Chapter Text
Эзра нервно шагал из стороны в сторону и раздражённо вздыхал. Он не мог поверить, что этот день обернулся столь мощным фиаско! Три ночи подряд подросток страдал от бессонницы, отчего был не слишком внимателен на задании. Прослушав половину важной информации, он отстал от команды, заплутал в коридорах, подорвал большую часть провианта, да ещё слишком близко подпустил штурмовиков. Если бы учитель вовремя не среагировал, всё закончилось бы весьма плачевно.
Парень чувствовал, что во всех неудачах виноват был лишь он. Каждая ошибка, каждая задержка могла привести его товарищей к гибели. Одна только мысль об этом вызывала дикую панику и жгучий стыд. Терять близких снова ему не хотелось, да ещё таким глупым, удивительно глупым способом…
То, что Кэнан позднее сорвался, было вполне предсказуемо. Эзра был даже готов к этому и, набравшись терпения, молча слушал упреки. Но время шло, а учитель подобно огню раскалялся всё больше и больше, подробно разбирая каждый промах ученика. В какой-то момент подросток съёжился, пытаясь изо всех сил сдержать эмоции. Однако терпения надолго не хватило. Нервы, итак накалённые до предела, не выдержали давления, и Эзра стал огрызаться в ответ, чем только сильней разозлил мужчину.
— Хватит, Эзра! Хватит вести себя так, словно тебе плевать на всех вокруг! Неужели тебя не волнует, чем могли обернуться твои действия?
— С чего ты взял, что мне плевать? Я просто старался…
— Старался? Что именно ты старался сделать? Намеренно проигнорировать инструкции, тем самым подвергнув всех риску? Или, быть может, проявить полную безответственность? Если так, то у тебя получилось просто блестяще!
— Да ничего такого я не хотел! Кэнан, я правда тебя слушал!
— Слушал? Правда?! Что-то не помню такого.
— А я не помню, чтобы ты был хорошим учителем! Эзра то, Эзра сё… Только и делаешь, что постоянно кричишь! Не уверен, что ты действительно хочешь учить меня!
То, как дальше проходила ссора, вспоминать было очень страшно и неприятно. В тот миг мужчина выглядел таким бледным, словно кто-то резко пронзил его сердце световым мечом и, прокрутив несколько раз, также резко выдернул из груди. Парень, осознав насколько грубо прозвучали слова, попытался извиниться. Но всё, чего он добился, — это тихой просьбы уйти, наполненной усталостью и разочарованием.
Поднявшись на вершину телевышки, он тут же захотел уединиться. Ему нужно было спрятаться от всех, чтобы успокоиться. Конечно, Башня связи — не лучшее место для этого. Ни для кого не было секретом, что именно она долгое время была пристанищем для одинокого мальчишки. И всё же именно это пристанище дарило желанное пространство и покой. Здесь было безопасно. Здесь было хорошо. А ещё достаточно свободно.
Осмотрев старую комнату, парень, не заметив каких-либо изменений, удовлетворенно вздохнул и вышел на балкон. Сейчас настроение было совершенно дурным. Видеть никого не хотелось, даже Геру, которая часто проявляла мягкость и участие. Притворяться счастливым и натягивать фальшивую улыбку, как в обычные дни, не было сил, а показывать настоящие эмоции не горел желанием. Одно дело — позволить друзьям увидеть раздражительность и лёгкую грусть, и совершенно другое — эмоциональную усталость или опустошение.
Бриджер опустил руки на перекладины и наклонился вперёд. Взгляд устало блуждал по бескрайним степным просторам, выискивая что-то особенно приятное. То, за что можно было зацепиться, насладиться красотой, да и просто отвлечься, но… Ничего не выходило. Хотя в прежние дни знакомый пейзаж часто радовал и помогал отдохнуть. Иногда даже вдохновлял на позитив в тяжёлые, выматывающие будни.
Что же сейчас пошло не так?
Эзра тоскливо вздохнул и, убрав руки с перекладин, опустился на пол. Пол был ужасно холодным и некомфортным. Но обращать на это внимание не хотелось. Уж точно не в этот день. В голову лезло множество мыслей, грубых и ядовитых, пронизывающих, проникающих в самую душу. Помимо мыслей мелькало яркое, свежее воспоминание о недавней ссоре с наставником. Оно было довольно болезненным, отчего мальчик невольно поморщился и сгорбился.
Сейчас, прячась на телевышке, он чувствовал, как пустота сковала его тело. Во рту стало очень сухо, словно в нём появилась горечь, уничтожившая всю влагу без остатка. В голове крутились бесконечные сожаления и несмолкающие крики с разными, противоречивыми просьбами: то оставить в покое и не трогать ближайшие несколько часов, то прийти как можно скорее и простить оплошность. Дать понять, что для злости больше нет нужды, а на него, ученика, больше никто не держит обиду.
Из-за этого контраста голова резко разболелась, и Бриджер, застонав, прислонился к стене. Он не мог понять, когда его жизнь так усложнилась. Пока он жил один, всё было намного гораздо понятнее. Да, условия существования нельзя было назвать приятными и лёгкими, каждый день приходилось бороться за выживание: воровать, обманывать, торговать нелегальным товаром... Убегать от преследователей и тяжелых воспоминаний, но всё же. Тогда можно было спокойно рисковать собственной жизнью, не оглядываться на других, не бояться причинить кому-то вред, просто быть безрассудным.
Насколько безрассудным, настолько же свободным в своих действиях и желаниях. А ещё быть спокойным, зная, что в случае твоей кончины никто горевать не будет.
Парень нахмурился. Странно. Мысль о смерти не раз посещала его и самое большее, что он испытывал — лёгкую грусть. По крайней мере, последние несколько лет. Но сейчас ощущения казались немного острее и болезненнее. Мир на короткий миг даже стал серым-серым и унылым просто до отвращения.
Едва успокоившись, Эзра решил незаметно сбежать. Быстро и тихо вернуться к старому доброму одиночеству. Мысль об этом заставила сердце сжаться в тревоге, хотя раньше она вызвала бы радость и облегчение. Подросток хрипло рассмеялся. Разве мог он подумать ещё пару месяцев назад, что сможет сильно привязаться к другим людям? Так сильно, что привычное одиночество начнёт тяготить его? Да он бы плюнул тому, кто заявил бы такое!
Эзра не хотел уходить. Его совершенно не нравилась эта идея. Но больше всего он не хотел мешать. Не хотел подставлять друзей, не хотел быть обузой, не хотел быть лишним.
Но в тоже время побег казался ему единственно возможным выходом из этой ситуации. Если бы он улизнул прямо в ночи, затерялся в толпе, хорошенько пробежался бы по заковыристым, запутанным улочкам, предварительно захватив с собой все пожитки… То, всё снова стало бы хорошо и понятно. Конечно, какое-то время его бы искали, спрашивали бы местных... Но на этом всё. Вряд ли бы команда стала бы долго блуждать по чужой планете. Побродила бы пару дней и все. Максимум - неделю, и всё, потом улететь восвояси. Никто бы не потратил кучу времени и нервов на какого-то мальчишку. Тем более уличного, да ещё и с несносным характером.
