ну, ничего. В нашей тюрьме ты сполна насытишься несправедливостью этой поганой жизни.

Гаара старался держаться невозмутимо, но иногда, всего на миг, его глаза выдавали его с потрохами. Ему казалось, что этот миг ничтожно мал, чтобы что-то понять и увидеть. Однако именно в этот момент отец устремил на него свой взор и, кажется, о чем-то догадался. Он оттолкнул лицо мальчишки и приблизился к нему. Гаара готов был выдохнуть от облегчения, пока не услышал его новый приказ.

— Гаара, я прощу тебя, и мы вернемся домой лишь при одном условии.

— Каком? — с замиранием сердца спросил красноволосый. Он почувствовал тяжесть рук на своих плечах и дыхание возле уха. Внутри возникло ощущение надвигающейся катастрофы, как если бы тёмные облака сгустились над горизонтом, готовые поглотить всё в своем мраке. И эта катастрофа действительно наступает, как только тот открывает рот.

— Убей его своими руками, — кажется, что на плечах груз не только его рук. На них чувствуется нечто тяжелее. — Один взмах меча и ты вновь мой сын. Как было и всегда, сынок. Мой личный палач.

Пульс бьётся в висках, как стремительное биение барабана, а дыхание становится прерывистым, затруднённым, как если бы воздух сам по себе стал вязким и неподдающимся. Каждое движение кажется тяжёлым и неестественным, как если бы тело стало чужим, непривычным, и его границы размылись. 

Страх вернулся. Ему очень и очень страшно. Страшно не подчиниться. Страшно убивать единственного дорогого друга. Страшно. Ему страшно.

Ребенок внутри него захлёбывается в своих слезах. Кричит в истерике. Трясётся в агонии. Молит послушаться отца. Жить, как жил прежде. Быть палачом отца и никем больше. Игрушкой, без какой-либо воли и стремлений. Лишь подчиняясь отцу, можно его не бояться.

Взяв протянутый меч в руки, Гаара приближается к Наруто, взирающего на него своим обычным взглядом. Гаара мысленно умоляет его смотреть осуждающе, ненавидеть его всей его огромной душой. Не понимает, почему всего несколько шагов и он уже стоит возле него с поднятым оружием. Не чувствует, как дрожат руки, едва удерживая меч в руках. Не видит солдат, удерживающих его за локти. Ничего не видит помимо этих обжигающих голубых глаз. Им под силу обжечь весь этот чёртов мир, но они почему-то обожгли лишь его сердце. Почему-то чувствует влагу на щеках, не понимает из-за чего в глазах стоит пелена. Одними лишь губами произносит:

— Прости...

— Всё в порядке, — говорит и улыбается. Даже не думает его ненавидеть. Сердце сжимается от его всеразрешающей улыбки. Он замахивается и вдруг вспоминает его слова, сказанные накануне сражения:

« Даже если придется поставить на кон жизнь, чтобы ни случилось, я буду улыбаться рядом с тобой, говоря, что всё будет в порядке. Я никогда не буду винить тебя, чтобы ты не сделал. Никогда».

— Мы были рождены, чтобы умереть вместе, Наруто, — говорит и рассекает плоть впереди стоящего.

Когда открывает их, то не видит перед собой Наруто или стражников. Он не в той раковой комнате, нет. Это место такое мрачное и темное, словно он оказался в недрах своей души.

В далеке слышится плачь ребенка, и он решает двинуться в эту сторону. Он становится всё отчётливее и громче по мере приближения. Наконец он видит источник звука. Это был мальчик лет восьми. Он сидел скручившись, закрывал лицо руками и надрывно ревел. Алые волосы были коротко сострижены, а он сам был грязный.

Гаара столкнулся наконец с самим собой. Встретился со своей трусливой натурой, приказывающей каким будет его каждый шаг. Сев рядом с ним, Гаара произнёс:

— Мне жаль, что жизнь так несправедливо обошлась с тобой.

— Мне страшно, очень-очень страшно, — сквозь слёзы проговаривал мальчик. — Почему люди такие злые? Я ведь просто родился...

— Не всегда рождение предвещает радость, — он протянул руку и пригладил волосы мальчика, пытаясь успокоить. — В твоей жизни было много плохого, но наконец появилось нечто хорошее, — он улыбнулся уголком губ, вспомнив взбалмошного Наруто. — Очень хотел бы, чтобы именно ты его встретил. Тогда ты был бы другим. Всё было бы по-другому.

— Он такой хороший? — всхлипнул тот.

— Очень. Я готов сделать для него всё возможное, — он остановился, перестав гладить. Смотрел прямо и без сожалений. — Даже избавиться от тебя.

— Избавиться...от меня? — невинный детский голос звучал таким обескураженным. Не удержавшись, Гаара вцепился в него. Обнял со всей силы. Боялся смотреть в его глаза и продолжать говорить.

— Ты должен исчезнуть, — он едва ли не задыхался от собственного бессилия. — Просто... исчезни.

— Ты тоже меня предаешь? — Гаара чувствовал, как ребенок начинал дрожать. Не понимая, что дрожит он сам.

— Нет, я тебя всегда буду помнить, — тихо, едва слышно. — Живи в моей памяти, но не в душе. Пожалуйста.

— Ты хочешь идти дальше уже без меня?

— Да, прости... Прости меня. Умоляю.

Гаара плачет. Слезы текут градом, но остаются незамеченными. Гаара кричит, но голос остается проигнорированным. Время идет, а он так и не понимает, что уже обнимает самого себя.

— Мы были рождены, чтобы умереть вместе, Наруто, — говорит и рассекает плоть впереди стоящего. Закрывает глаза, чтобы не увидеть последствия своего страха.

Открыв глаза, видит, как на полу мертвой плотью валяется один из стражников. Лишь на миг встретившись взглядами с блондином, кивают в немом понимании. Наруто бьет локтем второго стражника, попадая по кадыку. Схватившись за шею, тот падает рядом с другим в отчаянных попытках сделать вдох. Забрав оружие с его обессилевшего тела, Узумаки встает рядом с принцем. Хитрая и довольная улыбка озаряет его губы:

— Я ведь говорил тебе, что всё будешь хорошо.

— Осталось разобраться с ним, — кивнув на собственного отца, Гаара незамедлительно направил на него свой клинок. — Сдайся, отец. Тебе пора покинуть свой престол.

— Щенок, да что ты знаешь! — гневно огрызнулся мужчина, направив клинок на сына в ответ. — Как ты смеешь бунтовать против меня из-за какого-то мальчишки! Я ВЕДЬ СТОЛЬКО ДЛЯ ТЕБЯ СДЕЛАЛ!

— И что же? — с толикой иронии в голосе негромко отозвался парень.

— Я сделал из тебя мужчину! Не плаксу, коим ты был всегда! — Раса с пеной у рта пытался что-то доказать ему. — Твои брат с сестрой никогда не смогут быть, как ты. Из них ничего толкового не вышло, но ты... ты нечто другое, — он довольно скалился своим мыслям. Он казался одержимым. Королем-безумцем, что не смог вынести тяжесть своей короны.

— Из них просто не получилось бы сделать монстра? — хмыкнул Гаара, скрывая сдирающую боль в груди улыбкой. — Ты их просто любил, не так ли? Ты всегда был слаб по отношению к тем, кого любил.

— Гаара, ещё не поздно одуматься, — вопрос был проигнорирован, чему наследник не был удивлён. — Это твой последний шанс. Убей мальчишку и вернись ко мне.

— Гаара, давай покончим с ним уже и...

— Нет, Наруто, — блондина оборвали на полуслове, не дав вставить ничего в ответ. — Я сам должен победить его, чтобы доказать самому себе, что я свободен от этих оков.

— Ты сам выбрал свой путь, — усмехнулся Раса напоследок. — Не жалей потом о последствиях.

В этот солнечный день, когда золотистые лучи обвивали землю своим мягким светом, в центральной комнате старинного замка стоявшие фигуры величественно и уверенно стали очерчивать круги, не отводя свой взор друг от друга. Поняв, насколько важен этот бой Гааре, Наруто отсутпил, однако, обещал себе вмешаться в случае непредвиденных обстоятельств. Гаара же понимал, что затягивать этот бой не стоит. Действия наркотика подходили к концу, и боль вместе с дрожью возвращались в двойном объёме.

Раса, высокий и статный, принял стойку, основанную на строгих традициях, его меч был направлен вверх, излучая уверенность и благородство. Гаара же, более коренастый и гибкий, выбрал более агрессивную позицию, его меч был опущен, готовый к стремительному наступлению.

Когда поединок начался, в воздухе повисла напряженная тишина. Мечи замелькали, как молнии в бурю. Первые удары были осторожными и продуманными – каждый из них пытался определить сильные и слабые стороны противника. Их движения были точны, каждая атака и защита происходили в идеальной гармонии. Мечи скрещивались, издавая чёткие звуки металла, и единственный зритель наблюдал, затаив дыхание.

Принц, ловко обойдя защиту соперника, нанес точный удар, но второй успел парировать ее в последний момент. Он использовал этот момент, чтобы сделать контратаку, а затем снова принял оборонительную стойку, готовясь к следующему шагу. Каждый их обмен был не только физическим испытанием, но и интеллектуальной игрой — игра разума и инстинктов, где каждое движение имело значение. Гаара понимал, что постепенно теряет своё преимущество. Времени катастрофически не хватало, и приходилось лишь сильнее сжимать рукоять меча, чтобы отец не заметил дрожь в его пальцах. Время текло, и каждый из бойцов выказывал своё мастерство и выдержку. Ловкость и сила соединялись в каждом движении, превращая сражение в зрелище, граничащее с искусством. Каждый удар был продуман, каждое движение — тщательно выверено.

Наконец, когда усталость и напряжение достигли своего пика, один из них сумел нанести решающий удар. Меч пронзил защиту, и Гаара пал на землю, осознавая, что его силы иссякли.

— Гаара! — обеспокоенно крикнул Наруто, вырываясь в бой и защитив друга от неминуемой гибели своим мечом. Искры золотыми кольцами брызнули во все стороны от столкновения накалённых клинков. Он успешно защитился, придерживая горизонтально меч обеими руками. Скрежет металла заполнил помещение, когда он отшвырнул от себя чужое оружие. 

— Ты слабак, Гаара, — зловеще хохотнул король Ритоласа, напоминая безумца. — И теперь ты будешь смотреть, как я убью твоего друга. Медленно и мучительно.

— Не недооценивай меня! — ухмыльнулся блондин, принимая свою стойку. Он понимал, что нужно заканчивать этот бой, как можно скорее, иначе Гааре грозит смерть от обильной кровопотери. — Гаара, держись! Зажимай рану, как можно сильнее. Мы выберемся, слышишь?

Но ответа так и не поступило. Зловещая тишина окутала покрывалом своей неизвестности. Наруто хотел повернуться, взглянуть, что с принцем, но не мог поступить так опрометчиво.

— Гаара? — паника начинала сжирать его изнутри. — Гаара, не молчи! Ответь!

В воздухе повисло ощущение затишья перед бурей, как если бы мир замер, затаив дыхание, и его естество, привычное к звукам жизни, решило сделать шаг назад и скрыться. В этой пугающей тишине было что-то иррациональное и непостижимое. Глубокое чувство тревоги и ожидания пробивалось сквозь плотное молчание, как ледяные пальцы, пытающиеся дотянуться до сердца. Она давила на разум, разрывая ткани спокойствия и умиротворения, заставляя чувства быть настороженными, как если бы из тьмы могли выйти ужасающие тайны или предвестие неизбежного зла.

Наруто больше не мог не видеть друга, не издававшего какого-либо отклика. Раса же, наоборот, с трепетанием сердца дожидался, когда же его противник повернется к нему спиной. Хватило бы мига, и весь этот цирк будет завершен.

— Чёрт возьми! — Наруто всё же удивил короля, не поддавшись соблазну повернуться. Блондин ринулся на короля с новой порцией режущих атак. Они были хаотичны, нечитабельны. Парень, словно пытался своими бесконечными атаками довести противника до полного изнеможения. Это было плохо, однако, Собаку Но был рад такому исходу боя. Он знал, что у атакующего уходит больше энергии, чем у защищавшегося. Тот решил просто дождаться пока его оппонент не свалиться с ног, а атаки станут слабее.

Однако Раса не учел лишь одного в своем плане. Он не знал, что Наруто является в своей стране самым выносливым человеком. С его выносливостью не сравнивался даже король их страны. Король Ритоласа всё больше паниковал, когда его защита слабела, а атаки противника оставались такими же давящими и сокрушающими. Ещё он не учел и того, что Наруто незаметно их повернул местами и теперь спокойно мог взглянуть на Гаару, не оборачиваясь к нему спиной.

Гаара, до сего времени лежавший мертвой тенью, наконец смог двинуться. Он убедил Наруто одним лишь взглядом, что с ним всё в порядке и приказал молчать. Не учитывая тот факт, что грудная клетка была исполосована мечом отца и кровотечение остановить не получилось, Гаара решил, что должен ударить его со спины. Для кого-то этот поступок покажется не благородным, но он уже давно лишился этого качества. На войне не существует благородства. Есть лишь твоя жизнь и чужая смерть.

Воспользовавшись тем, что его отец думает, что тот уже мёртв, Гаара максимально тихо подкрался к нему за спину и перед тем, как занести меч, тихо произнёс:

— Мне жаль, что я убил маму и отнял у тебя любимую жену,— он воткнул меч в него, не жалея сил. Полностью окрашенное кровью острие вырвалось из его живота, кровь струйками начала литься с боков проделанной дыры в теле. — Я не хотел бы, чтобы в следующей жизни ты вновь оказался моим отцом.

С характерным звуком тот вытащил обратно меч, и кровь хлынула бурным потопом не только из живота, но и выплеснулась кровавым кашлем. Несмотря на обильное кровотечение, Раса всё еще стоял на ногах. Он повернулся к сыну, чтобы взглянуть на него в последний раз. Прочесть, что таят его болотно-зеленые глаза.

— Я не хотел бы, чтобы ты попал к маме, — глаза излучали вселенскую тоску и ненависть. Он улыбнулся. По-настоящему. Впервые настолько искренне. — Сгинь в аду, папа.

— Ах ты! — позабыв о своих ранениях, тот замахнулся в последний раз, намереваясь забрать его с собой. Он не отдаст ему трон, не отдаст бразды правления, не отдаст жену и детей. Он должен мучиться с ним вместе. Они должны гореть в аду вместе. Только так он умрет спокойно.

Однако он так ничего и не успел сделать. Его вновь проткнули мечом в спину, создавая новую щель в его теле. На сей раз он чувствовал: конец близок. Смерть уже дышит над затылком. Но Раса был не из тех, кто так просто сдавался.

— Раз я буду мучиться там, в аду, — его лицо искривилось от восторга, и крупные кровавые зубы хищно оскалились. — То ты будешь мучиться тут, на земле! Мы обязаны страдать вместе, мой личный палач!

Тревога, словно неведомое существо, начало расползаться по затворкам разума, заполняя его туманом. Гаара не успел ничего сделать, как его отец молниеносно вонзил меч в себя и в третий раз проткнул им живот, на сей раз по собственной воле. Звук удара был оглушительным – металлическое лезвие пробило плоть, проникло в тело и распахнуло внутренности, оставив за собой разрывающий болью и кровью след. Найдя выход, острие проткнуло и Наруто.

— Наруто! — истошно кричит Гаара и приближается к другу.

Раса в тот же миг погибает, оставаясь висеть на проткнутом мече, но на него никто и не обращает внимания. Вся концентрация принца сосредоточена лишь на блондине, чья фигура, затенённая и неповоротливая, колебалась от усталости и боли. Его глаза были полны отчаяния, а дыхание тяжёлым и прерывистым. Время замерло, когда клинок пронзил грудную клетку. Крики боли, пронзительные и невыносимые, разорвали тишину. Парень схватился за меч, который сейчас был частью него, его руки окрасились в тёмный, ужасающий цвет. Его лицо исказилось от страха и мучений, а глаза — огромные и полные несказанного ужаса — искали в этом мгновении хоть какой-то ответ, которого не было.

Кровь струилась по клинку, словно алые реки, заполняя трещины в каменном полу. Капли, упавшие с кончика меча, врезались в пол, создавая зловещие лужи, которые отражали свет в смутных узорах. Вся сцена, лишённая цветных красок, была пронизана исключительно оттенками тьмы и боли.

— Наруто! — испуганно прокричала только что вошедшая в помещение Сакура и сразу ринулась к нему. — Что случилось?!

— Нужно достать меч и отнести к вашему врачу! — отчаянно крикнул Гаара, не находя себе места. Во всей этой тревожной атмосфере даже самые простые действия казались ему невыносимо трудными. Каждое движение, каждая мысль требовало усилия, как будто все живые силы утекли, оставив только ощущение тяжести и тьмы. Словно в этом мраке застыли не только физические, но и эмоциональные силы, и каждый шаг, каждое решение наполнено страхом перед неизведанным и ненавистным будущим.

— Нельзя доставать меч! — крикнула в ответ, суетясь возле друга. — Он истечет кровью и может умереть от кровопотери!

— Он уже умирает, Сакура! Нам нужно отнести его к врачу, а с проткнутым мечом в груди это невозможно! — дыхание спёрло от волнения и его слегка качнуло в сторону. Лишь тогда Сакура заметила его кровавое месиво на груди.

— Боже, тебе и самому нужен врач! Вы оба умираете! — мозг не успевал за молниеносными событиями. Она была в панике. Наруто выглядел всё хуже, и ей становилось всё невыносимее.

— Плевать на меня, нужно спасти его, — со всей серьезностью проговорил Гаара, не моргая. — Я буду нести его, а ты будешь защищать нас и вести в правильном направлении. Каждая секунда на счету.

— Перестаньте, мне и так крышка, — прохрипел блондин, и новая струя крови брызнула с его рта.

— Заткнись и сражайся, у тебя есть дома жена и ребенок! Ты что, забыл?! — гневно прокричала девушка, сверля его взглядом. Наруто предпочел помолчать и оставить дальнейшее решение за ними. Дышать становилось все труднее, похоже были задеты легкие.

— Хорошо, тогда достанем меч и сразу отнесем его отсюда, — согласилась Сакура, снимая с себя доспехи. Их тяжесть только помешала бы. А также она смогла оторвать кусок ткани из своей одежды, чтобы сразу приложить к ране.

Кивнув друг другу, они достали меч, и тот вместе с мертвой плотью Расы звякнул о пол.

Наруто, истекающий кровью и уже потерявший силы, сразу же падает на колени, его дыхание стало поверхностным и прерывистым. Он рухнул на пол, и его тело оставалось в смертельной позе, как игрушка, лишённая своего хозяина. Они тут же положили его на живот и закрыли рану тканью, прикрепив ее поясом для меча.

Ощущение нереалистичности лишь усилилось. Всё их действия были механическими, на мысли не хватало времени. Однако девушка понимала, как только они отнесут Наруто к врачу, мысли вернутся, словно стая пчёл, потерявших свой улий.

— Не смей умирать, Наруто, — взмолилась та, позволив себе секундную слабость. — Ты мне обещал ещё познакомить со своей семьей. А ты обычно свои обещания сдерживаешь.

— Я постараюсь...

— Пора, — вмешался Гаара и без лишних слов закинул блондина на спину. Держать его на руках было бы крайне неудобно, учитывая его раны на груди и комплекцию. Спина тут же стала мокрой и липкой от хлынувшей крови блондина. А грудь его пылала огнем. Как только они двинулись в путь, Гаара чувствовал сильное головокружение и слабость во всем теле. Крови в его теле осталось смертельно мало. Перед выходом Сакура прикрыла его голову шлемом их войска, чтобы избежать излишнего внимания.

Он следовал за ней буквально по пятам и постоянно приводил в чувства блондина. Нельзя было допустить, чтобы тот заснул. Ни в коем случае.

— Ты не можешь вот так сдаться. Ты же сам твердил мне, что всё будет хорошо, — шептал красноволосый, чтобы лишь они были свидетелями этого разговора. — Не считаешь ли это слишком жестоким, если ты сейчас покинешь меня, дав мне смысл жить?

— Гаара... живи свободно...Теперь это твоя жизнь, — едва слышно хрипел блондин над его ухом. Дрожь на теле лишь усиливалась, но Гаара тщательно игнорировал это, как и разрастающуюся боль. Он использовал последние резервы своих сил.

— Позволь мне до самого конца жить ради тебя, Наруто, — кусал губу тот, чтобы не завыть от ноющей боли в сердце. Это было уже невыносимо.

Сакура в свою очередь старалась идти не прямой дорогой, чтобы избежать ненужных драк. Избежать всех не получалось, но она стремительно избавлялась от всех, кто мешал. Каждая секунда была на счету. Она видела, что Гаара уже едва справляется и значительно замедлил свой шаг. Но они близко. По крайней мере, она верила в это.

— Будь свободен, Гаара. Наслаждайся тем, чего заслуживаешь, — очень медленно и тихо говорил Наруто. Он держался из последних сил. Чувствовал, что его конец тоже близок. — Будь счастлив.

— Ты забыл, что я сказал тогда? — онемевшие руки едва уже держали блондина, а ноги тяжело поддавались приказам мозга идти дальше. — Мы умрем вместе.

— Ты должен позаботиться о моей семье...

— Нет, Наруто. Ты сам это сделаешь.

— Послушай..

— Нет, прошу!

— У меня есть прелестный сын... Он еще очень мал, — всё продолжал говорить блондин, словно уже был не здесь. — Ему нужен отец...

— Да, и ты воспитаешь его таким же достойным воином, коим сам являешься.

— Насчет жены, — он улыбнулся краем губ, вспоминая её с теплой и чарующей улыбкой. — Прости, её отдать не смогу... Защити их..

Дыхание блондина становилось едва уловимым. Паника, вселившаяся в сердце Гаары, становилось всё ощутимее.

— Не засыпай, Наруто! — в ответ одна лишь тишина. — Наруто?!

— Я... — спустя недолгое время всё же откликнулся Наруто. Заставив облегченно выдохнуть.

— Гаара, мы почти дошли! — радостно крикнула Сакура, идя впереди. — Палатку Орочимару уже отсюда можно увидеть! Потерпите ещё чуть-чуть.

Не успел обрадоваться данной новости, как Наруто его огорошил последующими словами:

— Попроси... прощения у Сакуры и Какаши-сана за меня. Ещё Саске...

— О чем ты, Наруто?

— Скажи им, что я был свободен, поэтому пусть... пусть не сожалеют.

Руки, сплетённые возле его шеи вдруг ослабли после его слов. Гаара не успел ничего понять прежде, чем осознал, что больше не чувствует тихого дыхания возле шеи. А тело блондина ощущалось уже таким холодным.

— Сакура...

Девушка, будучи окрылённой новостью, что они уже возле палаток, обернувшись на зов своего имени, словно разбивается наземь. Видя этот взгляд, который уже не ищет утешения или надежды; он лишь бродит, не находя опоры, чувствует грядущий смерч.

— Сакура, нужно чем-то прикрыть Наруто. Он какой-то очень холодный... Словно неживой...

Когда страх достигает своей кульминации, глаза кажутся непроницаемыми, но полными ужаса. Они открываются широко, в них появляются признаки паники, и это словно виток безумия, когда душа открывается миру в своём самом уязвимом состоянии. В этот момент можно увидеть, как свет, отражённый в глазах, угасает, оставляя лишь тёмные, мучительные следы от отчаянных попыток найти выход из невыносимого страха.

— Гаара, приди в себя! Мы должны добежать до палатки Орочимару!

Говорит и бежит, не оглядываясь назад. Почему? Потому что страшно. Страшно осознавать происходящее. Думать в этом ключе.

Ей страшно. Страшно и мучительно терять снова кого-то дорогого.

Добежав до нужной палатки, Сакура приказала найти свободный операционный стол и, к счастью, Орочимару сейчас не был занят очередной операцией. Она попыталась объяснить происходящее и пыталась не акцентировать своё внимание на его хмуром лице. Гааре успешно помогли другие медики, и Наруто наконец лежал на операционном столе. Гаару отнесли в другую палату, обозначив кризисное состояние.

— Нужно сделать искусственный массаж сердца и как можно быстрее! — приказал Орочимару, оперативно приступив к лечению. — Ты должна покинуть палату, женщина.

— Скажите, вы его спасете?! — крикнула она пока её силой уносили за плечи.

— На многое не надейся, — это были его последние слова перед тем, как ткань закрылась перед её лицом.

И ей ничего не оставалось кроме мучительного ожидания, поглощённого отчаяньем и страхом. Отчаяние во время битвы — это невидимый враг, который проникает в душу и разрывает её изнутри, как невидимая буря. Сакура знала, что оно не наступает сразу, а нарастает постепенно, начиная с первых признаков усталости и страха, и заканчивается полным подавлением духа. Это чувство, как медленная волна, прокатывается по всему сущему, глотая за собой все надежды и мечты.

Она не знала, сколько так просидела возле палаты, утопая в своих мыслях и догадках, не замечая никого вокруг. Не знала, сколько ещё придётся ждать вестей, и даже не догадывалась какими они будут. Сакура ещё долго просидела бы так, словно неживая кукла, пока до её слуха не донеслись чьи-то шаги. Быстро подняв голову, девушка понадеялась встретить врача, но это был совсем другой человек. По ощущениям своего тела, огромному облегчению и трепещущему сердцу она поняла, что появление Хатаке Какаши было столь же желанным, как и врача.

— Ваше Величество... — тихо выдохнула девушка. У неё было ощущение, словно кто-то невидимый сжал её горло в руках и душил со всей силы. — Наруто...

— Тихо, тихо, — он тут же сел возле неё и нежно притянул её к себе. Не обращая внимание на чужие взгляды, он принялся успокаивать её дрожащее тело. — С ним всё будет в порядке. Это же Наруто.

Он ласково похлопал Саукуру по спине, и она, сама того не понимая, отчего-то расплакалась. Как ребёнок, который рыдает только сильнее из-за того, что кто-то успокаивает его.

Это произошло не только из-за ранения друга. Будто Сакура смывала всю печаль, копившуюся с тех пор, как она потеряла мать, стала наёмницей и не могла вдоволь поплакать.

— Он выкарабкается, иначе я лично его убью, — уверенно говорил Какаши, неустанно гладя её по волосам.

Этот мирской закон действует ещё до его создания.

Chapter Text

Приятный ветерок был единственной отдушиной среди всей этой горечи и отчуждённости. Стоя сейчас здесь, среди всех этих могил и родственников погибших, видя страдания матерей, не принимающих смерть своих сыновей, жён, горестно оплакивающих своих любимых, не знающих, что делать дальше. Видя детей, не понимающих, что тут происходит и почему чужие люди закапывают спящих отцов в землю, казалось, словно битва была проиграна. Множественные мечи, когда-то олицетворявшие гордость и решимость воинов, теперь, воткнутые глубоко в землю, воплощали честь и достоинство погибших. Сакура не считала сколько товарищей потеряла за один день, не считала сколько еще погибло, не справившись с ранениями и заражением крови. Всё это казалось таким абсурдным и диким. Да, они вернули замок, но ценой чего? Ценой слез всех этих людей? Или ценой жизни товарищей? Тех самых, с кем вчера вы были братьями. А сегодня между вами целая пропасть бесконечности.

Цена жизни человека неописуемо велика, но в тот день грань стиралась вместе с кровью на мечах. Сакура ненавидела врагов за отнятые жизни, но понимала, что сама являлась убийцей и монстром для их родных. Хотя тут, на родине, была героем и спасительницей. Диссонанс, получается.

Единственное за что она цеплялась — было спасение Наруто. Он смог выжить, и это не могло не порадовать. В тот миг, когда ей сказали, что блондина удалось спасти, ноги перестали держать её на весу. Сбросив тяжеленный камень переживаний с плеч, она наконец смогла дышать полной грудью. Восстановление потребует долгого времени, но у него есть стремление жить, поддержка семьи и друзей, поэтому Сакура не переживала за его благополучие. Гааре тоже смогли помочь пересадкой крови, найдя подходящего донора. Вскоре он должен будет покинуть земли Амантеса вместе с Адмиралом-Учихой, чтобы возглавить трон и заключить мирный союз. Всё это долгий бюрократический вопрос, который Какаши благополучно спихнул на Итачи. Но Сакура не злилась на Какаши за некомпетентность. Сейчас, стоя здесь и видя весь ужас последствия битвы, он впитывал в себя, словно губка, скорбь родителей. Сакура не хотела, чтобы Какаши продолжал терзать себя этим, будто это его наказание. Девушка не хотела для него ничего из этого.

Это было единственной мыслью, преследовавшей её, когда та глядела на него. Он выглядел таким обманчиво спокойным, что могло показаться, будто ему было не до этого. Он пришел, потому что это его долг, а в самом деле, ему всё равно. Всё равно на слезы родных и на смерти подчинённых. Однако это не являлось правдой. Лишь на самую малость, но Харуно успела за эти месяцы изучить его внутренний мир и понимала, что Какаши Хатаке — человек с двойным дном. Никогда не покажет того, что чувствует на самом деле.

Сакура хоть и стояла рядом, но не могла обмолвиться и словом. Даже если она понимала, что на данный момент тишина между ними — единственное утешение, которое они могли дать друг другу, девушка не могла оставить это просто так. Иногда тишина утомляет намного больше слов. И как только она хотела озвучить свои мысли, к ним подбежала женщина лет пятидесяти:

— Ты! Это ты во всем виноват! — тыкнув пальцем на Какаши, прокричала та. Стража короля отреагировала моментально, встав в боевую позицию, но была так же быстро расформирована одним взмахом руки монарха. — Мой сын умер из-за тебя!

Какаши было не впервой слышать такие слова от скорбящих. Он каждый раз стойко держался, давая им высказаться. Пытался, по крайней мере. Ведь его чувства ничто по сравнению со скорбью утраты дорогих для них людей.

— Почему ты всё ещё жив, а он лежит там холодный в гробу! — продолжала она со слезами на глазах, выкрикивая на всё кладбище. Её попытались остановить, говоря, предупреждая, что её могут казнить за оскорбление члена королевской семьи, но что могла терять уже потерявшая всё женщина?

Какаши и не собирался её трогать. Его чувства сейчас не имели никакого значения.

— Ты не имеешь права носить эту корону! Ты убийца, а не король! Почему мы должны жертвовать нашими сыновьями, чтобы ты жил припеваючи?!  

Твердил он сам себе, но отчего-то сжимал руки до побеления.

Убеждал себя Какаши, внимательно слушая женщину и её упрёки, видя чужие кивки и косые взгляды на себе. Он привык быть объектом всеобщего внимания и недовольства. Привык быть шутом с игрушечной короной на голове.

Он ведь всю жизнь терпел их ненависть. Терпел собственную ненависть к самому себе. Так отчего же именно сейчас он словно крошится на части? Отчего хочется поступить также эгоистично, как это сделал отец?

Он устал притворяться сильным. Устал от вечных упреков и ненависти. Устал от вечного непринятия. Как бы он ни старался для народа, тот никогда не примет его. Потому что Какаши не свой. Для обычного народа аристократы не имеют права на ошибки, не имеют время на скорбь или счастье. В особенности король. Они ищут идеального монарха, упуская момент, что идеальных людей не существует. «Нельзя защищать что-то, не пожертвовав чем-то своим». Он не мог объяснить скорбящему человеку эту иронию судьбы. И всякий раз, слыша подобное от родных погибшего, в нём что-то ломалось. Что-то трескалось, угрожая безвозвратно разбиться в любой момент. И это что-то уже было на грани. Какаши чувствовал это. Чувствовал, словно это может произойти уже сегодня.

Он закрыл глаза в надежде, что это поможет ему исчезнуть из этого места. Однако это не помогало. Голос женщины не исчезал, как и её разбитый образ в его голове. Недалеко от неё стоял и он сам с таким же разбитым вдребезги образом. Хатаке чувствовал, что уже не справляется. Чувствовал, как дыхание становится тяжёлым и прерывистым. Образы стирались и внутри головы раздавался тревожный, неразборчивый шум, словно тысячи призраков шептали в ухо одновременно. Каждый вдох становился подвигом, а воздух, вместо того чтобы приносить облегчение, начинал терзать лёгкие, превращая каждый вздох в болезненное испытание.

Руки, которые недавно были под контролем, начинали дрожать, как листва на ветру, и ноги становились мягкими, как вата, готовыми отказаться от своей функции. Мир вокруг начинал размываться в бесформенные пятна и теневые границы, реальность утрачивала свою привычную четкость. Какаши понимал, что не может продолжать здесь оставаться, не может позволить себе, чтобы народ увидел, какой на самом деле их король слабак.

Контролировать себя становилось всё тяжелее, но он ведь привык делать это ежедневно. Однако мужчина не учёл того, что достиг своего предела уже очень давно. Рука всё тянулась оттащить от себя всю одежду. В надежде, чтобы стало чуточку легче. Но он понимал, что одно неправильное движение разрушит весь его образ, построенный годами. Ноги с каждой секундой всё больше немели, и ему становилось всё сложнее устоять на месте.

Думает тот, усмехаясь комичности ситуации. Он уже готов был с позором упасть на землю, как чувствует, что его дрожащую руку схватила чья-то теплая и крепкая рука.

— Ваш сын умер, защищая в первую очередь вас самих! — гордо говорит Сакура, держа Какаши за руку. Она не смогла стерпеть все оскорбления, направленные на короля. Харуно видела, как побелел тот, как дрожали его руки, а дыхание становилось прерывистым. У нее болело сердце от вида этой картины. Не раздумывая, она взяла его дрожащую и бугристую руку в свою. Решила больше не оставлять его одного. Не сможет. — Мы все отдали что-то дорогое на этой войне. Его Величество в том числе. Мы все сражались бок о бок, но, к сожалению, не все смогли выйти оттуда живыми.

— Ты вообще кто!?

— Я такой же воин, как и ваш сын, — гордо произнесла девушка, вгоняя в замешательство простых сельчан.

— Но ты же девушка, — неуверенно произнесла женщина, едва не потеряв дар речи.

— На войне нет пола, — она замолчала лишь на секунду, изучая глаза женщины. — На войне есть лишь союзник и враг.

Какаши смотрел на неё и не понимал, откуда в неё столько света. Не понимал, когда пал в её сети, когда успел так сильно влюбиться в неё? Он чувствовал на себе её яркое свечение, чувствовал тёплую руку и понимал, что ещё может сражаться. Ради неё.--

Выпрямившись, Какаши наконец смог снова вдохнуть полной грудью. Сжав руку Сакуры ощутимее, он попытался безмолвно отблагодарить её. Ему было неважно, что короля и обычного солдата поймают со сплетёнными руками, как у возлюбленных, было всё равно, что поползут слухи, и многие начнут совать свой нос куда не надо. Главное для него сейчас — возможность чувствовать и трогать её. Другие проблемы были решаемы. Сейчас были только они и их маленький, но такой тёплый мир.

Их тихая гавань.

По пути на больницу Сакура прикупила фруктов и овощей. По её мнению, здоровое питание ещё один ключ к быстрому выздоровлению. Девушка слегка волновалась перед встречей из-за того, что это был её первый визит и первая встреча после того злополучного дня. Ей было неловко встретиться с глазами Наруто, ведь он пострадал отчасти именно из-за её плана. Ей было стыдно и за злобу по отношению к Гааре и за недоверие к блондину. Он ей казался наивным. И как же иронично выходит, что самой наивной являлась она сама.

Немного неуверенно потоптавшись возле двери в палату, она всё же зашла туда, дёрнув за ручку. Прищурившись от солнечного света, девушка сделала несколько неуверенных шагов и вздрогнула, увидев перед собой не того человека, которого ожидала. Ветер озорно игрался с его черными, словно обсидиан, волосами. Сакура помнила их не совсем такими. В те времена они были гораздо короче и ухоженнее. Человек с настолько утончёнными чертами лица не мог просто так выйти из головы. Особенно, если этот человек был важен для тебя.

— Наруто спит, постарайся сильно не шуметь, — тихо, но четко проговорил брюнет. И Сакура в очередной раз вздрогнула от неожиданности. Спешно переводя взгляд, та наконец увидела человека, ради которого сюда пришла. Узумаки мирно посапывал на своей кровати и не ведал, что творилось сейчас в комнате.

— Эм, я... — девушка была растеряна. Она вдоль и поперёк изучала брюнета. Не моргала, словно боялась, что иллюзия тут же растворится. — С-Саске? Это правда ты?

Глупый вопрос, но иначе она не могла. Сакуре очень хотелось доказать самой себе, что это не сон. Хотелось вновь услышать его тихий, бархатный голос.

— Давно не виделись, Сакура.

Он улыбнулся. Слегка. Будто и не улыбался вовсе. А она так и стояла обескураженно с пакетом фруктов в руках и не думала их поставить хоть куда-то. Только сейчас девушка поняла насколько же давно они не виделись, словно с их последней встречей минули века.

— И правда, давно...

Харуно наконец взяла себя в руки и положила пакет на ближайший стол. Всё это время чувствовала на себе его колкий взгляд, но не подавала виду. Старалась, по крайней мере.

— Ты изменилась, — сказал Саске, не вдаваясь в подробности. Девушке и не нужно было спрашивать в чём. Она и так это прекрасно знала. Однако в лучшую ли сторону?

Разложив всё по местам, Харуно обернулась и стала вновь изучать Учиху. На сей раз взялась за глаза, зеркало души человека. Саске не отводил их, не прятался. Решил позволить ей взглянуть на него, узнать насколько далеко она зайдёт. А Сакура всё изучала. Вспоминала его глаза в те года. Вспоминала его прежнего.

— Ты тоже изменился, — спустя несколько минут продолжительной тишины изрекла розоволосая. Она больше не видела тех искр в его глазах. Никакого огня. Никакой страсти. Там была лишь черная бездна. Пустошь.

Отойдя чуть назад, Сакура нервно почесав затылок, прикинула говорить ей дальше или нет. Взглянула на спящего блондина и всё же решилась рискнуть:

— Наруто мне рассказал о том, что случилось с тобой, — она не смотрела на Учиху. Боялась посмотреть. — О том, что ты больше не можешь держать в руках меч...

— Наруто никогда особо не выделялся своей молчаливостью, — хмыкнул тот, — но я даже не зол на него за излишнюю болтливость. Ведь это единственное мое утешение. Всегда им было.

— О чём ты? — нахмурилась та.

— Невежество — грех, Сакура, а гордыня напрямую связана с самой смертью, — говорил тот, направляясь к двери. — Я поплатился за свои грехи и был уничтожен, — чуть погодя, добавил. — Я оставлю его на тебе.

— Постой! Куда ты?! — Харуно побежала следом за Учихой, стоило тому выйти за пределы палаты. — Я хочу с тобой поговорить, Саске! Мы ведь не виделись столько лет, как ты можешь...

— Ты всё такая же надоедливая, — тяжко вздохнул Саске, всё же остановившись, но так и не обернувшись в её сторону. — Нам не о чем говорить, Сакура. Ведь вы все продолжаете двигаться вперёд, а я остаюсь на том же месте, не в силах двигаться дальше, — она не видела его выражения лица, но голос был пропитан ядом зависти и обиды. Учиха задыхался от этих чувств. — Ты отомстила и нашла новую цель в жизни и теперь пришла насмехаться над тем, кто не в силах сделать точно также?

— Бред собачий! — гневно произнесла девушка, сжав руки в кулаки. — Это не твои слова и ты так не думаешь.

— Как ты можешь знать, о чем я думаю? — наконец Саске повернулся к ней, но его лицо ничего не выражало. Словно каменная статуя, закованная самим творцом. — Ты ничего не знаешь обо мне и о жизни в целом. Люди меняются, Сакура. Тебе ли не знать об этом?

На этих словах Учиха спешно покинул её, не дав и шанса на продолжение. Девушка была в растерянности. Она не знала, как реагировать на случившееся. С одной стороны, хотелось догнать Саске и влепить звонкую пощёчину, но с другой - хотелось осесть на грязный пол больницы и медленно разжевать недавний разговор. Кусок за куском.

Ей было больно осознавать, что тот гордый Саске кричал ей в лицо о своей неполноценности. Ставил себя ниже других. Завидовал. Ревновал. Ненавидел и презирал.

Он изменился. Они оба изменились за эти года. И пока один из них карабкался на берег, другой решил отдаться течению и утонуть.

Пока один из них отчаянно глотал воздух, дабы не умереть, другой просто задыхался.

Пока первый связывал себя узами, второй просто обрывал их.

Время и вправду пролетело незаметно, но оставленные им шрамы постоянно терзали рассудок, напоминая о себе. Было больно видеть такого Саске. Больно осознавать, что в важный для него момент её не было. Мучительно осознавать, что она опоздала. Как опоздал в тот день и отец.

Сердце ныло от осознания, что она пришла слишком поздно, как и он. И Саске прогнал её, как прогнала Сакура отца в тот летний и беззаботный день.

Это и есть наказание за её грехи? Сколько ещё она будет страдать от совершённого выбора?

— Почему ты мучаешь меня даже после смерти, отец... — смотря вслед ушедшему Учихе, полушёпотом спросила девушка. — Просто... сгинь уже.

Она ненавидела его. Впрочем, как и себя.

— Ты виделась с ним? — спросил Наруто, изучая бледную девушку, стоявшую на пороге его комнаты. Блондин плотно поджал губы в тонкую линию, обдумывая свои слова. — Саске... Ему сложно, но он все ещё тот же Саске, Сакура. Всё будет хорошо.

Он улыбнулся, искренне веря своим убеждениям.

— Да, обязательно будет.

Сакура улыбнулась в ответ. Отнюдь не искренне. Она знала, что Наруто врёт. Они оба врали.

Сладкая ложь всегда манила больше, чем горькая правда о том, что ничего не будет, как прежде. Война губит, не жалея никого на своём пути.

Старательно делая вид, что всё хорошо, они продолжили вести обыденную беседу, тщательно притрагиваясь к каждой теме. В основном говорил Наруто, а Сакура была простым слушателем. Он в мельчайших подробностях рассказывал про их недавнюю встречу с Гаарой на прощание. Упомянул также о том, что на этой встрече Учиха и Собаку Но впервые познакомились, когда Саске, узнав про происшествие, ринулся в палату к Наруто. И стоило ему почувствовать чужое присутствие в комнате, как от запыхавшегося, испуганного парня, ничего не осталось. По словам Наруто, Саске полностью преобразился спустя лишь долю секунду, спрятав всё личное глубоко внутрь.

— И именно после знакомства с Гаарой с Саске черти что творится, — недовольно бубнил себе под нос блондин, думая, что его не расслышат. Однако у Харуно был острый слух и, уловив данную информацию, девушка пришла к выводу, что Саске разъедала ревность.

Он боялся потерять то единственное, что у него осталось. Боялся потерять Наруто. Ревновал его. До безумия.

Но Сакура решила не озвучивать свои догадки, не имея на то доказательств. Вместо этого она решила спросить про жену и ребенка Наруто.

— Хината не может постоянно таскать ребенка в больницу. Да и я не разрешаю, — тут же объяснил Узумаки. — Я не хочу, чтобы годовалый ребенок так много времени проводил в больнице. Хоть они и приходят каждый день, но не остаются надолго, — он растерянно почесал затылок. — Хината, конечно, недовольна, но и сама понимает, что так правильно.

— Тогда это будет тебе ещё большей мотивацией поскорее выздороветь и вернуться в родной дом.

— Дом... — погрузившись в свои мысли, Сакура заметила, как мечтательно приподнялись его уголки губ. — Это такое приятное чувство иметь свой дом, Сакура. Место, куда ты всегда можешь вернуться.

— Я знаю, — вымученно изобразила улыбку та, посмотрев в его очи. — Иметь свою тихую гавань такая роскошь в наши дни.

— Ты тоже его найдешь! — попытался приободрить Харуно парень. — И вообще мой дом — твой дом! Нечего тут хандрить!

Заливистый хохот девушки разнёсся по комнате внезапно.

— Вот увидишь, Сакура! Как только выздоровею, устрою такой пир у себя дома, что мало не покажется!

Девушка всё продолжала бесцеремонно смеяться, позабыв на пару минут обо всём на свете.

— Обязательно сделай так, как умеешь только ты!

Они бы ещё долго болтали, если бы не вошедшая медсестра с просьбой оставить пациента. Наруто необходимо было восстановить силы, погрузившись в царство Морфея. Сакуре было жаль вот так уходить, но здоровье Узумаки для неё всегда было и будет приоритетом. Обещав, что снова придёт, та попрощалась и покинула палату. Сейчас она мечтала лишь о горячем душе и уютной кровати. За день было слишком много эмоциональных всплесков для неё, поэтому она поспешила к себе в комнату. И какого же было её удивление, когда по ту сторону коридора она услышала до боли знакомый голос:

— Что ты хочешь сказать этим, Орочимару? — голос Какаши был напряжённым, и Сакура инстинктивно затаилась за стеной.

— Запасы лечебных трав для Узумаки Наруто почти на исходе, — шипел, словно змей, врач. — Если не раздобыть их в кратчайшие сроки, ни о каком выздоровлении и речи быть не может.

— Скажи, где их можно раздобыть, и я отошлю туда людей, — кажется, что король уже терял терпение. Сказанное врачом ввергло девушку в шок. Неужели никогда не станет лучше?

— Эти травы находятся на горах Обелии, либо же у самой королевы Мэй, — загадочно проговорил Орочимару. — Это очень опасная миссия, Ваше Высочество, поэтому Вам нужно тщательно выбрать кандидатов на это задание.

Сакура слышала про королевство Обелия. Она интересовалась им ещё с давних времен, как только узнала, что там правит женщина. Обелия являлась единственным королевством, где правил матриархат. Однако, сколько бы она не искала информацию об этой стране и королеве, всегда врезалась в прочную стену. С новой королевой Обелия понесла много изменений и теперь она, подобно Арагону, была скрытной страной.

— Почему именно Обелия и Мэй? — устало выдохнул король. Сакура нахмурилась от услышанного. Откуда король знает Королеву Мэй, что обращается к ней так неформально? — Горы Обелии слишком опасны даже для самых опытных солдат, а Мэй просто так ничего не отдаст.

— Поэтому я предупредил Вас заранее, мой король, — вновь прошипел медик.

— У меня слишком мало времени, чтобы найти подходящего кандидата туда, — монарх замолчал на несколько секунд, тщательно обдумывая что-то. — Похоже, мне самому придётся попросить её об услуге.

Голос Какаши показался Сакуре настолько уставшим, что та, без промедлений, вышла из укрытия и подала голос:

— Я свободна, Ваше Высочество, и готова взяться за задание, — слова вылетели быстрее, чем она успела бы обдумать их.

— Исключено, — практически сразу же отрезал король, не удивившись её появлению. Харуно зависла, в недоумении глядя на него. Меж тем, он спокойно произнёс. — Это очень опасное задание, и я не могу тебя туда отправить.

«Не можешь или не хочешь?» — подумал про себя медик, едва сдерживая ухмылку.

— Но ведь Вы меня отправляли на самоубийственное задание, и как видите я всё ещё здесь! — не сдавалась девушка.

— Это другое, Сакура! — Какаши тоже не сдавал позиции. — Тогда не было выбора.

— А сейчас он у вас есть?! — едва не повысила голос девушка. Они смотрели в упор друг на друга, не отводя взгляд, пытаясь навязать свою точку зрения волей. Орочимару тактично отошел назад, находя забавным данную ситуацию. А они, наоборот, неосознанно подходили к друг другу все ближе, сокращая расстояние не только между взглядами, но и телами.

— Да, есть! Поэтому ты не поедешь, — с угрозой проговорил король, чувствуя на себе её опаляющее дыхание.  Он чувствовал, как сердце начало бешено колотиться в груди.

— Но это ведь нелогично! Я подхожу для этой миссии лучше всех, так как я девушка! — возмущенно встряхнув руки, протараторила девушка. Она чувствовала на себе его обжигающий взгляд, но упрямо игнорировала. Знала, что с легкостью сможет сдаться ему.

— Кхм, посмею вмешаться, Ваше Величество, но девушка права, — приторно кашлянув в кулак, медик обратил на себя внимание. — В матриархальную страну лучше всего посылать женщину. Да и она уже множество раз доказывала свои боевые способности.

— Вот именно! Поэтому разрешите, пожалуйста! Я должна помочь Наруто с его выздоровлением! — умоляющим голосом попросила девушка.

Какаши Хатаке молча взирал на неё еще несколько минут. И в итоге, с тяжким выдохом, сдавшись очарованию её глаз, всё же дал своё согласие.

— Орочимару покажет тебе, как выглядят эти растения и где могут находиться. Карты о стране Обелии можешь найти в дворцовской библиотеке. Собирай всё самое нужное и выдвигайся рано утром. На этом у меня всё. Можешь идти.

Рассказав, всё самое необходимое, Какаши поспешил удалиться. Сакура не смогла дать объяснение его спешке, но долго не задумалась об этом. Ей еще предстояло много дел, ведь уйдет она уже сегодня ночью. Харуно хотела, как можно быстрее добраться до места назначения и найти необходимые целебные травы. Узнав у Орочимару, как выглядят эти «эхинацеи», она двинулась дальше в библиотеку.  

Около часа ночи девушка уже была готова отправиться в путь. Освежающий душ помог отодвинуть сон куда подальше, чему девушка была неизмеримо рада. В последний раз проверив провизию, Сакура оседлала своего боевого коня и направилась в западную часть королевства.

Она не знала сколько вот так безостановочно скакала на лошади, но когда перестала встречать дома на своем пути, поняла, что достаточно долго. Сакура также подметила, что тазовые кости начали беспокоить из-за длительной и быстрой скачки, а конь стал тяжелее дышать. Оглянувшись, заметила, что в погоне за своей целью, Харуно не обращала внимания на окружающую красоту. Поляна, на которой она была сейчас, сверкала от лунного света. Мартовский ветер покачивал колосья мисканта. На темном небосводе словно застыли продолговатые звезды. Высокое небо. Настолько высокое, что глазам было больно смотреть на него. Наверняка, утром ярким светом переливается лесной покров, с которого за несколько дней подряд дождь смыл всю весеннюю пыль. Ветер гулял поляной и, слегка ероша волосы Сакуры, терялся в роще. Шелестели кроны деревьев, вдалеке слышались звуки диких животных — тихие, едва уловимые, словно из-за ворот в иной мир. Кроме них — ни звука. И ни единого встречного путника.

Именно здесь Сакура чувствовала истинное душевное спокойствие. Сон, на которого она так лелеяла, так ждала, чтобы избавиться от людских проблем, в конечном итоге не наступил. Это место заполнило всё её душевное пространство, давая спокойное умиротворение.

— Как бы я хотела, чтобы он тут тоже был.

С этими словами она довольно медленно направилась к ближайшему ручейку. Идя на след звука, словно ищейка, она довольно быстро нашла то, что сейчас было необходимо, как ей, так и скакуну. Прикрепив поводья к ближайшему дереву возле реки, чтобы конь не сбежал и заодно освежился, мечница захотела ополоснуть лицо. Ополаскиваясь, Харуно заодно решила, что стоит на этом месте заночевать. И пока прикидывала в голове удобные варианты ночлега, сзади услышала звук треснувшей ветки.

Не медля ни секунды, девушка достала катану из ножен и направила в ту сторону, где предварительно услышала звук:

— А ну сейчас же вылезай, ублюдок! — грозно кричит Сакура, сканируя взглядом всю окружность. — Это твой первый и последний шанс!

Слышит, как что-то движется в её сторону через заросли и готовится напасть. Всё происходит уже на инстинктивном уровне. И первое, что видит это копна волос. Волосы, некогда сиявшие, словно серебро, лишились своего блеска из-за грязи и листвы. Их обладателя она ни с кем не могла спутать:

— Ваше Величество?! Что вы здесь забыли?!

— Я знал, что ты ослушаешься меня, поэтому решил проследить за тобой, — Какаши же словно не замечал удивления девушки. Он спокойно вылез из лесной ловушки и стал отряхивать свои волосы. — Я решил, что мы поедем туда вместе, поэтому я тут.

— Да что за нелепые шутки у Вас такие! — негодовала девушка, ошарашено взирая на мужчину.

— А кто сказал, что я шучу? — усмехнулся король. — Без меня тебе будет непросто там находиться.

— Вы без предупреждения оставили целое королевство без короля на несколько дней! — не унималась та.

— Как без предупреждения, — Какаши вскинул бровь и подошёл к ручейку, чтобы ополоснуть лицо. — Я оставил записку.

Тем временем во дворце Амантеса

— Ваше Величество, можно зайти? Это срочно, — постучавшись два раза, спросил Шикамару, главный советник короля. Тот нахмурился, когда ответа так и не получил. Хоть и видел свечение лампы сквозь щель двери. Решил постучаться вновь. — Ваше Величество?

Спустя несколько минут сомнений и глубоких рассуждений, Нара принял решение зайти. Вдруг королю стало плохо? Извинившись заранее, тот всё же зашел в рабочий кабинет короля. И какого же было его удивление, когда в комнате никого не оказалось. Приблизившись к письменному столу, тот увидел единственное письмо, которое выделялось среди других. Осмелившись взять его в руки, тот заметил свои инициалы на нем.

Сразу догадавшись, что письмо адресовано ему, тот смело открыл его, дабы прочесть содержимое.

«Ушел на несколько дней в королевство Обелия. Не скучай.

Какаши»

Шикамару неосознанно смял бумагу в отчаянном гневе. Он понимал, что Какаши хочет, чтобы тот прикрыл его на эти дни его отсутствия. Король частенько так делал, и ему приходилось каждый раз в подобных случаях его прикрывать. Но сейчас было совсем не время уходить из дворца!

— За что мне всё это... — едва не заплакал молодой советник.

В настоящее время

Король умывшись, поднялся с колен и оставил лицо с шеей просохнуть самим по себе. Он повторно спросил у девушки насчёт ночлега, однако, ответа так и не получил. Та заворожённо смотрела, как капли воды медленно стекали с шеи к полуприкрытой груди и скрывались в потаенных местах.

— Сакура? — Хатаке помахал рукой перед её лицом, и та вздрогнула, наконец очнувшись.

— Что такое?

— Я говорю про ночлег. Где ты витаешь?

— Простите, много мыслей в голове, — резко отвернулась от него Сакура и поспешила к своему коню. Какаши не понимал, что происходит, но повторно спрашивать не стал. Харуно же была безумно рада, что на улице стояла глубокая ночь, ведь не будет видно, как постыдно покраснели её щеки вместе с кончиками ушей.

Вскоре было решено остановиться здесь, возле речки. Разделив обязанности по костру и строению палаток, они взялись за дело. Оперативно решив свои поставленные задачи, уже через полчаса оба сидели и грелись возле костра.

— Ты поспи, а я останусь дежурить первым, — сквозь пылающий костер уловив её сонный взгляд, произнёс король.

— Хорошо. Разбудите меня ближе к раннему утру, чтобы я сменила вас, — согласно кивнула девушка, а мужчина согласился, мысленно решив, что не станет ничего делать.

— Спокойной ночи, Ваше Величество, — произнесла та, как только легла. Она повернулась к нему спиной, боясь, что не сможет заснуть, глядя на него. Она задыхалась от нахлынувших чувств, и даже сердце колотилось одновременно в голове, в груди и в пятках. Когда девушка просила, чтобы он оказался рядом, она и предположить не могла, что так и окажется.

Она радостно улыбнулась, словно ей снова было восемь лет, словно вновь стала самым счастливым человеком на свете.

— Спокойной, — нежно ответил Хатаке, обводя её спину взглядом.

Какаши понимал, что ушёл с работы очень не вовремя, но он ни капли не жалел о своём выборе. Он хотел быть тут. Рядом с ней. Желал почувствовать себя спокойно и хоть раз сделать выбор в пользу себя. И он сделал. Выбрал себя. И теперь на душе было спокойно. Зажжённый костер прямо перед его носом не грел настолько, насколько это делало чувство, что она рядом с ним, что настолько ему доверяет, что спит с открытой спиной. Убедившись по размеренному дыханию, что девушка спит, он тихо произнёс:

— Спи сладко, Сакура.

Девушка проснулась от того, что ещё ранние солнечные лучики начали слепить глаза. Зажмурившись от неприятных ощущений, та попыталась ускользнуть от них, повернувшись в другую сторону. Когда сладкий сон был уже совсем близко, Харуно раскрыла глаза и вскочила. Поискав взглядом Какаши и найдя его за доли секунды, девушка недовольно вскрикнула:

— Почему вы меня не разбудили?!

— Ты была слишком милой, когда спала, — саркастично произнес король, и Сакура мгновенно заалела.

— Не издевайтесь надо мной!

— А кто издевается? — наклонил голову тот, удивлённо взглянув на неё.

— Да что за...!

Не зная куда себя деть от смущения, Харуно побежала к ручейку. Увидев своё отражение в водной глади, та ужаснулась. Припухшее и мятое лицо с красными щеками, всколоченные волосы и полоска от слюни на подбородке. Ей тут же захотелось погрузиться с головой в воду и больше не всплыть. Показаться перед объектом воздыхания в подобном виде казалось хуже, чем сражаться с бандитами целый день.

— Когда закончишь приходи на завтрак! — услышала крик Какаши откуда-то сзади и скривилась. Вспомнив, что он ещё и издевался над ней, девушка разозлилась.

— Как он смеет! — процедила она, агрессивно умывая лицо. — Гадкий, мерзкий грубиян! Если ещё хоть раз я подумаю о нём что-то хорошее...

— Это ты обо мне говоришь в таком хорошем ключе? — подал голос король, прервав её словесную тираду. Сакура вскочила с места и обернулась в сторону прозвучавшего голоса. Какаши стоял со скрещёнными руками на груди, облокотившись о дерево. На его губах застыла усмешка. — Ты продолжай, я слушаю.

— Я... это... эм, — та не находила слов, как и выхода из этой ситуации. Ошарашенно обвела его взглядом, когда мужчина начал приближаться к ней. Неосознанно начала отходить, не давая расстоянию сократиться.

— Продолжай, Сакура, — ему определённо нравилась сложившаяся ситуация. Усмешка никак не слетала с его губ, а приближающиеся шаги становились всё интенсивнее. — Как ты там говорила? — он задумчиво положил палец на щеку и продолжил приближаться. — Гадкий, мерзкий грубиян, не так ли? — Хатаке оттягивал каждое слово, словно резину. Девушка начинала паниковать, ведь дальше отступать было некуда, если только в воду.

— Нет, Вам показалось, — тихо произнесла девушка, взглянув себе под ноги. Их разделяло расстояние лишь в несколько шагов.

— Неужели? Хочешь сказать, что у твоего короля плохой слух? —саркастично спросил король у девушки. Гневный огонь вновь вспыхнул в её груди, когда та поняла, что Какаши открыто продолжает издеваться над ней.

— Нет, не хочу! — громко сказала девушка и не рассчитала силы. Нога поскользнулась на мокрой земле, и её начало тянуть вниз. Приготовившись упасть в воду, Сакура не успела даже вскрикнуть, когда её схватили за руку и потащили обратно. Так и не окунувшись в ледяную воду, она столкнулась с твёрдой мужской грудью.

Какаши крепко прижимал её к себе, обхватив одной рукой талию. Она слышала и чувствовала, как быстро и громко билось его сердце. Не подозревала, что у самой стучится подобным образом.

— Осторожней, — Какаши промолвил лишь это слово, и они вновь потонули в неловкой тишине. Он не отпускал её, а она и не собиралась высвобождаться. Сакура стыдилась поднимать голову, а Какаши и не требовал этого. Он и подумать не мог, во что может обернуться его маленькая шалость. И только тихий голос девушки привёл его в чувства:

— Не..не издевайтесь больше надо мной, —прошептала Харуно, и Хатаке, словно ошпаренный, отскочил назад, высвободив руку.

— Прости, я не хотел тебя обижать, — виновато проговорил монарх, ища прощение в её изумрудных очах. — Но в одном я не врал.

— В чём же?

— Ты действительно выглядишь очень милой, когда спишь, — озорно улыбнулся король.

— Аргх! Вы меня правильно расслышали! Вы мерзкий, гадкий грубиян! — гневно прокричала девушка, тыкнув в него пальцем.

— Так-то лучше, — он в миг сократил между ними расстояние, однако, теперь они смотрели в глаза друг другу. Их лица разделяли миллиметры. И если Сакура громко дышала из-за гнева, Какаши дышал с ней в унисон уже по другой причине.

Страсть.

Им овладело это чувство. Он хотел к ней прикоснуться, хотел ощутить мягкость её кожи, шелковистость волос, хотел попробовать её на вкус. Король чувствовал сильную пульсацию ниже живота. Это влечение пришло к нему вместе с принятием своих чувств.

Какаши знал, что такое секс. Он не был неопытным юнцом. Король не может позволить себе такого. Он должен был быть опытным даже в постели. Но Хатаке был твёрдо убеждён, что с Сакурой секс будет ощущаться совсем иначе.

Он изучал её. Медленно опускал свой взгляд на её пухлые губы и возвращался обратно к глазам. Сакура была слишком взволнована, чтобы подметить его действия. Какаши повторял это движение до тех пор, пока не понял, что эта сладкая пытка слишком мучительна.

Хатаке отступил первый. Уходя лишь произнёс:

— Завтрак подан, миледи. Можешь приступать.

Сакура удивилась его внезапному уходу, но была слишком зла, чтобы пойти искать. Обрадовавшись, что завтракать будет одна, наконец приступила к трапезе. Какаши нашел и приготовил для них несколько перепелиных яиц.

Пока розоволосая доедала очередную яичницу, она перебирала в голове все моменты, что произошли между ними недавно. Только сейчас мечница поняла, насколько близко они были к друг другу. Едва вновь не покраснела, когда вспомнила, расстояние между их губами.

Сакура знала, что такое секс. Она видела, как насилуют её мать. Вновь столкнуться с этой темой пришлось уже тогда, когда она была наёмной убийцей. В грязных тавернах, где приходилось часто бывать, основной темой мужчин был именно секс. Они болтали об этом так громко и гордо, что ей не оставалось ничего иного, кроме как слушать их.

Её выворачивало при упоминании этой темы. На глазах всегда стояли грязные ухмылки тех ублюдков и слезы мамы.

Ей было страшно подумать о том, что ей станет ужасно плохо, если король попытается её тронуть в этом ключе. Это наталкивало на мысль, что любить человека иногда и вправду недостаточно.

Спустя некоторое время, когда Какаши вновь вернулся, а Сакура доела свой завтрак, они наконец выдвинулись дальше. Заранее обсудив план действий, они держали путь на северо-запад, где спустя несколько дней пересекут границу Амантеса.

Следующие дни происходили без происшествий потому, что оба держали некую дистанцию. Холод в их взаимоотношениях чувствовался не сразу, но он был. Словно они вернулись в ту ночь, когда впервые познакомились, однако, уже в личине Сакуры, а не Хару.

Какаши ей отдал новые ложные документы подтверждающие их личность.  С этого момента они были женатыми путешественниками из Амантеса по имени Рэн и Шин.

Харуно понимала, что быть супругами самый оптимальный и правдоподобный вариант, но сердце грелось лишь от мысли, что им нужно будет притворяться супругами. Несмотря на внешний холод, в душе ей было тепло рядом с ним.

— А что нам делать с оружием? — спросила Сакура, когда они уже приближались к мосту, соединявшего два королевства. Она знала, что Обелия с Амантесом не была во вражеских отношениях. Они придерживались нейтралитета.

— У меня припрятана лицензия на продажу оружий, — спокойно ответил король. — По нему мы сможем притвориться, что пришли продать их, как сувениры. Правда придётся сделать вид, что я абсолютно не знаю, как им пользоваться.

— И как Вы это сделаете? От Вас за километр веет, что Вы воин.

Какаши лишь довольно хмыкнул, оставив её без ответа. Харуно же не попыталась выпытать его, поэтому дальнейший путь они вновь провели молча.

Спустя несколько часов воины наконец добрались до моста. Путь длиной в несколько дней можно считать завершённым. Единственное, что её смутило — количество людей, пересекающих границу. Было лишь пару человек с повозками. Удивлённо взглянув на короля, та мгновенно получила свой ответ, будто тот только этого и дожидался:

— Существует несколько мостов, пересекающих границу, — он взглянул на неё. — Этот, как ты уже догадалась, не основной. О нем мало кто знает и до него очень трудно добраться, поэтому охрана тут хромает.

— Как хорошо, что Вы пошли со мной, — облегчённо проговорила Сакура, неосознанно вызывая у монарха улыбку.

— Действительно... — произнёс он так, чтобы девушка его не услышала.

