Archive of Our Own ^beta

Нынче Цю Цзяньло был особенно зол, как дурманной травы накурился. А может, и накурился, Шэнь Цзю ему в зрачки не смотрел и пульс не щупал. Просто сворачивался клубком, привычно-жалобно хныкал и закрывался руками, а в голове тихонько стучало: пиздец-пиздец-пиздец. Каждый раз все хуже, сколько он еще продержится? И дальше тоже лучше не станет, пиздец-пиздец…

Сегодня была всего лишь бамбуковая палка, это бы ничего. Но вчера была охотничья плеть, а до того — дубинка. И кое-что еще, что Цю Цзяньло ему пока только показывал. О завтра Шэнь Цзю не думал, приучился уже. «Завтра» — оно на улицах бывает, не в господском доме. Здесь есть только «сегодня» и иногда — если повезет забиться куда подальше и выдохнуть, — «вчера». «Вчера», в котором все хорошо, в котором рядом Ци-гэ: живой, не ушедший еще ни в какую заклинательскую школу…

Очередной удар неудачно лег поперек хребта, и Шэнь Цзю не сумел промолчать — взвыл в голос. Клятый ублюдок! Чтоб ему в Диюе да ту самую плеть!..

— Ага, — усмехнулся Цю Цзяньло. — Наконец-то проняло. Я уж думал, врали великие учителя прошлого, когда говорили о бамбуковой палке как о лучшем лекарстве от непочтительности.

Непочтительность ему. Ну да, Шэнь Цзю проявил. Нагло воспользовался тем, что кое-кто отвлекся, и чуть-чуть заглянул в разложенные на столе документы. Если бы Цю Цзяньло знал, как хорошо и быстро Шэнь Цзю уже научился читать, одной палкой бы дело не кончилось. Но ублюдок думал, мелкий почерк он до сих пор по полчаса разбирает. И ведь даже так взъярился, лупит, как в последний раз! Нет, Шэнь Цзю терпеть умел, не впервой. Только вот чутье невесть с чего надрывалось изо всех сил. Чутье Шэнь Цзю слушать привык — и поневоле дергался, вскидывался на звон внутреннего колокольчика. Пиздец-пиздец, беги-беги, что-то будет!

Поэтому посторонний звук первым услышал именно он, а не увлекшийся поркой Цю Цзяньло. Мирный звук, неопасный. Просто легкие шаги, шорох сдвинутой двери и потрясенное:

— А-Ло! Ты что?!

Пиздец-пиздец — прозвонило чутье и заткнулось.

Шэнь Цзю поднял было голову — и едва успел сглотнуть злорадный оскал. Что, испугался, ублюдок? У сестры на глазах ты так не развлекаешься, чистеньким казаться хочешь. А тут спалился, да?

Оправдание Цю Цзяньло бы придумал, Шэнь Цзю не сомневался. Мало ли проступков, за которые не стыдно отхлестать до крови? Редкую книгу, скажем, попортил или дорогую курильницу разбил. Но Цю Хайтан успела первой:

— Не смей! Не смей его так бить! А-Цзю наш брат, а ты обходишься с ним, как с провинившимся рабом!

Вот тут не ухмыльнуться у Шэнь Цзю уже не вышло. Брат, ха! Ну как тебе? Нравится своим же враньем да в морду?

Конечно, Цю Цзяньло эту усмешку заметил: заполошный страх в его глазах живо перехлестнуло яростью. На Шэнь Цзю направленной, естественно, на кого ж еще, сестру-то ублюдок всегда обожал… Но сейчас Цю Хайтан сунулась его защищать. Как в дурацких книжонках про любовь. Очень полезных: хрена с два бы Шэнь Цзю без них так наловчился читать, — но совсем не похожих на жизнь.

— Пошла вон!

— Братик, успокойся, даже если А-Цзю оплошал, зачем же так…

И эта дурында, нихрена не умеющая считывать настроение старших, просто схватила ублюдка за руку.

Дура. Наивная, жизнью не поротая дура. Сама ж под палку лезет!

Шэнь Цзю ждал крика, пощечины, может, удара по пальцам. Надеялся, что ублюдок все-таки опомнится. Что он любит сестру достаточно, чтобы не срываться на ней совсем уж страшно.