Борясь со своими чувствами и сомнениями, Эзра пытался понять, как ему поступить, как вдруг в его памяти всплыл недавний разговор с Сабин:
— Не воспринимай его слова близко к сердцу, — девушка осторожно положила руку на плечо парня и ободряюще улыбнулась. — Ты же знаешь, Кэнан бывает эмоциональным и вспыльчивым. Он бы не хотел, чтобы ты понял его слишком буквально и покинул нас.
Смутившись, подросток потёр шею и рассмеялся.
— Ты правда думаешь, что я собрался бросить вас?
Мандалорка игриво ударила друга в плечо и, заработав взгляд, полный возмущения, ухмыльнулась.
— Не думаю, знаю. Только не обижайся, но ты как открытая книга. Все твои эмоции легко считываются.
Услышав это заявление, Эзра закатил глаза и скрестил руки на груди.
— Бред. Я отличный лжец. Если захочу, то могу показать любую эмоцию. Или скрыть, если это будет нужно.
Сабин со скепсисом подняла бровь и покачала головой.
— Шаб, да вы с Кэнаном упрямее мифозавра*. Оба любите спорить до последнего, — светло-янтарные глаза засверкали весельем. — А ещё вы одинаково обидчивы. Прямо-таки два сапога пара.
— Эй, а вот сейчас я и правда обижусь! — фыркнув, парень демонстративно отвернулся и, давясь смехом, направился вниз по трапу. Он успел пройти значительное расстояние, но за два шага до земли его вовремя схватили за локоть и остановили.
Эзра повернулся обратно, с недоумением взглянул на подругу. Та выглядела непривычно серьёзной: от былого задора не осталось даже следа.
— Ты только прислушайся ко мне, ладно? Кэнан иногда груб, я это хорошо знаю. Ругалась с ним не раз, — девушка опустила локоть, отступила на несколько шагов назад, давая другу нужное ему пространство. От этого жеста, пускай и крошечного, он ощутил тепло, однако улыбка так и не тронула его губ. — Но он всегда желает только добра. Всем нам. И тебе тоже, — Сабин остановилась на минуту, делая вид, что осматривает корабль, а затем продолжила: — Он так заботится о тебе... Надеюсь, ты знаешь это. Он волновался за тебя сегодня.
Эзра нахмурился, но ничего говорить не стал. Поддержка Сабин, конечно, его очень тронула, но вступать в спор с ней сейчас ему совсем не хотелось. Только не тогда, когда все силы, физические и душевные, были на исходе. Парень легонько кивнул головой, давая понять, что подумает над словами, а после ушёл, растворяясь в тёмных густых красках ночи.
«Неужели он действительно волновался за меня?! Разве такое возможно? Я же ему совсем чужой. Какой смысл вообще беспокоиться?»
Парень медленно покачал головой. Спустя столько лет одиночества ему было сложно поверить, что за него могли по-настоящему беспокоиться. Тревожиться за его жизнь, здоровье и даже за эмоции! Одно дело, когда так поступают родители. Это можно понять, потому что с ними отношения изначально полны доверия и безусловной любви. Это так знакомо и так естественно… Понятно на интуитивном уровне. Но чтобы так делал человек, с которым ты не связан кровными узами? Человек, который, собственно, не обязан нести за тебя ответственность?
Картина отказывалась укладываться в голове. Слова девушки о наставнике ласкали душу, заставляли сердце трепетать от восторга, но… Они казались такими неправильными, странными. Чересчур добрыми и понимающими. Такими заботливыми…
По спине мальчишки пробежал холодный ветерок. Забота… Он уже совершенно забыл каково это, чувствовать её. Чувствовать её от... кого-то родного?
«Нет, нет, нет, это невозможно. Я, наверное, неправильно её понял. В конце-концов, с чего бы Кэнану возиться со мной? Я ему никто.»
В далёком детстве Эзра еще верил в чужое милосердие и бескорыстную помощь. Верил, что если хорошенько попросить, то в помощи не откажут. Родители учили, что мир не лишён добрых людей, а значит, кто-то обязательно нужный найдётся. Кто-то чуткий и внимательный. Тот, кто протянет руку помощи в трудную минуту, согреет своим теплом.
Для маленького мальчика родители — всегда сокровище мудрости. Они старше, имеют за плечами гораздо больший жизненный опыт и кажется, будто бы знают и понимают намного больше. Они выглядят величавыми, значимым. Настолько, что ты никогда не догадаешься об их слезах, горе, маленьких и больших поражениях, ошибках.
Но потом пришло разочарование. Вера в доброту людей превратилась в пыль. Да и как могло быть иначе? После ареста родителей Бриджер начал искать помощи у незнакомцев. Просил накормить, приютить хотя бы на некоторое время или найти место, где он мог бы подрасти и окрепнуть. Однако вместо помощи получал лишь взгляды, полные равнодушия, гримасы отвращения, грубые, весьма циничные пожелания.
— А ну прочь, глупый мальчишка! Что ты пристал ко мне со своими проблемами?
— Фу, да он же весь в лохмотьях и грязи! Где его родители?
— Родители? Ха, скажешь тоже. Наверняка, это очередной беспризорник.
— Ну-ка, дочь, отойди от этого мальчика. Не хватало ещё подцепить от него какую-нибудь заразу.
— Что за паршивец! Сирота он, как же! А ну уходи отсюда, пока я не вызвал кого следует!
— Да как только у тебя хватает совести давить на жалость?
— Ну и развелось этих паразитов! Одна только грязь от них, да потеря денег. И куда только смотрит Империя?
— Это точно. Империя обещала навести порядок. Где она, когда так нужна?
— Надеюсь, Империя скоро избавится от всех нахлебников. Слышал, прилавок у Стейси вчера кто-то обчистил? Бедняжка осталась без выручки.
— Да чтоб они все сдохли! Такие дети ничем не лучше лот-крыс. От них никакой пользы для общества.
Эзра крепко зажмурился и плотно закрыл уши руками. Он не хотел снова вспоминать то время. Не хотел думать о том, как пострадал из-за собственной глупости и наивности. Откровенная брезгливость и отвращение, скользящие в словах, так сильно отпечатались в памяти, что даже спустя много лет парень неосознанно искал их во взгляде каждого взрослого. Особенно того, кто груб, резок и прямолинеен.
Прямо как Кэнан. После неудачных заданий он всегда возвращался сильно уставшим и раздражённым от безрассудных выходок ученика.
Эзра вздрогнул и отшатнулся, как от пощёчины. Он не хотел так плохо думать о своём учителе! Но жизнь на улице давно научила видеть опасность повсюду и постоянно ждать удара. Даже в спокойные дни и от приятных людей.
Лучше быть всегда готовым. Готовым к обману, предательству, дракам. Всегда быть готовым защитить себя и сбежать. Лучше вовремя спастись, затаиться, чем кому-то довериться и глупо погибнуть. Лучше гордо уйти, чем позволить кому-то выбросить тебя, оставив помирать от холода и голода где-нибудь на помойке.
Однажды Эзра доверился. Он был слишком беспечен и неосторожен. И, к сожалению, эта ошибка чуть не обернулась трагедией.
Маленький мальчик вопреки взрослому, циничному миру все ещё верил в добрых людей. Как бы больно и обидно ему не было, он продолжал обходить дома, искать помощь. Пару раз он получал крохи хлеба, скудные хлопки по плечу, да несколько напутственных слов. Однако чаще всего его попытки приводили только к крикам, угрозам, да хлёстким пощечинам. В лучшем случае — к игнорированию.