Какаши встряхнул поводья, и лошадь вновь двинулась вперёд. Харуно пошла следом. Они спустились с них лишь на краю границы, когда так приказал сторож.

— Причина въезда? — строго спросил мужчина, забрав протянутые документы.

— Ох, мы обожаем путешествовать! — перед Сакурой предстал совершенно иной образ Хатаке Какаши. Некогда властный король теперь походил на глупого шута. Его мимика, движение, голос — всё отличалось от него настоящего. И ей стало страшно. Жутко осознавать, что человек может измениться до неузнавания. — Мы с женой очень хотим увидеть ваше восхитительное королевство! У меня уже мурашки лишь при виде вас, такого мужественного сторожа, охраняющего границы. Амантесу бы подобного человека.

А знает ли она истинного Какаши? Показывал ли он себя настоящего?

Хоть и получилось чуть снизить его внимание, сторож внимательно переводил свой взгляд от бумаг к путешественникам и обратно.

— А вы точно муж и жена? Такое ощущение, словно твоя жена видит тебя впервые, — задал он свой очередной вопрос, и Сакура напрягалась. Неужели её мысли так легко читаемы лишь по выражению лица? Она не хотела портить весь план короля, поэтому пришлось импровизировать.

— Ну что Вы такое говорите? — наигранно хохотнула девушка. — Мы уже довольно долгое время женаты, да, милый? — она посмотрела на мужчину и решилась на отчаянный шаг. Взяв за ворот кофты, Сакура протянула его к себе и нежно поцеловала в ямочку на щеке. Если Какаши и был удивлен, то виду не подал. Он закинул свою руку на её плечо и поцеловал в ответ. Харуно едва удержалась, чтобы удивленно не ахнуть.

— Я очень люблю свою жену, господин сторож. Ваше предположение задело меня, — с грустью проговорил Какаши. Сакура едва ли сама не поверила в эту ложь.

— Простите, господа, это всего лишь моя работа, — виновато произнёс тот. А спустя некоторое время добавил. — Что ж, я проверил все ваши документы и лицензию на продажу оружия, так что можете заходить.

— Спасибо вам большое! — в унисон проговорили путешественники.

— Добро пожаловать в Обелию.

Двое людей поблагодарили его кивком и двинулись дальше. Наконец-то они внутри чужеземного королевства, полностью готовые к заданию по спасению Наруто. И пока они шли по улицам Обелии, Сакура заметила, что Какаши не отпускал её руку, крепко сжимая в своей. Она наклонилась к нему и тихо произнесла:

— Вы можете уже отпустить меня, Ваше Высочество.

— Зови меня Шин пока мы находимся в этих землях, — ответил он ей тут же. — Не забывай, Рэн: мы теперь женатая парочка.

Сказав это, он поднёс их руки к своим губам, и трепетно коснулся ими её руки.

— Что Вы делаете?! — смущённо спросила Харуно.

— Что ты делаешь, милая, а не Вы, — хитро улыбнулся он, довольно сощурив глаза. — Разве это не обыденность у парочек? Целовать друг друга.

Сакура не понимала, что с ним происходило. Он менялся, как по щелчку пальцев. Она не понимала, когда Какаши был самим собой. Она не хотела, чтобы он притворялся таким нежным рядом с ней. Ей хотелось этого. Безумно хотелось видеть его таким лишь рядом с собой.

Однако в глубине души девушка понимала, что это всего лишь спектакль. Сцена, где играет лишь он. Ведь Сакура не в силах поспевать за ним. Она не может сыграть влюблённого человека. Эта роль уже была ее. Ещё задолго до начала спектакля.

Поселившись в неприметный отель, они стали обсуждать пан действий:

— К сожалению, сегодня мы не сможем уже пойти в лес искать травы, — устало вздохнул король. — Уже вечереет. Мы не сможем их найти в темноте. Поэтому предлагаю выдвинуться уже на рассвете.

— Что ж, ничего с этим уже не поделаешь. Придётся подождать, — с трудом согласилась девушка. — А что нам сейчас делать? Ещё только шесть вечера.

— Мы можем просто осмотреть королевство, — чуть задумавшись, предложил монарх, и Сакура тут же согласилась.

На закате, когда солнечные лучи начинали скрываться за горизонтом, удивительно, но рыночные улицы всё еще были наполнены жизнью. Стоило выйти в свет, король тут же протянул ей свою руку, и, не в силах отказать ему, Харуно взялась за неё. Шум голосов, перемешанный со звонкой музыкой уличных музыкантов, создавал удивительную симфонию. С каждой минутой всё больше людей стекалось сюда, словно с наступлением ночи улицы приобретали иные краски. Более живые. Свободные. Они продолжали дышать, наполняя город звуками, красками и ароматами, становясь неотъемлемой частью его сердца.

Сакуре не хватало этого в своём королевстве. Не хватало в себе этой мимолётной радости. Она взглянула на короля. Его запутанные волосы колыхались на ветру. И на удивление он выглядел таким умиротворенным. Путешественники со стороны выглядели, как женатая пара, и Сакуре искренне хотелось этого.

Однако это путешествие доказало, что они ещё не готовы. Ещё слишком мало знают друг друга. Слишком долго находились в лапах у своей тьмы. И даже сейчас, выбравшись из птичьей клетки, они оставались в плену у тени.

Пока они не ощущали течение времени, жизнь продолжала течь своим чередом. Продавцы, словно маги, манили прохожих яркими витринами своих лавок. Овощи и фрукты сверкали свежестью, как драгоценные камни, а специи раскрывали свои ароматы в воздухе, унося мысли в далёкие страны. Тут же, на тротуарах, кипела жизнь: дети смеялись, играя в догонялки, а старики, присев на скамейки, делились историями из молодости, словно сами были частью этого величественного театра.

Каждый уголок улицы хранил свои тайны. В укромных лавчонках прятались изделия ручной работы — керамика, ткани, украшения, каждая вещь несла в себе частичку души мастера. Порой в воздухе ощущался сладковатый привкус выпечки из местной булочной, заставляя сердце трепетать в предвкушении.

Лампы, словно звезды, зажигались, наполняя пространство мягким светом. Ароматы вечернего угощения и смех, доносившийся из уютных кафе, создавали атмосферу теплоты и дружбы. Уличные художники рисовали картины прямо на асфальте, запечатлевая мгновения радости и оживляя вечернюю суету.

И вот, когда день подходил к концу, улицы оставались полны жизни, как никогда. Они продолжали дышать, наполняя город звуками, красками и ароматами, становясь неотъемлемой частью его сердца.

Сакура не успела заметить, как они уже приближались к лавочкам с украшениями и различными драгоценностями. На полках лежало множественное количество разных побрякушек, начиная с браслетов и цепочек, заканчивая тиарами. Конечно, маловероятно, что это были настоящие драгоценности, но красоту и изящность от этого не теряли.

Было много украшений различных видов, но его манило лишь одно из них. Это была изумрудная брошь, сверкающая в свете, словно кусочек весеннего неба. Она была обрамлена тонкой, искусно выполненной серебряной оправой, которая обвивала драгоценный камень, словно нежные руки, охраняющие сокровище. Каждая грань отражала свет, и казалось, что сама брошь излучает внутренний свет, оживляя окружающие блеклые драгоценности.

Изумруд, глубокий и насыщенный, был украшен капельками росы, которые искрились на его поверхности, словно звезды, спустившиеся с небес. Он дышал загадкой и историей, будто в его сердцевине заключены тайны древних времён. Легкие завитки узоров на оправе словно танцевали вокруг камня, придавая изделию изящества и утонченности.

Он в тот же миг понял, кому должно принадлежать это чудо. Пока Сакура была отвлечена другими камнями, не задумываясь о цене, Какаши её купил. Эта брошь будет его первым подарком для неё. Спрятав её куда подальше, Какаши подошёл к ней.

— Тебе что-то понравилось?

— Тут всё красивое, — она обвела взглядом вокруг до около. — Не только эти украшения, но и люди. Они все такие... живые, что ли.

— Согласен, королева очень заботиться о своих гражданах.

— Вы знакомы с друг другом? — тут же прилетел вопрос.

— Конечно знакомы, — от девушки не ускользнуло то, как скривился Хатаке на этой фразе. — Не забывай, кто я.

— Об этом уж точно не позабудешь.

Прогулявшись ещё некоторое время, молодые люди благополучно вернулись обратно в отель. И их ждала новая дилемма, которую они проигнорировали днем, когда заселялись сюда. Охваченные другими проблемами, воины не заметили, что в их комнате есть лишь одна кровать.

— И что нам делать? — Харуно пребывала в некой панике.

— Я могу лечь на полу, — спокойно предложил Хатаке. Этот день принёс ему столько хороших воспоминаний, что неудобный сон не имел никакого значения. Вначале, Какаши был напуган своими мыслями и желаниями. Он пытался держать дистанцию, чтобы не навредить ей своими поспешными действиями. И в первое время у него это получалось, однако, постепенно нехватка общения сказывалась на нём всё сильнее. В груди становилось всё тоскливее, а в моменте, когда Сакура испугалась его нового образа, стало до ужаса страшно. Страшно потерять её вновь.

Ему предстала та картина из прошлого, когда Сакура в образе Хару ушла, несмотря на его предложение. И если он тогда её отпустил, сейчас это сделать уже будет не в силах. Но она дала ему надежду, поцеловав его в щёку. Его мир перевернулся в тот миг, и он не удержался, поцеловав в ответ. В качестве проверки её настроения, он решил подержать её за руку, приготовившись, что она тут же выдернет её. Но розоволосая этого не сделала. И так, державшись за руки, они провели весь день.

— Ни в коем случае! — она вновь вернула его из пучины мыслей. — Ты и так не спал прошлой ночью из-за меня. Я буду спать на полу.

— Исключено. Я не позволю девушке спать на полу рядом со мной.

— Но я не просто девушка, я воин, закалённая в битвах, — нахмурилась тут же Харуно.

— Да будь ты хоть Богиней войны. Я не позволю тебе спать на полу.

— Вот и посмотрим! — упёрлась девушка, сжимая в порыве гнева кулаки. Она начала застилать простынь на полу, не обращая внимания на недовольный взгляд серых глаз.

— Ты вынуждаешь меня идти на крайние меры, Сакура, — устало выдохнул Какаши, подойдя к ней. И в подтверждении своих слов, он протянул свои огромные руки и, схватив ту за живот, поднял её. — Будем спать вместе.

Ошарашенная данной новостью, Харуно начала брыкаться, однако, безрезультатно. Руки её тоже были в плену у мужчины.

— Отпустите меня, сейчас же! Кому говорю!

Не обращая внимания на крики девушки, с ней на руках тот ложится на твёрдую кровать. Девушка продолжала вырываться из его крепких объятий, но складывалось ощущение, что утопает в них ещё сильнее.

— Что Вы делаете? — устав от бессмысленной борьбы, спросила девушка. Какаши чувствовал её горячее и тяжелое дыхание у себя на груди. Ему становилось трудно сдерживать себя, но он знал, что стоит отпустить её, и всё начнётся заново. — Не собираетесь отпустить меня?

— Нет, поэтому спи, — кратко ответил король, не открывая глаза.

И Сакура наконец сдалась, и уснули они в объятьях друг друга.

Проснувшись, монарх первым делом удивился, насколько крепко он заснул, а затем в непонимании обнаружил, что одна рука онемела. Когда он стал лучше воспринимать происходящее, дыхание в легких резко сбилось. Они с Сакурой расположились лицом к лицу, и голова его генерала покоилась у него на плече, объясняя затекшую руку. Их ноги были запутаны вместе, а свою другую руку он положил ей на талию, как бы заключая девушку в своих объятиях, в то время как ее ладошки слегка сжимали его рубашку на груди. Хатаке был удивлен, что он уснул в таком положении. Жизнь правителя научила его быть осторожным и бдительным к любой возможной опасности — он часто просыпался по ночам, и было довольно трудно уснуть в присутствии другого человека. Но мало того, что он заснул, находясь всего лишь в паре сантиметров от Сакуры… они прижались к друг другу в течение ночи, а его внутренний радар ничего даже не зарегистрировал. На мгновение он перестал шевелиться и даже затаил дыхание, удивляясь, почему его первым желанием было притянуть ее еще ближе и снова закрыть глаза. Он никогда не любил нежиться в постели, однако, понимал, что с ней всё меняется. Какаши не остановился на своей мысли, и вместо этого выбрался из постели так тихо и незаметно, насколько это возможно. Он медленно и осторожно разжал ее пальцы, освобождая рубашку, и постарался облегчить онемение конечности. Сакура вздохнула, когда его руки выскользнули из-под нее, но не проснулась, а лишь перевернулась на другой бок, сильнее укутавшись в одеяло. Похоже, не у него одного были проблемы с крепким сном.

И, к сожалению, как бы ему не хотелось насладиться этим мимолётным и чудесным моментом, ему пришлось будить девушку, чтобы пойти в лес за лечебными травами. Сакура проснулась мгновенно, будто и не спала вовсе. Они быстро собрались и отправились в путь.

— Есть несколько входов в этот лес, — по пути разъяснял король, — я проведу нас по пути, который не охраняется.

— Почему?

— Он ведет через ветхий мост, готовый оборваться в любую секунду.

— Разве это не опасно?

— Опасно, — согласно кивнул воин, — но это наш единственный шанс войти и выйти незамеченными. Нам сейчас не нужны проблемы.

Дорога не заняла много времени. Спустя два часа беспрерывной езды на лошадях, они наконец добрались до пункта назначения. Перед Харуно предстал тот самый мост, о котором недавно рассказывал монарх.  Деревянный ветхий мост, скрипящий под весом времени, словно старый мудрец, стоял над пропастью, бережно обнимающей его своей неизвестностью. Доски, покрытые слоем серого мха, отражали всю сложность своей жизни: они пережили метели и дожди, палящее солнце и тихие вечерние сумерки. Каждый шершавый край был украшен трещинами, как морщины на лице старого человека, рассказывающего истории из далёкого прошлого.

Опоры моста, обросшие водорослями, держали его, словно крепкие руки, готовые защитить. Природа словно обвила мост своей заботой: лозы вились по перилам, а птицы часто делали гнёзда в его углублениях, придавая этому месту ощущение живого, дышащего организма.

Когда ветер нежно шевелил листву вокруг, мост напоминал о себе шёпотом — тихим, но настойчивым.

Этот мост был не просто переходом — он был связующим звеном между мирами, местом, где прошлое встречалось с настоящим, и где каждая история могла продолжаться в бесконечности.

Однако сейчас не было времени на восхищение. Нужно было пройти через него, рискуя жизнями.

— Теперь понятно, почему эта часть леса осталась без охраны, — с горечью пожаловалась Сакура.

— Я пойду первым, — произнеся это, Какаши слез с лошади и, взяв небольшой камень, кинул прямо на мост. Убедившись, что мост может выдержать хотя бы это, он пошел дальше.

У Сакуры перехватило дыхание, когда мужчина наступил на ветхий мост. Тот скрипел и пошатывался под ногами короля, но он двигался уверенно и непринужденно, словно шагал не по развалившемуся мосту, а по коридорам своего дворца.

Заново она смогла вздохнуть лишь тогда, когда Хатаке преодолел этот мост.

— Теперь твоя очередь, можешь идти!

Сакура и без него понимала это, но отчего-то её догоняли собственные страхи. Несмотря на это, девушка шагнула вперёд и почувствовала, как же сильно шатается мост. Ей приходилось приложить уйму усилий, чтобы не свалиться с него.

— Ты сможешь, давай! — его поддержка давала ей силы идти дальше, несмотря на страх и усталость. И наконец она сделала это: добралась до другого края моста, где её ждал Какаши. — Ты молодец.

Они облегчённо улыбнулись друг другу и решили пойти дальше. Однако в ту же секунду мимо них со свистом пролетела и застряла на ближайшем дереве стрела. Итуитивно, они достали свои мечи из ножен и встали в оборонительную стойку. Какаши незаметно прикрыл её своей спиной. И когда из леса донеслось шуршание и топот ног, они сосредоточились на этой точке. Оттуда вышло несколько вооружённых солдат, один из которых снова натянул тетиву, готовясь выпустить смертоносное оружие в любую секунду.

А у главного, по всей видимости, за спиной висел огромный меч, а лицо его было забинтовано.

Этот человек нагонял ужас только одним своим видом.

— Так-так-так, нарушители, — в его голосе скрипели хриплые старческие нотки, как будто его жизненный механизм давно сносился и требовал смазки. Сакуре от этого стало не по себе. — Вы бы знали как тут скучно, поэтому я так ждал вас. Я, Забуза Мамочи, вынесу вам приговор здесь и сейчас.

— Плохо дело, — Сакура расслышала в его интонации нотки нервозности. — Нам ни в коем случае нельзя с ним сражаться.

— Готовьтесь к смерти, — Забуза приближался, доставая изо спины свой огромный меч. Тот был ростом с него. Девушке впервые стало страшно перед боем и сколько бы она не приказывала своим ногам двигаться, всё напрасно. Ноги словно впились в землю и не могли оторваться. — Ваш каратель идёт отсекать головы.

Даже сквозь бинты был виден его хищный оскал.

— Разве по регламенту тебе не нужно отвести нас к королеве твоей страны? — прокричал Какаши, чуть оттолкнув Сакуру, дабы та не мешалась. Это был его бой. — Ты же рыцарь, в конце концов. Ты давал клятву верности.

— Клятв так много, — мечник остановился, презрительно наклонив голову. Его слова сочились ненавистью и презрением. —Только и делаешь, что клянёшься. Защищай королеву, слушайся королеву, слушайся отца, защищай невинных, охраняй слабых. — Он говорил безостановочно, словно Какаши нажал на невидимый спусковой крючок. — А если твой отец презирает короля? А если королева убивает невинных? Слишком много обязательств. Что ни делай, какую-нибудь клятву да нарушишь.

Его слова могли прозвучать аморально, но они были правдивы. Это истина неидеальных людей в неидеальном мире. Святых нет, как и тех, кто не ошибается.

— Так что, друг мой, развлеки меня, как сможешь, — он двинулся в их сторону.

— Я помогу! — Сакура приготовилась к бою.

— Жди пока. У меня с ним свои счеты, — многозначительно произнёс он и пошел навстречу к мечнику. Когда два тяжелых меча скрестились в воздухе, всё в округе заполнилось звоном и скрежетом.

Один из них должен умереть. Сакура была уверена, что это будет не Хатаке Какаши.

Из-за быстрых выпадом головной убор Какаши слетел, показывая рыцарям его пепельные волосы. Увидев их, Забузу замешкал, однако, успел уйти прочь от навеса короля.

— Что тут делает король Амантеса, Какаши Хатаке? — мечник был в замешательстве. Шушуканье доносилось отовсюду.

— Я поэтому предупреждал тебя, Забуза, — устало вздохнул тот. — Отведи меня и моего генерала к королеве, как того требует регламент.

— Да ты, наверное, шутишь? — Мамочи оскалился пуще прежнего. — Да я теперь хочу убить тебя ещё сильнее!

Он вновь ринулся в бой, однако, громкий звон трубы остановил его. Сакуре пришлось закрыть уши из-за этого оглушительно звука. Когда звон прекратился, за ним послышался басистый голос какого-то рыцаря:

— Внимание! Её Высочество королева здесь! Всем преклонить колено!

Каждый находящийся в округе, включая Сакуру, тут же встали на одно колено в дань уважения. Почти все, исключая лишь одного человека: Какаши Хатаке, короля Амантеса.

— Кого я вижу, — игриво произнесла женщина, слезая со своей изящной лошади. — Какаши Хатаке собственной персоной. Ещё и на моих землях.

— Не ожидал, что встречу тебя здесь, Мэй.

У Сакуры едва не дёрнулся глаз от формальности беседы этих двоих.

— Неужели лично пришел, чтобы ответить на моё предложение? — деловито хохотнула Мэй.

— Какое ещё предложение? — искренне удивился Какаши.

— Как какое? — женщина достала веер и скрыла им свои губы. Кокетливо добавила. — Жениться на мне, Какаши. Жениться.

Реальность Сакуры внезапно оборвалась, и мир вокруг потерял свою привычную форму.

Chapter Text

— Сезоны сменили друг друга, а ты всё ещё не дал мне ответ... — Мэй печально вздохнула, состроив грустные глазки.

Сакура не знала этого человека, да и разница между их статусами была непосильно велика. Она должна была уважать её, как королеву, как человека, ведь та, будучи женщиной, стала монархом своей страны. Стала самым влиятельным человеком в своем королевстве. Но почему же... почему она испытывала к ней такую ненависть? Беспочвенную. Прожигающую.

— Я ответил тебе, — промолвил Какаши спустя мгновенье. — Молчанием.

Женщина деловито посмеялась, скрывая свою досаду. А Сакура, наоборот, поджала губы, сдерживая довольную усмешку. Ей ни капли не было обидно за эту женщину. Хоть она и винила себя за это. Где-то глубоко в душе.

— Ты, как всегда, в своем репертуаре, Хатаке Какаши, — сказала она, поворачиваясь к ним спиной. — Как же ты обзаведёшься наследниками в будущем?

Вопрос остался без должного ответа. Однако его никто и не ждал. Мэй поплелась в сторону командира отряда, защищающего лес. Он сидел, преклонив колено, и держал руку на груди.

— Ты.

— Да, Ваше высочество, — спокойно произнёс Забуза, не обращая внимания на гневный тон королевы.

— Положи руку на землю, сейчас же! — приказала та, и мужчина повиновался без лишних слов. Ей было плевать, что взгляды были направлены в их сторону. Впрочем, как и ему. Мэй наступила остриём каблука на его кисть. Надавливая и протыкая ему ладонь, та одновременно говорила:

— Ты посмел ослушаться приказа, хоть я дала тебе шанс на новую жизнь, — она презренно плевалась словами. Забуза же ни капли не изменился в лице, несмотря на то, что ему протыкали руку в тот момент. — Из-за твоей ненужной вольности могла произойти катастрофа!  

— Мне жаль, — едва выдавил мечник, не поднимая взгляда.

— Я не чувствую, что тебе действительно жаль, — нахмурилась королева.

— Потому что так и есть, — Мамочи осмелился посмотреть ей в глаза без должного позволения. Он едко ухмыльнулся и произнес одновременно. — Единственное о чём я жалею — что я не убил его ещё до Вашего прихода.

Мэй хмыкнула. Сакура была удивлена контрасту её поведения. Ещё секунду назад эта женщина казалась хрупкой леди, которую можно обидеть одним лишь отказом. Однако её нынешнее выражение лица, та жестокость и наслаждение этим чувством — всё это было доказательством того, что она выиграла политическую войну, сев на трон. Сакура знала, что усидеть на троне в тысячу раз труднее, чем завоевать его.

— Что ж, тогда мне не будет жаль избавиться от того мальчишки, — она добродушно улыбнулась, наконец убрав ногу. Выражение лица Мамочи за несколько мгновений приобрело иные краски. Безразличие сменилось испугом, а затем и душащим гневом. Королева также не упустила эти изменения. Она довольно хмыкнула. — Что? Хочешь убить меня? — несмотря на встревоженные протесты рыцарей, та наклонилась, прислонившись на его плечо. — Вот только, если с моей головы упадёт хоть один волосок, твоему драгоценному Хаку придётся о-о-о-о-очень тяжко. Бедный ребёнок не заслуживает таких мучений, не так ли?

Харуно не знала, что ему поведала королева, но, выпрямившись и шагнув к своей лошади, та выглядела весьма довольной. Чего нельзя было сказать о мечнике, ненавистно смотревшему ей вслед. Он едва сдержался, дабы не взять свой меч и не разрубить её пополам. Похоже, королева владела его слабым местом и успешно угрожала ему. И этим слабым местом был однозначно тот мальчик, которого она упомянула недавно.

Неужели у такого грозного человека есть сын? Кто-то, кем он дорожит настолько, что готов отказаться от своей свободы. Тот, кого он любит настолько, чтобы быть презренной марионеткой в чужих руках.

— Но мальчик всё равно будет наказан за твою вольность, — оседлав лошадь, напоследок произнесла та. — Будешь думать в следующий раз перед тем, как идти вопреки моим приказам.

— Накажите меня! Он же тут не при чем! — отчаянно крикнул ей вслед Забуза, вскочив со своего места. Стража отреагировала мгновенно, направив на него свои мечи. Сакура сомневалась, что те смогли бы остановить его, если он действительно возжелал бы их убить. Забузу останавливали лишь собственные невидимые оковы. — Я совершил эту ошибку! Мне и расхлёбывать, чертова старуха!

— Следи за словами, ублюдок! — презренно крикнул один из рыцарей, надавив на него своим мечом.

— Забуза, не осложняй свою, и так сложную, жизнь, — устало сказала Мэй и двинулась дальше, тряхнув поводья. Между тем, к ним с Какаши подошел тот самый человек, который дул в трубу, и сообщил, чтобы король оседлал специально подготовленную лошадь и пошёл следом. Сакура не была обижена игнорированием её личности, поэтому тихо поплелась за Какаши, думая о том, что же делать с их лошадями по ту сторону моста. Краем уха та слышала отголоски ругательств рыцарей и, направив свой взгляд в ту сторону, увидела, как такого сильного мечника бесстыдно избивали ногами, а он лежал и не сопротивлялся.

Она видела всё это и понимала, что не в силах вмешаться. Ей было жаль Забузу, но поделать с этой ситуацией она ничего не могла. Она не главная героиня, а он не заслуживает её спасения.

Как не заслужил её отец. Как и не заслужила она сама.

Когда их взгляды встретились, мир вокруг них расплылся, и все звуки стихли. В этот момент она поняла, что между ними есть что-то большее, чем просто случайная встреча — это было ощущение, будто они знали друг друга всю жизнь, словно их судьбы были переплетены.

Возможно, они оба были прокляты на бесконечные мучения.

Сакура не знала, поэтому прервала зрительный контакт и двинулась дальше. Она не спасительница чужих судеб. И уж тем более не герой.

Это жизнь. И с этим ничего не поделаешь.

Харуно так думала сейчас, но знала, что данный выбор будет её преследовать ещё очень долгое время, как навязчивая мысль, что ты делаешь недостаточно.

Какаши видел смятения девушки. Он понимал причину, но помочь не мог. Это не его страна и не его порядки. Здесь он всего лишь гость, как и Сакура. Здесь они чужие.

Поэтому он не удивился, когда его генерал не расслышала его и даже не отозвалась. Набравшись терпения, Хатаке позвал её вновь. И вновь. Звал её до тех пор, пока она наконец не откликнулась.

— Простите, Ваше Высочество, Вы что-то сказали? — неловко проговорила девушка, неустанно трогая свой затылок.

— Говорю, садись на лошадь, — ответил Какаши, протянув ей свою руку.

— Но она же для вас, — удивилась девушка.

— Мы поедем вместе. Запрыгивай, — Сакура не стала долго томить и, ухватившись за его руку, уселась на лошадь первой. Какаши повторил её действия, и теперь они ехали верхом на одной лошади. Они были непозволительно близко. Да так, что Сакура чувствовала его горячее дыхание на своей шее и покрывалась мурашками при каждом его вздохе. Она плотно прижималась спиной к его груди и ощущала на себе твёрдость его тела.

Стоило ей побыть с ним хоть долю секунды, и все переживания магическим образом исчезали. Хотелось опереться на него и крепко-накрепко заснуть, позабыв обо всём вокруг. Однако позволить себе это Сакура не могла, поэтому отбросив прочие мысли, спросила:

— Откуда вы знаете друг друга?

— Встретились в то время, когда Обелия и Амантес воевали с друг другом, — спокойно ответил ей Какаши. — Я выиграл его на дуэли, и он обещал отомстить.

— И как он сражался?

— В то время мы были почти на ровне.

— А сейчас? — поинтересовалась та, чуть повернув голову.

— Я сильнее, — Харуно не расслышала в его тоне нотки гордости, словно тот констатировал обыденный факт.

— А вы что-то знаете о том мальчике? — не унималась девушка, будто хотела заглушить чувство вины простым любопытством.

— Нет, — покачал головой Хатаке. — Я в целом удивлён, что такой одиночка, как Забуза, нашёл себе кого-то.

На этом вопросы исчерпали себя, и до самого дворца воины ехали в тишине.

Девушка ахнула, стоило ей увидеть замок Обелии. Королевский замок, величественно возвышающийся на холме, словно обнимая небесные просторы, выглядел воистину совершенным. Его стены веками хранили тайны и легенды этого места. Его башни, увенчанные флажками, сверкали на солнце, отбрасывая длинные тени на зелёные луга внизу. Каждая каменная кладка, каждая трещина в стенах шептала о былых сражениях и королевских пиршествах, о том, как здесь плели судьбы целых народов. Входные ворота, массивные и украшенные золотыми ставнями при виде хозяйки распахнулись, приглашая в мир былых слав. На внутреннем дворе зрел воздух, насыщенный ароматом древности.

Высокие колонны, опоясывающие пышные клумбы, где цветы, как жемчужины, сверкали на солнце. Звуки шагов отзывались эхом в тишине, и каждый поворот открывал новые тайны. В Амантасе замок короля Какаши не выглядел настолько вычурно. Дом всегда описывает своего хозяина, поэтому в Амантесе редко проводились пиры или балы. Здесь же, Сакура была уверена, хранились многочисленные воспоминания о пышных и роскошных торжествах. Внутренние залы дворца, где высокие потолки, украшенные фресками, уносили взгляд в бескрайние небеса. Огромные камины, обрамлённые резными камнями, притягивали к себе тепло, а лёгкий трепет огня создавал иллюзию движущегося времени. Мебель, искусно сделанная мастерами, хранила в себе дух эпох, а старинные портреты, погружённые в полумрак, смотрели с загадочными улыбками, словно хранят в себе тайны ушедших веков. Каждый уголок королевского замка — это отдельная история, вплетённая в ткань его стен. И, проходя сквозь его залы и дворы, можно было ощутить дыхание прошлого, которое, словно тихий шёпот, никогда не умолкает.

Девушка ещё долго могла бы лицезреть восхитительную архитектуру дворца, позабыв, что находится под тщательным наблюдением рыцарей, что сейчас, шагая рядом с Какаши, идет следом за королевой. Однако строгий голос женщины вернул её в реальность, где не было места излишнему любопытству. Там была только миссия по спасению друга.

— Подготовьте комнаты отдыха для наших гостей, — сказала она своему помощнику в огромных очках, что обрамляли половину лица. — Покажите им достойный приём

— Не стоит, — вмешался Хатаке. — Мы не можем злоупотреблять Вашим гостеприимством.

— Я настаиваю.

Это был тон, не принимающий возражения. Какаши не стал настаивать на своем. Он понимал, что в этом месте хозяин не он.

— Вам нужен отдых или начнем сразу с обсуждения, что же привело вас сюда?

— Второй вариант подходит нам больше всего.

Королева довольно хмыкнула.

— Как и ожидалось от Хатаке Какаши. Что ж, вас сопроводят до комнаты аудиенций. Попрошу вас дождаться меня там.

Воины кивнули и последовали за секретарём королевы Мэй. Дойдя до назначенного места, секретарь покинул их, оставляя дождаться прихода королевы. Сакура не могла молчать и дальше:

— Сколько раз Вы получали от неё письма с просьбой о женитьбе?

— Ну, — тот задумчиво протёр подбородок, — около пяти, если не ошибаюсь.

Генерал ахнула, не сумев скрыть своё удивление. Её шокировало не столь сильная настойчивость королевы, а безразличие и бесцеремонность короля. Мэй Теруми была воистину красивой женщиной. Её хитрые зеленые глаза сверкали словно сапфиры, а каштановые, больше уходящие в рыжий цвет волосы, делали её настоящей лисицей, грациозно идущей в своих дорогих платьях. Диадема на её голове вместе с украшениями делала её образ ещё превосходнее.

— Почему Вы отказывали ей? Это же хороший политический брак, и королева Теруми очень красивая...

— Меня не интересует брак. Я вообще не хочу, чтобы мой род продолжался.

— Почему? Вы же король...

— Именно поэтому, Сакура. Я же король, — устало проговорил Какаши.

Девушка хотела узнать побольше насчет данной темы, однако, судьба расположилась к ней иначе. Дверь в комнату растворилась, впустив сюда королеву с её кошачьей походкой и неизменной ухмылкой на губах. Небрежно откинув волосы назад, королева расселась на удобном кресле и приказала принести чай, тем самым избавив их от лишних ушей.

— У тебя появилась новая привычка таскаться везде со своей служанкой? — бросив быстрый взгляд на розоволосую, поинтересовалась женщина. — Так ещё и со шрамом на лице.

— Я не..

— Она не служанка, а мой генерал, с которой у меня было задание в Обелии, — перебил её Какаши, взяв внимание на себя.

Мэй удивленно вскинула брови и вновь перевела свой взгляд на девушку. На сей раз долго не отводила, досконально изучая воина. Сакура решила на сей раз не прятать глаза. Ответить королеве её же монетой, прекрасно понимая, что это заранее проигрышная игра.

— А ты настырнее, чем я предполагала, — королева довольно хмыкнула, находя забавным сложившуюся ситуацию. — Ты мне начинаешь нравиться... как тебя там?

— Харуно Сакура, Ваше Величество, — на одном дыхании выпалила мечница.

— Что ж, Сакура, зачем же вы посетили мою страну? — чуть отпив из своей чашки недавно принесённый ароматный жасминовый чай, вместе со звонким стуком о тарелку спросила Мэй.

— Нам нужно растение под названием «Эхинацея», которое растет только в вашем лесу.

— И только это? — удивленно переводя взгляд с короля на его генерала, спросила Теруми. Чашка с чаем так и осталась в воздухе, не дойдя до губ. — Ты же мог просто попросить меня об этом, Какаши.

Сакуре напрягло переход на неофициальное общение, но виду не подала. Постаралась не подать, по крайней мере.

— Я знал, что ты попросишь что-то взамен, — устало протер переносицу Хатаке, так и не притронувшись к чаю.

— А теперь тебе точно придётся выслушать мою просьбу, — фыркнула женщина, откидываясь на спинку стула, предварительно закинув ногу на ногу. В отличие от гостей её чашка уже давно пустовала. На ней остался лишь едва заметный след от помады. Королева обратила свой взор на Сакуру, и та сразу поняла, что следующие слова будут адресованы ей. — Сакура, дорогая, пойди в нашу главную оранжерею. Там ты найдешь моего лучшего врача, Цунаде Сенджу. Она тебе поможет с нужными травами, — заметив возрастающий вопрос у розоволосой, та её опередила словами. — Секретарь, что стоит возле двери, сопроводит тебя, не волнуйся.

Харуно посмотрела в сторону своего короля и, получив безмолвное разрешение, покинула комнату. Девушка понимала, что её «спровадили» оттуда не просто так, и, как бы ей не хотелось остаться, заманчивый конец утомительного задания подвигал двигаться дальше.

Как и сказала королева Теруми, секретарь дожидался её около двери. Получив разрешение от своей королевы, они наконец двинулись в сторону оранжереи. Пока шли по осветлённым, чистым и просторным коридорам дворца, имя Цунаде вертелось на задворках памяти у мечницы. Ей казалось это странным, что она помнит имя медика, но не помнит откуда. Харуно точно знала, что они не виделись ни тогда, когда она была обычной девушкой, ни наёмницей и уж тем более, ни воином. Она предполагала, что её упомянул кто-то, но кто и для чего, было загадкой.

Решив оставить эти бессмысленные потуги, Харуно обратила своё внимание на очередные высоченные колонны, оправленные золотом. Из-за этого на очередном повороте та не заметила за стеной идущего в обратную сторону слугу. Почувствовав, что чья-то голова сильно стукнулась о её грудную клетку, она резко опустила свои очи в сторону идущего, однако, не успела ничего сделать, и служанка упала, опрокинув всё содержимое подноса.

Хрустальные бокалы разбились, разлетевшись на множество искрящихся осколков. Собранные в пучок волосы служанки рассыпались в один миг, скрывая её лицо. Сакура испуганно ахнула, присев с ней рядом, дабы убедиться, что та в порядке.

— Не стоит обращать на это внимание, — презренно сказал секретарь, взирая на них сверху вниз, словно на букашек, чьи жизни ничего не стоят. — Она сама виновата, что не смотрит, куда идет.

— Я тоже не смотрела, куда иду, — заступилась Харуно за служанку. Ей стало страшно за то, что горничную накажут из-за её несобранности. — Это моя вина!

— Не стоит, — тихо возразила девушка, всё еще не показывая своего лица. — Господин секретарь прав, я сама виновата.

— Нет, послушайте!

Однако Сакуру уже никто не слушал. Секретарь королевы отошел от них подальше, будто убегал от заразы, а горничная спешно собирала разбившиеся осколки. Харуно без спроса начала ей помогать, чтобы возместить свою оплошность хотя бы этим.

— Не стоит, — спокойно произнесла служанка, заправив за ухо свои длинные волосы. Из-за этого рукав её формы чуть сполз с кисти, обнажив её руку, украшенную гематомами.

— Что это? — ошарашенно распахнув сапфировые очи, полушепотом спросила мечница. Горничная тут же прикрыла руку, натягивая рукав до запястья. Харуно не сдалась, ища ответа в её глазах. И только сейчас она заметила, как молодо служанка выглядела.

— Да ты же ребенок! — ахнула девушка. — Что тут происходит?!    

— Прошу, потише! Вас могут услышать, — метнув на Сакуру грозный взгляд, она прижала палец к губам, умоляя её помолчать.

Харуно тут же сцепила губы в тонкую линию, прижимая их к друг другу со всей силы.

— Я... совершила ошибку, вот и поплатилась, поэтому...оставьте меня в покое, пожалуйста.

Появившаяся на губах горечь вызвала прилив тошноты. Сакура застыла, отрешённо смотря, как служанка собирает оставшиеся осколки, несмотря на кровоточащие ранки на пальцах. Казалось, что её сердце было тем единственным в ней, что сохранило способность двигаться. Оно разгонялось до такой степени, что скоро должно было взорваться фонтаном кровавых ошмётков. Она не могла двинуться, не могла промолвить хоть что-то. Сакура могла лишь задохнуться из-за нарастающего отчаяния.

Забуза не заслуживал спасения, но он всё еще боролся.

Отец не заслуживал спасения, но спасся смертью, заклеймив собственную дочь его убийцей.

Она сама не заслуживала спасения, но почему-то всё ещё была жива, барахтаясь на грани.

Но где-то там, её мама, мечтавшая получить спасение, так и осталась погребённой в земле. Так и была захоронена с несбыточными надеждами и мечтами.

Такой помнила Сакура собственную мать.

Где-то там был Саске, отчаянно гонявшийся за своей мечтой. Мечтой, которая в конечном итоге отобрала у него всё без остатка. Оставила его без ничего, отбирая даже то, чего у него уже не было. Сияющий безумием и одновременно с этим пугающе пустой взгляд Учихи преследовал её по сей день.

Таким она обнаружила Учиху Саске.

И эта служанка, будучи простым ребенком, как никто другой заслуживающий спасения, умоляла оставить его без ничего. Свыклась, что её не спасут.

Почему так происходит? Почему те, кто не заслуживают этого, получают своё спасение. А те, кто нуждаются в этом, всегда остаются ни с чем.

Почему так происходит? Почему? Почему? Почему...

В горле першило, а зрение расплывалось, не давая ей разглядеть ничего вокруг, поэтому она просто закрыла глаза, в надежде, что без попыток вглядеться в этот плывущий перед глазами мир, ее перестанет тошнить. Нужно было хотя бы узнать её имя, дабы помнить, кого она не смогла спасти в очередной раз.

 Так она мучила и поддразнивала себя, чтобы не забыть, кем является на самом деле.

— Как тебя зовут? — проскрежетала Сакура чужим, слишком хриплым голосом.

— Хаку. Мое имя... Хаку, — голос её звучал без интонаций, будто тяжелые капли дождя падали на жесть. Когда Сакура наконец перевела взгляд на его глаза, обременённые тяжестью жизни, она в очередной раз преподнесла палец к губам, и с улыбкой произнёс. — И я мальчик.

Хоть и на его губах расплылась утешительная улыбка, глаза Хаку ни разу не сверкали. Сакура была потрясена данной вестью, но поделать ничего не смогла. Хаку удалился практически сразу, а она так и сидела на полу разбитая вдребезги.

Хаку своим появлением разбил не только бокалы на подносе: она тоже разлетелась на осколки в очередной раз.

Какаши знал, что королева Теруми отослала Сакуру не просто так. Он чувствовал, что эта женщина обдумывала что-то поистине утомительное. И как только Мэй открыла рот, дабы начать говорить, тот напрягся:

— Так вот какова настоящая причина твоих бесконечных отказов, — скрестив руки на одном колене, усмехнулась аристократка. — Недурно, Хатаке Какаши. Весьма недурно.

— Не понимаю о чём ты, — Хатаке откинулся на спинку кресла, изображая спокойного собеседника, коим он не являлся в самом деле.

— Да, брось, — она фыркнула, — если хочешь скрывать свои чувства к ней, хотя бы следи за выражением своего лица.

— Не понимаю, что не так с моим лицом, — нахмурился мужчина.

— Ты буквально пожираешь её глазами, Хатаке, — коварная улыбка озарила её лицо. — Может у тебя давно не было секса? Я могу помочь тебе с этим. Как в прошлом.

— Прошлое на то и прошлое, чтобы оставалось там, — устало протёр веки король, предвидев такой исход беседы. — Мы были всего лишь глупыми подростками. А сейчас у нас слишком много обязательств и ответственности для подобной чуши.

— Как бы мне не хотелось с тобой поспорить, тут ты прав, — вздохнула Мэй, поднимаясь со своего места. — На самом деле я позвала тебя по другой причине.

— Наконец ты перешла к сути, — Какаши встал рядом с ней. Солнечные лучи пробирались через стёкла, освещая всю комнату. Отсюда открывался вид на королевство, окутанное деревьями и лесами.

— Я хочу превратить Обелию в Империю, где буду царствовать лишь я одна.

Промолчав некоторое время, король спросил:

— Ты объявляешь мне войну?

— Я хочу сделать Амантес своим союзником, — проигнорировав недовольный тон короля, объясняла аристократка.

— С чего ты думаешь, что я стану помогать тебе в этом? — тихо, протяжно вздохнул монарх. — Я по горло сыт войнами и смертями своих людей. Я не желаю быть частью чужих игр.

Сказав это, Какаши развернулся и пошёл в сторону двери. Он не хотел и дальше выслушивать абсурдные мысли жадной женщины, которая беспокоится лишь о своём благополучии. Мэй всё продолжала, несмотря на то, что Хатаке направлялся к выходу из комнаты:

— Я не думаю, что ты сможешь просто так уйти. Ты ведь ещё не слышал чью страну я хочу завоевать.

— А я не думаю, что цена за целебные травы настолько высока.

— Арагон!

Какаши вздрогнул, остановившись на полпути.

— Что ты сказала? — выдохнул он, повернув голову в её сторону.

— Я собираюсь захватить Арагон, сделав его частью своей империи, — вздёрнув подбородок, гордо произнесла Теруми.

— Это невозможно, — сквозь до боли сжатые зубы выдавил Какаши. — Ты думаешь, я не пытался?!

Он в ослепительном гневе сжал руки в кулаки, оставляя ранки от ногтей в виде полумесяцев. Одно лишь упоминание об Обито Учихе выворачивало его наизнанку. Внутри него каждый раз разрасталась голодная, глубокая дыра, которая неистово пожирала всё, что было важным для него.

— Одной мне не справиться, поэтому я прошу твоей помощи. Арагон на данный момент самое сильное королевство. И если мы объединимся, всё у нас получится.

— Ценой чего?! — едва не вскрикнул Хатаке, не контролируя бушующие в нем эмоции. — Я и так отдал многое, когда сражался с ним. С меня достаточно, — пустым голосом проговорил монарх.

На сей раз ему удалось выбраться из удушающего пространства, где прошлое начинало распускать свои крепкие корни.

Из глубоких размышлений её вывел приближающийся цокот каблуков. Затуманенным взглядом, девушка всматривалась в фигуру, что, судя по цоканью каблуков, стремительно приближалась. И действительно, медленно поднимая голову, Сакура смогла увидеть строгую женщину лишь когда она встала рядом с ней.

— Это что такое?

Её звонкий недовольный голос эхом разлетелся по коридору. Харуно попыталась сосредоточиться на этом звуке, чтобы остановить бесконечный водоворот страшных мыслей, что грызли ее изнутри, будто оголодавшие волки.

— Повторюсь ещё раз. Что это такое?

Её взгляд становился строже, а голос нетерпеливее. Женщина с пышной грудью и волосами пшеничного цвета смотрела на неё сверху вниз, словно на насекомое, которую вот-вот раздавит своим каблуком. Облизнув потрескавшиеся, высохшие губы, Харуно с усилием подняла тяжелую голову и скосила слезящиеся глаза в сторону человека, который говорил с ней.

— Я...

— Это гость из Амантеса, — перебил её секретарь, чему девушка была очень рада. Ведь она ещё не до конца пришла в себя после своей панической атаки. — Мы как раз направлялись к Вам, Цунаде-сама.

— Тряпки мне на рабочем месте мне не нужны, — с презрением проговорила блондинка.

И Сакура наконец вспомнила откуда ей было известно это имя. Цунаде Сенджу — женщина, о которой говорил король Эй. Роковая женщина, что отвергла самого короля.

Не сдержавшись, Сакура фыркнула, тут же закрыв рот ладонью.

— Тебе смешно?

— Нет, мэм, — Сакура попыталась встать. И несмотря на слабость ног, не позволила себе сидеть рядом с ней. Не хотела, чтобы этот врач видела её слабые стороны. Сакура не знала почему так происходило. Не знала, почему ей хотелось выглядеть в её глазах лучшей версией себя. Не ведала, почему не хотелось перед ней облажаться. Аура Цунаде была слишком подавляющей и тяжелой. Настолько, что под ней было трудно устоять. Однако Сакуру это лишь больше раззадорило. — Я хочу, чтобы Вы поделились лечебными травами. Королева разрешила.

Цунаде стала сверлить её злобным взглядом, из-за которого хотелось сбежать, но Сакура держалась. Не ради себя, а ради друга. Ради Наруто.

— С чего бы мне соглашаться? Мало ли что сказала эта чокнутая.

— Цунаде-сама! — нервно прокричал секретарь.

— Я прошу Вас, госпожа Цунаде, — твёрдым голосом произнесла девушка.

Встреча с Хаку выбила её из колеи, заставив вспомнить прошлое, однако, Цунаде каким-то чудом удалось вернуть её в строй. Напомнить, почему она пришла сюда. Боль всегда делает нас сильнее, нужно лишь привыкнуть к этому. Да, они с Забузой всё еще живы, чтобы нести свои грехи на плечах, а не в загробный мир. Да, она не главная героиня, и не сможет спасти Хаку, однако, ей под силу спасти хотя бы Саске. Её не было, когда она была нужна, но ведь сейчас Сакура здесь.

Смотря прямо в янтарные глаза Цунаде, Харуно дала обещание, что поможет Саске во что бы то не стало.

Харуно не знала, что поменялось в её взгляде, когда она дала клятву, однако, Цунаде стала смотреть на неё по-другому, словно её взгляд смягчился. Слегка приподняв уголок губы, та негромко хмыкнула, произнеся:

— Иди за мной, — она развернулась обратно, направившись в оранжерею. Даже не обернулась, зная, что её послушают безоговорочно. — Секретарь останется тут!

Сакура не удивилась, когда парень не осмелился возразить ей и послушно стал ждать. Девушке нравилось насколько женщины тут были воинственными.

— Я дам тебе лишь один совет, девчонка, — по дороге обмолвилась Сенджу. — Задумаешься о том, кто что заслужил, и сама не заметишь, как проведёшь остаток жизни, оплакивая всех и каждого.

Сакура сбавила шаг, резко остановившись.

— Вы видели? — совсем тихо спросила Сакура.

— Тебе стало жаль мальца, не так ли? — коротко бросила Цунаде, обернувшись ей вслед. — Но ты судишь книгу лишь по обложке.

— К чему Вы клоните? — искренне не поняла Харуно.

— Хаку отпрыск человека по имени Забуза, — глаза девушки ошарашенно округлились. — Это очень опасный человек, с которым лучше не связываться.

Сакура нервно сглотнула, скрыв, что уже знакома с ним.

— А Хаку избили из-за того, что он попытался сбежать, убив одного из стражников.

Генерал не знала, что сказать ей в ответ. Она никогда бы не подумала, что эти двое могут быть связаны с друг другом. Что на вид беспомощный мальчик окажется беспощадным убийцей.

Ей захотелось смеяться с абсурдности возникшей ситуации, но она не стала этого делать. Прислушавшись к самой себе, она поняла, что чувствует облегчение.

Эгоистично, да. Но такова человеческая суть. Мы жалеем лишь тех, кто не похож на нас.

Размышляя об этом, Харуно пошла вперёд, догнав медика уже у самой оранжереи. Цунаде спросив, что нужно девушке, вскоре удалилась в поисках нужных трав. Во время её отсутствия девушка решила не терять время и осмотреться.

В оранжерее, утопающей в зелени, царила особая атмосфера спокойствия и волшебства. Сквозь стеклянные стены пробивался мягкий свет, который играл на листьях, словно подчёркивая их богатую палитру зелени и золотистых оттенков.

На полках были аккуратно расставлены горшки с лечебными травами: мята, мелисса, шалфей и душица, источающие нежный аромат, наполняя воздух сладким, но слегка терпким благоуханием. Капли росы сверкали на их листьях, придавая им свежесть и живость.

Имена каждого цветка и травы были выгравированы на камнях. Среди зелени выделялись яркие цветы: васильки с их небесно-синим, календула с солнечными оттенками. Здесь ещё были целебные растения, о которых шептали легенды — алоэ с его соком, способным исцелять, и лаванда, успокаивающая сердце.

Звуки капающей воды создавали умиротворяющую мелодию, а тихий шепот ветерка был занят разговорами с природой. Оранжерея — это не просто место, это маленький мир, где каждое растение хранило свою тайну и силу, ожидая, когда их подарят тем, кто ищет исцеление и покой.

В углу оранжереи стоял маленький деревянный столик, где аккуратно были разложены травяные сборы и сушеные цветы. Здесь можно было найти всё для приготовления целебных настоев: от успокаивающей валерианы до бодрящего женьшеня. Стены были украшены старинными акварелями, изображающими травы.

Здесь время текло иначе. Каждая минута в окружении растений наполняла душу теплом и покоем, а желание заботиться о каждом листочке и цветке становилось настоящим искусством. Оранжерея была не просто местом, а истинным убежищем, где природа и человек могли встретиться в гармонии и взаимопонимании.

Когда Цунаде пришла с корзиной нужных трав, девушка не сдержалась:

— Тут так спокойно, словно преследующие тебя проблемы остаются за дверью этого маленького леса.

Цунаде тепло улыбнулась, молча соглашаясь с ней. Ей так шло это умиротворённое выражение лица, что Сакуре хотелось сказать что-нибудь ещё, лишь бы она улыбалась так постоянно.

— Как тебя зовут, девчонка?

— Меня зовут Сакура, госпожа.

— Как цветок, — Цунаде отдала корзину ей в руки и взяла большую лейку с пола, чтобы полить цветы.

— Простите? — переспросила девушка. — Как цветок?

— Да, твоё имя обозначает цветок. Его лепестки такого же нежно-розового цвета, как и твои волосы, — она тщательно осматривала каждый политый цветок, нежно касаясь к стеблям и листьям. Цунаде в этом маленьком мирке выглядела совсем иначе. — Тот, кто дал тебе это имя, прекрасно знал, что оно тебе подойдет.

— Его дала мне мама, — с горестной улыбкой тихо произнесла Сакура, смотря куда-то вверх. То ли осматривая бескрайнее небо, то ли сдерживая слезы печали маленькой девочки глубоко внутри неё.

Тонкие губы Сенджу растянулись в ленивой улыбке и на секунду полностью перестала двигаться, но Харуно видела под нею напряжение и не купилась на ее мнимую легкость.

Лишь вода из лейки продолжала течь, радуя сухую землю желанным веществом.

— Когда-то очень давно у меня был любимый человек, — Сакура сразу подметила, что рассказ вёлся о прошлом. Она решила, что не будет перебивать женщину, как бы ей этого не хотелось. — Он вечно дарил мне букет с ромашками. Никогда не приходил с пустыми руками домой. Никогда.

Девушка не видела её лица. Ей это и не требовалось, чтобы понять, что Цунаде рассказывает с улыбкой на губах.

— Это всегда были ромашки, — женщина хмыкнула, — а я всю жизнь ненавидела эти цветы, но никак не могла ему об этом признаться. Всегда принимала их без толики презрения, хотя задыхалась от одного запаха.

Сакура подметила, как струя воды стала колебаться, неровно ополаскивая цветы. Руки медика дрожали от тяжести воспоминаний.

— Он и не подозревал об этом. Да и как я могла ему сказать, видя его довольную улыбку. Никак не могла...

Она замолчала. А агония этой тишины чувствовалась за версту. Слез не было, была лишь пустота, наполняющая душу тяжестью непередаваемых чувств. Взгляд блуждал по комнате, словно искал утешение в знакомых предметах, но все они лишь напоминали о том, что ушло. Словно время остановилось, оставив за собой лишь тень утрат, в которой прятались невысказанные слова и нерешенные вопросы.

— Однажды, в день, когда он должен был вернуться с очередной угнетающей битвы, я, услышав приближающиеся шаги к дому, подошла к двери, готовясь почувствовать этот тошнотворный запах цветов. Однако его всё не было, и меня стало одолевать чувство беспокойства. Открыв дверь, я убедилась в своих чувствах, ведь это был не Дан.

Цунаде настолько погрузилась в собственный рассказ, что перестала поливать растения, стоя неподвижно к Харуно спиной, смотрела на те самые цветы. Сакура же смиренно ожидала продолжения, не смея её торопить.

— Я, не помня себя, села на лошадь и ускакала в поисках своего мужа. Я успела лишь в последние секунды, словно... словно он ждал меня перед тем, как уйти.

Сакура видела, как стали дрожать её плечи и как поникла голова. Харуно прикусила губу, дабы сдержать льющиеся слёзы.

— Он умер на чёртовом ромашковом поле!

Она задыхалась. От запаха цветов и боли потери.

Её мир испустил последний мучительный вздох вместе с ним. Мир содрогался и захлебывался в собственной агонии. Он превратился в выжженную руину, и Цунаде захлёбывалась на этом пожарище, вдыхая горький пепел дотла сгоревших надежд. Мир давно рухнул, просто никто не знал об этом, кроме нее. Никому не было дела. Люди вокруг вдыхали пепел ее сожженной жизни, не отличая его от чистейшего воздуха. Мир рухнул на том ромашковом поле, а об этом никто не знал. Ведь сейчас, вместе с ним, погиб лишь ее мир.

Ядовитая боль сочилась из каждой клеточки ее тела, словно отравленная, испорченная кровь, которая выжжет все, с чем соприкоснётся, подобно опаснейшей кислоте. И Цунаде варилась в этой кислоте, но почему-то до сих пор не могла умереть, хотя та жалила ее мучительно больно. Дан распахнул для нее врата королевства, которым была его душа, его тело, само его существование в этом мире. Он одарил ее небывалыми сокровищами, которые она трепетно хранила в своей душе. А затем он оставил ее одну в своем разорённом королевстве, погрузившемся в вечный сон, и единственным звуком в нем был плач беспризорной любви, в одночасье лишившейся своего единственного дома, который рухнул в тот самый миг.

— Но это было не последней каплей. Хоть мой мир и был уничтожен, были ещё руины, где можно было сосуществовать. Но однажды и они были разрушены, оставив лишь пустошь. Из целого мира остался лишь пепел.

Цунаде впервые за всё время повернулась к ней лицом. Глаза блестели влагой, а на щеках красовались дорожки из слёз. Дрожащие губы всё продолжали двигаться, добивая Сакуру своим рассказом:

— Я однажды совершенно случайно узнала, что Дан всегда знал, что я ненавижу запах этих цветов. Он их дарил, чтобы я не чувствовала от него запаха чужой крови. Боялся, что не подойду к нему из-за этого.

Плечи Сакуры задрожали и она скрыла лицо, чтобы разбитая реальностью женщина не заметила её слезы. Харуно чувствовала себя такой тяжелой. Она понимала чувство потери Цунаде, знала какого это терять дорогого человека прямо на глазах.

— Он пошел на это поле ради меня, чтобы я не уловила запах крови и смерти. Лишь запах ромашек. Душащий. Уничтожающий запах.

— Мне... жаль... — едва промолвила она.

— Не нужно жалеть меня, Сакура, — успокаивающе произнесла Цунаде. — Я к тому, что не нужно грустить о том, кто именно дал тебе это имя. Гордись этим, Сакура. Гордись, что ты носишь имя, доставшейся тебе от умершей матери, как я горжусь, что моим мужем когда-то был Дан.

— Я буду! Обещаю, что буду! —  прокричала девушка, ладонями вытирая нескончаемый поток слёз.

Когда король вернулся во временные покои, услужливо предоставленные правительницей Обелии, солнце уже давно было в зените. Хатаке был опустошён настолько, что не замечал, как продолжительно текло время, пока бродил по округу.

Только сейчас мужчина вспомнил, что оставил Сакуру совсем одну в чужой стране. Осознание было внезапным, словно удар молнии в голову. Когда тот захотел выйти к ней, то понял, что даже не знает, где она находится.

Какаши думал, как же он безответственен, раз позволил своему прошлому овладеть им настолько, что позабыл обо всём в настоящем.

— Обито...Чертов сукин сын...

Какаши ненавидел его до дрожи в теле, ненавидел настолько, что одно лишь имя этого человека, словно яд, отравлял каждый миг его мыслей, а взгляд на него наполнял душу мрачной тенью, приглушая свет вокруг. Казалось, сама природа замирала в тревоге, когда они оказывались рядом, как будто Вселенная понимала, что их присутствие друг для друга было невыносимым.

Некогда тёплые воспоминания теперь казались ему обманчивыми миражами, вызывая лишь слабую тень той радости, что когда-то согревала его сердце. Они мерцали на краю сознания, хрупкие и потускневшие, как выцветшие картины на стенах замка, где каждое лицо скрыто в полумраке забвения.

Flashback

— Какаши! Какаши, смотри! Смотри!

Принц королевства Амантес усердно занимался  в полигоне, когда услышал, как мальчик его же возраста обратился к нему. С тяжким выдохом он оставил деревянную куклу в покое и повернулся в сторону крика.

Темноволосый мальчик лет двенадцати, закрывая нечто в своих маленьких кулачках, бегал в его сторону. Его лицо выражало беспокойство, смятение и взволнованность одновременно.

— Что на этот раз случилось? — устало произнёс Хатаке, кладя меч на плечо.

— Ты не поверишь, что я нашел! — взволнованно прокричал мальчик, протягивая руку. Какаши усердно делал вид, что ему неинтересно, однако, частые подглядывания на кулаки друга, выдавали того с головой. — Смотри!

Раскрыв ладони, Какаши успел заметить там маленькую ящерицу перед тем, как та, отбросив часть хвоста, успела сбежать.

Малец вскрикнул от неожиданности, уронив ещё и хвост.

— Сбежала... — удручённо вздохнул он. Его худые плечи поникли, а голова с копной волнистых чёрных волос опустилась.

— А что ты ожидал от ящерицы, Обито? — Какаши стало жаль друга.

— У неё был такой красивый окрас. Я поймал её, чтобы ты увидел это.

В его сердце поселилась такая теплота от слов Обито. Никто во дворце не относился к нему, как к обычному мальчику. Никто не любил искренне, помимо отца, у которого вечно не было времени. Каждый в этой золотой клетке ожидал от него чего-то: будь это успехи во владении мечом или королевством. Ни единая душа не интересовалась, чего же хотел он сам.

Какаши и сам стремился к трону, однако, излишнее ожидание и ответственность, взваленная на него, стали слишком сильно давить на плечи. Вместо простых объятий, они стали душить.

Душить ожиданиями. Угнетать своим восхищением и завистью.

И только он. Только Обито видел в нём не будущего короля этой страны, а друга. Товарища, в которых он не верил. Ведь он был одиноким человеком, который сам не осознавал этого факта. Иногда ему было слишком тяжко от этого чувства.

— Я успел увидеть её. Это и вправду было очень красиво, — улыбнулся Какаши. Такой легкой и свободной улыбкой. Без угнетений из-за трона, сражений и аристократии.

Здесь были только они. Друзья вовеки.

— Я рад! Очень, очень рад! — улыбнулся во весь рот Обито. Какаши едва сдержал смех при виде отсутствия одного из передних зубов.

— Тебе бы научиться нормально сражаться, а не ящериц ловить, — заумным голосом произнёс принц.

— Не-е-е-е-ет, — отчаянно прокряхтел Обито, отрицательно мотая головой. — Ненавижу сражения! Почему нельзя просто жить мирно?

— Просто не все такие, как ты, — тихо сказал Хатаке, сосредотачивая внимание на деревянной кукле.

«Не такие добрые».

— Как я? О чем ты, Какаши? — встав позади куклы, дабы Какаши увидел его, спросил Учиха.

— Не скажу, — хитро усмехнулся принц, замахнувшись на куклу. Удар столкновения меча с деревом был громкий. Громче, чем нытье Обито. Громче ударов его сердца. Но не громче идиллии между этими двумя.

Не обращая внимания на болтливого друга, который продолжал выпытывать о том, что же имел в виду Какаши, тот продолжил свои тренировки.

Обито научил его дружбе. Он стал спасением из золотой клетки ожиданий.

End of fleshback

Обито научил его дружбе. И стал самым сильным ядом его сердца и разума. Он был спасением из золотой клетки ожиданий, но стал надзирателем другой, пропитанной одиночеством и гнилью, клетки.

Оставаться на месте наедине со своим горем было невыносимо. Он хотел увидеть её. Хотел вновь эгоистично положиться на неё. Просто смотря на неё издалека, излечиться её светом. Ему этого хватало, правда.

Стук в комнату прервал поток его мыслей. Он пошел открывать дверь, захватив с собой меч. В душе теплилась маленькая надежда, что это она. Пришла на зов его угнетённого сердца.

Приоткрыв оную, Хатаке чуть расслабился, увидев там секретаря Мэй.

— Что Вам нужно в такой поздний час? — вопросительно приподняв одну бровь, спросил мужчина.

— Это вам передала королева, — протянув письмо, немедля ответил юнец. — Она добавила, что в письме то, что Вы не успели обсудить сегодня.

— Понял, спасибо, — приняв письмо, кивнул Какаши, собираясь закрыть дверь. Чуть погодя, решил уточнить. — Куда вы поселили моего генерала?

— Если вы пройдете в ту сторону, — указав пальцем в левую сторону, отвечал секретарь, — то через несколько минут дойдете до ещё одной комнаты. Там расположена комната госпожи Харуно.

— Спасибо, — вновь кивнул тот, наконец закрыв дверь.

Кромешная темнота мешала прочтению содержания письма, поэтому пришлось зажечь настольную свечу. Раскрыв письмо специальным ножом, король стал вникать в содержание:

«Дорогой Какаши, ты ведь понимаешь, что не получится вечно избегать этой проблемы? Этот щенок, как заноза в заднице, мешает всем нам. Тебе, в первую очередь. Он слишком зазнался для своего возраста. Да, мой способ решения проблемы довольно агрессивный, может пострадать огромное количество невинных людей, но не бывает победы без потерь. Всегда нужно чем-то жертвовать, дабы получить желаемый результат. Это ирония судьбы, к сожалению. Тебе ли не знать об этом, как правителю и как бывшему другу Обито Учихи. С моим планом все в конечном итоге будут в выигрыше».

Красивый почерк истинной аристократки никак не мог скрыть гнусное содержание письма. Хатаке еле сдерживался, дабы не порвать этот клочок бумаги, а после и саму женщину. Головой Какаши понимал, что это единственный способ избавиться от Обито Учихи и его агрессивного правления. Узурпировав трон, тому стало не хватать того, что у него есть.

Власть меняет человека до неузнаваемости. Точнее, раскрывает его истинную сущность. И Хатаке знал это, знал почему он стал таким, поэтому не мог ему помешать.

— Ничего ты не знаешь, Мэй. Во всём виноват только я...

