Chapter Text
✦───────✿───────✦
Кровь имеет отвратительный привкус железа.
Лепестки — не имеют вкуса совсем.
Феликс сидит на полу школьного туалета, уронив голову на прижатые к туловищу колени. Странно, но в таком положении, кажется, сделать вдох… легче?
Главное слово здесь — «кажется».
За пределами туалетной кабинки раздается протяжный скрежет школьного звонка, громкие голоса, топот — это всё режет по ушам настолько сильно, что хочется оглохнуть. Не слышать… никогда.
Рвотный кашель поднимается новой волной. Болезненной судорогой.
Ликс зажимает рот рукой и чувствует, как сквозь тонкие пальцы просачивается что-то влажное, хрупкое.
Камелия. Темно-красная, как старая запекшаяся кровь.
Интересно — ещё вчера она была розовой.
Грудная клетка гудит, в ней разрастается самый настоящий пожар. Живой. Тяжелый. С отвратительно-сладким ароматом медленно убивающих тебя цветов.
Ты гниёшь изнутри… Из-за него…
Импульс, ударяющий внутри черепной коробки.
Он тут же, моментально, пресекает порыв к самобичеванию, прежде чем тот успевает разрастись. И так херово. Ещё одного смертоносного ростка внутри себя Ликс не выдержит.
Легче будет вздёрнуться, чем терпеть это всё разом.
Выдох. Через силу.
Аккуратно вытирает пальцы о влажную салфетку и бросает ту в унитаз. Знает, что так нельзя, но сейчас нет желания задумываться о таких мелочах.
Встает медленно. На ватных ногах подходит к одной из раковин, что стоят в ряд по стеночке, и включая холодную воду — умывается.
Скоро начнется урок. Нужно прийти в норму. Постараться собрать себя до следующего, выворачивающего наизнанку лёгкие, приступа.
✦───────✿───────✦
Хенджин ждёт его в классе.
Сидит за их партой.
Лёгкий весенний ветер из распахнутого окна аккуратно играет с его тёмными, отросшими до плеч волосами. Хван улыбается во все тридцать два, разрисовывает своими яркими, цветными маркерами поля в тетради, попутно переговариваясь с сидящим сзади одноклассником.
Феликс замирает. Наблюдает за этой картиной.
Можно он останется здесь… на этом месте и будет любоваться, вбирать в себя этот момент вечно?..
— Где тебя носит, sunshine?! — кричит Джинни, как только замечает друга.
Его голос выдёргивает из вакуума.
— Я уже думал выдвигаться на твои поиски!
Горло тут же начинает саднить. Попытка сглотнуть отзывается резью, будто шип царапает изнутри. Сдерживать кашель сложно, но у него вроде как получается.
— Да там… — сдавленно. — В медпункт ходил.
— Снова? Что с тобой?
Ли садится на стул рядом, начинает из рюкзака доставать канцелярские принадлежности. Медленно. Немного отстранённо.
— Просто голова. Немного болела…
Хенджин смотрит внимательно. В упор, практически не моргая.
И Феликс тут же стыдливо опускает глаза. Ему не нравилось врать… но по-другому никак.
— У тебя кровь на рубашке.
— Из носа пошла.
Вздох. Хван качает головой, слегка щурясь. А после привычно, тепло произносит:
— Совсем не бережёшь себя. Если будет хуже — скажи, ок?!
«Я умираю! Это достаточно хуже?!» — кричит безмолвно сознание.
— Не переживай, всё норм, — вслух говорит он.
✦───────✿───────✦
После школы они, как обычно, тусуются на крыше старого заброшенного здания бывшей библиотеки.
Их тайное место.
Хенджин лежит головой на ногах у Ликса, глаза прикрыты. На губах блаженная улыбка — Феликс, облокотившись о бетонную стену, медленно перебирает его волосы, наблюдая за размеренным дыханием своего друга.
Ему хочется дышать так же спокойно, ровно.
Без боли… что заставляет скручиваться в агонии каждый раз.
Без прорастающих внутри цветов.
— Знаешь, Ликси… — спокойно вещает Джинни, не глядя. — …мне сегодня снилось, будто я влюбился.
Ли вздрагивает.
— И как?..