Но один раз ему все-таки повезло. После долгих скитаний он смог найти супружескую пару, которая сразу согласилась приютить его.
В то время эта пара казалась доброй. Мальчик не чувствовал фальши. Он был слишком мал и наивен, чтобы уловить оттенки чужих настроений или заметить что-то странное в словах незнакомцев.
— Какой милый ребёнок! Дорогой, может возьмём его? Посмотри, он такой тощий… — тёмные глаза молодой женщины были сложного оттенка, отдалённо напоминающего смесь коричневого, приглушённо-зелёного и красного; выглядели необычными, полными дружелюбия и сочувствия. Эмоции не были искренними, напускное сочувствие подобно сладкому миражу манило к себе. Обманчиво обещало поддержку и шаг за шагом направляло в огромное вязкое болото.
— Если ты этого хочешь, то я не против, — высокий статный мужчина присел на корточки, давая ребёнку возможность лучше рассмотреть его. Шоколадные волнистые волосы мягко спадали на плечи, обрамляя красивое смуглое лицо. Густые брови выразительно оттеняли светло-песочные глаза, а широкие плечи и большие руки добавляли сходство с огромным, сказочным мохнатым существом.
— Ну что, парень, давай знакомиться, — когда большая ладонь схватила тоненькую ручонку, на лице мальчишки вспыхнула широкая радостная улыбка. — Меня зовут Майлс, я автомеханик. Моя драгоценная супруга — Берисс — он подмигнул любимой и, дождавшись кивка, вновь повернулся к ребёнку, — заведует небольшим магазинчиком одежды. А как зовут тебя?
— Я — Эзра! Я стану искателем сокровищ, когда вырасту, — Бриджер воодушевлённо хлопнул в ладоши и подпрыгнул на месте, искренне наслаждаясь долгожданным вниманием. Подумать только, сколько усилий он приложил, чтобы найти добрых взрослых! Что было бы, если бы он сдался и прекратил поиски? Наверняка остался жить в одиночестве! В этот момент он очень гордился своим упрямством и радовался, что сумел избежать тоскливой, ужасной участи.
Взрослые насмешливо переглянулись и снисходительно хмыкнули. Детские грёзы для них — сущая глупость, приятная красочная фантазия, не имеющая ничего общего с реальностью. И раз уж в их жизни теперь появился ребёнок, они были просто обязаны избавить его от подобной ерунды. Подхватив щупленького мальчишку к себе на плечи, Майлс тихо прошептал, что сделает его мечты более приземлёнными и обязательно вырастит полезного помощника.
Эзра же, в силу возраста не придал никакого значения этим словам, продолжая беззаботно смеяться и махать руками по дороге в новый для него дом.
Шли дни. Жизнь вошла в новую колею и заиграла яркими, сочными красками. В ней не было места голоду, лишениям и презрению. У мальчика появился новый комплект одежды, книжек и игрушек. Каждое утро он с интересом наблюдал за тем, как готовит Берисс, иногда помогал с уборкой и часто пропадал в мастерской Майлса. Мужчина намеревался сделать ценного, целеустремленного, крепкого работника.
За проявленное трудолюбие и инициативу юного автомеханика всегда награждали лакомствами. Кроме тех случаев, когда он допускал ошибку и техника ломалась.
А по вечерам он мог делать всё, что хотел. Из разумных вещей, конечно же. Поиграть с полезными игрушками, немного порисовать, послушать правильную музыку или почитать книги с научной направленностью. Или, на худой конец, истории, восхваляющие патриотизм, прививающие любовь к Империи, помогающие осознать её величие. Эзра с удовольствием читал научно-популярные работы и в тайне мечтал получить приключенческие романы. О странствующих пиратах, о смелых подростках, бороздящих космическое пространство, о леденящих душу опасностях и даже… О джедаях.
Последняя тема, пожалуй, была самой животрепещущей. Бриджер помнил, как родители читали ему на ночь свитки с яркими иллюстрациями, а потом с удовольствием их пересказывали. Эти истории всегда были любимы, именно их он хотел слушать в первую очередь. Мальчик не мог объяснить, но каждый раз, когда речь заходила об удивительных подвигах рыцарей-джедаев и их учеников, его сердце начинало биться сильнее. Или даже казалось, что оно готово взорваться.
С героями этих легенд чувствовалась какая-то удивительная связь, словно он был одним из них, словно он разделял их проблемы и особый, мир. Порой после чтения эмоции так переполняли мальчика, что он буквально засыпал, крепко прижимая свиток к груди и счастливо улыбаясь.
Улыбаясь и мечтая самому стать одним из героев этих легенд. Освоить неизведанную Силу, претворяя в жизнь самые необыкновенные вещи, найти друзей и, конечно же, наставника. Доброго, мудрого, понимающего. Того, на кого всегда можно положиться, того, с кем можно отправиться в путешествие, посмотреть множество планет, галактик, окунуться в чудесные миры и звёзды. С таким наставником родители обязательно поладили бы и нашли множество тем для разговора.
Только жаль, что джедаи исчезли и их уже много лет как никто не видел… Эта мысль омрачала настроение мальчика, однако где-то глубоко внутри теплилась странная надежда… Или, если быть точнее, вера в то, что в мире ещё где-то прятался один джедай. Особенный человек, с которым маленькому мальчику суждено однажды познакомиться. И даже сблизиться.
Эта вера была такой сильной, что избавиться от неё казалось совершенно невозможным. Неискоренимым убеждением… И почему-то этим убеждением Бриджер не спешил делиться со своими родителями. То ли боясь, что его не поймут, то ли надеясь сначала встретить нужного человека.
Конечно, Эзра понимал, что у него может и не быть Силы. В таком случае обрести наставника вряд ли получится. Но ведь немножко, совсем капельку помечтать на ночь не вредно, верно?
Увы, но дальше читать рассказы о любимых героях было уже невозможно. Вся литература оказалась под жёстким запретом. Майлс и Берисс, к ещё большему огорчению мальчика, не одобряли такие книги и всегда их критиковали. Говорить своё мнение по этому поводу тоже запрещалось. Иначе шли крики, угрозы и пощечины. После нескольких все обсудить Эзра понял, что поднимать эту тему ему больше не стоит.
В конце-концов, он был обязан своим новым «опекунам», ведь только благодаря им он жил в хороших условиях. Он не имел права беспокоить их, да ещё таким образом.
Другим негласным, но строгим правилом в этом доме было отсутствие слёз. Бриджеру объяснили, что раз он родился мальчиком, то проявлять слабость не имел права. Мальчики не должен быть нежными и милым, все эти качества по умолчанию принадлежали женщинам. Мальчик хмурился, он не видел логики в этих словах: родители учили его мыслить совершенно иначе, и находить слабость не в слезах, а в подлых, трусливых поступках.
Эзра как-то пробовал выразить несогласие. К сожалению, эта попытка тоже не принесла большого успеха: мужчина, резко взмахнув рукой, влепил внушительную затрещину, отчего мальчик пошатнулся, едва не упав. На глаза выступили слёзы, но не от физической боли, едва-едва ощутимой, а скорее от неожиданности и обиды. Он не мог понять, чем заслужил это наказание, ведь своими словами никого не мог оскорбить. Только выразил альтернативное мнение, не более.