А Цю Цзяньло вырвал руку из хватки — и просто швырнул Цю Хайтан к двери. Взмахнул палкой так, что загудел воздух, оскалился бешено:

— Пошла вон! Или тебя тоже накажу. За наглость. Ты перечишь старшему. Вон в той комнатке и накажу, звереныш знает, что там. Пошла, ну…

«Вон ту комнатку» Шэнь Цзю видел дважды, с самого порога — и оба раза ему хватило, чтобы испугаться до безъязычия и несколько дней ходить вежливым, как распоследний подлиза.

Сейчас он не испугался. Только время почему-то потекло медленно-медленно: как на улицах, если наткнулся на голодную тварь и уворачиваешься от когтей. Так медленно, что его хватило цапнуть со стола кисть, ввинтиться между возящейся на полу Цю Хайтан и шагнувшей к ней тварью — и вогнать острую деревяшку в выпученный глаз.

И все кончилось. Стукнула по полу бамбуковая палка, вернулась боль в расхлестанной спине. Цю Цзяньло дергался в агонии, разбрызгивая тушь с торчащего над скулой хвостика кисти. Почти как в мечтах. Жаль только, что быстро, вот был бы нож…

— А-Ло! — потрясенно выдохнула Цю Хайтан.

Блядь.

Нихрена все не кончилось.

Он бы сам себя за дурь выпорол, да поздно было. Тоже мне, нашелся спасатель! Ничего б ей ублюдок не сделал, попугал бы и все, а вот ему теперь пиздец. Полный. За убийство благородного господинчика да при свидетелях… Не только «завтра» не будет, но даже «сегодня».

— Но… но… это же не А-Ло, да? — срывающимся шепотом спросила Цю Хайтан. — Он не такой. Братик добрый. Это нечисть? Морок?

Дура. Соврать бы ей, только все же знают, что после смерти любой морок спадет.

Да и хотелось не врать. Хотелось, наоборот, потрясти Цю Хайтан за плечи, в лицо ей прокричать: смотри, дура! Вот твой обожаемый братец! Да, он на самом деле такой, именно такой, это он при тебе притворялся. А ты даже сейчас, когда отворачиваться и не видеть не выходит, лепечешь «не он, не он»!

А почему нет? Хуже он все равно уже не сделает.

— Нихрена. Он это. Когда ты рядом была, добреньким прикидывался, а без тебя — гляди сама, как развлекался, — и Шэнь Цзю развернулся спиной.

Смотри давай. Вот это — свежее, от палки, а под ним еще от плети толком не зажило, и шрамов куча. Все ублюдка работа, огня ему на тропу в Диюй!

А ведь ублюдок мертв. Взаправду сдох, насовсем.

Охуеть. То есть ну надо же, какая неожиданность… нет, все-таки охуеть. На благородного господинчика его больше дрессировать некому.

Цю Цзяньло сдох.

И теперь с этим что-то надо делать. Быстро, пока до потрясенной Цю Хайтан не дошло, что ее «А-Ло» не сам по себе помер.

— Как же так… А-Ло, это ведь не можешь быть ты, ты бы никогда не стал, — лепетала Цю Хайтан.

Надо было валить. Шэнь Цзю уже прикинул, где прятаться и что стащить на первое время, — но вместо того, чтобы выскочить за дверь, почему-то потянулся помогать Цю Хайтан подняться с пола.

— Если и не он, то уже давно, — буркнул он. — Я его другим и не видел. Может, еще лет пять назад подменили?

Цю Хайтан заторможенно отвернулась от тела. Подняла взгляд на Шэнь Цзю. Вздрогнула.

Ну вот. Сейчас завопит. Убийца, убийца, держите-ловите…

— И часто… он тебя так?

Шэнь Цзю выпучил глаза, как лягушка. В смысле? Его ж должны были обвинять во все горло!

— Да, считай, каждый день, когда я у тебя не прятался, — осторожно ответил он. — Кстати, про брата он тебе врал. Никто со мной не братался. А первое, что он мне дал почитать, когда я научился хоть немного, была моя купчая.

Он стоил две медные связки. С учетом сегодняшней испорченной кисти Цю Цзяньло хорошо так переплатил.