— Это было так… приятно, что ли. — солнышко выглядывает из-за плотных облаков, и Хван мило морщит нос, продолжая: — Правда, я лица не видел. Или не запомнил. Забавно, да? Только голос — обволакивающий такой, бархатистый. И пальцы — мягкие…
Он смеётся.
Задорно. Громко. Сам себе.
Феликс не двигается. Замирает окаменевшей статуей.
Знает, что должен что-то сказать — но не может. Горло тут же стягивает. Ощущение, что по нему, в реальном времени, проходятся самой жёсткой наждачкой, раздирая до крови.
В нос ударяет приторная сладость, от которой хочется блевануть.
«Держись…»
Рычит мысленно Ликс. Старается дышать медленно. Не подавать виду.
«Не сейчас. Не при нём. Нельзя!»
А после — короткий кашель. В кулак.
Хриплый. До одури мучительный.
Секунда — и язык, в ротовой полости, тут же нащупывает плотный, вызывающий моментальное отвращение лепесток.
— Ты точно не заболел? — слишком серьёзно спрашивает Хенджин.
— Просто подавился… слюной, — в очередной раз обманывал Феликс.
✦───────✿───────✦
Когда всё изменилось?
Когда их дружба — внутри Феликса — переросла во что-то большее?
Ответ на этот вопрос, при всём желании, сам Ликс бы, скорее всего, не дал.
Это не было чем-то моментальным. Та самая любовь с первого взгляда, которую показывают во всех подростковых романтических фильмах?
Нет.
Так сложилось, что Хенджин последние лет пять был рядом. Всегда.
Ещё со времён последнего класса начальной школы — они сдружились и больше уже никогда не расставались.
Общие игры. Ночёвки на заднем дворе, под открытым небом. Переписки. Совместные шутки, которые больше никто не мог понять. Газировка из автомата после школы. Общая коллекция вкладышей из клубничной жвачки.
Тайное место.
Вокруг Хвана всегда было много людей.
Он притягивал их, как магнит. Охотно общался и всегда, где бы они ни были, — был в центре всеобщего внимания.
У Ли, кроме Хенджина, не было никого.
Редкие знакомые, из разряда — «Привет. Пока» — не считались.
Непознанные ранее чувства растекались в нём, словно лава. До ужаса медленно. Поначалу незаметно. Заполняя каждую частичку, каждую трещину в его теле.
Джинни был светом. Солнцем. Огромным, ярким. Согревающим тебя в любое время дня и ночи.
Феликс был тем, кто хватался за этот свет — двумя руками. Как оказалось — обжигаясь, самолично испепеляя себя.
Осознание чего-то неправильного сидело глубоко внутри.
На тот момент парень не особо задумывался над истинной природой тех самых первых вспышек небольшой ревности к товарищу.
«Он мой лучший друг. Я не хочу его терять!»
Оправдывал себя Феликс. И достаточно долгий период времени — это отлично работало.
Явный звоночек, после которого Ликси начал понимать — это что-то больше, чем дружеская ревность, и он пиздец как попал, — случился примерно год назад.
Они сидели в классе.
За их партой — последняя в первом ряду.
Шла длинная перемена, и добрая часть учеников, не желая находиться в душном помещении, разбрелась по школе. В кабинете, кроме Ли и Хвана, было всего пару человек, но и те были заняты своими делами и на парочку друзей не обращали никакого внимания.
На столе — пара уже покусанных бутербродов, завернутых в смятую крафтовую бумагу, и две банки холодной, покрытой конденсатными каплями, колы.
Джинни сидел сгорбившись — сосредоточенно вырисовывал на любезно предоставленной Феликсом руке аниме-персонажей.
Голова наклонена вбок, отчего непослушная прядь волос падает на лицо, и Хван периодически хмурится, сдувая её, чтоб та не мешалась.
Ли откровенно залипает.
Глаз не отводит, следит внимательно.
Хенджин обожал рисовать.
Рисовал практически всегда и везде, как только у него находилась свободная минутка.
Феликсу до чертиков нравился вид занятого любимым делом Хенджина.
— Ликси, я тебе сейчас кое-что расскажу... — говорит неожиданно друг. Он слегка выпрямляется, оценивая небольшую мордашку неоново-жёлтого Пикачу. — ...ты только не смейся, ок?