В отличие от мужа, женщина проявила большую мягкость. Присев на корточки, она опустила ладони на щёки ребёнка и аккуратно стёрла мокрые дорожки. По его спине пробежали неясные волны дрожи. Вместо привычной радости от прикосновения он почувствовал странную тревогу. Поёрзав, он хотел было отстраниться, но твёрдая рука крепко схватила за подбородок и медленно подняла голову, тем самым заставив мальчика обратить внимание на женщину.
— Мой милый… Майлс прав, тебе нужно это понять, — тонкие губы растянулись в улыбке, но эта улыбка была столь слабой, что Эзра на секунду подумал, что она просто привиделась ему. — Конечно, ты ещё очень мал, и тебе тяжело. Поэтому сейчас я не буду ругать тебя. И всё же я верю в твоё благоразумие и рассчитываю на тебя как на мужчину, — Берисс свободной рукой прошлась по взлохмаченным синим волосам, делая вид, что приводит их в порядок. — Ты же не подведёшь нас? Будешь послушным, правда?
— Д-да, конечно. П-постараюсь не разочаровать в-вас, — шмыгнув носом, мальчик вытер глаза, потупил взгляд. Он был так взволнован, обеспокоен и смущён, что не заметил, как начал заикаться.
— Вот и умничка, — казалось бы, тёплые слова и осторожное прикосновение пальцев к плечу должны были успокоить его, но вместо этого они заставили его встревожиться ещё сильнее. А почему — объяснить было слишком сложно. Даже самому себе.
Бриджер, не желая доставлять неудобств, старался не плакать и не жаловаться. Когда на него накатывало дурное настроение, он фальшиво улыбался и всегда удалялся к себе в комнату. Там, наедине с собой, он мог тихо выплеснуть свои эмоции, чтобы избежать неприятностей. За это его хвалили и поощряли продолжать в том же духе, чтобы в будущем его могли уважать.
Но вести себя так у него не всегда получалось. Часто по ночам на него накатывала тоска. В голову лезли красочные воспоминания о жизни с родителями. С крепкими-крепкими объятиями, лёгкими поцелуями на удачу, с весёлыми играми, долгими прогулками, сладкими пряностями, заботливо приготовленными мамой, отцовскими вдохновляющими историями… Воспоминания были очень приятными и милыми, но почему-то каждый раз вместе с радостью они приносили боль.
Иногда вместо воспоминаний приходили сны. Красивые, потрясающие, необыкновенные. Они представляли собой великолепное кружево из потаённых желаний и фантазий, такое изумительное, что иногда не хотелось просыпаться вовсе. Сонное воображение рисовало разные сцены: походы с отцом и матерью на природу, ночные забавы на фестивалях и ярмарках с головокружительными аттракционами и представлениями, обретение Силы и путешествие по необъятным просторам космоса, чтобы отыскать учителя. Да не какого-нибудь, а то самого, единственного, самого подходящего… Сцен было так много, что все запомнить не получалось, но даже тех, что оставались на поверхности сознания, было достаточно для того, чтобы заплакать.
Как же хотел тогда Бриджер не плакать вовсе… Тогда ему не приходилось бы слушать чужие упрёки. Не пришлось бы стыдиться своих чувств, бояться стать никчёмным помощником. Но как не старался мальчик бороться с тягостным прошлым, всё было напрасно. Грусть было сложно контролировать, ей нельзя было приказать уйти, её нельзя заставить исчезнуть… Особенно, если она связана с теми, кого сильно любишь и не можешь отпустить.
Любовь к родителям была такой сильной, что желание угодить другим людям просто терялось на её фоне и меркло, подобно замерзшему, заблудившемуся в бесконечной тьме светлячку.
Мальчик не хотел быть неблагодарным. Он искренне ценил внимание Майлса и Берсиссы к нему. И всё же он был бы намного счастливее, если бы его семья, настоящая семья, оказалась рядом с ним. Если бы в тот роковой день штурмовики не схватили её, если бы просто не заметили… Или дали бы покинуть планету, хотя бы на время, куда-нибудь далеко-далеко, где нет ни войны, ни бед, ни лишений. Только спокойная, только счастливая, полная безграничной свободы и надежды жизнь…
А ещё он был бы счастливее, если бы ему не снились кошмары. После них он всегда ходил разбитым, опустошённым, совершенно несчастным, улыбки на лице выглядели особенно странными, неестественными, а сердитые замечания терпеть удавалось лишь с огромным трудом.
— Довольно ныть! Разве нормальный мужик жует сопли? Ну, чего молчишь? Нечего ответить?
Эзра бы ответил. Даже нагрубил бы. Но каждый раз, когда на него накатывало это желание, он останавливался. Понимал — дерзить бесполезно. Никто слушать и воспринимать возражения не стал бы. Но в этом он ничего страшного не видел. Всё же, супружеская пара была достаточно мила и щедра, чтобы приютить его, и он обязан был помнить об этом. Всю жизнь.
— Стыдно тебе… Правильно делаешь! Уж будь добр, постарайся больше не хныкать. Никому оно не нужно. Всем всегда всё равно на чужие страдания. Запомни это, малыш, — мужчина похлопал мальчика по плечу, словно стараясь поддержать мудрым советом. Но после такой поддержки всегда оставалась необъяснимая апатия и тоска.
И Эзра терпел. Долго, упорно, наивно полагая, что всё, что говорили взрослые, делалось из благих побуждений. Глотал обиды, слёзы и старался быть всегда полезным. Но эти старания, надежды и мечты рухнули в один миг, стоило ему одной ночью подслушать разговор:
— Послушай, дорогая, это невозможно… — в голосе добродушного, казалось бы, Майлса слышалась усталость и откровенное раздражение. — Мальчишка — слаб. В последнее время только и делает, что ноет и ноет, я аж спать нормально не могу. Вот скажи мне на милость, какого хатта мы его вообще взяли? Он же совершенно бесполезен.
На пару минут воцарилась тишина. Тяжёлая, напряжённая, длившаяся чуть ли не целую вечность. Особенно для притаившегося в страхе ребёнка.
Послышался такой же тяжёлый и даже обречённый вздох.
— Боюсь, ты прав. Это моя ошибка. Я… — женщина замялась. — Я думала, мы сможем воспитать идеального гражданина. Идеального помощника. Видела в нём прекрасный проект, знаешь… Который мы давно хотели попробовать.
Мужчина скептически хмыкнул. Послышались звуки отодвигаемой посуды.
— А я-то думал, что ты хорошенько так прикипела к этому сопляку… Возможно, полюбила как своего. Я помню, как ты успокаивала его тогда.
Женщина надменно фыркнула и покачала головой.
— Шутишь что ли? Неужели я стала так похожа на сентиментальную размазню?, — Берисс ненадолго задумалась, а потом, бросив руки на стол, с любопытством спросила: — Что мы будем дальше делать?
— Что ж… У нас есть три варианта. Первый: оставить всё как есть. Но меня он не устраивает. Поэтому предлагаю сразу второй: отдать его Империи.
Следом раздалось недоверчивое хихиканье.
— И ты думаешь, он им нужен? Что они, по-твоему, будут с ним делать?
Майлс беспечно пожал плечами.
— Не знаю. Но а нам не всё ли равно? Все его вещи отдадим, а там пускай сами распоряжаются. Или… Кхм… Не знаю, понравится ли тебе этот вариант…
— Какой? Ну же, не томи, — женщина опустила голову на руки и наклонилась вперёд, пронзая супруга внимательным взглядом.