Ответа он не дождался: Цю Хайтан то и дело соскальзывала взглядом на труп. Тормошить ее Шэнь Цзю даже не думал, вздохнуть-то боялся. Если не обвиняет сходу, если спрашивает, а не зовет стражу… Вдруг, ну вдруг случится чудо, а не как обычно? Шансов, правда, особо не было, брат все-таки. А Шэнь Цзю его грохнул. И плевать, что Цю Хайтан этот брат собирался слегка прибить, если не утащить в ту самую комнату. Люди вообще благодарными не бывают.

Прием, пришедший в голову, был откровенно подлым. Шэнь Цзю схватил Цю Хайтан за руку, отдернул в сторону драпировку и открыл неприметную дверку, спрятанную за ней.

— Вот, посмотри, — он сунул Цю Хайтан светильник со стены и подпихнул ее к проему. — Он про эту комнату говорил. Я тут был, два раза.

Что внутрь не заходил, а так, проникался — это уже неважно. Шэнь Цзю и сейчас заглядывать не стал, он и без того прекрасно помнил, что там и где. И всякие хлесталки по стенам помнил, и удобную лежанку с приделанными к ней кандалами, и выложенные на столик железные штуки самого подозрительного вида…

Через десяток вдохов он уже торопливо затаптывал пламя от упавшего светильника. В стороне выворачивало наизнанку Цю Хайтан. Ну еще бы. Шэнь Цзю и самому после первого показа кошмары снились. Но жить все равно хотелось больше, чем сохранить ей душевное равновесие.

Когда Цю Хайтан выпрямилась, ее уже почти не трясло.

— Что теперь будет? — неуверенно сказала она. — А-Ло… А-Ло говорил, что хочет нас поженить.

— С рабом-то? — зло фыркнул Шэнь Цзю. — Врал. Или хотел и тебя сделать рабыней.

— Но так же нельзя…

— А еще он врал, что со мной побратался. И при этом тебя, значит, за меня выдать готовился. Небесный закон знаешь?

На лице Цю Хайтан отразился ужас. Она открыла было рот, чтобы пробормотать очередное «братик не мог», но осеклась и промолчала.

Неужто сработало? Неужто начала думать?

— Наверное, ничего он не собирался, врал просто. Зачем ему самому под кару небес подставляться? Да и под обычное наказание тоже, — постарался успокоить ее Шэнь Цзю. — Слушай, а что дальше-то?

На язык упрямо лезла всякая чушь вроде «я тебя защитил, так отложи месть и дай мне уйти спокойно». Хрень полная, кто б ему дал фору хотя бы до утра. Но, с другой стороны, Цю Хайтан ведь уже не стала поднимать крик. Уже не позвала слуг. Вдруг она просто не додумается, что за брата вообще следует мстить? Вон, сейчас ее явно куда-то не туда несет, про женитьбу еще вспоминает зачем-то…

— Ты останешься? — прервала его мысли Цю Хайтан. — Ты… ты ведь не виноват. Ты меня защищал. От твари.

— Скорее уж, от дурмана, он явно какой-то дряни накурился, совсем себя в руках не держал, — дотошно уточнил Шэнь Цзю и только потом осознал, что услышал.

Да! Слава тупым книжонкам, в которых любой поступок можно оправдать благими намерениями или великой любовью! И жутко убедительной комнатке с игрушками Цю Цзяньло. Кажется, в управу Цю Хайтан его не сдаст.

Но вот насчет «остаться» это она зря.

— Нет, конечно! Ты думаешь, мне сойдет с рук его смерть? Ты скажешь «он не виноват» — и все послушаются? — Шэнь Цзю осекся на полуслове, медленно выдохнул сквозь зубы. — Так. Кто теперь вообще станет главным после этого? Ваши родители умерли — кто из старших родичей будет тебя опекать? Кому достанется поместье и торговые дела?

— Ой…

Вопросы наследования, праведного и не очень, в любовных романчиках разбирались подробно. Да там половина сюжетов начиналась с того, что после смерти родителей героиня либо оказывалась на улице, либо бежала от навязанного брака!

И в этом явно было куда больше правды, чем во всех остальном сюжетах. Девчонка-наследница сама по себе не нужна никому. Если ее не удавят в грызне за имущество, то выдадут замуж за победителя, чтобы соблюсти приличия. Второй, третьей женой — и сколько проживет наивная дура, месяцами не выходившая из своего двора?