Ликс удивлённо вздёргивает бровь.
— Не обещаю...
— Ну...
— Что? — он улыбается. Ярко. Искренне. — Вдруг там какая-то лютейшая шутка?!
— Ну тебя... — Хван показушно дует губы, делает вид, что обиделся.
Но долго держаться в образе не получается — он выдыхает и, секунду погодя, тихо, почти шёпотом, чтоб никто, кроме Ли, его не услышал, выдаёт:
— Короче... походу, я... ну это... мне девчонка одна нравится... вроде. Вот...
Удар. Где-то в области груди.
Неожиданный. Отдающий тупой болью.
Мир тут же, на секунду, замирает.
И Феликс — вместе с ним.
— Ого… — на автомате, даже особо не понимая, что говорит, протягивает Ли. Пытается улыбнуться, но получается как-то криво... — И кто она?
— Мисса — из параллели. Ликси-и, ты даже не представляешь… какая она кайфовая! — воодушевлённо промурлыкивает Джинни, очевидно не замечая повисшего в воздухе замешательства. Он откидывается на спинку стула, заводит руки за голову. Полуденное осеннее солнце волшебно обрамляет его профиль. — Мы в коридоре пересеклись вчера, после факультативов. Она ручку уронила, а я поднял. И всё... глаза в глаза. Типа прикинь — щелчок какой-то внутри и искры... Как в грёбаном кино, блин!
Хван засмеялся.
— Ты скажешь, что я ебнулся... но это пиздец. Всю ночь о ней думал. От неё ещё пахнет, пиздато. Вишнёвой колой. Ты же знаешь, как я обожаю вишнёвую колу!
Живот неприятно скручивает.
Хочется закрыть уши, убежать. Не слышать этот дурацкий монолог, что, по странной причине, словно по щелчку пальцев забрал то ощущение уюта, безопасности, которое плескалось по венам ещё минуту назад.
Феликс не до конца понимает, что это. Почему его так задело? Коротнуло, обострило, подняло с самых низов странное ощущение — боли и ненависти.
Было ли такое раньше?
Нет. Точно не в таких масштабах.
Но сейчас, чем больше Хенджин восхваляет эту Миссу, тем сильнее Ликс хочет, чтобы её переехал грузовик. Пару раз — чтоб уж наверняка.
Он сам пугается этих мыслей — слишком непривычных для него. Пытается подавить в себе этот импульс неожиданной злобы, но он вспыхивает слишком ярко, а вид чересчур счастливого друга — словно керосин — распыляет сильнее. Без возможности погасить этот бушующий внутри огонь.
Ли опускает глаза. Смотрит на свою руку: россыпь мелких рисунков украшает кожу. Но ему вдруг начинает казаться, что на нём они смотрятся чужеродно. Глупо. Не так красиво, как могли смотреться на ком-то другом. Обидно… Джинни старался, но холст, увы, выбрал неудачный.
Хван ещё что-то рассказывает, радостно жестикулируя. Говорит что-то про факультатив, какой-то план… шоколад.
Феликс пытается уловить суть, но не может... речь воспринимается бессвязными обрывками — поэтому всё, что ему остаётся делать, это, словно тот болванчик, безучастно кивать, в промежутках паузы вставляя тихое — «да... здорово» или простое — «угу». И надеется, что странно затянувшаяся перемена закончится поскорее, а с ней и закончится этот мучительный для него разговор.
✦───────✿───────✦
Но с началом урока щебетание Хенджина по поводу дамы, что бесцеремонно заняла его сознание, очевидно, не прекратилось. Наоборот, этот новый виток в жизни друга стремительно набирал обороты и останавливаться не собирался.
14 дней.
За это время Джинни становится каким-то слишком приторным. Словно одержимым: он пишет эфемерно-романтичные фразочки в своём скетчбуке, делая к ним невозможно милые зарисовки, постоянно зависает в коридоре, наматывая круги туда-обратно, с подозрительной регулярностью остаётся после занятий на ненавистный ему факультатив по математике.
И всё для того, чтобы увидеться с ней.
Они реже тусуются на крыше. Феликс скучает, но вслух этого не говорит.