— Продать в рабство. А что? — спросил он в ответ на тишину, полную искреннего изумления. — По-моему, вариант вполне неплохой. На нашей планете оно, конечно, неразвито, но я слышал, что к нам иногда заглядывают контрабандисты. Уж с ними можно как-нибудь договориться.
Берисс задумчиво хмыкнула.
— И впрямь, звучит неплохо. Но где ты таких дураков найдёшь? Кому сдался щупленький мальчишка?
— Не переживай, кому-нибудь да пригодится. Когда я странствовал, то видел у кого-то в рабах двух парнишек. Тоже тощих, да и чуть старше по возрасту, чем наш, но всё же. Так что я вполне уверен в этой идее. Ну как, ты согласна?
Дальше маленький мальчик слушать не стал. Отшатнувшись, он резко развернулся и побежал в свою комнату, собирать только самые важные вещи. Побежал так быстро, как только мог, лишь бы поскорее покинуть место. По пухленьким щекам катились слезы, от скопившейся влаги все пространство казалось мутным. Однако мальчику было не до этого. В этот миг его сердце разбилось на множество острых осколков. Настолько острых и мелких, что был не уверен, сможет ли он собрать свое сердце воедино когда-нибудь снова. И сможет ли открыть его. Хоть кому-нибудь.
Выросший мальчик разучился верить в людей. Жизнь научила его, что доверять незнакомцам, особенно взрослым, довольно глупо. И опасно. Никогда не знаешь, когда тебя обманут и предадут. Сложно заранее предугадать момент, когда от тебя захотят избавиться. Будто ты — всего-навсего вещь, давно надоевшая и прогнившая.
Так зачем тогда искать доброту и любовь, если знаешь, когда-нибудь ты кому-нибудь надоешь?
После пережитого опыта Эзра больше никого не слушал. Он для себя твёрдо решил: лучше сразу проявить характер и отпугнуть человека, чем позволить ему втереться в доверие и ранить в сердце. Лучше нагрубить, нахамить, оттолкнуть или врезать, лишь бы не дать никому его сломить.
Только рассуждать об этом слишком поздно. Эзра, сам того не желая, снова допустил эту ошибку. Прямо как в детстве, не думая о последствиях. Не думая, но зато следуя за глупыми, наивными желаниями. Недосягаемыми, словно безликие воспоминания.
«Дурак! Я такой идиот! На что я вообще надеялся?» — парень медленно поднялся на ноги и бросил тоскливый взгляд на две Луны, маленькую и большую. Словно родитель и дитя, единые во всём, и в радости, и в горе. Счастливые люди, которым дарована вечность и безграничное счастье. Семья, которой неведома разлука… От этого внезапного сравнения Эзра споткнулся, едва не потеряв равновесие. Дыхание участилось, внутри стало тяжело и очень-очень жарко, словно под давлением лучей беспощадного, хладнокровного Солнца.
«Мне нужно уходить, всё и так зашло слишком далеко. Пока не рассвело», — решительно оттолкнувшись от перил, Бриджер на негнущихся ногах отправился вниз, настойчиво игнорируя неприятный спазм в животе и странное, нервное возбуждение, которое где-то на глубинах сознания требовало немедленно остановиться. Будто бы предупреждая, спасая от заведомо плохой идеи.
«Да что со мной такое? — на полпути к шаттлу падаван замер и втянул носом воздух. Он чувствовал напряжение в мышцах, как будто его крепко связали и не давали пройти. Он нахмурился, не понимая, что ему вообще делать с такой реакцией тела и как заставить ноги, отчего ставшие ватными, нормально слушаться.
— Ерунда какая-то, — раздражённо бросил он и ударил кулаком по ноге. Сейчас он стоял на перепутье: одна часть его души кричала, что нужно бежать с корабля, да как можно скорее. Бежать сейчас, пока не стало больней, окончательно похоронив все мечты о семье. Избавить себя от желаний, забыть обо всём хорошем: о друзьях, о «Призраке», о приключениях. Лишиться надежды сейчас, чтобы потом было проще жить без любви. Другая часть души была не согласна и умоляла подумать снова, не рубить с горяча и дать шанс. Себе — шанс на счастье, другим — шанс на доверие. Она умоляла рискнуть и попробовать снова быть честным. С самим собой и со всем миром. Вдруг подобной возможности больше… не будет?
— Нет. Я всё же пойду, — упрямо задрав подбородок, парень крепко стиснул зубы и, приложив все усилия, стремительно взлетел на корабль. Множество чувств окутало его плотным одеялом, заставляя замереть, а вместе с ними нахлынули воспоминания, такие яркие и такие разные: то с полные конфликтов и ругани, то полные уюта, душевного тепла и смеха… За несколько месяцев накопилось много того, что хотелось сохранить в памяти и возвращаться снова и снова, даже если очень сильно надоест.
Но справедливо ли беречь такое сокровище, если он прямо сейчас собрался исчезнуть? Навсегда, никогда не возвращаясь?
Эзра помотал головой и заставил себя вернуться к реальности. Ему нельзя сомневаться, если он хочет сбежать. Другого подходящего случая может не представиться. Нужно действовать сейчас и быстро, пока все спят.
Бесшумно прокравшись в свою каюту, мальчик небрежно побросал вещи в рюкзак и в посмотрел на Зеба. Тот крепко спал, подложив руку под голову и, отвернувшись лицом к стене, что-то неразборчиво бормотал. Весьма недовольно, словно с кем-то долго выяснял отношения и старался не отступать.
Парень устало улыбнулся. Несмотря на все недопонимания, ему было тяжело расставаться со своим соседом… старшим другом, тем более таким образом, и он протянул было руку, чтобы коснуться чужого плеча, в последний раз проявив дружелюбие, но потом остановился и одёрнул её. Если он это сделает, то определенно задержится ещё сильнее, возможно, до рассвета, а там могут посыпаться очень неудобные вопросы.
— Прощай, Зеб, — стыдливо отводя взгляд, подросток зажмурился на секунду, сражаясь с новой волной эмоций, и покинул помещение.
К остальным членам экипажа он заглядывать не стал. Ни к чему было добавлять себе новые сложности. Не хватало ещё, чтобы дурацкая сентиментальность нарушила его планы. Бриджер чувствовал, остро чувствовал, как его тянет и к Гере, и к Сабин, и даже к брюзжащему Чопперу, прямо как к Зебу, и это притяжение мешало покинуть место, ставшее чуть ли не родным домом. Но особенно сильно влекло к учителю, и мысли о нём, болезненные, приятные, противоречивые, серьёзно сбавляли темп, не давая перейти с шага на бег.
Эзра задумался. А если бы он лично заявил о своём желании, вместо того, чтобы сбегать вот так, украдкой? Он был не до конца уверен в глубине чувств друзей по отношении к нему — слишком уж сильно сказывалась многолетняя привычка искать во всем подвох — но почему-то его фантазия рисовала сильную печаль и недоумение на их лицах. Он представлял, как Зеб, хмурясь, называл его идиотом и закрывал бы собой дорогу. Воображал эмоциональный взрыв Сабин с последующей попыткой ударить своего друга, мягкие расспросы Геры и сильную неуверенность, сквозившую бы во взгляде; долгое молчание дроида, наполненное удивлением, и…
— Далеко собрался?