Собрав волю в кулак, тот продолжил читать содержание письма. Читал, несмотря на то, что буквы плыли перед глазами:

« Я немножко отошла от изначальной темы, за что извиняюсь. За те травы, что сегодня благополучно получила та девочка, я хочу награду, дорогой Какаши. Это значит, что ты со своим дорогим генералом обязаны явиться на мой бал, что состоится через несколько дней. Правители соседних стран тоже там будут, а одежду я Вам предоставлю. Отказ не принимается потому, что это твоя плата за мою искренность. Девочке тоже отправили письмо с пригласительным, дабы ты уж точно не сбежал. И скорее всего она сейчас бежит к тебе сообщить об этом.

С любовью, Мэй».

Не сдержавшись, монарх всё же порвал несчастный клочок бумаги, обдумывая написанное королевой. Тут же в комнате раздался судорожный стук в дверь. Какаши долго не пришлось гадать, кто же так обеспокоенно пытается вломиться к нему в такой поздний час. Открыв дверь, в комнату без особого разрешения вошла розоволосая девушка, в руках держа аналогичное письмо.  

— Что нам делать, Ваше Высочество?! Я понятия не имею что люди делают в подобных сборищах. Да я даже никогда платье не надевала! А туфли?! Да в них же можно все ноги убить! А ещё... Ещё я не различаю вилки для салата, морепродуктов или что там ещё есть!? Я вам только буду мешать! А если из-за меня у нас отберут лекарственные травы, что нам делать?!

Словесный запас лился из её рта беспокойной рекой, захлёстывая всё вокруг вихрем образов и чувств. Её слова, как неугомонные волны, перекатывались одно через другое, сталкиваясь, рассыпаясь брызгами эмоций. Порывистая речь напоминала бурный поток, несущий с собой всё — от мелких камешков будничных фраз до глубоких, тяжёлых глыб невыраженных чувств. Какаши не оставалось ничего иного, кроме как затрясти её за плечи, приводя в чувства.

— Сакура! Сакура, перестань!

Она наконец замолчала, пристально изучая его черные глаза.

— Даже если ты сильно накосячишь, ничего с тобой не будет. Даю тебе слово короля.

— Но...

— Сакура, послушай меня внимательно, — он крепко держал её за плечи, словно хотел физическим контактом донести свои мысли, дать понять, что она под защитой. Его защитой. — На подобных балах будут осуждать всех. Неважно как красиво или плохо ты будешь выглядеть, как будешь есть или пить. Аристократичное общество — это болото алчности и зависти, но я не дам тебя обидеть. Никому не позволю тебе что-либо сказать. Ты мой человек, а значит и моя ответственность.

— Я...Ваш человек? — завороженно проговорила она.

— Да, ты мой... — тот запнулся о свои же слова. Так и не решившись озвучить желанное, закончил обыденным. — Генерал.

— Да, точно. Я Ваш генерал, — блеск в глазах мгновенно потух, и девушка вернула былую решительность. Оттолкнувшись, Харуно высвободилась из-под блаженного плена его рук и продолжила, в сотый раз комкая чёртово письмо. — Пожалуйста, дайте хотя бы какие-то конкретные советы.

— На подобных баллах обычно не едят, поэтому с этим у тебя проблем не будет. Официанты с подносами ходят по всему залу, предлагая напитки, тебе лишь придётся внимательно понаблюдать, как остальные берут бокалы в руки и как пьют. Туфли надевать не придётся, ведь платья для таких мероприятий настолько длинные, что нужно быть предельно осторожными, чтобы не наступить на них. Шагай гордо, с выпрямленной спиной и шеей. Никогда не допускай мысль, что ты не достойна этого места, иначе тебя будут считать таковой и другие.

— Такое ощущение, что я иду на очередную войну, — прервала девушка мужчину. Её голос не был пропитан страхом, наоборот, словно она жаждала оказаться там: в логове хищником без толики оружия.

— Это она и есть, Сакура, — настойчиво повторил он, всматриваясь ей в глаза, словно хотел прочесть в них подтверждение своих слов. Его голос звучал тихо, но в нём ощущалась странная, почти отчаянная уверенность, как если бы он знал какую-то истину, скрытую от остальных. Сакура замерла, чувствуя, как странное напряжение повисло в воздухе, тянуло, подбиралось к ней, заставляя сердце сбиться с привычного ритма. Неужели это действительно правда? Неужели всё то, что он говорил, касалось её — или чего-то, что скрывалось глубже, за границами её собственного понимания? — Поэтому, ты должна быть предельно осторожной.

— А что насчет танцев? — проследовал очередной вопрос.

Какаши молчал, некоторое время обдумывая ответ. Он усмехнулся, перед тем как его бархатный голос зазвучал возле её уха:

— Я постараюсь научить тебя за эти два дня.

Бальный зал предстал перед глазами, словно ожившая сказка, созданная из света и звуков. Высокие стены, драпированные тяжелыми, переливающимися шторами, будто окаймляли пространство изящным ореолом таинственности и благородства. Мягкий, приглушённый свет, исходящий от великолепных хрустальных люстр, каскадом падал на пол, переливаясь множеством бликов и создавая мерцающую ауру, как россыпь звёзд на зеркальной глади. Пол, отполированный до совершенства, казался озером, в котором отражались блики и тени, возникающие от легких движений танцующих пар, разговоров и сплетен.

Зал был наполнен звуками оркестра, что слаженно играл в углу, усыпанными цветочными композициями. Музыка, льющаяся по залу, будто обнимала танцующих, увлекая их в чарующий водоворот звуков. Вдохновлённые мелодиями, дамы кружились в воздушных платьях, словно весенние бабочки, а кавалеры, элегантные и утонченные, вели их в танце с достоинством и грацией.

Какаши стоял позади от всей этой суматохи, пытаясь скрыться от любопытных взоров. Его не впечатляло излишняя расточительность Мэй, не восхищала красота и роскошь декораций. Смеющиеся и доброжелательные аристократы, болтающие меж собой, вызывали у него лишь смех и презрение. Аристократов ещё с детства учили держать маску на людях и никогда не говорить правду. Он смотрел на пышные и дорогие платья аристократок, на изысканные костюмы аристократов, и думал, как же много денег было потрачено на один вечер.

Его костюм, благородно подаренный королевой, олицетворял собой благородство и воинскую доблесть, словно был создан для того, чтобы выделить величие и уверенность его обладателя. Тёмный китель, сшитый из дорогой ткани, был обрамлен изысканными золотыми пуговицами, и блестящие золотые наплечники с кистями подчёркивали его высокий статус. Широкие эполеты с бахромой добавляли образу монументальности и строгости, заставляя каждого, кто видит его, проникнуться уважением и лёгким трепетом.

Под кителем виднелись синий камзол с орденами, расположенными на груди, символизирующими верность и доблесть в службе. Воротник белоснежной рубашки придавал образу изящество, а золотая брошь у горла завершала изысканный вид. Его белые брюки, украшенные золотыми элементами и узором по манжетам, контрастировали с тёмным верхом, придавая облику свежесть и благородный блеск. Серебристые волосы были уложены впервые за очень долгое время. Волосы зачёсанные назад, открывали лоб и придавали облику чистоту и элегантность. Легкие пряди, ниспадающие по бокам, создавали ощущение естественности и лёгкой небрежности, которая прекрасно подходила ему. Человеку, что не уделяет много времени своему образу, но, тем не менее, выглядит очень привлекательно. Строгие линии в сочетании с мягкостью прядей добавляли ему харизматичности, а серебристый цвет волос подчёркивал его зрелость и мужественность.

На поясе, поддерживаемом серебристым ремнём с утончённым узором, покоился длинный меч в ножнах. Его рукоять искусно украшенная гравировкой и тонкими инкрустациями, отражающими в себе истории минувших сражений. Меч в этом образе был единственным, что по истине принадлежало ему. Это было не просто оружие, а символ силы и преданности, который добавлял его обладателю вид благородного рыцаря, всегда готового защитить свою честь и честь тех, кто ему дорог.

Какаши за последний час многократно трогал карман своих идеально поглаженных брюк. В одном из них лежал та самая изумрудная заколка, купленная для неё в тот день. Какаши не успел подарить её до наступления бала. Он надеялся, что вручит её, как только увидит девушку. Однако Сакура всё не появлялась, и нотки напряжённости медленно проскальзывали по его телу. Он ждал и надеялся, что с ней всё в порядке.

Тем временем Сакура была в отчаянии. Она чертовски опаздывала, но не могла найти путь, ведущий в бальный зал. Все слуги были сосредоточены на мероприятии, поэтому та не могла никого отыскать, чтобы её сопроводили. Харуно и представить не могла, что приготовление к вечеру будут настолько долгим и утомляющим. Её мыли и готовили аж три пары рук. Однако всё равно они готовились около трёх часов. Гладя на себя в зеркале, Харуно не узнавала эту красивую девушку в дорогущем платье и в бриллиантовых украшениях. Такое она не могла представить себе даже в самых приятных снах. Одна из служанок предложила надеть перчатки, дабы скрыть трещины и мозоли на руках. Сакура не хотела скрывать это, считая своим достоинством. Она понимала, что сегодня её настоящую скрыли под тонну макияжа и украшений. Ничего не осталось от неё прежней и ей это не нравилось. Наводящие мысли давили на неё также сильно, как это делал чёртов корсет, точно созданный извращённым мужчиной.

И сейчас он жутко мешал, пока она бегала по нескончаемым коридорам замка. В панике завернув за очередной угол коридора, Сакура резко останавливается, не сумев сделать и шагу. Мысли улетучиваются, оставив за собой лишь единственную, кричащую об опасности.

Харуно ощущала себя голой без привычного меча, закреплённого на поясе. Единственным её успокоением был нож, закрепленный ремнём на ноге. Она заставила себя встать ровно, словно не боялась его, будто он не представлял для неё опасности.

Лунный свет, проникая сквозь высокие окна, мягко ложился на его лицо, словно древний символ благословения. Хаку стоял неподвижно, и серебристое сияние играло на его чертах лица, обнажая спокойную уверенность, в которой можно было прочесть скрытую силу. Свет рисовал тени на его скулах, подчёркивая строгость и холодное благородство, делая его облик почти призрачным, как у героя древней легенды. Его взгляд был устремлён вдаль, и в этом свете казалось, что перед ней не живой человек, а каменное изваяние.

Сакура ощетинилась, стоило ему обратить на неё свой взор.

— Ваш взгляд поменялся с нашей последней встречи, Госпожа Харуно. Раньше в нем была лишь горечь, — Хаку говорил медленно, разжёвывая каждый свой слог. — Наверное, Вы теперь знаете, кто я на самом деле.

—Ты прав, — девушка решила не скрывать очевидное.

— Вы знали, что хоть Обелия холодная и влажная страна, тут нечасто можно встретить снег?

— К чему ты ведешь?

— В прошлый раз, когда я попытался сбежать, шел снег, — он вновь устремил свои черные очи на окна, всматриваясь в сверкающую луну. Я люблю снег... Мы с ним тогда и встретились.

— С Забузой? Он твой отец?

Его губы тронула едва заметная, грустная улыбка, полная сожалений и воспоминаний, будто он на мгновение увидел перед собой образы давно ушедших дней. Взгляд затуманился, и в нём вспыхнул отблеск тихой печали, той, что приходит лишь к тем, кто слишком многое потерял.

— Он не мой отец. По крайней мере, он так считает. Он, скорее всего, ненавидит меня глубоко в душе.

Харуно удивилась его словам. Забуза хоть и был тем ещё подлецом, уж точно дорожил этим мальчиком. Иначе не пошел бы на такие жертвы.

— Почему ты так считаешь?

— Он лишился всего из-за меня, — его волосы колыхались на ветру, и прядь, что мешала, он завернул за ухо. — В тот день шёл снег. Я мерз, думая, что это мой конец. Он спас меня в тот день, и тогда я стал любить снежную погоду.

— Я видела его, — Хаку ошарашенно повернулся в её сторону, моля взглядом продолжить. Его глаза загорелись при упоминании лишь его имени. — Хаку, он точно тебя считает своим сыном. Он боролся ради тебя до последнего.

— Если я попытаюсь снова сбежать, Вы мне помешаете? — в голосе мальчика была лишь отчётливая уверенность. Он готов был стать её врагом, если потребуется.

— Нет, — недолго думая, ответила девушка. — Я не стану вас спасать, но и не буду мешать.

— Получается, Вы всё равно помогаете нам, — он улыбнулся. — Я знал, что Вы очень добрая.

— Я не добрая, Хаку. Я делала много плохих вещей. Столько, что тебе и не снилось.

— Возможно, что Госпожа просто несчастна.

Харуно промолчала, сцепив губы в одну тонкую линию.

— Несчастные люди делают себя несчастными.

— Софизм, — пробормотала девушка так, чтобы Хаку её не расслышал. Собравшись духом, добавила уже громко. — Если я признаю, что я несчастна... Тогда в действительности стану таковой.

— В таком случае лучше считать себя плохой?

— Гораздо лучше.

Казалось, проще было принять свои грехи как неизбежную часть пути, чем цепляться за прошлое, разъедая душу сожалениями. Она понимала, что только приняв тяготы своих ошибок, сможет двигаться дальше, не оглядываясь на тени прошлого. Пусть каждый шаг отзывается болью, но он приведёт ее к новой цели, к очищению, пусть и ценой потерянных иллюзий.

Однако иллюзии всё ещё преследовали её, и ей было не под силу им противостоять.

Хаку, догадавшись, что Сакура потерялась, сопроводил её в банкетный зал и они попрощались раз и навсегда. Прощание было лёгким, как пёрышко, ведь у них не осталось больше сожалений.

Воздух здесь был пропитан ароматами цветов, смешанными с тонкими нотками дорогих духов. Все, кто ступал в этот зал, как будто оказывались в другом мире — мире, где время остановилось и каждая минута была похожа на чудесный сон, в котором хотелось остаться навечно.

Аристократы, окруженные атмосферой роскоши и изысканности, напоминали персонажей из сказок, которые рассказывала в детстве мама. Дамы, словно воплощённые мечты о красоте, были облачены в пышные платья с многослойными юбками, которые ниспадали каскадами, как распустившиеся цветы. Каждый наряд — произведение искусства, украшенное тонким кружевом, бисером и вышивкой, сияющей в свете хрустальных люстр. Блестящие ткани переливались жемчужно-серебристыми и глубокими сапфировыми оттенками, а корсажи, обтягивающие талию, подчёркивали изящество и грацию каждой леди. Их волосы были уложены в сложные прически, украшенные жемчугом, лентами и драгоценными камнями, словно изысканная корона.

Кавалеры, облаченные в безукоризненно сшитые фраки и камзолы, олицетворяли собой образец элегантности и благородства. Их наряды, выполненные из бархата и атласа, подчёркивали стройные фигуры, добавляя им величественности. Высокие воротники и кружевные манжеты на рукавах придавали костюмам особую утонченность, а расшитые золотом жилеты блестели при каждом движении. Некоторые мужчины держали в руках трости с изящными рукоятями, украшенные резьбой или камнями, а другие носили орденские ленты и медали, символизирующие их заслуги и статус. Взгляды их были спокойны и уверены, а манеры — сдержанны и отточены, как у тех, кто привык быть в центре внимания.

Каждое их движение, каждый жест были отточены и грациозны, как будто они родились в этом мире вечных балов и не знали другой жизни. Сакура восхищалась этой красотой. Она словно оказалась принцессой, что ищет своего принца, а найдя его, наконец получает свой счастливый финал.

Темные глаза пристально изучали её фигуру. Какаши наконец нашёл её сквозь веренецу лжи и лицемерия. Она сияла, отражая свет канделябров, а он не мог насытиться её светом. Платье, облачённое на девушке, выглядело поистине царственно, словно созданное для королевы бала. Его дизайн воплощал слияние аристократической сдержанности и утончённой изысканности. Верхняя часть платья выполнена в насыщенном чёрном цвете, украшенном сложной вышивкой золотыми нитями, которая искрится и переливается в свете люстр, будто россыпь звёзд на ночном небе. Пышные рукава с мягкими оборками добавляли образу нежности, оттеняя её руки, украшенные чёрными перчатками, придающими облику строгий шарм.

Юбка платья плавно переходила из тёмного бархата в лёгкий, кремовый оттенок, напоминая рассвет, медленно озаряющий ночь. Она украшена узором, выполненным золотыми нитями, создающими иллюзию тончайшего кружева, сплетающегося в изящные цветочные мотивы. Кажется, что юбка создана из невесомого облака, которое струится и мерцает при каждом движении, добавляя грации и величия её походке.

Образ завершал небольшой, но эффектный чёрный бант, аккуратно уложенный в розовых локонах, и чёрный чокер на шее, контрастирующий с бледностью её кожи, подчеркивая хрупкость ее образа. Это платье — воплощение элегантности и роскоши, придающее своей обладательнице облик, достойный сказочной принцессы. Он не мог поверить, что одежда может настолько менять образ человека. Он подметил, что обязан, как следует отблагодарит Мэй за платье Сакуры.

— Сакура, — он позвал её, подойдя поближе. — Ты чудесно выглядишь.

— Правда? — неуверенно проговорила, нервно теребя руки. — Я чувствую себя клоуном на площади. Почему все так пялятся?

Обведя взглядом банкетный зал, король заметил, что не только он восхищённо смотрел на Сакуру. Что-то тупое пронзило его сердце в тот же миг, и он разозлился.

— Они просто впервые видят настолько красивого человека.

— Правда? Это... Вы так считаете? — Зеленые глаза девушки с надеждой взирали на него. Хатаке неосознанно снова тронул брошь в кармане и решил, что пока не время дарить ее.

— Правда, — он тепло улыбнулся. — Я...

Звон в трубу прервал короля, и Сакуре не довелось его дослушать. Нужно было поприветствовать вошедшую королеву.

Ее платье глубокого фиолетового цвета было украшено сложными узорами и отделкой, придающими ему благородство и роскошь. Чёрное кружево, закрывающее шею и часть груди добавляло образу строгости и утонченности. Украшенные золотыми элементами края платья подчеркивали его величественность и аристократичность.

Веер, подобный цвету её волос, спокойно лежал в её руке. Образ дополняли длинные, изысканные нити жемчуга, спадающие вниз и придающие дополнительный шарм её облику.

Голова была увенчана великолепной золотой короной с фиолетовым камнем, гармонирующим с цветом платья, что усиливало её статус и добавляло королевского величия. Украшения на ушах выполнены в тон короне, придавали гармонию всему образу.

Лицо Мэй Теруми выражало спокойствие и достоинство, придавая ей величия и властность, которые дополняли детально продуманный и роскошный наряд, достойный королевы.

— Я не удивлён выбору цвета платья, — хмыкнул король.

— А цвет что-то означает? — поинтересовалась девушка.

— Фиолетовый цвет ткани настолько дорогой, что позволить себе его может лишь малое количество людей, — рассуждал Какаши. — Этим подбором наряда, она не только показала своё величие, но и подстрекала общество к покупке этой ткани. Весь этот вечер нацелен лишь на одно — прибыль. И как можно больше.

Чем дальше Сакура погружалась в глубину аристократичной общности, тем отчётливее понимала, что это впадина не для её ума. Она внимательно слушала Какаши: его суждения в политике и аристократии, где всё построено на взаимовыгоде и эгоизме. Чувствовала, насколько сильно Хатаке ненавидел всю эту жизнь, построенную на лжи и алчности.

Монарх ещё долго бы рассуждал об этом, как старый ворчун, но его прервал ассистент королевы Мэй. Она приглашала к себе Хатаке, а если быть точнее, то приказывала явиться к ней.

Какаши не хотел оставлять Сакуру в логове хищников совсем одну, однако, у него не оставалось другого выбора. Пообещав долго не задерживаться, мужчина пошел следом за слугой Мэй. Девушка смотрела ему вслед до тех пор, пока он и вовсе не исчез.

И к её превеликому сожалению, именно в тот момент музыканты сменили тембр песни на более неторопливый, и аристократы не медля приглашали незамужних леди на танец. И согласие леди означало, что та непротив новых знакомств.

Сакура тактично отошла подальше, дабы остаться в тени вальсирующих пар. Она восхищалась мастерством дам, что кружились, словно снежинки на ветру: легко и без колебаний. Взяв бокал шампанского, услужливо предложенным официантом, девушка решила насладиться приятной весенней погодой на балконе. Сделав небольшой глоток шипучего алкоголя, Харуно двинулась в сторону выхода.

— Уже уходите? — девушка бы не обратила внимание на грубый мужской голос, если бы тот не окликнул её снова. — Прекрасная мисс с розовыми волосами.

Сакура обернулась, едва не опрокинув содержимое бокала на себя.

— Вы мне? — удивлённо ткнула в себя пальцем девушка.

Мужчина довольно хмыкнул, подойдя к ней ещё ближе.

— Не наблюдаю в банкетном зале ещё розоволосых красавиц, — он осматривал её с ног до головы, и от этого пристального внимания ей становилось не по себе. Её незащищённый облик делал её слабее, словно это была и вовсе не она. — Вы похожи на очень красивый цветок, который я видел ещё в далекой юности, — он призадумался, наконец отводя взгляд. Харуно хотелось достать свой нож с бедра, чтобы почувствовать себя увереннее. — Эти цветы назывались сакурой, наверное.

Совпадение ли?

Харуно перестала дышать, заворожённо смотря на загадочного мужчину. Бокал в руках едва не соскользнул с её руки. Мужчина, от которого веяло опасностью настолько, что годами отточенные инстинкты кричали убираться от него подальше, только что косвенно угадал её имя.

— Не стоит так напрягаться, я не хотел Вас задеть как-либо, — примирительно вставил руки тот. Его короткие черные волосы лезли ему на лоб, однако, он и не думал их убирать. — Я просто вспомнил нечто приятное из прошлого. Мне жаль, если Вас это задело.

Притворство.

Харуно чувствовала, что каждое его слово обман, пропитанный чем-то, что она никак не могла разгадать. Нечто очень важное.

Его шрам на пол-лица был старым, и это было первым, что бросилось в глаза.

— Не сочтите ли за дерзость пригласить Вас на танец, милая леди? — брюнет почтительно протянул правую руку, спрятав левую за спиной.

— Не хотите ли Вы представиться перед тем, как получить мой ответ? — Сакура обвела бальный зал взглядом в поисках Какаши, но нигде его так и не нашла. Паника в её груди всё нарастала.

— Уверяю, Вы узнаете моё имя после танца.

— Заманчивое предложение, — она пыталась скрыть дрожь в голосе. Этот человек почему-то нагонял ужас. Он был подобен бездонному колодцу, из которого на нее глядела темная неизвестность. Речь, жесты, голос, глаза — всё в нём казалось ненастоящим. Нечеловеческим.

— Вы умная леди, мы договоримся.

— Но вынуждена отказаться. Я не хочу иметь с вами никаких дел, — ей противно от одной лишь мысли, что сгусток неизвестности коснётся её.

— Вы уверены в своем решении? Отказаться от танца очень дурной тон, — она услышала нотки раздражения в его голосе.

— Уверена, потому что мне плевать на здешние порядки. Я не стану тратить свою жизнь на бессмысленные потуги, — бросив на мужчину последний взгляд, Харуно отвернулась в надежде наконец оказаться на свежем воздухе.

Позади раздался громкий смех, заставив её обернуться и почувствовать странное волнение.

— А вы похожи, — он продолжал смеяться, всё больше привлекая ненужное внимание. — Не думал, что Какаши таким способом найдет ей замену.

Вот оно. Нечто промелькнуло в той глубине, и Сакура успела заметить это перед исчезновением.

Это была ненависть. Она была липкой и густой, словно смола, что медленно стекала по сердцу, оставляя после себя едкую, жгучую боль. Она пульсировала тяжёлыми волнами, настойчиво прокладывая себе путь, накатывая, как тёмная волна, затмевающая свет. В её холодной жестокости не было места сомнениям или жалости — только безмолвное, всепоглощающее отвращение, готовое растерзать всё, к чему прикасалась. Это место, казавшееся ей минутой назад очаровательной сказкой, мгновенно превратилось в ночной кошмар с монстрами.

Он ненавидел. Ненавидел и её в том числе.

— Что...

Ее прервал резкий голос Какаши, пропитанный яростью и безумием.

— Что здесь происходит? Какого чёрта, Обито?!

Услышав имя, Сакура вздрогнула, ошарашенно взирая на Какаши. Она не могла осознать, что всё это время разговаривала с королём Арагона и главным врагом её короля. Тот беспокойным взглядом осмотрел её с ног до головы, и без единого звука встал перед ней, прикрывая девушку своей спиной. На месте стычки образовался круг из зевак, обсуждающих происходящее. Для них этот разговор был поводом для новых сплетен и историй.

— Какого чёрта ты делаешь? — голос сорвался в тишине, разрезав её, словно нож. Его взгляд был острым, почти колючим, словно он готов был разорвать брюнета на куски.

— Я просто пытаюсь понять тебя, Какаши, — хмыкнул тот, пытаясь разглядеть девушку за спиной давнего друга. Некогда собрата. — Неужели ты решил таким образом отпустить прошлое?

Обито говорил скрытно. Так, чтобы лишь они понимали суть их разговора. Никого лишнего. Лишь они, утопающие в своём сгустке ненависти.

— Ты прекрасно понимаешь, что это невозможно, — Какаши гневно сжимал руки в кулаки. Он пытался унять дрожь в теле. Король не был готов встретиться с ним лицом к лицу. Не был готов взглянуть в глаза своему прошлому.

Как было бы хорошо, если бы они с Обито стали счастливыми. Как тогда, в далёком прошлом. Когда ещё были друзьями.

— Друзья вовек? — брюнет счастливо улыбался, несмотря на то, что устал. Весь измазанный кровью и грязью после тяжкой битвы за их земли. Они смогли уберечь их, однако, цена этому всегда была высокой. Он улыбался, хоть и стоял на трупах своих товарищей и друзей.

Обито улыбался потому, что он стоял рядом.

— Какаши?

Погруженный в глубокие мысли наследный принц, наконец повернулся в его сторону. Он был измотан войной. Они оба были. Несмотря на это, при взгляде на Учиху тот улыбнулся в ответ. Не так широко как брюнет. Более скованно. Ведь так радужно мог улыбаться лишь он.

— Друзья вовек.

Тогда они ещё не знали, что их ждёт дальше, что будут проклинать вслед друг другу, вместо братских объятий.

Ему физически было больно смотреть на Обито.

— Никто из нас на это не способен. Мы с тобой пленники прошлого, связанные одной цепью.

Король Арагона злобно усмехнулся, скрывая горечь от его слов. Он процедил , храня молчания некоторое время:

— Нет смысла обсуждать это и дальше, дорогой мой друг, потому что мир несправедлив ко всем.

Обито понимал, что Какаши был прав. Но ни один из них не хотел осознавать глубину колодца, в которую погрязли ещё давно.

Chapter Text

Они стояли, окруженные толпой, однако, глаза Какаши не улавливали никого вокруг. Кажется, что во всём зале их было двое. Какаши никогда его не винил. Ни тогда, когда он вонзил меч ему в спину, ни тогда, когда покинул его, оставив после себя лишь тьму. Не винил потому, что Обито — зеркало, отражающее то, кем он мог бы стать, но не стал.

Они оба были сломлены. Но судьба сломала их по-разному.

Король думал, что всегда будет находить оправдания его злодеяниям, будет винить себя в этом, огораживая друга от всего. Но стоило ему увидеть Обито вместе с Сакурой, что-то в нём щёлкнуло безвозвратно, вина и сочувствие мигом исчезли, оставив лишь изощрённый гнев после себя.

Какаши понял, что готов пожертвовать целым королевством ради него, но не ей. Сакура приручила его, даже не осознавая этого. А Хатаке и не сопротивлялся, благородно отдавая ей всего себя.

— Возможно, в другой жизни, всё было бы иначе, Обито.

Учиха качает головой.

— Но у нас есть только эта, и мы уже выбрали наш путь.

Какаши замечает, как тот хочет добавить что-то ещё, что-то очень важное для него. Них. Однако в разговор бесцеремонно врывается Мэй, прерывая того на полуслове:

— Я рада, что вы наконец встретили друг друга. Однако вы выбрали не самое подходящее место для выяснений отношений, — она говорила тихо, прикрывая рот веером, но этого было достаточно, чтобы её услышали.

— Я Вас услышал, королева Теруми, — первым среагировал Обито. Он поклонился, держа руку на груди. Его голос вновь приобрёл фальшиво вежливые ноты. — И я прекрасно понял Вас, не беспокойтесь.

— Поняли что? — зелёные глаза королевы сузились, внимательно наблюдая за мужчиной. Сакура вышла со спины Какаши, встав рядом с ним. Он единственный казался здесь настоящим. Без натянутой маски, скрывающей облик.

Это место утопало в фальши. И ей от этого было противно. До одури.

— Этот бал ведь был устроен для меня, не так ли?

— Вы слишком преувеличивайте свою значимость, господин Учиха.

От их улыбок веяло холодом. Казалось, что за этими натянутыми выражениями лиц таилось что-то мрачное, неестественное, почти пугающее.

Они смотрели друг на друга, как шахматисты, просчитывающие свои ходы: внимательно, сосредоточенно. В улыбках не было и капли теплоты, словно они служили лишь декорацией для игры, в которой не существовало правил.

А потом, когда тишина стала почти осязаемой, один из них заговорил, и его голос был таким же ледяным, как и улыбка:

— Я для Вас король, не забывайтесь, — он хмыкнул, взглянув на искаженное от боли лицо Какаши. — Это ведь объявление войны. Я прав?

— Как Вы смеете! — начал было аристократ, однако, был прерван одним лишь взмахом руки.

— Мне глубоко жаль, если Вы думаете, что мир крутиться вокруг Вас.

— Но так и есть, — тот горделиво улыбнулся, на сей раз посмотрев в глаза Сакуры. Хоть Сакура и была в этом дурацком наряде, она больше не чувствовала себя беззащитной. Он ведь был рядом. — Чем сильнее противник, тем яснее проявляется твоя собственная сущность.

После этих слов послышался взрыв громкого смеха в конце толпы. Всё внимание обратилось в ту сторону. Люди разошлись в разные стороны, клянясь, они давали мужчине свободно пройти к эпицентру события, что вызвало у всех такой бурный интерес.

Последний раз этого крупного и грозного мужчину она видела в Амантесе. Сакура была рада, что они союзники, нежели враги.

— Я всё смотрел и думал, стоил ли влезать в этот разговор? — король Ритоласа был одет в роскошный костюм красного цвета. Его огромная корона такого же цвета чуть сползла с головы, но всё ещё крепко держалась на своем месте. — Но не смог устоять, видя настолько самоуверенного мальца.

— Тогда скажите, в чём я не прав? Разве Ваша страна сможет противостоять моей? — Учиха говорил тихо, но угрожающе. Эй подобрался к нему слишком близко, а брюнет и не думал отступать. Ситуация накалялась до предела.

— Да я тебя прямо сейчас размажу, наглец, — гневно прорычал мужчина, сверля его взглядом.

— Ну, попробуйте, — ухмыльнулся тот.

Лязг мечей, вынутых с ножен, прогремел на весь зал. Крики женщин аристократок и испуганные вздохи гостей не смогли перебить этот звук. Несмотря на опасность, они всё ещё стояли на месте, продолжая смотреть спектакль.

Короли и их стражи ополчились друг против друга, и Сакуре не оставалось ничего больше, чем достать собственный нож из-под платья. С ним вряд ли получилось бы нормально защититься, но вполне возможным было отобрать чье-то оружие.

Хоть и король Ритоласа нацелился своим огромным мечом на Обито, тот не спешил вынимать меч из ножен, терпеливо дожидаясь грядущего. Его ухмылка никак не спадала с лица, провоцируя противника ещё сильнее.

Сакура взглянула на бледного Какаши, чей дух блуждал явно не здесь. Он был где-то очень далеко, наверняка там, где ему было тепло и уютно. Сакура понимала его смятение, но не могла позволить ему и дальше подвергать себя опасности из-за иллюзий прошлого.

— Ваше Величество, Вам надо прийти в себя! — шептала она ему, дёргая за край костюма. — Ваше Величество!

Он вздрогнул, наконец вернувшись к ней.

— Прости меня, Сакура, — он смотрел на неё такими пустыми глазами, что сердце щемило. — Я не могу противостоять ему... — он шептал так тихо, что девушка едва улавливала буквы. — Я никчёмен.

— Вы не никчёмны! Не говорите так, прошу... — начинает Сакура, отчаянно пытаясь успеть.

— Отпустите своё оружие, вы все находитесь на моей территории, — перебивает её холодный голос королевы. Её фальшивая улыбка наконец спала с лица. Со строгим выражением лица и гордой осанкой она напоминала жрицу, посланную лишь убивать. — Своими необдуманными действиями вы портите столь долго организованный вечер, угрожаете жизням моих людей и, в конце концов, оскорбляете меня саму.

Спустя, кажется, вечность короли отдают приказ своим рыцарям отступить. Эй выглядел крайне недовольным, но возражать лишний раз не стал. Какаши так и не двинулся с места, обессиленно наблюдая за происходящим.

— Простите, королева Теруми, за неподобающее поведение. И Вы, прекрасная Сакура, — от внезапности Сакура едва не вздрогнула. Какаши нахмурился, недовольный обращением Обито. Ему не нравилось внимание Обито к Сакуре. Словно он делал это назло ему. — Я покину сей чудесный бал, чтобы и дальше не портить атмосферу вечера.

Он почтительно поклонился и развернулся, дабы уйти. Солдаты следовали за ним беспрекословно. Какаши следил за каждым его движением, запоминая всё до мельчайших подробностей. Поэтому от него не ускользнуло то, как слегка повернув голову, тот одними лишь губами произнёс:

— Встретимся ещё.

Монарх прекрасно понимал, что их следующая встреча будет на поле битвы. Он понимал, что она будет последней для них обоих. Ведь смерть заразна. Когда один исчезнет из мира, его смерть останется с другим.

Стоило Обито выйти из зала, как вечер продолжился. Аристократы вновь надели свои маски фальши и продолжили веселиться, как ни в чём небывало. Их жизнь продолжалась, как до, так и после ухода Обито Учихи.

А его жизнь стояла на месте, не в силах двинуться дальше. Король, живущий в отчаянии. Апатия разрушала его душу. У него даже не было сил на размышление. Не было сил отыскать дорогу обратно.

В далеком прошлом он винил отца за его эгоистичный поступок. Считал слабым. Не мог понять почему. А сейчас понимал, сколь же сильным был его поступок. Настолько сильным, что сам он никогда не отважится его повторить. Но иного выхода он тоже не в силах сыскать.

Какаши, которого столь сильно ненавидит, Обито научил жизни. И теперь это отчаянное желание жить насмешливо убивает его.

Гладя на всеобщую радость, Хатаке становиться чертовски завидно, ведь он не способен на это.

Он устал. Он просто хочет исчезнуть, словно пыль.

Утопая в мыслях, он переставал замечать окружающий мир. Вокруг звучали голоса, мелькали лица, а он плыл сквозь это море, погруженный в глубину собственных размышлений. Мысли тянули его вниз, в темные омуты сомнений и страхов. Он привык к этому и был готов полностью погрузиться в холодные воды и никак не ожидал чью-то теплоту рядом.

Король вздрогнул, когда кто-то вложил свою ладонь в его. Он обернулся и первым, что увидел — были нежно-розовые волосы. Она смотрела на него обеспокоенно и пыталась вглядеться в глубину его тьмы. Какаши сжал её руку в своей, чтобы удостовериться, что она не просто иллюзия его больной фантазии, что этот свет в действительности существует.

— Пойдем, подышим свежим воздухом? — спросила девушка и потащила его следом. Король и не сопротивлялся. Он готов был пойти следом за ней куда угодно.

Монарх предполагал, что Сакура отведет его на балкон, где они смогут чуть расслабиться от суматохи в зале, где смогут спрятаться от прожигающих взглядов аристократического общества и надоедливых разговоров о политике. И к его неожиданности, розоволосая вовсе вышла из дворца. Они дошли до обширного сада, усеянного многочисленными цветами, в центре которого возвышался огромный фонтан.

— Тут темно, поэтому осторожней, Ваше Высочество. Смотрите под ноги.

Весь путь они прошли крепко держать за руки. Какаши не смотрел под ноги. Всю дорогу его взгляд был устремлён лишь на неё.

— Я уже давно живу в беспросветной тьме, в которой бесполезно смотреть под ноги, — тихо произнёс он.

Король несчастен.

И Мамочи Забуза, идущий наперекор своей гордости ради несбыточной любви, и Цунаде, оставленная ухаживать за ромашками, и Саске, что остался без своего меча, и Хаку, и Итачи, и я...

Несчастны настолько, насколько уготовано им в этой жизни.

Во всём дворце, казалось, не сыскать человека, который действительно был бы счастлив.

— Мне всегда казалось, что одиночество — единственный свет, что покажет мне путь. Что несчастная жизнь приведёт меня к власти, — остановившись возле фонтана, заговорил Какаши. Лунный свет сверкал в водной гляди, придавая волшебства этому саду. Шум воды успокаивал, стоило лишь прислушаться к нему. — Оглядываясь назад, я понимаю, каким же глупцом был в самом деле.

— Ошибаться нормально, Ваше Высочество. Все мы люди.

— Но я король.

— Вы человек, в первую очередь.

Лицо Какаши едва не исказилось от боли или гнева, отражая бурю эмоций, которые бушевали внутри. Его глаза вспыхнули яростью, а губы плотно сжались, словно сдерживая слова, которые могли разрушить всё вокруг.

Гладя на него сейчас, Сакура осознала, что все эти долгие годы Какаши Хатаке безмолвно погибал.

— Сакура... Мне... мне тяжело. Будто умираю... — прошептал он, едва слышно, будто боялся, что произнесённые слова сделают его страхи реальными.

Он схватился за одежду около груди. Его пальцы дрожали, сжимая ткань так сильно, что казалось, она вот-вот порвётся. Его дыхание стало рваным, а взгляд затуманился, словно он пытался справиться с болью, которая была не только физической, но и глубоко внутри.

Какаши скрывал от неё свой лицо: он не хотел утратить последние крохи своей гордости. Харуно прекрасно понимала его, поэтому не пыталась его переубедить. Она подошла близко и медленно прижала его к себе.

Король дрожал, крепко схватившись за неё в ответ, словно цеплялся за последний оплот реальности. Его плечи вздрагивали, а дыхание было хриплым и неровным. Её тепло пробивалось сквозь холод, который он чувствовал внутри себя, как будто её прикосновение было единственным, что удерживало его от падения в бездну.

— Прости... — прошептал он. Голос дрожал, но в нём было столько искренности, что каждый слог отзывался эхом в воздухе. Его потрескавшаяся годами маска не могла скрыть боли, которую он излучал — она была ощутима даже без слов.

Её руки дрожали, но она не отпустила его, только прижалась крепче, словно пытаясь собрать все его осколки в единое целое.

— Вы не одни, Ваше Высочество, — её голос был мягким, но в нём звучала твёрдость, непоколебимая как скала. — Я здесь. Я не отпущу.

Какаши закрыл глаза, позволяя этим словам проникнуть глубоко внутрь, в ту часть его души, которая так долго оставалась пустой и холодной. Его пальцы, всё ещё сжимающие её одежду, слегка ослабили хватку, но он не собирался отпускать. Он чувствовал, что если отпустит её сейчас, то больше никогда не сможет оправиться. Слёзы, которые он сдерживал годами, начали просачиваться, падая на её плечо, смешиваясь с молчаливым признанием — он больше не справляется один.

— Спасибо... — выдохнул он, едва слышно, но в этом слове было всё: и горечь, и облегчение, и надежда, которой он уже давно не верил.

Таким образом, в объятьях друг друга, они простояли ещё очень длительное время. Лишь звуки фонтана, тихо журчащего неподалёку, напоминали о том, что мир вокруг продолжал своё движение. Вода стекала мягкими переливами, словно пытаясь заглушить тишину, окутывающую их двоих. Свет луны отражался в каплях, превращая их в маленькие звёзды, а ночной воздух наполнялся едва уловимым запахом влаги и цветов.

Какаши чувствовал, как её дыхание постепенно выравнивалось, её сердце, бьющееся рядом с его, задавало ритм их общему молчанию. Он медленно открыл глаза, посмотрел на небо — звёзды казались такими далёкими, но в этот момент их мерцание было странно успокаивающим.

— Иногда... кажется, что всё это сон, — наконец проговорил он. Его голос был тихим. Едва ли не шептал, чтобы не нарушить хрупкую гармонию момента. — Но, наверное, если это и сон, я не хочу просыпаться.

Она слегка отстранилась, чтобы заглянуть ему в глаза, её взгляд был тёплым, как раннее утро. Девушка осмелилась протянуть руку, осторожно стирая остатки сверкающей влаги с его щёк. Её прикосновение было лёгким, почти невесомым, как дуновение ветра, но оно несло в себе тепло, которого Какаши так давно не хватало. Его взгляд смягчился, хотя он и не отрывал глаз от её лица, словно пытался запомнить этот момент, удержать его в своём сердце навсегда.

— Это не сон, мой король. И Вы не должны стыдиться своих слёз, — сказала она тихо, её голос звучал уверенно, но нежно, будто говорила о чём-то сокровенном. — Слезы — не доказательство того, что вы слабы. Они означают, что Вы просто слишком долго были сильным.

Какаши хотел что-то ответить, но слова застряли в горле. Вместо этого он закрыл глаза, позволяя ей завершить своё действие. Её пальцы нежно касались его кожи, стирая не только слёзы, но и частицы той тяжести, которую он носил в себе столько лет.

Когда она убрала руку, мужчина почувствовал необъятную мерзлоту. Ему не хотелось отпускать её. Поэтому он решил предложить ей нечто безумное, совершенно новое для них:

— Ты потанцуешь со мной в это полнолуние, Сакура?

Монарх, наверное, ещё долго будет вспоминать эту ночь. И те тонкие пальцы, опустившиеся на его ладонь, словно перья. Лунный свет, спадающий на её волосы. И улыбку, которая расцвела на её лице, подобно цветку.

— Не зря же мы с Вами столько тренировались.

Они двинулись плавно, без музыки, следуя только ритму своих сердец и шёпоту ветра. Какаши аккуратно положил руку ей на талию, ведя её в простых, но элегантных движениях. Сакура, словно растворившись в этом мгновении, доверилась ему, обхватив рукой мужчину за плечо, её юбка кружилась в такт их шагам, а лёгкий ветер игрался с её волосами.

Лунный свет мягко обнимал их фигуры, отбрасывая длинные тени на брусчатку рядом с фонтаном. Звуки падающей воды задавали такт их молчаливому вальсу. Каждый шаг был размеренным и наполненным смыслом, словно это был танец чувств.

Сакура, смеясь, сделала лёгкое вращение, её волосы закружились вокруг неё, а Какаши поймал её в конце движения, удерживая так, будто она была его единственной опорой в этом мире. Лунный свет отражался в их глазах, делая момент почти сказочным.

Он слегка подтянул её ближе, так что теперь их лица были почти на одном уровне. Её сердце забилось быстрее, но она не отвела взгляд, видя, как в его глазах отражаются не только луна и ночь, но там было и что-то ещё: тёплое, тихое, искреннее.

— Луна такая яркая, — прошептала девушка, их шаги всё ещё были в унисон, а фонтан пел свой вечный аккомпанемент. — Я даже могу различить цвет ваших глаз.

Какаши чуть наклонился к ней, едва заметно, так, что его голос прозвучал совсем близко:

— А твои глаза всегда сияют так ярко, что я едва ли справляюсь с их светом.

Она смущённо засмеялась, чуть отводя взгляд.

Её рука скользнула к его плечу, их движения замедлились, почти остановились. Они просто стояли под светом луны, её голова чуть склонилась к его груди, а он мягко держал её, боясь спугнуть это хрупкое мгновение.

И в этот момент всё вокруг потеряло значение: фонтан, звёзды, даже сама ночь. Остались только они вдвоём: двое, нашедшие друг друга в кромешной тьме.

В завершение танца Какаши аккуратно и манерно взял её руку, едва касаясь своей. Он медленно поднял руку к губам, и лёгкий, почти невесомый поцелуй коснулся её пальцев. Это было не только благодарностью за танец, но и молчаливым признанием — чем-то глубоким, скрытым за словами, которые он не решался произнести, окутанный цепью обязательств и страхов.

— Благодарю за дивный танец, моя Леди, — выдохнул Какаши. Его теплое дыхание она почувствовала даже сквозь перчатку. Сакура почувствовала, как её сердце дрогнуло от этого жеста.

— И вам спасибо, мой Король.

— Обито Учиха как-то сказал, что я похожа на «нее». Что он имел в виду? — её голос прозвучал приглушённо, словно не хотела нарушать гармонию этого места.

Они уже продолжительное время сидели в огромной беседке, окутанной лозами винограда. Тени лоз переплетались на деревянных перекладинах, образуя замысловатые узоры на стенах и полу. Растения не позволяли свету просочиться через них, посему в ней был полумрак, который казался особенно густым в вечерние часы. В воздухе витал терпкий запах винограда, перемешанный с легкими нотами свежей древесины и влажной земли.  

— Он говорил про Рин Нохара, — тяжко вздохнул Какаши, будто одно лишь упоминание этого человека делало ему больно.

— Кто эта девушка? — спросила девушка, гонимая любопытством.

— Она была моей бывшей невестой, единственной дочерью герцога Нохара.

Сердце девушки пропустило удар. Она и подумать не могла, что у Какаши Хатаке когда-то была невеста.

— А что случилось с ней? — робко поинтересовалась Харуно.

Какаши долго смотрел на неё. Хоть зрение привыкло к полумраку, он всё ещё недостаточно отчётливо видел её лицо. Король редко кому рассказывал эту историю, думал, что эту часть жизни, его бремя, он обязан нести самостоятельно. До самого конца. Нести к холодной земле.

Сакура же спокойно дожидалась. Она понимала, насколько тяжёлым комом в горле может быть непереваренная история.

Она ждала и в какой-то момент Хатаке сдался. Его голос был тихим и полным сожаления. Слова вытягивали из него последние силы. И несмотря на это, монарх решил поделиться своим бременем с ней. Может от этого наконец станет хоть капельку легче?

Flashback

— Что...что ты сказал? — растерянно переспросил Хатаке, отложив перо в сторону.

Это был обычный и непримечательный день. Отец недавно заключил очередной мирный договор с Вайлемом и пока всё было относительно тихо. Какаши сидел за своим столом и разбирался с документацией. Когда ему стукнуло шестнадцать, его официально нарекли наследным принцем. С тех пор он занимался многочисленными отчётами, считал расходы и доходы дворца, отвечал на письма и решал вопросы сельчан.

Рядом с ним, как обычно, стоял его личный рыцарь и самый верный друг — Обито Учиха. И этот день не должен был отличиться ничем не обычным. По крайней мере, до того, как Обито огорошил его необычной новостью:

— Говорю, что я влюбился, Какаши! Влюбился! — радостно воскликнул Учиха, едва ли не порхая от собственного счастья. Когда они были наедине, то могли позволить себе общаться неформально. — Ты не представляешь, какое это прекрасное чувство!

— А как её зовут? — усмехнулся Какаши, радуясь за своего друга. Он взял перо вновь, дабы дописать очередной отчёт. Тем не менее бумага так и осталась нетронутой, ведь подозрительно долгое молчание брюнета напрягло. — Что такое?

— Ну... эм, — вопросительно выгнутая бровь принца кричала о том, что он ждет ответа. Брюнет напряжённо почесал затылок и наконец дал долгожданный ответ. Не тот, который ожидал услышать будущий монарх. — Я не знаю...

— Как это не знаешь?

— Ну вот так! — насупился рыцарь. — Я её увидел издалека. Она сияла, как сотни светлячков, — несмотря на тяжкий вздох позади, тот продолжал. — Это была любовь с первого взгляда!

— Боже, Обито, тебе же не десять лет, — устало качнул головой юнец, погрузившись в работу.

— Ничего ты не понимаешь, — протянув кулак перед собой, Учиха уверенно поклялся. — Я обязательно с ней познакомлюсь. А тебя на свадьбу не приглашу!

— Ты уже свадьбу планируешь, что ли? — хмыкнул Какаши.

— Да, потому что я всегда добиваюсь того, чего хочу!

Какаши знал, что парень не врал. Он надеялся, что так и будет. Счастье единственного друга было для него очень важно. И вскоре Обито пришел к нему с изумительной новостью: он подошел к загадочной незнакомке, и у них завязался диалог.

— Я ей сказал, что она очень красивая и что хотел бы познакомиться поближе.

— А она что в ответ? — не поднимая голову, спросил Хатаке.

— Вначале посмеялась от неловкости, но потом, чуть обдумав, решила согласиться.

— И как её зовут?

Обито замялся, и это не ушло от зорких глаз принца.

— Что на этот раз?

— Она предложила назвать имена друг другу только спустя десять встреч в этом парке.

— Значит, девушка не хочет, чтобы ты узнала о её происхождении.

— Ой, да не углубляйся ты так! — небрежно махнул Обито, плюхнувшись на свободное кресло. — Я считаю это романтичным. Мы будем влюбляться в друг друга, не зная ни происхождения, ни статуса.

Какаши качнул головой, тяжко вздыхая. Он не мог упрекать друга в легкомыслии, но и не хотел, чтобы тот обжёгся из-за него.

Несмотря на это, Какаши отпустил ситуацию, смотря на счастливое лицо друга. Он был рад, что тот нашёл своё утешение от угнетающей войны в загадочной девушке с каштановыми волосами. Он видел, как Обито угасал от ужаса войны с безмерными потерями друзей, утешений матерей и жён, бесчисленных закапываний людей.

Они все устали от бесконечного траура, и если эта девушка помогала ему найти его давно утерянную тихую гавань, он был не против. Какаши постарался бы сделать всё, чтобы они, в конце концов, поженились.

Время шло своим чередом, и вскоре должен был состояться долгожданный бал в честь его восемнадцатилетия. В один из дней Сакумо Хатаке, король Амантеса и отец Какаши, вызвал того на срочную аудиенцию.

В тот день принц шёл к нему непринуждённо, ожидая, что тема разговора затронет бал в его честь. Рядом с ним гордо шагал и Обито, всегда держа ухо в остро. Дворец короля находился в отдельном участке территории, поэтому ходить нужно было долго. И чтобы занять себя хоть чем-то, Обито начал ленивый разговор:

— Как думаешь, о чем будете говорить на этот раз?

— Скорее всего насчёт бала и гостей, присутствующих там. Я должен буду знать на кого обратить внимание, а кого лишь вежливо поприветствовать и ничего более.

— Как скучно, — скорчил лицо брюнет.

— Дворец по своей сути всегда типичен: везде лишь одно лицемерие.

— Не повезло тебе, конечно, друг.

— Ты о себе-то расскажи, — перевел тему принц, не желая и дальше обсуждать её. — Как у вас обстоят дела?

— Осталась одна встреча, Какаши! — мечтательно произнёс рыцарь. — И я наконец смогу узнать её имя.

— И когда она состоится?

— После бала.

Какаши был рад. Воистину. Казалось, его обычно невозмутимое лицо едва уловимо озарила тень улыбки. Радость эта была тихой, почти незаметной, словно легкий ветерок, касающийся листвы.

Он был рад за друга даже тогда, когда узнал, что отец решил его поженить с дочерью герцога, дабы укрепить союз с герцогством, единственным независимым участком в Амантесе.

— Но отец...

Какаши не хотел этого союза. На его юные плечи и так было возложено слишком много, и он не хотел играть роль ещё и счастливого мужа.

Какаши знал, что не справится, поэтому попытался хоть как-то отсрочить эту ненужную свадьбу. Он пытался даже несмотря на то, что его будущая суженная стояла в этом же зале. Их было лишь трое. Обито остался за дверью, не смея слушать столь приватный разговор.

— Я не могу сейчас быть чьим-то мужем. Я не хочу!

У девушки были коротко стриженные каштановые волосы, и его единственной мыслью было то, что это, по крайней мере, иронично.

— Я не спрашиваю твоего мнения, Какаши, — с холодным и высокомерным видом истинного дворянина, он чеканил каждое слово. — У монарха нет сердца. Монарх — это тот, кто сдаётся в попытках остаться человеком. Помни, что ты несешь бремя нации наравне со всеми её грехами.

Эти звучные слова казались слишком тяжёлыми для подростка, однако, королю было на это плевать. Его голос звучал властно и уверенно, словно он нарочно давил на плечи Какаши всей тяжестью своей власти.

— Ты должен понимать, что это твой долг, — продолжил он, скользнув взглядом по лицу сына, на котором смешалась какофония отрицательных чувств. — Не важно, сколько тебе лет. Справедливость и честь требуют жертв, и твоя юность не делает тебя исключением.

Хатаке младший сжал кулаки, и в его глазах блеснуло упрямство. Да, слова короля резали, как клинок, но в них была истина, от которой невозможно было убежать.

— Это Нохара Рин, твоя будущая жена, — указал на девушку мужчина, и та почтительно поклонилась. Девушка не проронила ни единого слова, но Какаши видел, этот брак нежеланный с обеих сторон.

Он выбежал из зала, так и не поприветствовав свою суженную. Он хотел убежать так далеко, пока его не достигнут на самом краю. Спешные шаги превращались в бег. Дворец давил, тянул вниз. Его стены не давали дышать. Какаши бежал, не отзываясь на зов своего имени. Ему казалось, что он уже не чувствовал ног, что время остановилось, а он сам растворился в этой бесконечной гонке. Но что он искал? Свободу? Тишину? Или возможно, собственное счастье?

Он бежал, желая сыскать ответ на столь терзающий вопрос. И убежать, не оглядываясь, казалось самым простым решением. Он бы гнался за неизвестными ответами ещё, если бы его не остановили, повалив на землю.

— Какаши! — от долгого бега пот стекал с его лица, капая куда-то рядом с головой принца. Оба тяжело дышали, пытаясь прийти в себя после случившегося. В воздухе еще витал запах адреналина и напряжения, смешиваясь с шумом их сбившегося дыхания. — Что произошло! Почему ты убежал?! — проговорил Обито, схватив того за плечи так крепко, словно боялся потерять. Его голос звучал хрипло, будто с трудом пробивался сквозь усталость.

Какаши молчал. Он лишь глубоко вдыхая недостающий воздух, смотрел полными тревогой глазами. Смотрел на Обито и понимал, что тот был единственным для него на этом свете.

— Отец женит меня на дочери герцога, — мёртвым голосом произнёс Хатаке. — Я... Я не хочу, Обито. Я всегда хотел жениться лишь на любимом человеке. Это... это было моей единственной маленькой мечтой.

Он говорил тихо, но его голос дрожал, как если бы слова ранили его глубоко в сердце. Так, словно они не были признаны даже в самых сокровенных мыслях.

— Дворец отнимает у меня всё, что есть. Я ненавижу это место, ненавижу свой титул и людей там. Я... — принц взглянул в обеспокоенные омуты брюнета. Смотрел и боролся с желанием отступить, промолчать и скрыть от него свои опасения. Обито был в замешательстве. Он видел Какаши таким растрёпанным, хрупким и нервным впервые. — Я боюсь, что он отнимет и тебя. Я так этого боюсь, Обито.

Молчание повисло между ними, как тяжёлая, невидимая стена. Обито не ответил сразу. Он не знал, что ответить, но слова казались слишком бесполезными. Он мог лишь обещать, что не покинет его и не предаст.

И он обещал. Обещал не покидать Какаши. Быть рядом во времена его правления, поддерживать его, даже если тот будет не прав.

Двое юнцов — будущий монарх и его верный рыцарь, сидели у подножья огромного дуба. Лучи закатного солнца играли с их волосами, создавая иллюзию золотых корон. В этот момент они были счастливы, наивно полагая, что так будет всегда.

— Ты ведь всегда будешь рядом, правда? —спросил будущий монарх, глядя на своего друга.

— Конечно, Ваше Высочество, — с легкой усмешкой ответил Обито, но его голос звучал искреннее. — Клянусь своей честью и жизнью.

— Не называй меня так, — сказал Какаши, ударив друга по плечу. — Здесь мы просто друзья. Без титулов.

Они рассмеялись, и их смех наполнил пустошь вокруг мягкой теплотой. Но ни один из них не знал, что этот миг, эта беззаботность, обречены исчезнуть. Клятвы, произнесённые с легким сердцем, в будущем станут их оковами. Оковами, что разорвут души, сталкивая их с выбором между долгом и тем, что они когда-то называли дружбой.

Переломный момент в их жизни случился в тот день, когда Какаши исполнилось восемнадцать. Взяв себя в руки, он с гордо поднятой головой объявил о будущей принцессе. Аристократы, услышав подобную весть, принялись торжественно и громко поздравлять новоиспечённую парочку. Нохара Рин казалась доброй. Её годами отточенная грация и вежливость поражали. Казалось, девушку готовили к этому дню ещё с рождения.

Однако Какаши не интересовали ни поздравления, ни девушка рядом. Глазами он искал лишь одного человека. Он хотел увидеть лицо Обито, когда тот наконец увидит его суженную. Однако тот никак не отыскивался. Похоже, его и вовсе не было на банкете, и это казалось странным, ведь недавно он стоял рядом с ним.

Неизвестная паника постепенно начинала разрастаться в его душе. Несмотря на то, что это было крайне грубо с его стороны, Какаши оставил Рин одну в бальном зале и пошёл искать друга.

Возможно, безрассудно ища его в тот день, подсознательно принц чувствовал, что что-то трескалось. Ему было непонятно что и почему, но он это чувствовал.

Он не понимал, что трескались их клятвы, данные друг другу.

Спустя бесконечное количество времени, Какаши нашёл друга в его любимом саду с бирюзовыми рощами. Принц, проснувшись, всегда выходил на свой балкон, чтобы насладиться этим прекрасным и умиротворяющим видом.

— Я наконец нашёл тебя, — говорит тот, находясь в нескольких шагах от друга. Он не видит его лица. Обито стоит к нему спиной. — Почему ты здесь, Обито?

— Я просто... недавно узнал имя той девушки, — сказал он тихо, не поворачиваясь к нему лицом. Его голос дрожал, но Какаши не подал этому значения. Думал, что парень просто слишком рад.

— И как её зовут? — радостно спросил Хатаке, приближаясь к другу. Он хлопнул брюнета за плечо, призывая посмотреть в его сторону.

— Её зовут... — рыцарь спустя время повернулся в его сторону, и улыбка слетела с губ Какаши в тот же миг.

Обито плакал.

— ...Нохара Рин.

Словно молния пронзила воздух, и тишина между ними стала оглушающей. Помолвочное кольцо, светящееся под холодным лунным светом, вдруг стало ощущаться мертвым грузом на пальце. Рука Хатаке безмолвно упала, не выдержав его вес. Казалось, сердце перестало биться на мгновение, поглощённое этим тяжёлым молчанием. Внутри Хатаке что-то ломалось, царапая его израненную душу. Он мог бы что-то сказать, что-то сделать, но в тот момент слова утратили всякий смысл. Всё, что оставалось, — это ощущение кольца на пальце, которое вдруг стало символом чего-то невыносимо важного, обременительного.

И некогда данные клятвы стали оковами, подобно этому кольцу.

— Что было дальше? — спросила Сакура, до сего времени молча слушая рассказ короля.

— Я не мог отменить помолвку в ту же секунду, хотя очень хотел, — ворошить прошлое оказалось легче, чем он представлял. Возможно это было потому, что он рассказывал эту историю именно ей. — С этого дня всё шло под откос.

Сакура хотела узнать побольше о жизни и юности Какаши, и хоть вопросы без устали вертелись на кончике языка, девушка старалась сдерживаться. Ей не хотелось спугнуть Его величество своей настырностью. Из всей веретеницы вопросов Харуно решила задать лишь один. Ответ на этот вопрос ей хотелось узнать больше всего.

— А как умерла Рин Нохара?

Слова прозвучали почти шёпотом, но в тишине беседки её голос отразился от зарослей, наполняя пространство тягучей неясностью. Харуно внимательно наблюдала за его реакцией. Она понимала, что вторгается на запретную зону, которую Его Величество, возможно, предпочёл бы оставить нетронутой.

На мгновение лицо короля осталось бесстрастным, как будто вопрос был адресован не ему, но глаза выдавали его напряжение. Тонкая тень пробежала по взгляду — тень утраты или, может быть, старой боли. Он откинулся на спинку стула, сложив перед собой руки, будто подбирая слова.

— Она умерла по моей вине, — сказал он наконец, голос его был низким, глубоким, словно тянул за собой тяжёлую историю. — Рин Нохара умерла... от моей руки. Я убил собственную невесту и любимую друга.

Эти слова прозвучали так же глухо, как удар камня о землю. Харуно затаила дыхание, ожидая продолжения, но Его Величество замолчал, опустив взгляд на что-то невидимое перед собой.

Харуно почувствовала, как воздух вокруг неё будто стал гуще, словно пропитался этим признанием. В голове метались сотни вопросов, но ни один из них не мог сорваться с её губ. Она смотрела на него, пытаясь прочесть на его лице хоть что-то, кроме подавленной боли.

— Зачем? — спросила она наконец, едва слышно, будто сама боялась этого слова. — Почему вы… сделали это?

Однако желанного ответа Сакура так и не получила. Лишь губы слегка изогнулись. Его вымученная улыбка не могла скрыть тяжести воспоминаний, затопивших его разум. Она подчёркивала горечь отражённую в его глазах.

Несколько дней спустя

Дворец Амантеса, как обычно, сверкал своей красотой, отражая в своих сверкающих мраморных стенах первые лучи восходящего солнца. Его величественные башни, увенчанные золотыми куполами, поднимались ввысь, как символ мощи и славы древнего королевства. В садах, скрытых от посторонних глаз зелёными изгородями, росли редкие цветы, их ароматы смешивались с чистым воздухом, создавая атмосферу волшебства.

Стены были покрыты старинными фресками, изображавшими сцены из жизни Амантеса, его побед и поражений, его стремления к процветанию и справедливости.

Торжественная тишина дворца была нарушена лишь недовольным девичьим голосом, требующим у стражи немедленной аудиенции с королём. Она негодовала, как можно так халатно относиться к столь важной гостье.

— Я ещё раз повторяю, мне срочно нужна встреча с Его Величество королём, — угрожающим тоном говорила она.

— Его Величество болеет. Мы просим вашего понимания, — стража была непреклонна к приказам и просьбам девушки. Им не было важно кто эта девушка. Кем бы она ни была, её не считали важной. И девушку это неимоверно раздражало.

— Ваша страна недавно заключила с моей мирный договор, и вот как вы принимаете в гости принцессу Вайлема?

Ныне представившаяся принцесса — Темари Собаку Но, прибыла сюда по приказу младшего брата, как посол их страны. Девушка не понимала, как оказалась в такой ситуации, где её не считают равным себе обычные стражники.

Она могла бы взбеситься, что часто делала в своей стране, однако, понимала, что разразившийся скандал вновь сгубит их шаткий союз. Сзади стоявшие рыцари ожидали её приказа о нападении, но она и не собиралась этого делать. Брат ведь впервые доверил ей что-то важное. Она не могла его подвести.

В её темно-зеленых глазах всё ещё отчетливо стояла сцена, где её младший брат говорил, что убил отца, тем самым узурпировав престол. Гаара был бледный, бледнее обычного, и она обеспокоенно следила за его состоянием, не в силах вмешаться. Ее не интересовал престол, не интересовала гибель родного отца. Темари было лишь интересно почему брат настолько изменился за несколько месяцев. Она боялась, что Канкуро решит, что красноволосый не достоин трона, ведь престолонаследником был он. Боялась, что схватка между братьями лишит её кого-то из них навечно. Однако к её удивлению, Канкуро смиренно отступил, заявив, что никогда и не желал унаследовать трон. Он не хотел ввязываться в политические распри, хотел быть лишь достойным воином своего короля.

А Темари хотела. Она всю жизнь мечтала быть кем-то важным: не просто куклой в руках отца, не просто женой богатого аристократа-старика и не роженицей. Ей хотелось власти, хотелось управлять людьми и командовать ими.

Темари не хотела вражды с младшим братом, кого боялась до одури, но и любила так же. Она хотела быть его опорой. И в один день она решила, что её знаний, тайно изученных в библиотеке, хватит хотя бы на мизерную помощь. И в этот же день она попросила брата о помощи.

Гаара долго сверлил её взглядом и изучал, пытаясь проникнуть в недры её сознания. Его глаза, обычно холодные и бесстрастные, теперь были напряжены, как у хищника, выслеживающего свою добычу. Темари старалась оставаться спокойной, контролируя каждое движение, слово и взгляд.

Она всё ещё боялась брата, но уже не могла отступить.

Каково же было её удивление, когда брат дал согласие вмешиваться в политику и даже дал первое задание в качестве посла его страны.