Страдает молча. Послушно ждёт — словно Хатико.
Ждёт того самого дня, когда их, перевернувшись с ног на голову, жизни придут уже в своё обычное русло — в будни, где через каждое слово не будет упоминаться имя девушки, от которой у Ли уже дёргается глаз.
И вот — на третью неделю кто-то сверху, видимо, услышав мольбы Ликса, решает положить его мучениям конец (?).
— Сегодня хочу позвать Миссу на свидание… — между первым и вторым уроком озвучивает свои планы Хенджин. Он немного нервно кусает свои пухлые губы и то и дело перекладывает цветные карандаши в специальном для их хранения футляре. Переживает. — Сходишь со мной?
Ли особо не горел желанием идти.
Но Хвану отказать почему-то не смог.
Они вылавливают девушку после уроков — в коридоре у актового зала. Она, облачённая в бесформенный свитер и до неприличия короткую юбку, стоит, облокотившись о школьный шкафчик. Взгляд в телефон. Видимо, кого-то ожидает.
… явно не Джинни.
Тот подходит к ней медленно, старается не напугать.
Что-то говорит. Улыбается.
Протягивает заранее приготовленную шоколадку — как выяснилось за эти дни, её любимую: молочная с цельным орехом.
Феликс смотрит на это всё издалека. Дышит рвано — сквозь обиду, сквозь собственное желание исчезнуть. Прямо сейчас — чтобы не быть мазохистом, который через страдание наблюдает за разворачивающейся перед ним картиной.
Он не слышит слов. Но видит, как Мисса качает головой.
Улыбается — спокойно. Без надменности. С пониманием.
Видит, как с лица Хенджина пропадает эта радостная ухмылка, уступая место неловкости. Как тот, секунду постояв, убирает руки в карманы.
Отчётливо замечает этот тяжёлый выдох. Разворот на сто восемьдесят — медленный побег.
Ликс не чувствует облегчения.
Не торжествует. Странно было бы радоваться, когда твоему близкому другу хреново.
Они с Хваном, впервые за шестнадцать дней, идут на их место.
Долго сидят там без обычных разговоров и шуток — молча.
Смотрят на небо, которое потихоньку окрашивается в оранжево-красные оттенки. После так же, практически не говоря ни слова, расходятся — стукнувшись кулачками напоследок.
Пару дней…
— Из плюсов — мне больше не надо ходить на эту дурацкую математику! — смеётся Хенджин, без этой дурацкой влюблённой ноты в голосе.
В их разговорах нет Миссы.
Есть — крыша заброшки, новые вкладыши, смешные рисунки.
Газировка теперь делится на двоих. Единственное, что меняется — вкус.
— Вишнёвая химоза... тошнит от неё! — объясняет свою покупку друг.
Феликс не возражает. Ему всё равно, что пить. Главное — с Джинни.
… и вроде снова всё как раньше.
Но внутри — что-то предательски дрожит.
И Ли с каждым днём всё отчётливее понимает — он влип. По самое «не хочу».
Если раньше он ещё мог отмахиваться, придумывать сосущему внутри чувству отговорки, то теперь…
Теперь не получается.
✦───────✿───────✦
Второй раз эмоции, ржавой проволокой, сковали глотку — буквально спустя пару месяцев.
Лезвием между рёбер — неожиданно, резко, без предупреждения. Не давая и минимального шанса на хоть какую-то подготовку к предстоящей агонии.
Всё начиналось слишком буднично.
Ночёвка у Джинни дома — такая же, как десятки других ночёвок до неё.
По программе — классика подобных вечеров: небольшая компания, просмотр недавно вышедших серий аниме, нескончаемый запас вкусных вредностей и весёлый заруб в «Теккен» до самого утра, под кринжовые шутки и громкий смех.
Слишком спокойно, настолько, что стоило бы, наверное, почувствовать какой-то подвох.
Но Феликс, как назло, ничего не чувствовал…
— Ты точно дотащишь, помощь не нужна?! — обеспокоенно спрашивает Хенджин, придерживая дверь подъезда и пропуская Феликса вперёд, внутрь помещения. — Капец, ты ультанул… Сколько их там? Штук десять?