Эзра резко дернулся и, подпрыгнув от неожиданности, обернулся. Позади него, облокотившись плечом о стену, стоял учитель и рассматривал падавана с хмурой сосредоточенностью. Эзра вздрогнул, не понимая, когда он успел так глубоко погрузиться в себя, что перестал замечать мир вокруг себя и соблюдать элементарную осторожность.
— Да так, знаешь… Просто захотелось погулять немного, подышать свежим воздухом, — с нарочитой небрежно пожал парень плечами, упрямо смещая взгляд с джедая на серые стены, словно они представляли больший интерес.
— И, разумеется, для простой прогулки ты прихватил с собой все свои вещи… — мужчина бросил взгляд на рюкзак, висевший на плечах подростка, со скепсисом приподнял бровь.
— С чего ты решил, что я всё взял? Может я пикник решил себе устроить.
Мужчина обречённо вздохнул и потёр переносицу.
— Эзра, пожалуйста, перестань врать. Хотя бы сейчас. Я же вижу, что ты сочиняешь отмазку на ходу. Давай поговорим нормально. Почему ты вдруг решил уйти?
Бриджер вновь пожал плечами.
— Ты же сам прогнал меня, разве нет?
Джаррус уставился на мальчика в ошеломлении, на несколько секунд потеряв дар речи. Сложно было поверить, что его падаван говорил это всерьёз, однако мрачное выражение лица не оставляло даже тени сомнений. Совладав с собой, мужчина хрипло спросил, словно был либо очень расстроен, либо очень не уверен в своих словах:
— Эзра, когда я попросил тебя уйти, я совершенно не это имел ввиду. Мы оба были очень взвинчены. Я полагал, что нам нужно немного времени и пространства, чтобы успокоиться и не наговорить друг другу такого, о чем бы нам пришлось жалеть.
Бриджер досадливо поморщился. Видимо, Сабин была права, и учитель тогда просто вспылил. Однако это знание ничего меняло. Кэнан все ещё злился на своего ученика и мог в любую минуту вышвырнуть его вон. Это было очевидно.
Парень не собирался ждать, пока его выкинут за шкирку. Будет лучше, если инициативу по собственному изгнанию он предпримет первым. Так он хотя бы сохранит остатки гордости.
— Ладно, — с деланным равнодушием заметил он и замолчал. В светлых бирюзовых глазах мужчины на долю секунды промелькнула обида, отчего сердце мальчишки тревожно заныло. Чувство вины заставило его устыдиться напускного пренебрежения и сразу же отвернуться.
Эзра знал, что сейчас он поступал некрасиво и, мягко говоря, несправедливо. Но ничего поделать с собою не мог. Так было лучше. Так было безопаснее.
«Прости меня, Кэнан, — мысленно взмолился Бриджер. Несколько секунд он в нерешительности топтался на месте, а потом, крепко сжав кулаки, резко побежал вперёд, не давая наставнику в последний момент схватить его за руку и удержать. — За всё прости…»
Стремительно несясь по огромным просторам, отмахиваясь от высоких трав, подросток изо всех сил старался не думать о столкновении с Кэнаном. Мысль о том, что он причинил боль дорогому человеку, терзала сердце, выворачивала душу наизнанку, заставляла сожалеть о содеянном. Искушение обернуться и замереть с каждой минутой росло и росло, но падаван знал: поддаваться ему нельзя. Иначе он может не сдержаться и глупо сорваться назад.
Ослеплённый эмоциями, Бриджер мчался в далёкие, неизведанные дали по неровным равнинам, перепрыгивал через кочки и камни, долго петлял между скалами, ни на что не обращая внимание. Ему было всё равно, куда он доберётся, как и то, что легко может заблудиться. Всё это не имело никакого значения. Сейчас главным для него было — исчезнуть, где-нибудь затаиться, просто переждать, наконец успокоиться. И только потом всё остальное.
Сколько прошло времени, Эзра не мог сказать. В его голове всё перемешалось и перепуталось, превратилось в безумный хаос, словно после дикого, злого торнадо. Здравый смысл отошёл на второй план, задавленный травмами прошлого, пленённый вихрями переживаний. В этот миг спокойствию не было места. Был только импульс, только энергия, бурлящая горячая кровь. И чистое-чистое безрассудство…
Когда силы окончательно покинули хрупкое тело, ноги задрожали. Бриджер, тяжело дыша, рухнул на колени, сбросил рюкзак куда-то на землю и уткнулся лбом в ладони. Мальчишку сильно трясло, адреналин всё ещё переполнял его, отчего он чувствовал себя откровенно паршиво и казалось, будто его каким-то неведомым образом занесло в сильный шторм.
Хотелось отключиться. Забыть обо всех тревогах и уплыть в темноту. Обрести покой, оградившись от боли, крепко заснуть. Не видеть и не слышать ничего… Жаль, что в ближайшие часы так сделать не получится. Паника, вцепившись в горло стальной хваткой, не желала отпускать и продолжала рвать душу на миллиард мелких кусочков.
«Вот я и один. Снова. Как того и хотел…» — губы скривились в горькой усмешке, грудь неприятно сдавило. Эзра закрыл глаза и попытался выровнять дыхание, вспомнить самые лучшие моменты из прошлого, что-нибудь нафантазировать, однако у него ничего не получалось, всё стало только хуже. Грусть и щемящая тревога усилились.
«Не могу, не могу, не могу… Я так больше не могу…» — он тихо вздохнул и устало взглянул на небо. Сегодня оно казалось особенно красивым: чернильные, фиолетовые краски на пару с ветром рисовали удивительные воздушные кружева из облаков; а мириады крошечных звёзд выглядели особенно завораживающими, необыкновенными, и напоминали мощные, вибрирующие кристаллы. От такой картины перехватывало дыхание, кружилась голова. Если бы парень не чувствовал себя так ужасно, он бы обязательно насладился пейзажным великолепием. Жаль только, что это великолепие не могло ему помочь…
Внезапно Эзра почувствовал, как стальная хватка на горле исчезла. Дышать стало значительно легче. Вместо хаоса и дикого урагана внутри стало разливаться приятное исцеляющее тепло, пробирающие до кончиков пальцев. Головокружение сошло на нет. От столь резкой перемены парень пошатнулся и стал заваливаться вперёд. Тело, уставшее за день, было заторможенным и не успевало вовремя среагировать. Бриджер закрыл глаза и приготовился было рухнуть лицом на землю, как вдруг чьи-то руки схватили его и крепко прижали к груди.
— Сумасбродный... безрассудный... совершенно невозможный мальчишка! Наконец-то я... добрался до тебя...
Парень замер и широко раскрыл глаза от изумления. Он не мог поверить, что слышал этот голос. Этот знакомый, родной голос, полный лёгкого раздражения и… тепла?
— Кэнан? — слабый, едва различимый шёпот заставил мужчину прекратить поток ругательств и мягко, чуть ли не бережно отстраниться.
— А кто же ещё? — хмыкнул он, а затем, запустив пальцы в волосы, вздохнул. Парень невольно напрягся, ожидая упрёков, но вместо них последовало искреннее непонимание и усталость. — Эзра, пожалуйста, скажи мне… Я что-то сделал не так? Я знаю, что сегодня, вспылив, разозлил тебя, но это не первая наша с тобой ссора…
— Ничего, — буркнул подросток и опустил голову. Он совершенно не горел желанием сейчас объясняться. Сейчас хотелось только одного: свернуться клубочком и наконец-то уснуть. Но когда он получал то, чего в действительности желал?