— Женщин там не приветствуют, Темари, — перед её уходом, новоиспечённый брат решил дать немаловажный совет. Гаара не знал, что чувствует к родной сестре, не знал почему он вообще предостерегает её. Слова просто лились из его рта, столь стремительно, как течение в строптивой реке, не в силах остановить свою скорость. Он говорил быстро, будто боялся, что его мысли утекут, как песок через пальцы. — С тобой не будут считаться, даже если ты принцесса. И если ты хочешь быть рядом со мной, то ты должна справиться с этим заданием, иначе ты будешь не политиком Вайлема, а его женой.

Темари лишь кивнула, озадаченная его наставлениями. Она покинула тронный зал, чувствуя сверлящий взгляд на своей спине.

Гаара ненавидел её до одури, но беспокоился так же.

Теперь же она стояла перед дверьми тронного зала и требовала аудиенции.

— Принцесса, мы можем вам предоставить комнату на несколько дней до тех пор, пока король не встанет на ноги, — уговаривал девушку один из советников короля, что прибыл сюда, услышав шум.

— А что насчёт его главного советника? Он, надеюсь, здоров? Или у вас тут все болеют? — саркастично бросила Темари, скрестив руки на груди.

Едва сдержав рвущееся недовольство, старик вновь нашёл новое оправдание.

— Главный советник? — протянул тот, тронув свои белесые волосы. — Он, к сожалению, находится не на своем рабочем месте. А отыскать его очень трудная задача.

Темари тяжко вздохнула, теряя последние крупицы терпения. Ей пытались вежливо намекнуть, чтобы та проваливала в свою страну. Похоже, ей действительно придётся дожидаться выздоровления короля, единственного человека в этом королевстве, кто захочет её услышать.

— Хорошо, — скрепя зубами, та всё же сдалась, решив плыть по течению. — Я буду рада вашему гостеприимству. Проводите меня в комнату, также прошу ознакомить меня с вашей библиотекой.

Старейшина слегка прищурился, явно намереваясь сдержать сарказм, но вместо ответа просто указал ладонью направление и шагнул в ту сторону. Темари последовала за мужчиной, гордо цокая своими каблуками, что до безумия тёрли ноги.

Узнав местонахождение своей комнаты, ей также оповестили, что к ней приставят несколько горничных для удобства (Темари была уверена, что они ради слежки). Принцесса попросила у мужчины следом показать и библиотеку. Место, где она сможет узнать побольше об этой стране, её культуре и о людях. Старик был явно недоволен исполнять её приказы, но гордо вышагивал дальше, не выказывая претензии. Возле огромных дверей с золотыми оправами тот наконец оставил её одну. Стражники одарили её презренным взглядом, но пропустили вперёд.

Бойкий характер девушки едва позволял ей оставить всё как есть. В её стране тоже не жаловали женщин, но она была первой принцессой и ребенком короля. Девушке было сложно сдерживать себя. В голове она, как мантру, повторяла, что это ради брата и процветания их страны. Лишь это помогало.

Оглядевшись, она наконец заметила величие королевской библиотеки. Высокие, до самого потолка, полки, казалось, тянулись бесконечными рядами, будто соревнуясь с друг другом. Свет мягко пробивался сквозь витражные окна, отбрасывая разноцветные блики на древние фолианты и изящно инкрустированные шкафы.

Каждая книга, казалось, дышала историей: переплёты из тёмной кожи, тиснёные золотом, пахли древностью и чем-то неуловимо волшебным. В центре зала стоял массивный дубовый стол, вокруг которого были расставлены удобные кресла, обтянутые бархатом. На столе возвышалась хрустальная чаша с чернильницами и перьями, каждое из которых выглядело так, словно вот-вот само начнёт писать.

Она медленно подошла к одной из полок, проводя пальцами по корешкам книг. Скрипя зубами, она должна была признать, что библиотека Вайлема и рядом не дышала рядом с этой. Внезапно, накопившееся за все время горечь и злость нахлынули на неё, словно бурлящий поток. Её рука, только что осторожно скользившая по корешкам книг, сжалась в кулак. Грудь сдавило, дыхание стало прерывистым, а в уголках глаз защипало от непролитых слёз.

Все несправедливости, переживания, страхи и разочарования, которые она так долго подавляла, будто прорвались наружу.

Она резко обернулась, чтобы никто из случайных свидетелей не заметил её состояния, но библиотека была пуста. Тишина этого места, до этого казавшаяся умиротворяющей, теперь словно насмехалась над её внутренним штормом.

Она размахнулась и, не сдержавшись, пнула ближайшую полку. И одна из книг, что неаккуратно лежала, с глухим стуком упала, нарушив идеальный порядок зала. Шум эхом разнёсся по комнате, но это принесло ей странное, едва уловимое облегчение.

Сжав зубы, она сделала глубокий вдох, чувствуя, как злость постепенно уступает место пустоте. Она знала, что должна взять себя в руки, но ещё не была готова двигаться дальше.

— Ауч! — послышался болезненный крик с места, куда упала книга. — Что за?

Темари опешила, не ожидая, что помимо неё кто-то ещё окажется в этом месте. Сотни мыслей посетили её голову, и та осторожно решила взглянуть на «место преступления», понимая, что виновата тут только она. Шагнув в ту сторону, она высунула лишь голову, поглядывая в кого же полетела книга.

Там, на полу, сидел парень её возраста. Он усиленно тёр голову, в месте, куда упала книга, и жалобно смотрел на неё, держа ту в руке. Брюнет с высоким конским хвостом и узкими глазами выглядел растрёпанно, было видно, что упавшая книга помешала его мирному сну.

— Это ведь была ты, да? — проворчал тот, даже не взглянув в её сторону. Не зная точной причины, девушка тут же спряталась обратно, не учитывая одну маленькую деталь. — Зря прячешься, я вижу половину твоего хвоста и длиннющего платья.

Стыд внезапно сменился на непонятный гнев и злобу на парня, хотя единственной виноватой была она одна.

— Во-первых, ты не имеешь права разговаривать со мной на Ты, — скрестив руки на груди, гордо говорила та. Парень заумно кивал, будто ему было не плевать, но ему было. — Во-вторых, если бы ты не спал на рабочем месте, этого бы не произошло!

У Темари всегда лучшей защитой являлось нападение.

— У леди явно проблемы с самооценкой, — зевнул тот. — Никто тебе ничем не обязан, — парень продолжал, не замечая жилку гнева на лбу у девушки. — Я переутомился, понимаешь? Такое бывает на работе, когда по нескольку дней работаешь без продуху.

Он посмотрел на неё, изучил с ног до головы и добавил больше для себя:

— Хотя откуда ты должна понимать это.

— Переутомился? — хмыкнула собеседница, стараясь удержаться от искушения кинуть в него ещё одну книгу. — Человек, чьё единственное занятие — смотреть за книгами, переутомился? Это у вас что, эпидемия усталости?

Темари готовилась к ответной реакции, однако, её не поступило. Брюнет, полностью игнорируя её, лёг обратно, положив голову на ту самую книгу. У принцессы едва ли не спёрло дыхание от возмущения. Её могли ненавидеть и презирать, её лелеяли и любили, но никто и никогда не смел её игнорировать. До сегодняшнего дня.

Гнев рос, заполняя её изнутри, как набухающее грозовое облако. Слова библиотекаря — спокойные, едва скрывающие насмешку, — резонировали в ней как издёвка. Она чувствовала, как её руки начинают дрожать, а тепло разливается по щекам. Последней каплей терпения стали его последующие слова:

— Книги с картинками в той стороне, — махнул рукой парень и устроился поудобнее.

— Серьезно? — её голос, до этого относительно ровный, зазвучал громче и напряжённее. — Ты думаешь, что я ничего не понимаю? Что я просто заблудилась в твоей святыне знаний и пришла сюда ради развлечения?

Библиотекарь вернул взгляд на её сторону, прищурившись, вновь изучил её, но так ничего и не произнёс. Он закрыл глаза, стараясь погрузить в царство Морфея вновь. Это было последней каплей для принцессы. Взяв с полки ещё одну книгу, специально тяжелую, та кинула её в нахального мальца. Корешком попав ему в бок, она услышала сладостный для её слуха болезненный стон:

— Я обязательно доложу о твоём высокомерии и поведении в рабочее время, когда увижусь с королём, — настороженность от её слов проблеснула в его темных глазах. — Жди этого дня.

— Ох, ты бы знала, как я мечтаю о встрече с моим королём, — усмехнулся библиотекарь. — Обязательно скажи, что Шикамару Нара хочет с ним встретиться.

— Каков хам! — крикнула девушка перед тем, как покинуть злосчастную библиотеку.

Услышав стук закрывающейся двери, Шикамару улыбнулся. И перед тем, как вновь погрузиться в долгожданный сон, он промолвил:

— До чего же интересно...

Меж тем как Шикамару сладко посапывал в королевской библиотеке, делегация короля Амантеса направлялась домой. Какаши наотрез отказался ехать в карете и сейчас скакал на лошади впереди всех. Иногда поглядывал на Сакуру, надеясь, что она этого не замечает. Девушка избегала его после рассказа, и Какаши не винил её в этом.

И хоть тот не винил её, ему было больно. Чертовски отвратно.

Он понимал Сакуру, но не мог перестать злиться из-за бушующих внутри эмоций. На самом деле ему было обидно. И эта обида разъедала его изнутри. Какаши надеялся, что когда они вновь поговорят, недомолвки между ними исчезнут.

Хатаке смотрел на неё и не мог не видеть непрошенные воспоминания.

Flashback

— Бегите! Возьми её, деньги и бегите из этой страны! — это было первое, что сказал принц, придя в себя.

— Что ты такое говоришь... — шмыгнул брюнет, не улавливая мысль друга.

— Бегите, Обито! Убегайте прочь! Я вас прикрою! — он тряс того за плечи, пытаясь достучаться до него. — С Рин я поговорю, вы сможете...

— Не стоит, Ваше Превосходительство. Я уже здесь, — девушка вышла из-под теней крон деревьев. Её белое платье лёгкими волнами спадало на землю, мешая ей спокойно двигаться. Но ее, как истинную дворянку, это не беспокоило. Ее голос был мягким, но в нем звучала твердость, от которой слова принца застряли в горле. Она смотрела прямо на него, и в ее глазах читалось больше, чем просто смирение.

— Вы слишком добры, Ваше Высочество, но я уже приняла решение, — добавила она, подходя ближе. — Хоть моё сердце и принадлежит вашему рыцарю, моя судьба давно предрешена, и бежать от нее — значит предать всё, ради чего мы оказались здесь. Жить во дворце и быть женой будущего короля — вот моё предназначение.

Она горько улыбалась, едва сдерживая слёзы. Уголки её губ едва заметно дрожали, но прицесса стойко держалась. Обито вздохнул, тяжело потирая лицо. Его растерянность была заметна, но он не перебивал Рин. Он знал, что в ее словах есть истина, которую он пока боялся принять.

— Ты знала, кто я на самом деле? — его голос дрожал от бушующих в нём эмоций, которых тот не мог больше сдерживать.

Рин опустила глаза, позволив своему платью мягко вздрогнуть, как будто ветерок коснулся его подола. Она сделала шаг назад, словно обдумывая, как ответить, но затем остановилась и подняла голову.

— Нет. Я не знала, что всё обернётся таким образом.

— Но это же безумие! — Принц отчаянно вглядывался то на Рин, то на Обито. — Вы заслуживаете лучшего, заслуживаете свободы. А я… Я могу дать вам хотя бы шанс.

Рин тихо улыбнулась, хотя в этой улыбке было больше грусти, чем радости.

— Свобода не всегда заключается в побеге, Ваше Высочество, — сказала она. — Иногда она в том, чтобы остаться и сражаться за то, что важно. Даже если это кажется безнадежным.

— Рин, пожалуйста, давай хотя бы попытаемся! — Обито ринулся к ней, схватившись за её нежные руки. Он целовал их и умолял о побеге.

Смотря на эту картину, Какаши вдруг осознал, что не заметил с какого момента их дружба с Обито пошла под откос. Не понимал, почему Обито так легко отказывался от него.

Его слова повисли в воздухе, наполняя тишину смыслом, от которого у принца закружилась голова. Девушка лишь покачала головой, мягко отцепляя его пальцы от своей руки. Её прикосновение было едва ощутимым, но в нем чувствовалась решимость, от которой у Обито сжалось сердце. Она отступила на шаг, словно чертила невидимую границу между ними, которую он больше не имел права пересекать.

— Я бы хотела убежать с тобой, Обито. Но я не рыцарь, потому я не могу этого сделать, — шептала она. — Я не настолько храбрая, как вы. Меня этому не учили.

Она отвернулась, и её белое платье, взметнувшись, как крыло птицы, мягко скользнуло вслед за ней. Это был момент, когда они поняли, что как раньше, больше уже никогда не будет.

— Я обещал тебе, Какаши. Я буду защищать тебя до самого конца.

Сказал Обито, стоя к принцу спиной. Он не дождался ответа Какаши. Ушёл следом за Рин. А одинокому принцу оставалось лишь стоять в этом саду и тонуть в омуте бескрайней ненависти к самому себе. Ведь его титул приносил боль и страдание не только ему, но и всем окружающим. Двое людей, рождённых, чтобы служить ему, встретились внезапно, как две линии, что никогда не должны были пересекаться. Встретились и влюбились в друг друга. Ему всегда было интересно... все воспевают красоту любви, так почему же вокруг себя он видит лишь людей, несчастных из-за неё.

Эта ночь, разбившая сердца и души троих людей, запомниться ему ещё очень надолго.

End of flashback

Вручив лечебные травы Орочимару, Сакура вышла из душной больницы, где стены сжимались вокруг неё, давя на грудь. Ей было стыдно вот так уйти, не посетив Наруто, но она ничего не могла поделать с собой. В другой раз, обязательно в другой раз, посетит его. Сейчас, когда бесконечные мысли вихрем вращались в её голове, Сакуре нужно было упорядочить их.

Почему он убил её? Как это произошло? Говорит ли он правду? Или винит себя в чужих злодеяниях.

Что же, чёрт возьми, случилось тогда?

Сакура не хотела избегать Какаши. Это происходило не по её воле. Она долго думала о том, что же в итоге почувствует, если окажется, что король действительно убил возлюбленную друга, перебирала в голове разные варианты, чтобы прийти к выводу, что не почувствует ничего: ни злости, ни отвращения, ни даже облегчения.

Сакура была явно не тем человеком, кто имел право осуждать убийства. Она, вынуждена плыть по бескрайнему морю, не зная, в какой стороне может находиться маяк.

Ей всегда было страшно настолько, что была не в силах взять в руки весло. Всё, на что надеялась Сакура — продолжать держаться на плаву.

Так какое право она имеет думать плохое о человеке, что оборвал нити судьбы таким грешным способом? Он был заточен в клетку обязательств, дружеских уз и супружеского долга, а быть заточённым в ней ведь большое несчастье. Скорее всего Какаши просто-напросто не видел иного исхода, а возможно его и не было. По крайней мере, она не будет судить, пока не услышит историю целиком.

Она медленно шла по улице, наблюдая, как капли дождя стекали с крыш, сливаясь в маленькие потоки у её ног. Всё вокруг казалось далеким и ненастоящим, как будто Сакура смотрела на мир через мутное стекло. Её мысли были не здесь, блуждая где-то в прошлом, напоминая о старом, наболевшем.

Благодаря этой поездке она вновь изменилась. Встретившись с новыми лицами, ознакомившись с их тяжкими судьбами, Харуно черпала для себя новые силы и вдохновение. Сакура увидела мир, который был куда сложнее и глубже, чем тот, в котором она жила раньше. Тяжёлые судьбы людей, с которыми ей довелось столкнуться, оставили на её сердце след, наполненный решимостью.

Харуно черпала для себя уроки — из их потерь и борьбы, из их умения находить свет даже в самой глубокой тьме. Она поняла, что сила — не только в способности исцелять раны, но и в умении слушать, понимать и поддерживать других.

Каждый новый день этого путешествия открывал перед ней грани, которые раньше казались несущественными. Там, где она видела только свои заботы, теперь открывались чужие истории и потери. И среди всего этого она нашла что-то ценное — способность не просто помогать, но вдохновлять других, даже когда её собственные страхи и сомнения пытаются взять верх.

— Иногда, чтобы понять, кто ты, нужно выйти за пределы того, что ты знаешь, — прошептала Сакура, глядя на закат, который окрашивал небо в багряные и золотистые оттенки.

Её путешествие не изменило мир, но оно изменило её. А, может быть, этого было достаточно, чтобы начать менять всё остальное.

Это её история о пути и судьбе. Это история её восхождения.

Ей вспомнился мальчик по имени Хаку. Неотразимый юноша, готовый убить всех ради одного единственного человека. Увидев его, на неё хлынули горестные воспоминания о том, что та никого так и не успела спасти. Но девушка так же вспомнила и Цунаде. На её лице зацвела улыбка при воспоминании об этой сильной и прекрасной женщине, пережившей столь трагичную потерю. На первый взгляд злая, вечно недовольная женщина со скверным характером, в той оранжерее менялась. Становилась мягкой и такой хрупкой девушкой, нуждающейся в ласке и любви. Она нашла своё утешение в цветах, вкладывая всю свою любовь в их процветание.

Сакура думала, что нашла своё утешение на войне, сражаясь за свои земли и собратьев. Но это было не так. Сакура всё ещё блуждала по морю в поисках ответа. Свет в конце пути даже не виднелся, и она вспомнила данное обещание самой себе:

«Спасти хотя бы Саске».

Ей казалось, что зацепившись за эту ветку, она сможет выбраться сама, потащив за собой и друга. С этими мыслями она отправилась в особняк Учих, где её встретили без особых расспросов. Ей это показалось подозрительным, но она продолжила идти следом за дворецким. Особняк выглядел настолько идеально, как внутри, так и снаружи, что едва ли казался реальным. Казалось, тут кроме прислуги из хозяев никто и не поживал. Оставив девушку одну возле дверей в покои Саске, дворецкий ушел, не обмолвившись и словом. Всё это казалось ей странным, почему никто не реагировал на её прибытие? Почему никого не интересовало, что к хозяину в комнату пришла девушка совсем одна? Свора вопросов в голове и ни одного ответа.

Постучавшись в двери его покоев, Сакура стала ждать ответа. Не услышав его, постучалась вновь. И вновь. И вновь. Стучала до пульсации в костяшках, но никакого ответа так и не получила. Решив рискнуть, та попробовала приоткрыть дверь, дабы заглянуть в комнату. Здравый ум оставил её за дверью, и с ней остались лишь непрошенные мысли.

Открыв дверь, она обомлела, а сердце, казалось, остановилось в тот же миг. В центре комнаты висела петля, грубая, словно вырезанная в спешке. Она медленно качалась из стороны в сторону, будто ещё хранила следы своего хозяина.

Закат, проникающий через окно, окрашивал всё вокруг багровым светом, превращая сцену в мрачную картину, где золотисто-красные отблески смешивались с глубокими тенями. Тишина была гнетущей, её дыхание перехватило, и в голове гулом звучала только одна мысль:

Сакура сделала шаг вперёд, её ноги казались тяжёлыми, словно каждый шаг требовал нечеловеческих усилий. Её взгляд скользил по комнате, выискивая хоть малейшие признаки — что это, возможно, ошибка, иллюзия или чья-то неудачная шутка. Но комната была пуста, и правда перед ней была слишком реальной.

Она прижала руку к груди, стараясь унять колотящееся сердце, но от этого стало только хуже. Он лежал на полу неподвижно. Возле чёртовой петли. И Сакура была последней эгоисткой раз была благодарна, что не нашла его висевшим под этим кровавым закатом.

— Саске? — прошептала она, голос дрожал, как и её тело.

Бутылка вина была разбита где-то неподалеку, её темно-красное содержимое растеклось по полу, создавая пугающее сходство с кровавым пятном. Остатки стекла блестели в лучах заката, как осколки разбитого зеркала, отражая петлю, которая всё ещё медленно качалась в центре комнаты.

Сакура пошатнулась, инстинктивно схватившись за дверной косяк, чтобы не упасть. Её взгляд метался по комнате, стараясь уловить каждую деталь, как будто это могло дать ей ответы. Опрокинутые стулья и перевёрнутый стол кричали об отчаянной борьбе своего хозяина.

— Саске, ну пожалуйста? — её голос прозвучал едва слышно, почти теряясь в тишине комнаты.

Сакура и не думала, что вцепившись в эту ветку, упадет в глубокую пропасть вместе со своим другом. Она не думала, что её трещины будут настолько большими.

Ей бы позвать хоть кого-то на помощь, но голоса всё не было. Она смотрела на бледное лицо Саске с кровавыми разводами от петли на шее и не верила своим глазам.

— Молю, Саске... Отзовись...

Сакура боялась приближаться к нему. Так и стояла неподвижно, держась за дверной косяк, как за последнюю нить. Она была уверена, что не выдержит прикосновения к его холодному телу.

Ей вспомнилась мама. Так же неподвижно лежавшая в центре комнаты. Её ледяные руки намертво опечатались в её детском сознании. Они же и мешали приблизиться к нему.

— Саске, пощади меня, пожалуйста...Открой глаза!

Девушка смотрела на него и понимала, что медленно сходит с ума.

Chapter Text

Она сходила с ума, и ей это не чудилось. Рассудок не выдерживал. Он не выдержал бы ещё одну такую потерю. С того дня, когда она потеряла свою тихую гавань, мир её трескался, грозя рассыпаться в пыль, словно никогда и не существовал. Она смотрела на бледного до смерти Саске и надеялась помочь ему встать на ноги, встать рядом и никогда не покидать. Давать нужные травы и лекарства, вылечить его. Она думала, смотрела на него издали, смотрела и думала. Боялась приблизиться, намертво приклеившись к дверному косяку. Однако Сакура не учла один момент.

От смерти лекарства нет.

Но она и не собиралась признавать его мёртвым. Кем угодно, но не мертвым. Мертвецов в её жизни и так хватало. Живые трупы без устали бродили в её голове. Они были мертвым грузом, что мешал ей двигаться вперёд.

— Саске, ты же не собираешься вот так бросить нас?

Она скрестила ладони, молясь богу об его спасении. Впервые не проклинала чью-то душу, а молилась за неё. Вздрогнула, когда почувствовала чью-то ладонь на своем плече. Мороз, исходящий от этого прикосновения, распространился по её телу в считанные секунды. Сакура боялась повернуться в ту сторону: она знала, что там никого нет. Знала, что застанет избыток прошлого, следующего за ней словно тень.

— Ты ведь понимаешь, что твои молитвы здесь не к чему? — шептал ей на ухо безликий призрак. Жгучий холод, проникающий сквозь кожу, цеплялся за неё, как ледяные когти. Сакура зажмурила глаза сильнее, боясь ненароком увидеть знакомую тень.

— Господи, молю, — она всё ещё не могла заставить себя позвать на помощь. Ей чудилась сцена, где Саске трясётся в агонии, пока петля безжалостно душит его, оставляя гематомы не только на шее Саске, но и в душах его родных, — спаси его. Спаси Саске от гибели. Пришли к нему спасение.

Сакура не знала, как правильно нужно молиться, ведь умела лишь проклинать.

— А почему ты не молилась, когда умирала я?

Голос нашёптывал. Резал слух своими острыми осколками льда. Он звучал откуда-то изнутри, как эхо давно ушедших воспоминаний. Девушка замерла, не зная, что ответить. Слова застряли в горле, а сердце колотилось, пытаясь убежать от невидимого преследователя.

— Ты молча смотрела и ничего не сделала, — продолжил голос, наполняя тишину обвинениями, от которых стало холоднее, чем от зимнего ветра.

— Это не так... — прошептала Харуно, но голос заглушил её попытки оправдаться.

— Не так? А что тогда? Ты отворачивалась. Закрывала глаза. Ты молилась, но не обо мне.

Сакура знала кому принадлежал этот голос. Слезы наворачивались на глазах, но та всё ещё боялась их открыть. Иначе окончательно бы обезумела. Она не готова была увидеть вновь изуродованный труп холодной матери. Ей хватило одного лишь Саске, лежащего прямо перед ней.

— Ну же, доченька, открой глаза. Посмотри маме в личико. Вспомни во что я превратилась из-за тебя.

Сакура истерично покачала головой, скрывая лицо за волосами и скрещёнными ладонями. Ей было страшно. Страшно сталкиваться с прошлым напрямую.

— Ну же! Открой глаза! — прокричал разгневанный дух матери и коснулся её плеча. Холод вновь обжёг её кожу, и она вспомнила ту злополучную ночь, когда расслабленная рука матери так же обжигала её теплую ладонь. Ранила её маленькое сердце до глубины, оставив неизлечимые раны. Оставив последствия, преследующие её по сей день. Последствия, из-за которых она до сих пор не подошла к Саске и не позвала на помощь.

Словно ошпаренная, Сакура вскочила. Она чертыхнулась о свои же ноги и упала, больно ударившись головой. Боли не было. Был лишь страх. Животный страх.

Она окончательно обезумела.

— Прочь! Не трогай меня! Не трогай! Не трогай! Уходи! Уходи! Прочь! Прочь от меня!

Она кричала, разрывая себе глотку, но её голос тонул в пустоте. Эхо гулко ударяло о стены, возвращаясь к ней хриплым рычанием, чужим голосом.

Она кричала с закрытыми ушами, зажав их до боли, лишь бы не слышать. Но тишина была коварной, заползала внутрь, как змея, нашёптывая страшные истины, от которых невозможно было убежать.

Боялась открыть глаза хоть на миг, потому что знала: стоит ей увидеть — она уже не сможет забыть. Темнота казалась спасением, но и тюрьмой одновременно. Её страх жил в этой тьме, холодный и липкий, как ледяной туман, обвивающий душу.

И всё же крик рвался из её груди. Спасительный крик, что привёл к ним испуганного дворецкого. И в отличие от трусливой Сакуры, он тут же прибежал к своему хозяину, измеряя его пульс, зовя на помощь остальных слуг, призывая сюда врача.

Харуно едва смогла отлепить приклеенные к друг другу глаза, с трудом видя происходящее сквозь влажную плёнку. Она следила за их движениями, оставаясь на краю комнаты, словно призрак.

Мать ушла, и забытой тенью в этой комнате осталась она.

Flashback

— Кто ты на самом деле?

Это был третий месяц её обучения во дворце, когда прозвучал сей вопрос. Это было в обычный летний день во время очередной тренировки. В недоверчивом голосе Саске так и поскальзывались нотки раздражения. Новенький с первой встречи вызывал у него подозрение, и Сакура старалась держать ухо востро рядом с ним. Но Саске устал делать вид, что всё хорошо. Он не чувствовал от мальчишки какой-либо опасности, но интуитивно подозревал, что с ним что-то не так. Наруто и другие солдаты не разделяли его мнения, поэтому он решил разобраться самостоятельно.

— О тебе почти нет никакой информации, и я даже съездил в твой прошлый приют, — Сакура нервно сглотнула, крепче сжимая тренировочный меч, — и как забавно получается, что в этом приюте никогда не было черноволосого мальчика по имени Хару.

Учиха усмехнулся, видя панику в его выразительно зелёных глазах. Интуиция его никогда доселе не подводила.

— Сейчас же признайся, кто ты и чего ты добиваешься, иначе я тут же доложу Его Высочеству о твоем обмане и тебя публично казнят.

Сакура была в панике. Она и не думала, что кто-то решит так настойчиво и настырно что-то разузнать о ней. Она размышляла, где же могла проколоться, хотя понимала, что сейчас от этого проку ноль. Обманывать дальше не получится, на взятку у неё денег нет, да и Саске не тот человек, что примет деньги за молчание. Это лишь приведёт его в ещё большую ярость. Оставалось лишь молить о помощи. Благо, она уже давно привыкла молить людей помочь ей, забыв о достоинстве. Недолго думая, она, бросив меч, встала на колени перед ним.

Ей до боли было знакомо это чувство унижения. Она часто пресмыкалась перед людьми, что были хоть в чём-то лучше неё.

Это был её способ выжить. И она не прочь вновь им воспользоваться, если это даст какой-то результат.

— Я прошу Вас, умоляю. У меня никогда не было дурных мыслей, и я никогда не пытался навредить кому-либо из вышестоящих, — Сакура готова была сравняться с землёй, если ей это поможет избежать смерти. Она умрет лишь после того, как убьёт тех гнусных ублюдков. — Прошу, сохраните это в секрете, и я сделаю что угодно.

— С чего это я должен верить словам обманщика. Откуда мне знать, что ты не врешь.

Сакура не видела выражения его лица, но его голос слегка смягчился. Совсем чуть-чуть.

— Какова твоя цель? — он достал меч из ножен, и Сакура почувствовала холодную сталь возле своей головы. — От твоих слов зависит твоя дальнейшая судьба.

— Вы правы, Господин Учиха. Меня зовут не Хару. Этого человека и вовсе не существует, — она осмелилась поднять голову и посмотреть ему в глаза. На неё смотрели пылающие отвагой и жизнью глаза. — Меня зовут Сакура, и я пришла сюда за местью.

Она решила полностью раскрыть свои карты, поставив на это ставку. Саске — человек, который сделал бы на её месте точно так же. Отомстил бы любой ценой.

— Девчонка?! — меч в его руках дрогнул, и, как истинный рыцарь, он тут же убрал его. — Что ты здесь...

— Я пришла научиться фехтованию, дабы отомстить убийцам моей матери! — Харуно тут же встала и приблизилась к нему. Саске оставался на месте, всё ещё не веря своим ушам. — А что может сделать женщина в этой стране?! Ничего! У нас нет прав!

Она кричала, не в силах больше сдерживать свои эмоции. Тыкала в собственное сердце, не в силах удержать свое отчаяние.

— Поэтому я решила притвориться мальчиком, чтобы пробраться сюда, — она замолчала, ожидая его упрёков или, наоборот, понимания. Но Саске молчал. Его взгляд, полный скрытого напряжения, скользнул по её лицу, и тишина повисла в воздухе, делая её плотнее, мешая дышать. — Это было единственным способом, — продолжила она уже тише. — Пожалуйста, это единственная цель в моей жизни. Они... — слезы наворачивались на глазах, и ей пришлось прикусить губу изнутри, дабы сдержать порыв расплакаться перед ним. — Они убили её прямо на моих глазах. Растерзали словно скот. Моя боль в груди слишком отчётлива, чтобы я сдалась.

Её голос дрогнул, но она всё же выпрямилась, будто пытаясь доказать, что поступила правильно, несмотря на все риски. Она вновь посмотрела на него. На это раз с вызовом. Отчаянной мольбой помочь или хотя бы не мешать.

— Поэтому, если Вы хотите что-то сделать со мной из-за моего обмана, то убейте прямо сейчас. Иначе я не сдамся. Я добьюсь своей мести, даже если придётся пойти ради нее по головам.

Саске хмыкнул после долго молчания. Сакура отчаялась в ожидании его ответа, поэтому была удивлена его реакцией. Его глаза блеснули насмешкой, но в глубине взгляда читалась едва уловимая тень интереса.

— Пойти по головам, значит? — протянул он с лёгкой насмешкой, приподняв бровь. — Ты, кажется, совсем не понимаешь, с кем играешь.

Он сделал шаг вперёд, приближаясь, и наклонился чуть ближе, чтобы заглянуть ей прямо в глаза. Расстояние между этими двумя было непозволительно близким. Сакура хотела отступить, но это лишь подтвердило бы его слова.

— Слова — это одно, а сила, чтобы их подтвердить, — совсем другое. Ты готова доказать свои намерения или это просто бравада маленькой обиженной девочки?

Его голос был тихим, почти шёпотом, но в нём чувствовалась угроза, скрытая под маской равнодушия. Таким был Саске и, поставив на него, Сакура не проиграла. Она встретила его взгляд, ни на секунду не отводя глаз, хотя каждое слово Саске било, как молот о гвоздь.

— Думаете, я боюсь последствий? — произнесла она, выдыхая прямо ему в лицо. Каждое слово давалось с трудом, но она продолжала стоять твёрдо, несмотря на внутреннее напряжение, несмотря на страх. — Страх — это последнее, что я позволю себе почувствовать.

Саске выпрямился, разглядывая её с новым интересом. Его улыбка была кривой, почти издевательской, но в глубине глаз зажглось нечто другое, не похожее на насмешку, а, возможно, уважение к её дерзости.

— Ты наглая, — заключил он наконец. — Это может стоить тебе жизни.

— Возможно, — ответила она, сжав кулаки, — но лучше умереть, чем жить, предав свои цели. Вы из тех, кто должен это понимать. Разве не так?

Саске замер, будто эти слова пробили невидимую защиту. Но уже через мгновение он вновь хмыкнул, отводя взгляд, словно не желая, чтобы кто-то заметил, что её дерзкая отвага оставила в нём след.

— Посмотрим, как долго ты протянешь с такой решимостью. Я не доложу о тебе потому, что ты сама себя загонишь в угол, — произнёс он, оборачиваясь, чтобы скрыть легкую усмешку. — Идём. Ты ведь хотела доказать, что способна идти до конца?

Она молча кивнула, готовая следовать за ним, даже если этот путь окажется в тысячу раз сложнее, чем она могла себе представить. Эмоции переполняли её, но та пыталась сдержаться. Она выиграла лишь битву, а впереди была война.

End of fleshback

Когда Саске пришёл в себя, вокруг было так ослепительно светло, что он подумал, не рай ли это. Однако острая боль в затылке и шее никак не хотела уходить. Значит, не рай. Там головной боли не бывает. Да, и такому, как он, этот путь заказан.

Первым, что он увидел, было большое окно с матовыми стеклами. Совершенно безликое в своей вычурной белизне. Смотря на него, он понял, что самоубийство не получилось. И после осознания этого факта, первым, что он почувствовал, было разочарование. Понимание того, что он не может покончить даже с собой ввергло его в ещё большее отчаянье.

Он ненавидит себя настолько, что больше не может находиться в этом теле.

Саске прекрасно помнил, как он задыхался, окольцованный в петле по собственному желанию. Ощущение удушья всё ещё отчётливо преследовали его. Горло ужасно першило, даже если он молчал. Однако верёвка порвалась, так и не сумев окончить своё дело. Саске чудом не умер. Хотя ему это чудо нахрен не сдалось.

Он пришёл в ярость. Затяжно кашляя от нехватки воздуха, он всё больше злился. На себя. На петлю. На окружающих. На поганую судьбу, что отбирала у него всё, кроме жизни. Это была не его первая попытка самоубийства, но Итачи каждый раз прерывал его. Итачи даже перестал выезжать из страны, дабы следить за непутёвым младшим братцем. Поэтому брюнет сразу этим воспользовался, когда тот уехал в важную дипломатическую поездку.

Его это бесило. Раздражала его ненужная опека. Он ненавидел притворство Итачи. А, может быть, он попросту ненавидел его самого.

Вот каким был его брат. А он всегда был бельмом в глазу.

Когда-то Саске не слишком заострял внимание на своих чувствах, предпочитая скрывать их за ледяной маской равнодушия. Он всегда гордился достижениями брата и надеялся когда-нибудь догнать его. Быть достойным носить это имя — брат Учихи Итачи. Но где-то в глубине души жила мечта о большем: о том, чтобы однажды вырваться из тени старшего брата и обрести своё, уникальное место в мире.

Зависть стала его топливом. Она жгла внутри, но именно этот огонь толкал его вперёд, заставляя проходить через боль, одиночество и кровь. Каждый раз, когда он падал, его поднимала одна мысль: стать сильнее. Стать лучше. Достичь высоты, на которой когда-то стоял его брат, а затем превзойти её.

Но всё рухнуло, когда его насильно свернули с пути. И он упал, не в силах двинуться дальше. Он остался стоять на месте, как будто ноги вросли в землю. Всё, ради чего он жил, вдруг стало бессмысленным.

Зависть, которая раньше была его двигателем, теперь начала медленно и беспощадно сжирать его изнутри. Она больше не подталкивала вперёд, а словно выковыривала из него каждую частицу силы, оставляя пустоту.

Саске поднял руку и смотрел на неё пристально. Рука, некогда готовая уничтожить всё ради цели, теперь дрожала, не способная крепко сжать даже рукоять меча. Мир вокруг казался серым, словно лишённым всякой сути.

Чертова рука, неспособная даже покончить с жизнью своего хозяина. В порыве пьяного гнева Саске разрушил свою комнату, вымещая бездонную агрессию на бездушную мебель, ведь на живых он больше не мог поднять меч.

Он решил, что сегодня точно умрет. Даже если придётся уйти самым трусливым методом. Он вновь сделал петлю из веревки, повесил её аккуратно и полез в шкаф, где хранились его таблетки. Всё его поведение было до ужаса спокойным, будто он собирался заняться чем-то совершенно тривиальным: заварить чай или собрать вещи в дорогу.

Саске двигался без суеты, без лишних эмоций, словно внутри не было ни сомнений, ни страха. Его лицо оставалось бесстрастным, как маска, но в этом равнодушии чувствовалась какая-то мрачная, пугающая решимость. Он открыл банку с таблетками, посмотрел на неё несколько секунд, а затем высыпал всё содержимое в ладонь.

Казалось, что он полностью смирился с этим решением, что ни один уголок его души больше не боролся против. Но этот странный порядок его действий, это хладнокровие — оно было пугающим, даже для него самого. Где-то в глубине сознания промелькнула мысль: а так ли он хочет этого? Но Саске тут же заглушил её, стиснув зубы.

Он давно решился и пути назад уже нет. Залпом закинув охапку таблеток в рот, он все проглотил с помощью вина. Головокружение и тошнота не заставили долго себя ждать. Бутылка соскользнула с руки и упала, разлетевшись на осколки. Следом упал и Саске с надеждой, что это действительно конец.

А сейчас, смотря на чертов потолок собственной комнаты, он понимал, что это только начало. Видеть лица близких после неудавшейся попытки суицида - это невыносимая пытка, а он знает их горечь, как никто другой.

Тело болело, ломило от ощущения опустошения, но тяжесть левой руки ощущалась по-другому. Пренебрегая болью, он наклонил голову, и его взгляд зацепился за спутанные розовые волосы. Сакура спала, крепко держа его за руку. Так крепко, будто если отпустит на секунду, он исчезнет, как того и хотел.

Саске не ожидал её увидеть тут, у изголовья его постели, с засохшими следами слез на её щеках. Это не входило в его планы. Она не должна была увидеть его таким...жалким.

— Сакура... — похрипел он и тут же зашелся надрывным кашлем. Он стиснул зубы, пытаясь подавить болезненный приступ, но всё было бесполезно.

Сакура тут же проснулась. Она резко подняла голову, волосы растрепались, и её глаза мгновенно наполнились тревогой.

— Саске! Боже, Саске!

Она обеими руками схватила того за ладонь и преподнесла к горячему лбу. Саске чувствовал дрожь её тела, липкий страх, окутывающий девушку. Ему захотелось тут же извиниться, но брюнет подавил это мимолётное желание, осознавая, что виновником того, что он всё ещё был тут, являлась она. Саске ненавидел Сакуру. Ненавидел с того дня, как она ушла.

— Я думала, что потеряю тебя... Навсегда... — Учиха отчетливо услышал всхлип девушки и тут же отвернулся от неё. Он не смотрел до тех пор, пока девушка надрывно плакала, наконец осознав, что Саске жив. Что он не стал очередным призраком в её голове.

Он слушал её громкий плач и вспоминал тот день, когда узнал, что за личиной Хару скрывается девушка. Девушка, жаждущая мести. Её глаза тогда горели алым пламенем: жгучим, разъедающим. Сакура готова была пойти на все, и он ей поверил.

Едва сдерживал усмешку, осознавая, что впервые поступил неразумно, не высчитав последствия своего выбора. Просто, когда Саске посмотрел в её изумрудные очи, то больше не мог мыслить рационально. Понял, что на её месте он поступил бы так же. Захотел, чтобы хоть для кого-то он был не братом Итачи, а самим Саске. Хотел, чтобы Сакура, видя его, вспоминала, что именно он ей помог.

Да, эгоистично.

Но таким он был: завистливым, ревнивым собственником.

А сейчас гладя на неё, на её изумруды, понял, что Сакура была так же разбита, как и он. Глаза, некогда горевшие решимостью, потухли в её пепле. Она отомстила, но что дальше. Что, чёрт возьми, делать теперь?

— Я не умер... из-за тебя, — в его тихом хрипе Сакура расслышала громкое обвинение. Сердце её ухнуло куда-то вниз. — Всему виной ты. Ненавижу... Так сильно ненавижу...

Саске не говорил, голос вновь осип, и душащая тишина воцарилась в комнате. Сакура не знала: он ненавидел её или себя. Возможно, что обоих.

— Не беспокойся, Саске, — устало улыбнулась ему девушка. — Я ненавижу себя тоже.

— Уходи, — он отвернулся не в силах больше смотреть на неё. Сердце болезненно ныло. Болело страшнее, чем тогда, когда Итачи вместе с Наруто спасли его в первый раз. — Больше никогда не приходи в этот дом.

Сакура с трудом сглотнула образовавшийся ком в горле и произнесла твёрдым голосом:

— Я никуда не пойду. Останусь тут пока командировка твоего брата не закончится.

Саске едва заметно вздрогнул, не поворачиваясь к ней. Сакура не знала, он был слишком вымотан или больше не видел в этом смысла, но его эмоции были легко пробиваемы. Он больше не походил на ледяную глыбу: Саске был похож на медленно потухающий костер, чей огонь некогда достигал аж до небес. Могущественный, жаркий огонь.

— Тебе тут не рады. Выметайся! — сквозь боль прошипел Учиха.

— Хорошо, но как только я выйду из этого особняка, первым делом напишу письмо твоему брату о твоём поступке, — усмехалась Сакура, гладя на едва заметно расширенные глазницы. — Как ты думаешь, что он сделает первым делом?

Сакура была в курсе об их натянутых отношениях со старшим братом и была уверена, что эта угроза сработает на нём просто превосходно.

— А если я останусь, то твой брат возможно даже и не узнает о твоём поступке, если конечно у тебя хорошие слуги.

— Угрожаешь? — зло ухмыльнулся Саске, наконец повернувшись к ней. В тайне Сакура обрадовалась, увидев в нём старый блеск решимости в глазах, былую раздражительность и колючесть. — Я когда-то говорил тебе, что ты наглая.

— А также говорил, что до добра это не доведёт, — закончила та за него, с вызовом смотря на него в ответ.

— Именно, — прохрипел брюнет. — Если ты так продолжишь, твою жизнь отниму именно я.

— Тогда шевелись, Учиха Саске. Догони меня и убей.

«Ведь только так ты сможешь принять свою жизнь такой, какая она есть и наконец двигаться дальше. Задетая гордость всегда была твоей слабой стороной, не так ли, Саске?»

Саске долго смотрел на неё уничтожающим взглядом, стараясь стереть её в пыль глазами. Однако вскоре сдался, вновь упав спиной на кровать, морщась от подскочившей боли.

— Можешь оставаться, — тяжко выдохнул он, словно только что потерять треть своей жизни. — Только не лезь не в свои дела.

— Ты прекрасно понимаешь, что я остаюсь здесь только ради этого.

— Я хочу остаться один, Харуно. Уходи.

На сей раз Сакура с трудом, но согласно кивнула. Уходя, она напоследок взглянула на него: истощённого, уставшего, но живого — и Сакуре нужно было лишь это.

И неважно, как эгоистично это выглядело. Неважно, какого было Саске тут, рядом с ними, важно, что он был тут, с ней. Тёплый и подвижный.

Большего ей и не надо было. Даже если огонь его тух. Она поклялась, что поможет ему. Сакура готова до конца своих дней махать на дрова, дабы ветер помог не потухнуть огню. Её бы устроили и мимолётные искры.

Закрыв дверь, она уходила лишь с этими мыслями, не обращая внимания на нависающую над ней тень матери.

Стоило лишь ноге ступить во дворец, как Какаши запретил себе думать о чем-то постороннем. Проникнув в свою комнату через потайной ход, известный лишь правящей династии, тот поплёлся в ванную, дабы смыть с себя грязь с дороги и скопившиеся мысли. Он всё твердил себе не думать, однако, мысли настойчиво возвращались. Он боялся. Боялся, что Сакура больше не взглянет на него своим тёплым, лучистым взглядом. Он не хотел её терять из своего поле зрения. Какаши нуждался в ней, как нуждался в воздухе.

Хатаке ещё в юности познал горечь утраты близкого и не мог стерпеть ее снова. Изумрудная брошь сверкала в его ладони, словно крошечное зеленое сердце, заключившее в себе отблеск лесов и лугов. Капли воды неторопливо скользили по граням камня, разбиваясь на мелкие искры света, прежде чем упасть в горячую воду. Она встречала их мягким шипением, и рябь расходилась по её поверхности, как эхо его невысказанных мыслей.

Какаши сидел, облокотившись на край ванной, его тело едва выглядывало из-под мутного пара, что густым облаком обвивал плечи. Взгляд, обычно скрытый под маской, был невыразимо тихим. Он провёл большим пальцем по изгибу броши, ощущая её прохладу на фоне тепла воды.

Он вспоминал её: тёплую улыбку, нежно-розовые волосы, слегка нервные, но свободные движения в танце. Она парила под лунным светом, словно фея. И впервые была так счастлива. Счастлив был и он, лишь смотря на неё.

Блеск её глаз манил, как далёкий огонёк прошлого, тянул в те воспоминания, которые он давно пытался забыть. А пленительные губы неизменно притягивали к себе. Ему было интересно, какими они будут на вкус, какого это дотронуться до них и почувствовать их мягкость на своих губах. Он хотел пройтись по ним языком и углубить поцелуй. Какаши вздохнул, и пара капель соскользнула с его влажных волос, сливаясь с общей симфонией воды. Крепко сжав брошь, он насильно заставил себя больше не думать о таком.

Подготовившись, Какаши наконец вышел с комнаты. Стражники днём и ночью охраняющие вход туда, опешили. Но несмотря на удивление, те должным образом поприветствовали его, склонившись. Тут же к нему подбежал один из советников, радостный тому, что их король наконец выздоровел. От осознания того, сколько дел накопилось за сутки его отсутствия, у мужчины начинала болеть голова. Невзирая на это, тот поручил советнику побыстрее собрать всех старейшин и в обязательном порядке сыскать главного советника Шикамару.

Советник тут же удалился по поручению, а Какаши направился в зал совещаний, где ему предстоит провести очень много времени, если не весь день. И как только все собрались за овальным столом, где в самом центре сидел король, совещание началось. Шикамару сидел по его правую руку, и начал говорить лишь после приказа доложить о текущей обстановке:

— Мирные переговоры с Вайлемом по отчетам Учихи Итачи идут очень хорошо. Так как в решающей битве победа частично оказалась у нас, мы находимся в более выгодном положении в плане золота и территорий. Есть некоторые пункты, которые не идут на лад, но, думаю, в скором времени и они уладятся. Король Вайлема во время вашего отсутствия прислал к Вам своего посла для изучения тонкостей контракта. Его я, к сожалению, ещё не видел, за что извиняюсь, Ваше Высочество.

— Хорошо, понял, — Какаши махнул рукой и Шикамару замолчал мгновенно. — Доложите, чтобы посол дожидался конца совещания. Я его приму сразу же, как только улажу дела тут.

Один из советников кивнул и покинул комнату, дабы исполнить новый приказ. Как только дверь закрылась, заговорил следующий из старейшин:

— Ваше Высочество, я безмерно рад, что вы выздоровели, и прекрасно понимаю, что Вам нужен должный отдых, однако я не могу не поднять сей вопрос. Многолетняя война с Вайлемом прилично опустошила нашу казну, и я смею предложить Вам восполнить эту проблему путём женитьбы с независимой герцогской четой Яманака. У них как раз есть дочь подходящего возраста...

Хатаке почувствовал как запульсировала голова. Он пытался избежать этой темы, как можно дольше, но похоже, оттягивать больше было нельзя.

— Ну или, на крайний случай, закрепить союз между нами с Вайлемом через узы брака. Насколько я осведомлён Правитель Гаара имеет старшую, незамужнюю сестру и...

— Хватит, — грубо прервал того Хатаке. — Довольно, Цукаучи.

— Я прекрасно осведомлён, что казна практически опустела и если мы ничего сейчас не предпримем, зима окажется куда более беспощадным врагом, чем Арагон, — произнёс он, потирая лоб, в тщетной попытке унять ноющую боль.

— Тогда каким образом...

— Я решил распустить ненужный гарем, что сжирает мою казну.

Обманчивая тишина была недолгой. Шокированные и недовольные возгласы посыпались из любого угла:

— Вы не можете так поступить!

— Гарем существовал веками задолго до вашего правления! Это традиция...

— Вы не можете отправить женщин обратно в их отчие дома, раз они теперь не невинны! Это позор!

— Как Вы объясните их семьям возврат?! — Какаши скосил на него взгляд. Казалось они говорили не о девушках, а о товаре, что теперь непригоден для использования.

— Вы кажется забыли своё место, господа, — с тихой, но явной угрозой прошипел Шикамару до того, как Какаши собрался ответить. Он был единственный, кто сохранял невозмутимость среди охваченного напряжением зала. — Его Высочество никогда не говорил чего-то вслух, не обдумав свою мысль досконально.

— Спасибо, Нара, — кивнул тому Хатаке и продолжил. — Я прекрасно понимаю ваше недовольство, однако, гарем не приносит никакой пользы моему королевству. Казна пустеет на их содержание, траты на их одежду и украшения слишком расточительны. Мы не можем себе больше такое позволять. Особенно учитывая, что я не пользуюсь услугами своего гарема.

— Но...

— Я не закончил, — зло рявкнул король, и один лишь его взгляд заставил замолчать смельчака, — и если кто-то из вас ещё раз посмеет меня перебить, я лично отрежу тому язык.

Тишина обрушилась на зал, словно тяжёлое покрывало, поглощая любые попытки нарушить её. Никто не осмелился даже вдохнуть громче обычного, опасаясь привлечь внимание гнева своего монарха.

— Не считая лишь пару девушек из двадцати, все остальные невинны. Мы вернем их обратно домой с письменными извинениями и золотом, а так же обещаниями, что в случае чего поможем сыскать им новых мужей. С девушками, что всё же разделили со мной ложе, я поговорю лично и дам им всё возможное, что те захотят. В пределах разумного, конечно же. Семьи, что начнут протестовать, объявите, что король всерьёз задумывается о браке и наложниц принимать не станет.

Какаши кивнул в сторону дрожащей руки, что была поднята для вопроса. После дозволения говорить, тот спросил:

— Вы и вправду собираетесь жениться? Если да, то на ком?

— Вам ведь нужно лишь наличие наследников, не так ли? — вопросом на вопрос ответил Какаши.

— Да, но... Мы не можем принять кого-то из простого люда.

— Я не могу рассказать Вам подробности, так как меня возможно отвергнут. И позорить честь этого человека я не хочу.

— Кто посмеет отвергнуть Вас, Ваше Высочество!? — недовольно крикнул самый молодой советник.

— Есть один человек, — загадочно хмыкнул король, ввергая в панику находящихся в зале. Хоть они были и недовольны положением дел, у них не оставалось выбора, кроме как принять любой выбор короля. Ведь в свои тридцать три года тот был ещё холост. Они уже думали, что обречены.

Шикамару же, хоть и смутно догадывался о таинственной персоне, виду не подал, предпочитая не лезть не в своё дело. Совещание длилось ещё несколько часов, где подробно разобрали все важные вопросы и недочёты. Единственным спорным моментом всё ещё считался роспуск гарема, но выказывать недовольства больше никто не осмеливался.

— И последней темой для обсуждения является ежегодный рыцарский турнир, — устало проговорил Шикамару. Ему не терпелось уже оказаться дома, в своей теплой кроватке, и заснуть крепким сном. Он ненавидел эту пору времени, когда рыцарский турнир был на носу. Подготовка к нему всегда была на его плечах, и это была та еще морока. — В прошлом году из-за частых битв и атмосферы траура в королевстве мы отменили его, что насчет этого года? Что мы будем делать с победителем, как вознаградим?

— В этом году мы проведем его обязательно. Люди должны развеяться, ведь после турнира всегда проходит фестиваль в честь победителя. Да, мы потратимся, однако, я думаю, полученная прибыль возместит все убытки, возможно даже больше.

— Что насчет приза за первое место?

— Загадывание желания королю.

— Ваше Высочество это рискованно! — возмутились одновременно несколько старейшин.

— Конечно же будет свод правил, гласящих какие желания под запретом. Однако эта возможность попросить у короля что-то возбудит общество, и я уверен, схватки будут нешуточными, — тот ухмыльнулся, ожидая этого момента. Шикамару лишь тяжко вздохнул, представляя размер предстоящей работы.

— Мы включим в этом году рыцарей Вайлема?

— Нет, — отрицательно мотнул головой монарх. — Слишком рискованно. Люди ещё не смирились с перемирием со вражеской страной. Раны народа ещё слишком глубоки.

Обсуждение продлилось ещё некоторое время, и спустя час было принято решение закончить столь длинное совещание. Какаши готов был тоже уже убраться оттуда, как Шикамару вежливо напомнил ему, что снаружи их ждет посол Вайлема. С тяжким вздохом Какаши вместе с Шикамару остались дожидаться посла в полном одиночестве, в комнате освещаемым огромной люстрой.

Уже вечерело. Ему стало интересно, чем занимается Сакура. Хотелось пойти к ней, прижаться и забыть обо всем на свете. Но он не мог позволить себе подобное, ни как король, ни как мужчина.

Посол себя долго ждать не заставил. Дверь со скрипом отворилась и стук каблуков отчётливо раздался в зале. Какаши не ожидал увидеть там женщину. Его слегка поднятые брови выдавали его удивление.

— Вот же...чёрт... — справа от себя он услышал тихое ругание своего советника. Тот выглядел озадаченным. Его хмурое выражение лица сопровождало девушку, пока та с приветливой улыбкой на лице представлялась и приветствовала короля:

— Рада встречи с Вами, Ваше Высочество. Меня зовут Темари Собаку Но. Мой брат, нынешний король Вайлема, прислал меня в качестве посла, дабы урегулировать проблемы в соглашении. Буду рада сотрудничеству, — подняв голову, блондинка взглядом сначала прошлась по королю, а затем обратила свое внимание на человека рядом. Приветственная улыбка тут же спала с лица. Скривив лицо, девушка ледяным тоном, не терпящим неуважения, произнесла. — Ваше Высочество, при всём моём уважении, разве наша встреча не должна быть скрытой от лишних ушей? Даже если посол женщина.

— Конечно, и я не вижу здесь никого постороннего, — растерянно проговорил Хатаке, скользя взглядом с её лица на лицо своего советника. Смутная догадка о том, что те были знакомы, медленно проскальзывала в его сознание. Однако Шикамару же говорил, что ни разу не сталкивался с послом Вайлема. —  Хотелось бы узнать, чем вы недовольны.

— Тем, что бестактный библиотекарь всё ещё остаётся тут, даже не намереваясь покинуть помещение! — едва сдерживая крик, ворчала девушка. Её выразительные глаза, мгновение назад полные приветливого блеска, помрачнели, будто облака заволокли солнечный день.

— Библиотекарь? — нахмурился король, до конца не понимая ситуацию.

А человек, стоящий рядом с монархом, казалось, и вовсе не растерялся. Его губы растянулись в ехидной улыбке, будто он находил удовольствие в её неприязни.

— Как всегда, ваша любезность поражает, — проговорил он с насмешливой интонацией, склонив голову в шуточной подобии поклона.

Король, заметив перемену в настроении девушки, оглянулся на своего советника с едва заметным укором. Однако промолчал, давая обоим возможность самим разобраться в своём давнем конфликте.

Девушка, заметив это, ещё раз бросила взгляд на короля, но её лицо остудило выражение глубокого разочарования. Она собралась с духом, вдохнула, будто перед важным шагом, и твёрдо добавила:

— А вас, как всегда, отличает изысканная наглость,— парировала она, останавливаясь и чуть приподняв подбородок. Её голос звучал ровно, но в глазах сверкнула опасная искра. — Вы не перестаёте удивлять. Каким же терпением наделена судьба, позволяя вам так долго оставаться безнаказанным.

Её слова, будто тщательно отточенный клинок, точно достигли цели. Его улыбка на мгновение дрогнула, но он быстро вернул себе самообладание. Забавно, что перед королём принцесса соблюдала формальности.

— Судьба благоволит тем, кто умеет с ней ладить, — заметил он, с лёгким взмахом руки. — Возможно, вам стоило бы взять с меня пример.

Девушка слегка прищурилась, словно оценивая его слова, а затем тихо выдохнула, но не в знак уступка. Пока ещё не стало поздно, Какаши всё же решился вмешаться. Он был удивлён. Редко можно было встретить Шикамару таким: нахальным, колким в общении. Заинтересованным.

— Хочу прояснить некоторое недопонимание, Госпожа Темари. Шикамару Нара никакой не библиотекарь, как Вы ранее утверждали, он мой Главный Советник, поэтому, при всём моем уважении, не может покинуть этот зал.

— Что? — та выглядела обескураженной. — Советник?

— К Вашим услугам, Леди Собаку Но, — он слегка склонил голову, как велели приличия, но она знала, в этом жесте звучал лишь укор и насмешка.

— Надеюсь, этот вечер принесёт вам хоть немного смирения. — Спустя некоторое время заключила она, сделав шаг мимо него, заглотив в себе всю свою ярость. Не оборачиваясь, она продолжила свой путь, оставляя его в тени своих слов.

Ещё несколько часов они увлечённо обсуждали внешнюю политику, её плюсы и минусы, а также выгоды и потери для каждой стороны от соглашения. И в особености для королевства Вайлем, которое было проигравшей стороной. Компенсация за многолетнюю войну, грабёж и убийства, сожжённые дотла деревни и провизия — они должны были учесть всё, что намудрили её отец в главе с братом. Она и сама была виновата. Ведь бездействие со временем становится молчаливым согласием.

Больше конфликтов не возникало. Шикамару и Темари были слишком заняты своими обязанностями и скованны ответственностью, дабы начать розниться. Да и ссориться перед королём было неэтично по отношению к монаршей семье. Дети, рождённые и выросшие в аристократичной семье не позволили бы себе такого.

А Какаши этого хотелось. До одури. Ему было интересно, что выйдет из этого. Ему хотелось хоть чем-то себя отвлечь от грядущей головной боли. Было очень забавно наблюдать за изменяющейся атмосферой в этом зале. В его голове созрел план, и едва сдерживая коварную усмешку, он поспешил его озвучить, как только заседание подходило к концу, и все казались обессилевшими:

— Вы, скорее всего уже в курсе, что скоро в нашем королевстве состоится рыцарский турнир, — дождавшись кивка от девушки, тот продолжил, почувствовав на себе тяжелый взгляд Нары. — Я хотел бы, чтобы Вы побывали там в качестве моего гостя. Подобным образом, мы покажем людям, что готовы на дальнейшее взаимодействие с вашей страной.

— Звучит просто превосходно, — обрадовалась девушка, сверкая глазами. — Таким образом мы положим начало нашим дружеским отношениям.

— Да, однако, Вам нужен будет эскорт. Человек, что будет вас сопровождать и восполнять недостающие знания.

— Где я могу отыскать подобного человека? — нахмурилась девушка, не осознавая во что погрязла.

— Так вот же он, — приторно радостно проговорил Какаши, указывая на Шикамару. — Не сыскать более подходящего человека, чем Шикамару Нара, организатора этого мероприятия.

Смахивая от себя недовольные искры в тёмно-зелёных и чёрных глазах, тот продолжал:

— Возражения не принимаются, это всё во благо королевства. Да и вам обоим стоит отбросить пренебрежение и недопонимание.

И пока те не успели опомниться и попытаться возразить, Хатаке попрощался с ними, вставая со своего нагретого стула. Покинув зал совещания, он тихо напевал себе под нос, ожидая нечто интересное в скором времени.

Между тем в самом помещении повисла гнетущая тишина. Атмосфера впитала напряжение недавних слов короля. Взгляды этих двух, которые до этого скользили по нему, теперь сосредоточились на обширном столе перед собой.

Казалось, даже воздух стал тяжелее. Никто не осмеливался первым нарушить молчание, словно любое слово могло подорвать невидимую грань, натянутую между ними.

Темари видела его недовольство. Она сама не хотела встречаться с ним, однако, указ есть указ. И личная неприязнь ни в коем образе не должна мешать государственным делам. Да, этот парень раздражал её. Она хотела выдрать с его головы все имеющиеся волосы, стереть с его лица нахальную улыбку, либо вечно недовольное выражение лица. Но сделать это Темари сможет лишь в мечтах, а пока, придётся потерпеть его компанию.

— Ну что ж, — наконец протянула принцесса после тяжкого вздоха. Её голос звучал нарочито легко, но в глазах читалась непривычная напряжённость. — Пожалуй, я слегка погорячилась.

Советник осторожно переглянулся, выжидая какого-то подвоха, но его не было. Хоть Темари и не видела своей вины, она старалась обуздать свой тяжёлый нрав ради брата и своей страны. Она ожидала услышать от него хоть что-то похожее на сожаление. Надеялась, что её уязвлённая гордость не останется без внимания. Но в ответ прозвучал лишь лёгкий смешок, который заставил её невольно сжать кулаки.

— Надеялись на ответные извинения? — его голос был низким и мягким, но в нём угадывался знакомый язвительный оттенок. — Вы переоцениваете моё умение раскаиваться, принцесса.

Она замерла, медленно поднимая на него глаза. В них читались и гнев, и горечь, и едва скрываемое разочарование.

— Переоценивать тебя? — эхом отозвалась она, её голос звучал тихо, но в нём ощущалась сталь. — Увы, это невозможно.

Шикамару хмыкнул, перед тем как произнести:

— Я не вижу смысла в лживых извинениях. Меня угнетает сама мысль, что нужно постоянно притворяться, словно всё хорошо, и мы с Вами чудесным образом подружились.

Его улыбка стала шире, но теперь в ней сквозило нечто похожее на горечь. Он наклонился чуть ближе, но она тут же отступила, сохраняя между ними безопасную дистанцию.

— Всё же, Вы меня забавляете, — заметил он, наклонив голову. — Вы играете в обиду так убедительно, что я почти поверил.

— Ха, если тебе так угодно, мальчишка из совета.

— Я главный советник.

— Неважно, — их взгляды скрестились, словно клинки, а тишина вновь опустилась на помещение, становясь почти осязаемой. — Если тебя это так угнетает, то мне с тобой нет причин продолжать разговор. Я лишь хотела построить взаимовыгодные отношения, но раз ты так решительно настроен, то не буду настаивать на этом и дальше.

— Для взаимовыгодных отношений Вам бы сначала обуздать свой характер и перестать смотреть на всех с высока, — прошептал он, но был отчётливо услышан.

Звучно ударив ладонями по столу, девушка резко встала, наклонившись к нему так близко, что её дыхание обожгло его лицо. Стул едва ли не был опрокинут, но это её, казалось, совсем не волновало.

— Ты перешёл черту, — её голос дрожал от необузданной ярости. — И думаешь, что это сойдет тебе с рук? Ты хоть понимаешь, что ты сейчас сделал? — прошипела она, глядя на него так, будто могла прожечь взглядом дыру в его душе. — Ты только что оскорбил принцессу Вайлема, Шикамару Нара, советник короля.

Он, напротив, выглядел удивительно спокойным. Его лицо оставалось безмятежным, а в глазах светилась почти вызывающая уверенность. Он не отвёл взгляда, даже когда она, казалось, готова была разразиться бурей.

— Принцесса, — протянул он с лёгким оттенком насмешки, чуть приподняв бровь. — Вы должны определиться, Вы сейчас принцесса Вайлема или посол короля? — её пальцы нервно сжались в кулаки, и она тяжело выдохнула, пытаясь справиться с нахлынувшим гневом. Парень был прав, так говорила её трезво оценивающая часть мозга. Она прибыла в эту страну, как посол с равными правами, как у советника. Но другая, опьянённая бурей гнева сторона, хотела его казнить за оскорбление члена королевской семьи. Пока Темари ещё размышляла над его словами, брюнет наклонился чуть вперёд, оставляя между ними всего несколько дюймов, и тихо, почти шёпотом проговорил:

— А ещё черты существуют, чтобы их переступать. Или Вы не согласны?

Её глаза и щеки вспыхнули от его слов, но вместо ответа она резко отступила, оставив его одного за столом. Стул, наконец, упал с глухим стуком, но она даже не обернулась.

Следующим утром Какаши планировал поговорить с Сакурой. Он хотел разрушить эту стену недопонимания и недоверия. Больше не мог терпеть холода с её стороны.