— Двенадцать… — слабо улыбается Ли, удобнее перехватывая голубую коробку, обмотанную жёлтой лентой. — …и они лёгкие. Я ж не кирпичи тащу, в самом-то деле!
— Ты в последнее время немного рассеянный. Я переживаю…
Ликс замирает на полувдохе.
Простая фраза сиюсекундно выбивает почву из-под ног.
Пальцы неосознанно чуть сильнее впиваются в картон, по бокам легонько сминая его.
Феликс учится жить с новыми чувствами к Хвану.
Получается пока что так себе…
Он постоянно твердит себе: не выдумывай. Не строй воздушных замков. Не сей надежду там, где ей не прорасти.
Но воспалённое сознание всегда на шаг впереди — рисует в его голове фантастические образы слишком яркими красками, ослепляя.
От чего внутри что-то болезненно дёргается. Будто кто-то потянул за тонкую невидимую нить — через рёбра наружу, затягивая сердце, что как умалишённое бьётся о грудную клетку, в тугой узел.
— Не преувеличивай… — тянет Ликс, пытаясь унять дрожь в голосе. Улыбнуться — буднично, более естественно, чтобы не выдавать своего состояния.
И тут же, чуть ли не на ровном месте, оступается. Благо Хенджин успевает поймать его за локоть и не даёт поцеловаться с протоптанной плиткой подъездного пола.
— Ууу, друг… я, походу, преуменьшаю! Признавайся, стащил у родаков их ликёр и решил не делиться?! — Хван, в своей манере, наигранно дует губы. — А я думал, мы друзья!
— Это просто совпадение!
— Надеюсь. Потому что если дело в ликёре… я на тебя за жадность обижусь!
В квартире семьи Хван время не существует. Оно останавливается между мягкими подушками, вязанными пледами, аккуратными фотографиями, развешанными по дому в лаконичных рамках.
Привычный, ненавязчиво витающий в воздухе аромат корицы, смешанной с мятой. Необычно, но совсем не отталкивающе — наоборот, заставляет прислушаться, вобрать необычную смесь в себя, поглубже в лёгкие.
Всё здесь тёплое. Уютное.
Заботливо обволакивает тебя — даря ощущение внутреннего покоя.
— О, Ликси! Привет! — из-за угла, в конце коридора, ведущего в совмещённую кухню-гостиную, выглядывает довольная мордашка Хан Джисона.
И Феликс, от неожиданно громкого голоса, слегка вздрагивает, на полшага неосознанно отступая назад — из-за чего упирается спиной в скидывающего свои кроссовки куда-то в угол Хенджина.
— Осторожно, sunshine… — мягко, почти смеясь, тянет тот, придерживая его ладонью за плечо. Пальцы чуть дольше, чем нужно, задерживаются на плотной ткани толстовки, и Ли, буквально через толстый слой хлопка и плюша, чувствует тепло, исходящее от них.
Табун мурашек тут же пробегает по спине.
— Прости, — бормочет Ликс, сглатывая неожиданно вязкую слюну во рту. — Привет, Джисон.
Ему хочется поддаться назад, буквально ещё чуть-чуть — чтобы рука Хвана сильнее врезалась в кожу, прижалась чуть теснее. Хотя бы на мгновение почувствовать этот странный будоражащий внутренности контакт…
— Смотри, не убейся тут у меня. А то нам с Ханом придётся прятать труп, а он так себе мастер хранить секреты!
— ЭЙ… нормально я храню секреты!
— Я промолчу.
… но Хенджин, коротко, по-дружески похлопывая Феликса по плечу, отходит чуть вперёд. Забирая с собой тот слабый жар, заставляющий разум плыть, словно мороженое под сорокоградусной жарой.
Они скрываются в арочном проёме, и Ликс, в прихожей, остаётся сам на сам.
Спасительная минута — в которой есть шанс перевести дух и унять бешено колотящееся в груди сердце.
Длинный вдох — задержка дыхания — выдох.
— Ликси, ну где ты там?!
По кругу. Три раза.
— Иду…
Со стороны кухни слышится смех и музыка, видимо идущего на фоне тайтла.
Слух улавливает знакомые аккорды — опенинг из «Наны».
Джинни и Хан были фанатами, готовыми пересматривать этот сериал не один десяток раз.