Только вот учитель оставлять эту тему не был намерен.
— Эзра, послушай. Я хочу помочь тебе. Хочу разобраться в ситуации, — и, не добившись никакого ответа, слегка повысил голос. — Ну же, не будь таким упрямым! Я уже совершенно не знаю, что делать!
— Ты ничего и не должен делать, Кэнан, — ощетинился Эзра. Сбросив руки наставника со своих плеч, он сразу поднялся на ноги. — Я тебе благодарен за всё, что ты сделал, правда. Но на этом наши дороги расходятся. Можешь уходить.
В иной ситуации Джарусс обиделся бы и действительно последовал бы «совету». Не стал бы дальше спрашивать, просто развернулся бы и махнул рукой. Какой смысл тратить время и нервы на того, кто всеми силами отвергает тебя и отказывается от помощи, даже если, что вполне очевидно, она нужна? Конечно, это было бы не слишком благородно и вряд ли бы такой выбор соответствовал предписаниям джедаев, но насильно мил не будешь. Взрослому, сознательному, сформировавшемуся человеку.
Только проблема заключалась в том, что Эзра таким человеком не являлся. Он — ещё подросток. Импульсивный, незрелый, очень эмоциональный, вечно лезущий на рожон. И не просто какой-нибудь незнакомый подросток, а его, Кэнана, ученик, которого он взял под своё крыло, взял за него ответственность. Ученик, с которым ему было предначертано встретиться самой Судьбой, и теперь их жизни неразрывно переплелись друг с другом.
Мальчик злился. Определённо. Но за этим гневом скрывалось что-то ещё… Что-то важное. Что-то ускользающее от чужого внимания. Сердце мужчины чувствовало это. Приблизившись к падавану, Джаррус хмуро присмотрелся к нему, выискивая подсказку в каждой детали: в напряжённых мышцах, в скрещённых руках, в застывшей гримасе, в затянувшейся тишине, в чрезмерном упрямстве и показательной дерзости… Дерзости излишней даже для несобранного, недисциплинированного ребёнка.
Джедай задумчиво потрепал бородку, прищурился. У него появилась догадка, весьма правдоподобная. Чтобы подтвердить её, он обратился за помощью к Силе и настроился на эмоциональный фон мальчишки.
К сожалению, его догадка оказалась верна.
— Чего ты так боишься, Эзра?
Подросток ощутимо вздрогнул. Верхняя губа задрожала, а синие глаза, которые когда-то искрились радостью и весельем, остекленели, как будто покрылись толстой кристаллической коркой. Мужчина невольно поёжился. Уж слишком непривычно ему было видеть своего падавана таким расстроенным и разбитым.
— Ты не обязан спрашивать, Кэнан. Так что всё нормально. Можешь просто забыть об этом.
Брови Джарруса поползли вверх. Не обязан? Откуда у Эзры такое стойкое убеждение в том, что должен делать его учитель, а что нет?
— Вот тут ты не прав. Обязан. Ещё как обязан. И да, я вряд ли смогу забыть о нашем разговоре, — Кэнан подбадривающе похлопал подростка по плечу. — Так что выкладывай. Очень тебя прошу.
Бриджер прикусил губу и обхватил себя руками. Долгое время он просто стоял и молчал, смотря в одну точку. Кэнан не торопил его, давал время принять решение и совладать с раздирающими сомнениями. Терпеливо ждал, понимая, что давить сейчас нельзя: ситуация была слишком деликатной. Любая спешка могла только разрушить всё.
Джаррус многого не знал о жизни своего падавана. Не знал, что тому пришлось пережить. Мальчик ни разу не рассказывал о своём прошлом, от любых расспросов ловко уворачивался. Или делал вид, что всё нормально, говоря, что его жизнь слишком прекрасна, чтобы о ней беспокоиться. Оборачиваясь назад, мужчина упрекал себя за слепоту и игнорирование очевидных фактов. Жизнь его ученика не могла быть сладкой, ведь он — сирота. Но мужчина слишком часто забывал об этом. Образ беспечного и вечно весёлого парня так прочно врезался в память, что было сложно разглядеть в нём фальшь. И почему-то всегда было сложно поверить, что за жизнерадостной улыбкой может скрываться замкнутый, невероятно одинокий человек. Кэнан устыдился своей глупости и твёрдо решил: больше такой ошибки он впредь не допустит. Уж слишком глубоко в сердце проник этот мальчишка, ставший каким-то образом близким ему человеком. Очень дорогим человеком. А не просто случайным соседом по кораблю или временным попутчиком.
— Я просто не хочу быть обузой. Только не опять, — Эзра быстро взглянул на учителя и снова отвернулся, чувствуя себя очень неуверенно. — Я не готов пройти через это снова.
— Снова? — Где-то глубоко внутри зародилось ужасное предчувствие, и Джаррус почувствовал, как в животе что-то неприятно скрутило. — Ты хочешь сказать…
— Нет, нет, нет! Не хочу. Только не сейчас, — подросток отчаянно помотал головой и с мольбой прошептал, крепко сцепив пальцы в кулаки: — Хотя бы потом. Пожалуйста.
От количества боли, прозвучавшей в маленькой просьбе, сердце джедая упало. Он хотел как следует расспросить мальчика, узнать, что с ним произошло и как долго тот прожил в одиночестве, но воздержался. Ещё было слишком рано для этого. С огромным неудовольствием отложив детали разговора на неопределённое будущее, Кэнан сосредоточил всё своё внимание на настоящем.
— Хорошо, только не волнуйся, — мужчина постарался сделать интонацию как можно мягче. — Тогда скажи, почему ты решил, что стал для меня обузой?
— Ну, наверное потому, что я завалил всё задание и вывел тебя из себя?
Джедай от такого ответа несколько растерялся.
— Подожди. Это ведь не первая такая миссия. Нам не всегда везёт.
— Да, но только это первый раз, когда из-за меня все чуть не погибли, — Бриджер устало провёл рукой по лицу и сгорбился, спрятав лицо за копной густых синих волос. — Если бы я вовремя справился с этой дурацкой бессонницей, то ничего бы такого и не произошло!
— Бессонницей?! — светло-бирюзовые глаза широко округлились. В них отчётливо читалось сильное изумление, граничащее с тревогой. — И как долго она у тебя длится?
В ответ раздалась только тишина, казавшаяся в этот миг особенно громкой и пронзительной.
— Эзра? — мужчина осторожно подошёл к подростку и, мягко прикоснувшись к его подбородку, аккуратно поднял голову. Глубокие тёмные глаза встретились со светлыми. Страх, диким зверьком затаившийся внутри, столкнулся с нежностью и искренним участием. Эти новые чувства оказались столь непривычны, что мальчик почувствовал, как что-то сильное завибрировало в его висках.
— Три ночи уже, — тихо ответил он, чуть опустив взгляд.
Кэнан невольно разозлился, не понимая на кого: то ли на бестолкового ученика, то ли на себя и свою недальновидность. Процедив неразборчивое ругательство сквозь зубы, он крепко схватил мальчика за предплечья и слегка встряхнул:
— Почему ты так долго молчал?! Я бы всё понял и не стал бы тащить с собой! Ты мог погибнуть! — И, совсем отчаявшись достучаться до своего ребёнка, чуть ли не умоляюще бросил: — Неужели ты совсем не доверяешь мне?!