— Троюродным дядюшкам. Они ведут дела в Цзиннане, обычно А-Ло навещал их раз в месяц, в последнее время реже… Или управа заберет, то есть возьмет под покровительство. Это если дядюшки не узнают в течение полугода. Или года, я не помню! — Цю Хайтан судорожно сжимала руки. — Есть какой-то срок, потом все уходит в казну. Или в этот срок нужно найти мужа?

— Короче, драпать надо, — подытожил Шэнь Цзю.

И драпать, похоже, вдвоем. Ну куда этой дурынде одной? Сгинет, в первом же переулке сгинет. А она… она все-таки защищала его, хотя и сама того не понимала.

— Кажется, да, — Цю Хайтан тяжело сглотнула. — Дядюшки… месяц или два никто не узнает, но потом…

— Через пару дней будет болтать весь город. Слуги первыми разнесут, и подчиняться тебе они не станут.

Уж это Шэнь Цзю знал точно, сам среди слуг терся порой. Цю Цзяньло, горячего ему огня в Диюе, людей предпочитал преданных лично. Молодая госпожа была любима, пока ей благоволил хозяин. Но сейчас… своей власти у нее меньше, чем у распоследнего побирушки.

— Разграбят поместье и разбегутся, — добавил он. — Это в лучшем случае.

В вариант «несколько преданных и верных останутся на развалинах и помогут молодой госпоже дожить до явления благородного воина-спасителя» Шэнь Цзю не верил. Так не бывает. Одна умная служанка из тех, что уже почти подругами считаются, — может быть. Но со стражниками из управы, например, она ничего не сделает.

А «воин-спаситель» наверняка даже до школы не добрался — сгинул по дороге.

— Драпать надо, — повторил Шэнь Цзю. — Собери все ценное и легкое у себя в покоях так, чтобы тебя никто не заметил. Сумеешь? А я пока тут пошарюсь. Без денег мы далеко не уйдем.

Еще бы одежду нормальную, не его заляпанные кровью тряпки и не расшитые шелка, от которых за версту веет богатством… Может, у ублюдка найдется чего попроще?

Цю Хайтан еще раз посмотрела на тело Цю Цзяньло, сглотнула и выскочила наружу.

Ну, если он ошибся в расчетах — он труп.

Значит, надо действовать, как будто не ошибся. Ублюдка в ковер, затащить — волоком, чтобы поменьше драло саднящую спину, — в его обожаемую тайную комнатку. В нее сходу заглянуть не посмеют, даже когда будут искать. Шэнь Цзю помнил, Цю Цзяньло говорил: кто туда войдет дальше порога, обратно уже не выйдет. Врал, конечно, но пробирало до печенок. Вот там пусть и поваляется.

Первым делом Шэнь Цзю вывернул дверцу у шкафа с домашними бумагами и с наслаждением спалил в жаровне собственную купчую. Потом подумал и отправил туда же домовые книги за последние пару лет. Не было никакого раба Цзю, совсем не было. Глянул в те документы, которые ему так и не дал досмотреть Цю Цзяньло, — ничего интересного, — и дернул в спальню. Одежда, обувь, о, тайник в кровати... Да ничего себе тайник-то!

Эх, им бы с Ци-гэ такие запасы — еще с улицы рискнули бы в ту школу заклинателей сбежать. Может, к ней и отправиться? Вдруг Ци-гэ все же туда дошел, ну вдруг? Сам-то он Шэнь Цзю теперь в поместье не найдет — так, может, в школе повезет встретиться…

Не думать. Вряд ли он еще хоть раз увидит Ци-гэ. Выжить в одиночку на большой дороге, без защитных талисманов, без денег и еды, ну серьезно? Надо перестать уже тешить себя сладкими надеждами. Он же не Цю Хайтан, чтобы верить в счастливое «завтра». Она-то небось сразу начала бы рассказывать, что Ци-гэ точно жив, что просто не успел еще стать кем-то настолько важным, чтобы хватило власти забрать Шэнь Цзю… Дурочка. Эх, недолго ее наивность продержится.

Навстречу шагам Шэнь Цзю оборачивался уже практически готовым в дорогу.

— Вот, няня Му, — голос Цю Хайтан почти не дрожал. — Это… это здесь. И А-Ло сказал… сказал, что я тоже сюда попаду, если буду ему перечить.