Феликс такой сильной любви к этому произведению не питал, но всё равно с Хваном пару раз посмотрел несколько серий повторно.
— Ты САМ это испёк?! — Хан присвистывает, зарываясь в коробку, что Феликс аккуратно ставит на кухонный островок. — Ну ты псих, Ликс! Это что вообще такое — лимонный с маком?
— С вяленой вишней… — смущённо, почти шёпотом, отзывается Ли. Голос предательски садится, прячась где-то на выходе из трахеи. — И шоколад… но с ним немного. Решил сделать из остатков теста.
— Он у нас вообще повар от бога! — Хенджин хохочет, навалившись на Ликса со спины. Тёплое дыхание опаляет шею, и Ли, в который раз, забывает, что значит нормально дышать. Стоит как вкопанный, старается не шевелиться. Всё для того, чтобы продлить этот момент подольше. — Ты б знал, как он делает омлет с сыром и… как его…
— Шпинатом.
— Да, вот шпинатом! Пальчики оближешь!
Он говорит это весело, немного вздёрнув голову вверх — показывая, как гордится умениями друга. Обнимает одной рукой за плечи, притягивая к себе.
Феликс же не знает, куда себя деть — внутри всё клокочет.
Чувствует, как под рёбрами щемит что-то горячее, выжигающее тебя без остатка.
Раньше объятия приносили приятное послевкусие.
Сейчас они приносят лишь боль. Давящую.
И что странно — от этой боли не хочется бежать. В неё хочется нырнуть с головой, даже если впоследствии это окажется для тебя фатальной ошибкой, самопроизвольным выстрелом в голову.
Но Ликс не самоубийца. Нет.
Поэтому он держится из последних сил — барахтается в этом омуте из собственных чувств. Старается изо всех сил не захлебнуться.
Сохранить то, что уже есть, без права на посягательства к чему-то большему.
Родители часто учили беречь то, что уже имеешь.
Он отлично применяет урок на практике.
— Я вот что скажу… — вдруг протягивает Хан. Он довольно жуёт шоколадный кекс, не забывая в перерывах между очередным укусом и сглатыванием выдавать восхищённое: «ммм». — …на месте бы Джинни, я б давно отдал предпочтение тебе, Феликс. А не этой… как её… той зазнавшейся девке, по которой ты слюни пускал.
Смех. Невинный. Простой.
Без какого-то скрытого подтекста. Очевидная шутка.
После которой воздух в комнате сжимается.
И, видимо, это замечает только Ликс.
— Бля, Джисон… ты как что-нибудь выкинешь… — Хенджин издаёт смешок, закатывая глаза и, о боже, нет, отстраняется от Ли, переползая на барный стул. Он тянется к ароматной выпечке, пока она полностью не была поглощена одним очень болтливым и имеющим зверский аппетит хомяком. — …хоть стой, хоть падай!
Феликс остаётся на своём месте. Опускает глаза, покусывая внутреннюю сторону щеки.
Решает не влазить в разговор.
Лишь безмолвно молится, чтоб он закончился так же внезапно, как начался.
— Да в смысле? Что, хочешь сказать, что чисто гипо… тит… тьфу, блин. — но Хан не намерен останавливаться, вскидывает руки вверх, продолжая: — …гипотет… блять, короче, если бы звёзды сложились иначе, вы бы не замутили с Ликсом?!
— Нет, — отрезает Хван, аккуратно пальцами зачёсывая длинные пряди волос назад.
— Ты серьёзно?
— Предельно.
— Да почему?
— Мы друзья, — Хенджин смотрит в упор, и Феликсу, наблюдающему за перепалкой со стороны, кажется, что между этими двумя электричество заискрилось. — Это уже достаточно весомый аргумент, чтобы не заводить отношения.
— Да нифига, в смысле весомый?!
Стоило бы, наверное, напрячься, если бы это не было в обыденности общения Джисона и Джинни. Так случалось не раз: слово за слово, и их обычный, нетривиальный разговор переходил в дикую перепалку — где каждый гнул свою линию и не желал уступать, поддаваться правоте другого.