Это угнетало.

Однако король так и не смог с ней повидаться. Ни в этот день, ни в последующий. Паника начала бить его, словно волны о скалистый берег. Сердце упрямо стучало в груди, пытаясь вырваться наружу, а мысли кружились в голове, как испуганные птицы, потерявшие дорогу.

Он оглядывался вокруг, пытаясь найти её силуэт, хоть что-то, что вернёт ему контроль над ситуацией. Он искал её в людях, в помещениях, везде, где только можно и нельзя. Всё было тщетно. И когда его беспокойство достигло своего пика, когда Какаши не мог взяться за бумаги или когда меч соскальзывал с руки, ему пришло письмо. От неё.

Забыв про все свои обязанности, он закрылся в своей спальне и дрожащей рукой открыл послание. Он боялся прочесть там о том, что Сакура больше не может видеть его, что ей стало тошно от него. Он боялся. До дрожи. До онемения кончиков пальцев. В глазах стояла её гордая фигура, уходящая в тот злополучный день за местью. День, когда он отпустил её, смотря ей вслед со стиснутыми зубами.

Тогда он смог её отпустить, но сейчас был не готов.

Наконец, открыв злополучное письмо, мужчина вчитался в текст, исписанный грубоватым почерком. Первое, что его насторожило — дорогое качество бумаги. Откуда у Сакуры такая бумага?

«Ваше Величество, пишу Вам понимая, что не имею права так небрежно и безответственно исчезнуть. Не подумайте, что я избегаю Вас. Ни в коем случае. Я очень хочу с Вами поговорить и решить эту проблему, но я сейчас не могу. Дело в том, что я в данный момент нахожусь в поместье Учих. Пожалуйста, сохраните это в секрете от старшего Учихи и сами не реагируйте слишком бурно. Я...»

Какаши видел, как местами дрожал её почерк, как подскакивали буквы, пока сменялись её эмоции. Какаши предварительно сел, понимая, что дальше его ждёт нечто шокирующее.

«Я застала младшего Учиху за очередной попыткой самоубийства. Он пытался повеситься, но веревка, предназначенная для этого, не выдержала его веса и порвалась. Саске на этом не сдался и выпил горсть каких-то таблеток, скорее успокоительных или снотворных, и запил всё это вином. Я нашла его уже на полу... бледного. Неживого.

Мне стыдно признаться, но я...я ничем не смогла помочь. Просто застыла и смотрела. Ка Ваше Высочество, я не смогла подойти к нему и сделать, что должна. Я боялась дотронуться до него. Я пишу это письмо, зная, что не осмелюсь сказать Вам всё это в лицо.

Саске жив. Ему помогли дворецкий и медики, а я просто смотрела, не в силах взять себя в руки. Я хочу остаться с ним рядом на некоторое время во избежание повтора этого происшествия. Я просто не смогу простить себе то, что оставила его вновь, когда он нуждался в поддержке больше всего.

Вы боялись моего осуждения, но как я могу осудить Ваш поступок, когда я буквально...буквально чуть сама не убила своего друга. Своим бездействием я могла обречь его на погибель. Вы сделали всё, что от Вас потребовалось. Я хочу...хочу быть как Вы. Хочу быть такой же смелой».

Хатаке едва ли не смял бумагу в напряжении. Мнимое облегчение того, что Сакура не избегала его, исчезло из-за причины. В письме, исписанном в бурном потоке эмоций, с засохшими следами слёз, каждая строка была словно глубокий вздох, попытка вырваться из внутренней тьмы. Чернила местами растеклись, размыв слова, будто и они, как и душа пишущего, не выдержали напряжения.

Каждое слово казалось наэлектризованным. Оно будто несло на себе тяжесть невысказанного. Между строчек оставались пустоты — не из-за нехватки мыслей, а потому, что не все из них могли быть высказаны.

В уголке страницы запёклась небольшая капля слезы, похожая на крохотное пятнышко дождя, которое оставила внезапная буря. Это письмо было не просто текстом, а криком души, который тщетно искал отклик, понимание или хотя бы тишину, где этот крик мог раствориться.

Ему было тошно от осознания того, что Сакура хотела быть, как он. «Смелым». Какаши громко фыркнул, откинувшись спиной на спинку стула. Закрыв лицо предплечьем, он погрузился в глубины своих тревожных мыслей. Не было более трусливого человека, чем он. Он не понимал, как Сакура не разглядела в нём эту истину. А ещё...

Саске. Боже, Саске.

Ещё одна жертва его многочисленных ошибок. Он знал о его состоянии, но никогда не озвучивал это вслух. Его не спрашивали. Он и не говорил. Просто молча винил себя при каждом его упоминании. Чувствовал, что и остальные видят это. Их взгляды, хоть и мимолётные, словно тени проникали сквозь поры души. Они казались ему наполненными упрёком. Он ловил эти взгляды, терялся в их тишине, но не мог не замечать: за ними прятались вопросы.

Он жил в этой паутине, где каждый новый день становился тяжёлой нитью, связывающей его руки. Всё вокруг напоминало о прошлом, даже самые обыденные вещи — скрип стула, лёгкий запах дождя, тень от опадающего листа, качнувшегося в окне. Его сердце стучало в ритме вины, будто каждый удар был пронизан чужой болью, за которую он отчаянно искал прощения, но так и не находил.

И хотя он знал, что никто не произнёс бы обвинения вслух, он чувствовал, как молчание их становилось громче с каждым днём. Будто весь мир ждал, когда он осмелится заговорить.

Какаши жил прошлым. И последнее, что он хотел бы, так это то, чтобы Сакура равнялась на него. Такого труса.

Какаши не пошел в поместье Учих. Не пошел бы, даже если бы она этого попросила.

Лишь по истечению нескольких дней Саске согласился с ней поужинать вместе в общем зале. Стол был настолько обширным, что занимал почти всю комнату. По правилам этикета Сакура должна была сесть напротив него, в противоположном центре стола, но Харуно плевала на этот этикет. Она просто хотела поболтать с другом за ужином. Поэтому без единого слова просто передвинулась и села сбоку от него. И если Саске был удивлен, виду он конечно же не подал.

Блуждая взглядом по его мраморному лицу, Сакура не могла не отметить, что цвет его лица стал гораздо лучше. Тени под глазами слегка смягчились, а впалые щеки начали обретать едва заметные очертания былой полноты. Она не могла сказать, что он полностью оправился, но изменения были очевидны. Его кожа, обычно бледная, теперь отражала слабый отблеск тепла, которого раньше в нём не было.

Сакура ловила себя на том, что ищет знаки — малейшие намёки на то, что он, возможно, начал возвращаться к себе. Но в его глазах всё ещё пряталась та непроницаемая глубина, что и прежде. Они были как затянутые туманом озёра: тихие, но исполненные тайнами, о которых он молчал.

Она заметила, как его пальцы, раньше казавшиеся хрупкими, теперь выглядели чуть крепче, но всё же не могли скрыть следов внутреннего изнурения. Её сердце сжалось от внезапного укола жалости и, вместе с тем, необъяснимого облегчения.

— Ты выглядишь лучше, — сказала она наконец, осторожно подбирая слова, боясь нарушить хрупкий покой их встречи. Он поднял на неё взгляд, и уголок его губ дрогнул. Саске лишь фыркнул в ответ, так ничего и не ответив.

Вскоре комнату заполнил мягкий звон столовых приборов, перекликающийся с тихим стуком посуды. Мельком взглянув в его тарелку, Харуно подметила, что Учихе подавали лишь легкоусвояемые блюда, дабы не потревожить желудок. Ей же, между тем, положили огромный кусок стейка с запечёнными овощами. Девушка едва сдерживала слюни, облизывая губы.

Казалось, Харуно сейчас хорошо зарабатывала и могла себе такое позволить частенько, но прежние дни, наполненные голодом, навсегда опечатались в ней, заставляя наброситься на еду, пока её у тебя не отобрали.

Между тем, Саске ел с удивительной элегантностью. Каждое его движение было тщетно выверено и продумано. Каждый жест — от лёгкого прикосновения к чаше с супом до изящного взмаха рукой, держащей вилку, — напоминал гармоничный танец. Казалось, он даже не задумывался о своих действиях, но в них было что-то завораживающее, как в движениях воды или в плавном полёте птицы. Сакура невольно задержала на нём взгляд, поражаясь тому, как естественно он умел соединить простоту с грацией. Даже обычное погружение ложки в тарелку превращалось в нечто, достойное внимания. Она осознала, что уже несколько минут просто наблюдает за ним, забыв о собственном ужине.

— Ты что-то хотела сказать? — внезапно спросил он, подняв на неё свой спокойный взгляд.

Её сердце дрогнуло, но она быстро взяла себя в руки. Осознание разницы в социальном статусе накатило на неё внезапной волной. Пока один из них наслаждался роскошью жизнью, другой выживал как мог. Пока один из них ел во имя удовольствия, другой доедал, чтобы дожить до своих дней. Интересно, с королём она тоже будет чувствовать это гнетущее чувство зависти?

— Нет, просто задумалась, — ответила она с лёгкой улыбкой, пытаясь скрыть своё смущение.

Саске слегка кивнул и вернулся к своему занятию, будто её ответ был для него достаточно исчерпывающим. Но что-то в его глазах говорило о том, что он заметил больше, чем она хотела показать. Спустя некоторое время, стоило ему доесть свой ужин, он всё же заговорил вновь, не дождавшись пока Сакура тоже закончит со своей порцией.

— Ну и? — он вопросительно загнул бровь. — Когда ты покинешь мой дом?

— Когда вернётся твой старший брат, и я буду знать, что ты не натворишь вновь то, что сделал, — пожала плечами та, скрывая нервозность за стаканом воды.

— А разве у тебя нет прочих дел, помимо того, чтобы торчать тут? — холодно спросил он, не отрывая взгляда от её лица. Его голос прозвучал ровно, без намёка на раздражение, но в этой кажущейся безразличности сквозил едва уловимый укор.

Сакура почувствовала, как её пальцы невольно сжались, но она быстро взяла себя в руки. Её привычная улыбка дрогнула, но не исчезла.

— Возможно, и есть, — ответила она с лёгким намёком на шутливость. — Но я решила, что сейчас мое главное дело — составить тебе компанию. И не стоит волноваться, король осведомлён о том, что я буду здесь. Да и сейчас более или менее спокойно, так как наконец заключили перемирие с Вайлемом.

Саске долго изучал её лицо, пытаясь понять, не шутит ли она сейчас. Но Сакура не шутила. Несколько мгновений их взгляды переплетались, и тишина, повисшая между ними, наполнилась странным напряжением.

— Компанию? — повторил он, слегка приподняв одну бровь. — Думаешь, мне это нужно?

Сакура чуть наклонила голову, не отводя взгляда.

— Думаю, иногда мы все нуждаемся в чьей-то компании. Даже если сами в этом не признаёмся.

Он замолчал ещё надолго, перед тем как заговорить вновь.

— И как это интересно ты отпросилась? — его губы едва заметно дрогнули, но выражение лица осталось непроницаемым. — Нажаловалась на эти свои девчачьи дни?

На миг Сакура так и застыла. Её приподнятые брови выражали смесь удивления и едва сдерживаемого возмущения. Она моргнула, пытаясь понять он это серьёзно, или это была неуместная попытка пошутить.

— Ты серьёзно? — наконец выдала она, её голос звучал чуть резче, чем она планировала.

Саске лишь хмыкнул, не поднимая взгляда. Его губы снова едва заметно дрогнули, но на этот раз уже с явной тенью иронии.

— Что? Это же сработало бы, разве нет?

Сакура сжала кулаки, чувствуя, как в груди поднимается волна раздражения. Но, вместо того чтобы поддаться ей, она выдохнула и усмехнулась, придавая своему голосу нарочитую лёгкость.

— О, конечно, — произнесла она, скрестив руки на груди. — А вы, мужчины, наверное, объясняете внезапные исчезновения своими «мужскими днями», да?

Он остановился, глядя на неё с едва заметным удивлением, но в уголках его губ всё же появилась настоящая, хоть и сдержанная улыбка.

— Может быть, — ответил он, слегка качнув головой. — И это почему-то всегда срабатывает.

Сакура закатила глаза, но поймала себя на том, что улыбается в ответ. Её раздражение как-то само собой улетучилось, оставляя после себя странное ощущение лёгкости, которое она уже давно не испытывала рядом с ним.

— Но я удивлена, что ты вообще знаешь о таком.

— Ты что принимаешь меня за идиота Наруто, что ли? — негодование в его голосе в основном было похоже на детскую забаву.

— Ну, он-то уж точно должен знать об этом, у него ведь есть жена, — с уверенностью сказала Сакура, надеясь, что так и есть.

— Ну я надеюсь на это, — хмыкнул он, и комната вновь погрузилась в тишину. Розоволосая долго обдумывала, стоит ли ей это говорить, или эта новость испортит легкость их общения в этот миг. Решив, что стоит рискнуть, с тяжким выдохом та всё же заговорила:

— На самом деле я получила письмо от Наруто, — начала Сакура, стараясь придать своему голосу нейтральный тон. — Через две недели его выпишут, и он хочет пригласить всех своих друзей к себе домой.

Саске чуть заметно нахмурился, но потянулся к стакану с водой, не проявляя особого интереса.

— Ну и? Пусть зовёт, мне-то что.

Сакура глубоко вдохнула, готовясь к предсказуемой реакции.

— Ты тоже обязан прийти, — сказала она с ноткой решительности.

Он замер, его взгляд на мгновение стал ледяным.

— Нет, — отрезал он резко, как удар меча.

— Саске… — начала она, но он уже смотрел на неё так, что слова застряли у неё в горле.

— Я сказал нет, Сакура. Я и так долго любезничал с тобой, у меня больше нет терпения на твои капризы. Это его праздник, его друзья. Я буду там лишь белой вороной. Посмешищем, что отличается от них всем своим изуродованным естеством, — его голос был твёрд, почти безэмоционален, но в глубине едва мелькнуло нечто, что Сакура не смогла уловить. Он уже направился к двери, чтобы покинуть помещение, как она вновь остановила его, схватив за локоть:

— Но ты ведь тоже его друг! И самый близкий! Знаешь, с какой теплотой в глазах он говорит о тебе?! Он мечтает, чтобы ты обучал его сына, игрался с ним! Саске, ты не просто его друг, ты его семья!

Она кричала и задыхалась от собственных чувств. Они лились из неё, словно лавина, которой не было сдерживающих стен. Всё смешалось, превращаясь в хаотичный вихрь эмоций, которые она больше не могла удерживать внутри.

Слова срывались с её губ, горячие и острые, будто раскалённые угли. Её голос дрожал, но не от страха, а от того, что всё это слишком долго копилось, слишком долго она молчала, боясь разрушить хрупкое равновесие.

— Мы все считаем тебя другом! Нам больно видеть тебя таким, Саске! Отвратительно больно, когда ты угасаешь на глазах, а мы и не знаем, чем помочь. Ты просто зарылся в своих проблемах и не хочешь выйти из них!

Сакура говорила так, будто сама не погрязла в них. Она не имела права на него кричать с такими обвинениями, но она знала, как никто другой, какого это погрязнуть в этой желчи.

— Просто... дай нам помочь тебе, Саске... — прошептала она, её голос был едва слышен, но в нем звучала такая искренняя мольба, что она заставила его взглянуть на неё. Её глаза блестели от сдерживаемых слёз. Она стояла перед ним, будто щит, готовый выдержать любые удары, которые он мог бы нанести своими словами или своим молчанием.

Саске отвёл взгляд, его челюсть едва заметно напряглась.

— Я не нуждаюсь в помощи, — ответил он ровным голосом, но в его словах было больше усталости, чем уверенности. — Это мой путь, моя ноша.

Сакура покачала головой, сделав шаг ближе.

— Но ты не должен нести её в одиночку, —  тихо, но твёрдо сказала она. — Ты всегда так делаешь, Саске. Отталкиваешь нас, потому что думаешь, что это правильно. Но мы — твои друзья. Мы готовы быть рядом, даже если ты считаешь, что не заслуживаешь этого.

Его пальцы невольно сжались в кулаки, и он крепко зажмурил глаза.

— Я не могу... — начал он, но его голос дрогнул, и на миг он замолчал.

Сакура аккуратно коснулась его руки, осторожно, словно боялась, что он отдёрнется.

— Ты можешь, — сказала она, её голос был мягким, но таким решительным. — Просто позволь себе это. Позволь нам быть рядом. Отцепись уже от самого себя!

Её слова повисли в воздухе, словно невидимая нить, протянутая между ними. Саске молчал, но что-то в его выражении лица изменилось. Возможно, это было сомнение, а может — едва заметный проблеск надежды. Он ничего ей не ответил. Ушел, оставив её тонуть в тишине этой комнаты.

Стоило ей лишь раз постучаться в дверь, как та, быстро открылась. За порогом стояла девушка с миловидной внешностью. Тёмно-синие волосы мягкими волнами спадали на плечи, а едва заметные серые глаза, как утренний туман над рекой, тихо изучали её. Они казались почти прозрачными, но в их глубине светился внутренний свет — нечто теплое, обволакивающее. Нежная, такая сияющая улыбка грела сердце, напоминая первые лучи солнца после непроглядной тьмы. Так вот какая она была, Хината Узумаки. И гадать не нужно, почему Наруто выбрал именно её. Глядя на Хинату и думая лишь об её улыбке, тебе захочется снова и снова вернуться домой. Вернуться к своей тихой гавани.

Её присутствие, как лёгкий ветерок, заполняло пространство вокруг теплом, а голос, тихий и мелодичный, разорвал тишину:

— Привет. Ты, должно быть, Сакура? Проходи, не стесняйся.

Она сделала шаг назад, приглашая войти. Улыбнувшись ответной улыбкой, Сакура приняла приглашение и вступила дом, притянув пакет с фруктами и лекарственными травами.

— Ой, что ты! Не стоило! — возразила хозяйка, но с её наставлений, всё же забрала пакет.

Внутри её дома царила та же аура уюта, что и вокруг неё самой. Простая, но изящная обстановка, украшенная небольшими деталями, говорила о том, что хозяйка ценит уют и искренность. В углу на столике стояла небольшая ваза с живыми цветами — скромные, но яркие васильки, словно отголосок её волос.

— Ты пришла первой, поэтому тут пока так тихо, — лепетала Хината, ставя чайник на камин. — Я как раз заканчиваю сервировать стол. Располагайся.

Сакура, немного растерянная от столь радушного приёма, шагнула внутрь, чувствуя, как напряжение покидает её. Сидя за небольшим деревянным столом, она наблюдала, как Хината ловко расставляет тарелки, движется плавно, как будто танцует, и улыбается уголками губ, словно это самый естественный процесс в мире.

— А где Наруто? — спросила Сакура, попытавшись нарушить неловкую тишину между ними.

— А он укладывает сына спать, скоро вернётся, — она тихо хихикнула, — ну если Боруто не будет капризничать.

Боже. Сакура в последний раз видела столько любви в глазах смотрящего лишь у матери. Это тепло распространялось, проникая в неё. Её взгляд, наполненный искренностью и глубокой, неподдельной заботой, пронзал её сердце, растапливая внутри что-то давно застывшее. Она и не замечала, как сильно ей не хватало такого тепла, такого простого и бескорыстного чувства.

— Знаешь, Наруто много рассказывал о тебе, — пока Сакура и не думала продолжить диалог, это сделала вместо неё Хината. — Он так много страдал, вспоминая Хару, коря себя за то, что не уследил за ним и не нашел его, — её голос звучал неподдельно грустным, будто она сама переживала за неизвестного Хару. Сакура сжала руки в кулаки под столом, сглатывая тяжкий ком в горле. Но тут Хината улыбнулась своей теплой и нежной улыбкой, взглянув в её изумрудные очи. — Но тут является сам Хару, представившись Сакурой Харуной, и, если честно, я вначале даже и не поверила супругу. Но сейчас, когда ты сидишь прямо передо мной, это перестаёт быть таким уж нереальным. — Мимолётная пауза. — Спасибо, что вернулась, Сакура.

Она плотно сжала губы, склоняя голову. Ей почему-то хотелось извиниться перед ней. Она не понимала почему чувствует такую сильную тоску и разъедающее чувство вины. Сакура знала, что они одного возраста, возможно, что Харуно даже старше. Но, сидя здесь, под пристальным взором серо-лиловых глаз, ей казалось, что она вернулась в далёкое прошлое, когда она накосячила, и мама её отчитывала, не желая ей зла.

— Я... Я... Мне

— Не вздумай извиняться, Сакура, — поспешила опередить её бессвязное бормотанье девушка. — Никто тебя здесь не обвиняет и не думает об этом. Ты выбрала свой путь, и ты должна гордиться своим выбором. Я когда узнала, что ты девушка, не представляешь, как я восхитилась тобой!

— Восхитилась...мной? — ошарашенно переспросила Сакура, поднимая голову.

— Конечно! Сколько же мужества надо иметь, чтобы пойти против правил целого королевства! Ты обманула там всех! Как можно этим не восхититься!?

— Не всех, меня Саске разоблачил почти сразу, — нервно потерла затылок розоволосая, неловко улыбнувшись. Чёрные брови девушки взметнулись вверх. Хината выглядела ошарашенной.

— И он не выдал тебя? Ты определённо заслуживаешь даже большего восхищения, Сакура! — эти простые слова прозвучали так искренне, что Сакура почувствовала, как внутри что-то дрогнуло. Она никогда не думала, что такой мягкий голос способен пробить её броню.

— В каком это смысле?

— Я ни разу не видела, чтобы Саске шёл против правил. Сколько знаю его, он всегда был человеком принципов.

— О...

— Значит, ты его зацепила чем-то, — Сакура лишь кивнула, не в силах подобрать слова. — А он снова не придёт?

— Я пыталась его переубедить, но... — виновато начала Сакура, опуская взгляд на свои руки. Он так и не пришел. Так и не открылся. Не попытался хоть что-то поменять.

— Надо было его за шкирку тащить! — из угла вышел блондин. Хоть его слова были довольно жестоки, лицо светилось своей бескрайней улыбкой.

— Наруто... — девушки тут же повернулись в сторону прозвучавшего голоса. Он стоял на пороге, оперевшись на дверной проём.

— Нельзя говорить такие жестокие слова, дорогой. Он ведь твой друг, — её голос был тихим, но в нём звучала тёплая строгость, которая не терпела возражений. Она смотрела на него долгим, проникновенным взглядом, словно пытаясь достучаться до того места в его сердце, где ещё теплилось понимание.

— Дорогая, ты же знаешь этого придурка. С ним только так и можно, — он подошёл к ней и, приобняв, нежно поцеловал в макушку. Сакура впервые видела Наруто таким осторожным в своих чувствах.

— Друзья иногда ошибаются, это правда. Но разве не в том суть дружбы — быть рядом, даже когда трудно? — продолжила она, слегка наклонив голову. — Ты ведь знаешь, как он ценит тебя. И ты знаешь, что его слова и поступки сейчас — это не то, что он на самом деле хочет сказать или сделать.

— Я знаю, Хин, но не знаю как помочь, — пробормотал он, стараясь избежать её взгляда.

Она тихо вздохнула и, не повышая голоса, ответила:

— Думаю, вместе с Сакурой вы справитесь, не так ли? — супруги посмотрели на неё с такой надеждой в глазах, что Сакура не смела возразить. Они не знали, что состояние Саске гораздо хуже, что тот снова взялся за свою жизнь. Она улыбнулась, но эта улыбка была обманом. Сакура не верила, что Саске можно спасти, но обещала себе сделать всё возможное, чтобы в будущем не сожалеть.

— Боруто уснул? — между тем тема уже успела смениться, а стол был полностью накрыт. Наруто помогал жене с последними штрихами. Сакура хотела помочь, но её усадили обратно со словами, что негоже гостье трудиться. Они втроем весело проводили время за будничными разговорами, жалобами Наруто о том, как же трудно управляться со своим сыном, и какая же Хината героиня, раз справляется с ним на ура.

— Боже, Сакура, если ты однажды решишься родить ребенка, подумай тысячу раз! Это так трудно, а я ведь не всё время рядом с ним! — хныкал Наруто, а Сакура во весь голос смеялась с историй про Боруто и его капризы.

Они выглядели такими счастливыми. И ей было так легко.

Моментами вспоминалась последняя битва, где жизнь Наруто была на волоске, и ей было так больно представлять, как бы разрушилась эта чудесная семья в одночасье. Это было невыносимо. Её гнетущие чувства прервал стук в дверь. Хината поспешила открыть её, и через минуту Сакура увидела остальных гостей званого вечера.

— Брат, Шикамару! — радостный голос поприветствовал гостей. Наруто присоединился к ним, когда те зашли за порог. Сакура наблюдала, как друзья тепло обнимались, обменивались подарками и поздравлениями с выпиской. Всё выглядело так естественно, так по-домашнему, что у неё внутри что-то сжалось. Она вдруг осознала, что сама напрочь забыла поздравить Наруто с этим важным событием. Её собственная рассеянность теперь казалась непростительной.

Когда гости уселись за стол, весёлые разговоры постепенно стихли. Сухие приветственные кивки и ничего более. Атмосфера неожиданно обрела оттенок неловкости, будто каждому из них вдруг не хватило слов, чтобы поддержать разговор. Сакура почувствовала, как её охватывает смущение. Она поймала взгляд Наруто, но не смогла удержать его и лишь сухо кивнула в ответ.

— Как же глупо я себя веду, — подумала она, чувствуя, как сердце неприятно сжимается от вины.

Наруто, похоже, тоже заметил это молчание. Он бросил быстрый взгляд на Сакуру, как будто ждал от неё каких-то слов, но, не получив их, решил сам заговорить.

— Эй, Сакура, — внезапно обратился он, словно прочитав её мысли. — Всё в порядке? Ты сегодня такая тихая.

Его тон был добродушным, но взгляд скрывал лёгкое беспокойство. Она почувствовала, как все взгляды за столом обратились к ней. Тепло, которое обычно излучал Наруто, сейчас только усиливало её чувство вины. Собравшись с мыслями, она неловко улыбнулась и тихо сказала:

— Прости, Наруто. Я совсем забыла поздравить тебя с выпиской. Это так важно, а я…

Её голос дрогнул, и она поспешно замолчала. Но Наруто рассмеялся: звонко и искренне, как всегда.

— Да ладно тебе, Сакура! Это же просто больница, не свадьба какая-нибудь. Главное, что ты здесь.

Его слова сняли напряжение, как прохладный дождь в жаркий день. Шикамару тихо хмыкнул, а атмосфера за столом постепенно вернулась к привычной непринуждённости. Девушка, чувствуя, как с плеч сваливается груз, незаметно улыбнулась.

— Не ожидал я тебя тут увидеть, Сакура Харуно, — едко проговорил Неджи, накладывая к себе на тарелку салат с капустой.

— Брат! — укоризненно одёрнула его Хината, нахмурив брови. Её тихий голос, обычно такой мягкий, на этот раз прозвучал с неожиданной твёрдостью. Она внимательно посмотрела на кузена, давая понять, что такие слова здесь неуместны.

Сакура замерла, не зная, как реагировать. Неджи всегда казался ей человеком прямым, но такой тон заставил её почувствовать себя лишней.

— Что? Я просто выказал удивление, — Неджи пожал плечами, словно ничего особенного не сказал, но взгляд его был слишком острым. — Мы не так уж часто видим её в нашем кругу.

— Что ж, с этого момента, к твоему сожалению, тебе придётся привыкнуть к моему присутствию, — несмотря на гнетущее чувство, спокойно произнесла она, с ноткой иронии в голосе.

— Ну началось... — устало проговорил Шикамару, налегая на спиртное. — Как будто без этого вечер был недостаточно длинным.

Сакура хмыкнула, а Неджи, словно не услышав комментарий друга, продолжил с лёгкой улыбкой:

— К твоему присутствию невозможно привыкнуть, — произнёс он, глядя прямо на неё. Его тон был ровным, но в глазах мелькнула искра.

Сакура улыбнулась краем губ, принимая вызов.

— Тем интереснее, — парировала она, облокотившись на стол.

Хината попыталась сгладить обстановку, нервно перебирая салфетку в руках:

— Ну, давайте просто насладимся вечером? Всё-таки мы здесь, чтобы отпраздновать, а не спорить…

Наруто поддержал её, хлопнув ладонью по столу:

— Да-да, Хината права! Эй, кто ещё хочет добавить себе этого салата? Хината его готовила, он просто бомба!

Напряжение постепенно начало спадать. Шикамару сделал ещё один глоток и пробормотал себе под нос:

— Пожалуйста, пусть вечер закончится без новых драм.

Сакура улыбнулась чуть шире, чувствуя, что даже в таких острых диалогах есть что-то по-своему уютное. Потихоньку атмосфера налаживалась. Несколько глотков алкоголя и приятная беседа делали своё дело, и девушка постепенно забывалась в этих забавных историях.

Она невольно улыбнулась, слушая, как Наруто с увлечением рассказывал очередную забавную историю из своей юности, сопровождая её выразительными жестами. Даже Шикамару, обычно такой сдержанный, не удержался от лёгкой усмешки, лениво подняв бокал.

— И вот представляете, я весь в грязи, на меня кричат, а я думаю: «Ну, главное, что лапша цела!» — закончил Наруто, вызывая очередной взрыв хохота.

Сакура впервые за вечер искренне рассмеялась. Этот звук был таким неожиданным и естественным, что даже Неджи, до сих пор сохранявший строгий вид, мельком взглянул на неё с намёком на любопытство.

— Это очень похоже на тебя, Наруто, — хмыкнул Шикамару, качая головой. — Скажу честно, я даже не удивлён.

— А ты что, хотел бы я прожить такую скучную жизнь, как твоя? —  поддел его Наруто, но с таким добродушием, что спор не состоялся. Шикамару лишь загадочно изложил:

— Ага, скучная настолько, что термоядерную принцессу мне на шею повесили.

Сакура слушала, как друзья перебрасываются репликами, и чувствовала, как её собственное напряжение уходит. Эти люди были такими разными, с их странностями, колкостями и привычками, но именно это делало их вечера особенными. Она взяла бокал, сделала небольшой глоток и, решившись, вмешалась в беседу:

— Наруто, расскажи ещё одну историю. Только на этот раз без грязи и крика.

— О! У меня есть одна, как раз для тебя! — воскликнул он, хлопнув ладонью по столу. И хотя Сакура заранее знала, что история снова окажется слегка нелепой, она уже не могла удержаться от участия в этом дружеском хаосе. Впервые за долгое время ей было просто хорошо. И ту минуту, когда Наруто открыл рот, чтобы начать рассказ, как в дверь позвонили. Хината отошла на кухню, дабы принести запечённую курицу, поэтому дверь открыл Наруто. Сакура опешила, увидев гостя. Казалось, выпитый напиток тут же ударил в голову, заливая щеки алой краской. Это был Хатаке Какаши.

Стоило ему зайти за порог, как все тут же встали. Неуклюже, лениво, но встали и поклонились.

— Ну что вы, ребят. Сейчас, в этом доме, я не ваш король.

— Как скажете, Какаши-сан, — тут же принял его предложение Наруто, широко улыбаясь. Какаши усмехнувшись, слегка взъерошил его волосы и двинулся дальше. Сакура, наблюдавшая за этой сценой, почувствовала, как взгляд короля неожиданно встретился с её. Это произошло мгновенно, будто случайно, но в тот же миг весь окружающий шум и движение словно исчезли. Голоса, смех, тихий звон бокалов — всё стало размытым фоном, незначительным, едва ощутимым.

Они стояли в этом мгновении, будто весь мир вокруг перестал существовать. Их глаза удерживали друг друга, и в этой тишине девушка почувствовала, как что-то щемящее поднялось у неё в груди. Хатаке чуть прищурился, но его взгляд был мягким, тёплым, Он наверняка что-то хотел сказать, но слова не приходили. Он просто смотрел на неё, и в этом взгляде было всё: радость, лёгкая неуверенность, и… что-то большее. Она не понимала что, но оно было такое глубокое, недосягаемое.

Сакура не знала, сколько длилось это молчаливое общение: секунду, минуту? Её собственное сердце билось так, что, казалось, его стук слышали все.

— Ваше Высочество? — удивленный голос Хинаты прорезал это мгновение, возвращая реальность на своё место. Какаши моргнул, словно очнувшись, и неловко улыбнулся, почесав затылок.

— А? Хината! Выглядишь потрясающе, как и всегда,  — протараторил король, поспешно переводя взгляд к столу.

— Что Вы! Садитесь рядом с Сакурой. Там есть свободное место. Я как раз курицу принесла.

Сакура, чтобы скрыть смущение, сделала вид, что разглядывает тарелку перед собой, но тепло на её щеках выдавало, что всё было не так просто. Этот момент ничего не менял, но его было достаточно, чтобы что-то тихо и едва заметно зашевелилось в глубине души. Она старалась не смотреть в сторону Какаши, ей хватало того, что их бедра уже были непозволительно близки, иногда даже едва касались друг друга, из-за чего разряд тока прошелся по всему её телу.

Между ними было так много недосказанных слов, что казалось, они образовали невидимую преграду. Эти слова витали в воздухе, подобно лёгким облакам, готовым пролиться дождём, но всё никак не находили выхода.

Какаши смотрел на Сакуру, словно хотел что-то сказать, но его губы оставались сомкнутыми. Она же, в ответ, избегала его взгляда, будто боялась, что в её глазах он увидит то, что она сама не решалась признать.

Каждое их движение, каждый случайный жест, каждый взгляд будто кричали о том, что внутри них происходило нечто большее, чем просто общение подчинённого и короля. Но страх разрушить привычный порядок вещей или, возможно, обидеть друг друга, сдерживал их. Наруто начал свою очередную историю, а вечер продолжался, люди смеялись и общались, но для них двоих всё это стало фоном. Они были здесь, рядом, но так далеко друг от друга, что этот разрыв чувствовался почти физически.

Думала Сакура, глядя на его улыбку. Она найдет силы сказать всё, что давно держит внутри.

Думал Какаши, бросая на неё взгляд. Он перестанет бояться, что потеряет её, и расскажет всё.

Но пока что «когда-нибудь» оставалось неуловимым, растворяясь в их молчании.

Девушка не знала сколько времени прошло с момента прихода Какаши, но чем больше она оставалась тут, за столом, тем жарче и душнее ей становилось. Хотелось выйти и подышать вечерним, прохладным воздухом, остудить голову и привести мысли в порядок. Чуткая хозяйка дома сразу почувствовала что ей нужно, поэтому сопроводила Сакуру в их уютный сад. Там, возле крыльца была небольшая скамейка, где та и села. Хоть сейчас была и поздняя весна, вечера пока что были холодными. Накинув на плечи Сакуры плед, Узумаки поинтересовалась нужна ли ей помощь ещё в чем-то. Сакура отрицательно качнула головой, не забыв отблагодарить её:

— Спасибо тебе, Хината, но мне и так хорошо. Я чуть тут побуду и вернусь обратно.

— Хорошо, если что, зови. Я тут же примчусь.

Когда девушка осталась совсем одна, взгляд её непроизвольно переметнулся на звёзды. Ночное небо раскинулось над головой бескрайним полотном, усыпанным крохотными огоньками.

Сакура невольно замерла, ощутив, как в груди разливается странное, почти болезненное чувство. В этих звёздах, в их холодном сиянии, было что-то утешающее и одновременно бесконечно далёкое.

Она обняла себя руками, чувствуя, как лёгкий ветерок треплет её волосы. Вспоминался тот день, когда они с королём лежали на колющей спину траве и наслаждались небом.

«Ты и сейчас сияешь, словно звезда, Сакура. Для меня уж точно».

Она вспоминала его мягкий голос, нежные прикосновения к своей щеке. Как же много времени прошло с того момента? Как же её сердце тогда ныло от его слов, как же болела душа.

И теперь, спустя столько времени, эти чувства не утихли. Они просто сменили форму, словно тлеющие угли под слоем пепла, готовые вспыхнуть от малейшего ветерка. Сердце до сих пор болело, как будто он вновь и вновь ускользал из её жизни.

Она прижала руки к груди, как будто это могло успокоить бурю внутри.

Её душа устала от бесконечного ожидания, от горечи и отверженности. Она хотела лишь одного: тепла, которое могло бы залечить раны. Простых, искренних слов, которые могли бы развеять её сомнения и страхи. Хотела быть нужной, быть любимой, как когда-то , в вихре их танца, в его глазах она видела это, хоть и на мгновение.

Шорох листвы где-то сбоку привлёк её внимание. Повернув голову в ту сторону, она застала там его. Какаши стоял ровно и просто смотрел на неё. Не приближался, придерживаясь грани в один метр.

— Почему Вы здесь?

— Думаю, нам надо серьезно поговорить, Сакура, — голос Какаши был спокоен, но каждая его интонация звенела острой сталью. Он стоял напротив неё, привычно засунув руки в карманы, но его глаза выдавали серьёзность намерений. — Я прочёл твоё письмо, и я обеспокоен.

— Саске сегодня так и не пришел. Я не смогла его переубедить. Он считает, что не заслуживает быть здесь, что просто не заслуживает жить. Я... я не знаю, как ему помочь, Ваше Высочество, — тихий всхлип, и девушка роняет голову на колени. — Я такое ничтожество. Не только потому что не смогла ему помочь, но и из-за того, что бесстыдно веселилась со всеми. Я вообще имею право веселиться, когда Саске в таком состоянии? Я не знаю, что делать. Я просто...хочу исчезнуть.

Услышав шарканье туфлей, она всё равно не подняла голову.

— Посмотри на меня, Сакура.

Харуно замерла, из-под ресниц видя его блестяще лакированные черные туфли. Он приблизился так близко, что девушка больше не чувствовала завыванье ветра на себе. Вот он её шанс поговорить, но она вновь трусливо убегала, поджав хвост.

Он медленно выдохнул, на мгновение опуская взгляд к земле. Девушка и моргнуть не успела, как Какаши уже, преклонив колено, сидел перед ней. Ошарашенно взирая на него, у неё не осталось слов. Судорожно выпрямив спину, та заговорила:

— Королю не пристало преклонять колено перед такой, как я!

Она знала, что король не имеет право преклонять ни перед кем колено. Это самое унизительное, что может быть для монаршей семьи. Ей это говорила мама ещё с детства. Но взгляд Какаши оставался спокойным, чуть прищуренным, как будто он видел в ней нечто большее, чем она сама. Он обеими руками схватился за деревянные доски скамейки около её бедер, блокируя все пути отступления.

— Такой, как ты? Это какой же? — шептал он, а её сердце растерялось от глубины его взгляда, от красоты его лица, от бархатного голоса.

— Я обычная простолюдинка, а Вы король, — нервно выдохнула девушка, стараясь не смотреть ему в лицо.

— Сегодня мы просто друзья Наруто, пришедшие поздравить его с выпиской. Обычные люди, что умеют право улыбаться, забыться или печалиться, когда им хочется. Умеют право на ошибки, но имеют возможность её справить. Ты не ничтожество, Сакура. Ты обычный человек. Да и, посмотри, — Какаши кивнул ей в сторону окна, откуда слегка виднелась гостиная, полная гостей и их улыбок. Её сердце пропустило удар. Там был Саске! Он разговаривал с Наруто. Отвечал монотонно, но внимательно слушал о чём тараторил Наруто. Он выглядел воистину счастливым в тот момент.

— Саске! Он пришел, правда пришел, — закрыв рот, дабы не взреветь от счастья, Сакура тут же повернулась в сторону Какаши, чтобы разделить этот счастливый момент с ним. Но повернувшись, девушка тут же застыла. Какаши не смотрел в окно, он полностью был сосредоточен на ней. Будто голодный волк, мечтающий захватить свою добычу.

Сжав доски ещё сильнее почти до треска древесины, он наклонялся всё вперёд. Его лицо оказалось так близко, что она могла чувствовать тепло его дыхания. Глаза, наполненные напряжением и решимостью, смотрели прямо в её, не давая ни малейшего шанса отвести взгляд.

— Приходя сюда, я хотел поговорить. О нас, — его голос прозвучал низко и надломлено, почти шёпотом, но от этого каждое слово резало острее. — Я подумал, это важно.

Она попыталась отстраниться, откинуться назад, но скамейка ограничивала её движение. Её сердце бешено колотилось, а руки бессознательно сжались в кулаки.

— Ваше Высочество, — она попыталась вложить в голос твёрдость, но в нём отсутствовала напрочь уверенность. — Что Вы делаете?

— Какаши, — выдохнул он ей в губы, — зови меня сейчас лишь так.

— Как я могу! — возмутилась та, вжимаясь в скамейку.

— Всё ты можешь, — надменно ухмыльнулся король, всё больше напоминая волка. — Мне кажется, я давно уже должен был это сделать.

Она почувствовала, как её дыхание перехватило. Его слова, его близость — всё это разом обрушилось на неё тяжёлой волной.

— Вы сами не понимаете, что говорите, — кое-как выдавила она, стараясь сохранить хотя бы тень спокойствия.

Какаши горько усмехнулся, но не отступил:

— Нет, Сакура, я понимаю. Понимаю лучше, чем ты думаешь. И если ты хочешь, чтобы я ушёл, скажи это прямо. Скажи, что тебе всё равно.

Она молчала. Губы дрогнули, но слова так и не сорвались. Вместо этого её глаза встретились с его, и в этой тишине они сказали больше, чем могли бы слова. Хатаке замер, внимательно изучая её лицо. Его руки дрогнули, и он чуть отодвинулся, будто давая ей пространство.

— Ты не можешь продолжать убегать, — тихо произнёс он, голос стал мягче, почти умоляющим. — Но я не буду тебя заставлять.

Он отнял руки от скамейки и медленно выпрямился. Его взгляд всё ещё был устремлён на неё, но теперь в нём читалась боль. Сакура, как никто другой, понимала, как они нужны сейчас друг другу, поэтому так и осталась сидеть на скамейке. Сакура почувствовала, как её тело ослабло, словно натянутая струна внезапно лопнула. Она опустила свой взгляд, не в силах выдержать напряжение от его.

— Ну, раз так, — мужчина хмыкнул и вновь приблизился к ней. Травма, нанесённая варварами, и тяжёлая жизнь наёмницы сделали своё дело: её тело среагировало само. Сакура тут же закрыла рот рукой, не давая ему коснуться их. Бессознательно. От страха. Нехотя, но она это сделала. Расстояние между их губами оставалось ничтожным, но она успела. Какаши эта реакция удивила, впрочем, Сакуру тоже. Она ведь была не против, но искалеченные мозг и сердце так не считали.

Харуно подумала, что Какаши разочаруется. Уйдет. Она испугалась, но руку со рта снять не получалось, будто приклеили. Но Какаши, чуть отстранившись, лишь улыбнулся.

Он так нежно улыбнулся. Его тёмные глаза излучали лишь бескрайнюю нежность. Рука словно оттаяла сама по себе. Она смотрела на его омуты и терялась в их глубине. Сердце девушки замерло на мгновение, а потом забилось так сильно, что казалось, её собственное дыхание стало слишком громким. Она смотрела на Какаши, чувствуя, как что-то внутри ломается, словно старый, давно запертый замок.

Она готова была уже отпрянуть от себя руку, но мужчина положил свою шершавую ладонь поверх её и вновь приблизился. Она рассеянно наблюдала за тем, как лицо Какаши становилось всё ближе и ближе, пока его губы не коснулись тыльной стороны руки, прямо над губами Сакуры.

Веки девушки задрожали и опустились, когда Хатаке продолжил, чувственно скользя губами по руке так, будто между ними ничего не было. Словно по-настоящему целовал её.

Мир полностью потерял свои краски. И в этот миг был важен только он и его близость. Она ощущала, как всё внутри пылало.

Chapter Text

Это случилось внезапно. И закончилось также. Сакура не успела ещё осознать происходящее, как Какаши отодвинулся от неё. Тяжелый взгляд его темных глаз опалял её хуже недавнего поцелуя. Вся красная, девушка пыталась успокоить бушующее в груди сердце. Оно стучало так громко, что казалось вот-вот выпрыгнет прямо в руки мужчины. Она боялась, что тот услышит его бесконтрольное биение, отнюдь не догадываясь, что их сердца бились в унисон. 

Король смотрел на неё своим затуманенным взглядом и только-только осознавал, что только что сделал. Выпитый алкоголь развязал его корыстные чувства, а он, не задумываясь о последствиях, поддался искушению этих манящих губ. И хоть прямого поцелуя у них не было, для влюблённого человека это не имело значения. Придя в себя, он отпрянул от неё, дабы не совершить ещё одну ошибку. Чувство вины возвратило ему трезвую голову, и только потом он понял, что натворил. Сакура же закрыла лицо рукой, явно показывая, что не хочет этого, а он, будучи пьяным, проигнорировал это и полезь вновь целоваться. Хотелось схватить себя за волосы и выдрать их, чтобы боль хоть как-то его оправдала. Он ведь король! Как он мог так легко забыться. 

Отец всю сознательную жизнь ему это внушал. И стоило лишь на миг расслабиться, как он тут же отступился. Вот идиот! Встав со своего места, он сделал шаг назад, боязливо смотря ей в лицо. Он так боялся увидеть в её глазах ненависть. Лучше уж умереть, чем лицезреть это. Но, к счастью, ненависти он там не обнаружил. Сакура смущённо отводила взгляд и ничего более. И если бы он был чуть умнее, он бы понял, что девушка испытывает к нему те же нежные чувства. Но Какаши был невежествен, когда дело касалось подобных чувств, поэтому так ничего и не понял.

— Прости, Сакура. Я перешел черту, — начал он хрипло. — Я не должен был.

Хатаке осёкся, не в силах подобрать слова. Сакура не отвечала. Она всё также смотрела в сторону, обдумывая что-то недосягаемое для него. Какаши чувствовал, как напряжение сковывает его тело, как сердце глухо отзывается болью. Он привык к молчанию: собственному, чужому — но сейчас оно терзало его, заставляя гадать, что она думает.

— И хоть это не оправдание, но алкоголь затуманил мой разум. Я правда не хотел этого, — он выдавил улыбку, которая вышла кривой и фальшивой. Ему казалось, что он улучшает ситуацию, сглаживая острые углы, не понимая, что ранит её только сильнее. — Этого больше не повторится.

Сакура подняла глаза. Её взгляд стал хмурым. Она явно была зла, а Какаши не понимал почему.

— Ты всегда так поступаешь? — тихо спросила она. 

Какаши прищурился, не понимая.

— Как?

— Ты делаешь шаг вперёд, а потом сразу отступаешь, — её шёпот прозвучал звонким упрёком, будто эхо в пустоте.

Он вздрогнул, как от прикосновения к чему-то холодному. Она видит его слишком ясно. Слишком глубоко.

— Я...

Но Сакура уже приблизилась. Она потянулась к его лицу, и Какаши затаил дыхание, ожидая чего угодно: пощёчины, резких слов, насмешки. Но её пальцы лишь едва коснулись его щеки, скользнули по маске, чуть ниже подбородка.

— Иногда королю тоже нужно быть человеком, — прошептала она. — Пусть даже всего на мгновение.

Какаши остолбенел, его дыхание спёрлось. Он не знал, как правильно реагировать, как не совершить ещё одну ошибку. Его этому не учили. Её прикосновение было тёплым, обжигающим, но не в том смысле, к которому он привык. Оно не ранило, не жгло, а, наоборот, смягчало что-то внутри, рушило стены, которые он возводил десятилетиями.

— Сакура… — голос его прозвучал глухо, почти умоляюще.

Она не убрала руку.

— Вы всё усложняете, мой король, — её голос был мягок, но в нём угадывалась едва заметная насмешка.

Он содрогнулся. Последние слова ударили, словно нож, обнажая старую рану. Он не мог этого вынести.

Одним резким движением Какаши схватил её запястье, отстраняя её ладонь от своего лица. Не грубо, но достаточно решительно.

— Не надо, — прошептал он.

Сакура не сопротивлялась. Она лишь вздохнула, задумчиво глядя на него.

— Почему?

Какаши стиснул зубы. Как объяснить то, что он не имел права на подобные чувства? Что король не может быть человеком, не может позволить себе слабость.

— Так будет правильно, — сказал он наконец.

— А если мне всё равно что правильно? — Она лишь покачала головой. — Всё будет хорошо. Просто доверьтесь мне.

Какаши готов был уже сдаться, попасть в плен её горячего тела и теплых рук, сказать отцу, что будучи королём можно быть человеком: чувствовать, любить и быть любимым. Он закрыл глаза в отчаянной борьбе с самим собой. Уже готов был прильнуть щекой к её ладони, даже если это означало бы сгореть от этих ощущений, как вдруг услышал пронзительный вопль, пропитанным горьким запахом гари. В полном замешательстве он открыл глаза, но Сакуры уже не было. Он стоял в центре спальной комнаты, что освещалась лишь лунным светом. Он стоял и смотрел, как скорчившись в душевной агонии, Обито сидел на изголовье кровати и обнимал мертвенно-бледное тело девушки. На ней было фиолетовое платье, обозначающее величие правящей семьи. 

— А-а-а, — Обито вопил, не сдерживая клокочущую боль в груди. Его распирало изнутри, обещало сжечь дотла. Какаши стоял и смотрел, как его единственный друг, часть его души, самый близкий сердцу человек, хватается за усопшего и пытается не рассыпаться на осколки вместе с ним. — Рин, пожалуйста, открой глаза. Родная, ну...

Какаши протянул руку, чтобы хоть как-то утешить друга, сказать, что он рядом, но горло сдавило, и лишь еле слышный хрип вырвался из пересохших губ. 

Рин была мертва. Она умерла в тот день, самолично выпив яд. На её теле помимо платья были ещё два украшения. Свадебное кольцо и маленькая подвеска.

Два предмета, обозначающих долг и любовь. Два несовместимых предмета, что привели её к погибели. В ту лунную ночь нехотя девушка унесла с собой ещё два человека. Двоих друзей, чьи дороги в тот день разойдутся.

— Обито... — его тихий голос потонул в громком плаче Обито. Он качался из стороны в сторону, обнимая девушку. Так часто делали матери, пытаясь успокоить плачущее дитя. Этой ночью его сердце сгорело, уничтожив всё человеческое, что в нём было.

— Это ты во всём виноват, — прорычал он, чуть повернув голову. Рукой он нежно поглаживал волосы Рин, прижимая её к своей груди, однако, глаза, устремлённые на Какаши пылали ядовитой ненавистью.

Слезы стекали по лицу, и их мир сузился до одной точки. 

— Ты убил её… — Голос Обито дрожал, но не от слабости: в нём клокотало неистовство, черное, как эта ночь. Его пальцы сильнее сжались на безжизненном теле, но он уже не чувствовал ничего, кроме пустоты и презрения. Этот взгляд полный желчи Какаши не мог забыть и по сей день, поэтому когда наваждение исчезло, он понял, что плевать он хотел на слова отца.

Он боялся. До дрожи. До онемения кончиков пальцев. Боялся, но не его и не долга короля. Этот страх был липким, как смола, сковывающим каждое движение. Он чувствовал, как холодный пот стекает по спине, а сердце, казалось, вот-вот прорвёт грудную клетку. Изумрудные очи, что вопросительно таращились на него, не могли понять насколько он боится потерять её, как потерял Обито в тот день, насколько он боялся оказаться на его месте. Лишь на миг представив Сакуру в ту ночь вместо Рин, а себя — вместо Обито, и его чуть не затошнило.

Каждый шорох в ночной тишине разрастался в его воображении, превращаясь в неведомую угрозу. Тёмные тени будто оживали, вытягивая к нему свои длинные, жуткие руки. Он закрыл глаза, но это лишь усилило ужас. В темноте сознания его страх принял форму: огромная, безликая тварь, готовая вот-вот схватить его.

В этот момент он осознал: его пленила не внешняя угроза, а собственный страх. Тягучий, словно густой дым, он проникал в каждую мысль, обвивал разум и заключал его в оковы собственного сознания.

На сей раз грубо оттолкнув руку Сакуры, он отошёл от неё, боясь, что тени его прошлого проглотят и её. Судорожно ища путь к отступлению, он решил, что лучше оттолкнуть её так, чтобы она больше не подходила к нему, а у него не было бы шанса искупиться.

— Дело было не в долге короля, я просто не разобрал на пьяную голову. Если бы с самого начала знал, что поцелую тебя, никогда бы не поднес ко рту алкоголь. Омерзительно.

Омерзителен только он сам, но только так он сможет защитить её от этих густых теней. И он ушел, ни разу не повернувшись. А она так и стояла, не осознавая, что её сердце было только что разбито.

Омерзительно?

Она ему омерзительна? Омер… зительна? Слова застревали в горле, так и оставаясь не высказанными. Глаза налились кровью от невыносимой обиды и горечи. Всего одно слово из его уст, и она чувствовала себя такой грязной, что казалось хоть мойся всю жизнь, но остатки смыть не получится. Она чувствовала себя униженной в момент своей уязвимости, однако, из-за своего вспыльчивого темперамента вместе с обидой она прочувствовала вкус необъяснимой ярости. Не давая отчёт своим действиям, Харуно побежала за ним. Ей не нужно было долго бежать, чтобы догнать мужчину: он сидел неподалеку от дома Наруто под вишневым деревом, рассеянно рассматривая свои ноги. Ростки только-только расцветали, готовясь очаровать сельчан своим цветением,

— Ты! — в гневе Сакура забыла про все формальности. Она окликнула его достаточно громко, чтобы тот без труда услышал её. При виде неё мужчина ошарашенно вскочил с места и ещё долго смотрел в её сторону. Добежав до него, Сакура замахнулась кулаком и со всей дури ударила его в лицо, забыв про все правила приличия, законы и этику. Всё это стерлось в её голове обидой и жаждой справедливости по отношению к ней. — Как ты посмел мне такое сказать, Какаши! Как посмел назвать меня омерзительной! 

Мужчина, едва удержавшись на ногах от такой внезапной атаки, теперь стоял с выпученными глазами, не зная куда себя деть. Какаши не знал отчего был настольно поражен: оттого, что девушка только что назвала его по имени или оттого, что ударила его, едва сдерживая свои слёзы.

— Я ведь… я ведь доверилась тебе, Какаши! — наконец слезы её нашли выход из её глазниц и теперь скользили по раскрасневшемся щекам. — А ты так со мной поступил… Я что, настолько отвратительна тебе?! — она взяла того за ворот одежды и начала трясти, пытаясь вразумить Хатаке, а тот, словно ошпаренный, стоял и ничего не предпринимал. Он не понимал, неужели кулак Сакуры был настолько тяжёл, что обжег ещё и его сердце. Это было невыносимо. Смотреть на её слезы и понимать, что причиной является он сам. Он же этого и хотел. Желал обидеть её так, чтобы у него не было причин с ней сближаться, чтобы он больше не мог возжелать её. Но отчего же... отчего же так больно.

— Отвечай, Какаши! Ответь, почему ты так беспощадно игрался со мной! Почему так унизил меня и мою честь!?

Он стоял перед ней, будто скованный невидимыми цепями. Словно сама тяжесть её боли врезалась в его грудь, лишая возможности вдохнуть. Обещания, которые он давал самому себе, звучали в голове, как отголоски далекого эхо, каждым ударом отдаваясь болью в сердце. Он обещал себе, что оставит её ради её же безопасности, обещал отпустить, ведь у него слишком много изъянов и он слишком слаб для нее. Поклялся оставить, даже если это разбило бы его сердце на куски. Какаши не был героем, и не был тем, кто заслуживал её любви. Но сейчас, глядя в её глаза, полные слёз, и слыша дрожь в её голосе, каждая клятва, каждое обещание развеивались, как пепел на ветру.

— Что же ты в самом деле хочешь от меня?! — её крик прорезал тишину, как остриё ножа. 

Действительно. Что же он хотел от неё?

Каждое слово было наполнено болью и разочарованием, и он знал, что именно он стал причиной её слёз. Она искала правду в его глазах, но он не мог её дать. Слишком много тёмных углов в его душе, чтобы светить рядом с ней. Он пообещал себе уйти, но теперь, смотря на неё, не знал, как выполнить это обещание, не разрушив остатки себя. Ведь если он оставит её, то навсегда потеряет её любовь, а если останется — она будет страдать рядом с ним. Рано или поздно королевский долг настигнет и её. Это тяжелое бремя постигнет и её плеч. Какаши прекрасно знал, что такая жизнь ей не подходит. Она всегда была птицей высокого полета, а замок, его дом, стал бы её огромной клеткой.

— Прости меня… — шептал он, но слова казались такими пустыми, такими незначительными перед тем, что происходило в его сердце. 

Она только смотрела на него, а в её глазах было отчаяние, поглощающее всю тьму, что окутала их. Он встал перед ней, опустив голову, и почувствовал, как его сердце рвётся на части.

— Я должен был тебя оттолкнуть. Всё ещё должен, — он хотел потянуться к ней, но понимал, как это излишне сейчас. — Сакура, этот поцелуй не был ошибкой, по крайней мере, для меня, — монарх тяжело сглотнул, прежде чем продолжил свою речь, — но у нас нет будущего. Я не хочу тяготить тебя престолом и моими обязанностями. Грядёт война с Обито. И как король, как защитник страны и её опора, я обязан его истребить. Но я не могу! Я никудышный король и никудышный человек. Я не смог спасти друга и его любимую, не смог спасти отца и Саске, из-за моих ошибок умерли родители Наруто и Итачи, из-за моих ошибок голодали и умирали люди. Я всё это едва вынес, но я не смогу вынести твою смерть, понимаешь? Ты мое самое сильное место, но одновременно самая большая слабость. И Обито это заметил, — мужчина тяжело дышал и, сжав кулаки, продолжил с горечью в голосе. — Омерзительна не ты, а я, что всё ещё не могу отпустить тебя, хоть и должен… — его слова едва пробились сквозь стиснутые зубы, полные скорби и боли. — Я продолжаю жить в этой тени своих ошибок, и, несмотря на всё, что я видел, что пережил, всё равно остаюсь здесь, не способный сделать то, что должен. Вижу, как страдают люди из-за меня, но не могу найти в себе силы всё исправить. Я дал ему возможность заметить эту слабость, позволил ему манипулировать моими чувствами и сомнениями. Я дал Обито то, что он искал: лазейку, через которую он может проникнуть в мою душу и разрушить всё, что я пытаюсь построить. Я не могу простить себе это.

Он отвернулся, пытаясь сдержать дрожь в голосе, но всё больше ощущал, как его собственные слова обрушиваются на него, как груз, который он не мог отложить. Каждый момент, каждое решение, каждое упущенное время теперь казались ошибками, которых не исправить.

— Ты — единственное, что я пока не разрушил, и я не могу позволить себе потерять ещё и тебя, но я знаю, что именно твоя безопасность — это моя уязвимость. Я бы дал всё, чтобы защитить тебя, но при этом я вынужден сражаться с самим собой. Я должен быть сильным, и я буду сильным, но, чёрт возьми, иногда я так устаю быть тем, кем должен быть… Всё, что я когда-либо хотел, это быть с тобой, но я знаю, что если я не остановлюсь сейчас, если я не смогу победить его, то всё, что я люблю, исчезнет.

И все звуки стихли. Сакура замерла в оцепенении. Она вдруг закрыла глаза, не зная, что тут можно сказать. Она не ожидала, что переживания короля настолько глубинны. Харуно не представляла, что нужно говорить дальше, но сейчас, по крайней мере, злость перестала душить её. Сделав глубокий вздох, девушка попыталась вернуть былое самообладание. Наконец открыв изумрудные очи, Сакура взглянула на него со всей своей искренностью, что могла ему дать.

— Почему Вы решаете всё за меня? Почему Вы уже сейчас сдались, даже не попытавшись что-то сделать. Вы меня не разрушали, Ваше Высочество, — Харуно больше не могла фамильярничать с ним. Трезвый ум вернулся вместе с остатками достоинства, —  Я и так была таковой. Я разбита прошлым, разбита мужчинами, разбита войной.

«И ты был для меня единственным спасением. Частью души, что так не хватает».

Но слова эти сгинули вместе с весенним ветром. Он унес их, как унес бы лепестки неокрепших цветов. Теперь, в этом мгновении, когда она стояла перед ним, сдерживая дыхание и каждый взгляд, чувства, которые когда-то казались несоизмеримо яркими, потускнели. Они унеслись в прошлое, как пыль, которую невозможно собрать. 

— Мы бы могли попробовать исцелиться. Вместе…

Но Какаши молчал. Он молчал так долго, что казалось больше не проронит и слова. Тишина между ними была как непроходимая пропасть, и каждое мгновение, когда она тянулась в воздухе, становилось всё более невыносимым. Харуно почувствовала, как её слова растворяются в пустоте, как старая рана, на которую никто не хочет обращать внимания, думая, что это бессмысленно. Затратно.

Он поднял глаза, но не встретился с её взглядом. Его лицо оставалось закрытым, однако, глаза сейчас выражали необъятную тоску и отчаянье. Он выглядел так, словно уже давно сложил всё в своей душе и не был готов открывать больше никаких дверей.

— Я устал надеяться, Сакура — его голос был едва слышен, и в этой молве сквозила усталость. — Ты хочешь, чтобы я снова надеялся? Мы оба слишком долго носили тяжесть своих жизней. Ты знаешь, что мы никогда не сможем вернуться обратно, стать теми, кем мы были. Даже если попытаемся сделать это вместе. 

Она закрыла глаза, стараясь не дать слезам пробиться наружу. Каждый его ответ, каждый взгляд, каждый момент молчания откладывалось камнем на сердце. Она знала, что ему трудно, так же как и ей, но теперь в его молчании было что-то окончательное. И это не было обидой или отвержением — это было просто концом.  

Он тихо вздохнул, но, казалось, в этом вздохе не было облегчения. Это было просто дыхание, которое продолжало идти, несмотря на все, что было сказано или осталось невысказанным.

— Ты всё еще веришь, что можно исцелиться? 

У Сакуры не было ответа. А Какаши и не нуждался в нём, ведь мужчина уже всё решил для себя.

Когда Сакура вернулась, люди за праздничным столом всё ёще пировали и веселились, рассказывая забавные истории из своих жизней во время службы. Веселье всегда гармонировало с тоской и уважением к тем, кого сегодня рядом с ними не было. Ребята пили за семью, за службу, за друзей и за короля. Это были обыденные тосты на таких собраниях, где люди со скорбью вспоминали о всех прожитых событиях. И это не казалось чуждым. Ни для кого из них. Пил даже Саске: ведь не пить обозначало не уважать дань тех, в честь кого они поднимали бокалы. Но сейчас девушка не чувствовала себя в своей тарелке. Не получалось сконцентрироваться на темах многочисленных тостов. Бывало, что она пила, даже не задумываясь ради кого сейчас пьет. В конечном итоге ей пришлось уйти, дабы не портить настроение другим. Чуткая Хината сразу заметила перемену в настроении у девушки, поэтому отпустила без лишних вопросов. Лишь взглядом дала понять, что всегда готова выслушать терзания Сакуры. 

— Я приду снова, — перед уходом пообещала девушка. — Очень хочу увидеть вашего сына и поиграть с ним.

— Наши двери всегда открыты для тебя, Сакура, — добросовестно ответила хозяйка дома, провожая её, пока сам хозяин был в одном шаге от отключки. Споры за столом активно продолжались, и вечно молчаливый Саске в алкогольном состоянии кричал на Наруто громче всех. Посмеявшись вместе с Хинатой, Харуно попрощалась с ней и наконец покинула этот уютный дом, погрузившись в свое уныние.

Ноги сами вели её в безызвестном направлении, а она молча следовала, не задумываясь ни о чём. В груди было тесно: всё ощущения слились в единое целое, не давая пространства дыхательным путям. Ночное небо казалось таким далеким и непостижимым. Сакура больше не знала чего хотела и к чему стремилась. Отомстив, она попалась в сети темной бездны вечных страданий. Пойдя в армию по чужой указке, она хотела просто существовать и приносить пользу новыми грехами, ведь это было единственное, в чем она преуспела. Узнав о турнире, вознамерилась победить, дабы попросить взамен выигрышу издать указ, где девушки смогли бы жить «свободно». Выйти работать, учиться, иметь право подавать на развод или служить своей стране, если пожелают. Она хотела, чтобы девушки не ограничивались одним мужчиной на всю жизнь. Не хотела, чтобы они закончили так, как закончила её мать. Ведь уйти от мужа, считалось самым большим позором для женщины.

Но…

Как она могла помочь им, если была не в силах помочь лишь одному человеку? Какое она право имела им помогать? А они хотели бы быть спасёнными вообще? В голове роилось столько вопросов, что казалось, та скоро лопнет от перенапряжения. А сама Сакура точно хотела им помогать? 