Шэнь Цзю замер. Бежать? Голоса снаружи, за дверью, мимо них не пройти. В спальне есть окно, можно через него, со второго этажа он слезет легко… Один. И оставит Цю Хайтан. Идиотку, зачем-то притащившую сюда няню.

Сейчас та закричит — и все.

— Все тебе правильно сказал твой А-Цзю, милая, — тихий голос старой Му едва не заставил Шэнь Цзю стечь на пол. — Знаю я господина второго дядюшку и сыновей его знаю. А третий дядюшка… Он о тебе позаботится, да. Своего не упустит, но и тебя, милая, не обидит. Вот только он же караваны водит, дома почти не бывает, а его жена — сама понимаешь.

— Понимаю, — всхлипнула Цю Хайтан. — Нам все-таки нельзя оставаться. Но как? Куда уходить?

— На восток. Там Цанцюн, школа заклинателей, — рискнул высунуться из спальни Шэнь Цзю.— Говорят, туда берут всех, у кого есть духовные корни. У меня точно есть, один заклинатель недавно подтвердил, даже в ученики взять грозился. А у молодой госпожи как? Наверняка же проверяли в детстве.

Удивительно, но старая Му кивнула ему вполне благосклонно.

— Проверяли, — Цю Хайтан понурилась. — Но говорили, я слабая, нет смысла заниматься…

— А кто сказал, уж не Цю Цзяньло ли? — оскалился Шэнь Цзю.

Нет уж! Если в этот безумный вечер ему отчего-то дико, невообразимо везет — он выжмет из своего шанса все. Они не будут хорониться где-нибудь в деревне, как наверняка предложила старая Му, они отправятся на восток. И тогда, может быть…

— А и правильно. Если моя девочка станет заклинательницей — сможет и богатство себе вернуть, и замуж выйти за того, за кого хочется. Доведешь, А-Цзю?

— Доведу, — Шэнь Цзю запнулся. — Мы… с другом когда-то прикидывали дорогу. Только тогда денег не было.

— Я в этом доме три десятка лет служу, — старая Му едва заметно усмехнулась, сделавшись похожей на записную воровку. — И совсем уж без приданого свою девочку не оставлю. Будут деньги.

Можно подумать, Шэнь Цзю собирался отказываться. Да, один просто чудесный ящичек в кровати он уже выпотрошил, но ценности лишними не будут. И нормальную одежду для Цю Хайтан стоило бы сообразить. На него запасы семьи Цю были еще более-менее впору, разве что поясом пришлось утянуть, но девушке то, что он отыскал, уже не годилось. Слишком длинно, подозрительно: ни мальчиком не прикинешься, ни просто порядочным путником.

— Ты не стой, не стой столбом, убивец малолетний, помогай давай. Взялся защищать, так и защищай до конца! Вон тот стол отодвинь, за ним должна быть ниша. Еще старый хозяин туда вино прятал, эх, вот что ж он так рано-то к предкам отправился… — бормотала старая Му, деловито шурша по комнате.

Конечно, Шэнь Цзю не спорил — тем более что второй тайник он бы сам не нашел. Здесь, правда, денег почти не было: в основном толстые стопки бумаг.

— То по хозяйству, — бегло глянула на них старая Му. — Оставь, милая, за эти записи господин второй дядюшка весь дом потом перероет. Зачем вам, чтобы вас сильнее искали? А ты, А-Цзю, выпрямись-ка и одежки сними. Сними-сними, будто я не вижу, как ты спину держишь. Думаешь, если все нижние слои кровью испачкаешь, оно к лучшему будет? Что девочку мою защищаешь — хорошо, да о самом-то себе тоже заботиться иногда надо.

Она уже рылась в каком-то мелком мешочке, пахнущем травами: не из тайника, кажется, принесенном с собой. Шэнь Цзю, пока развязывал пояс, мимоходом задался вопросом, что ей наговорила Цю Хайтан. Наверняка много чего, раз старая Му прихватила лекарства.

Липкая мазь остро пощипывала рассеченную кожу. Витки бинтов ложились плотно — чтоб точно не натекло на одежду.

— Вот так, снимешь потом, как впитается, — старая Му довольно кивнула. — Подпоясывайся. Теперь давай тебя, милая, оденем.