Вот только раньше за такими баталиями было весело наблюдать, сейчас же каждое слово, вылетающее из их ртов, рикошетило прямо в сердце Феликса. Погружаясь глубоко и медленно, с особой жестокостью разрывало его на части.
— Для меня весомый. Я считаю, что любовь, если она есть, её не скрывают. А если кто-то врёт… и прячется за дружбой, ну… грош цена такой любви. Как можно доверять человеку и строить отношения, если он, по сути, лжец и предатель?!
…тишина, возникшая после этих слов, оглушает.
Феликс отчётливо понимает, или пытается внушить себе, что понимает — этот разговор не про него. Но на подкорке сознания импульс бьётся, отравляет.
Подкидывает всё новые и новые неутешительные мысли, что вертятся, оседая фоновым шумом, заглушая всё вокруг.
«Лжец… Разве можно строить отношения с предателем?»
Ноги не держат вовсе, от чего Ликса слегка штормит. Ему хочется сесть, на крайний случай облокотиться обо что-нибудь, дабы не упасть.
Перед глазами пелена — невидимый дым, что серостью оседает на поверхностях.
Выдох — тяжёлый. Мучительный.
Пальцы до побелевших костяшек впиваются в подол кофты.
— Хуйня твой “весомый аргумент”! Полнейшая хуйня! — не унимаясь, ещё чуть громче, выпаливает Хан. — В смысле — лжец?! Типа, а если чувства возникли по ходу обще…
Вопрос повисает в воздухе. Джисон так и не заканчивает его, переключая своё внимание на разносящийся по всей квартире трезвон домофона.
— О, пицца! — радостно выпаливает он, срываясь со своего места. — Включайте бензопилу! Я мигом!
Настенные часы в эту секунду будто возобновляют свой ход, забирая с собой ту накалившуюся до предела атмосферу, что царила и властвовала тут секунду назад.
Будто и не было ничего… будто это всё больная фантазия Феликса — сумасшествие.
Последняя стадия тяжёлой формы шизофрении.
— Ликси, ты чего такой бледный? — оборачиваясь, тянет Хенджин. Он слегка наклоняет голову в бок, пытаясь получше разглядеть лицо друга. Как всегда — с присущей заботой во взгляде. — Опять целый день ничего не ел?
Феликс моргает, с трудом поднимая уголки губ.
— Да, как-то забегался и забыл…
✦───────✿───────✦
[полтора месяца спустя]
Первые цветы распустились в нём в канун Рождества.
Подарочек, конечно, Санта в коллаборации с жизнью выбрали в этот раз так себе. Лучше бы, как в каноничных сказках про плохих деток, что не слушали родителей, подложили уголёк.
Не так было бы обидно, вот честно.
С другой стороны, Феликсу за последние четыре месяца пора бы уже привыкнуть к подобным презентам в своей судьбе.
Было около четырёх часов утра, когда он резко проснулся — подскакивая в своей кровати, будто от самого страшного кошмара, который ему удалось лицезреть впервые за свою относительно короткую жизнь.
Комната волнами плывёт перед глазами.
Ему до невозможности жарко. Тело горит бешеным огнём, отчего пижама липнет к мокрой коже, впитывая влагу тонкими струйками, бегущими вдоль позвоночника. Ликс тут же сбрасывает пуховое одеяло на пол и трясущимися руками пытается расстегнуть пуговицы на спальной рубашке.
Получается хреново.
Пальцы мелко дрожат, постоянно соскальзывая. Феликса это бесит, и он, из последних сил, дёргает края пижамы, от чего россыпь голубых застёжек отлетает в разные стороны.
Легче не становится. Не на грёбаную йоту.
Руки сами тянутся к горлу — слегка сдавливая его.
Попытка от чего-то освободиться… он сам не понимает от чего. Провал.
Он хрипит. Приглушённо.
Гортань захватывает судорога. Попытка вдохнуть отзывается разрывающей болью в грудной клетке, будто в неё кто-то вонзил железный кол — с размаху, до самого основания.
Ликса тут же одолевает паника. Страх парализует, не даёт трезво оценивать ситуацию. Заставляет тело двигаться на каком-то автомате — Феликс им не управляет, не может. Оно ощущается слишком тяжёлым, будто свинцом залитым, не своим.
А внутри будто шевелится что-то чужое.