— Что я вообще хочу от этой жизни?

Разговор с Какаши дал понять, что лишь её усилий не хватит. Не хватит даже любви двух людей. Она не может помочь ни Какаши, ни Саске. Никому из них. Ей было ужасно больно. Настолько. Что хотелось выть. Всю свою жизнь Сакура пыталась помочь кому-то, но ей так и не удалось никого спасти . Она умела лишь убивать, несла одну только смерть.

Думая о потерях в своей жизни: упущенном времени, умерших или ушедших людях и канувших мыслях, Харуно даже не заметила куда забрела. Даже спустя столько лет она бы не смогла забыть эту поляну, застланную полевыми цветами: ромашками, маками, полынью и многими другими растениями. Грудь сжалась в невыносимой агонии. Эта тоска, смотрящая на неё, готова была вцепиться в неё своими острыми когтями. 

Сакура часто ходила сюда вместе с ней. Тёплый смех, тихий голос, мимолётные взгляды — всё это теперь казалось бесплотным миражом, издевавшимся над ней своей недосягаемостью. Раньше, будучи ребенком, она обожала смотреть на далекий луг, срывать цветочки и делать из них венки, любила чувствовать прохладный ветерок на своей груди. Но чем старше Сакура становилась, тем больше смотрела лишь на неё. Она любила смотреть на маму. Любила наблюдать, как вечно обеспокоенная мать на этой поляне превращалась в летний цветочек. Становилась безмятежным, легким ветерком. Ей нравилось смотреть, как уголки её губ приподнимались, когда она вставала навстречу солнцу. Дома она была такой печальной, а тут подобно фениксу, возрождалась вновь. Поэтому она не могла позволить себе отвлекаться на какой-то пейзаж.

Однако сейчас в её памяти первым всплыло именно это: запах травы, прохладный ветер, линия холмов и причудливые венки. И вспоминалось прежде всего остального — отчетливее некуда. Настолько, что кажется: протяни руку — и до всего можно прикоснуться. Однако в пейзаже этом не было видно никого: ни Сакуры, ни её матери. Она не понимала, куда они могли исчезнуть? Почему такое произошло? Всё, что казалось ей важным: и она, и Сакура, и её мир — всё куда-то подевалось.

Вдруг Харуно осознала, что не может отчетливо вспомнить свою мать. Её лицо было таким размытым, а смех беззвучным. Всё, что у неё осталось — это бездушный пейзаж.

Конечно, спустя время Сакура припоминала её черты. Маленькую холодную руку, прямые и гладкие волосы бледно-розового оттенка, венок, сплетенный руками её дочери. Она вспоминала, как мама повернувшись к ней, весело улыбалась, слегка наклоняя голову и начинала говорить, вглядываясь в её глаза. Будто бы искала ответы на интересующие ей вопросы там. Дабы вспомнить такую маму Сакуре всегда требовалось время. И чем дальше — тем больше времени. Сначала хватало пяти секунд, потом они превращались в десять, тридцать, в минуту. Время вытягивалось, словно тень на закате. И вскоре необратимо окутывалось во мрак. И возвращалась та мать, которую Сакура вспоминала в любую свободную минуту. Та, кто приходит к ней в кошмарах, та изнеможенная женщина, что умерла в луже собственной крови, чужого семени и испражнениях. Униженная женщина, которую она так и не смогла спасти. Снова.

Счастливая мать меркла в образе несчастной женщины, и как бы Харуно не пыталась удержать её в своих воспоминаниях, она утекала ко дну, как камень, что, воссоздав рябь на поверхности воды, в конечном итоге исчезал во мраке морской бездны.

Сакура решила лечь на колючей траве, дабы насладиться звездным, чистым небом. Это место придавало ей сил двигаться дальше. Оно возвращало ей утерянные счастливые моменты с ней, что надолго были утеряны в пучине ненависти и возмездия. И несмотря на холодный ветер, от этих воспоминаний ей было тепло и уютно, настолько, что Харуно посмела уснуть, не боясь обморожения.

Во сне ей было снова десять. Она лежала на том же месте, что и наяву, прохладный ветер спасал от жары, а солнечные лучи освещали этот беззаботный летний день.

— Мам, ты бы хотела что-то поменять в своей жизни? — смотря на сникшее лицо матери, маленькая девочка не смогла пройти мимо.

Мебуки ненадолго задумалась, устремив взгляд в безоблачное небо. Лёгкая улыбка коснулась её губ, но в глазах промелькнула тень — тонкая, почти незаметная, но всё же достаточная, чтобы даже десятилетняя Сакура смогла её увидеть.  

— Что бы я хотела изменить? — мягко переспросила женщина, перекатывая в пальцах травинку. — Знаешь, милая, мне кажется, если начать менять прошлое, можно потерять всё хорошее, что у тебя есть сейчас. 

Сакура нахмурилась, по-детски морща нос.  

— Но ведь бывают такие моменты, которые хочется забыть… стереть! Чтобы их не было вообще.  

Женщина посмотрела на неё с лёгкой улыбкой и нежно провела пальцами по её волосам.  

— Да, бывают… — её голос стал тише, задумчивее. — Но если бы я их стерла, разве была бы я сейчас тем, кем стала? Разве была бы у меня ты? 

Девочка замерла, крепко сжав губы. Её детское сердце пока не могло понять всей глубины этих слов, но где-то глубоко внутри зародилось ощущение их важности.  

— Иногда боль — это всего лишь цена за что-то важное, — продолжила мать, укутывая её в своё тёплое, спокойное присутствие. — И пусть я бывала несчастна… я никогда не смогла бы променять свою жизнь, потому что в ней есть ты. Даже если мне дадут второй шанс на иную жизнь, я всегда буду выбирать ту жизнь, где есть ты.

Сакура хотела что-то сказать, но внезапно мир вокруг начал таять, как рисунок на запотевшем стекле. Голоса стихли, солнечный свет поблек, и всё вокруг растворилось в мягкой темноте…  

Она открыла глаза.  

Перед ней простиралось ночное небо, а звёзды горели так же ярко, как в том далёком детстве. В груди всё ещё отдавалось тёплым эхом её детский сон.  

— Мам… — прошептала она, касаясь рукой груди, будто пыталась удержать это тепло. Горло першило.  

Теперь она понимала.

На следующий день она заболела и слегла с большой температурой в своей спальне в поместье Учих. И пока одна из будущих участниц слегла лихорадкой, подготовка к турниру шла полным ходом. Шикамару чувствовал себя отвратительно. Вчерашняя пьянка давала о себе знать сегодняшней похмелью и мигренью. Бесчисленные отчеты и бумаги лишь усиливали головную боль. Сидя за письменным столом, Нара усиленно массировал наколенные виски и пытался сосредоточиться на бумагах. Однако буквы ускользали из его взора и ему оставалось лишь устало вздыхать. Одновременно к нему в кабинет постучался один из поданных и с разрешения войти напомнил об очень утомительной вещи:

— Его Высочество просил напомнить Вам сопроводить посла Вайлема в сегодняшнем походе.

— Вот морока…

Едва услышав данную весть, голова чуть не треснула. Устало вздохнув уже в который раз, Нара перед тем, как отпустить подданного, спросил во сколько и где его будет ждать та женщина. Он знал, что сегодняшняя встреча закончится очередной ссорой, а его физическое и душевное состояние не было готово к очередному бою с этой фурией, поэтому тот решил чуть задремать до начала их встречи, к которой оставалось по меньшей мере три часа. 

Шикамару и его семья по отцовской линии уже давно следовали за монаршей семьей. Всю свою сознательную жизнь он следовал за отцом по этим коридорам и знал их наверняка лучше, чем сам король. По этой простой причине он знал много потайных мест, где его не смогли бы найти и потревожить, а так как он обожал спать в рабочее время, таких мест у него было полно. 

Выбор пал на чердак на одной из башен, где температура была слишком комфортной для дневного сна. Единственный минус был в том, что дверной замок на этом чердаке был сломан, и если закрыть его изнутри, то помочь им смогут только снаружи. Однако учитывая остальные плюсы данного места, этот недостаток был слишком незначителен. Такими мыслями он лёг на обшарпанную кровать и уснул крепким сном.

И, конечно же, брюнет проспал эту встречу.

Принцесса Вайлема почему-то чувствовала, что сегодня у нее с советником будет очередная ссора, но она обещала себе держать себя в руках. Даже если это будет очень сложно. Все ради брата, повторяла она сама себе в мыслях и ходила взад-вперед, дожидаясь парня в одной из гостевых комнат. Назначенное время близилось, но от него и дух простыл. Темари подумала, что наверное он слишком пунктуален, поэтому придет вовремя, но о Наре всё еще не было вестей. Оправдывала, когда время перевалило уже за пять, десять и даже тридцать минут от назначенного времени. Выйдя в коридор, когда девушка уже не знала куда себя деть из-за гнева, она услышала взволнованный шепот чинов и старушек-горничных, которые тоже не могли найти этого балбеса. У Темари рот не раскрывался назвать его по-другому.

Прошел уже час после его пропажи, и девушка решила присоединиться к поискам. Узнав от горничных о примерных его «базах», она, скопив весь свой гнев, что дожидался своего часа, выбрала чердак в башне. Разузнав как туда добраться, принцесса поспешила в нужном направлении. И будь она предельно честной, сказала бы, что идет туда больше ради того, чтобы насладиться видом из высокой башни. 

И конечно же, она и знать не знала, о том, что ни в коем случае нельзя закрывать дверь. Сегодня Темари была в более легком платье, дабы ей было легко передвигаться. Жаль, что штаны были под запретом. Но она и представить не могла, что даже с легким платьем взбираться на этот пыльный и грязный чердак, будет так непросто. Наконец, добравшись до вершины, она приоткрыла дверь и увидела слишком знакомую фигуру. От такой бесцеремонности и бестактности жилка на её лбу выскочила моментально. И не сдерживая рвущийся голос, та прокричала:

— Шикамару Нара! Какого черта!

И для гущей эффектности с грохотом закрыла дверь. Парень от такого неожиданного поворота событий вскочил со своего места и с минуту не вдуплял что происходит.

— Что…что ты здесь делаешь? — полусонным голосом спросил Нара. – Это что, кошмар?

— Я тебе сейчас устрою кошмар! — тыкнула пальцем в него та и стремительно приблизилась, намереваясь дать ему хорошую оплеуху. — Ты знаешь сколько времени уже прошло с назначенного времени? Как можно быть таким безответственным грубияном?!

Кажется до Шикамару постепенно начинал доходить смысл её слов и, видя как разъяренная фурия приближается к нему, готов был получить заслуженную пощечину. Подставив левую щеку (правая часть лица была чувствительнее), он словно приготовился к приговору, однако, отнюдь не ожидал, что девушка смотрящая только на него, споткнется обо что-то и упадет прямо на парня.

Шикамару едва успел выдохнуть, как почувствовал внезапный удар — не по щеке, а по всей своей персоне. Темари, потеряв равновесие, налетела на него с такой силой, что он глухо охнул и рефлекторно раскинул руки, чтобы хоть как-то смягчить падение. Они оба с грохотом рухнули на старую кровать, что со скрипов едва не сломалась. А сверху, разумеется, оказалась она.  

Несколько секунд повисла тягучая тишина, нарушаемая лишь их сбившимся дыханием. Шикамару, распластавшись на жесткой кровати, уставился в потолок, явно переосмысливая свою жизнь.  

— Что за черт… — простонал он, пытаясь сфокусировать взгляд на злой, но уже порядком смущённой Темари.  

— О-о-ох, да как ты смеешь?! — её лицо вспыхнуло ярким румянцем, и, забыв о своей недавней претензии, она резко дёрнулась, намереваясь встать. Нара едва заметно хмыкнул от мысли о том, что оказался виноват даже в том, чего не делал.

И Шикамару, осознав, что шанса выбраться из этого хаоса безболезненно у него уже нет, решил воспользоваться ситуацией по-своему: он тяжело вздохнул, закрыл глаза и лениво пробормотал:  

— Может, просто полежим тут, раз уж всё равно упали? Так даже удобнее…  

— Что?! — Темари снова вспыхнула, её брови дёрнулись вверх от возмущения. — Ты… ты!..  

Но прежде чем она успела найти достойное ругательство, он хитро приоткрыл один глаз и с тенью усмешки добавил:  

— Хотя знаете, Вы довольно тяжёлая…  

Этого оказалось достаточно, чтобы буря ярости разразилась с новой силой. Спустя мгновение комната содрогнулась от оглушительного вопля:  

— Шикамару Нара! Ты труп!

Шикамару не успел даже вздохнуть, как почувствовал, что судьба уже вынесла ему приговор. В следующий момент мощный удар Темари сбил весь воздух из его легких, и он, сдавленно охнув, откатился на здоровый бок. 

— Да чего ж Вы такая буйная, принцесса, — простонал он, потирая бок, куда только что врезался её кулак.  

Но Темари и не думала останавливаться. В её глазах полыхал огонь праведного гнева, и теперь она выглядела так, словно готова была его прикончить прямо здесь, не дожидаясь свидетелей и оправданий.  

— Я тяжёлая?! — повторила она с гневным упреком. — Да ты просто…  

— Да-да, неотесанный и безответственный болван, — пробормотал Шикамару, лениво садясь и потирая затылок.  

— Нет, ты просто тупица! — рявкнула она и, не выдержав, со всей силы потрепала его за волосы, намеренно растрепав его вечно идеально зализанный хвостик.  

Шикамару судорожно вздохнул.  

— Вот морока… — выдохнул он, поднимаясь и снова устало потягиваясь. Несколько прядей лениво сползли ему на лицо.

Темари уже размахнулась для ещё одного удара, но тут он неожиданно схватил её запястье, не позволяя продолжить атаку. На мгновение она замерла, и их взгляды встретились.  

— Всё, принцесса, хватит, — спокойно сказал он, наконец посерьёзнев. — Я, конечно, заслужил, но если Вы меня убьёте, встречу придётся вести одной.  

Она нахмурилась, всё ещё горя от злости, но после пары секунд борьбы со своей яростью, резко дёрнула рукой, вырываясь из его хватки.  

— Чёрт с тобой! — фыркнула она и, развернувшись, направилась к выходу.  

Шикамару проводил её взглядом и тяжело вздохнул, когда увидел, что дверь заперта. Он пробормотал себе под нос:  

— Ураган прошёл… но похоже ненадолго.

Когда Саске долгое время не видел перед собой раздражителя в виде розовых волос, вначале он обрадовался. Но со временем его охватила тревога: ведь это было на неё не похоже. Он подумал, что, возможно, Сакура, наконец, поняла: исправлять его — бессмысленная трата времени, поэтому ушла, даже не попрощавшись. Но стоило ему глубже обдумать это, как он осознал, такое поведение ей не свойственно. Он начал осторожно интересоваться у слуг, что делала Сакура последние два дня. И, оказывается, она и не выходила из комнаты. Слугу, что прислуживала ей, он не нашёл, а ждать больше не хотелось — липкие неприятные мысли уже заползли в его голову. Он поспешил к ней в комнату и, постучавшись, стал ждать. Ответа не последовало, и Саске стал сомневаться там ли она вообще. Но все слуги как один повторяли, что Харуно не выходила из комнаты за эти два дня. Учитывая всё это, Учиха решил прислушаться, прислонившись ухом к двери, и, к его удивлению, он уловил тяжелое и порывистое дыхание девушки.

Забыв о приличии от тревоги, Саске тут же распахнул двери в её комнату и направился прямиком к кровати. Там он и застал едва видимую макушку Сакуры, что полностью укуталась в несколько слоев одеяла. 

Щеки её были красные, холодный пот непрерывно стекал с висков, а болезненно бледные губы были приоткрыты в попытках уловить необходимый кислород. Она стонала от боли, и её лихорадило. 

— Врача! Сейчас же позовите врача!

Он тут же крикнул о помощи, стоило ему увидеть состояние девушки. Саске не мог поверить, что она находилась в таком плачевном состоянии в его же доме уже два дня, а прислуживающая горничная и словом не обмолвилась. Он был чертовски зол, настолько, что скрежетали зубы. Он поспешно положил ладонь на её лоб и чуть не обжегся: настолько он был горячим.

— Чертова идиотка! Ты почему не позвала на помощь!?

Он кричал на неё, но злость была направлена на себя, что не уследил за ней в собственном же доме. Однако Сакура ему не ответила. Она блуждала где-то между явью и сновидением. Дрожь в теле всё никак не отпускала, и единственное, что она хотела — обрести покой. Вновь оказаться в том солнечной поляне вместе с мамой.

— Ма…ма…

И хоть Саске не расслышал, что прошептала девушка, но капли слез, сорвавшиеся с её ресниц, сказали больше, чем любые слова. Почему-то он почувствовал себя лишним, ненужным для неё в этот момент. Он понимал, что Сакура оплакивала того, кого здесь нет. Когда врач пришел, он отступил и дал ему полное распоряжение дел. Это был семейный врач, и Саске доверял ему даже больше, чем самому себе.

Он себе вообще не доверял, будь он честен.

Поэтому с горечью на сердце Учиха направился к себе в кабинет, чтобы отправить письмо тому, кто действительно сейчас нужен был ей. По крайней мере, так ему казалось.

Он снова был никому не нужен. Лишний даже в собственном доме.

Отдав письмо дворецкому, мужчина направился в спальню девушки, где его уже дожидался врач, чье лицо не внушало ничего хорошего. Саске поспешил выяснить, что же сейчас происходит с её здоровьем. Ответ врача не заставил себя долго ждать:

— У пациента наблюдается симптомы лихорадки, однако, помимо этого организм истощён из-за стресса, поэтому не справляется с этой болезнью. Обычная простуда из-за этого переросла в лихорадку. Я уже дал ей нужные отвары, но девушка слишком слаба, поэтому гарантировать ничего не смогу. По крайней мере, сегодняшняя ночь будет тяжелой для нее. Я, конечно, останусь сегодня в поместье, но нужен человек, который будет находиться подле неё всю ночь и заботится о ней. Отвар, что я дал, способствует потовыделению, поэтому придется часто менять одежду, чтобы она не замерзла.

— Не волнуйся об этом, я уже сообщил нужному человеку, да и у тут много горничных.

— Если завтра ей не станет лучше, придется уже возить её в больницу к Орочимару.

От одного его имени у Саске дергался глаз, но он постарался сделать вид, что всё в порядке. Оставив еще пару рекомендаций, врач посоветовал выйти из комнаты, чтобы пациент отдохнул. Учиха не мог не заметить изменение в лице Сакуры. По крайней мере, она, наконец, уснула, перестав дрожать.

Спустя некоторое время Саске был в своей комнате, когда увидел человека пытающего перелезть через его балкон. Он не удивился и не насторожился этому, потому что знал, кем будет этот человек. Хмыкнув себе под носом, парень отложил книгу и пошел в сторону балкона, дабы открыть её. Мужчина, что дожидался Саске по ту сторону окон, сразу же зашел внутрь, стоило ей открыться. Его поспешные шаги выдавали его нервозность и тревогу. И хоть лицо было скрыто за маской, глаза, полные страха, не могли солгать.

Он шагал вперёд, стараясь убежать не только от того, что оставил позади, но и от самого себя. Тени сгущались, а ночь приближалась, и с каждым шагом казалось, что темнота не снаружи — она внутри него, расползается по венам, сковывает сердце.  

Страх был его спутником, но не поводом для бегства. Какаши, как только получил срочное письмо от Саске, тут же отложив другие дела, раскрыл его, предчувствуя нечто важное. Содержание было коротким, но это не имело смысла. Какаши тут же тайно выбежал в поместье Учих, где его ждала она.

Всего четыре слова, но их хватило, чтобы прежние сомнения канули в лету. Как будто всё, что мучило его до этого: сомнения, страхи, нерешительность — рассыпались в прах под тяжестью этой короткой фразы. Мир сузился до одного имени, до одного человека. Сердце сжалось, пропустив удар, а в ушах зазвенела тишина: глухая, давящая. 

Он больше не думал, не колебался. Остались лишь цель и путь к ней. Всё остальное стало вдруг мелким и неважным, как пыль на дороге. Вся их ссора, его страхи — всё испарилось. Он понял, каким идиотом всё это время был. Какая разница, что их ждет в будущем, если и настоящее полно бед. Какаши понял, что один, он ни на что не годен. Понял, что Сакура его источник силы, что его колебание лишь приводит к еще большим бедам, что в трудные времена, они должны быть вместе, ведь когда они одни, то слишком одиноки и несчастны. Он не должен был оставлять её одну, не должен был говорить ей тех слов, не должен был ранить её и так израненную душу. Вот к чему привели его страхи и эгоизм: Сакура заболела.

К черту всё. Он лишь хочет её счастья, а если её счастье связано с ним, то он постарается. Обязан постараться и сделать её счастливой.

Эти мысли и привели его сюда.

Следуя за Учихой младшим, Какаши ожидал худшего. Не выдержав напряжения в теле, он украдкой спросил у Саске о её состоянии:

— Как она? Что случилось с ней?

— Я не знаю, что она делала после вашего разговора, но она выглядела растерянной. Наверное поэтому не заметила, как холодно было в тот день.

— После нашего разговора? — Какаши нахмурился. — Ты следил за нами?

— Когда мне стало душно в доме, я хотел проветрить голову и тогда заметил вас. Вы спорили о чем-то, и это не выглядело как ссора короля и его подчиненного, а как ссора двух влюбленных. Я по этой причине Вас позвал, Ваше Величество, — сказав это, Учиха развернулся в пол оборота и с ухмылкой договорил. — Я ошибся?

Какаши нечем было крыть самоуверенное заявление Саске, поэтому он предпочел сказать правду. Признаться в этом и себе, в том числе.

— Да, Сакура мне очень нравится. И в тот день я её оттолкнул из-за собственной неуверенности.

Какаши не знал почему рассказывает подобное этому юнцу, но, казалось, что Саске единственный, кто его не осудит, а поймет в полной мере.

— Ясно, — только и промолвил Учиха. И до самой двери в комнату Харуно они шли молча. Какаши это было и нужно: остудить голову в полной тишине. Они оба больше не предпринимали попыток начать диалог, но это не казалось неловким. Наоборот, такая атмосфера им подходила. Лишь перед уходом, Саске заговорил снова. — Горничные иногда будут приходить и менять ей одежду, за остальным будете следить Вы. Что ж, удачи, король.

На это заявление монарх лишь кивнул и зашел в комнату. Направившись прямиком к Сакуре, он чувствовал, как быстро стучится его сердце в груди. Беспокойство мужчины дошло до своего апогея, стоило увидеть бледное лицо девушки.

— Сакура… — прошептал он, едва коснувшись кончиками пальцев её щеки. — Прости, что я был таким глупцом, — голос его дрожал вместе с пальцами руки. — Я обещаю тебе, что впредь буду рядом. Я хочу защищать тебя… — он замолчал, внимательно следя за дрожащими ресницами Сакуры. — Ты только проснись, прошу, покажи мне свои прекрасные изумруды.

Но Харуно ему не ответила. Она была погружена в беспокойный сон, и помимо боли в висках и дрожи во всем теле, она больше ничего не чувствовала. Даже ласкающий слух голос любимого человека тонул в омуте боли. Видя накапливающийся пот на её висках и лбу, Какаши поспешил в ванную комнату, дабы наполнить таз холодной водой и взять несколько чистых полотенец. Сполоснув одну из них в воде, мужчина перед тем, как положить его на её лоб, сухим прошелся по её лицу, шее и спине. Ни единого намека на похоть в его действиях не наблюдалось: одна лишь забота.

Он старался максимально бережно относиться к ней, боясь причинить хоть мимолетную боль. Похоже, холодное полотенце чуть помогло сбить поднявшуюся температуру: девушка перестала корчиться от боли в висках, но дрожь в теле не прекращалась.

— Х-холод-но, — едва слышно промолвила Харуно, но этого хватило, чтобы Какаши встал со стула и, сняв обувь, залез под одеяло. 

Осторожно, словно боялся сломать тончайшее стекло, он лёг рядом и тут же притянул её ближе, прикрывшись одеялом. Его тело было тёплым, спокойным, и Харуно инстинктивно потянулась к этому источнику тепла, уткнувшись лбом в его ключицу.  

Монарх не произнёс ни слова — только укутал её крепче, одной рукой обнимая за плечи, другой аккуратно поглаживая по спине. В этих движениях не было ничего лишнего, только тишина, забота и тихая уверенность, что он рядом, пока ей не станет легче.  

Она дрожала всё ещё, но теперь — от осознания того, как бережно к ней относятся.  

Он не сдержал улыбки, хотя сердце в этот момент сжалось: от нежности, от того, какой беззащитной она сейчас была, и от того, насколько сильно он хотел оградить её от любого будущего холода.  

Но вместе с этим внутри просыпался страх: тихий, вязкий, упорный. Страх, что это мимолётное мгновение может рассыпаться, как пепел на ветру. Что когда она поправится, между ними снова встанет стена из молчания, сомнений, из прошлого, что никак не забывается.  

Он закрыл глаза и вдохнул её запах: тёплый, чуть горьковатый, с ноткой ромашкового настоя и чего-то, что было только в ней. Его ладонь всё ещё лежала на её спине, чувствуя слабое, дрожащее дыхание.  

— Если бы ты знала… — почти беззвучно прошептал он в её волосы. — Сколько раз я хотел быть рядом вот так. Не в битве. Не в боли. Просто… быть.  

Сакура не ответила — может, спала, а может, просто слышала, но не могла найти в себе сил говорить. Но она потянулась ближе, прижавшись чуть крепче, будто всё же услышала зов его сердца.  

Он почувствовал, как тревога немного отступает, давая место тихому, неуверенному спокойствию. Сейчас всё было правильно. Пусть даже и ненадолго.  

Он решился и положил подбородок на её макушку, закрыв глаза.  

Думая об этом, мужчина и не подозревал, что девушка тоже вела свой бой, но не тут. Где-то очень далеко, в мире, где явь пропадала, а время останавливало свое бескрайнее течение. В мире, где не было боли: только эхо старых воспоминаний и образов, исказившихся с годами. Сакура бродила по нему, словно по заброшенному саду, где всё некогда живое увяло, но всё ещё хранило отпечаток красоты.  

Там она слышала шёпот: знакомый и тёплый, как детский смех. Ветер приносил обрывки голосов, будто из другого времени: голос мамы, тихий смех отца, и чей-то чужой, но до боли родной голос, который повторял её имя.  

— Сакура…  

Она оборачивалась, но видела только тени. Ветер кружил её волосы, закручивая лепестки вишни, и мир словно замирал каждый раз, когда она пыталась сделать шаг.  

Там, в этом сне, она сражалась не с врагами, а с самим собой. С тем, что хранила в себе годами: сожалениями, невыраженными словами и страхом, что цепко держались за её душу. В водовороте этого мира образы сменялись слишком часто. Они неустанно повторяли что-то, а она все никак не могла уловить суть сказанного. Когда она закрыла глаза, чтобы лучше расслышать этот шепот, всё исчезло, и наступила гремучая тишина. Разлепив веки, она вновь оказалась в той чудесной поляне, где перед ней стояла она.

— Мама! — крикнула в отчаянии Сакура и попыталась побежать к ней, чтобы прочувствовать тепло её объятий. Вновь почувствовать себя беззаботным ребенком. — Мама!

Она кричала, а тело все не двигалось. Приклеилось к щедрой своими плодами земле.

— Мама! Мама, я не могу к тебе подойди! Ты слышишь меня? Ответь, мама! Мама!

— Тебе и не нужно пересекать эту черту, дочь моя, — нежный голос Мебуки донесся до её ушей внезапно, и Сакура замерла, вытаращив на неё свои прослезившиеся глаза. — Это черта между миром живых и мертвых. Если ты пересечешь её, назад дороги уже не будет.

— И пусть, мама! Я хочу к тебе, хочу снова почувствовать твои объятья! — Мебуки молчала, и лишь солнечное заря помогло заметить слезу, скатившуюся так бесшумно. — Мама…

Сакура шумно всхлипнула от бессилия. Тело не двигалось, и лишь сердце продолжало громко стучать в груди.

— Дочь моя, не нужно торопиться в этот край. Я знаю, что ты сильная девочка, и что ты сможешь преодолеть невзгоды, которые встречают тебя. Ты всегда была такой у меня: озорной и смелой. Моей родной.

И теперь, стоя в этом мире на грани, давая себе возможность всплакнуть, она впервые позволила себе спросить:  

— А если я не готова быть сильной всегда? Это одиночество съедает мою душу, мам. Я больше не могу её терпеть. Мне тебя так не хватает…

И в ответ — не слова и даже не образ. А тепло. Легкое, как прикосновение. Она чувствовала его откуда-то издалека, но так отчётливо. Оно словно вытягивало её из тьмы. Звало. Возвращало.  

« —Я рядом», — прошептал кто-то у самого уха, и мир начал меняться. Свет струился сквозь туман, воспоминания рассыпались, как хрупкое стекло, и в груди стало чуть легче дышать.  

— Действительно ли ты одинока, Сакура? — мать улыбнулась своей родной, самой теплой улыбкой.

Сакура подняла глаза. Глаза матери сияли мягким светом. И в этот момент она поняла: это был не просто сон. Это была её память, её сердце, её подсознание, которое устало молчать.

— Иди, — она рассыпалась, как лепестки сакуры во время цветения. Ветер с этими лепестками ласкал её кожу, даря бескрайнее тепло. — Иди к нему и больше не оглядывайся на меня.

Это были её последние слова перед тем, как полностью раствориться. Ветер унес её куда-то вдаль. Туда, где ей будет спокойно. В её тихую гавань.

Прощальная слеза прочертила свою дорогу на её щеке вместе с тяжестью сожалений. И Сакура пошла. Она пошла навстречу свету, и с каждым шагом дрожь в теле становилась тише. Туда, где её ждали. Где ждал он.

И внезапно всё исчезло: бескрайний луг, закат, запах лета. Только одно ощущение осталось с ней, когда она проснулась, дрожа и хватая ртом воздух.

Чужое тепло. Чей-то сильный, родной запах. И рука, оберегающее лежащая на её спине.

— Какаши… — прошептала девушка, не открывая глаз.

Она больше не чувствовала себя одинокой.

Chapter Text

Чувствуя на себе теплые весенние лучи солнца, Сакура нехотя выбралась из манящего Царства Морфея. Помня тяжесть последних двух дней, она мысленно подчеркнула, насколько безмятежно спала этой ночью. Девушка не запомнила свой сон, но в ощущении того, что сновидение было о чем-то хорошим, она была точно уверена. Глаза открывать Харуно не торопилась. Ей и так было сейчас на удивление спокойно. Томно поерзав на этом тёплом, живом источнике уюта, Сакура позволила себе вдохнуть глубже, уткнувшись носом во что-то теплое, словно желая впитать этот аромат каждой клеточкой. Это «теплое» казалось слишком твердым для подушки: оно вздымалось и опускалось, напоминая мужскую грудь. Сакура думала, что, наверняка, это продолжение того сна, которое подарило ей это чувство уюта, поэтому и не думала воспротивиться. Она уже очень давно мечтала уткнуться об его манящую грудную клетку. Девушка и не сомневалась, чье тело могло оказаться в ее снах. Лишь один человек мог подарить ей это желанное чувство комфорта. Лишь один Какаши. Она мягко зарылась щекой в его грудь, чувствуя, как ритмично поднимается и опадает поверхность под ней, будто убаюкивая.

— Мм… — вырвался у неё довольный, почти мурлыкающий звук, — какой приятный сон…

Её пальцы неосознанно лениво скользнули по чужой коже, исследуя её мягкими подушечками, проверяя, насколько реальна эта иллюзия. Тепло, ровное дыхание, тяжесть руки, неожиданно оказавшейся на её талии — всё это казалось настолько настоящим, что где-то в глубине сознания зажглась маленькая тревожная лампочка. Но Сакура, конечно же, проигнорировала её. Это же невозможно. А от такого приятного сна она не хотела просыпаться.

И всё бы осталось в этом сладком забвении, если бы тело под ней внезапно не шевельнулось. Тихий, хрипловатый голос пробормотал прямо над её макушкой:

— Сакура, осторожнее со своими действиями.

Харуно замерла.

Всё внутри неё обрушилось за один миг. Волна осознания накрыла с головой: это точно не похоже на сон. Это не иллюзия. Это голос реального человека. Голос Какаши. И она лежит на нём. Прямо сейчас. В своей постели.

Она медленно, мучительно медленно подняла взгляд, и её расширенные от ужаса глаза встретились с лениво прищуренными глазами. Его глазами — всё ещё сонными, но уже блестящими от едва сдерживаемого веселья. Игривость его взгляда еще надолго запомнится ей.

— А… — протянула она глухо, — черт!

Сонливость сняло как рукой. Сакуру словно ударило током: она подпрыгнула, вывернулась из-под чужой руки и, запутавшись в одеяле, с отчаянной грацией вновь плюхнулась о грудную клетку Хатаке. Поерзав от смущения, Сакура встретилась с её самым большим кошмаром. Бедром прочувствовав кое-что твердое, напоминающее пах мужчины, Сакура окаменела. Это было худшее утро в её жизни. Ей очень сильно хотелось раствориться и превратиться в пыль, лишь бы не встретиться с его взглядом. Услышав тихий вздох Хатаке, она всё же предприняла еще одну попытку выползти из треклятой кровати как можно быстрее. Дабы скрыть постыдный румянец на щеках. 

Всё её существо охватило одно единственное желание побега. Сбежать от взгляда, от голоса, от себя самой, лежавшей пару мгновений назад на его груди, зарывавшейся носом в его кожу, мурлыкавшей, как кошка…

Щёки полыхали, будто она приложилась к кастрюле, только что снятой с огня. Хорошо хоть на ней была пижама, скрывающей всё, что можно и что нельзя.

— Э-это… я… — выдохнула она, не зная, куда деть руки, глаза и здравый смысл. — Я думала…что это… это подушка, вот!

Он, всё ещё лежа на постели, медленно приподнялся на локтях. Его волосы растрепались, на лице играла ленивая усмешка, а голос был хрипловат ото сна:

— Интересная у тебя привычка — целоваться с подушками. Мне уже начать беспокоиться из-за этой привычки?

— Не надо! Замолчите! — взвизгнула она, натягивая на себя ближайшее одеяло и прячась за спинкой кровати, как за щитом. — Вы! Вы вообще как тут оказались?!

Он пожал плечами, совершенно невозмутимо.

— Ты сама меня просила. Умоляла согреть тебя своим телом или что-то в этом духе. А потом заснула и обняла меня так, словно хотела приклеить меня к себе. Это было очень страстно, кстати.

Глаза Сакуры едва не лопнули. Она не знала от чего была поражена больше: от сказанного или от того, как он это говорил. Он что, всегда такой льстец по утрам? 

— Господи, что же это такое. Немедленно сотри мне память. Или хотя бы его.

— Слишком поздно, — усмехнулся он. Похоже, эта ситуация откровенно его забавляла. — Воспоминания уже в архиве. И знаешь, если ты собираешься повторить… я вполне за. Только если это будет исключительно со мной.

— Уходите! — бросила она сквозь пальцы, которыми закрывала лицо. Он рассмеялся тихо, почти добродушно. И, поднимаясь с кровати, бросил ей на ходу:

— Завтрак хочешь? Или ты предпочитаешь поутру питаться стыдом?

— Да что с Вами сегодня такое?! — отчаянно закричала Харуно, посмотрев на него гневно, маскируя за этим чувством своё смущение. — А!

Она вновь закричала, повернувшись к нему спиной. Король стоял в нескольких шагах в одних лишь трусах, и пусть ткань старалась сохранить хоть какие-то приличия, выпуклость, которую она мельком успела заметить, кричала об обратном. А манящий и такой сексуальный торс делал ситуацию только хуже. Это была катастрофа.

— Да оденьтесь Вы уже! — взвизгнула она, голосом, сорвавшимся на октаву выше и, зажмурившись, почти вслепую нащупала ближайшую подушку, которой тут же кинула в его сторону.

Подушка с глухим шлепком ударилась об его грудь, и он, как ни в чём не бывало, поймал её. А следом Сакура услышала едва слышный смешок. Такой чистый и манящий. Девушка впервые видела Какаши настолько расслабленным. И это осознание прошибло её такой теплотой, что дыхание сбилось, а сердце предательски дрогнуло.

Как бы она ни пыталась подавить вспыхнувшие чувства, эту неловкость, стыд, досаду и, главное, неуместное волнение, в груди что-то сладко и глупо защемило. Её лицо горело, но уже не только от смущения. Эта его усмешка, этот спокойный, уверенный тон, даже дурацкая фраза про подушки — всё это зацепило её сильнее, чем она готова была признать. Мурашки мгновенно пробежались по ее коже от стыдливого возбуждения, которое лишь подлило масла в огонь катастрофы. Это было наводнение, не иначе. Ситуация ей казалась настолько абсурдной, что мозг отказывался обрабатывать происходящее.

И пока Сакура разбиралась в своих запутанных чувствах, король с невозмутимым видом накинул рубашку на плечи и, не торопясь, начал застегивать пуговицы. 

— Ты помнишь наш последний разговор, Сакура? — внезапно заговорил Хатаке, от чего Харуно заметно вздрогнула, словно кто-то сорвал с неё покрывало, под которым она прятала свои чувства всё это время. — Помнишь мой последний вопрос к тебе?

Недавняя игривость в его голове полностью исчезла, не оставив и следа. Комната будто изменилась: солнечный свет, ещё секунду назад тёплый и ласковый, стал блеклым и холодным, как стекло. Она помнила. Слишком хорошо. Их последний разговор давно въелся в память, как старая рана. Она помнила, как он раскрылся, как в первый и, казалось, последний раз позволил себе быть уязвимым перед ней. Помнила, как её собственный страх перед ним, перед собой, перед их «возможно» заставил её промолчать.

Вязкая тишина обволокла всё, лишив привычной ясности и уюта.

— Конечно, помню, — выдавила она наконец, не оборачиваясь, — поэтому не понимаю… почему ты здесь.

— В тот день я спросил у тебя, можно ли нам исцелиться?  —  продолжил он уже ближе. Голос его стал значительно мягче.

Её плечи напряглись, а дыхание стало короче. Сакура молчала. Сердце гулко било в груди, и каждый удар отзывался эхом в ушах.  Тишина повисла на секунду. Затем шаги. Медленные. Звучащие как удары по её самообладанию.

Он остановился прямо за её спиной. Настолько близко, что она ощутила его дыхание на своей шее. Мурашки пробежали по коже, и всё внутри сжалось: от страха, от предвкушения, от той самой старой боли, которая вдруг потянулась наружу.

— Тогда ты ничего не сказала, — продолжил он. — И я решил, что это и есть твой ответ. Что в глубине души даже ты не веришь в такую вероятность.

Она опустила голову, кулаки дрожали от напряжения.

— Я молчала, потому что боялась, — сказала она едва слышно. — Боялась, что ты уйдёшь, если я скажу «да», — она все еще не осмеливалась повернуться и взглянуть на него. Слезы наворачивались на глазах от досады, и Сакура ненавидела себя из-за этой слабости. Под конец процедила сквозь зубы. — Но ты все равно ушел. 

Наступила долгая тишина. Но в этой тишине больше не было холода. Было глупое ожидание. Наивная надежда на что-то большее. Зыбкое, как дыхание на стекле, но всё же тёплое, живое.

— Я долго думал над ответом. — Он говорил медленно, словно выговаривая каждое слово изнутри. — Размышлял, а правильно ли я поступил. Что если было другое решение? Думал, может я мог поступить по-другому? Пытался убедить себя, что отпустить — это лучшее решение для нас обоих.

Он на мгновение замолчал, и Сакура услышала, как он втянул воздух, словно в груди у него вдруг стало слишком тесно.

— Столько думал, — продолжил он, и голос его дрогнул, — но в итоге так ни к чему и не пришёл. Вопросы остались без ответов. Однако в ту ночь, когда я получил известие, что ты заболела…

Его голос изменился. Стал глуше. Сломался, не выдержав наплыва чувств.

— И знаешь, — выдохнул он, — в тот момент всё потеряло значение. Все мои доводы, страхи, причины, моя незаменимая логика — всё это вдруг стало… таким ненужным. Потому что я понял, что если с тобой что-то случится, а меня рядом не будет, я этого себе не прощу. Ни за что.

Сакура всё ещё стояла, не оборачиваясь, но плечи её едва заметно дрожали. В горле стоял ком. Она чувствовала, как её прошлое, настоящее и даже неназванное будущее сжались в один пульсирующий узел. И имя этому узлу было он.

— Я испугался, — признался он, тихо, почти шёпотом. — Не за себя. За тебя. За то, что больше никогда не услышу твой голос. Не смогу сказать то, что не сказал тогда.

Он сделал шаг ближе. Ещё один. И теперь между ними почти не осталось воздуха.

— Сакура, — его голос зазвенел на грани, — если ты ещё способна простить… если ты хоть чуть-чуть всё ещё хочешь, скажи мне, что мы всё-таки можем исцелиться. Пусть не сразу. Пусть со шрамами. Но вместе мы преодолеем это.

Она молчала. Долгие секунды. Словно звук его голоса всё ещё дрожал в воздухе и отдавался в её позвоночнике. Сакура стояла спиной к нему, упрямо, почти по-детски, сжала кулак у груди, будто могла сдержать этим течение времени, свои чувства, себя саму.

Но сердце било тревогу.

Она помнила, как больно было молчать тогда. Как тоскливо было, когда он ушёл, не дождавшись ответа. Как тишина между ними стала глухим признанием в слабости.

А теперь он стоял здесь. И просил её сказать то, чего она тогда не сказала. Не смогла сказать, запутавшись в водовороте своих чувств.

— Ты… — голос её был хриплым, неуверенным, как у человека, который долго не говорил вслух ничего важного. В формальностях больше не было нужды. Они были излишни. — Ты появился снова, как ни в чём не бывало. Словно ничего не было. Будто всё, что я чувствовала пока тебя не было, не имело значения.

Она обернулась. Медленно. Лицо её было напряжённым, взгляд — острым, почти обжигающим. И в нём столько обиды, столько боли.

— И я ненавидела тебя, понимаешь? — сказала она. — За молчание. За уход. За то, что позволил мне думать, что я опять осталась одна.

Он опустил глаза, не перебивая.

— Но ещё больше я ненавидела себя… — её голос дрогнул, — за то, что всё это время ждала. Надеялась. Слушала, как ветер стучит в окно и думала, а вдруг… вдруг ты вернёшься.

Сакура сделала шаг к нему. Близко. Так, что теперь её пальцы могли коснуться его ладони.

— И вот ты здесь. Говоришь всё это. И я хочу… — она запнулась, вдохнула необходимый, но такой обжигающий воздух, — я хочу простить. Хочу исцелиться. Не ради прошлого. А ради нас, если мы всё ещё есть.

Какаши поднял взгляд. Он редко позволял себе быть таким уязвимым. Но сейчас смотрел на неё без защиты. Без маски.

— Мы есть, если ты скажешь, что хочешь попробовать снова, — тихо ответил он. — Не потому что всё будет легко. А потому что без тебя всё так бессмысленно.

Сакура не выдержала. Сделала последний шаг и просто прижалась к нему лбом, положив ладонь на его грудь. Он тут же обнял её. Мягко. Осторожно. Боясь, что она снова исчезнет.

И в этом объятии впервые за долгое время не было боли. Только задушевная тишина. И сердце, бьющееся под её ладонью: настоящее. Живое. Её.

Днями ранее

Темари попыталась раз. И еще раз. А потом и в третий. Но эта треклятая дверь никак не хотела поддаваться, а попросить помощи у советника она бы не посмела: гордость была на голову выше. Однако Темари уже чувствовала на себе продолжительный взгляд Шикамару и понимала, что всё же нужно спросить в чем дело, почему эта дверь не открывается. Но она бы не смогла спокойно спросить его об этом, доказав этим свою слабость.

— Эта чертова дверь не поддается. Ты знаешь почему? —  с толикой раздражения в голосе процедила девушка.

— Эта дверь уже давно сломана, и если её закрыть, то открыть можно будет уже только снаружи. Так что придется подождать, — нехотя принялся объяснять Нара, при этом не забыв зевнуть между строк.

— И что, нам теперь просто сидеть и ждать? — проскрежетала она. Темари стиснула зубы. Взгляд метнулся к бездушной двери, а затем обратно к вальяжно растянувшемуся на полу Шикамару, чей голос звучал так безмятежно, будто они застряли не в грязном чердаке, а на пикнике под вечерним солнцем.

— Не волнуйся, принцесса, — с ленцой протянул он, заложив руки за голову и глядя в потолок. — Скоро тебя спасут. Возможно, что это даже будет принц на белом коне.

— Принц на белом коне? — повторила она опасно тихо. Её бровь в который раз нервно дернулась.

Она развернулась к нему вместе со своим пылающим раздражением, в котором смешались боязнь тесных и маленьких пространств, досада и кипящая ярость на себя за то, что не смогла справиться с какой-то долбанной дверью.

— Напоминаю, что если меня кто-то и должен спасать, то это исключительно по твоей вине! — прошипела она, уперев руки в бока. — Если бы ты нормально озвучивал информацию заранее, я бы не оказалась в ловушке с ленивцем в человеческом обличье!

Шикамару даже не шелохнулся. Только один глаз чуть приоткрыл, лениво скользнув по ней взглядом.

— Вы сами закрыли дверь, не выслушав меня, — произнёс он без всякого нажима. — Что ж, теперь имеем, что имеем.

— Откуда я могла знать… — она сбилась, явно не зная, чем завершить фразу. — Ты всегда так бесишь! Знаешь это?

— Часто слышу, — с лёгким кивком отозвался он и даже улыбнулся краем губ. — Особенно от Вас, принцесса.

Темари бросила в него первое, что попалось под руку, которая, к сожалению, отлетела от его плеча, будто это был мешок риса, и с глухим стуком шлёпнулась на пол. Похоже, это был треснувший подсвечник. Однако ему всё также было по боку, настолько, что он и глазом не моргнул.

Блондинка обессиленно села на край обшарпанного стула и прикрыла лицо ладонями. В голове билась одна мысль, что она сойдет с ума прежде, чем их найдут.

— Ненавижу запертые пространства, — буркнула она глухо, постепенно ощущая нехватку воздуха, но упрямо игнорируя духоту. — И тебя я тоже ненавижу, советник.

— А мне нравится, — лениво ответил Шикамару, не удостоив её даже взглядом. — Тихо и тепло. Почти как отпуск.

Темари убрала руки от лица и уставилась на него в явном недоумении. Она даже моргнула несколько раз от возмущения и лёгкого шока.

— Отпуск?! — она почти вскочила. — Ты, часом, не сошёл с ума?

— Я бы еще добавил, что все это лишь благодаря Вам, принцесса, — протянул он, по-прежнему лежа, будто разговаривал с облаком, а не с разъярённой союзницей.

— Да ты просто... — она резко замолчала, чтобы не сказать чего-то слишком ядовитого. Сделала глубокий вдох, сжав кулаки. — Вот уж не думала, что так легко можно вывести меня из себя одной лишь бездарной фразой.

Шикамару наконец открыл один глаз и посмотрел на неё с лёгкой тенью насмешки:

— А я и не старался. Вы сами это прекрасно делаете. При каждом нашем столкновении спихиваете, как спичка. Как Вас вообще терпели дома?

— Прекрати немедленно, советник. Иначе лишишься важного для себя языка, —  вспыхнула она, повернувшись к двери и с новой яростью дёрнув за ручку. Темари не хотела показывать, как сильно её задели его слова. — Хватит вести себя так, будто ничего не случилось!

— А Вы попробуйте сесть и успокоиться, — невозмутимо продолжил он. — Паника ещё никого из комнат не выпускала.

Она замерла, не зная, что раздражает её больше: сама ситуация или его тон. Этот вечный ленивый тон, от которого хотелось одновременно швырнуть в него чем-то тяжёлым и… почему-то остаться, просто, чтобы переспорить.

— Не вздумай думать, что мне хоть на йоту приятно находиться с тобой в этом замкнутом пространстве, — процедила она, сев как можно дальше от него, почти к самой стене. — Я бы сейчас предпочла даже совещание длиной в несколько дней, чем слушать твои провокации.

— Ого, — Шикамару, наконец, приподнялся на локтях. — Вот это действительно обидно. Со старейшинами находиться больше часа себе дороже.

— Они хотя бы не считают нахождение взаперти отпуском! — огрызнулась девушка.

Он рассмеялся. И в этом смехе не было издёвки — только тихое, ленивое удивление. Темари фыркнула, но краем глаза всё же отметила, как легко ложится эта улыбка на его лицо и тут же заставила себя отвернуться.

Нет, подумала она. Он раздражает. Только раздражает. И ничего больше. Хотя внутри опять что-то дрогнуло.

Однако время шло, а подмоги всё не было, и Темари всё больше ощущала недомогание. Стены всё больше давили, а дыхание становилось всё тяжелее. Она пыталась не показывать вида, сохранять привычную холодную маску невозмутимости, но ладони уже начали подрагивать. Сердце стучало в груди слишком громко, отбивая тревогу, которую она пыталась заглушить здравым смыслом.

Шикамару, всё ещё полулежа у стены, открыл глаза и чуть напрягся, заметив, как изменилась её поза. Темари, обычно прямая и собранная, теперь сидела, слегка ссутулившись, с зажатыми плечами и напряжённой челюстью.

— Эй, — негромко сказал он уже без привычной ленивой нотки. — Ты в порядке?

— Всё отлично, — выдавила она слишком резко, почти срываясь. И всё явно было не в порядке, раз она не заметила упущение формальностей. — Просто… здесь душно. И воздуха мало. И ты. Ты здесь.

Он не ответил сразу. Просто наблюдал за ней несколько секунд внимательнее, чем обычно. Это уже было не привычное «придираться ради спора», а что-то более глубокое. Настороженное.

— У тебя клаустрофобия? — спросил он спокойно, не с насмешкой, а с редкой для него серьёзностью.

— Нет, — тут же отрезала она, но голос её дрогнул. — Я просто ненавижу замкнутые пространства, хорошо? Особенно когда… когда кажется, что выбраться уже нельзя.

Она резко встала и начала мерить комнату шагами, словно пыталась убедить себя, что пространства больше, чем на самом деле. Но каждый шаг, казалось, еще больше уменьшал стены, сужал пространство.

Шикамару вздохнул, медленно поднялся на ноги и подошёл ближе, но не слишком. Лишь так, чтобы быть рядом, не нарушая границ.

— Слушай, — мягко начал он, — давай просто попробуем сделать это немного терпимее. Вместе.

Темари остановилась, развернувшись к нему. В её глазах всё ещё бушевала тревога, но она впервые за всё это время выглядела не злой, а… уязвимой.

— Почему ты… — она сглотнула. Воздух едва проталкивался из легких. — Почему ты не бесишься? Мы застряли. Уже час, если не больше. А тебе будто всё равно.

Он устало вздохнул, пожав плечами.

— Потому что паника не откроет дверь. А спокойствие хотя бы не даст сойти с ума.

Ненависть отступила. Осталось только напряжение, но и оно, кажется, стало легче.

— Ты чертовски раздражаешь своей логикой, — тихо сказала она, но с куда меньшей злобой.

— Привыкай, принцесса, — усмехнулся он. — Я в ней живу.            

Темари выдохнула, но не так резко, как раньше, а глубоко, позволяя воздуху заполнить грудь. Казалось, что после долгой, изматывающей борьбы с самой собой, она наконец позволила себе немного слабости. Не показной, не унизительной, а той, что не разрушает, а освобождает.

Она медленно присела обратно на стул, уронив голову на спинку стены, и впервые за всё это время закрыла глаза. Шикамару сел рядом, чуть поодаль, не нарушая границ, но достаточно близко, чтобы её дыхание снова стало ровным. Он не говорил — просто сидел молча, позволяя тишине говорить за них. Но теперь в этой тишине не было напряжения. Она стала какой-то… уютной. Почти тёплой.

Темари впервые за время заточения не чувствовала, что стены давят. Пространство всё ещё было тем же, но внутри неё нечто отступило, раскрылось. И как бы она ни злилась на Шикамару, именно его спокойствие оказалось тем якорем, за которым она непроизвольно ухватилась.

— Знаешь, — сказала она спустя минуту, не открывая глаз. — Ты невыносим, ленив, дерзок, и я до сих пор не понимаю, как тебя вообще терпят в Совете.

— Сложный вопрос, — отозвался он с привычной ленцой. — Я сам иногда задаюсь этим вопросом.

Она хмыкнула, и впервые это был не саркастичный фырк, а почти улыбка. Почти.

— Но, — добавила она чуть тише, — спасибо.

Он повернул к ней голову, чуть приподняв бровь.

— За что? — он, конечно, хотел подшутить, но вовремя остановился. Редко можно увидеть принцессу такой искренней.

— За то, что не начал смеяться, когда мне было плохо. И… за то, что просто сидел. Молча. Это оказалось полезнее всех твоих слов.

Нара чуть наклонил голову, и уголки его губ дрогнули.

— Иногда тишина — самый полезный инструмент.

Она снова закрыла глаза. Даже хотела чуть расслабить плечи, позволить себе еще минуту в этой неожиданной безопасности рядом с человеком, который всегда её раздражал, но именно сейчас оказался тем, кто удержал её на плаву.

И именно в этот момент с громким клацем замка и скрипом петель дверь распахнулась.

— О! Вот вы где! — раздался бодрый голос охранника на входе. — Мы тут уже чуть не подняли тревогу, думали, что вас похитили или ещё что! Извините, забыл, что замок клинит, хе-хе…

Темари резко распахнула глаза и отпрянула от стены так, будто её окатили холодной водой. Вся внутренняя уязвимость мгновенно испарилась, словно её и не было. Щеки вспыхнули, но она тут же спрятала эмоции под ледяной маской.

— Наконец-то, — буркнула она, резко встав с места, чтобы перекрыть растерянность.

Брюнет тоже поднялся, потягиваясь как ни в чём не бывало.

— Жаль, — лениво заметил он. — Только стало по-настоящему тихо. В этот момент он уловил странную и дикую мысль, что ему было приятно находиться взаперти именно с ней. Парень быстро встряхнул эту мысль из головы.

— Замолчи, — отрезала она, проходя мимо. Но на этот раз в голосе не было злости. Только лёгкий, почти невесомый, след смущения. И, возможно, тёплая благодарность, которую она не собиралась озвучивать вслух.

После того разговора Какаши пришлось уйти по срочным делам, однако, Харуно и не возражала. Ей надо было побыть одной и поразмыслить над многими вещами. В частности над их отношениями. Она не понимала, можно ли считать их парой или пока рано об этом судить? Но её устраивало и такое развитие событий. 

Улыбнувшись краешками губ, розоволосая положила руки на грудь, где быстрее обычного билось сердце. Ей нравились эти маленькие, но осознанные шажки к друг другу. Нравилось, что они оба больше не прячутся за масками. Что между ними, пусть медленно, но уверенно начали исчезать стены. Она чувствовала: в этот раз всё иначе. Не вспышка на фоне войны, не слепая привязанность, не детская мечта о принце, а нечто настоящее, созревшее через боль, тишину и упорные попытки.

Сакура села у окна, поджав ноги под себя, и посмотрела в небо. Там плыли легкие облака, как её мысли: неспешные, немного растерянные, но всё же наполненные теплом. Её сердце, которое столько раз обжигалось, билось теперь иначе. Не в панике, не в тревоге, а с тем особым трепетом, который приходит, когда ты не ждешь счастья, а вдруг ловишь его в тихом взгляде. В полуслове. В том, как он назвал по имени. В том, как знал, когда молчать.

И этого было достаточно.

Она провела пальцами по запястью, ощущая всё ещё не исчезнувшее тепло его ладони. Где-то глубоко внутри у неё поселилась робкая уверенность — даже если всё сложно, даже если впереди ещё много вопросов, она не одна. Только не сейчас.

Вскоре её позвали позавтракать с Саске и, подготовившись, та вышла из ныне уютной спальни. Спустившись на первый этаж, Сакура прошлась по длинному коридору, чьи стены были обвешаны многочисленными картинами. Сакура не раз проходилась по этому коридору, но ни разу не обращала внимание, что почти все картины были закрыты тканью, кроме одной единственной. Это была семейная картина: в ней была изображена вся чета Учих. Невольно остановившись возле неё, Харуно подметила, что только один человек выглядел на ней счастливым. Мама Саске. Она была такой красивой и нежной. Сразу становилось понятно, что женщина была истинной дворянкой, выросшей в аристократической семье.

— На что смотришь? — внезапно раздавшийся голос в конце коридора, застал девушку врасплох. Она тут же повернула голову и встретилась с безразличным взглядом Саске. Непроизвольно, в изумрудных глазах Харуно наложились два образа: нынешний Саске, и тот, что навсегда запечатлён в этой картине. В ней он был еще юн и упрям. И хоть на первый взгляд с картины на неё смотрел холодный, пронзительный взгляд тёмных очей, на самом деле, в них плескалась жизнь: яркая, горящая отвага воина, готового сражаться до конца. А сейчас на Сакуру смотрели совсем другие глаза: потускневшие, уставшие, выжженные временем. Глаза человека, в котором та жизнь давно угасла. И ей от этого было физически больно.

— Ничего, — наконец ответила она и двинулась в его сторону. — Пошли, поедим.

Учиха не спрашивал, как она себя чувствует и нужно ли ей что-нибудь напрямую. Она знала, что Саске узнавал об её состоянии тайно, и что именно он позвал сюда короля. От осознания его незаметной заботы её становилось тепло в душе. Стол, как и прежде, был накрыт весьма щедро, как и подобает положению Саске. Однако на сей раз что-то было по-другому, и Сакура не могла понять, что именно. Казалось, еды было больше, чем обычно, да и количество сладких блюд увеличилось. Её догадки касательно изменений прояснились в моменте, когда Саске сел не на центровом стуле, а перед ней. И если бы Харуно не вглядывалась в него, то и не заметила, как сильно он нервничает. Не успела она задать интересующий ей вопрос касательно Итачи, как дверь в комнату отварилась и в комнату зашел «виновник торжества».

Дверь открылась бесшумно, как и всё, что делал Итачи. Он вошёл туда с той самой спокойной грацией, которая была ему свойственна всегда. Возникало ощущение, что он скользил по воздуху, не оставляя ни следа, ни звука. Его длинный плащ цвета вороньего крыла чуть колыхался за спиной, волосы, как всегда идеально собранные, блестели в мягком утреннем свете. Лицо — сдержанное, почти бесстрастное, но в тёмных глазах мелькнуло нечто, что Сакура разгадать не смогла.

— Доброе утро, — вежливо поздоровался Итачи и попросил сесть обратно, когда Сакура взволнованно встала, дабы поприветствовать в ответ. — Не нужно быть столь вежливой, мисс Сакура.

— Пожалуйста, без «мисс», — попросила девушка и села обратно, мельком взглянув в сторону Саске. Тот бесстрастно намазывал масло на хлеб. Он не поздоровался, не выдал ни намёка на приветствие.

 В комнате на миг повисло звенящее молчание, будто воздух стал плотнее. Сакура, державшая чашку чая обеими руками, напряглась. Она почувствовала, как по коже пробежал лёгкий озноб от напряжения от того, как два брата, связанные кровью, смотрели друг на друга так, будто чужаки.

Саске отложил нож, наконец обратив внимание на Итачи, что пил свой апельсиновый сок. В его лице не было ни раздражения, ни гнева — только ледяная отстранённость. Ни один мускул на нем не дрогнул. Только в глубине глаз вспыхнуло старое, незаживающее пламя. В нём был и вопрос, и укор, и целая история, которую никто из присутствующих не осмеливался озвучить.

— Не думал, что ты так рано вернешься, — наконец проронил Саске, и в его голосе сквозила натянутая вежливость, как струна, готовая лопнуть от малейшего прикосновения.

Итачи скользнул взглядом по тарелке с завтраком, затем снова на Саске. И лишь на миг, едва заметно, его глаза стали мягче.

— Я не задержусь, — отозвался он, всё так же ровно, похоже не чувствуя этой неловкой тишины, вплетённой в каждый вдох в комнате. — Приехал на время турнира.

Сакура поставила чашку обратно, решив пока не вмешиваться. Воздух был густой от несказанных слов, и одного неловкого слова хватило бы, чтобы комната вспыхнула, как порох. Однако стоять в стороне у нее не получилось, так как Итачи сам обратился к ней:

— Сакура, я хотел бы поблагодарить Вас за то, что присматриваете за моим младшим братом, — слова брюнета прозвучали неожиданно мягко, с едва уловимой интонацией, которая заставила Сакуру напрячься ещё сильнее. — Я знаю, как с ним тяжело. 

Она подняла глаза и встретилась с его взглядом. Итачи всё так же напряженно сидел, прямой как стрела; Он не принадлежал этому уютному утру, этому столу, этой тишине. Но в его голосе прозвучала благодарность: настоящая и почти тёплая. Это удивило. Сакура кивнула, пытаясь сохранить спокойствие, но в её пальцах невольно дрогнула ложка.

— Не стоит, — ответила она тихо, осторожно подбирая слова. — Я не делала ничего особенного.

— Я всё равно у Вас в долгу, — все также вежливо уточнил Учиха старший. 

Саске, до этого молчавший, громко поставил чашку на стол. Звук глухо отдался в воздухе, как выстрел. Он не смотрел ни на брата, ни на Сакуру: только перед собой.

— Хватит говорить обо мне так, как будто меня здесь нет, — резко бросил он. Голос низкий, сдержанный, но с каждым словом напряжение нарастало. — Я не ребёнок и не твоя ответственность. Ни её, ни твоя.

— Разве? — фраза прозвучала двусмысленно, с тенью горечи и толикой укора. Сакура в ту же секунду поняла: он знает. От осознания у нее по коже прошлись мурашки, и её взгляд тут же устремился на Саске, что выглядел напряженнее, очевидно, придя к тому же выводу, что и она.

Итачи выдержал паузу. Его взгляд стал вновь холодным и отстранённым. Мужчина снова надел старую маску.

— Я так и не научился говорить с тобой иначе, — спокойно произнёс он. — Возможно, потому что каждый наш разговор — это поле битвы, где ты всегда держишь меч наготове.

Саске зло усмехнулся, сжав кулаки на коленях под столом.

— Может, потому что ты ушёл с него, когда битва была в самом разгаре, — зло цедил младший Учиха, скалившись от досады. — Да и это единственное время, когда я могу держать меч.

Сакура чуть наклонилась вперёд, ладонью прикрывая рот, чтобы не выдохнуть слишком громко. Боль этих двоих была как остро натянутая проволока между ними, и она сейчас стояла посередине, боясь пошевелиться.

Итачи ответил не сразу. Он посмотрел на Саске долго, пристально, с тем выражением, которое сложно было расшифровать. Грусть? Усталость? Вина?

— Ты думаешь, я не знаю, что причинил тебе боль? — наконец произнёс он тихо, но твёрдо. — Но если ты хочешь и дальше жить только в прошлом, никто тебя не остановит. Я просто пришёл сказать, что рад видеть тебя живым.

Он кивнул в сторону Сакуры. 

— И в хорошей компании.

А потом, встав с места, повернулся, и так же бесшумно, как вошёл, вышел за дверь, оставив после себя только лёгкий запах дождя и горьких слов.

Саске долго смотрел вслед, не двигаясь. Его плечи были напряжены, взгляд угас. Сакура не дотрагивалась: просто сидела рядом, давая ему время. Только потом, когда тишина стала почти невыносимой, он прошептал:

— Это ты ему рассказала?

Саске отвернулся, но на его губах дрогнула тень чего-то похожего на боль. Он не был в силах даже на ненависть.

— Нет! Я же обещала тебе! — воскликнула девушка в возмущении.

— Тогда ладно, — устало произнес брюнет и тоже встал со стола, не произнеся и слова, оставив девушку одну в этой огромной комнате за богато накрытым столом.

Но аппетита больше не было. Как и сил.

Месяц пролетел стремительно. Настолько, что Сакура и опомниться не успела, как время, отведённое на подготовку к турниру, подошло к концу. Она тренировалась почти без передышки: спарринги с другими участниками, занятия по стратегии, укрепление духа и тела. Иногда, в редкие минуты покоя, она позволяла себе побыть рядом с Его Высочеством. Но особняк Учих всё же пришлось покинуть. Теперь, когда за Саске следил Итачи, Сакура чувствовала, что вторгаться в эту хрупкую зону, где братья пока только пытались научиться дышать рядом, было бы неправильно.