Тут резко понадобилась помощь Шэнь Цзю: в тех нарядах, что выбирала старая Му, мальчик из Цю Хайтан получался до неприличия милый. Такого на первой же ночевке бы трахнули. Или ограбили, или в рабы утащили… Ничего хорошего, словом. Да и длинные волосы следовало прибрать, хоть косу заплести и под ворот сунуть — в приличный пучок они у Цю Хайтан не помещались.

Правильная одежда, деньги, кое-какие припасы с кухни… Темноту Шэнь Цзю встречал взмыленным, но готовым к дальней дороге так основательно, как никогда в жизни.

— Запомни, милая: гостиный двор «Одинокая цапля». Спросишь Му Хоу или старого Хоу, хозяин тебя и отведет. Отдашь ему записку, только ему, поняла? Хоу-Хоу тощий, хромой и перекошенный на правый бок, ты его сразу узнаешь. Ему, я слышала, что-то надо по восточному тракту отправить, вот пусть вас и прихватит заодно. А если повезет, то и в попутный караван пристроит. А ты, А-Цзю, смотри у меня!

— Я буду защищать молодую госпожу Цю… — Шэнь Цзю замолчал на середине фразы, задумался. — Только ей бы, наверное, как-то иначе назваться надо? Искать ведь начнут.

— Эх, куда небеса смотрят, этакое-то непотребство, когда дети от фамилий родителей отказываются! — старая Му пожевала губами. — Но, может, так и лучше. Придумаете после тогда. Господин второй дядюшка едва узнает, что главная ветвь Цю почти пресеклась, — на крыльях прилетит, заклинателю с мечом заплатит, чтобы довез! Надо бы вам к тому времени быть уже далеко.

Ха, да будто Шэнь Цзю сам хотел задерживаться лишнего.

— Будем удирать со всех ног, — от души пообещал он. — Госпожа Му… А можно мне попросить?

Вдруг, ну вдруг… Сегодня такой удачный день, удивительно просто. Будто на небесах ни с того ни с сего перевернули корзинку, где копилось все это время его везение, и теперь оно высыпалось на Шэнь Цзю целой большой кучей. Вдруг этого везения хватит еще на одно чудо?

— Чего тебе, А-Цзю?

— Если меня однажды придет искать заклинатель… Его зовут Юэ Ци. Он старше меня на три года, высокий и очень по-идио… тепло улыбается, — Шэнь Цзю запнулся, с трудом подбирая слова. — Скажите ему, что я сам в ту же школу пошел. В Цанцюн. Каким путем, он знает.

— Хорошо, А-Цзю, — серьезно кивнула старая Му. — Да только он меня может и не найти. Тут скоро суетно будет, опасно. Если уж у тебя в той школе друг есть, вы лучше сразу к нему и поезжайте. Глядишь, он за вас слово замолвит.

Стоило ответить, что друга почти наверняка нет, что Ци-гэ мог десять раз не дойти и сто раз погибнуть в дороге, — но произнести это вслух у Шэнь Цзю не повернулся язык.

Выскользнуть из заботливо отпертой боковой калитки во вконец сгустившуюся ночь было проще простого. Гостиные дворы Шэнь Цзю и вовсе знал наизусть, включая черные ходы, привычки хозяев и время, когда выбрасывают объедки. «Одинокая цапля»? Прекрасно. Лишь бы их не покинула эта странная удача.

Но все шло удивительно гладко: Му Хоу никуда не делся, записку и сбивчивый рассказ Цю Хайтан воспринял серьезно, подумал немного — и «нанял» их перегонять телегу в соседний город. Груз несрочный и не особо ценный, глиняная посуда да лохани для мытья — такому долго ждать, пока не освободится возчик. А тут сразу два бесплатных работника имеются.

Они выехали, едва рассвело, — и к этому времени город уже гудел.

В поместье Цю произошел большой пожар! Нет, поджог! Нет, грабеж! Нет, это нечисть расшалилась, убила всю семью, что старших, что младших! Болван, старшие Цю давно померли! Но остальных нечисть точно убила, клянусь покоем матушки!

На двух мальчишек с телегой ни один из стражников у ворот толком и не посмотрел. Всех заботил вопрос поважнее: кто займет освободившееся место хозяев города. Спорили, яростно отстаивали версии, гадали, кому что достанется из богатств семьи Цю… Цю Хайтан, бедная, аж побледнела и Шэнь Цзю в рукав вцепилась.