Живое. Незнакомое.
Кашель — неожиданный, надрывной.
Вперемешку с рвотным позывом.
Ли сползает с кровати, почти валится на холодный пол.
Сгибается пополам.
Болезненные рывки непрекращающихся спазмов выворачивают горло наизнанку, заставляя вытащить язык, освобождая путь к идущим на выход, по ощущениям, десяткам ржавых гвоздей.
Глаза наполняются слезами. Не от жалости… не от безысходности. Как бы это жестоко ни звучало, чисто рефлекторно.
Солёная жидкость скапливается в уголках, а после срывается вниз по щекам.
Он не обращает на это недоразумение внимания.
Тонкие пальцы заняты другим — с желанием вытащить из гортани то, что так болезненно раздирает её, орудуют во рту, небрежно задевая нёбный язычок.
…Феликс давится.
Воздух, который и до этого был каким-то плотным, теперь стал ещё более вязким. Собрался шипастыми сгустками, лип к стенкам глотки. Слюна до невозможности горчит.
«Да выходи же ты… давай». — секундная мысль.
Но её тут же заглушает новый спазм. Ещё сильнее. Ещё глубже.
Пульс бьёт в висках, уши закладывает — будто Ликса кинули под воду где-то в районе Марианской впадины.
Мир застывает. Сужается до одной микроскопической точки в его теле — горла.
…и вдруг он чувствует, как что-то надрывается. Рвётся.
Грудная клетка отзывается оглушительным звоном. В области трахеи горячо, жжёт — и…
Он кашляет.
Глухо. Отрывисто. Навзрыд.
Ли скребёт пальцами свободной руки по полу, пытается найти опору, более удобное положение. Но его нет… Агония разрывает каждую клеточку его тела, и когда кажется, что она достигла какого-то пика невозможности… из рта вылетает лепесток.
За ним второй.
Третий.
Они маленькие — в полумраке комнаты кажутся совсем белыми. С тёмными разводами по краям, что оставляют привкус железа на губах и отпечатываются сложно выводимыми пятнами на ковре.
Феликс дрожит.
Хочет позвать кого-нибудь. Кричать в мольбе о помощи.
Но новый приступ сию секунду сворачивает нутро в тугой узел, заполняя пространство кашлем.
Он наклоняется вперёд, опираясь на локти, выкашливает очередную порцию сладковатых, раздербаненных организмом цветов. Влажных, будто только что сорванных… отвратительно красивых…
…как Хенджин.
Осознание — последний удар.
После которого его настигает спасительная темнота…
✦───────✿───────✦
— Ликси…
Голос достаёт его не сразу. Прорывается, будто сквозь какой-то вакуум, разрезая пространство и время.
— …просыпайся, sunshine .
Феликс вздрагивает, пробуждается от долгой дремы, пытается проморгаться. Перед глазами солнечные зайчики отплясывают хороводы, и он с каким-то особым остервенением трёт заспанные веки.
Влажная прохлада вечера шаловливо щекочет незащищённые одеждой участки кожи. Не пробирает до дрожи, нет. Аккуратно бодрит.
— А? — срывается усталый выдох. Сознание слегка заторможено, поэтому слова в предложения складываются не сразу. — Ты… что-то говорил?
Хенджин сидит перед ним на корточках, смотрит на него. Голова чуть наклонена в бок, на губах мягкая, ласковая улыбка. Ли замирает… потому что, боже, какой он нереальный в закатном свете — будто мираж: дотронься, и испарится.
— Доброго утра! Боже, я уже и забыл, какой ты забавный после того, как поспишь… — друг улыбается шире, звонко смеясь, и мир вокруг становится на пару тонов ярче. — Давай, поднимайся. Поздно уже, скоро совсем похолодает, а ты и так приболевший…
Феликс вновь активно моргает. Неосознанно кивает головой в утвердительном жесте, а после поворачивает её в сторону.
Неужели приснилось?..
Машинально разжимает ладонь и — о нет — видит лепесток камелии.
Скомканный. Слегка потемневший. Слишком осязаемый.
А после вдох — тяжёлый. Неполноценный…
Доказывающий, что всё вокруг — его реальность.
Настоящий кошмар наяву.