Бриджер, не ожидавший такого вопроса, резко втянул носом воздух. Пульсация в висках усилилась, душа протяжно заныла. Наставник, сам того не осознавая, затронул довольно болезненную тему. Тему, которую парень старался избегать. Вырвавшись из крепкой хватки, он с силой оттолкнул опешившего учителя и со злобой посмотрел на него, высоко задрав подбородок.
— Конечно, доверяю! Доверяю настолько, насколько вообще способен и могу!
— И что это значит? Ты либо доверяешь, либо нет. Как мне понимать тебя?
Подросток раздражённо взмахнул руками и, сам того не ожидая, прокричал, что есть мочи, надрывая глотку. Эмоции, годами копившиеся в нём, смешались с тяжёлыми, мрачными воспоминаниями, усилились не зажившими ранами на сердце. Впервые вырвавшись на волю спустя много лет, они разрушили последние остатки самообладания, заставив подростка наконец обнажить свою душу:
— Никак, как хочешь, так и понимай! Я боюсь доверять. Боюсь, ясно тебе? Да и вообще, какой во всём этом смысл? Я тебе никто, всего лишь посторонний. Люди не помогают таким! Людям не сдались чужие проблемы, зачем это им, а? Зачем тебе мои проблемы? Ты думаешь, они тебе нужны? Зачем мне вообще кого-то ими грузить? Я и сам со всем могу справиться! Я не беспомощный, я…
Истерика мощной волной накрыла мальчика с головой. Перестав связно излагать собственные мысли, он уткнулся лицом в ладони и громко разрыдался. Показывать слабость, да ещё и перед тем, на кого он равнялся, было ужасно стыдно, но остановить поток не получалось. И убежать тоже, как будто подростка неведомой силой пригвоздило к месту, не давая даже пошевелиться.
«Ну всё, теперь я точно всё испортил. Кредит терпения исчерпан», — от мысли, что от него вот-вот избавятся, подросток ощутимо вздрогнул, снова съёжился. Измученное переживаниями сознание рисовало во всех подробностях сцену, в которой наставник срывается на крик, понимает, насколько трудный ему достался ученик, и уходит. Уходит, уходит, пока не растворяется в густом мраке, оставляя парня в одиночестве, словно исполняя его просьбу или желание.
Желание, которое, по сути, не имеет ничего общего с реальностью и является извращённой, крайне жестокой формой ужаса.
На самом деле Эзра не хотел быть один. Сердце отчаянно молило о любви, молило обратить на него внимание, безмолвно вопило о помощи. Хотелось тепла, хотелось поддержки, хотелось настоящей дружбы, семьи, в которой он мог бы чувствовать покой. Семь лет мальчик жил один, привыкая обходиться без надежды, привыкая полагаться только на себя, заставляя забыть о детских фантазиях… И вот, когда Судьба предлагает ему неожиданный подарок, тот, о котором он мечтал больше всего на свете, он его же сейчас и отвергает, разрушая последний шанс на счастье.
Ну не глупо ли?
— Эзра, Эзра, эй… Ш-ш-ш… — раздался над ухом обеспокоенный голос. Мальчик медленно отлепил пальцы от лица и с большим удивлением обнаружил себя заключённым в объятиях. Глаза широко распахнулись, дыхание перехватило, нервы словно зазвенели. Мальчик резко дернулся назад, пытаясь вырваться, однако крепкие руки не позволили ему это сделать и только сильнее прижали к груди.
— Я не собираюсь отмахиваться от тебя только потому, что у тебя есть проблемы, — услышав тихий шёпот, подросток перестал сопротивляться и замер. Слова учителя были полны нежности, такой необъятной, что казалось, будто они могли охватить весь космос. Всю галактику… Всю вселенную… Не оставив без внимания даже крошечные, почти незримые планеты и погасшие звёзды. — Знаешь почему я так разозлился сегодня? Потому что испугался за всех, за тебя — особенно. Ты думаешь, я виню во всём тебя, но это неправда. Я виню себя.
Бриджер округлил глаза и напрягся, чувствуя полное замешательство.
— Но… За что?
Джаррус на мгновение зажмурился. Признавать собственные промахи он откровенно не любил и старался по возможности этого избегать. Но сейчас он понимал, что должен перебороть себя, разрушить наконец барьер между ним и учеником.
— За то, что не доглядел. Не заметил, как тебе плохо. Это — моя ошибка, и я хочу её исправить. Ты дорог мне Эзра, — запустив пальцы в густую синюю копну волос, мужчина начал бережно перебирать пряди, надеясь успокоить, избавить от боли. — Позволь мне быть рядом с тобой. Тебе страшно, да, знаю, но… Просто дай мне второй шанс, хорошо?
Задохнувшись от новой лавины эмоций, мальчик сильнее прижался к учителю и обнял того за талию. Слёзы вновь заструились по щекам, свободно омывали изгибы и капали на кофту мужчины. В этот раз мальчик не сдерживал слёзы и даже не пытался их прятать. Напряжение в мышцах постепенно сходило на нет, уступая место облегчению и радости. Впервые за долгое время вместо опустошения зародилось совершенно новое, удивительное чувство — чувство сладкой свободы.
Когда пальцы наставника начали разминать уставшие, затёкшие плечи, Эзра окончательно расслабился и, уподобившись лот-котёнку, потёрся щекой о мягкую кофту. Потоки любви растопили сердце и, казалось, окрылили его, одарив кислородом. В памяти стали проясняться красочные, добрые картины о безоблачном детстве, когда он смеялся заливисто громко, по-настоящему наслаждался жизнью, играл и свободно мечтал, вовсю фантазировал. Мальчик вспомнил, как когда-то, давным-давно, воображал себя героем-джедаем и надеялся обрести наставника. Внимательного, понимающего и самого-самого подходящего…
Неужели наивная, детская мечта всё-таки сбылась? Спустя стольких лет кошмара? Неужели он может больше не боятся и… Не быть один?
Широкая улыбка осветила лицо мальчишки. Чувствуя себя безгранично счастливым, он обмяк, полностью утопая в нежности, исходившей от рук наставника. Руки безвольно обвисли, веки, словно налившиеся свинцом, отяжелели и медленно закрылись. Дыхание замедлилось и стало спокойным, ровным, глубоким. Все тревоги исчезли, не оставив и следа, позволив сознанию беспрепятственно уплыть в темноту.
Понаблюдав за падаваном, мужчина облегчённо вздохнул. Хоть мальчик так ничего не ответил на вопрос, его действия, его жесты сказали намного громче слов. Барьер, казавшийся непреодолимым, был разрушен. Кэнан понял, что Судьба только что подарила ему прекрасный шанс помочь своему ребёнку, и он твердо решил воспользоваться этой возможностью во что бы то ни стало.
— Ты больше не будешь один, обещаю, — мягко, на грани слабой слышимости шепнул Кэнан. Бережно поправив сбившиеся пряди волос, он ласково провёл большим пальцем по щекам подростка и стёр мокрые дорожки. — Я буду рядом. Обязательно буду. И верить другим научу. Всему необходимому научу…
А после, подхватив уснувшего мальчишку вместе с рюкзаком, не спеша направился к кораблю, с восторгом предвкушая перемены и благодаря Силу за то, что вовремя нашёл своё чудо. Пускай очень наглое и безрассудное, но зато своё, неповторимое.