— Все, уже все. Они будут делить склады и караваны, а тебя не тронут, — проворчал Шэнь Цзю.

Их не тронут.

В голове было пусто и гулко. Даже чутье, всю его прошлую жизнь то и дело позванивающее колокольчиком, затихло напрочь.

Он вырвался из проклятого поместья. Уже не верил толком — а вырвался.

Он едет на телеге в сторону Цзиннаня. Там думать придется уже самим — наниматься возчиками, проситься в караван, запасаться защитными талисманами и идти одним, — но это будет.

У Шэнь Цзю снова было «завтра». Солнце поднялось над горизонтом, а дикая, невозможная удача все еще не кончилась. Цю Хайтан пригрелась и уснула, свернувшись клубком, волы неторопливо ступали по знакомой дороге. У них были деньги, еда, за ними даже не гнался пока никто! Чудо из чудес. Стоило повнимательнее смотреть по сторонам: наверняка какая-нибудь дрянь, способная все это испортить, притаилась совсем рядом. По-другому с ним еще не бывало. По крайней мере, в поместье Цю.

Но теперь он на свободе. Поместье Цю навсегда осталось во «вчера», и он наизнанку вывернется, но привезет Цю Хайтан в школу Цанцюн, в их невозможное «завтра». И сам доберется, конечно же. И вот тогда…

Что-то темное у дороги Шэнь Цзю сначала принял за труп и решил просто проехать мимо. Они сейчас прикидывались приличными возницами — таким останавливаться и шарить по чужим рукавам было бы не по чину. Только больно уж аккуратно этот труп прилег, больно старательно заслонился жидкими кустиками. Будь на нем одежда победнее, не такая выделяющаяся в листве — и не разглядел бы никто. Это он на ночлег устроился, что ли? Просто так, мало не на обочине? Или его скрутило на полушаге?

В любой другой день Шэнь Цзю мимо такого вот недотрупа прошел бы спокойно. Самое большее — глянул бы, есть ли чем поживиться. Но сегодня ему, считай, целый вечер помогали просто так, без причины. Сначала Цю Хайтан, понявшая все-таки, что за говно был ее братец. Потом старая Му, прикрывшая их бегство. Плевать, что она это делала для своей воспитанницы, — пользу-то получил и Шэнь Цзю. После — Му Хоу, готовый по одной записке все равно что отдать телегу с волами и грузом. Ему помогали, ему чуть ли не шелком выстелили дорогу к свободе и мечте…

Долги нужно было возвращать.

Конечно, Шэнь Цзю, когда останавливал повозку рядом с лежащим в кустах человеком, ничего особо самопожертвенного делать не собирался. Так, в чувство привести, перевязать, если ранен. Подсказать путь, если заблудился, объяснить, что до города осталось уже недолго. Может, немного едой поделиться… Если тот совсем оголодал. А если нет, то обойдется, самим мало. Нет, никакой ему еды: у этого типа одежки из такого шелка, которого Шэнь Цзю даже в господских запасах не щупал! Значит, его не грабители уделали: дорогущий наряд сняли бы точно, там за один слой небось можно лавку со всем товаром купить.

Тьфу, вот он дурак! К поясу же меч прицеплен. Причем необычный, с какими-то знаками вроде талисманных. Заклинатель? Тогда какого хрена он делает под кустом? У таких-то деньги всегда водятся. Или тут по округе нечисть бродит, и его просто подгрызли слегка? Да, тогда точно не зря остановились, надо бы расспросить, чтоб самим не вляпаться…

Шэнь Цзю потряс незнакомца за плечо, дождался неуверенного шевеления и безо всякой задней мысли перевернул его на спину.

У незнакомца было лицо Ци-гэ.

Тощее, серое, как после месяцев лихорадки, с воспаленными веками и судорожно мечущимся взглядом — но его.

И эмблема школы Цанцюн на верхних одеждах: гора в круге, они видели как-то раз этот узор, когда приезжали в город залетные заклинатели.

И старый шрам за ухом, который никому не придет в голову подделывать, потому что его не видно.

И знакомый щенячий взгляд.

И идиотская улыбка.

— Сяо Цзю, — прошептал заклинатель. — Сяо Цзю, ты живой.