Она сосредоточилась на себе. На своей цели. И впервые за долгое время — на собственных мечтах.

Харуно знала: она должна одержать победу. Не ради славы, не ради титула. А ради приза на желание. Желание помочь другим женщинам найти свой путь, отвоевать возможность выбирать, принимать решения, идти против давно проржавевших, но всё ещё угнетающих правил.

Раньше, Сакура хотела взять все в свои руки. Но теперь она осознала, что ее руки слишком малы для этого. Она осознала, что хотела удержать слишком много. Что может положиться на короля. Что вместе они могут попытаться сдвинуть эти старые, глухо замкнутые двери, ведущие в новую эру. Но сперва она должна была заслужить доверие людей. Доказать, что она не просто кто-то рядом. Не украшение. Не тень мужчины. А полноценная, сильная личность — с голосом, мечтами и правом быть услышанной.

Площадь перед ареной была переполнена. Казалось, сама столица высыпала из стен своих домов, чтобы увидеть зрелище, которое ожидалось годами. Рыцарский турнир открывался величественным маршем стражи: флаги развевались под утренним ветром, барабаны гремели, и в воздухе ощущалось электричество нетерпения. Участники стояли в ряд, каждый в своих доспехах, со своим оружием. Кто-то — уверенный, кто-то — напряжённый. Сакура, облачённая в лёгкую, но прочную броню из розовато-серебристого металла, стояла среди них, прямая, как стрела. 

Над ареной вознеслась трибуна для знати. И там, во главе, сидел он — Король. Его взгляд нашёл её среди десятков лиц. Короткий кивок, почти незаметный, был для неё важнее тысячи слов. Она ответила лёгким движением подбородка и пошла дальше. В этот момент Харуно была не просто участницей. Она была вызовом. Символом перемен.

Между тем, трубачи возвестили начало.

Небо над ареной было безоблачным, солнце стояло высоко, заливая светом золотые шпили трибун и отливая бликами на полированных доспехах участников. Зрители заполнили каждый доступный уголок арены: знати отведены ложи повыше, ближе к королевской трибуне, простым горожанам — места у нижнего яруса, ближе к пыльной земле. Но сегодня все были равны в одном: в ожидании зрелища, достойного легенд.

Когда раздался звон первого гонга, арена взорвалась криками. Глашатай, стоя в центре, громогласно объявлял имена бойцов, и каждый рыцарь шагал навстречу своей судьбе под взглядом тысяч. Сакура стояла в ожидании своей очереди. На её висках выступил пот. Не от страха — от сосредоточенности. Пальцы касались эфеса меча. Холодный металл придавал уверенности. Её взгляд скользил по арене: вспышки огней, звон стали, тяжёлое дыхание бойцов, вырывающееся из-под шлемов. Кровь то и дело окрашивала пыль под ногами. Первый бой был между двумя рыцарями из южных степей. Два громилы в тяжёлых латах столкнулись с грохотом, словно титаны. Щиты трещали, мечи скрежетали о сталь, а толпа гудела, не зная, кому отдать предпочтение. Сражение было долгим, равным, пока один из них хитро не ушёл в подкат, сбив противника с ног и приставив меч к его шее. Публика взорвалась аплодисментами.

Следом выступили бойцы полегче, но не менее опасные. Один — ловкач с двумя короткими клинками, другой — бывший послушник монастыря с посохом, обвитым металлическими вставками. Сражение напоминало танец: блеск стали, движения, ускользающие от взгляда, удары, отражённые за доли секунды. В конечном итоге победил бывший монах: удар в солнечное сплетение оказался точным и решающим.

И вот, наконец, очередь подошла к ней.

Сакура Харуно вышла под крики и шёпоты. Женщина среди рыцарей. Ее появление всё равно воспринималось с неоднозначностью и недоверием. Некоторые смотрели на нее похотливо, другие — с презрением, но никто из низ не ожидал от неё чего-то выдающегося, несмотря на то, что Сакура вернулась с знаменитой «Кровавой битвы» (сражение в 3 главе). Она чувствовала каждый взгляд, слышала, как замирали разговоры, когда она шагала вперёд. Но внутри — никакой дрожи. Лишь ясность. Её соперником был сэр Ашимару, здоровяк с двуручным топором. Он усмехнулся при виде её тонкой фигуры и лёгкой брони.

— Ты не в том месте, девочка, — бросил он, уже готовясь к победе.

Сакура ничего не ответила. Она просто поклонилась и приняла боевую стойку. Как только гонг ударил, он ринулся на неё, поднимая топор. Но её скорость оказалась неожиданной. Харуно ушла в сторону, оставив его бить по воздуху. Затем, быстрым выпадом, ударила в бок его доспеха. Металл загремел, но не пробился. Мужчина развернулся — теперь уже настороженно. Она больше не была просто «девочкой».

Бой продолжался. Она ловко уклонялась, отвечала сериями точных ударов, один за другим выбивая его из равновесия. Ашимару орал, ругался, но всё больше уставал. Его тяжёлое оружие с доспехами в придачу — подводили. Наконец, она использовала момент: удар по колену, вращение, и меч легонько прижался к его горлу. Убивать было нельзя.

На трибуне король Какаши склонил голову в бок, на губах редкая тень улыбки. Гром оваций. Даже те, кто сначала насмешливо переглядывались, теперь аплодировали стоя. Народ всегда был простодушен. Им не важно, кто будет показывать им зрелище. Для них главное — получить его. Сакура вытерла пот со лба. Это была только первая схватка. Впереди её ждало ещё больше битв, и каждая — шаг на пути к цели. Но главное уже случилось: она доказала, что достойна стоять здесь. Что её не сломить. Что она — сила, с которой придётся считаться.

Турнир продолжался. А вместе с ним и её история.

С каждым днём атмосфера за пределами арены становилась всё более плотной, словно тяжёлый туман перед бурей. Если в начале турнира участники переговаривались сдержанно, с уважением, обмениваясь фразами перед поединками и даже делились шутками, то теперь в воздухе витал другой запах. Запах напряжения, зависти и недовольства.

Сакура чувствовала это кожей. Пронзительные взгляды, задержавшиеся на секунду дольше. Обрывки перешёптываний за спиной. Неискренние улыбки. Всё это было лишь маской для того, что копилось под ней. Некоторые рыцари — те, кто вылетел раньше, чем ожидал, и те, кто даже не прошёл первый тур, — открыто выражали сомнение в её победах.

— Неужели мы все настолько слабы, что проигрываем какой-то девке? — бросил как-то один из выбывших бойцов, лениво опустив кубок с элем на стол в шатре.

— Говорят, её готовил сам Король, — ответил второй, усмехнувшись. — Мило, правда? У неё сильный покровитель.

— Ха, покровитель или… покровитель? — подмигнул третий, и все трое разразились гоготом, в котором сквозило не веселье, а злоба.

Сакура слышала подобные разговоры не раз. Здесь не имело значение имеешь ли ты титул, звание или уважение. В турнире каждый участник приравнивался к другому. И поначалу сказанные слова больно резали слух, цепляли за самое уязвимое. Ей не хотелось слушать подобные мерзости в сторону короля, но её реакция заставила бы их разглагольствовать еще больше. Но вскоре она научилась делать вдох и отпускать. Саске раньше говорил ей, что слова это ветер, а она — гора. Молча, с гордо поднятой головой, Харуно проходила мимо, и каждый раз это молчание разъяряло недоброжелателей куда сильнее любого ответа.

Но интриги были не только в словах.

Ночью, уже после третьего боя, когда лагерь стих, и арена пустовала, она заметила нечто странное. Застёжка на её доспехах была перетянута. Девушка всегда проверяла снаряжение дважды: привычка, воспитанная некогда Какаши. Но теперь нагрудная защита болталась свободно, словно кто-то специально ослабил крепление. Это могло стоить ей жизни в бою.

Мурашки пробежали по спине от понимания, что кто-то пытался её вывести из строя. И, судя по тихим шагам в тени соседнего шатра, этот кто-то ещё не ушёл.

Сакура выхватила нож, но не рванулась вдогонку. Она не стала шуметь. Не стала поднимать тревогу. Она просто сделала вывод: её боятся. Боятся настолько, что прибегают к подлости. И если уж так, значит — её считают угрозой.

Однако уже утром всё было как обычно. Улыбки. Приветствия. Тёплый хлеб и чай. Словно никто не пытался вчера устроить ей «несчастный случай». Но с этого дня Харуно перестала доверять даже тем, кто ещё вчера желал ей удачи.

В шатре для подготовки Сакура стала замечать больше взглядов. Кто-то смотрел с интересом. Кто-то с подозрением. Но были и те, кто не прятал презрения. Один из них — лорд из западных кланов, Геншо Рьюдоин, высокий и всегда опрятный, с усмешкой подходил к ней перед каждым боем.

— Ты умеешь удивлять, леди, — говорил он, — но не стоит слишком увлекаться иллюзией. Турнир — это не сказка. В сказках женщины побеждают. В реальности нет.

— Может, пора переписать реальность, — спокойно отвечала она, не глядя на него, из-за чего не видела его красное от гнева лицо.

Но всё это изматывало. После каждого боя помимо физической боли, ей приходилось бороться еще и с внутренним напряжением. Ночами ей не спалось. Харуно вспоминала, ради чего пришла сюда. Женщины, запертые в шелках, с поникшими глазами. Девочки, которых ждали чужие мужья и чужая жизнь. Она видела их лица во снах. И видела себя, стоящей между ними и этим миром.

Она не могла позволить себе проиграть. Ни здесь, ни за кулисами.

Однажды к ней зашла в шатёр служанка, принесла корзину с бинтами и едой. Но прежде чем уйти, замялась у входа.

— Леди Сакура... — прошептала она. — Я слышала… что сегодня ваш бой хотят отменить. Говорят, что противник внезапно заболел, но вместо него выставят нового. Очень опасного. Слишком опасного…

Сакура замерла.

— Спасибо, — тихо сказала она. Эта информация могла быть ложной. Но ей было всё равно. Её цель от этого не менялась. Перед боем девушка молча вглядывалась в шлем, в чьем отражении виднелись её глаза. Усталые. Но полные решимости.

Она знала, кто она. И знала, ради чего идёт вперёд.

День выдался хмурым: тучи с раннего утра нависли над ареной, будто небо чувствовало, что сегодня что-то пойдёт не так. Сакура шагала к центру боевого круга с тем же сосредоточенным выражением лица, каким она встречала каждый поединок. Но в груди тянуло, как перед грозой.

Толпа уже собралась. Где-то на возвышении сидели представители совета, члены знати и военной верхушки. На трибуне — Король. Итачи, как обычно, сохранял нейтральное выражение лица, но глаза его скользнули по ней с напряжённым вниманием. А Какаши, сидевший немного поодаль, был сосредоточен, словно сам собирался выйти на арену. Только он знал, как часто эта тишина перед боем могла быть обманчивой.

Объявление судьи было коротким и, как показалось Сакуре, странно скомканным:

— Участник под номером семь — Сакура Харуно. Против неё сегодня выступает рыцарь Кадзумо из Ледяных земель, временно заменивший выбывшего бойца по состоянию здоровья.

Сакура напряглась. Кадзумо? Такого имени не было в списках. И даже если его и заменили, судьи обязаны были сообщить об этом заранее. Всё происходило слишком быстро и слишком тихо. Когда рыцарь вышел на арену, Сакура поняла — всё действительно не так, как должно быть.

Перед ней стоял высокий человек в чёрных доспехах. Ни знаков, ни герба. Лицо скрывал полный шлем с тяжёлым забралом. Он не поклонился. Не поздоровался. Просто встал, опустив руки к рукоятям двух коротких мечей, словно зверь перед прыжком.

И тогда она ощутила это. Его присутствие. Тёмное, липкое. Ненависть была не как эмоция, а как состояние бытия. В этом бойце не было чести. Только жажда уничтожения и смерти. Инстинкты бойца вопили удрать отсюда. Он был слишком опасен. 

— Начинайте! — разнёсся голос судьи, и воздух лопнул, как вздутый шарик.

Сакура еле успела отскочить в сторону. Нападающий атаковал молниеносно, без предупреждения. Первый удар, второй, третий, и  каждый из них точный, убийственный. Он не «играл» в рыцарские турниры. Он хотел сломать её.

Металл скрежетал о металл. Она ушла в оборону, анализируя стиль. Ничего знакомого. Он не следовал кодексу турнира. Бил по суставам, по шее, под щит точно и безошибочно, как обученный убийца. Сакура таких встречала лишь в те времена, когда сама была такой же. Грязной. Двуличной.

Рыцарь отступила на шаг, затем ещё один. Его силу она чувствовала через оружие: тяжесть удара отзывалась в плечах, в локтях. Один промах, и он её пробьёт.

Толпа замерла. Никаких криков. Только напряжённый шум дыхания и глухой звон стали. Сакура не осмеливалась поднимать голову в сторону короля, не хотела видеть его встревоженное выражение лица. Но основная её сила была в изворотливости. В ловкости. Она не позволила страху овладеть собой. Харуно видела, как быстро бьётся его грудь. Он выдыхался. Он вложил в первые удары всё, что мог. Надеялся сокрушить её напором.

Её удар был неожиданным. Короткий выпад вперёд, движение плеча, и кончик её меча полоснул по его боку. Кровь. Первая за этот матч.

Он взвыл, и на секунду забыл о защите. Этого хватило, чтобы та резко ударила по его мечу, выбив его из хватки, и в том же движении ногой сбила ему равновесие. Противник рухнул, как подрубленное дерево. Её клинок оказался у его горла.

Судьи молчали. Слишком долго. И только после громкого, нарочито показательного вздоха одного из советников, раздалось:

— Победа… за Сакурой Харуно.

Толпа взорвалась. Кто-то аплодировал, кто-то свистел, кто-то кричал. Но всё это было неважно. Сакура стояла, тяжело дыша. Под шлемом мокрые виски. В груди огонь. Она победила. Не просто бойца, а весь этот заговор, всю систему, что хотела сломать её.

Какаши подался вперёд от напряжения. Итачи что-то сказал человеку рядом. Но Сакура уже ничего не слышала. В голове звенело. Не от боли, а от победы. Это была не просто победа в бою. Это было заявление. Знак. Её нельзя больше игнорировать.

Она не случайность. Она — гроза.

Ночь перед финалом выдалась особенно холодной. Ветра гуляли по каменным коридорам замка, словно чувствовали приближение решающей схватки. Она с гордостью могла заявить, что протиснулась в финал, несмотря на все сложности, что дожидались её. Финалистам давалась возможность переночевать в уютных и больших спальнях, где имелась ванна с горячей водой. Им давали всё, что только просили, угождали, как высших чинов. Сакура сидела в своей комнате, закутавшись в тёплую накидку. Перед ней её катана, тщательно наточенная, лежащая на ткани, как священный артефакт. За ним была простая карта поля боя. Линии, пометки, разметки — всё повторено и выучено наизусть. Но мысли мешали сосредоточиться.

Она знала, кто будет её последним противником. Наконец, Харуно узнала, к кому шла целую неделю.

Неджи Хьюга.

Гений, что холоден, как лёд, и отточен, как лезвие. Он не просто знал бой — он им и был. Каждый его шаг, взгляд, вдох вымеренные, как удары часов. И что хуже — он был голосом старого порядка. Тем, кто считал женщин в бою не более, чем иллюзией. Она знала, как сильно тот её презирает. И это чувство было взаимным. Сакура ненавидела таких, как Неджи: неспособных к переменам, слепо чтящих традиции.

Сакура медленно вдохнула, пытаясь унять гул в голове. Но вдруг та услышала тихий скрип. Кто-то открыл окно. Она резко обернулась, не забыв прихватить оружие.

— Надо поставить тебе охрану, — раздался знакомый, слегка насмешливый голос. — Ты слишком доверчива, Сакура.

На подоконнике сидел он. В тени, как всегда. Его плащ слегка трепал ветер, а серебристые волосы были спутаны после, казалось бы, спешной дороги.

— Ваше Величество? — она прошептала, не веря своим глазам. Настороженное выражение лица сразу же смягчилось. — Что Вы здесь делаете?

— Пришёл пожелать удачи, — тот спрыгнул с подоконника с кошачьей грацией, — и кое-что напомнить.

Сакура встала, по-прежнему немного ошеломлённая. Однако довольную улыбку скрыть не получилось.

— Это запрещено. Если кто-то узнает...

— Тогда сделаешь вид, что тебе всё привиделось, — усмехнулся он и вдруг стал серьёзным. — Завтра ты выйдешь против самого опасного соперника в этом турнире. Не из-за силы. А потому что он будет драться не ради победы. А ради принципа. И ты знаешь, что это значит.

Она кивнула, чувствуя, как сжимается горло.

— Неджи будет жесток. Не только физически. Он будет пытаться сломить тебя морально. Показать, что всё, к чему ты шла — ничто.

Какаши подошёл ближе, почти вплотную. Он не касался её, но его присутствие ощущалось кожей. Тепло его тела жгло её кожу. Сакура боялась представить, что с ней будет, когда он коснется её.

— Не позволяй ему это, Сакура. Помни, кто ты есть на самом деле. — Его голос стал мягче. — Ты не просто боец. Ты — символ перемен. Они смотрят на тебя не просто как на участницу. Они смотрят как на ту, кто может изменить правила. Ты уже доказала, что заслуживаешь быть здесь. Осталось только поверить в это самой.

Сакура посмотрела на него. В его взгляде смешались тревога, гордость и изобилие нежности. И боль: затаённая, скрытая за маской. Она видела, как тяжело ему оставаться в стороне.

— Вы ведь не просто за поддержкой пришли, да?

Он молчал несколько секунд.

— Я не могу вмешиваться в турнир. Но я уверен в тебе. Я знаю, что ты победишь. Не зря же я знатно поседел за эту неделю, — он говорил умеренно, но в его голосе сквозили нотки иронии. Сакура не удержалась и, звонко рассмеявшись, ответила:

— Но они у Вас и так были седыми.

— Это излишние мелочи, — простодушно ответил он, и на губах появилась тень улыбки. Он взял её за руку. Впервые осознанно, почти робко. И она позволила.

— Я буду рядом, — сказал он. — Не на поле боя. Но в каждом твоём движении. В каждом выборе. Ты сильнее, чем думаешь, Сакура.

И на мгновение всё вокруг испарилось. Остались только они. Двое, посреди шторма. Один, как щит. Вторая, как огонь.

Она кивнула, сжав его пальцы.

— Спасибо, что пришли. Это многое значит для меня.

Он отпустил её руку, шагнул назад к окну. Между ними витала некая недосказанность, но к большему они пока не были готовы. 

— Ударь его так, чтобы даже Совет встал, — перед тем как исчезнуть, мужчина обернулся к ней. — И чтобы вся арена поняла: женщина не просит равенства. Она его берёт.

А потом его не стало.

А Сакура осталась у окна. С горячим сердцем и тенью улыбки на губах.

Последняя битва должна была начаться в полдень. Арена, залитая солнцем, казалась огромным котлом, в котором закипали эмоции, страсти и ожидания. Похоже, людей было даже больше, чем в первый день турнира. Толпа гудела, словно единый зверь, разрываемый на куски: одни выкрикивали имя Неджи. Член из уважаемой семьи, воспитанный с детства, как рыцарь, образец дисциплины и силы. Другие, как ни странно, кричали за Сакуру, за отвагу, за надежду, которую она воплощала для женщин всего королевства. Практически все женские голоса были за неё, и это все меньше нравилось мужчинам, но даже среди них находились исключения.

Когда они вышли на поле, ветер подхватил прядь её волос, желая приободрить. Она стояла в легких доспехах: гибких, не стесняющих движений, но всё же защищающих. Казалось, что все королевство сейчас наблюдает за ней, и Сакура чувствовала себя главной героиней. Однако, радости от этого не ощущала. Была лишь давящая ответственность.

Напротив же стоял Неджи. Безукоризненно собранный, точный, словно выточенный из стали. Его шлем висел в руке. Смотрел он прямо. Не скрывал свой презирающий взгляд под ним.

Интересно, в тот день в доме Наруто он допускал мысль о том, что будет стоять с ней здесь?

— Харуно, — произнёс он, начиная круг, словно охотник. — Тебе не место здесь. Турнир — не сцена для благих намерений. Это поле для воинов. А ты всего лишь иллюзия мечты.

Сакура предпочла не отвечать на его откровенные провокации. Наруто рассказывал ей о его методах борьбы. Почему-то всегда Неджи начинал бой с ментального давления. Хьюга обожает видеть поражение именно в глазах противника. Сакура в этом окончательно убедилась после его битвы с Ли. Между тем, мужчина продолжил:

— Ты думаешь, тебя уважают? — он шагнул ближе. — Они смотрят на шоу. Не на воина. Ты — развлечение. Женщина, решившая, что способна быть равной мужчине. Это даже звучит смешно.

Сердце укололо, как бык копытом. Но Сакура все еще не дрогнула. Она знала, что все ожидают от неё забавного зрелища, как стервятники ждут смерти своей жертвы.

— Если ты пришёл сюда, чтобы говорить, а не драться, — проговорила она деловито спокойно, — можешь сдаться уже сейчас.

Вокруг раздался одобрительный гул, и Неджи лишь усмехнулся, скрывая свою досаду.

— Раз ты так хочешь сражения — ты её получишь.

Толпа зашумела, как море перед штормом. Судья вознёс руку вверх, давая сигнал, и в тотчас в воздухе воцарилась тишина. Настолько плотная, что слышно было, как скрипят латы. Как где-то в толпе затаили дыхание. Она в первый и последний раз посмотрела на него и, получив одобрительный кивок, воодушевленная этим чувством, полностью сосредоточилась на финальной схватке.

Сакура встала на арене. Лёгкие доспехи из закалённой кожи и металла облегали её стройное тело. Поверх нагрудника была вышита эмблема её фракции: не герб рода и даже не символ клана. Там был цветок сакуры. Символ воли, что рвётся сквозь камни.

Напротив встал Неджи, как воплощение холодной решимости. Его серебристые доспехи и блестяще отполированный меч отражали солнце. Они были олицетворением брони ангела карающего грешников. А грешницей сейчас была сама Сакура. В его серых глазах не было ни страха, ни колебания. На его лице читалась только уверенность, а в глазах — предвкушение победы.

— Ты всё ещё можешь отказаться, — бросил он, обнажая меч, сделав первый шаг по пыльной арене. Его голос был спокоен, почти мягок, но в этой мягкости чувствовалось хищное снисхождение. — Я даже не подумаю осудить тебя. Ты уже доказала своё. Уйди достойно.

Сакура напряглась. Взгляд острый, как игла. Ни капли сомнений.

— Я не ради себя сражаюсь, Хьюга. Ты должен понимать это чувство лучше, чем кто-либо другой.

Судья опустил флаг. И перед самой атакой парня, Сакура успела заметить, как нахмурились его брови. Он понимал. И от этого было только хуже.

Первый удар — сбоку, в плечо. Неджи двигался, как поток воды: плавно, почти поэтично. Сакура блокировала, но удар был достаточно сильным. Она пошатнулась, но выстояла. Ответный выпад — короткий, в район ребер. Он парировал, предугадав её движение заранее.

— Ты сильнее, чем казалась, — заметил он, отступая. — Но это сила без фундамента. Женское упрямство, не так ли?

Сакура прыгнула вперёд, размахнувшись снизу вверх. Её меч встретил его щит со звоном. Руки дрожали, ладони ныли от отдачи, но она не остановилась. В следующий момент он ударил её по ногам, и она рухнула, но перекатившись, быстро поднялась.

— Ты боишься. Боишься, что я могу победить, — выплюнула она, вскидывая клинок.

— Нет, — прошипел он, резко приблизившись, заставляя её пятиться. — Разумный человек не может бояться вещей, которых попросту не существует.

— Значит, ты не разумный!

Второй удар — меч сбоку, плашмя, в корпус. Сакура ахнула, упала на одно колено. Он стоял над ней.

— Сдавайся, — тихо произнёс он, почти с сожалением. — Твоё тело не выдержит. Ты не создана для сражений. Это тело способно лишь к созданию потомства!

В глазах Сакуры загорелся огонь. Впервые за это сражение она действительно разозлилась.

— Я создана не для того, чтобы мир диктовал мне, кем мне, черт возьми, быть!

Закричав эти слова, она вскочила. Толпа, готовая к её поражению, ахнула. Всплеск адреналина, следом резкий выпад, и она почти попала! Его лезвие отразило удар в последний миг. Теперь в его глазах мелькнуло нечто новое, что девушка была не в силах анализировать.

Они снова закружились, как в танце. Удары сменяли друг друга: сталь о сталь, крик сердца о глухую логику. Она знала, что не сможет победить физически. Сакура уже чувствовала накатившую усталость. Пот медленно стекал с её висков, а дыхание становилось всё тяжелее. Тогда как Неджи держался достойно, без единого изъяна. Это бесило её больше всего! 

Харуно учитывала всё это и знала, что если сломается духом, на сей раз, проиграет по-настоящему.

— Ты одна. У тебя нет родословной. Нет лордов за спиной. Ты веришь, что сможешь изменить их всех одной победой? — он говорил сквозь удары. Не ради пощады — ради давления. — Ты слишком много возомнила о себе, почувствовав толику благосклонности Его Высочества!

— Эта благосклонность стоит тысячи лордов за спиной.

Удар. Один. Второй. Третий.

Ноги уже подкашивались. Это было её самое долгое сражение за весь турнир. Харуно знала, что физически мужчины сильнее, поэтому старалась заканчивать бой, как можно быстрее, чтобы не успеть выдохнуться. Однако Неджи Хьюга не был обычным соперником, поэтому он сразу раскусил её план. Рука, сжимающая рукоять до побелевших костяшек, натерлась почти до крови. Ей было адски больно, но она сжимала его только сильнее. Неджи вдруг резко бросился в лобовую и тем самым сбил её с ног. Сакура, не удержавшись, грохнулась на землю, грудью в пыль. Металлический шлем, ударившись о землю, больно впился в голову, и его пришлось снять.  Она сплюнула песок, попавшую в рот, вместе с кровью. Меч так и не отпустила. Кажется, одно из рёбер было сломлено. Каждый вздох казался мучительным испытанием. 

Судья, затаив дыхание, едва пришел в себя. Он уже хотел вмешаться, но, взглянув на короля, все же отступил. Мужчина решил чуть подождать. Девушка-воин еще не сдалась.

Сакура попыталась встать, однако, первые две попытки оказались тщетны. Но в третий раз она все же поднялась. Медленно. Как будто в этот момент сама земля её поднимает. Неджи, как истинный и благородный воин, спокойно дожидался пока соперник встанет на ноги. Он не мог позволить себе ударить лежачего вне поле боя. 

Держась одной рукой за сломанное ребро, Харуно дрожащей рукой подняла меч. Некогда легкая катана теперь казалась тяжелым орудием смерти. Колени дрожали, не в силах держать её вес. Зрение двоилось. Но она стояла. Гордо. Достойно воина.

— Я… не сдамся… — кровь хлынула изо рта с новой силой.

— Тогда мне действительно жаль, — спустя долгое молчание произносит Неджи. И наносит еще один удар. Снизу — точно, мощно — плашмя, в солнечное сплетение. И наступает темнота.

Сакура вновь упала, не сумев заблокировать удар. Тишина повисла над ареной. Все с затаенным дыханием ждали продолжения боя. Когда они уже готовы были сдаться в ожидании, кто-то из толпы отчаянно закричал:

— Она встает! Она снова встает! — Это был Наруто. Он с замиранием сердца наблюдал за всем боем, который все больше напоминал избиение. — Сакура, давай! Порви ему задницу!

А затем толпа в едином порыве вскочила.

— Са-ку-ра! Са-ку-ра! — скандировали сотни голосов.

Неджи стоял над ней, не поднимая меча. Грудь вздымалась. Он смотрел на упавшую противницу, сжав кулаки. Харуно вновь поднялась и встала в стойку. Треснутая броня давила на больное ребро, и ей пришлось ее снять, прекрасно понимая насколько это опасно.

— Я не сдамся, Неджи, — едва прохрипела Сакура, не до конца сумев поднять даже меч. Он хмурился от негодования. Он презирал эту девчонку за её стремление что-то менять в жизни, ненавидел, потому что сам не мог.

Бой продолжился. Но это уже не было достойным боем для него. Он бил, она падала и снова поднималась. И так по кругу. Ему было мерзко от осознания, что он победил, но не сломал её. 

Возможно, это продолжилось бы еще долгое время, если бы судьба не расслышал тихий вздох короля:

— Хватит…Достаточно.

Судья в ту же секунду остановил бой и провозгласил Неджи победителем. Однако толпа-то знала, кто в действительности победил. После оглашения решения Харуно просто грохнулась на землю, больше не в силах оставаться в сознании. Какаши хотел рвануть к ней в ту же секунду, но твердая рука Итачи, сдерживающая его, смогла остудить его пыл. Он сделает только хуже, если бросится к ней прямо на глазах у этих гиен, жаждущих сенсацию. 

Медики тут же унесли девушку на носилках, и Какаши последовал за ними. Он больше не мог ждать.

Где-то вдалеке были слышны неразборчивые голоса, как под водой. Мир возвращался к ней медленно, с натужным скрипом, будто лента памяти перематывалась обратно.

Она вздохнула и тут же резко зашлась кашлем. Грудь обожгло, словно в неё загнали раскалённое копьё. Боль была пронзительной, беспощадной, настоящей. Сакура медленно разлепила веки. Свет ударил в глаза, и она вновь зажмурилась. Знакомый запах лечебных мазей и отвара трав. Лазарет.

Рядом кто-то вскочил с места. Тень метнулась ближе. Послышалось легкое шуршание ткани.

— Сакура… — прозвучало тихо, почти на выдохе. Голос, дрожащий от облегчения.

Она повернула голову, медленно, будто через сопротивление воды. И увидела Какаши.

Он был рядом. Не в своей излюбленной маске. С усталыми глазами и осунувшимся лицом. Он не пытался скрыть тревогу. На его щеке была царапина: старый след, должно быть, задело в моменте паники. А в глазах — боль. Он не мог спасти её в тот момент. И это пожирало его изнутри.

— Вы… — голос сорвался, и Сакура попыталась заговорить снова, но из горла вырвался лишь хрип.

Он тут же протянул кувшин с водой, помогая ей приподняться. Плечи отозвались тупой ломотой, тело натянулось, как струна. Её лицо скривилось от боли: одно из рёбер явно было треснуто, если не сломано. Голова пульсировала, в висках гудело, как после удара колоколом.

— Тсс… не говори, — прошептал он, осторожно поддерживая. — Ты была без сознания почти сутки. Целители сбились с ног. У тебя сильный ушиб головы и сломано ребро. Ещё синяки по всему телу. Но ты в порядке. Ты… ты молодец.

Сакура медленно закрыла глаза. Образы с арены всплывали: лязг стали, равнодушный холод в глазах Неджи, крики толпы, огонь в собственной груди, и падение, затянутое в небытие.

— Я… проиграла, — наконец выдохнула она слабо, но отчётливо. Несмотря на саднящую боль, Харуно приподняла руку и закрыла лицо предплечьем. Сквозь неё едва виднелась дорожка от слез. Она чувствовала себя так раздавлено, что ни одна рана не могла сравниться с той болью, что была у нее в сердце. Разочарование от разбитых вдребезги надежд въелось в её кожу так плотно, что, казалось, она чувствует на себе этот тошнотворный запах гари её души. Оно пылало от мучительных ощущений. — Всё ради чего я старалась… всё было зря. Так глупо..

Какаши опустил голову.

— Физически да, ты действительно проиграла. Но ты взяла от этой битвы нечто больше, чем победу. Ты дала людям надежду, Сакура. Ты стала для них символом.

Он указал на окно. За ним послышались голоса. Много людей собралось возле лазарета. Кто-то оставлял цветы. Кто-то бурно обсуждал сражение. А кто-то просто сидел молча, дожидаясь её пробуждения. 

— Они говорят, что ты настоящий рыцарь. Без титула, с одним только рвением получить свободу. Даже Неджи. Хоть он и продолжает молчать, но в его взгляде я заметил то уважение, с которым он смотрит только на меня и Наруто. — Ты одержала победу, которую так упорно добивалась.

Он улыбнулся уголками губ. Нежно коснувшись её руки, отодвинул её, чтобы лицом к лицу произнести заветные:

— Поздравляю с победой, Сакура. Ты действительно сделала это.

Chapter Text

Спешно шагая по коридорам дворца, Какаши направлялся в свой кабинет. С момента разговора с Сакурой прошло уже несколько дней, но мужчина никак не мог выбросить его из головы.

— Почему ты так сильно хотела победить, Сакура? — спросил тогда Какаши, не сумев обуздать своё любопытство. — Сколько бы я у тебя ни спрашивал, что ты хочешь получить в качестве приза, ты всегда отнекивалась от вопроса, — положив свою ладонь поверх её, он продолжил. — Так ответь мне. Я могу исполнить твоё желание и без турнира.

— Это больше не имеет значения, ведь я проиграла, — Сакура взглянула на их сплетённые пальцы, и ей стало теплее на душе. — Не нужно идти на такие меры только ради меня, Ваше Высочество.

— Если не для тебя, то для кого вообще? — хмыкнул мужчина и поднес её руку к своим губам. — Только ты имеешь возможность получить такие привилегии. 

Сказав это, Хатаке, не отводя взгляда, нежно поцеловал костяшку её руки. Сердце у девушки пропустило удар, а щёки покраснели. Харуно поспешила отвернуться, дабы избежать его прямого взгляда, который душил её своей страстью. Она всё гадала, когда же они перешли на этот этап отношений?

— На самом деле… — кротко начала девушка, так и не решившись взглянуть на него. — Я хотела своей победой заполучить права для женщин.

— Права женщин? — уточнил король.

— Да, я хотела, чтобы им разрешали выбирать, какой будет их жизнь, чтобы они тоже участвовали в митингах, имели возможность развестись, выбирали свой путь, где имели право отказаться от предложенного — всё это я хотела включить в своё желание. Я хотела, чтобы женщин считали частью общества, а не его дополнением.

— Сакура, ты ведь понимаешь, что одним только законом тут не управиться? Закостеневшие взгляды и обычаи — всё это настолько въелось в людях, что они просто-напросто не примут этот закон. Даже если по закону женщина сможет развестись, её обратно никто не примет. Всё её окружение будет осуждать за то, что та попыталась уйти, что не стерпела. Особенно это коснется старого поколения людей: ведь они же терпели.

— Я поэтому и хотела выиграть. Хотела воодушевить девушек и женщин. Показать, что они тоже могут выходить на сцену и уходить победителями, но я даже это не смогла! — вспыхнула от досады Харуно, сжав руку Какаши сильнее. Монарх на это лишь улыбнулся и, погладив большим пальцем её ладонь, сказал:

— Не волнуйся, с этим ты справилась превосходно. Остальное оставь на мне.

Тогда он ушел, не позволив девушке вставить и слова поперёк. Знал, что она начнёт возражать, поэтому покинул её в тот же миг, дав ей возможность обдумать его слова. С той поры они так и не встретились. Каждый был занят чем-то своим. Нужно было сделать слишком много после окончания турнира и для начала летнего фестиваля.

Сейчас же он направлялся в свой кабинет, потому что там его дожидался важный гость, визит которого он не мог проигнорировать.

Стоило только зайти, как его тут же приветственно окликнул гость, уважительно поклонившись. Махнув рукой, он направился к своему письменному столу и дал разрешение для начала диалога. Гостем оказался не кто иной, как Неджи Хьюга. Он пришел, дабы попросить свою заслуженную награду.

— Ваше Высочество, — начал генерал с подчеркнутой вежливостью, но с холодной отстранённостью в голосе, — я пришёл, чтобы обсудить награду за победу в турнире.

Какаши поднял взгляд, сцепив пальцы перед собой.

— Не ожидал, что ты потребуешь свою награду столь формально. 

— Вопрос серьёзный, — спокойно, но жёстко отозвался Неджи.

— Продолжай.

— Он касается состава ваших боевых рядов. Я требую отстранения Сакуры Харуно от участия в дальнейших военных операциях.

Какаши резко замер. Молчание повисло в воздухе, тяжёлое, почти ощутимое. Он даже не моргнул, но в его взгляде что-то едва заметно потемнело.

— Повтори, — тихо произнёс он.

— Я требую её отстранения, — повторил Неджи, явно не подозревая о грядущей буре. — Считаю её эмоционально нестабильной, непредсказуемой и, как минимум, сомнительным элементом среди командования.

— Это не приз, — отрезал Какаши. — Это — личная вендетта, завуалированная под стратегическое решение.

Неджи не дрогнул.

— Я действую в интересах армии. А вы сами дали мне право выбрать любую награду. Я выбираю эту.

Какаши медленно встал. Его лицо оставалось спокойным, но в этом спокойствии было нечто грозное. Как напряжённая тишина перед взрывом бомбы.

— Я дал тебе право на выбор, не на подлость, — голос был низким, почти угрожающим. — Ты мог бы попросить золото, титул, земли. Даже место в Совете. Но ты выбрал судьбу человека, даже не свою. Ты выбрал человека, который доказал преданность этой стране ценой крови и чести, — последние слова он сплюнул, как отраву во рту. — Я разочарован в тебе, Неджи Хьюга.

Неджи прищурился.

— Значит, она вне закона? Выше устава? — мерзкая ухмылка озарила лицо юнца. — Если бы знал, что Вашу благосклонность так легко получить, никогда бы не смог так преданно Вам служить.

— Что это значит? — опасно прищурился монарх. Он приблизился к своему подчиненному. Его хрипловатый голос мог бы стать предупреждением для Неджи, чья голова была полностью забита предубеждениями и непониманием, из-за чего тот так и не заметил звучащую угрозу.

— Я тут узнал, что перед тем, как стать воином она была вашей наложницей…

Закончить предложение не дал до скрипа сжатый кулак, что вцепился в его щеку. Густой хруст разрезал тишину, как выстрел. От силы удара генерал не устоял на месте и повалился на стол, из-за чего бумаги разлетелись со стола в тот же миг. 

Он выпрямился, медленно касаясь щеки, по которой уже текла тонкая струйка крови. В глазах — удивление, нотки ярости и что-то ещё. Не страха, нет. То было уважение, что возникает только перед хищником, внезапно переставшим щадить.

— Повтори, — голос Какаши был низким, хриплым, вырванным из самой гортани. — Дерзни повторить.

Его глаза горели огнём защиты. Той, что встаёт на пути любого, кто посмеет прикасаться к священному. Его дыхание было ровным, но пальцы дрожали. Они дрожали отнюдь не от слабости, а от ярости, тщательно сдерживаемой слишком долго.

— Вы превысили свои полномочия, — процедил Неджи, сжав зубы, — и это знают все. Она…

— Она — воин, — перебил его Какаши. — Она — мой солдат. И она, в первую очередь, такой же человек. И явно сильнее, чем ты когда-либо был.

Он подошёл ближе, и его фигура заслонила свет от окна.

— Ещё одно слово в том же тоне и ты не только потеряешь моё доверие, Хьюга. Ты потеряешь место в этой армии. А, может быть, даже жизнь.

Неджи затаил дыхание. Нет, не так. Он задыхался от того давления, что исходило от монарха сейчас. Он забыл, каким может быть Какаши со своим врагом, ведь мужчина всегда показывал себя добродушным человеком со своими людьми. А врагом сейчас он считал Неджи, и от осознания этого табун мурашек пробежался по его коже. Тишина давила на уши, словно удар в самые перепонки. Он смотрел на Какаши, и впервые видел в нём не только короля, не только командира — но мужчину, что готов встать один против всех для той самой.

— Убирайся, — тихо бросил Хатаке. — Пока ты ещё можешь уйти на своих двоих.

Неджи выпрямился, повёл плечом и, не произнеся ни слова, вышел, захлопнув за собой дверь. Какаши же остался в тишине, сжав всё ещё пульсирующую ладонь. Он уважал Неджи, как солдата, как верного служащего, как аристократа его страны. Но те выброшенные слова из его уст стали той переменной, что изменит дальнейшую судьбу. 

Человека? Нет. Целого королевства.

Он не жалел. И больше жалеть не станет. Никто не посмеет что-либо сказать Сакуре. Он этого не позволит.

Потому что слишком ясно помнил всё.

Каждое чувство, вонзившееся в него, как нож, когда он сидел на трибуне во время турнира, сдержанно, как подобает королю, но внутри он был скован цепями ярости и страха. Он помнил, как пальцы сжимались в подлокотниках трона, когда её имя выкрикивали под рев толпы. Как сердце пропускало удары, когда она выходила на арену, как воин. Одна, перед лицом зала, перед лицом опасности, перед лицом смерти.

Он помнил, как в какой-то момент перестал слышать шум: остался только стук её шагов, тяжёлых, твёрдых, и гул собственного сердца.

А потом — кровь. Так много крови. Он помнил её багровые разводы на светлой ткани, как эта ткань прилипала к коже, как её плечо обмякло после точного удара.

И тогда в груди что-то оборвалось.

Ужас — не тот, что испытывают на поле боя, не тот, что связан с потерями или угрозой державе. Нет. Это был личный, острый, бессильный ужас человека, который вдруг осознал: он может потерять ни воина, ни союзника, а ту, кто стала чем-то… неизмеримо большим.

Он вспомнил, как почти сорвался с места, как колени дрогнули, будто в его теле всё отказывалось повиноваться титулу, власти, обязанностям. Он был готов спрыгнуть с трибуны, не раздумывая, лишь бы оказаться рядом.

Каждый удар по ней отзывался в нём, будто наносился не ей — ему.

А когда она упала, когда хлынула кровь из её рта, и она осталась лежать, тяжело дыша, в Какаши впервые за долгие годы пробудился первобытный страх. Страх, в котором не было политики, не было звания, не было даже имени. Только одно желание: подбежать, прикрыть собой, схватить и унести прочь. 

«Я должен спрятать её» — эта мысль тогда звенела в голове, отчаянная и дикая. Он не произнёс её вслух, но она выжглась в его сердце.

И сейчас, вспоминая это, он чувствовал ту же тяжесть на груди, ту же ярость — только теперь не от страха, а от решимости. С ним она будет в безопасности. И если ради этого придётся сражаться не только с врагами, но и со своими — он не станет колебаться.

— Скоро у меня будет слишком много работы, — устало выдохнул тот, но уже сгорал от нетерпения.

Это был её личный кошмар. Сакура и подумать не могла, что поражение в турнире принесёт ей такую… популярность. Парадоксальную, обжигающую, почти издевательскую.

Иногда казалось, что никто и не помнит имени самого победителя. Все разговоры — в тавернах, на улицах, в коридорах дворца — крутились только вокруг одного: как она держалась, как не упала раньше, как снова поднялась, как истекала кровью, но не сдалась. Она становилась легендой, но не как победитель, а как символ. И именно это было невыносимо. Не бой сделал её уязвимой, а то, что пришло после. Бесконечные взгляды. Пустые похвалы. Неуверенные прикосновения к плечу и лукавые усмешки.

Многие восхищались ею открыто. Хлопали по плечу, срывали с неё благодарные взгляды и лесть:

— Вы вдохновили мою дочь, госпожа Харуно.

— С таким духом вы бы и трона могли достичь!

— Не каждый мужчина выстоял бы так...

Другие, наоборот, злобно шипели за спиной:

— Видели, как она упала? А притворялась ведь героиней.

— Всё это — игра, показуха. Королю же нравятся драматические сцены.

— И где теперь её гордость? Отлеживается в постели, а шуму было — на полцарства.

Сакура шла по этим коридорам выпрямившись, сдержанно кивая, но внутри всё кипело.

Каждое слово, каждый взгляд был иглой — не в тело, а в самую суть.  Она чувствовала себя не воином, а тенью, окружённой ожиданиями и слухами. Временами ей казалось, что она по-прежнему на арене: только бой стал тише, изощрённее. И кровоточат теперь не раны на коже, а в сердце.

Сакура уже не чувствовала свободы в собственных движениях, будто каждый шаг, каждый жест теперь должен соответствовать какому-то ожиданию. Её сделали символом, а символ не имеет права быть живым. Символ не должен злиться. Символ не может плакать. Символ должен молчать и сиять.

Харуно знала вкус пыли на губах и тяжесть разбитых костей. Но в этом новом мире, где её прославляли за поражение, всё это казалось ненужным.

Единственным, кто не смотрел на неё как на легенду или на повод для обсуждений, оставался Его Высочество. В его взгляде не было жалости. Не было пафоса. Только молчаливая, почти болезненная забота.

И в те редкие минуты, когда он рядом ненадолго забывал о короне, а она — о собственной тени, Сакура чувствовала себя живой.

Но стоило ему уйти — всё возвращалось. Всё, кроме него.

Поэтому в очередной день, когда нескончаемый поток приходящих к ней людей — с цветами, письмами, восхищением, завуалированными предложениями и невинными словами, за которыми стояли желания, власть и контроль — окончательно переполнил чашу, Сакура больше не выдержала.

Она просто сбежала.

Осторожно, почти на цыпочках, она прошла через боковую дверь своей комнаты, выскользнула в холодный полутёмный коридор, пахнущий камнем и воском, и пошла, ускоряя шаг. Она не знала, куда — просто прочь. Прочь от восхищенных глаз, от фальшивых улыбок, от того образа, в который её насильно втиснули.

Она хотела быть символом победителя, а не того, кто достойно проиграл.

Её сердце билось слишком громко. Шаги отдавались в висках. Было ощущение, будто она нарушает что-то важное, но только это и ощущалось живым.

И вдруг резкий рывок.

Чья-то рука схватила её за запястье и грубо, но точно, втянула в тень узкого прохода между колонной и каменной стеной. Её спина ударилась о холодную стену, но крик не сорвался: перед ней, так близко, что перехватило дыхание, стоял Какаши.

Его лицо было почти впритык. Половина скрыта в тени, и лишь глаза его сверкали в ней.

— Ты что, совсем безрассудная? — тихо процедил он, глядя прямо на неё. — Сбегаешь одна, средь бела дня, без охраны, без предупреждения. Что, если бы это был не я?

— Я просто… — нерешительно выдохнула она, вжимаясь спиной к стене только сильнее. Её голос дрожал, но не от страха, а от внутреннего надлома. — Мне хочется хотя бы раз дышать свободно. Хоть раз быть собой, а не их «легендой». Не «твоей воительницей», как они любят выражаться.

— Моей? — Какаши сделал шаг ближе, его рука всё ещё удерживала её запястье. — Сакура, ты никогда не была моей. И именно в этом твоя сила, — мужчина томно выдохнул, выдержав паузу, — и моя слабость.

Её губы дрогнули. Слова застряли где-то в горле. Она не знала, что ответить. Харуно хотела, чтобы он подошёл ближе. Хотела самой притянуть его к себе, почувствовать на себе эти манящие губы, скрытые за маской. Она желала, чтобы он остановил это зудящее чувство. Или позволил ей самой остановить всё это.

— Я… — она сжала пальцы в его ладони. — Какаши…мне страшно.

— Мне тоже, — прошептал он, и его лоб коснулся её лба. Их дыхание сплелось, а сердце стучало в груди, словно бешеное. Они бились в унисон. — Каждый раз, когда ты подвергаешь себя опасности. Когда ты молчишь. Когда ты улыбаешься, будто всё в порядке. Мне страшно, что однажды ты вот так улыбнешься и уйдешь. Навсегда.

Сакура прижалась лбом крепче. Она чувствовала, как быстро бьётся его сердце. Как его дрожащие руки обхватывают её лицо. Как его горячее дыхание обжигает её губы. Как он колеблется.

И вот, ещё немного… ещё миг, и его губы почти коснулись её.

— Какаши… — прошептала она, закрывая глаза и интуитивно опуская свободной рукой его маску. Она готова была раствориться в нём и в этом поцелуе. Наконец, прошлое её больше не сковывало. Но где-то за углом вдруг резко хлопнула дверь, послышались мужские голоса, выкрики чего-то ненужного. Они оба замерли. Она открыла глаза и увидела, как он отступает, как закрывается. Мужчина прочистил горло, и от Сакуры не укрылось, как тьма с его глаз постепенно отступала.

Неожиданно, но розоволосая почувствовала себя огорчённой и неудовлетворённой.

— Послушай, — глухо сказал он, отводя взгляд. — На самом деле я хотел пригласить тебя на фестиваль. Сегодня будут фейерверки, и я хотел бы посмотреть на них вместе с тобой.

— Это приглашение на свидание, — тут же расцвела девушка, и, чуть дрогнув, она протянула руку, но он не позволил дотянуться.

— Не здесь, — тихо, почти с болью. — Не сейчас.

Сакура медленно кивнула. Но улыбка не исчезла с её губ. Потому что даже если их поцелуй не состоялся — то, что между ними было, уже не рассеется.

Оно горело. Жило. И с каждой секундой только крепло.

Сакура сжала губы и, медленно выпрямившись, вышла из тени. Шаг за шагом — обратно в свой кошмар. В свой холод. В свою роль. Но сердце всё ещё стучало так, будто его коснулись изнутри. Она с нетерпением ждала сегодняшнего вечера.

В тишине кабинета единственным звуком был шелест бумаги, когда Шикамару писал отчёты. Он делал это размеренно и не спеша. В своём темпе. После утомительных встреч со стариками из совета парень едва передвигался сам. Про переустановку рабочих бумаг и речи быть не могло. Будь он честен, то признал бы, что турнир в этом году знатно его удивил. Девчонка Сакура знатно подняла ажиотаж. Наре было интересно наблюдать за чем-то новым, но то, что разгребать последствия должен был он, ему совсем не нравилось. Но самым забавным во всем этом хаосе, наверное, было наблюдать за выражением лица принцессы, где отражались одновременно и полный шок, и негодование, и душевная боль, и какая-то нелогичная гордость за Харуно. Принцесса, сидевшая рядом с ним во время турнира, всё время скучала, и стоило только объявиться девушке-воину, как та со всей страстью стала поддерживать оную.

Было так интересно наблюдать за ней: за этой противоречивой, вспыльчивой принцессой, вечно скучающей до зевоты, но неожиданно вспыхнувшей, будто сухой порох, стоило лишь Сакуре выйти на арену. Её пресловутые ямочки на щеках — обычно лениво скрытые за вуалью безразличия — теперь вспыхивали всякий раз, как Харуно делала выпад или поднималась с колен, и Шикамару невольно ловил себя на мысли, что не видел её такой живой никогда. 

Чудаковатая улыбка на лице была чем-то новым. Настоящим. Не вызванной светским приличием, не натянутой, как всегда, перед послами. А настоящей. Даже дерзкой. В ней было что-то детское и в то же время опасное, как у тех, кто однажды посмотрел в пропасть и улыбнулся ей в ответ.

Шикамару поморщился и вернул взгляд в бумаги.

— Вот ведь, — пробормотал он, — вечно мне попадаются самые непредсказуемые женщины. Что мать, что она.

Он быстро дописал пару строк и, откинувшись в кресле, потёр виски. За окном смеркалось, и заледеневший свет позднего дня ложился на стол, вытягивая тени. Мысли снова вернулись к турниру, к лицу принцессы. Он встал, подошёл к окну и глянул на двор, где уже почти опустились сумерки. Там, где недавно кипел бой, теперь лежала серая пустота. Но тень от этого боя всё ещё жила — в пабах, в стратегических сводках и, конечно же, в их сердцах.

Особенно в её.

— Наруто был прав, — пробормотал Шикамару. — Она, чёрт возьми, как буря. И либо ты укроешься, либо сгоришь.

Он усмехнулся. А потом зябко поёжился. Потому что, кажется, укрыться уже не вышло. Громкий стук каблуков из коридора донёсся до его ушей. Звук отдался в черепе как набат. Он уже наперёд знал, кому они могли принадлежать. Не сумев сдержать усталый вздох, Нара подошел к столу и вновь уселся на свое место.

Дверь распахнулась без стука, словно сама по себе, но Нара не удивился: она никогда не считала нужным просить разрешения.

— Принцесса, Вас в своей стране манерам не учили? — спросил он, устремив на неё свой усталый взгляд. Она и так была постоянно в его мыслях, а сейчас ещё и на виду.

Темари вошла, как буря, в алом платье, с бумагами в одной руке и выражением лица, от которого у любого чиновника случился бы нервный тик. Она посмотрела на него с холодной решимостью и сразу пошла к столу.

— Учили, — бросила она коротко, швырнув перед ним свиток с сургучной печатью. — Нужно проверить. Я собираюсь отправить это брату до рассвета.

Шикамару мельком глянул на печать, потом на неё.

— Могли бы, по крайней мере, поздороваться.

— У нас нет времени на любезности, — резко ответила она, скрестив руки. — С каждым днём политическая обстановка в Вайлеме всё более шаткая. Мне нужно, чтобы это письмо ушло безупречно точным. Я не собираюсь рисковать, особенно если речь идёт о моём брате.

— С этим не поспоришь, — пробормотал он, разворачивая свиток. — Почерк у Вас, кстати, всё ещё как у злого лекаря.

Темари закатила глаза:

— Проверяй, а не умничай.

Он принялся читать, мельком всматриваясь в строки, но ощущая, как она смотрит на него. Не просто ждёт, сверлит взглядом, как всегда. В этом взгляде было всё: нетерпение, раздражение, скрытая тревога. От былой улыбки даже тени не осталось.

И что-то ещё. Невысказанное. Неразрешённое. Что-то, что повисло в воздухе между ними ещё с той самой ночи, когда они остались наедине на чердаке.

— Я бы внёс пару правок, — сказал он, наконец, не поднимая глаз. — Но в целом — написано чётко.

— Покажи.

Она наклонилась над его плечом, и её волосы упали ему на щеку. От неё пахло сухой полынью и чем-то тёплым, пряным. Брюнет затаил дыхание на долю секунды не поворачиваясь.

— Видишь вот здесь, — хрипло произнёс он, — фраза двусмысленная. Если король Вайлема решит прочесть это не как брат, а как дипломат, последствия будут...

— …непредсказуемыми, — закончила Темари, но голос её уже звучал тише.

Советник повернулся, и они на мгновение встретились глазами. Слишком близко. Слишком долго.

Сердце Шикамару дёрнулось, то ли от усталости, то ли от чего-то другого. Мысль еще не успела до конца сформироваться, как девушка тут же отвела взгляд.

— Ладно, — коротко бросила она, выпрямившись. — Исправь. И передай гонцу до заката.

— Как прикажете, принцесса, — Нара решил смирно подчиниться, хотя данный приказ не относился к его полномочиям.

Темари развернулась и вышла так же, как вошла: не глядя, не оборачиваясь.

Шикамару проводил взглядом её силуэт и усмехнулся:

— Как же всё это муторно…

Здесь было удивительно светло и по-домашнему уютно, несмотря на летнюю духоту. Тепло исходило не только от воздуха, но и от множества огоньков, гирлянд в виде бумажных лампочек, развешанных между деревьями, вдоль изгибов уличных арок, над навесами шатров. Они мерцали, как сотни крошечных звёзд, свисая с ветвей и перекрытий, отражаясь в небольших лужицах и глазах прохожих.

Центральная улица, обычно сдержанная и строгая, теперь неузнаваемо преобразилась. Узкая каменная дорожка расширилась в широкую праздничную аллею, вымощенную деревянными настилами, с аккуратно поставленными лавочками и жаровнями, у которых толпились люди, беседуя между собой. По обе стороны выстроились шатры: нарядные, цветные, освещённые изнутри тёплым светом фонарей.

Повсюду слышались смех, разговоры, восторженные выкрики. Торговцы зазывали прохожих громкими голосами и ароматами: с одного прилавка тянуло пряным вином и жареным мясом, с другого — сладкой выпечкой с корицей, хрустящими орешками в карамели, дымящейся лапшой в бумажных коробках. Где-то играла живая музыка — не слишком громко, но достаточно, чтобы ноги сами подрагивали в такт.

Сакура шла среди всего этого живого великолепия с немного удивлённым, немного растерянным выражением лица. Щёки её порозовели от жары, но глаза сверкали, как будто сам воздух был заряжен магией праздника.

Какаши, в своей неизменной тёмной одежде, шёл рядом, немного в стороне, невидимо прикрывая её спину. Он всё ещё не снимал маску, но в его глазах пряталась тень улыбки — едва заметная, но настоящая. Ими было принято решение сменить облик, дабы не выделиться среди горожан. Поэтому розовые волосы Сакуры скрылись за париком каштанового цвета, а Какаши и вовсе стал брюнетом ненадолго.

— Я даже не знала, что в столице умеют устраивать такое, — сказала Сакура, поднимая взгляд на лампочки над головой.

— Обычно не умеют, — отозвался он лениво. — Просто сейчас мирное время. Нет тяжелого чувства траура. Есть лишь его отголоски. Сегодня праздник. Или хотя бы его подобие.

Недалеко виднелся тир, и Сакура замедлила шаг. Шатёр был почти пуст: пара подростков азартно метали деревянные дротики, смеясь и толкая друг друга плечами. Яркие мишени покачивались на тонких верёвках, деревянные призы сверкали под фонарями.

— Как же давно я не была в тире… — с улыбкой произнесла она, остановившись у входа. Последний раз был в далеком детстве, когда у неё еще была семья.

— Не думал, что ты любишь меткую стрельбу, — сказал Какаши, немного приподняв бровь.

— А ты не думал, что я могу быть лучше тебя? — весело бросила Сакура и шагнула внутрь. Они наконец могли общаться без всех этих ненужных фамильярностей. Сегодня была только свобода.

Какаши усмехнулся. Он знал: сейчас будет спор, чувство азарта и брошенный вызов. А значит — живое, настоящее дыхание, которого так давно не хватало им обоим. И хоть на первый взгляд они были настроены решительно, никто не собирался биться всерьез. Им неважно было, кто победит, важна была лишь поддержка при броске и ликование при попадании по цели. Ну и конечно же, непрошенные и мимолетные прикосновения друг к другу. Выиграв игрушку — медвежонка, влюбленные продолжили прогулку.

Жаркий воздух оставался наполненным сладковатым ароматом спелых фруктов, дымком с жаровен и чуть терпкой пылью, поднимающейся с дороги под лёгкими шагами. Всё вокруг дышало летом: нагретые доски под ногами отдавали солнечным теплом, а лёгкий вечерний ветер шевелил пёстрые флажки над шатрами и подхватывал звуки лютни где-то неподалёку.

Фестиваль был в самом разгаре. Дети бегали босиком между палатками, с липкими от сладостей пальцами, взрослые отдыхали на лавках под светом гирлянд, отпивая охлаждённый фруктовый сидр из деревянных кружек. Повсюду витали запахи карамелизированного инжира, мёда, свежих лепёшек и жареной кукурузы.

Какаши был неимоверно рад. Его люди, наконец, могли быть расслабленными. Могли жить, а не выживать.

Сакура подняла лицо к небу. Ночь уже вступала в свои права, но небо ещё не полностью потемнело. Оно оставалось блекло-синим, как выцветшая ткань. Первая звезда мерцала где-то над шатром, украшенным бумажными змеями.

— Лето… — пробормотала она. — Оно вечно проходит так быстро, будто боится задержаться.

— Потому что мы слишком редко даём себе остановиться и прочувствовать его, — отозвался Какаши, и в его голосе было нечто мягкое, задумчивое. Эхо старых воспоминаний.

Она повернулась к нему и на мгновение просто посмотрела. Свет гирлянд играл в его волосах, а на виске, как всегда, непослушно торчала ныне черная прядь.

— Тогда давай остановимся, — сказала она тихо, и их руки сплелись воедино.

Он кивнул, и они пошли дальше по улице не спеша, в своей тихой прогулке среди праздника. У самого края площади, среди шатров, замаячила еще одна игровая зона. Там, недалеко друг от друга, стояли небольшие палки, куда надо было кидать колечки. В жару он не привлекал много народу: ленивое летнее настроение не подталкивало к соперничеству, но именно эта полупустота и притягивала.

Сакура решительно свернула к нему.

— Давай, — бросила она через плечо. — Если я попаду трижды — ты снимаешь маску. И будешь ходить без нее целый день.

Какаши едва заметно усмехнулся, идя следом.

— А если выиграю я?

— Тогда я… — Харуно остановилась, решительно обдумывая свою часть сделки, — выполню любое твое желание!

— Вот оно как, — мужчина многозначительно хмыкнул, усевшись на край деревянной ограды. — Ладно. Принято. Только не забудь: в такие игры я не проигрываю.

— А я в них не играю. Я их выигрываю, — с вызовом сказала она и протянула руку за колечком.

Их смех, лёгкий, живой, растворился среди фонарей, среди аромата спелых персиков и звона золотистого лета, которое, на какое-то мгновение, словно действительно замедлило свой бег — ради них.

Сакура взяла колечко в ладонь, взвесила его, оценивающе щурясь на мишень. Простая деревянная палка, чуть выцветшая на солнце, колебалась на тёплом ветерке. Верхний край палки казался ближе, чем была на самом деле. И это всегда сбивало.

— Хм… Не так уж и далеко, — заметила она вслух, отступив на пару шагов. — Готов, Какаши?

— Конечно, — лениво отозвался он, прекрасно скрыв свой внутренний трепет от звука своего имени из её уст. Перекинув одну ногу через ограду, мужчина устроился поудобнее. Откинулся назад, оперевшись на руки, и внимательно посмотрел на неё. Взгляд тёмный, внимательный. В нем плясал лёгкий азарт. — Хотя, должен признать, это одна из тех ситуаций, где я даже буду не против проиграть.

Сакура хмыкнула, но уголки её губ дрогнули. Она сосредоточилась. Один глубокий вдох, и первое колечко устремилось вперёд.

Почти в центр. То со звоном упало рядом с палкой.

— Мм. Так себе начало, — с деланной небрежностью, где скрывалась досада, бросила она, хотя уголки ушей её залились розовым.

— Все хорошо. Попробуй еще раз, — поддержал её король.

Второй бросок — прямо в центр, однако, из-за силы броска колечко снова отлетело. Сакура прикусила губу и взглянула на него через плечо. Он всё так же сидел расслабленно. Она ожидала увидеть в его взгляде предвкушающую победу, но там было лишь опасение, что ей станет грустно из-за проигрыша.

— Это оказалось сложнее, чем я думала, — сказала она, уже нацеливаясь на последний бросок. 

Какаши наклонил голову чуть вбок, как бы задумавшись.

— Скорее это лишь потому, что ты играешь в неё впервые. С новичками всегда так, — Какаши на миг улыбнулся своим мыслям. — Ты бы видела лицо Наруто, когда он проиграл в первом раунде. Ты для первого раза очень даже хорошо справляешься.

Это прозвучало так просто и буднично, но в уголках глаз от чего-то защемило. Какаши всегда находил самые нужные слова в самый подходящий момент. И ей так нравилось это качество в нём. Возможно, сказывалось то, что он уже долгие годы правит страной, где хорошие ораторские способности просто необходимость. А возможно,  это потому, что он думает о том, что нужно сказать именно ей. И какой-то частью сердца, самой жадной и эгоистичной частью, Харуно надеялась, что у мужчины именно второй вариант. Наконец, задержав дыхание, Сакура бросила предмет.

Центр. Прямо в сердце мишени.

— Ха! — воскликнула она, не скрывая победной улыбки. — Видел?!

Какаши не ответил сразу. Он смотрел не на мишень. Он смотрел только на неё.

— Впечатлён, — тихо произнёс он, и голос его чуть охрип. — Но теперь, похоже, очередь за мной.

Возможно, Хатаке выглядел излишне самонадеянным, но показанный результат с тремя кружечками в палке говорили всё за него. Сакура не успела даже удивиться его ловкости и быстроте. Монарх уже подошёл ближе, не сводя с неё взгляда. Остановился вплотную — так, что между ними осталась лишь жаркая летняя ночь и сладкий аромат пыльцы с цветущих в садах деревьев.

— И что я должна сделать? — лишь прошептала она, пока сердце громко билось в груди.

Какаши просто поднял руку, убрал с её щеки непослушную прядь, и девушка почувствовала, как его пальцы дрогнули, коснувшись кожи. Она сама стояла, как натянутая тетива. Напряженная. Готовая сорваться в любой момент.

— Моё желание говоришь… — прошептал он, — что же мне загадать…

Сакура смотрела на него широко раскрытыми глазами. Его лицо было совсем рядом, а тёплое дыхание касалось её губ, будоража кожу. Всё внутри неё звенело, звало вперёд. Она не могла пошевелиться. Скорее, просто не хотела. Только сердце, казалось, билось за них обоих.

Он наклонился ближе. Губы почти коснулись её…

И вдруг — рядом, с противоположной стороны площади, раздался визгливый детский крик:

— Мама, смотри! Я попал! Я попа-а-а-л!

Прозвучал громкий смех, аплодисменты, хлопки по спине. Толпа снова зажила своей жизнью, ворвавшись в их момент, как грубая волна.

Какаши остановился, закрыл глаза и отступил на шаг. Вновь. 

И это уже начинало раздражать.

Толпа снова оживилась, закружилась вокруг них вихрем голосов, шагов, ароматов и света, но в Сакуре всё будто замерло. Она стояла в самом центре лета, света и жизни и смотрела в его глаза, едва сдерживая себя, чтобы не накинуться на него.

Какаши не сказал ничего. Просто протянул руку, ладонью вверх. Проглотив свою ненасытность, Сакура молча вложила в неё свою.

Он повёл её прочь от тира, прочь от шумных шатров, где смеялись дети и спорили торговцы. В сторону, где улицы уже становились тише, а дома — старее. Их шаги почти не слышались на камне. Летний воздух был густым и тёплым, с запахом нагретых трав и цветов, что росли в расщелинах между плитами.

— Куда ты меня уводишь? — поинтересовалась девушка. — И как же твоё желание?

— Как только доберёмся до нужного места, я его озвучу, — загадочно ответил мужчина, крепче сжимая её руку. У Харуно подкралась мысль, что король нервничает, а она никак не могла понять почему.

Вскоре они вышли к площади, скрытой от центральной улицы аркой и двумя рядами платанов. Здесь было почти безлюдно. И в самом её конце возвышалась башня с часами — тёмная, будто вырезанная из ночи, украшенная резьбой и готическими арками.

— Здесь почти не бывает людей, — негромко сказал Какаши, когда они подошли ближе. — Даже в дни праздников.

— И ты решил привести меня туда, где скрываешься сам? — с усмешкой спросила она.

Он взглянул на неё.

— На самой верхушке, куда мы сейчас пойдём, открывается прекрасный вид на весь город.

Башня поднималась в небо, её каменные ступени змеились вверх, и Сакура без слов начала подниматься, слыша, как его шаги звучат следом. Чем выше они поднимались, тем дальше казалась ярмарка, и вот уже слышался только шелест листвы и потрескивание деревянных балок. На самом верху был небольшой открытый балкон, откуда открывался потрясающий вид на вечерний город. Огни гирлянд снизу казались звёздами, упавшими на землю. Ветер осторожно тронул её плечи. Летний воздух был прохладнее на высоте. Под властью момента они сняли с себя неудобные парики.

— Красиво… — прошептала она, подойдя к каменному парапету. — Это так красиво…

— Сакура…

Сакура обернулась. Услышав своё имя его томным голосом, девушка невольно затаила дыхание. Мужчина уже стоял совсем рядом. И в его глазах, под этими веками, уставшими от долгих лет сражений, не было ни тени усталости. Только она.

Хатаке медленно, без резких движений, протянул к ней руку, другой рукой сняв маску. Сначала прикоснулся к её волосам. Потом к щеке. Хоть подушечки пальцев и были черствыми, но их тепло грело не только её лицо, но и душу. Она не отпрянула. Не дышала.

— Я не знаю, как это получилось, — прошептал он. — Но ты стала тем, во что я снова начал верить.

Сакура осторожно смотрела в его тёмные очи.

 — И я… — голос его дрогнул, но он так и не отвел взгляда, как и сама девушка. Город больше ничего не значит для них. Были только эти двое, — я боюсь, что если скажу хоть слово, ты исчезнешь. Как всё хорошее в моей жизни.

Она чуть улыбнулась.

— Тогда не говори.

Сказав это, Харуно почувствовала, как к её губам коснулось нечто тёплое. Сначала мягко. Почти осторожно. Будто Какаши боялся, что она передумает, и этим давал ей возможность оттолкнуть. А потом, не получив отказа, поцелуй стал глубже, увереннее. Его губы ни на миг не отлипали от её рта, целуя жадно, с голодным остервенением. Харуно чувствовала, что задыхалась от этого напора, и, как ни странно, ей это нравилось. Она жаждала задохнуться, утонуть в нём без остатка. Её пальцы давно уже запутались в его белоснежных волосах, перебирая и оттягивая их у корней.

Сакура закрыла глаза, и всё исчезло: шум ярмарки, тени прошлого, страхи. Остались только он, его ладони, надёжно сжимающие её талию, и небо: бескрайнее, летнее, щедрое на звёзды. Сакура сгорала в этом пожаре, в который Какаши подкидывал дров каждым своим касанием, каждым хриплым выдохом в её губы, каждым стоном, поцелуем, переворачивавшим с ног на голову весь её мир.

И впервые за долгое время всё казалось правильным. Настоящим. Именно здесь, под колоколом старой башни, среди запаха пыли и камня.

Какаши отпустил её губы, но не отпустил её саму. Их дыхание было тяжёлым, прерывистым. После столь жаркого и ненасытного поцелуя хотелось большего. Но ему пришлось остановиться. Пришлось, чтобы сказать ей нечто очень важное.

Всё в ней звенело от этой близости: от слов, что прозвучали, и тех, что повисли в воздухе, не смея прозвучать. Мужчина помедлил, и словно отпуская последний барьер, сделал шаг назад, не опуская глаз.

— Ты не обязана ничего говорить, — тихо, охрипшим голосом сказал он. — Не сейчас, по крайней мере. Но я долго думал над твоими словами, над тем, что ты хочешь изменить, и над тем, как я смог тебе помочь с этим.

Сакура молчала, кажется, и вовсе, затаив дыхание. А Какаши всё говорил.

— Я решил помочь тебе с этим и сделать всё от меня возможное. А поговорю с советом на эту тему и постараюсь всё решить, но Сакура…один я не справлюсь. Мне нужна будешь ты.

Сердце девушки начало отбивать бешеный ритм, словно чувствуя на интуитивном уровне, что тот скажет дальше.

— Так что, Сакура… ты пойдешь со мной? Не как наложница. Не как воин. А как та, с кем я хочу идти рядом против всех устоев. Против старого мира. Рука об руку.

Уверенный голос монарха смолк. Но лишь на секунду. Смолк, чтобы добить её окончательно:

— Ты выйдешь за меня, Сакура?

Chapter Text

— Ты выйдешь за меня?

Харуно замерла, не сумев обмолвиться и словом. Она и подумать об этом не могла. Свадьба? Замужество, которое сгубило её мать? Да еще и с королем страны? Да, в детстве, как и все нормальные девочки её возраста, она мечтала о том, чтобы оказаться в том замке. Чтобы принц, встав на одно колено, сделал ей самое красивое и волшебное предложение. Но той мечтающей девочки больше нет. Её душу распотрошили вместе с телом матери. Все её мечты канули в её могилу. С того дня она больше не мечтала. Были лишь молитвы о небесной каре. Но и Бог не стремился ей помочь.

Тогда и появилось одно лишь желание о мести. Это желание поглотило всё её естество. От головы до самых кончиков пальцев. И, конечно же, мысли о замужестве покинули её безвозвратно. Сакура видела, что взгляд мужчины преисполнен ожиданием и надеждой. Но Харуно не могла осуществить их. Просто боялась идти настолько глубоко. Быть королевой это тяжелая ноша. Для этого нужно иметь ответственность и сдержанность, быть тем, за кем захотят следовать люди. Сакура любила Какаши, как человека, и восхищалась им, как королем, но, откровенно говоря, никогда не видела себя рядом с ним. В глубине души девушка давно смирилась с тем, что однажды рядом с монархом будет другая. Достойная этого места. Достойная быть королевой. Та, кто родилась и кого растили, ради этого места. Рядом с ним должна стоять истинная дворянка.

А она кто? Оборванка, что убила собственных родителей. Уличное отродье, умеющее только убивать.

— Я… — Харуно инстинктивно шагнула назад, боясь того, что сейчас скажет. Она знала, что её слова причинят ему боль, но всё её естество отвергало это предложение. Нет ничего более глубокого, но в то же время хрупкого как брак. И по правде, после случившегося с её семьей Сакура перестала верить в брак. Она действительно любила Какаши, но при взгляде поближе было видно, что даже если они и станут парой, то в итоге расстанутся.

Первая любовь. Признание. Чувство юности. Даже если они красиво сверкают, как звезды на ночном небе, рано или поздно они исчезнут, как морская пена.

— Я, — слезы наворачивались на глазах от осознания, что у нее не хватает решимости, чтобы отвергнуть его. Но так будет лучше. Так почему же..! — Я…

Теплая ладонь опустилась на её лицо, прикрывая веки, скрывая едва навернувшиеся слезы. И Сакура, наконец, замолчала, так и не справившись с этим узлом в горле, с этой невыносимой болью, что щемила под ребрами и не давала говорить. Все внутри знало: любое произнесённое вслух слово разрушит её до основания. Какаши тоже молчал, его ладонь по-прежнему лежала на её лице: теплая, уверенная, невероятно бережная. В этом прикосновении не было страсти или давления. Только глубокая, бесконечная тишина понимания, в котором единственное, что слышалось — было принятие. Он чувствовал её боль, страхи и не требовал объяснений.

— Не нужно себя заставлять, — сердце девушки пропустило удар от досады в его голосе. Сакура не видела его лица, но ясно чувствовала, как переменился его тон. — Я не требую ответа от тебя сейчас. Это важный вопрос, поэтому, пожалуйста, обдумай его как следует и только тогда ответь на него.

Бережные губы сомкнулись на её лбу в нежном поцелуе. Он был тёплым и странно печальным, как прощание без слов, как признание без права на ответ. Он не требовал взаимности. Не просил ни обещаний, ни решений. В нём не было ни вожделения, ни страсти. Лишь глубокое чувство любви.

Сакура зажмурилась, будто этот краткий миг мог длиться дольше, чем должен был. Но он отстранился: аккуратно, почти невесомо, словно боялся разбудить в ней то, к чему она ещё не была готова.

Когда она открыла глаза, Какаши уже делал шаг назад. Его лицо всё ещё было спокойным, но взгляд...Он был другим. Лжи там не было. В нём читалась досада, сквозившая под привычной маской сдержанности. Не разочарование, а понимание, и от этого было ещё горше.

— Я оставлю тебя одну, — сказал он тихо, почти шёпотом. — Ты должна решить это сама. Без моей тени рядом.

Харуно не ответила. Лишь кивнула одними ресницами.

Какаши развернулся и шагнул к выходу. Его шаги были почти беззвучны, но каждый отдалял его от неё, и с каждым из них в груди нарастала пустота.

Лестницы скрипнули, оповещая об его уходе. И только теперь, когда он ушёл, она позволила себе выдохнуть. Тихо, прерывисто. Уткнулась лбом в ладони и почувствовала, как дрожат пальцы.

Какаши не давил и отнюдь не торопил. Он просто… подарил ей выбор. И это было самым тяжёлым.

Сакура не знала, сколько времени она вот так бездумно бродила по улицам Амантеса, не знала, как часто раздумывала над ответом. Но одно она знала точно: никакого ответа у нее не было. Всё, что она делала - это нахаживала круги, стирая ноги в кровь, и просто… просто думала.

О чём? Она и сама не ведала. Мысли не имели чётких очертаний, они текли хаотично, перескакивали от одного к другому, но все неизменно возвращались к прошлому. Как река, что упрямо ищет своё русло.

Сожаления всплывали одно за другим, будто застарелые раны, которые она так и не дала себе времени исцелить. Каждый её выбор, казалось, стоял перед ней живым напоминанием: где-то сломанное доверие, где-то чужая кровь, где-то собственное бессилие. Она помнила слишком многое. И каждое воспоминание имело вес. Она думала о том, сколько раз пыталась доказать себе, другим, всему миру, что достойна большего, чем отведённая ей роль. Но стоило ли это того, чтобы потерять себя на этом пути? Сколько сил она потратила, сколько ночей отдала бессонным размышлениям о том, кем должна быть, а не кем хотела стать?

Её внутренние суждения становились всё строже, чем любой суд. В её мыслях не находилось места оправданиям. Лишь холодный анализ. Шаги и их последствия, слово и чья-то боль, выбор и очередная потеря.

Она ловила себя на том, что всё больше склоняется к тому, будто жизнь её состояла из последовательности неправильных решений. Не потому, что она была слаба. А потому, что слишком часто руководствовалась сердцем там, где требовался расчёт. Или, наоборот, подавляла сердце, когда оно единственное подсказывало верно.

И теперь… теперь, когда Какаши оставил её с этим вопросом, она впервые ясно ощутила, что дело не только в нём. Не только в его чувствах, не только в её страхе. Вопрос был глубже, он касался самой её сути.

И это пугало куда больше, чем любое сражение, которое она когда-либо вела. Слово «замуж», казалось, несло за собой целую лавину. Не просто союз. Не просто клятву. А выбор, который свяжет её судьбу неразрывно, окончательно.

«Разве я готова? Разве имею право?» — мысленно бросала она себе вызовы. — «Сколько ошибок я сделала раньше? Сколько раз предавала собственное сердце? Сколько людей потеряла, потому что не знала, как выбрать правильно?»

Она закрыла глаза и почувствовала, как грудь сжимает, словно от удушья. В памяти всплывали лица близких, врагов и тех, кого уже нет. Каждый выбор привел к утратам. И теперь от неё требовали снова выбирать.

«Замуж за него… за короля. За Какаши. Не просто мужчину, который коснулся моего сердца, но властителя, чьё слово определяет судьбу целого королевства. И если я скажу «да»… это будет не только моё «да». Это будет шаг, который изменит всё вокруг. Я не имею права смотреть на это, как на простое желание женщины…»

Она злилась на себя за то, что не могла ответить сразу. Злилась за слёзы, что так легко предали её. Злилась за то, что позволила его прикосновению: тёплому, осторожному, бережному, лишить себя воли хоть на миг.

«Но если я скажу «нет»?» — эта мысль ударила сильнее, чем любая из ран. — «Что я потеряю тогда? Сохраню свою гордость ? Свою свободу? Или потеряю его… навсегда?»

Внутри бушевало больнее любой раны: борьба между долгом и желанием, между прошлым и настоящим, между страхом и надеждой.

Думая обо всём этом, Сакура и не заметила, как забрела в знакомый участок. Возможно, подсознательно её душа хотела думать обо всём этом в уютном и безопасном для себя месте. Поэтому ноги привели её сюда. В дом Наруто. И прежде чем она это осознала, то уже постучалась в дверь. Харуно подумала, что самое время сбежать, пока дверь не открыли, пока не станет действительно поздно. Генерал уже повернулась спиной от двери, как услышала щелчок, а затем скрип открывающейся двери.

— Госпожа Харуно? — услышала за спиной нежный, ласкающий голос Хинаты и повернулась.

— Не нужно формальностей, — неловко закашлявшись, Сакура обернулась. — Я решила заскочить и повидаться с вами. Надеюсь, не сильно помешала?

— Ну что вы, — тепло улыбнулась Хината, пропуская гостью домой. — Но Наруто нет дома. Ничего?

— Я пришла увидеться с вами и Боруто. Я ведь обещала! — нервно рассмеялась Сакура, заходя внутрь. Ей было неловко, и мысленно она уже тысячу раз прокляла себя за столь опрометчивый шаг. — Боруто ведь не спит?

— К сожалению, спит, — с досадой в голосе ответила Хината, тем временем направляясь на кухню. Харуно следовала за ней, как дитя, следовавшее за матерью в незнакомом месте. — Садитесь. Мы можем поболтать до его пробуждения.

Сакура кивнула, усаживаясь возле кухонного стола.

— Налить вам чаю? — поинтересовалась хозяйка и, получив согласие, поставила чайник вариться.

Сакура молчала. Не знала о чём говорить. Она лишь хотела провалиться под землю и там жить.

— Госпожа Хината… — начала была она, как её тут же прервали.

— Вы же сами просили меня не соблюдать формальностей, так почему же сами не прислушиваетесь к себе? — в её голосе не было укора, лишь материнское снисхождение. Похоже, Хината уже догадалась, что её что-то гложет, но не стала допытывать.

— Да. Ты права. Я просто… Просто не знаю, как себя вести. У меня никогда не было подруги своего возраста. Да и не своего тоже не было. В общем, я хочу сказать… э-э…. что…

Несвязную речь розоволосой прервал тихий и мелодичный голос Хинаты. Она, элегантно прикрыв рот, смеялась. Сакура впервые слышала такой чистый и искренний смех. Он был легким, будто дуновение ветра, что рассеивает грозовые тучи, и в то же время звенел в ушах, как колокольчик, наполненный нежностью. В этом звуке не было ни тени насмешки. Лишь теплая, тихая радость, которая исходила из самой души.

Харуно замерла, забыв на миг о собственных словах. Её грудь сжало странное чувство: весь мир вокруг стал мягче, светлее, уютнее, а её неловкость растворилась в этой доброй мелодии.

— Прости, Сакура, — мягко проговорила Хината, заметив её удивление. — Просто ты так искренне говоришь. Это самое ценное, что можно услышать.

Сакура невольно коснулась кончиками пальцев волос у виска, смущенно отводя взгляд. Так по-доброму смеялась лишь её мама в том лугу, когда была еще счастлива.

— Тогда я буду первой.

— А? Что? — Сакура замерла, её брови дрогнули от непонимания. Она ожидала услышать всё что угодно: ещё один вопрос, осторожный намёк, даже укор. Но слова Хинаты прозвучали иначе, теплее, чем можно было подумать вначале.

— Я буду твоей первой подругой, — уточнила Хината, и её голос зазвенел так искренне, что у Сакуры сжалось горло.

— Подругой?.. — переспросила она, пробуя это слово на вкус, не веря, что оно может относиться к ней.

Хината кивнула. Её улыбка осталась такой же мягкой, как и всегда. Она не знала, как ответить. Слова будто застряли, и Сакура лишь крепче сжала пальцами прядь у виска, стараясь удержаться за привычную сдержанность. Но в глубине души, там, где всегда было пусто и холодно, впервые за долгое время теплом отозвались чужие слова.

— Тогда… Позаботься обо мне, Хината.

Девочки легко рассмеялись и принялись обсуждать насущные темы: о быте, об уходе за ребенком, об армии. Вдоволь проболтались о Наруто. Сакура хотела выведать у Хинаты все его минусы, но она, похоже, умрет раньше, чем скажет что-нибудь плохое в сторону своего мужа.

— Он был обычным рядовым и точно знал, что не сможет жениться на мне, дочери аристократа. Я убеждала его, что смогу убежать вместе с ним. Неважно куда – главное вместе. Но Наруто был непоколебим. Ему было важно дать мне всё самое лучшее, важно, чтобы моя родня одобрила наш брак. Чтобы мы были не беглецами, а достойными гражданами своей страны. Поэтому он дослужился до Генерала, получил немало заслуг за свои подвиги, прошел через ужасные испытания моего непробиваемого отца и, наконец, женился на мне.

Нежная улыбка озарила её лицо во время рассказа. И хоть бывшая Хьюга рассказывала о тяжелых временах, казалось, для неё это были лишь хорошие воспоминания.

— Теперь всё это позади. У нас есть прекрасный сын, и мы счастливы. Так, как я могу отозваться о нём плохо, когда он сделал для меня столько, что слов не хватит.

— Действительно, — снисходительно выдохнула Сакура, — Такую любовь, как у вас, трудно будет сыскать.

— Почему же? — искренне удивилась Хината. — А как же твоя любовь с Его Высочеством?

Сакура, казалось, споткнулась на ходу. Её глаза широко распахнулись, взгляд метнулся к Хинате, но тут же отшатнулся, словно наткнулся на что-то запретное.

— Ч… что? — выдохнула она слишком резко, почти сорвавшись. В висках зашумело, в груди вспыхнуло тревожное, непривычное тепло. Щёки мгновенно запылали, и Сакура в смущении отвернулась, прижимая ладонь к лицу, будто это смогло бы скрыть внезапный румянец.

— Н-не говори глупости, Хината! — торопливо заговорила она, и слова посыпались как горох.

— Это же… это же невозможно, я… я всего лишь… Он король, а я… ну, то есть… между нами вообще ничего нет! И не может быть! Да и… — она запуталась в собственных возражениях, ощущая, как каждое произнесённое слово только сильнее выдаёт её смятение. Сакура прикусила губу, зажмурилась, чтобы заставить себя замолчать. Но румянец не уходил, наоборот, только разгорался, выдавая всё, что она так старательно пыталась спрятать.

Хината удивлённо приподняла брови, но её взгляд оставался мягким и тёплым. Она слушала сбивчивую тараторку Сакуры. И ей казалось, что Узумаки читала в ней больше, чем та сама готова была признать. Когда розоволосая наконец осеклась, прижимая ладонь к губам, Хината слегка склонила голову набок и улыбнулась светло и спокойно, с едва заметной тенью лукавства.

— Прости, — произнесла она тихо, её голос звучал так нежно, что не мог обидеть, — я не хотела смущать тебя. Просто… иногда со стороны видно больше.

Сакура почувствовала, как щеки вспыхнули ещё сильнее, и замотала головой.

— Да… да ничего со стороны не видно! — поспешно возразила она, но голос дрогнул, а глаза упрямо ускользали в сторону.

Хината мягко рассмеялась, прикрыв рот ладонью. И тут хозяйка дома заметила, как атмосфера слегка изменилась. Совсем чуть-чуть. Практически не заметно. Однако Хината была женой и матерью, и такая незначительная вещь могла соскользнуть из чужих глаз, но только не её.

— Что-то произошло между вами? — осторожно спросила та.

Сакура молча склонила голову и не стала отвечать. Хината её не торопила. Если та не будет готова рассказать, она знала, что не будет допытываться. И спустя некоторое время тишины Сакура заговорила, так и не подняв голову:

— Он… — голос Харуно дрогнул, словно на краю бездны, и она сжала ладони в коленях так сильно, что костяшки побелели. — Он задал мне вопрос… такой, на который я не знаю, как ответить.

Слова вырывались из неё медленно, что, казалось, приходилось вытаскивать их изнутри силой. Горло пересохло, и дыхание сбивалось.

Хината наклонила голову чуть ближе, но не приблизилась слишком близко, мягко позволяя Сакуре чувствовать её присутствие, не давя.

— Вопрос? — её голос прозвучал осторожно, с ноткой тихого участия.

Сакура сжала губы, пытаясь не сорваться. Она боялась смотреть в глаза Хинате, потому что знала, что увидит там лишь спокойствие и принятие, а это может прорвать плотину, за которой она скрывала свои сомнения.

— Он… предложил… — голос почти сорвался, и ей пришлось на мгновение зажмуриться, — предложил подумать о браке.

Сердце гулко ударило в груди, подтверждая значимость сказанного.

Хината слегка распахнула глаза от удивления, но почти сразу вернула себе мягкое выражение лица. Она чувствовала, насколько хрупкой стала Сакура в этот момент, и не хотела ранить её поспешной реакцией.

— И ты… — тихо произнесла она, — не знаешь, что ответить.

Сакура кивнула, всё ещё не поднимая головы. Внутри неё разрасталось что-то мучительное: смесь надежды и страха, тепла и сомнений. В груди тянуло, будто слова Какаши пустили в её сердце корни, и теперь они переплетались с каждой мыслью, с каждым воспоминанием.

— Я… — Сакура прикусила губу, сдерживая слёзы. — Я не знаю, заслуживаю ли я… его. И не знаю, имею ли право думать о себе, когда у меня есть долг перед столькими женщинами. Все, кого я когда-либо любила, тонули в болоте, словно… словно на мне родовое проклятье и я… я так боюсь, что потеряю еще и его. Но я боюсь не только этого. Мне страшна та ответственность, что лежит у него на плечах. Я боюсь, что став его женой, я не смогу удержать эту ношу. Боюсь, что она меня раздавит, и я разочарую Какаши.

Её голос сломался, и она сжалась, пытаясь спрятаться от самой себя. Хината протянула руку и осторожно накрыла пальцы Сакуры своей ладонью. Тепло этого простого прикосновения рассеяло часть тьмы.

— Сакура, — сказала она мягко, — ты имеешь право на счастье. Даже если оно приходит не тогда, когда ты его ждёшь.

Розоволосая всё же подняла глаза, и в её взгляде отразилось удивление и благодарность, но и беспокойство тоже, слишком сильное, чтобы исчезнуть от одних слов. Хината уловила это смятение и улыбнулась чуть теплее, чем прежде, пытаясь согреть этим холод, поселившийся в сердце Сакуры.

— Ты ведь чувствуешь, правда? — тихо спросила она, не отводя взгляда. — Чувствуешь к нему нечто большее, чем долг или благодарность.

Сакура резко вдохнула. Казалось, эти слова сорвали покров с её мыслей. Щёки мгновенно вспыхнули, и она отшатнулась чуть назад, но пальцев Хинаты не отняла.

— Я… — слова застревали в горле. — Я не могу… не должна… Он король. А я… я слишком много ошибок сделала, чтобы позволить себе…

Глаза Хинаты потеплели, и она мягко сжала её руку.

— Ошибки совершают все. Но именно поэтому мы и ищем того, кто сможет увидеть нас сквозь них, а не вместо них.

Сакура закусила губу, боясь, что если скажет хоть слово, то сорвётся. Щёки пылали всё сильнее, а сердце неслось галопом. В голове крутились его слова, его взгляд, его поцелуй в лоб – слишком много всего, чтобы отвернуться, и слишком страшно, чтобы признать.

— Я… я чувствую… — наконец, выдохнула она, и голос её задрожал так, что, казалось, в этом признании было больше храбрости, чем во всех боях, что она прошла. — Но я боюсь, Хината. Боюсь, что если сделаю шаг, потеряю всё, за что боролась до этого.

В её глазах блеснули слёзы, и она отвернулась, стыдясь своей слабости.

Хината же не осудила, не перебила — лишь улыбнулась едва заметно и произнесла так, словно произносила заклинание:

— Иногда именно в том, чтобы сделать шаг, и есть твоя настоящая сила.

Сакура вздрогнула от этих слов. Они зазвенели в ней отголоском чего-то, чего она давно боялась признать. Она прижала ладонь к груди, где колотилось сердце, и впервые за долгое время позволила себе задуматься: а вдруг… она действительно имеет право на это чувство?

Это было похоже на бескрайний сон. Дереализацией, где всё казалось ненастоящим. Впервые за очень долгие годы он оказался здесь. Вернулся туда, куда он и шагу бы не ступил. Но всё изменилось, стоило ей вторгнуться в его жизнь вновь. Это произошло в день турнира, куда он пошел ради чистого азарта. Простого любопытства. Однако Учиха и не ожидал, что простое, ничем не примечательное соревнование поселит столько смуты в его сердце. 

Это всё было из-за неё.

Из-за этой чертовой девчонки Саске оказался здесь. В этой оружейной. Куда не ступала ничья нога уже многие годы. Пыль осела буквально везде. Куда ни глянь, всё было в сероватом оттенке. Неистово хотелось чихнуть, но он сдерживал этот порыв. Иначе это выглядело бы максимально нелепо. 

«Бывший воин, гроза всех врагов, сейчас чихает, заходя в свою же оружейную». 

Смех, да и только.

Особенно больно было при виде его верного кусанаги, полностью покрытого пылью и ржавчиной. Воистину, трагедия. Этот меч сопровождал его везде с двенадцати лет. Служил верой и правдой. И вот чем ему отплатили, навсегда закрыв его в темной и сырой комнате. Он достался ему от брата. Самый значимый его подарок. Его наследие.

Сердце вновь защемило от боли, от груза ответственности и неоправданных ожиданий. Все накопленное вновь хотелось вырваться из его ядра, причиняя неописуемую боль. И всё, чего хотел Саске после этого — вновь закрыть эту чертову дверь на замок и больше никогда не пытаться ворошить эти травмы. Но он не мог больше всё оставить как есть. Сакура дала ему надежду. Шанс вернуться на прежний путь. Вернуться туда, где его всё еще ждали его брат и Наруто. Где ждала она.

Крепче сжав руки в кулаки, Саске зашел за порог и приблизился к кусанаги, вывешенному на стене. Вытянутая рука дрожала, но упорно тянулась к нему. И, наконец, выхватив меч, брюнет крепче схватился за него и протянул к себе.

Смотря на родной кусанаги в своих мозолистых руках, Саске с искренностью мог признаться в том, что он скучал. Как же скучал по этому ощущению тяжести на руках.

— Прости меня, кусанаги, что бросил тебя здесь.

Прошептав признание, Учиха обнял свой меч, не думая, не считая, что это странно. Лишь сейчас, обнимая кусанаги, он чувствовал себя по-настоящему полноценным. И хоть мужчина еще не был готов вытащить меч из ножен, он уже понимал, что первый шаг к возвращению на прежний путь, уже сделан. Такой маленький, но такой важный шаг.

— Ты всё же вернулся к нему, — раздался сзади голос брата, заставив вздрогнуть, и резко обернуться в его сторону. — Долго же ты, Саске.

Итачи улыбался. Глаза его, несмотря на обильные морщины возле них, блестели. Он улыбался так тепло, что сердце его в миг защемило.

— Итачи… — голос Саске прозвучал хрипло, будто за годы он разучился произносить это имя. Оно отозвалось в груди болью и теплом одновременно.

Итачи сделал несколько медленных шагов вперёд, остановившись на расстоянии вытянутой руки. Между ними повисла тишина: не неловкая, а густая, тяжёлая, наполненная всем тем, что когда-то было не озвучено. Столько лет они жили на противоположных берегах, бросая камни в воду, но ни разу не решаясь войти в неё, чтобы встретиться посередине. Саске почувствовал, как пересыхает горло. Он сжал рукоять кусанаги, чтобы та смогла удержать его от того, чтобы дрогнуть.

— Я вернусь, — начал он, но голос сорвался. — Обязательно вернусь и догоню тебя.

Итачи тихо выдохнул, и в его глазах мелькнуло что-то, похожее на усталую нежность.

— Конечно, — ответил он просто. — И я помогу тебе в этом.

Эти слова прорезали воздух, как первый луч света после долгой ночи. Саске не знал, как реагировать. Злиться, благодарить, отвернуться? Всё внутри было переплетено - вина, уважение, страх, любовь. Он стоял, не в силах поднять глаза, пока не ощутил лёгкое прикосновение. Итачи положил руку ему на плечо.

— Пока ты всё ещё способен сожалеть, значит, живёшь не напрасно, — произнёс старший брат тихо. — И хоть ты уже достаточно взрослый, в тебе всё ещё есть тот мальчишка, что когда-то тянулся ко мне, — он запнулся на секунду, будто не знал или, возможно, просто стеснялся донести свою мысль вслух. Всё же решившись, он вскинул голову и с нежностью в голосе произнес: — Я рад, что он жив. Старшему брату больше ничего и не нужно.

Саске невольно вскинул взгляд. Итачи улыбался по-прежнему мягко, спокойно, с тем самым выражением, которое Саске помнил с детства. От этой улыбки, от которой раньше хотелось отвернуться, теперь пронзало насквозь.

— Ты… слишком легко прощаешь, — выдохнул он, и губы дрогнули. Саске отвернулся, дабы старший Учиха не заметил красноту его щёк. — Я не заслужил.

— Никто из нас не заслужил, — мягко ответил Итачи. — Но иногда нужно просто принять всё таким, каким оно есть.

Они стояли в тишине. Два воина, два брата, два зеркала, отражающих друг друга сквозь годы боли. Между ними не было ни былого гнева, ни высоких слов — лишь усталость, понимание и странное, хрупкое чувство, которое, возможно, было тем самым, что всегда называли братской любовью.

Саске впервые позволил себе не отводить взгляда.

— Спасибо, — прошептал он почти неслышно.

Итачи кивнул, чуть коснувшись рукояти кусанаги.

— Благодари не меня. Благодари того, кто помог тебе вспомнить, зачем ты живёшь.

На секунду Саске замер. Он понял, кого брат имеет в виду. В груди вспыхнуло знакомое тепло, и лицо Сакуры словно ожило перед глазами.

Тогда, во время её сражения, где Неджи едва не убил её, единственной его мыслью было то, какая же она дура. Никогда не знает, когда надо остановиться, не понимает, где её место, что эту череду жизни не изменить. Его бесило её упорное сопротивление потоку, непослушание судьбе. Эти жалкие попытки что-то изменить в её жизни выворачивали его наизнанку. Возможно, он завидовал из-за того, что сам он был не способен изменить свою жизнь, что потерял эту возможность. А она, как дура, не имея страхов, шла напролом, не понимая, что судьба и её однажды настигнет и сотрёт. Уничтожит. Как уничтожила его.

В те секунды, когда он действительно хотел этого, Саске ругал себя. Ненавидел, осознавая, сколько же желчи в нём есть. Он видел, как Неджи целенаправленно уничтожал её волю, он чувствовал блаженство, понимая, что на этом её ненужная борьба, наконец, закончится. А Саске вздохнет с облегчением от осознания, что он не единственный, кто сдался.

Но та никак не сдавалась. Каждый раз вставала, как бы больно ей ни было, как бы её ни ранили, она упорно вставала вновь. И в тот миг, когда Сакура с дрожащими ногами и руками, едва удерживая меч и сознание, истекая кровью, встала в последний раз, в нём что-то неминуемо щелкнуло. Тогда брюнет еще не понимал, что это было.

А сейчас, крепко сжимая меч в руках, кажется, догадывался.

— Я поблагодарю её лишь тогда, когда буду стоять перед ней с обнаженным, кровавым мечом, — не мигая, твердым голосом произнес Саске, сжимая рукоять кусанаги так, что побелели пальцы. — Лишь тогда я смогу отблагодарить её с честью.

Сакура стояла на вершине башни. Той самой, где несколько дней назад мир для неё перевернулся. Внизу медленно затихал город, шум улиц таял в вечернем воздухе, а солнце, словно уставший воин, клонилось к горизонту, оставляя за собой дорожку из золота и алого света.

Закат был неярким, но густым, как растопленное вино. Небо переливалось мягкими оттенками розы, янтаря и фиолетовой тени. Ветер касался щек. Он был лёгким, почти ласковым, но с ноткой прохлады, предвещающей грядущую ночь. Он поднимал выбившиеся пряди её волос, и они тихо трепетали, ловя последние лучи умирающего солнца.

Харуно облокотилась на холодный каменный парапет. Под пальцами чувствовалась шероховатость камня, пропитанного историей. А в ней, наоборот, всё было зыбко, живо, тревожно.

Она ждала.

В груди жило странное чувство — смесь ожидания и тихого страха. Сердце то замирало, то начинало биться чаще, напоминая, что время идёт, а он всё не приходит. Сколько уже прошло? Пять минут? Десять? Или вечность?

Её взгляд скользнул по линии горизонта. Туда, где небо встречалось с землёй, где в последний миг солнце боролось с надвигающейся тьмой. Этот закат был похож на неё: упрямый, противоречивый, полный света и печали.

Она вспомнила, как стояла здесь, рядом с ним. Его голос звучал спокойно, однако в глубине чувствовалось то же самое волнение, что теперь жгло её. Его вопрос, тот самый, который перевернул её душу, до сих пор эхом отзывался в мыслях.

С тех пор всё изменилось. Даже воздух здесь казался другим. Каждый вдох отдавался в груди тяжёлым, почти болезненным ожиданием.

Сакура посмотрела вниз: город утопал в золотых бликах. Там, где-то среди теней, был он.

Может, поднимется сейчас? Или… нет?

И всё же она ждала. 

Потому что в этом закате, в этом мгновении было всё: и её прошлое, и страх, и надежда, и то чувство, которое она боялась назвать любовью.

Она стояла на краю света, между днём и ночью, между «да» и «нет», и ждала, когда тьма, либо он, сделают первый шаг.

— Долго ждала, Сакура? — послышался бархатный голос возле уха. Теплые руки крепко обвились на её талии. Удерживая так сильно, словно боялись, что девушка сбежит. Осознание этого вызвало мимолетную улыбку на её губах. 

Сбегать сегодня она не собиралась.

— Какаши, ты любишь меня? — она почувствовала, как мужчина едва заметно вздрогнул от неожиданности вопроса, плотнее прижался к ней со спины и глубоко вздохнул запах её тела возле шеи. Не дожидаясь ответа от него, невзирая на похотливое удовольствие, она заговорила вновь. — Я вот люблю тебя до безумия. Настолько, что готова встать рядом с тобой на этом тернистом пути. Стать твоей королевой. 

Губы, что блуждали по её тонкой шее, ушной раковине, резко остановились. Монарх неверяще уставился на неё. Отчаянно ухватившись за её плечи, Какаши повернул девушку лицом к нему и упрямо смотрел в её изумрудные очи. Наверное, ждал какого-то подвоха, розыгрыша, обмана.  Но их там не было. Лишь чистая правда, продиктованная из недр самого сердца.

— Я люблю тебя, Какаши. Я готова ради тебя и ради своих целей взобраться на трон, обрести власть и вместе с ней удушающую ответственность, — упрямо продолжала говорить та, не чувствуя боли на своих плечах. 

— Сакура… — прошептал он, шагнув ближе. Голос его стал низким, хриплым, в нем дрожали едва сдерживаемые чувства.

— Но перед этим ты должен услышать одну историю обо мне и только тогда решить, ты хочешь взять в жёны такую грешницу, как я, — твердо произнесла Сакура. Взгляд не дрогнул под гнетом темных очей. Когда она заговорила о грехе, он едва заметно качнул головой.

— Мне не важно, что ты сделала в прошлом, чтобы это ни было. Я грешник не меньше тебя, Сакура. И если нам гореть в аду, то пусть сгорим вместе.

Она резко выдохнула. Эти слова выбили из нее весь воздух. Слезы защипали глаза, но Сакура сжала зубы, отказываясь позволить им пролиться.

— Послушай меня! — выкрикнула она с неожиданной силой, прерывая его. Голос, полный страха, гнева и отчаянного желания быть понятым, звенел. — Ты не понимаешь, Какаши! Это не просто ошибка, не слабость! Этот грех… он другой. Он не дает мне покоя. Он — часть меня, часть, за которую я ненавижу себя!

Какаши не двинулся. Лишь тихо выдохнул, опуская взгляд, борясь с собственными демонами. Потом снова поднял глаза, и в них Сакура увидела что-то, от чего вся её решимость дрогнула. Безусловную веру.

— Тогда расскажи, — сказал он почти шепотом. — Позволь мне быть рядом, даже если ты сама себе этого не прощаешь.

Она закрыла глаза. Сердце билось слишком громко. И где-то глубоко внутри, под слоями боли и вины, мелькнула крошечная искра. Надежда, что, возможно, после этой ночи она сможет впервые за долгое время дышать свободно.

— Это было после того, как окончив обучение, я ушла из армии.

Несколько лет тому назад

Будучи Хару, имея знания, полученные в армии, Сакуре не составило особого труда пробиться в наёмники. Трудно было другое: найти тех подонков, что уничтожили её жизнь, так же выполнять задания. А именно — убивать людей. В королевстве было много темных гильдий, занимающихся работорговлей, подпольными аукционами, наркоторговлей и самым распространенным — убийствами. Этот темный мир сильно отличался от того, что она привыкла видеть. Здесь правили алчность, жадность, корысть и бесчеловечность. Если ты милосерден, то этот мир не для тебя. С иронией на устах она думала о Наруто, который здесь не продержался бы ни дня.

«Оно и к лучшему» — думала она и отсекала все мысли о прошлом годе. Самом лучшем за последние несколько лет.

Сакура не смогла пробиться в одну из лучших гильдий из-за отсутствия опыта, что не могло не огорчать. Ведь там платили хорошо. Достаточно, чтобы она смогла воспользоваться услугами информационной гильдии и найти тех подонков. Поэтому, скрипя зубами, ей пришлось пойти туда, где платили более-менее приемлемо, чтобы набраться «опыта». 

Задания, полученные там, были, как ни странно, сносными. Да, ей приходилось убивать, но убивала она лишь провинившихся: жадных, до омерзения похотливых уродов. Поэтому свое первое убийство ей не запомнилось. Да, ей было плохо от запаха свежей крови, от звука разорванной плоти, но от осознания, что она избавила мир от еще одного отброса, ей тут же становилось легче. Таким образом, марая руки о крови, она копила деньги. Деньги копились вместе с душами умерших, но пока она преследовала свою цель, ей это было неважно.

— Этих денег не хватит для твоего запроса, дорогуша, — голос незнакомца раздался словно сквозь ржавое лезвие, задевая слух, заставляя кожу покрываться мурашками. Он был неприятно вкрадчивым — не громким, не грубым, но таким, от которого хотелось отступить, спрятаться, заткнуть уши, лишь бы не слышать. — Твой запрос слишком сложный. Тяжело найти неизвестных людей, опираясь лишь на твоё описание. Ни имени, ни ранга — ничего.

Сакура непроизвольно напряглась. Сердце дернулось, узнав опасность раньше разума. Она медленно подняла взгляд  и встретилась с парой холодных, слишком внимательных глаз. В них не было ни злости, ни ярости, но что-то гораздо хуже. Там был расчет, интерес и едва уловимое удовольствие от её смущения.

— Тяжело найти или тяжело захотеть? — произнесла она, стараясь скрыть раздражение в голосе. Но оно все равно вскрылось: едва заметно, как натянутая струна.

— Ах, — упитанный мужчина усмехнулся, чуть склонив голову. — Вот теперь говоришь правильно. Только вот дело, боюсь, не в деньгах. Твоя просьба… требует несколько иного рода платы.

Он сделал шаг ближе. Мягкий, почти бесшумный, но воздух стал гуще, тяжелее. То ли это было от нехорошего предчувствия, то ли от мерзкого запаха гнили из его рта.

— Иного рода платы? — повторила она тихо, стараясь не выдать напряжения. — Что ты имеешь в виду?

— Всё просто, дорогуша, — протянул он, и голос его стал мягче, но от этого только страшнее. — Иногда, чтобы получить желаемое, нужно заплатить чем-то, чего не купишь золотом. Например… собой.

Внутри Сакуры что-то оборвалось. На секунду ей показалось, что время застыло, что всё вокруг потускнело. Только его голос остался шипящий, липкий, как яд.

— Но я же мужчина.

— И что? В нашем бизнесе не имеет значение пол. Главное хорошая дырка, которую можно безостановочно трахать. Да, и между нами,

парнями, скажу, что парней трахать интереснее. У них задница сжимается лучше. А ты у нас еще и на девчонку смахиваешь, идеальное комбо, — сказав это, он провел своими скользкими от пота пальцами по её руке. И от этого Сакуру передёрнуло.

И всё же, несмотря на хищное давление этого голоса, она подняла подбородок и ответила холодно, сдержанно:

— Тогда тебе придется остаться без сделки. Моей души в твоем списке не будет.

Его усмешка стала чуть шире.

— Посмотрим, дорогуша. Иногда самые благородные обещания ломаются под нуждой. Но если ты так хочешь платить золотом, то так уж и быть, найду я твою цель за тридцать золотых.

— Тридцать?! – Ошарашенно вскрикнула Харуно, позабыв, что она притворяется мужчиной. — Да, я не наскребу эту цифру, даже если буду работать два года без продуху!

— Это уже не мои проблемы, — пожал плечами мужчина и уселся на свое потертое кресло. — Либо плати тридцать золотых, либо плати телом. 

Её сердце билось в висках, но взгляд не дрогнул. Сакура знала: игра только началась.

— Хорошо, я достану эти деньги, — Сакура развернулась, чтобы выйти из этого затхлого помещения, как её вновь окликнули.

— Ты мне понравился, поэтому я тебе кое с чем помогу. Иди в гильдию «Стервятник» и скажи, что ты пришел по моей рекомендации. Кодовое имя — «Черный глаз».

— С чего такой жадный и расчетливый человек решился мне помочь? — подозрительно скосила на него глаза девушка.

— Простой азарт. Мне просто интересно, насколько далеко ты продвинешься, — злобно расхохотался мужчина. Он что-то еще хотел сказать, но Сакура поспешила выйти оттуда, направляясь в место, которое он назвал. И хоть эта тварь раздражала её даже больше, чем весь остальной мусор в её окружении, от подарка, что он ей предоставил, та не собиралась отказываться.

«Стервятник» — это лучшая наёмная гильдия в округе, и работать там могут лишь лучшие из лучших. Несколько заказов от этой гильдии и тридцать золотых у неё будут в кармане. Она уже год вариться в этом дерьме, пару заказов будут для неё сущим пустяком.

Так она думала, по крайней мере.

Вопреки ожиданию, услышав кодовое название, её действительно легко приняли. Однако предчувствие нечто зловещего преследовало её всё время, пока она находилась среди этих людей. Ей не нравилось это здание, эти люди, их насмешливые взгляды, непрекращающийся лепет о ней, как о новичке. Здесь было небезопасно, даже если ты был мужчиной.

Держа ухо востро, Сакура направилась прямиком к главному, чтобы получить задание. Ей не хотелось тянуть с этим. Хотелось поскорее найти этих ублюдков и убить их настолько мучительно, насколько позволит её душа.

Тогда, она еще не догадывалась, на что будет способна её истерзанная душа.

Зайдя в кабинет, предчувствие чего-то ужасного, накрыло её с головой. Держа руку на своем мече, она приблизилась ко столу, где сидел худощавый мужчина, лет пятидесяти. Правая половина его лица была полностью забинтована, а единственный глаз, направленный на неё, колол острее любого ножа. Его костлявые руки едва ли могли поднять меч, так чего же она боялась, что холодный пот тёк на её висках?

— Так ты и есть тот самый Хару, которого посоветовал тот жиртрест? — гадко усмехнулся мужчина, просканировав её одним глазом. — И зачем ты пришел?

— Как и все — заработать денег, — Сакура удивилась, что смогла скрыть дрожь в голосе. Ей было страшно находиться рядом с этим мужчиной. Животные инстинкты кричали ей бежать.

— Как и все? — ухмыльнулся мужчина, скрестив руки на груди. — Здесь лишь малая часть приходит ради денег. «Стервятник» — место самых отбитых отбросов, готовых взяться за самую грязную работу только ради забавы. Им нравится убивать, трахать и выпивать. Это всё ради чего они сюда приходят. Тебе, мальчишка, тут не место.

— Мне нужны деньги, а тут платят хорошо. Это всё, что меня интересует. Мне нужна лишь работа.

— Работа, говоришь? — хмыкнул тот.

— Дайте её мне, и дело с концом. Я не так плох, как вам кажется.

— Что ж, раз ты так настаиваешь, — хрипло произнес мужчина и поднялся с места. — Следуй за мной.

Не дожидаясь согласия, он вышел из своего кабинета через другую дверь, потайную, как вскоре оказалось. Сакура последовала за ним без лишних слов. Сердце её отчаянно плясало в грудной клетке, умоляя покинуть это место. Но она продолжала упорно следовать за ним. Мужчина едва передвигался, он опирался на трость при ходьбе, и из-за этого у девушки подкрадывалось сомнение о том, как он держит такую большую организацию с таким-то телом.

Между тем, они спускались всё ниже по подземным туннелям. Воздух становился всё холоднее, плотнее. Сакура чувствовала, как от влажных каменных стен тянет сыростью, а с потолка временами капала вода: медленно, ритмично, как чей-то ленивый отсчёт времени. Шаги гулко отдавались в узком проходе, и этот гул проникал в саму грудь, вторил биению сердца. Пламя факела, который держал мужчина, трепетало, отбрасывая на стены вытянутые тени. Они извивались, скользили, живя своей жизнью.

Сакура машинально натянула капюшон плотнее: не столько от холода, сколько от ощущения, что за ними кто-то наблюдает. В глубине тоннеля веяло чем-то чужим, древним и недобрым.

— Куда мы идем? — не выдержав давления, наконец, спросила Харуно. Эхо её голоса тут же скользнуло по стенам тоннеля.

— Наберись терпения, мальчишка, — строго отчеканил мужчина, даже не повернувшись. — Прежде чем приступить к работе, тебя ждет небольшое испытание.

Это не входило в её планы. Она и не думала, что ей придется сделать что-то мерзкое, а ей точно придется, не получив за это деньги. Весь оставшийся путь она думала о том, какое же испытание её ждет впереди. Однако сколько бы та не думала, Сакура ни за что бы не догадалась, что её будет ждать подобный исход.

Когда они дошли до места назначения, их встретил громадный охранник, которого она вряд ли сможет победить в честной борьбе. Услышав приказ господина, тот сразу же открыл замок от железной двери, и та со скрипом отворилась. То, что ждало её дальше, наемница и гадать не смела. 

Стоило ей зайти за дверь, как в нос ударил запах мертвецов, их гнилой плоти. Перед ней раскинулись множественные тюремные камеры, в которых обессиленно лежали множество девушек и парней. Смешанный запах немытых тел, спермы и крови въелись в ноздри, и её тут же затошнило.

Быстро отвернувшись, Сакура выблевала сегодняшний прием пищи. Это было отвратительно. Хрипы и вздохи удовольствия вперемешку с агонией слышались отовсюду. Хлюпанье мокрых тел во время соития навсегда отпечатались в её памяти. Это напомнило день, когда её мать изнасиловали перед её глазами. Оттуда доносились такие же звуки.

— Слабак! Да, ты не способен даже выдержать этот детский утренник. Как ты собираешься работать на меня, будучи таким бесхребетным?! — кричал на нее мужчина, и от его голоса, этих бесстыжих слов, её затошнило лишь сильнее. Но ей пришлось вернуть себе былое самообладание, иначе она не сможет отомстить.

Вытерев рот тыльной стороной руки, Сакура решительно глянула на него, показывая свою решимость.

— Так-то лучше, — хмыкнул тот и двинулся дальше. Девушка проследила за ним, стараясь не смотреть по сторонам. Не видеть, как похотливые мужчины насилуют давно изношенные тела, не слышать чрезмерно громкие стоны, не смотреть в глаза тем, кто будет смотреть на неё с мольбой в ответ. Нет, чтобы не спасти. Они хотят смерти. Лишь так их души, наконец, обретут покой.

Она шла вперед, прекрасно осознавая, что не сможет их спасти. Никакого альтруизма в её мире больше не существовало. Ее двигало вперед лишь желание отомстить.

Проследив за ним, она остановилась возле еще одной комнаты, куда вошел мужчина. Она отличалась от того места уже тем, что тут была деревянная дверь. А обилие факелов делало это место не настолько сырым, как было до этого. Одной рукой толкнув дверь, другой она держала меч, лежащий сбоку. Харуно ожидала здесь прятавшегося убийцу, поэтому была наготове вытащить меч в любую секунду. Но какого же было её удивление, когда вместо убийцы в центре комнаты оказалась голая девушка с кандалами на шее и на ногах. Железные оковы, так тесно впились в кожу, что на местах соприкосновения, раненная кожа начала гнить. Стоило ей войти, как дверь со спины с грохотом захлопнулась. Она вздрогнула, но не повернулась. Всё её внимание было на этой заложнице.

В комнате было достаточно светло, поэтому она с легкостью увидела страх и отчаянную мольбу в её синих глазах. Слезы безостановочно текли, а протянутая рука просила о помощи. Ей было больно, и в отличие от тех, невинных в казармах, её глаза не были мертвыми. В них плескалась жизнь. Отчаянная мечта выйти отсюда живым.

Сердце защемило так резко, будто кто-то сжал его в кулаке.

Сакура почувствовала, как дыхание перехватило, а пальцы дрогнули. Казалось, весь воздух из комнаты выдавило, оставив лишь тишину и этот отчаянный взгляд — живой, умоляющий, непослушный судьбе.

Она хотела отвернуться, должна была, ведь иначе никак. Всё было решено, всё расписано заранее, без права на сомнение. Но чем дольше Сакура смотрела на девочку, тем сильнее ломалось что-то внутри. Каждый вдох становился мучением, каждый удар сердца отдавался в висках глухо, как стук молота.

Она вспомнила. Те же стены, тот же страх, когда-то и она сама так тянула руку в пустоту, надеясь, что кто-то остановит боль. Что кто-то выберет её. Но тогда никого не было. Никто не пришёл.

И теперь, глядя в эти синие, дрожащие от слёз глаза, Сакура поняла: она стоит перед своим собственным прошлым, перед той девочкой, которую когда-то оставили умирать.

«Не смотри, — приказала себе. — Просто не смотри».

Но взгляд не отрывался. В груди росло отчаяние, густое, как смола, давящее изнутри. Хотелось закричать, сорвать с себя всё: долг, форму, приказы и просто подбежать, обнять, вытащить из этой темноты. Хотелось спасти хотя бы её, хоть кого-то.

Но ноги не двигались. Сердце билось, а тело, наоборот, окаменело. И между ними лишь шаг. Один шаг, который она не могла сделать. Сакура прикусила губу до крови, чтобы не выдохнуть имя, которого не знала.

Слёзы, давно забытые, хлынули предательски, и она тихо прошептала, так, что даже сама едва услышала:

— Что…что я должен сделать? — вопрос был адресован мужчине, что, расправив плечи, гордо восседал на своем кресле.

— Ты и сам понял суть задания, как только сюда вошел, — усмехался тот, и Сакуре захотелось собственноручно стереть эту мерзость с его уродливого лица. Гнев, что бурлил в её венах, давал ей силы на это. — Эта девка провинилась, ты должен убить её. Здесь и сейчас, — он говорил медленно, наслаждаясь ситуацией. Для него абсолютно не имели цену ни человеческая жизнь, ни тем более, какая-то там честь. Только сейчас Сакура поняла, почему ему удавалось удерживать в узде тех отбросов, что она видела до этого.

Просто он был худшим из них. Вот и всё.

— Убей её прямо передо мной так, чтобы она умерла не сразу. Я хочу увидеть её мучения, — он вскинул голову от возбуждения, лишь представляя эту картину. 

— Нет! Прошу! Не убивайте меня! Пощадите! Прошу! Я не заслужила этого!! — с отчаянным хрипом крикнула девушка. Ей было больно даже говорить, но она не могла молчать.  — Я умоляю… не убивайте…

Сакура стояла, как вкопанная. Казалось, она сошла с ума. Она видела, как эта маленькая и худощавая девочка становится еще меньше, склонившись перед ней в отчаянной мольбе.  Она преклонилась перед ней, будто Сакура являлась её Богом. И только ей дано было решать, будет она милосердным Богом или беспощадным палачом. 

Сакура не могла дышать. Тело её дрожало, как осиновый лист. Оно больше не выдерживало то напряжение, что скопилось в ней в те минуты. Всё внутри неё оборвалось. Этот крик, хриплый, надломленный, разрезал воздух и вонзился прямо в грудь. Она видела, как девочка цепляется пальцами за холодный пол, как ногти ломаются в кровь, как слёзы сливаются с грязью под её коленями.

И это зрелище не было просто картиной. Оно было судом. Судом над ней самой. Всё, что она сделала. Всё, чем оправдывала себя. Все те разы, когда повторяла: 

Все эти слова теперь звучали лживым эхом.

Она чувствовала, как внутри поднимается что-то тёмное и жгучее. Смесь вины, отвращения и страха. Отвращения к себе. Губы дрожали. Сердце билось невыносимо громко, гул отдавался в голове. Казалось, всё существо кричит остановиться, но язык не повиновался.

А рядом кто-то произнёс сухо, бездушно:

— Выполняй приказ.

И Сакура осознала, что мир не замер — только она. Всё вокруг продолжало двигаться, всё, кроме неё. Она стояла посреди этой бездны, среди мольбы, страха, крови, и понимала, что каждый её вздох — это выбор.

Глаза девочки встретились с её, и этот взгляд пронзил её до самого сердца. Так смотрят не на палача. Так смотрят на того, в ком ещё верят. На последнюю надежду.

И в тот миг отчаяние Сакуры достигло своего предела. Ей хотелось закричать, разбить стены, сорвать маску воина, бросить оружие. Сделать хоть что-то, что вернёт смысл, жизнь, дыхание…

Но всё, что она смогла — лишь шаг назад. Маленький, едва заметный шаг, в котором дрожала вся её душа.

«Ну же, доченька! Это лишь один из посредников на твоем пути. Ты же хочешь, чтобы мамочка была счастлива, да? Просто убей её и дело с концом», — вдруг голос в её голове прозвучал так явственно, будто мать стояла рядом, улыбаясь своими летними глазами на том самом лугу, где когда-то всё было иначе.

Сакура отшатнулась, как от горячего прикосновения. Эта фраза, чужая и чуждой ей казалась ещё минуту назад, сейчас ворвалась в сознание с надеждой и требовательностью, какой у неё не было ни к одному живому человеку. Голос был одновременно мягок и хищен: в нём слышались ласковые интонации памяти и холодный расчёт, смешанный с мольбой за выживание.

Она закрыла глаза, и мир заплясал перед каждым внутренним вздохом. Из памяти всплыл образ матери. Её та самая улыбка на лугу, руки, пахнущие травой, тихий смех, разливающийся по солнечной траве. Но в следующем кадре та же улыбка искажалась. Стала похожа на маску, в которой затаилась безжалостность тех, кто учит выживать любой ценой.

Сердце Сакуры бешено колотилось,  желая вырваться наружу. В голове звенело. Казалось, он шепчет ей: «Это нужно. Это оправдано. Это спасёт». И вместе с тем под этими словами сгущалась тьма. Та самая, от которой она годами пыталась отгородиться.

— Прости… — выдохнула она, чувствуя, как подкашиваются колени. — Прости меня…

Почувствовав угрозу, девочка отшатнулась, поползла назад. И лишь когда спина её столкнулась с холодной стеной, она начала вновь отчаянно кричать:

— Нет! Прошу! Я же не заслужила такой смерти! Я хочу жить, я хочу вернуться к маме! Разве у тебя нет матери, как ты можешь так поступать со мной!? Пощади…

Рука, держащая меч, дрожала. Сакура плакала так же горько, как и та девочка перед ней. Одинаково беззащитно, одинаково отчаянно, словно они обе были жертвами одного и того же приговора. Горло сжало, дыхание стало рваным, и каждый вдох отдавался болью в груди.

Перед глазами всё поплыло. Девочка, склонившаяся у стены, уже перестала быть просто фигурой: её черты расплывались, смешиваясь с собственными воспоминаниями. Вместо худого испуганного лица она на миг увидела своё отражение. Ту самую себя, что когда-то стояла на коленях, умоляя не за жизнь, а за смысл её продолжения.

Меч дрогнул в руке, блеснув лезвием в тусклом подземном свете. Его холодный блеск больно резанул по глазам, как вспышка истины, неумолимой и равнодушной.

«Ну же, доченька…» — снова прошептал голос, теперь мягче, почти ласково, как будто мать стояла, положив ладонь на плечо. — «Один удар, и всё закончится. Ей будет не больно. Зато ты наконец станешь сильной. Тебя будут уважать. Меня будут уважать…»

Харуно зажмурилась. Горячие слёзы текли по лицу, падали на руки, оставляя влажные следы на железе. Мир сузился до одного мгновения: до точки между лезвием и дыханием той, что умоляла о пощаде.

 Она подняла меч. Медленно. Казалось, тело двигалось отдельно от неё самой. Каждое движение было чужим, словно кто-то управлял ею изнутри. В ушах стучала кровь, и с каждым ударом сердца её пальцы крепче сжимали рукоять.

— Прости меня, — прошептала она снова, уже не различая, кому это обращено. Девочке, себе или тому голосу, что не умолкал.

— Пощади! Пожалуйста! — визгливый, захлёбывающийся от слёз голос девочки вонзался прямо под кожу. — Я хочу домой! Я не сделала ничего плохого!

И в тот миг, когда лезвие уже поднялось, что-то в Сакуре оборвалось. Мир дернулся, и она ясно, мучительно ясно поняла, что делает. Не как наемница. Не как палач. А как орудие чужой воли.

Меч с глухим звоном ударился о пол, отлетев в сторону.

Сакура рухнула на колени, стиснув голову руками, словно желая выдавить из себя этот голос, выцарапать его когтями из мозга. Её вырвало воздухом, судорожно и больно.

— Хватит! — крик сорвался с губ, надломленный, дикий. — Хватит, я не могу!

В ушах звенела тишина. Голос матери исчез, растворился, оставив только звенящую пустоту. Девочка всё ещё всхлипывала у стены, но уже без слов. Просто жадно глотала воздух, не веря, что жива. Сакура, опустив голову, дрожала  от страха, от стыда, от осознания того, как близко была к грани. Ладони были испачканы, но не кровью, чем-то хуже: тяжёлым, липким чувством, от которого не отмыться водой.

 Она закрыла глаза и прошептала едва слышно:

— Если бы ты знала, мама… как страшно быть тобой.

Эти слова повисли в воздухе, как молитва, обращённая в пустоту. Она настолько погрузилась в себя, что не заметила, как изменилось выражение лица девочки. Не услышала приближающиеся шаги. Не засекла звон собственного меча, когда того подняли с земли.

— Омерзительно, — с ненавистью прошипел мужчина, приближаясь к ним. Однако Сакура была в таком раздрае, что не обратила на него никакого внимания. До тех пор, пока мужчина собственноручно не вложил меч ей в руки и тем же мечом не пронзил сердце бедной девушки.

Харуно замерла.

Сакура даже не успела осознать, что произошло.

Мир не рухнул. Нет, он просто… замолк. Казалось, всё вокруг перестало существовать.

Лишь хрип девочки, рваный, невозможный, заполнил тишину. А эти оленьи, полные страха и шока глаза, навсегда останутся в её мыслях.

Сакура смотрела широко раскрытыми глазами, не моргая. Рука всё ещё сжимала рукоять меча, но она не чувствовала её. Не чувствовала ничего. Только тепло: вязкое, живое, тёкшее по пальцам. Кровь. Настоящая, горячая, пахнущая железом и смертью.

Меч в руках дрожал, а с ним дрожала и она.

Девочка уже не кричала. Только издавала хрип, слабый, прерывистый, и её рука, испачканная кровью, судорожно потянулась к Сакуре, ища спасения у той, кто только что оборвал нить её жизни. Губы девочки что-то шептали, но слов Сакура уже не различала. Лишь видела, как с них слетает последняя капля дыхания.

— Н-нет… — голос сорвался, стал глухим, чужим. — Я… я не…

Она попыталась отшатнуться, едва не споткнувшись, но рука мужчины, стоящего за спиной, удержала её. Холодная, тяжёлая, как тиски. Он специально не позволял ей отстраниться. Сакура обернулась и встретилась с его взглядом. И там не было жалости. Ни капли. Только отвращение и злорадное удовлетворение.

— Теперь ты тоже член нашей гильдии, — произнёс он с мерзким спокойствием, глядя, как жизнь уходит из тела девочки. — Добро пожаловать в «Стервятник».

Сакура в ужасе уронила меч. Тот звякнул о камень, разбрызгав по полу алые капли. Девочка уже не дышала. Блеск её синих глаз навсегда потух. 

По её вине. Опять.

Опираясь предплечьем о грязный пол, такой же, как она, девушка не чувствовала ничего под собой. Сердце сжалось, а после разорвалось. Там точно что-то треснуло. Что-то безвозвратно.

Она смотрела на свои ладони: на пятна крови, медленно темнеющие, въедающиеся в кожу. И чем дольше она смотрела, тем меньше понимала, где кончаются её пальцы и начинается эта грязь.

Где она и где тот, кто только что убил эту несчастную девочку. До этого она убивала только отвратительных, аморальных мужчин, что были хуже животных. Тем она себя и оправдывала. Но как оправдать себя на этот раз? Как объяснить самой себе это убийство? Этот грех.

— Я… - выдохнула Сакура, глотая воздух. Его было критически мало. - Я не хотела… я не…

— Но ты сделала, — перебил мужчина. Его голос резал, как стекло. — И это всё, что имеет значение.

Он развернулся, оставив её одну с мёртвым телом и собственными руками, липнущими к коже. Она вновь осталась одна с холодным трупом. Дежавю преследовало её, уничтожая всё её естество. Разрушая те крохи, что остались у нее после смерти матери.

Сакура слышала, как удаляются его шаги, но не могла двинуться.

В груди поднималась волна тошноты и ужаса, и с каждым вдохом становилось тяжелее дышать. Отчаяние обрушилось ей на плечи. Слёзы текли бесконтрольно, смешиваясь с каплями крови, почти засохших на щеках.

Она закрыла лицо ладонями, но кровь всё ещё была там. Везде. На коже, под ногтями, в памяти.

И от этого хотелось выть.

— Прости… — выдохнула она в тишину, срываясь на рыдания. — Прости меня, пожалуйста...

Но в ответ лишь гулкая тишина подземелья и слабый капающий звук крови, падающей на камень. В этот миг Сакура впервые по-настоящему ощутила, что такое грех. Не как слово, не как вина перед кем-то, а как бездонная пропасть внутри.

Она прекрасно понимала, что оттуда уже не выбраться прежней. Да, и не хотела.